Волнистый попугайчик. Постап в мире Метро

 
 

     1.

… МУка мне с тобой… что за дитё такое, пока тебя оденешь – семь потов сойдёт! Ну, да, давай ещё поплачем, больше ж нам нечем заняться! Ты руку в рукав когда просовывать научишься? Что «мама», ну вот что?! Маме ещё на работу бежать, уже и так опаздываю, а ты…


     Феденька, давай, это левая штанина – туда и левая нога… левая! Где левая?! Правильно, теперь вторую ногу давай… Нет, в другую штанину, куда ты обе в одну пихаешь? Да что ж такое, тебя сегодня поднять подняли, а разбудить забыли? Не ной. Вечно ты ноешь, как аппендицит. Не знаю, что это, не спрашивай  глупости.
     Нет, это не я всякую ерунду говорю. Это ты спрашиваешь… Всё, Федька, хватит мне мозги забалтывать…


     Ботинки совсем дырявые, ёлки-моталки, скоро будешь пальцами по полу стучать. Ладно, будем думать. Ну, готов? Что ещё? Писать хочешь... Блин, Федька, ты нарочно что ли – вон, горшок бери… Я выйду, выйду; прямо такой скромный, куда деваться!


     Главное, не промахнись, убирать мне некогда.


     Всё? Ну, слава богу, пошли. Куда? Сегодня я тебя у деда Шани оставлю, понадоедай ему там маленько, чтоб не расслаблялся…


     Что говоришь? Да, у деда Шани интересно, он тебе книжку почитает… в перерывах между бухгалтерией своей. Почему это я не читаю? Я читаю… иногда. Федька, ты же знаешь, что мне некогда, я с работы-то еле плетусь, только до подушки, ты думаешь, мне одной легко?.. Правильно, малыш, я не одна. Мы не одни, ты со мной, мой  хороший… Не буду плакать, не буду… Всё, всё, не буду…

     – Дед, ты дома?


     – О, привет, красавушка… Фёдор, дай пять! Вы в гости, вьюноша?


     – Александр Семёныч, пусть побудет с тобой это чудо, совсем деть его некуда, а? Я ему тут поесть оставлю в сумочке.


     – Пусть побудет. Заходи, Федя, устраивайся. А ты что плакала?


     – Я… да ерунда, Федька такой дурак рыжий, как скажет что-нибудь… Вроде того, почему мы одни… Год только прошёл, это Федьке легко, он отца и не помнит почти. А я-то помню!..


     – Ну-ну, опять рассопливилась. Иди быстрей, не сыпь мне соль на рану… Держи вот платок, он стираный, не боись. И  за Федьку не боись, мы с ним оба ясельно-пенсионного возраста…

     – Ну, Федор, что ты уже натворил, пока я с мамкой разговаривал? Вот не сидится тебе на месте, мотаешься по кабинету, что муха под потолком! Керосинку чуть не завалил, пожару мне наделаешь! Садись вон возле сейфа. Бери книжку. Любую бери, какую хочешь? Про зайцев, так про зайцев. Что там у тебя в сумке? Вот, бери, ешь. Я чай заварю…


     Зайцы как зайцы. Да, такие, как на картинке, с ушками. Видишь, их дедушка в лодку сажает, чтоб не  потопли… Много воды, ну так весна ж… Дед на меня похож? Спасибо.

 …Подожди, сейчас открою, он ещё не проснулся. Давай потихоньку, чтоб его не напугать, сымай полотенчик… И вот он, мой красавчик, Кеша, Кеша, Кеша хор-роший, хор-роший Кеша… давай, вылетай. Экий красавец, зелёненький, Кеша-Кеша!


