Рассказы о Великой Отечественной Войне

О солдатах Казахстана
   
Цветы лишь на своей поляне – цветы, человек лишь на Родине – человек.
Казахская пословица.


1.Он никогда не рассказывал о войне

В начале лета казахские степи превращаются в зеленый океан с крапинками редкого вида тюльпанов, окрас которых удивляет и восхищает – от чисто белых до темно-фиолетовых цветов, через все оттенки красного и желтого. Под ветром стелется седой ковыль. Природа словно ласкает мягкими ладонями землю. Хрустальный воздух звенит от стрекотания  цикад, птичьего гомона. Под мелким кустарником карагача вьют гнезда куропатки, суетливо устраивая свою маленькую жизнь.  В небе зависают орлы, высматривающие добычу. Только вольные стада лошадей топчут сочную траву, да редкий путник с замиранием сердца остановится, чтобы  посмотреть в широкую необъятную глубину неба, вдохнуть терпкий аромат полыни и подумать: «Какая восхитительная земля –  мое Отечество!»
  Слово «отечество» означало у древних землю отцов.
- Степь широкая и щедрая, в ней много богатства. Но никогда не бери чужое,  - говорят казахи.
Отдать чужеземцу, врагу свою землю равносильно смерти. Солдаты всю войну вспоминали родную степь, теплый дом, близких – все то, что отчаянно и смело защищали от фашизма, не жалея свои жизни.
   
Каждому родная земля – рай.
Сформированные в Казахстане воинские соединения участвовали в обороне  Ленинграда, в битве под Сталинградом, на Курской дуге, в форсировании Днепра и освобождении от немецких войск Украины, Беларуси, Молдовы, стран Балтии и Восточной Европы.
         Одним из водрузивших боевое красное знамя над Рейхстагом был казах. Простые солдаты защищали свое Отечество: накрывали своими телами немецкие дзоты, чтобы открыть путь к атаке, таранили подбитыми самолетами военные эшелоны фашистов. Среди женщин, героев войны, есть две казашки.
         Три с половиной тысячи казахов участвовало в партизанском движении не только на территории СССР, захваченной фашистами, но и в странах Европы.
         В Казахстане бережно хранят советские символы времен Второй Мировой войны.
         Бауыржан Момышулы, воин Великой Отечественной, народный герой, написал книгу «Волоколамское шоссе». В военных учебных заведениях Кубы, США, Израиля, Никарагуа отдельно изучается военный опыт Момышулы. "Волоколамское шоссе" стало книгой обязательного чтения для офицеров Армии Обороны Израиля.
В Казахстане в начале лета сорок первого года проживало около трех миллионов человек, через четыре года 350 тысяч из них не вернулись с фронтов Великой Отечественной. Звание Героя Советского Союза заслужили 99 казахов. Сто человек стали кавалерами ордена Славы.
Отец Сатыша ушел добровольцем в июне сорок первого. Дошел до Праги в составе роты, в которой воевали в основном люди разных национальностей. Он называл эту роту интернациональной бригадой, был награжден орденами и медалями, пережил ад войны. Но никогда не рассказывал детям о войне. Он помнил все, но трудно было этот тяжелый груз воспоминаний переложить на плечи молодых и счастливых. Поэтому никогда не говорил на эту тему, как и многие фронтовики, которые прошли мясорубку войны.
         Лишь однажды взрослому сыну удалось услышать рассказы отца. В канун сорокалетия победы над фашизмом его наградили очередной памятной медалью.
Жена в шутку сказала, что эта медаль не боевая награда – а юбилейная, чем задела за живое старого солдата. После застолья в тепле семейного вечера он стал рисовать штрихи к портрету  страшной войны. Смягчал черные краски юмором, сквозь который проглядывал чудовищный лик войны. Повествовал в основном не о себе, а о своих товарищах – солдатах, о курьезных случаях, которые произошли с ними.
До парада Победы на Красной площади, куда его пригласили, он не смог дожить, на встречу с ветеранами поехал сын Сатыш и поведал однополчанам истории, рассказанные отцом.
 

