Дела земные. Связующая череда рассказов

              Мои рассказы, они кусочки жизни многих и разных людей. О нас, о вас. О добре и зле, о вере и не вере, о подвиге и преступлении, о стенах и сквозь стены, о начале и конце и конечно о любви обрекающей людей на всё это. Герои тревожатся, желают не желаемое другим, вкушают горе, и радость с одной подливой из слёз. И всё это происходит вместе с маршем по жизненной дороге, с разной скоростью, с остановками и пересадками, взрослея и набираясь жизненных сил и мудрости. И конечно милые наши братья меньшие, хвостатая и живая «бижутерия» украшающая жилище и жизнь нашу. Не один раз прочтёте в тексте молитву «Отче наш» с единственной поставленной и главной целью этой книги - как можно больше людей выучили молитву и запомнили на всю оставшуюся жизнь. Действие происходят в степном городке Волгоградской области, и городе Нижневартовске, захватывают девяностые годы двадцатого века и пускают корни в самое начало двадцать первого.


Коваль Галина


Дела земные

Связующая череда рассказов.



ОН И ОНА



              Есть один день в году, утро которого, будто причастие действует на каждого. Любой выходящий на улицу в это утро человек открывает дверь и делает шаг в первозданный, не ладанный мир. В холодном воздухе звенящая тишина, словно свадебное платье надела природа. Белым бело вокруг. И не просто бело. Бело нежно, бело хрупко, бело чисто до осязаемого хруста. Всё это осветляет взгляд и делает мысли такими же. Как в церкви….

              Белым бело, только следы от лап вороны ёлочной мережкой вышивают замысловатый узор на пяльцах дворика. Снежное его покрывало пока ещё тонкое. Потому лапки птицы, проваливаясь в снег, достают до земли. Чёрные следы на белом, как плохое и хорошее. У каждого идущего по жизни хватает и того и другого цвета. Но белого всё, же больше. Или это память творит с нами хорошую шутку, заставляя помнить дольше и ярче хорошее, чем отодвигает на второй план плохое. Низкий поклон ей тогда за это.

              Чёрное на белом – классика. Вороне много лет. Ворона много знает. До всего есть интерес. Проживает она не только свою жизнь, но и жизни всех обитателей двора. Одни ей симпатичны, но события за окнами их квартир скучны и однообразны. Даже сидящие на своём посту бабушки-старушки не оживляются при виде таких людей и продолжают монотонно отправлять в рот семечки. Вежливое кивание старушек в ответ на вежливое «здрасьте» выходящих из подъезда жильцов на секунды прерывает процесс поглощения семечек. За окнами не симпатичных вороне людей происходят интересные, порой искромётные действия. Наблюдать эти действия одно удовольствие, но если не симпатичные вороне люди вышли во двор, держаться от них надо подальше. Швырнуть в ворону, чем попало могут и обозвать обидно. Зато как оживляются при их появлении бабушки-старушки, но куда активнее становятся их перешептывания, когда из подъезда выпархивают школьницы-старшеклассницы. Но если состоялся выход одной из дам живущей в гордом одиночестве, вы не поверите, наши бабушки молодеют. По направлению их взглядов, вороне всегда можно определить за каким окном разворачиваются жизненные события или баталии именно сегодня. Несколько взмахов крыльями и ворона получает тому зрительное подтверждение. Сейчас зима и лавочки пусты. Совершая ежедневный облёт, ворона сама отслеживает события жителей дворика.

              Вот открылась форточка на окне третьего этажа и стряхнула с себя порцию снежного пуха. Аккуратная белая шапочка из снега украсила голову птицы. У окна, в которое заглядывает ворона подоконник деревянный в виде ящичка. В него летом выставляются хозяевами горшки с домашними цветами. Птице удобно в нём сидеть и наблюдать за людьми, что за стеклом. Из открытой форточки слышится мужская и женская воркотня, вперемежку с детским повизгиванием. Три пары глаз разглядывают ворону и три пальца радостно тукают о стекло. Тук, тук, тук. Люди рады вороне.
              —Смейтесь, смейтесь, я о вас всё знаю.—
              Взъерошилась рассерженная птица, стряхивая снег с головы и клюва.

              За этим окном жили двое, он и она. Жили, не тужили лет пятнадцать. Всё, как положено, любовь, свадьба, венчание даже было. Бытует в народе выражение « не пара». Вот оно часто звучало в их адрес от людей. Звучало, звучало, да так и прилипло к ним навсегда.

              ОНА преподаватель, чего там в нескольких вузах города. Интеллигент, в каком- то там поколении. Стройна, общительна, обворожительна. Весь световой день проводит среди молодёжи. Большой теннисный корт по выходным, почти традиция. Круглый год она выпархивала из подъезда, как в той песне – «ты вышла из мая». На этот выход поворачивались как головы бабушек, так и головы всех мужчин и мальчишек двора.

              ОН прораб-строитель в колхозных масштабах. Возводит свинарники и коровники там, где в них возникает потребность. Выбеленный солнцем ухарский чуб, щетинистые скулы, заливистый смех и громкий храп. Дома бывал редко. Скитался с бригадой по области от одного хозяйства к другому. Новые люди в таком количестве, да ещё мужского пола редкость для деревни. Всюду они желанны и обласканы. Загорелые торсы строителей притягивали взгляды сельских жительниц, чем подогревали и так неспокойную кровь в жилах мужчин. Солнце воздух и вода, это лучшие друзья! Всегда на виду, всегда в настроении. Этакие бодрячки - весельчаки по жизни. Он и домой возвращался с чувством где-то там, выполненного им долга. Искренне удивлялся, выслушивая упрёки жены в свой адрес.