     Ты посмотри, Федька, как он, бедняга, по воле скучает! Ишь ты как носится… Даром, что в небе не летал, всегда в комнате, а и ему тут в подземельях тяжко… Ох, Федька, сколько их у меня в магазине было этих попугаев! И синие с белым, и жёлтые, и даже розовые. Это волнистые попугайчики. А ещё, знаешь, с хохолком такие были белые и серенькие, а вокруг глаз – жёлтый кружок… Много было. Вот один остался, других-то съели в первое время… Да что в них есть – кости одни! А этого я сберёг, он мой личный был, в кармашке на груди держал, чтоб никто не увидел его… ой, ты мой золотой! Любит он волосы  перебирать, сядет и копается… лети уж, не мешайся!

 
     Ладно, Федька, поиграй с ним пока, а я за бумажки свои примусь, а то ведь начстанции меня за простой самого съест… хе-хе…


 …Э-э, Федька, да ты спать захотел, малыш. Ну-ка, давай на кушетку, я тебя пиджачком прикину… Гдей-то мамку твою носит, уже пора бы ей со смены-то…


     Кеша, Кеша, ну-ка в клетку. Прошу, налетался уже. Не на голову, а в клетку, шустренько!.. Вот, накрою тебя  полотенчиком, и спите оба-два с Федькой…

     – Кто там ломится? Можно и один раз постучать, я ж под дверью-то не сижу! Пока докостыляю, неужто потерпеть сил нету?


     – Александр Семёныч! Александр Семёныч! Вас начстанции зовёт!


     – Вот чего ты вечно орёшь, как кот на крыше? Не видишь, дитёнок спит! Чего там?


     – Да там обвалилось что-то! Ну, в туннеле, где ферма! Какие-то воды отошли!


     – Что ты за дурак, в самом деле!!! Какие ещё воды отошли? Думай сначала, потом говори!


     – Не знаю я. Тама как-то заткнули… Свинки разбежались, ловят их по станции…Железяка как упала – решётка… Задавило троих… насмерть…


     – Ну-ну, не реви, не реви, Костик, тебе уже лет десять есть. Уже мужик, чего выть-то… Посиди тут с малышом, а то проснётся – напугается. Я пошёл. Да тихо мне чтоб! И клетку открыть – ни-ни! А не то – лично прибью! Не твоё это дело, Костик, чего там, в клетке!

     3.


 …Федька… Федюнь… просыпайся, малыш. Пойдём со мной. Нет, мамы нет пока… Не знаю, когда придёт. Долго не придёт… Пошли к вам в палатку, вещички твои соберем. Со мной будешь жить и с Кешкой. Хочешь с Кешкой каждый день играть? Вот, отлично…


 …За морями, за лесами, за высокими горами… да ты не слушаешь? Чего ты там в уголке сел? Ты чего ревёшь?.. Кто придёт? Какой ещё бабайка? Это ж кто такой нахал, что тебя этому научил… Бабайка. Выдумают тоже! Тут и без бабаек не знаешь, как мозгами не тронуться… Сейчас тебе кроватку соображу, ляжешь спокойненько – и баиньки… Конечно, где тебе спать – весь день продрых! А может, оно и к лучшему, хоть не видал похоронок-то… Сказку? Так я тебе рассказываю, а ты не слушаешь!

 
 …Утро вечера мудренее, Федька. Знать бы, когда то утро. У нас же ж тут всегда одно и то же, что ночь, что день… Нет, мама не придёт. Ни сегодня, ни утром. Ну, не придёт – и всё… Не может она. Матерь божья, чего ж ты ревёшь-то белугой, всю станцию подымешь! Федька, ну-ка цыц!.. Откуда ж мне знать, как с вами, с сопливцами, обращаться!? Всю жизнь только с птичками балаболил… Баю-баюшки-баю, не ложися на краю… А-а-а, а-а-а… Спи Федюня, засыпай…

     – Кого там нелёгкая несёт? А, это ты, Фермер… Ну, заходи, тока тихо… Чай будешь? Садись там к столу.


     – Шаня?


     – Чего ещё?


     – Ты серьёзно решил парня себе взять? Сколько тебе лет?


     – Ничё, до сдоху недолго осталось, а там ещё поглядим. Он ко мне привычный, не с чужими же людьми такого маленького оставлять?


