Семён Петрович Гудзенко

<a target="_blank" ></a>

    5 марта 1922 - 15 февраля 1953
 
        "Кто кончил жизнь трагически.."
                В.С. Высоцкий
 
           Сын инженера и учительницы.
        В 1939 г. поступил в МИФЛИ и переехал в Москву.
          В 1941 г. добровольцем ушёл на фронт, в 1942 был тяжело ранен.
            Очень мало написано об этом человеке, об этом поэте. Но за него говорят его стихи. Их не очень много. но они вошли в золотой фонд поэзии.
          Поэтому его присваивают все, а он просто ПОЭТ с большой буквы!
           После ранения был фронтовым корреспондентом. Первую книгу стихов выпустил в 1944 г. После окончания Великой Отечественной войны работал корреспондентом в военной газете. Настоящее имя Гудзенко — Сарио, итальянское имя ему дала мать.
           Когда его в 43-м дружно опубликовали «Знамя» и «Смена», поэт писал матери: «…не пугайся, если встретишь стихи за подписью „Семён Гудзенко“, — это я, так как Сарио не очень звучит в связи с Гудзенко. Надеюсь, ты не очень обидишься…» (с)
              Гудзенко умер от старых ран. Последствия контузии, полученной на фронте, медленно убивали его.
            И не только последствия контузии, но и травля со стороны власти. О чём скромно умалчивает википедия и многие другие источники информации.
             Долматовский писал о том, что предсмертная жизнь Гудзенко: «новый подвиг, который по праву можно поставить рядом с подвигом Николая Островского.
         В последние месяцы своей жизни Семен Гудзенко, уже не могший писать сам, продиктовал три стихотворения, которые, несомненно войдут в золотой фонд советской поэзии.
          Вдова поэта впоследствии стала женой Константина Симонова.(с)
 
 
<iframe src="https://www.youtube.com/embed/pEIUomu5Sxs" frameborder="0" width="560" height="315"></iframe>
 
 
                * * *
Как без вести пропавших ждут,
меня ждала жена.
То есть надежда,
то слеза
без спросу упадет.
Давно уж кончилась война,
и не моя вина,
что я в разлуке целый год,
что столько горестных забот
. . . . . . . . . . . . . . . .
Жестка больничная кровать,
жестка и холодна.
А от нее рукой подать
до светлого окна,
там за полночь не спит жена,
там стук машинки,скрип пера.
Кончай работу, спать пора,
мой друг, моя помощница,
родная полуночница.
Из-за стола неслышно встала,
сняла халат, легла в постель.
А от нее за три квартала,
а не за тридевять земель,
я, как в окопе заметенном,
своей тревоги начеку,
привыкший к неутешным стонам,
к мерцающему ночнику, лежу,
прислушиваясь к вьюге,
глаза усталые смежив,
тяжелые раскинув руки,
еще не веря в то, что жив.
Но мне домой уйти нельзя,
трудна, длинна моя дорога,
меня бы увезли друзья,
их у меня на свете много,
но не под силу всем друзьям
меня отсюда взять до срока.
Жду. Выкарабкиваюсь сам,
от счастья, как от звезд, далеко.
Но приближается оно,
когда ко мне жена приходит,
в больничный садик дочь приводит,
стучит в больничное окно.
Ее несчастье не сломило,
суровей сделало чуть-чуть.
Какая в ней таилась сила!
Мне легче с ней и этот путь
Пусть кажешься со стороны
ты скупой на ласки, слезы,смех -
любовь от глаз чужих укрыта,
и нежность тоже не для всех.
Но ты меня такою верой
в печальный одарила час,
что стал я мерить новой мерой
любовь и каждого из нас.
Ты облегчила мои муки,
всё вынести мне помогла.
Приблизила конец разлуки,
испепеляющей дотла.
Благословляю чистый, чудный,
душа, твой отблеск заревой,
мы чище стали в жизни трудной,
сильнее - в жизни горевой.
И все, что прожито с тобою,
все, что пришлось нам пережить,
не так-то просто гробовою
доской, родная, задушить.
(с)