              Казалось, что ещё ей надо? Пятнадцать лет срок не малый, а детей нет, как нет. И ни то что бы, ни хотели, а вот нет и всё тут. Подруги, родственники, как мухи жужжат да жужжат по этому поводу. Соседи, коллеги по работе, родственники судачат об этом же. Набралась она смелости и записалась в медицинский центр на обследование. Неделя ушла на сопутствующие процедуры и анализы. Результат оказался положительным, обнадёживающим, мало того, оказалось, что вся её женская сущность ждёт, не дождётся этого самого события. За радостью возник вопрос. Что бы ответить на него врачи настоятельно рекомендовали пройти обследование и мужу. Всем известно, как трудно поддаются на уговоры мужчины, сходить к врачу. А тут ещё по такому вопросу.
              —Здоров как бык!—
              —Да любая доярка, сочтёт за честь….—
              Ревёт голосом муж в ответ на попрёки жены.
Не задался в этот раз разговор. И пошли у них с того дня сердечные разногласия. Возникало обиженное молчанье, если он был дома, рвущие человека изнутри раздумья и сомнения, если они были врозь. Помощь пришла от родителей, как с её стороны, так и с его тоже. Семейный совет постановил и затолкал упирающегося бригадира в медицинское учреждение. Унижения натерпелся по самые уши, а тут ещё диагноз, как кнутом через спину! Сужение какого-то там канала. При выбросе чего-то, это «чего-то» гибнет или теряет свою жизнедеятельность. Подолгу теперь сидели он и она на лавочке. Он угрюмо молчал, много курил и плевал в сторону, вышагивающей вокруг них вороны. Она много и горячо говорила. Отрывисто так, короткими предложениями, и после каждого делала паузу. Ответа ждала и не дожидалась.
              —Можно взять ребёночка.—
              Пауза.
              —Ой, чую, не полюблю я чужого.—
              Пауза.
              —Можно и без них прожить.—
              —Чего мы тут голову ломаем.—
              —Дел ваших там «тьфу» и готово.—
              —Остальное, всё самое главное, во мне формироваться будет.—
              —Моё это твоё. Может это «тьфу», кто-то другой сделает?—
              Описать реакцию мужа на сказанное женой, не представляется возможным.

              Отношения промеж них стали сходить на ноль. Всё тому гордость виноватая. Она отстаивала свою позицию появления ребёнка. Он наотрез, отказывался принять «чужого выродка». Не прошло и месяца, собрал он вещички и ушёл.

              Долго не открывались за окнами этой квартиры плотные шторы. Часто горел ночник, и днём бывало. Старушкам надоело косить глаза в сторону затемнённых окон. Но время течёт и всё меняется. Отдёрнулись шторы, помылись стёкла. Перемена цветов в вазе на подоконнике этого окна стала происходить каждые три дня. И в один из тёплых июньских вечеров, легко выпорхнув из подъезда, она легко впорхнула в открытую дверцу дорогущего автомобиля. Единственное, что успели заметить соседи, это холёные мужские руки из белоснежных манжет на руле управления машиной, с якобы бриллиантовыми запонками. Количество бриллиантов на них увеличивалось пропорционально количеству дней последующего отсутствия беглянки. Затем, всё это стало обрастать догадками, переходящими в ужасы. И вот прозвучало предложение сообщить в милицию. Но, слава Богу, обошлось! Загорелая, по новому стриженная пропащая вернулась и весело угощала сидящих на лавочке мандаринами, горсточкой сыпала в руки соседей орешки фундук. Плетёная, яркая шляпка и та ушла, в качестве подарка, на голове малышки в соседний подъезд. За суматохой и раздачей гостинцев, бабули так и не успели задать свои животрепещущие вопросы.

              День сменялся ночью. Ночь сменялась днём. Дни сплетались в недели, затем в месяцы. Отдых на юге пошёл на пользу нашей красавице. Как будто расцвела, набралась вся в теле. Любо дорого посмотреть! Разлились краски осени по дворику. Затем постепенно пожухли и поржавели. Толи пальто не её размера, толи авитаминоз, только стала женская поступь тяжелее и медленнее. Тень с телефонной трубкой за окном часами металась по комнате или с опущенными плечами, закутанная в платок подолгу стояла у окна, водя глазами за гуляющей по двору птицей. Чувствуя к себе внимание, ворона присаживалась на балконное перила поближе к окну, но запах успокоительных капель из открытой форточки отбивал желание вести немой диалог. А вороне было, что сказать распухшей от слёз, располневшей женщине. И если бы она умела это делать, то рассказ её был о небритом бригадире, время от времени появляющемся под её окнами в ночное время. Были случаи, когда в окне женский силуэт маячит, а под окном у стены огонёк от сигареты бригадира. Исчезал огонёк, после того, как исчезала тень женщины в окне.

              Незаметно лёг на землю снег, затем незаметно пришло время ему таять. Рождённые в марте по знаку зодиаку рыбы. Вот и поймала свою золотую рыбку наша героиня. Ходили слухи, что при выписке из родильного дома, произошло событие в момент рассаживания родственников по машинам. Новоявленная мама пошла навстречу мужчине в идеальном костюме, который вышел из дорогого автомобиля. В холёных руках его лежала бархатная продолговатая коробочка, которая степенно и вежливо была вручена женщине. Гробовая тишина, наступившая в микроавтобусе, всё равно не позволила расслышать слова адресованные ей и только ей. Долгое и мягкое прикосновение губ мужчины к руке мамы и к головке ребёнка видели все. Зато никто не увидел сгорбившегося и словно постаревшего бригадира. Эскорт уехал, оставив после себя запах разлитого шампанского и двух незнакомых друг другу мужчин, смотрящих в одном направлении.

              Понеслись суматошные дни битком набитые бутылочками, сосками, подгузниками и ночными коликами. Если ночные бдения были долгими, то и количество окурков у стены под окном женщины, увеличивалось. Задрав голову, каждое утро, дворничиха истошно поносила подряд всех живущих на этажах курильщиков. В ответ ей, как доказательство, те показывали банки из-под растворимого кофе. Курильщики, хором утверждали, что складывают окурки в них и трясли банками над головой дворничихи, грозя высыпать окурки ей на голову в доказательство.

              Как не подкладывай половички да коврики, но посиживать на лавочках еще холодно. От того и толкаются бабули за час до прибытия мусоровоза. Успевают за это время, и обсудить и обрядить кого угодно в кого угодно.
              —Да чего уж тут говорить! Богоугодное это дело, с какой стороны не посмотри.—
              —На то и женщина, что бы рожать.—
              —Да и возраст подгоняет.—
              Размышляли бабушки—старушки вслух и косили глазом вместе с вороной на окна обсуждаемой женщины.

