Разве я еще жив?

Вы когда-нибудь слышали, как пищит аппарат для искусственного поддержания жизни в умирающем человеке? Эти мерные звуки, почти как тиканье часов или щелчки маятника. Очень приятный звук, если слышишь его совсем недолго. Но когда проходит час, два, тринадцать лет… он перестает казаться тебе приятным. Эти короткие обрывистые звуки начинают разъедать тебе мозг изнутри, ты уже ни о чем не можешь думать и концентрироваться, чувствуешь, как голове приливает кровь и начинает звенеть в ушах и в унисон эта пара мелодий расщепляют твой мозг на атомы.
Самое ужасное, вовсе не это… хуже может быть только то, что не можешь ты сомкнуть веки. Ссохшиеся глаза жалобно просят хоть крупицы спасительной влаги, и ты готов вознаградить их сполна, закрыв их, отрезав доступ обезвоживающего солнца и ветра, но веки не слушаются хозяина, глумятся они, издеваются над тобой. Телом овладевает беспомощность, тягостная обида и долгое ожидание, утоляющей жажду капли из прозрачного флакона, стоящего на прикроватной тумбочке.
Графитное небо за мутным от грязи оконным стеклом давило на плечи. Желтая, пропитанная потом и мочой простынь пахла хуже, чем можно себе представить. Старая медсестра принесла две желтые, чуть ярче и насыщеннее, чем простыни по цвету, капсулы, нового препарата и оставила их на той же прикроватной тумбочке, где лежали капли для глаз. В голове мелькнула далеко не новая мысль, что сестра уровнем развития ниже чем таракан бегущий по противоположной от кровати стене. Стена была вся потрескавшаяся, штукатурка местами облупилась и облезла, оголив шершавую бетонную стену, цветом под стать полуденному небу. Капельница мерно капала в такт с писчанием аппарата искусственного поддержания жизни, отправляя по трубке в вену завтрак. Паскудная участь быть полностью парализованным, самое прискорбное, ты не можешь сказать об этом, и все думают, что ты в необычной форме комы, когда больной не смыкает глаз, как говорит врач, мышцы век постоянно напряжены, более ничего необычного нет, других причин думать, что диагноз неверен тоже нет, следовательно, исходя из логичного вывода это кома и пациент ничего не слышит и не видит, фактически он крепко спит, а во время сна мозг работает также активно, как при бодрствовании.
Но твой мозг борется, старается изо всех сил сказать окружающим тебя людям, что ты еще жив, ты еще можешь мыслить. Мыслить – и есть жить. Но с течением времени мысли, не имеющие выхода наружу, мысли, которые ты не можешь ни написать, ни проговорить начинают разъедать тебя изнутри, уничтожать не твой ум, но твой разум, издеваться и щекотать твою психику вместе с писчанием все того же аппарата по поддержанию жизни в умирающем от бездействия теле.
Рано или поздно, тогда, когда родные перестают приходить к тебе, медсестра меняет простынь раз в три недели или реже, забывая носить утку и открывать клапан катетера, который от старости периодически открывается сам, ведь наша доблестная медицина не способна додуматься принести простую банку, совершенно любую, подойдет даже из-под консервированных томатов или огурцов, когда нет больше сил слушать бесконечно тупые сказки твоего лечащего врача, о том, что все будет в порядке, и ты выйдешь из комы, пока тот разминает твое атрофированное тело, именно тогда твой мозг понимает, у тебя теперь есть только ты, и ты единственный с кем ты можешь разговаривать. Отсюда следует, что пора разуму создать того, с кем можно поговорить и того, чьих ответов ты заранее не знаешь. Врачи называют это шизофренией. Ибо разум расколотый от невыносимой порой фантомной боли, от безысходности, от слабости перестает полностью подчинятся тебе, перестает выполнять твои приказы и навязывает свои замыслы и мысли, уже не вписывающиеся в твои собственные.
Все говорят: случиться может всякое. Ты можешь потерять рассудок и в здоровом состоянии, но тогда тебе помогут вылечат тебя, закроют в дурке на долгие годы или сделают овощем, это не важно люди узнают, что ты псих и будут на твоей стороне в этой тяжелой битве с второй половиной твоего разума…
Но сейчас ты лежишь на пропитанной потом и мочой койке и выслушиваешь, как второе я кричит и бьется о стенки черепа пытаясь вылезти наружу, ибо места для вас двоих здесь уже не достаточно, а рядом с тобой, у изголовья кровати, вполне спокойно твоя жена беседует с доктором о том, что пора отключить аппарат и прекратить твои мучения. Что само по себе порождает в тебе новую волну борьбы между желанием прожить еще хоть чуть-чуть и навязчивой идеей «разве я уже не мертв?». Но в том и весь секрет, раз в твоей голове есть хоть часть, хоть крупинка идеи – значит ты до сох пор жив…