2.Про Мергена – охотника

- Дай ружье, -  снова попросил щупленький солдат, сердито глядя в глаза командиру раскосыми черными глазами. Не глаза, а пули в амбразурах. Злой, да вот все свои мысли высказать командиру не может – не понимает он русский язык и говорить может только на казахском, а командир не понимает казахскую речь.
- Не дам, пока языка не приведут, - ответил он сурово. 
Мерген понял, что начальник опять сердится, что опять не видать ему никакого ружья. Опять стирать портянки и ждать, ждать. Уже две недели новобранцы ждали наступления. Сколько можно ожидать настоящего боя, когда ринешься в настоящую атаку с боевым кличем, скрутишь врага в бараний рог? Мерген был молод и нетерпелив, слишком молод. Уж больно щупленький, только глаза горят огнем. Сказать точную дату его рождения не смог бы никто в селе, откуда он пошел на фронт. А парень прибавил годы, как пить дать, да кто проверять станет год рождения сироты.
Командир интернациональной бригады тяжело вздохнул, зябко передернул плечами, вспомнив молодых солдат своего подразделения. Сколько еще горя предстоит им всем увидеть и пережить – неизвестно. Этим молодым парням сейчас бы с девушками гулять, да матерям помогать.
Подошел второй солдат с тем же вопросом:
- Когда выдадите ружья?
Этот хоть на русском языке умеет говорить, у всех своих товарищей в переводчиках ходит.
- Языка надо привести. Два разведчика позавчера ушли на задание, и нет от них вестей до сих пор,  - ответил печально командир.
Солдат побежал к товарищам с сообщением.
Вечером Мерген исчез. Огромные сапоги стояли рядом с его личными вещами, а солдат словно сквозь землю провалился. Никто ничего не видел, никто ничего существенного не мог сказать. Да еще эти чертовы сапоги озадачили всех. В портянках убежал? Или босиком? Почему без сапог? Почему свой нехитрый скарб не взял с собой?
Утром солдат не пришел. Командир собрал всю бригаду на построение и стал вести тревожный опрос солдат через того шустрого толмача, который тут же переводил вопросы.
- Он же охотник, Мерген – охотник,  - сказал его товарищ, - на джейрана пошел, наверное.
- Какие джейраны в этих краях, домой побежал, скорее всего, - судачили солдаты.
- Не мог он домой побежать, я его хорошо знаю, - стал защищать солдата его друг, - не такой он парнишка.
Командир слушал разноязычную речь своих солдат, понуро опустив голову. Слушал горячий спор, по интонации понимая, что ребята защищают парня.
- Сообщать замполиту о дезертире или уж погодить, - думал он свою тяжелую думу.
 Разошлись все в угрюмом молчании, новобранцы поплелись в казарму.
- Мерген, тут Мерген! – услышал командир восторженный голос одного солдата.
- Спит на полу! Живой, - радовался еще кто-то.
Командир быстро побежал в казарму. На полу, свернувшись клубочком, спал Мерген, рядом лежал холщовый мешок из-под картошки. Мешок был в бурых пятнах.
Парня растолкали. Мерген открыл глаза, сонно щурясь. Посмотрел на командира и сказал, указывая рукой на мешок:
- Ружье дай. Язык, язык…
Все столпились около мешка, быстро перерезали бечевку, которой был перевязан мешок, и вывалили содержимое на пол.
Два куска мяса шмякнулось на пол, а потом выкатилась страшная голова с вывалившимся языком.
 - Три язык, фашист, - улыбался довольный Мерген - охотник, показывая три пальца, - ружье дай.
Командир посмотрел на обувку солдата – грязные кожаные ичиги, невесть как привезенные из дома, плотно облегали худенькие ноги парнишки. Да, в такой обуви каждый маленький камень, каждая веточка чувствуется, можно бесшумно ходить, никого не вспугнув.
 - Через пару дней Мергена – охотника забрали в группу разведчиков. К концу войны он стал кавалером орденов Славы.