              Солнце стало высоко гулять по небу. Согрелся воздух. Трава и листочки набрались изумрудного цвета. И в один из теплых дней, с помощью соседских мальчишек, открылась не одна створка подъездной двери, а две сразу. На свет божий выкатилась детская коляска, с полулежащей в ней «золотой рыбкой». Золотые волосики, синие глаза, смотрящие в такого же цвета небо. Девочка ангел, привела в восторг и бабулю на посту и мальчишек, наперебой толкающих коляску.
              —В аптеку мне надо сходить, присмотрите за дочкой, пожалуйста.—
              —Скорёхонько я.—
Получив согласие, заторопилась и скрылась в арке.
Кивая матери в знак согласия, бабуля уже сюсюкала у коляски, перекладывая ребёнка к себе на колени.
Буд-то из земли возникший бригадир поднял упавшее одеяльце. Заставил вздрогнуть пожилого человека.
              —Ой, так сын сейчас будет звонить с Калининграда. Совсем память плохая стала.—
              Мгновенно импровизировала старушка.
              —Подержи, чай не совсем чужая-то будет.—
Она буквально втиснула в его грудь ребёнка и скрылась в прохладной темноте подъезда. Руки бригадира инстинктивно сомкнулись вокруг тёплого кулька из одеяла. Испарина покрыла лоб, язык высох и шуршал во рту. Голова девочки доверчиво гнездилась на его плече. Запах счастья перехватил дыхание. Ни один парфюмер в мире не создаст этот запах. Запах, исходящий от волос и головы ребёнка.
              —Чего ж дитё на чужих людей, бросаешь?—
              Не глядя на запыхавшуюся маму, промямлил бригадир.
              —Не буду больше.—
Единственное, что смогла ответить женщина.
Мама была ошарашена появлением бригадира. В вытянутых по швам руках женщины стыдливо провисли аптечные пакетики, и голос дрожал. Её величество пауза, томная и долгая, дала передышку обоим. Ребёнок, надёжно устроившись в больших руках бригадира, гукая, пальчиками перебирал пуговицу на мужской рубашке.
              —Пойдём мы… Нам гулять надо…—
              Руки матери потянулись к ребёнку.
              —А я, что делаю.—
              Слабо улыбнулся бригадир, прижав лицо к голове ребёнка.
Лопнула пересохшая от волнения губа и капелька крови размазалась о макушку дочери. Свободной рукой мужчина покатил впереди себя пустую коляску по дорожке, вдоль дома. Как вкопанная стояла женщина и смотрела на два родных затылка. Так и стояла бы она, да эти двое обернулись. Еле перебирая ногами, словно подбитая птица, она поспешила к ним. Ворона видела, как какое-то время женщина будет семенить рядом с ними, заглядывая через плечо бригадира на дочку. Затем её рука робко скользнёт под локоть мужчины и шаги по земле станут твёрже.



Продолжение: Дела земные. Тортик - http://www.proza.ru/2016/06/10/1606



ТОРТИК



              Незаметно подкралась осень. Забрызгала всё вокруг охрой и бронзой. Перемешала всё это с красным и бардовым цветами. Шалит осень! Паутиной липнет к лицу, хватает за руки. Ночью сон тревожит дождём. Ох уж эти оцинкованные подоконники! Мало того, что они устраивают барабанную перекличку в дождь, ещё и лапы птицы скользят, каменеют от холода. Пора вороне погреться, прижавшись к тёплой трубе. А труба эта под крышей маленького домика, забытого прошлым веком на маленьком клочке земли. Вокруг домика планомерно сносился частный сектор, и выстраивались высотки. И как-то вот застопорилось на нём всё это дело. Толи в план сноса не попал, толи администрация забыла. Так и остался домик гномик, стоять среди высоток, под прицелом многочисленных глазниц окон в окружающих его высотных домах. Весной частный дворик покрывался цветущими яблоньками, вишнями, и кустарниками. Облепиха даже была. Если смотреть на домик сверху, скажем так с этажа девятого, будет казаться, что посреди куч земли, строительного мусора лежит кем-то забытый большой торт. Частный двор являл собой натуральное хозяйство. На его дворе взращивались кролики, куры, овощи, фрукты, ягоды, бахчевые и цветы. Весело и нелепо смотрятся два пчелиных улика. Стоит забор обвитый хмелем, орущий на нём петух. Кот на завалинке, коза на верёвке. Зачахший в осеннюю перелётную заварушку дикий гусь, тяжело упал грудью на уже стылую землю. Отлежавшись слегка, стал отбиваться от назойливой вороны. Распахнув, невероятно огромные крылья, он шипел и пятился, шипел и пятился, пока не ввалился задом во двор домика, благо калитка была распахнута. Да так и остался там навсегда.

              С приходом зимних долгих вечеров, светящиеся заснеженные окошки домика, таят в себе всех сказочных героев. У кого-то из нас, обязательно есть сувенир в виде стеклянного шара, внутри которого, такой же маленький заснеженный домик. От лёгкого потряхивания в шарике начинается снегопад. Кажется, что вот-вот откроется дверца и выйдет дед Мороз. И все мы знаем, что не выйдет. Зато как сладка надежда и ожидание чуда!

              Само существование дворика и домика, не ведая о том, несло великую миссию. Оно служило образцово показательным пособием натурального хозяйства, того, как можно жить иначе, как жили раньше. Тут вам и музей и зоопарк. Нельзя умолчать о небольших, но часто повторяющихся в частном дворике шоу. Актёрами в них выступали сами хозяева, а дом, двор, живность служили декорациями. Зрителями были новосёлы из окружающих домик высоток. Аншлаг всегда обеспечен! Жили в домике муж, жена, две дочери, да чья-то там мать. До них в нём проживали их родители, а до родителей, прародители. Сегодняшние домочадцы, как бы ни замечали окольцевавшую их цивилизацию. Да и не нужна она им была. А вот, живущие за пластиковыми окнами в высотках люди, уже не представляли свою жизнь без обозримого ими островка натурального хозяйства. Ворона обожала дразнить спящего на солнышке тёплого кота, клевать из корыта для пернатых. Вода у неё всегда свежая. Весной по вскопанной землице пошагать одно удовольствие!

              Мы все поддаёмся влиянию цивилизации, формируемся под её давлением в ново жителей. Люди из домика-гномика были как бы из прошлого. Удобства на улице с открытой дверью (ежели душно), с непременной читкой клочка газеты, с последующим его использованием. Обязательные вечерние посиделки под яблоней в летнее время и чай в прихлёбу. Огромное количество мух на липкой клеёнке, при малейшем приближении поднималось чёрным облачком над столешницей под деревом. Всюду разложены листы фанеры, целлофана, дырявые тазики на крыше коридорчика, с нарезанными ломтиками яблок для сушки. Непомерное их количество, запросто пережевывала коза в холодное время года, коротая зимние дни и ночи в сарайчике. На этом доме нет номера, но почтальон знал о его существовании и кидал через забор все то, что было положено кидать. Счета и письма бывали редко, в основном реклама и агитация, которой обклеивался нужник, дабы не сквозило. Хозяин, помимо жены, двух дочерей, скота и чьей-то там мамы, имел хорошее охотничье ружьё и самодельные лыжи. Охотился с друзьями только зимой. Пришла на память одна семейная история.