     – Да я про то же, ёж-колобок. Шаня, давай откровенно говорить. Тебе уж лет 60 есть? Вот, и болеешь ты часто. Ты не сегодня-завтра загнёшься, опять парень один будет. Сначала мать, потом ты… Не много ли для одного хлопца проблем?


     – А ты к чему ж это? Чего предложить хочешь? Не мути, говори.


     – А я это к тому, Шаня, что отдал бы ты парня нам с женой. У нас наверху трое осталось маленьких, в детском саду… Жена, сам знаешь, еле живая была. Не родим мы  больше. А Федька тоже один теперь. По-моему, всё ясно.


     – Э-э, нет, погоди-ка. Это по-твоему ясно, а по-моему так ещё погодить надо. Он малой-то малой, да уже с соображением. Я его и так еле убалтываю, чтоб про мать не вспоминал. А ты так р-раз – и отдай! Ты ему чего будешь врать? Это же не собака и не попугай тебе. Это ж человек, хоть и дурной ещё. И потом, ты-то ему кто? Дядька чужой да страшный. А я ему – друг, коли знать хочешь.


     – Шаня…


     – Погоди, ещё скажу… Я – сам ты знаешь – очень вам с женой сочувствующий. Только Федька… он мне к сердцу близкий, понимаешь? Я ж тут вовсе один, ты-то хоть с женой! Чего ты думаешь, я из него человека не выращу?


     – Шаня, да всё я понимаю. Только ты не вечный, а мальчику семья нужна…


     – А у него есть семья: я да Кешка мой.


     – Да что ты про Кешку! Попугай – и семья, чушь какая! Ну тебя, Шаня. Завтра приду и у самого парня спрошу. Захочет – пойдёт со мной.

 
     – Ну-ну, потрепи дитёнку нервы-то… Так прямо и скажи: померла мамка твоя, пойдёшь ко мне жить? Когда ума нету, так и спроси…


     4.


     Федька, пора вставать. Давай-ка умывайся. Кешка уже заждался, небось. Со вчерашнего дня взапертях сидит. Иди-ка сюда, малыш, давай полотенчик снимать. Опа!


 …И где это он? А? Куда? Кеша? Кеша! Кеша!... Федька, ты что ж, сопливец, наделал, куда ты его дел?!
Не ты? А кто тогда?! Клетка-то запертая… ну, кто ж такая падла-то, а?!

 
     Костик! Матерь божья, точно Костик! Некому больше, паразит. Воды отошли…И я… это… а он, значит… Сказал же, не трогать клетку! Убью! Своими руками придушу!..


     Федька, ты чего… не бойся, я не про тебя… Ты ничего, ты молодец. Сейчас мы Кешку найдём , и всё опять хорошо будет… Нет, ты со мной не ходи, тебе это видеть не надо бы. Я сам. Посиди. На вот книжку про зайцев… да знаю я, что ты её видел-то! Ты думаешь, их у меня тыщща? Сядь да полистай, говорят! Жди, я скоро.

 …Федька, ну как ты? Нет, не принёс я Кешку… Да нечего там носить-то… Почему это я плачу? А, ну да, плачу. Кешку жалко мне. Матерь божья... Людей так не жалко, как эту тварь бессловесную… И что это за люди. Суп они сварили! Чтоб они подавились своим супом-то! Он  ведь живой был, умничка!.. Да он один таких семерых стоил!

 
 …Ты это, Федька, давай твою сумку. Сейчас дядя за тобой придёт, Фермер, знаешь? Хороший дядя, мой друг. Ты у него побудешь, ладно? Вот тебе в сумку книжка, вот тебе твои вещи. Эх, Федька, тошно мне… Бери сумку. Выходи, он ждёт. Иди, иди уже, не трави душу!..


     5.

   «…приговаривается Александр Семёнович Копылов за убийство семьи Недзведских, состоявшей из трёх человек. Причиной убийства обвиняемый назвал смерть своего волнистого попугайчика и то, что он, обвиняемый, в тот момент находился в состоянии аффекта… Приговор приведён в исполнение… числа… месяца… года…»…