3.Подарок

Жаке понял, что это конец.
Не будет больше ничего и никогда, ни холодной колодезной водицы не испить (как пить хочется!), ни в теплой степи поваляться, бездумно разглядывая орлов, парящих в небе, ни женушку милую обнять, ни матушке поклониться…
Бой страшный всех однополчан уложил, все поле в кровавом месиве.  Где свой, где враг – не разберешь.
 Он бесшумно пополз, осторожно обходя возвышенности.
И вдруг нашел ЭТО.
Ах ты, вот чудо-то! Бархат. Да какой красивый.
- Была - не была, возьму, - подумал Жаке, - авось доберусь до своих живым, а после войны привезу жене подарок.
Он спрятал драгоценную находку – свернутый в рулон кусок бархата -  под гимнастерку и опять пополз.
- Водицы бы полную пиалу. Нет, не пиалу, а целое ведро – всю бы воду выпил, - мечтал солдат. Уж совсем мало осталось ползти, за той рощей свои.
- Чуток передохну, - подумал Жаке, перевернулся на спину, посмотрел на синее бездонное небо. В вышине клочками расползались разорванные облака.
И тут его накрыло. Все. Словно расплющило, прижав к земле.
Последнее, что он услышал, был голос матушки:
 - Никогда не бери чужое.

- Пииить… Пииить…
Что-то прохладное коснулось губ, потом снова черный провал.
Пришла матушка и укоризненно покачала головой:
- Степь широкая и щедрая, в ней много богатства. Но никогда не бери чужое.
-  Отнесу на место, апашка, отнесу… - шептал Жаке потрескавшимися губами.
Матушка была почему-то в белом халате и с чужим лицом.
- Как же мне отнести на место чужое? Ни рукой пошевелить, ни ногой. Умер я. Как же пойду на поле? Как отнесу? Как стыдно. Как плохо все – чужое взял.
Какой-то седой мужик целовал ему руки.
Вот уж диво какое! Мужик такой серьезный, начальник большой, видать. И руки ему целует. Морок сплошной. Да не целует он, просто ко лбу своему поднес его ладони и держит так.
Больно как! Словно огонь в груди. И серый сумрак вокруг, и на душе серо из-за этой находки, словно в тягучем туманном болоте лежишь. Чужое взял. Нехорошо как получилось, стыдно – то как…
В госпитале Жаке провалялся долго. Когда на поправку пошел – удивительные вещи обнаружил: все коридоры были битком забиты стонущими ранеными бойцами, а он один в царских условиях находится, лежит в отдельной палате. На подоконнике полевые цветы в стеклянной банке стоят, санитарки улыбаются и подушку поправляют, начальники большие приходят, да говорят что-то хорошее – все чему-то радуются, да так с ним ласково разговаривают, да смотрят ласково. Странные дела творятся – как тут понять происходящее, да еще мешает языковой барьер.
А ему матушка все нашептывает на ухо, нашептывает: «Никогда не бери чужое».
Да и матушки нет рядом – мерещится она ему по ночам. А приходит врач в белом халате - грузная женщина в летах. Лечит осколочную рану в его груди.
Уж когда совсем поправился солдат, в палату вошли командир дивизии с солдатами  из его полка, да вместе с тем самым толмачом. Тряс командир ему руку и говорил:
- Молодец, Жаке, знамя полка из поля боя вынес. К ордену тебя представили…
- Знамя полка? – удивленно переспросил Жаке, посмотрел с недоумением в серьезные глаза командира, вспомнил про «подарок» - алый бархат, который он спрятал под гимнастеркой. Потом широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. От всей души улыбнулся, повторив про себя: «Знамя полка…»
И первый луч солнца брызнул из раскрытого окна, ослепил солдата, разлился радужным цветом по белой простыне.

4.Змея у воды

Змея у воды никого не жалит.
Казахская пословица.