              Женщины обожали отсутствие мужчины в доме, но всегда чтили его присутствие. Разноголосая забота и помощь в сборе отца, зятя и мужа на охоту доходила до абсурда. Каждая готова была показать ему, что именно она принесла или напомнила о чём-то важном и необходимом, что так пригодится ему там, в лесу. Гвалт стоял уже с полчаса вокруг стоящего посреди комнаты хозяина. Четыре женщины поочерёдно надевали на хозяина нижнее хлопковое бельё, верхние вязаные шерстяные вещи, затем стёганые ватные штаны и фуфайку. Поверх всего этого, восемь женских рук натягивали маскировочный белый халат и завязывали многочисленные тесёмочки. Восемь рук дотрагивались до мужчины. Ой, как душно и жарко хозяину! Чувствуя, что сейчас взорвётся, он покорно продолжает ворочаться под давлением женских рук и умиленно говорить слова благодарности. В который раз рвёт душу сигнал ждущего его «козла» у калитки с улицы. В который раз мужчина шагал за порог, но был возвращен очередным возгласом:
              —Ой, а мы же забыли…—

              Вот и глоток холодного воздуха. Скрипучие шаги от бахил по снегу на дорожке. Последние крики его женщин вдогонку с пожеланиями удачи и хохот заждавшихся в машине друзей. Стихнул звук удаляющейся машины. Как по команде, четыре женщины разворачиваются и заходят в дом. Буквально часа им хватает на то, что бы организовать девичник. Появятся несколько подруг с бутылкой вина и конфетами. Они ж теперь городские в высотках рядом живут! Это с одной стороны. Со стороны хозяев на стол выставится чай с мятой да душицей, варенья, медок и ладушки, скорёхонько отскакивающие от сковороды. На ногах всех гостюющих толстые вязаные носки, розданные хозяевами. И вот только начались женские, сладкие пересуды, рассказчица смолкает, и глаза её устремляются поверх голов сидящих в сторону входной двери. Головы всех остальных, поочерёдно разворачиваются в том же направлении. Белый от гнева, в белом халате, нежданно вернувшийся хозяин стоит и сверлит взглядом всех присутствующих. Представьте себе!

              Уставшие от ожидания и нескончаемого смеха, приехали мужики на место. Сгрузились, распределили ношу и зашагали в лес. Пришли! Кто-то залёг и замаскировался, найдя удобное место. Кто-то пошёл вглубь леса, что бы шумом и гамом поднять кабана и гнать в сторону засады. И когда это всё произошло, когда кабан пёр, в полном смысле этого слова, на нашего героя, его бросает в жар от мысли, что при нём нет ружья. За женским гвалтом и сборами, забыл, не взял! Затем охотника прошибает холодный пот от мысли, что может произойти при встрече разъярённого зверя и безоружного человека. Залитые кровью глазки хряка уже в пределах видимости! Уже чувствовался резкий запах зверя! В ушах, остервенелые крики друзей - пугачей:
              —Стреляй, стреляй.—
              А нечем… Кабан, буквально прошелся дробным топотом рядом с лежащим на снегу охотником. Живот скрутило и слегка подташнивало. Потому и молчал он, когда подошедшие сотоварищи задавали один и тот же вопрос. Ответ на него был встречен отборным матом, а затем истерическим ржаньем, которому не было предела. Как нет предела всему хорошему и доброму, что нас окружает, чем мы живем. Дорисовать мысленно сцену в зимнем лесу, может каждый, по своему усмотрению.

              Гости, аккуратно обогнув белый заснеженный монумент, по очереди выскользнули из дома. Живущие же в доме по прописке, получив нагоняй от главы семейства, вздыхая и причитая, начали процедуру раздевания хозяина в обратном порядке. Затем тёплые ладушки, горячий чай да не допитое гостями вино вернули семейное счастье в русло. Один мужчина и четыре женщины из разных поколений! Сюда подходит фраза из новомодного мультика:
              —Это что-то с чем-то!—
              И живописный валун присутствует во дворе, о который ворона чистит клюв, а хозяин точит ножи по мере надобности. Кроме всего прочего живёт в этом доме любовь. Да, да! Та самая, настоящая. А что рядом с любовью? Правильно, это ревность. Куда же без неё! Ворона обожает проявление этого чувства в людях. Адреналин закипает в каждом из участников очередной семейной драмы.

              Осень. Картошка выкопана, лук повален, что бы подсох, почти собраны бурелые помидоры и скрюченные огурцы. Вороне и курам разрешено ходить по бывшим грядкам. Бежит по двору хозяйка. Одной рукой задрав подол, другой рукой пытается хоть как-то собрать всклокоченные рукой мужа волосы. За ней бежит хозяин, в резиновых на босу ногу сапогах, в трусах и с вилами в руках. Вылитый волк из мультфильма «Ну! Погоди!». Сапоги гулко бухают, соприкасаясь с землёй. Вилы, периодически, вонзаются в землю у самых пяток убегающей женщины. Визга нет, потому как нет на него времени, нужно увернуться от вил. И нет здесь игры! Есть настоящая ревность и реальная опасность. За стеклом окон домика, просматриваются зарёванные, с беззвучно открывающимися ртами лица дочерей. Старушка, чья-то там мать, упала у крыльца на колени вопит, и трясёт руками. Огромное количество наблюдателей в окнах и балконов многоэтажных домов, разглядывают происходящее. В это время к калитке подходит женщина с дорожной сумкой, не большая, стриженная. Это подруга хозяйки, причём старинная, часто навещающая их и любимица всей семьи. Увидев её, бегущая по двору женщина, разворачивается и подгоняемая вонзающимися вилами летит на крыльях страха к ней. Выбегает за калитку. Она не видит, как гостья, сама того не осознавая, скорее механически или потому что нет ничего под рукой, снимает сохнувшую на заборе двухлитровую банку и со всего размаху наносит удар по голове вилоносца. Звон разлетевшейся на осколки банки. Крик ужаса дочерей и чьей-то там матери. Сама гостья присела от страха совершённого ею поступка. Нависла тишина. Как вкопанный встал вилоносец. Шерсть на голой груди и ногах торчит дыбом. Глаза закрыты, стоит и не дышит. Спустя мгновение, он потряс головой, открыл глаза и… закрыл дверь в прошлое.
              —Жена! Глянь, кто к нам приехал!—
              Взбодрённый, как после холодного душа, с красным лбом и плавающим взором гостеприимный хозяин идёт обнимать гостью. Никаких жалоб с его или с её стороны не последует. Словно был эпизод в жизни, да тут же, чик-чик и вырезали его ножницами. Семья замечательная, а в пример не поставишь. Всё бывало, да время пережевало. И он влюблялся, и она увлекалась. И она драла чьи-то косы, и он бил чью-то морду лица. Уходили, чтобы возвращаться. Играло это всё, играло, и созрела семья в хороший выдержанный коньяк. Один глоток общения с этой семьёй, надолго согревает душу.



