Коммуналки

       Помню,  как удивилась пятилетняя дочь знакомых,  узнав, что туалет у них в коридоре,  оказывается,  общий:               
               
       - Общий?!  А я думала - наш,  а остальных мы просто угощаем!               
               
       Только в Ленинграде я увидел впервые  настоящую коммунальную квартиру.  Нет, конечно,  и в Тифлисе не у всех моих товарищей и знакомых были отдельные квартиры со всеми удобствами. Но как это  выглядело по-разному!               
       В Тифлисе общим был прежде всего балкон. Балконы над двориками, балконы, на которых играли в нарды, сушили на полу шерсть, по которым разъезжала на трехколесных велосипедах с педальками на переднем колесе ребятня.  Здесь, на балконах, ссорились, мирились, сплетничали.  Отмечали праздники,  справляли поминки.               
       В Ленинграде балконов не было вообще.  Маленькие балкончики,  едва выступавшие над улицей,  никак не годились для общения.  А с октября по май, целых семь месяцев, в стужу и слякоть, на них обычно никто и не выходил.               
       В Ленинграде общими были в первую очередь кухни. Ванная  существовала не в каждой коммуналке, а если и была она, то использовалась и как прачечная, и как  сушилка - здесь были натянуты веревки, у каждой семьи своя, здесь и мылись, "по графику", по графику же убирали...  Ну а кухня заменяла собой клуб - когда соседи попадались дружные.  Или служила полем брани, если они не ладили друг с другом.               
       Перед глазами общая кухня на Карповке, на Петроградской Стороне.  Большая, на восемь семейств,  и в ней, как водится, восемь шкафчиков-столиков, восемь помойных ведер рядом с ними...Что меня удивило - над каждым столиком висело бра,  или свешивалась с потолка на закопченном проводе лампочка,  а на стене был установлен свой, отдельный электросчетчик: "Чтобы не было скандалов по поводу платы за свет".  И только над одним столом ни лампы, ни счетчика не было - его хозяйка заходила на кухню, где уже светило обычно 5-6 лампочек, ставила на свой стол зажженную КЕРОСИНОВУЮ ЛАМПУ и с видом "МНЕ ВАШЕГО СВЕТА НЕ НАДО!" начинала готовить.               
       В этой же квартире меня заинтересовали два глазка в двери на лестничную площадку: один был установлен, как везде, на уровне лица, а второй - внизу, почти у самого пола.               
               
       - Это, чтобы посмотреть, чей кот просится, - объяснили мне и уже вполголоса добавили  -  Или чей муж валяется...               
               
       Моя собственная коммуналка была совсем  иного рода. Не слишком большая, с коридором в два колена, в которой при мне жило четыре семьи - Мария Николаевна и Марина Николаевна Лощагины и их же бывшая прислуга. Когда после Революции начались вселения-уплотнения, сестры Лощагины предпочли разделить свою квартиру в Галерной улице полюбовно: в одних комнатах стали жить сами, другие отдали кухарке и горничной.  Уютная квартира, где все чувствовали себя одной семьей. Где, как и полвека назад,   слышно было, как бабушки справлялись у внука, "S'il voulait vraiment pour le petit ou bien pour le grand"...***               
       И все же больше других мне нравилась коммуналка деда.  Сначала я не понимал,  каким образом тут собралось вместе столько по-настоящему интересных людей.  Всё - их речь, манеры,  сама обстановка этой квартиры:  отлично навощенный паркет общего коридора,  широкого,  с двумя  напоминавшими  петербургские фонари  вешалками для верхней одежды,  с картинами - настоящей живописью  на стенах - все это было так непохоже на другие коммунальные квартиры моей молодости, даже на квартиру Лощагиных!  И дед, и остальные мужчины неукоснительно вторично брились по вечерам,  и переодевались к ужину,  даже когда не ждали гостей...               
       Я стал уже студентом, когда необычность этой коммуналки объяснилась: оказалось, что дом деда - бывшее аспирантское общежитие Академии Художеств.   А обитатели его - уже постаревшие,  ставшие кандидатами и докторами наук аспиранты,  так и не получившие иной жилплощади.  Да и кто бы им дал такую же - с видом на Неву,  с лепниной,  с высоченными потолками,  комнатами по 40 метров?               
       Прошло еще четверть века, и здание это понадобилось соседнему Адмиралтейскому Заводу.  Деда с Лизаветой Николаевной переселили в хорошую  двухкомнатную  квартиру  на Бульваре Новаторов.  Солнечную - обе комнаты были с окнами на две стороны: на юг и на запад.  Просторную,  с большой,  теперь уже собственной кухней.  Квартиру, в которой старики так и не смогли по-настоящему устроиться.               
       Кипы книг, перевязанных бечевкой, покрывались пылью  в углу. Картины, конечно, развесили, но масса рисунков, гравюр оставались неразобранными, годами собиравшиеся раритеты - лежащими в ящиках и коробках.  Серый бетон на балконе, неокрашенный бетон  встроенного  в стену шкафа,  запах цемента,  цементной пыли.  Сил становилось все меньше и меньше, и эта, первая в их жизни собственная квартира поражала своим неуютом,  запущенностью - тем, чего никогда не было в  старом особняке на Английской Набережной - в их бывшей коммуналке.               
               
               
       ***хочется ли ему действительно по-большому или по-маленькому /фр./