Он был из рода воинов – адаец. Крепкий казах небольшого роста с твердым взглядом из-под густых бровей, с таким же твердым характером, с сильной волей. Звали его Жаксалык, что переводится как Робинзон. Жаксалык – Жаке. 
Всю Великую Отечественную Войну он уничтожал вражеские танки в составе 3- ей Гвардейской армии, с боями дошел до Праги, не выпуская из рук ПТР, противотанковое ружье. Пуля, выпущенная из ПТР, пробив броню, наносит поражения за счет зажигательного и осколочного действия.
 В середине июля в районе Прохоровки произошло танковое сражение советских  и немецких частей. С советской стороны сражалась пятая танковая армия. После мощного массированного авиаудара началось танковое сражение, которое продолжалось до конца дня. Враг продвинулся на тридцать пять километров. Войска Манштейна, потоптавшись на достигнутых рубежах три дня, тщетно пытались взломать советскую оборону, но были вынуждены уйти  с захваченной территории. 23 июля советские войска отбросили немецкие армии на юге Курской дуги на исходные позиции. Враг был повержен.
Третья Гвардейская армия, в составе которой воевал Жаке, почти полностью разгромила крупную Орловскую группировку противника, этим ускорила разгром врага на Курской дуге.
В первый же день сражения, после жесткой вражеской атаки порвалась гусеница одного из танков, ранило механика – водителя. Парнишка стонал, звал маму и просил пить. Жаке взял противотанковое ружье с тремя патронами, тару для воды и пошел к ручью через противотанковые рвы, мимо воронок от снарядов, мимо убитых воинов.
И неожиданно наткнулся на вражеские танки, которые шли с фланга.
Три танка подбил! Три! Ни одного промаха не допустил, но исчерпал запас всех патронов. Противотанковое ружье без патронов - это почти двухметровая оглобля, просто бесполезная палка, тяжелая и бесполезная.
Жаке дошел до ручья, набрал воды, разогнул спину и вдруг увидел еще один вражеский танк, медленно ползущий прямо на него.
- Все, приехали, - мелькнуло в голове солдата. Он встал во весь рост, оперся о ружье, стал молча наблюдать за действиями противника.
- Сейчас выстрелят, и все… - отрешенно думал Жаке, ожидая неминуемой смерти.
Танк со скрежетом медленно доехал и остановился. Два немецких солдата с фляжками направились к ручью, набрали воды и пошли обратно. Со стороны танка слышались стоны раненного в бою немца.
Воздух звенел тысячами голосов потревоженной природы. Или в голове у Жаке звенело? Он наблюдал за отъезжающим танком и думал о несовершенстве мира:
- Немцы тоже люди. Солдат – воин, но не палач. Ведь у каждого из них есть свой  дом, своя родина. Этим солдатам не нужна моя земля, этим солдатам тоже не нужна война. Их заставляют воевать жадные правители. Даже змея не жалит человека возле воды, поэтому они меня не убили.
Возле воды начинаешь понимает истинные ценности человечества.
 
Особист орал до хрипоты:
- Я все видел, я все сам видел! Ты не стрелял, ты отпустил фашистов, ты не стрелял… Предатель! Арестовать его, - зло приказал он, повернувшись к командиру.
- Он не мог стрелять, он три танка подбил, - пытались защитить Жаке его товарищи по оружию.
- Расстрелять! Арестовать… Мои солдаты из десяти патронов девятью во врага попадают, - кричал офицер.
Жаке арестовали. И заперли в сарае.
Через некоторое время к сараю подъехал советский танк и направил дуло в сторону охранников.
- Выпускайте Жаке, нам в бой идти. Он лучший воин. Выпускайте, иначе выстрелим,  - кричали из танка товарищи арестанта.
Жаке выпустили – он ушел в бой. Особист отправил рапорт в штаб армии, подробно описав произошедшие события.

Командующий армией Павел Семенович Рыбалко, к которому попал рапорт на Жаке, был суров с подчиненными, но при этом умел оставаться справедливым и заботливым.
- Там что, с ума все посходили? Да у парня было-то всего три патрона, он этими патронами три танка подбил,  - возмутился он, прочитав рапорт.
В конце войны, когда еще не смолкли автоматные очереди в кварталах Берлина, гвардейцы – танкисты Рыбалко получили новую боевую задачу: совершить пятисоткилометровый марш в Чехословакию, в Прагу, чтобы добить еще одну вражескую группировку.
Танкисты 3ей гвардейской армии первыми ворвались на улицы Праги, к мостам через древнюю Влтаву.
Жаке и его однополчане с победой дошли до Праги.