Продолжение: Дела земные. Слепая - http://www.proza.ru/2016/06/10/1612



СЛЕПАЯ



              Вороне тепло у трубы под крышей. Во сне она сучит лапкой и трясёт клювом. А снится ей сейчас лето и сценка, увиденная ею через подъездное окно дома. Подъезд. Выщербленная от многолетнего шарканья ног, плитка на лестничной площадке. Три квартирных двери. Из одной, кем-то нечаянно не закрытой двери долго протискивался в неизведанность щенок. Смял в кучу коврик, наглотался пыли. Отгрыз щепу, долго её пережёвывал. Расслюнявился весь, затем выплюнул то, что от цепы осталось, поднатужился и вышел из квартиры. Перенюхал каждую плиточку мокрым носом на лестничной площадке и застопорился у соседней двери с квадратным не большим вырезом у самого пола. Постоял, прислушался, принюхался и сунул голову в прорезь. Был щенок, а осталась его задняя половина с закрученным хвостиком. И эта половина подскакивала, перебирала лапами и вся дрожала в щенячьем восторге. Вдруг резкий скачок назад, а из прорези в двери вылетает кошачья лапа с растопыренными когтями. И вновь щенок бросается на амбразуру, выпад лапы и отскок на безопасное расстояние. Так много раз. Повторение, мать учения. В какой-то момент щенку не удалось увернуться, и был он ранен прямо в нос кошачьей лапой. На режущий подъездную тишину щенячий визг вышел мужчина. Подхватив на руки пострадавшего любимца, матерясь, долго бил ногой отверстие соседской двери. В ответ на каждый удар из него как ракета вылетала кошачья лапа с растопыренными когтями и вдруг перестала. Мужчина, подождав какое-то время, опустился на колени и что бы вы думали? Он заглянул внутрь тёмного квадрата. Его глаза встретили два холодных строгих глаза, и кошачья лапа вылетела снова. Беда, случившаяся со щенком, ничему не научила человека.
              Обладатель строгих кошачьих глаз жил за этой дверью в семье, состоящей из мамы и сына. Белолицая буфетчица с выразительной, всегда открытой грудью растила сына одна. По какой причине никто не знал и она тоже. Сын почитал маму и был похож на неё. Как два ярких красивых попугая в клетке, жили они в своей квартире, всё время переговариваясь. Ночь за окном, оба лежат в своих постелях под одеялами, каждый в своей комнате и переговариваются. Раз по десять пожелают друг другу спокойной ночи, столько же в ночной тиши прозвучат заботливые вопросы. Почистил ли сын зубы, надела ли мама носки для тепла, удобно ли, задёрнута ли штора, а стакан воды на ночь…. У кота всегда были прижаты уши, поэтому он казался вислоухим британцем. Так продолжалось до самой армии. На проводах рыдали оба. С уходом сына в армию, мать перенесла разговоры на кота. Теперь он должен был слушать её и смотреть понимающими глазами. Попытки, короткими перебежками на полусогнутых лапах сбежать в другую комнату пресекались. Кот терпел и до самой ночи горбатился на табурете в поле зрения хозяйки. Мать по сто раз перечитывала вслух полученные от сына письма, зацеловывала вложенные в конверт фотографии. Как выжил эти два года кот уже и не помнит.

              Вернулся с армии сын взрослым дядей, с хрипотцой в голосе, с раздавшимися плечами, выше матери на голову. Сошла с лица розовощёкость, голубые глаза стали серыми. Перестал откликаться на реплики матери и всё, куда-то спешил с друзьями. Буфетчица купила пуховый платок и вечерами присаживалась на лавочку у подъезда, посудачить с соседями. Ей было чем похвастаться перед ними. Статный, почтительный, красивый сын у неё вырос.
              —Не пьёт, работает, мать почитает.—
              —Такого девушки не проглядят, и жена обязательно будет красавица.—
              —В командировку собирается, в Калмыкию.—
              —Электрические столбы ставить, что бы свет в отдаленные скотоводческие кошары провести.—
              Рассказывала соседкам довольная женщина.

              И уехал сын. Ставил он эти столбы месяца три. Запылённые и уставшие возвращались каждый вечер электрики в отведённую для них юрту. Ужин им готовили и подавали жёны и дочери скотоводов. Целое событие для девушек! Раскрасневшиеся лица от готовки на огне ещё больше краснели, когда парни заговаривали с ними. Лишь одна сидела на одном и том же месте каждый вечер, поджав под себя ноги или прижав их к груди, обнимая за колени. Вдоль бледного лица свисали прямые чёрные волосы. Худые руки, обкусанные ногти, тряпичная несвежая одежда. Её можно было принять за подростка, если бы не женская половина жилища, в котором она находилась. На расспросы о ней звучал ничего не объясняющий и всё объясняющий ответ.
              —Она ж слепая, так и зовут. Родители тоже слепыми были.—
              —Мало ели, мало двигались. Мало прожили.—

              Звонок в дверь. На его звук одновременно кинулись и кот и буфетчица. Кот прибежал первым. Поднялся на задние лапы, передними опираясь о дверной косяк, сердитым взглядом торопил хозяйку. За дверью стояли двое. Сын с рюкзаком и дорожной сумкой и неопрятного вида девочка. На ней тканевые штанишки ниже колен, пластмассовые китайские шлёпки на босу ногу, свитер сына с завёрнутыми по локоть рукавами. Дрожа и вытягиваясь в струнку, кот обнюхал ноги незнакомки. От нового запаха, шерсть на загривке у кота встала дыбом. Закрывшись на кухне, мать и сын то шепотом, то в голос выясняли отношения. «Обгоревшая головёшка», так её назвала хозяйка за закрытой дверью кухни, безмолвствовала стоя в прихожей. Что-то толкнулось в кошачьем сердце, и он нарисовал восьмёрку вокруг незнакомых ног. Застыл от мысли:
              —Зачем я это сделал?—
              И тут же получив ответ, оказавшись на руках девочки, прижатым к её лицу.
Такого с котом никогда ещё не было! За хозяйкой он ходил по голосовой команде. Ласки сына заключались в лёгком щелчке по ушам. Сейчас нельзя было распознать, кто из двоих урчал громче от удовольствия.
              —Документов нет.—
              —Внуки, какими будут?—
              Неслось из кухни, и голос буфетчицы был похож на завывание.

              Прошло время. Сын продолжал работать в Калмыкии и освещать её просторы. Ходил по инстанциям, собирая данные на свою избранницу. Восстановил свидетельство о рождении, паспорт. Похудевшая, от этакой напасти мать, днём уходила на работу, а вечерами сидела во дворе на лавочке с соседками и непривычно молчала. Ложась спать, молила бога о помощи. Только вот в чём?

              Девочка и кот сдружились. Вместе шли открывать двери сердитой хозяйке. Теперь в отсутствие сына на табурете сидела слепая с котом на руках. Слушала хозяйку и кивала головой в знак согласия.
              —Работать ты не сможешь. Так? Так.—
              —Хозяйка из тебя, ни какая. Так? Так.—
              —Родишь калмычёнка, на меня свалишь. Так? Так.—
              Однажды расходившись не на шутку, буфетчица взмахнула рукой, изображая подзатыльник, предназначенный для слепой. Мгновенно вскочивший на плечи девушки кот принял оборонительную позицию. Рухнула в бессилии и слепой ненависти на стул буфетчица рядом с котом и невесткой, заплакала. Заплакала и слепая. Не раздумывая, кот начал описывать восьмёрки вокруг рядом стоящих двух пар женских ног. Каждая поднимала кота на руки, когда он касался её ног, а затем отпускала к другим ногам стоящим рядом.

              В выходные приехал сын, привёз ответ из глазной клиники о результатах обследования. Ответ читал вслух. В нём говорилось, что случай с его женой вполне ординарный, только запущенный. Результат операции должен быть положительным. Рисовать восьмёрки вокруг ног читающего с листа хозяина кот не стал, опасаясь его старой привычки щёлкать по ушам. Восьмёрка знак бесконечности, как бесконечна любовь и доброта человеческая.



Продолжение: Дела земные. Кирпич - http://www.proza.ru/2016/06/10/1613



КИРПИЧ



              Есть дома, в которых по проекту предусмотрены под окном на кухне ниши для хранения овощей в прохладе. В них есть отверстия наружу для вентиляции. Когда морозы крепчают, некоторые жильцы их затыкают чем-нибудь. В квартире, о которой пойдёт речь отверстие, заложили чем-то мягким и шелковистым, а для надёжности придавили половинкой кирпича. Почему эта шелковистость была так приятна вороне?! В свободное время она дергала и теребила её, вытаскивала пучки и сбрасывала в низ. С земли их подбирали птицы и уносили в гнёзда. Кирпич с медленной постоянностью выдвигался, а в этот день ворона уже смогла приземлиться на ту часть кирпича, что вышла наружу. Разошлась не на шутку, клочки так и летали в воздухе. Почуяв, что опора уходит из-под лап, ворона взлетела на ближайшую к окну ветку. Не услышав звук от упавшего кирпича, она обратила свой взор в низ. Там, на отмастке дома, сидел на корточках мужчина, обе руки которого обхватили голову. Тихо завывая, он стал заваливаться на бок. Одна штанина завернута и схвачена блестящей прищепкой для белья. Рядом стоит велосипед. Бедняга притулил его к стене в тот момент, когда падал злосчастный кирпич, чтобы закрепить прищепку на брючине. Хотя в дальнейшем, кирпич окажется не таким уж и злосчастным. Взволнованная блеском бельевой прищепки, ворона поспешила на место происшествия, где деловито принялась щелкать клювом о ногу лежащего человека. Вышедшая из арки женщина, вздрогнула и присела в ногах от увиденной ею картины. На земле труп и этот труп склевывает чёрный ворон!
              —Боженьки мои….—
              —Мамочка моя родная.—
              —Да что ж это делается. Где люди, где помощь скорая?—
              Полдень, солнцепёк. Не то, что людей, собак и кошек нигде не видно. Как набрать номер скорой помощи по сотовому телефону забыла, несмотря на то, что дети и внуки сто раз показывали. Переборов страх, женщина кладёт руку на шею мужчины. Ровный, тихий пульс.
              —Алкаши проклятые…—
              —Испугал, зараза…—
              Злые мысли, перескакивая друг друга, заполнили голову. Захотелось с досады пнуть мужчину ногой, да с детства знала, что лежачего не бьют.
              —Ишь, развалился под моими окнами—
              —Ещё и обмочится, высохнет асфальт вонять, форточку не откроешь…—
              —Оттащить надо…—
              Злость силы прибавляет. Ухватившись за ворот пиджака, женщина дёрнула. То, что она увидела, вновь повергло её в шок. Тягучая, темно-красная лужица, стала размазываться за одеждой мужчины по асфальту.
              —Боженьки мои…—
              —Мамочка моя родная.—
              —Да что же это делается…—
              По её истошной просьбе, вышедший из соседнего подъезда молодой человек, не останавливаясь, вызвал скорую помощь по сотовому телефону и скрылся в арке.

              Скорые приезжают по-разному. И у наполненной состраданием женщины, было время понять, что лежащий у её ног человек не пьян. Разглядела она и отутюженные стрелки на опрятных, но уже выносившихся брюках. Чистая обувь, чистые ровно остриженные ногти. Прищепка на брючине, как у папы в детстве катавшей её на велосипеде. Русые волосы не ложатся в чёлке. Далеко в юности, все глаза проглядела, вот точно на такой же чубчик. Только владелец его никогда не глядел в её сторону. Красивые руки с длинными пальцами, слегка поросшими волосками.