5.Брат

Когда человеку нечем гордиться,   он гордится нацией.
Лев Гумилев

Холод собачий. Почему же говорят «собачий холод», при чем тут собаки? Неужели бедолагам бывает так же неуютно и холодно, как им?
Двое, тесно прижавшись  друг к другу, в обнимку тащились в нужном направлении, прилично отстав от остальных солдат. Сагит, тщедушный солдатик из маленькой Башкирской деревушки, сдал совсем, еле плёлся,  Бауржан  тоже устал от долгого марш броска, но товарища не мог оставить – пропадет парнишка без него. Плохо то, что они промерзли в мокрых шинелях до костей, было даже трудно разговаривать.
Хуже нет весенних заморозков, когда от каждого шага хрустит ледяной налет над мелкими  рытвинами, ноги с чавканьем по щиколотку проваливаются в обжигающую ледяную воду; когда вдали видны лишь скелеты волглых  деревьев, а не долгожданный огонек в окошке случайного жилья. Они понимали, что до ночи не дойдут до села, придется сделать привал на сырой холодной земле.
На обочине лежала большая дохлая лошадь. Видимо, во  время недавнего боя пристрелили ее случайно.
- Ты конину любишь, - прервал гнетущую тишину Сагит, клацая зубами.
- Конину люблю, но живых лошадей люблю больше, - ответил Бауржан.
- У нас был один казах в полку, его звали Ильнур. Так вот он даже сырую конину мог съесть. Как-то зимой после боя наткнулись мы на разорванную снарядом лошадь. Ильнур срезал тонкий кусок мяса, посолил его и съел. Как строганину из рыбы. А я гусей люблю…
 - Голод – не тетка, все съешь. Лошадь – самое на свете лучшее животное. Живой конь – красавец, друг, работник, без него в степи не проживешь. А когда век животного заканчивается – тоже много от лошади пользы: и карта, и жая, и казы, и…
 Тут Бауржан замолчал, разглядывая погибшее животное.
- И тепло… - протянул он задумчиво.

Ночь солдаты провели в чреве разделанной лошади, которая не успела еще остыть. А с рассветом тронулись в путь и вскоре добрались до села.

В первой избе стоял терпкий дух двух десятков спящих солдат. Как сельди в бочке – никакой надежды приткнуться в уголке.
 - Пойдем в другую избу, - сказал Сагит, переступая с ноги на ногу, чтобы хоть немного их согреть.
- Эй, казахи есть тут? – все же выкрикнул Бауржан, вглядываясь в полумрак маленькой комнаты.
Солдаты молчали, кто-то тяжело всхрапнул, кто-то попытался перевернуться на другой бок, что в тесноте было просто немыслимо.
Товарищи поплелись в соседний дом, где даже в сенях вповалку спали уставшие солдаты.
В следующем доме тот же вопрос Бауржан задал уже тихим безнадежным голосом: «Есть ли тут казахи?»
Да какая разница – есть ли в доме казахи или нет их? Все равно приткнуться было негде. Вповалку всюду лежали спящие солдаты.
Вдруг раздался из дальнего угла крик: «Брат! Бауржан!»
-Ескельды! Ты?! - крикнул Бауржан, всем телом подавшись вперед, но споткнулся и упал на кого-то.
Солдаты проснулись, заговорили, зашумели.
- Парни, несите их сюда на мое место, – выкрикнул сосед Ескельды, - а мне помогите выбраться!
  Мужчины, на руках передавая друг другу большое тело русского солдата, помогли тому освободить место, а двух новичков перенесли тем же способом на освободившееся пространство.
Улыбались все, радовались чужому счастью. Надо же такому случиться – родные братья встретились! Передавали им всё, чем был богат каждый: кто-то сухари, кто-то большой желтый обломок сахара, кто-то банку тушенки, быстро откуда-то кипяток прибыл.
Завтра разойдутся солдаты в разные стороны – свидятся ли еще братья  когда-нибудь.
  А Бауржан и Ескельды сидели в обнимку и говорили, говорили обо всем: о семье, о женах, о ребятишках, об отарах овец в степи, о родном очаге.
- Как голуби воркуют, - сказал пожилой солдат. И, повернувшись к соседу, спросил:
- А ты чего, Микола, поддакиваешь, да головой все киваешь? Казахский язык стал понимать?
- Я все разумию, - ответил седой украинец.
- И о чем же они говорят?
- Та я все розумию. Вони говорять про жинок, про дитей, про те, шо сиять пора, про те, яка пахуча зараз земля, про те, як хочется ще раз почуты голос матери або батька. А ще про молодших братив, яки тож десь воюють.
Да только казахи скотоводы, про посевы весенние не говорили. А все равно всем было понятно, что говорят они о мире, вспоминают милый сердцу уголок родной земли. И каждый сопереживал вместе с ними, вспоминая родной дом, близких и дорогих людей.
Всем понятный разговор, потому что все люди – братья.
 Не имеет значения национальность человека, потому что есть люди и есть нелюди у каждого народа.  Одна у нас у всех Родина – планета Земля. Одна у нас у всех нация – мы земляне.