              Шум подъезжающей скорой помощи, прогнал картинки из прошлого. Долгожданный доктор долго перебирал в руках листы бумаги, открывал и закрывал бардачок перед собой, звонил по телефону, и только встретившись с взглядом женщины, нехотя вывалился из машины.
              —И что мы тут имеем?—
              Верзила в голубом халате, деловито лапал и ворочал пострадавшего.
              —О, паньки, да мы уже и глазками хлопаем.—
              —Пить, в жару такую, вредно.—
              —Мама, не рассказывала?—
              С помощью врача, мужчина сел и привалился к стене дома. Молча, смотрел на усаживающегося в скорую помощь доктора и разговаривающуюся с ним женщину.
              —Да не пьяный он, я его нюхала—
              —Разве из царапины столько крови вытечет?—
              Доктор вежливо отцепил пальцы женщины от халата.
              —Ничего с ним не будет, посидит и домой пойдёт. Давление и сердце в норме.—
              —У нас сердечников в такую жару валом.—
              Донеслось из отъезжающей машины.
Постояв с минуту спиной к человеку, женщина повернулась, взяла в руки сумочку с лавки и пакет с покупками. Неловко было оставлять одного человека на улице, да и стоять рядом с незнакомцем, некрасиво как-то.
              —Пойду я…—
              —Доктор сказал, ничего страшного…—
              Только в прохладе подъезда почувствовала, как горят лицо и уши. Зашла в квартиру, поставила пакет на залитый солнцем кухонный стол. Рука потянулась к шторе на окне и задёрнула её, как бы ограждая себя не только от солнца, но и от человека подпиравшего спиной стену дома под её окном. Разбирая продукты, по привычке планировала:
              —Это на окрошку.—
              —Это внучке, если приведут на выходные.—
              —Это к чаю, если подруга забежит.—

              Душ шумел, обтекал тело, но не смыл стоящую перед глазами картинку с лежащим на земле человеком. Диван позвал на получасовую дрёму. Сон сморил мгновенно, подарив женщине сладкое сновидение. Потягиваясь, с помятой щекой встала, сбросив с ног разжиревшую кошку. Солнце ушло из кухни. Отдёрнула штору и онемела. Самого мужчину не было видно, потому, как он сидел, привалившись к стене под окном, а вот вытянутые ноги были видны и пугающе не подвижны.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Проговаривая про себя молитву, женщина в два хлопка от квартирной и подъездной двери, выскочила во двор. И ей были рады. Смущённая улыбка мужчины встретила её, глаза в глаза, и потрясающе красивая рука, потянувшаяся к ней, говорили об этом. Рождённая добротой радость перехватила горло и не позволила ничего сказать ни ей, ни ему. Да и надо ли было?
Сил хватило, чтобы встать и, приняв помощь незнакомой женщины, дойти до её квартиры. Дверь закрылась тихо. Тихо и робко за ними следом успело, протиснуться запоздавшее счастье.



Продолжение: Дела земные. Носки от кутюр - http://www.proza.ru/2016/06/10/1614



НОСКИ ОТ «КУТЮР»



              Оно ведь как бывает…. Люди живут одинокими, а счастье их бродит рядом с ними, таким же одиноким. Иногда совсем близко, да не разглядеть всё равно! Оно не блестит и не сверкает, в противном случае, такое счастье склевали быстренько вороны. Не разглядели его и два человека, проживающие двумя этажами выше в этом же подъезде. Семья, как семья, в порочных связях не замечена. Сына вырастили, деревья с ним сажали, дом ему построили. Надули мать с отцом финансовый парус над его головой, и по жизни у парня всё складывалось. Самим уже за сорок, глаза на закат, как поёт Малежик. Да не отучились от скверной привычки, ругаться. Гав да гав…. Когда бы ни шёл мимо их квартиры, только и слышны перебранки. Справедливости ради, необходимо сказать, что инициатором такого поведения всегда была женщина. Поводы всегда одни и те же. Пахло от него чем-то, вернее кем-то или пришёл позже положенного да чаю купить забыл. Словно ногтем по стеклу звучит истерический женский голос и сейчас.
              —Ну, будет тебе.—
              Бубнит в ответ покорный голос мужчины.
Время происходящего не ограниченно. Заканчивалось всегда одним и тем - же. На пыльную лестничную площадку вылетал пиджак или пальто, в зависимости от времени года. Со стуком выставлялся чемодан, и с треском захлопывалась дверь. Перед закрытой дверью оставался мужчина с поникшим лицом.

              У соседки проживающей рядом, создалось впечатление, что чемодан никогда не разбирался и был всегда наготове. Глаза у соседки на восток, как поёт Малежик. Потому легко ей было и весело рассматривать происходящее, через дверной телескопический глазок. И не лень вовсе, совсем да наоборот! Квартира ей досталась от бабушки. Покойница при жизни жалела соседа бедолагу, и рассказывала внучке о женщинах, которых и хлебом с маслом не корми, а дай только проорать, и тогда только им хорошо будет. Большое удовольствие доставляло молодой соседке, тут - же выйти, якобы за чем-то из квартиры, чтобы пройти мимо сидящего на ступеньках мужчины. Коснуться, как бы невзначай, краем одежды его плеча. Тряхнуть гривой волос и спускаться.… Спускаться, плавно покачивая, чем надо, показывая, что надо. Кокетливо поправить бретельку маячки, а то нагнуться и застегнуть, вдруг нежданно расстегнувшуюся босоножку. Скорёхонько вернувшись, она мимоходом здоровалась с ним и извинялась, что забыла это сделать, когда спускалась вниз. Ведь это так неожиданно, когда ты выходишь из квартиры, а на полу мужчина сидит. В ответ никогда ничего не звучало.

              Когда в квартире соседей проживал сын, перебранок было меньше. Отец и сын смотрелись как брат старший и младший. Вечно что-то мастерили в гараже, затем выносили свои творения во двор на детскую площадку. Там до сих пор стоят гриб боровик, гриб мухомор и фигурки сказочных персонажей, вытесанные топором из цельного дерева и выкрашенные их руками в яркие краски. Сделали оградку к ёлочке ими же посаженной. Все качели и карусели смазывались ими солидолом каждое начало лета. С трудом вериться, но скворечники они тоже делали и вешали на деревья. Немного, но были жильцы, которые выходили к ним на помощь. В их числе и молодая соседка. Она была старше, лет на пять или семь, сына соседа. Этим и объяснялось отсутствие девичьего интереса к нему, а у него к ней. С отцом, легко и весело было грести сухую листву, печь картошку, засыпать опилками розы на зиму, а ёлочку кутать в марлю от жаркого солнцепёка. После таких общественных работ спалось хорошо, и утро приходило ярким и радостным даже в дождливую погоду. С уходом сына во взрослую жизнь, как-то состарился и ссутулился отец. Замок на его гараже покрыла ржа. Гаражные ворота заросли травой лебедой. Не стало общественных дворовых работ, и молодая соседка чувствовала себя в чём-то даже обделенной.

              Вот опять, в очередной раз, скрипучий женский голос скандальной соседки, оповещал подъезд о своей неудавшейся жизни. Барахтая ногами, чтобы освободить их от одеяла, молодая женщина соскочила с кровати и на одной ноге запрыгала к двери. Второй тапочек всегда где-то прятался от неё. Вот и дверной глазок. Всё-то же, самое! Спина человека горбатится на ступеньках, и чемодан стоит рядом. Подъездная ничейная кошка притихла рядышком, по капельке впитывает тепло идущее от человека. Шутка ли, ноябрь за окном, и батареи в общественном подъезде всегда холодные.

              Почувствовала холод и подглядывающая соседка, переминающаяся с ноги на ногу за своей дверью. Второй тапок так и не нашёлся, и когда из кухни свистнул чайник, женское терпение лопнуло. Натянула на ноги две пары носков от бабушки. Мелькнула весёлая мысль:
              —Носки от бабушки, звучит как носки « ОТ КУТЮР».—
Перестал чувствоваться холодный пол, пора и почаёвничать. Молодая женщина усаживается за кухонный стол. Перед глазами чашка с блюдцем, зелёная фейхоа, перекрученная с сахаром и кошка с мужчиной на каменном полу подъезда. Ну, какой тут аппетит! Подогретое молоко в блюдце, несколько раз плеснуло на коврик, пока свободная рука отпирала дверные засовы.
              —Я вот тут, молочка кошечке...—
              И осеклась молодая соседка, увидев оскаленную тоску в глазах соседа.
Выходит кошке молока, а человеку фигу. Стыд ожог и загнал молодую женщину назад в квартиру. Только не стало от этого лучше. Всё также горбатилась спина на ступеньке. Всё также жалась к ней кошка, вылизывая лапу, которой мыла мордочку, напившись молока. Время шло, перемирие затягивалось. За окном темнело. Глазок в двери стал тёплым от бесконечного прикладывания к нему женского лица. Решилась молодая соседка и, сосчитав до десяти, смело шагнула за порог и охнула. Сгорбленная спина, с низко опущенной головой, выглядела как вообще без неё в сумерках надвигающейся ночи. Рядом, вдоль стены лежало тело в мужском пальто и тоже без головы и даже без ног.
              —Не бойтесь.—
              Сосед с трудом поднял голову и привалился к перилам.
              —Это остатки моих вещей, набитые в пальто, застёгнутое на все пуговицы.—
              —Согласен, смотрится страшновато.—
              Соседку стал пробирать нервный озноб. Вспотевшие ладошки незаметно вытерла об одежду.
              —Я вот что подумала. Давно уж вы тут…—
              —Согреть чаю, у меня сухарики с изюмом есть?—
              И не услышав отказа, метнулась назад в комнату.
Спустя несколько минут, холодные руки соседа держали кружку. Весёлый попугай легкомысленного вида украшал её бок.
              —Смешной.—
              Сухие губы соседа пытались изобразить улыбку.
              —Я ещё смешнее выгляжу.—
              —Разменял пятый десяток и превратился в бомжа с пропиской.—
              —Не угодили опять чем-то?—
              Только и нашлась, что сказать молодая женщина.
              —Жена человек не плохой, только не может, без этого….—
              Слабая улыбка стёрлась с мужского лица, как и не бывало. Открылась дверь его собственной квартиры.
              —Я те пожалюсь…. Ой, я те пожалюсь…—
              —Ты ей ещё в подол поплачь, да высморкайся!—
              —Домой быстро, давай…—
              Подбоченившаяся женщина, воинственно притопывала ногой в атласной домашней туфле с розовым пушком, таким же легкомысленным, как тот попугай на кружке. Открытый бюст, нарочито раскачивался из стороны в сторону. Молодая соседка зная, что нужно повернуться и уйти, не могла сдвинуться с места от страха.
              —Чего глаза выпучила, корова молодая!—
              —Чаем своих мужей поить надо, коих не имеется.—
              —И в радиусе ста километров, не видать и не предвидится…—
              Затягивая атласный халат по талии, ещё глубже обнажила белые батоны грудей соседка.
              —Не смей кричать на меня… на нас…—
              Одна рука мужчины держалась за перила, другая легла на грудь.
Побагровев от услышанного «на нас» жена соседа стала похожа на недавно упомянутую молодую корову с выпученными глазами и так быстро шагнула назад в свою квартиру и хлопнула дверью, что обоим показалось, что она растворилась в ней.
              —Курить хочется.—
              Тихо проговорил сосед.
              —Я не курю…—
              Ответила соседка.
              —И, слава Богу. А я пойду, покурю, с вороной дворовой поболтаю.—
              Раскачиваясь из стороны в сторону, тяжело ступая негнущимися ногами по ступенькам, живой труп спускался по лестнице к выходу.
              —Я присмотрю за вещами.—
              Пообещала молодая женщина.
Этого мужчина не слышал. Бесконечное количество горячих молоточков били барабанную дробь в голове и в каждой жилке его тела. Руки и ноги словно залили свинцом. Спасение, это лавочка у подъезда, да до неё дойти надо.
              —Умру, наверное.—
              Эта мысль так сдавила грудь и сердце, что пот, побежавший по груди от шеи, оказался спасением. Только не пот это, а кровь из носа, дорожкой капельками пролегла до самой лавочки. Стало легче дышать. Барабанная дробь ушла в затылок.
              —Вороны нет. Шлется где-то.—
              Холодный воздух освежил человека. Зато появилась нервная дрожь, заставившая стучать зубами. Пришлось опять идти в подъезд. Кажется, прошла целая вечность, пока дошёл до своей площадки. Сел. Одиноко и холодно. Холодно и одиноко. Что-то горячее у бедра со спины, стало прогревать одежду. Развернулся посмотреть. Оказалось чуть не сел на кружку с горячим молоком и блюдце, в котором светились два солнышка из двух жареных яиц похожих на два глаза и ломтик батона похожий на улыбающийся рот.
              —Как кошке.—
              Мелькнула горькая мысль.
              —Кстати, где она?—
              А рука уже брала дар человека человеку.
Сил после еды прибавилось, но стала одолевать дрёма. Голова ни как не могла примоститься к перилам. Глаза искали чучело, набитое вещами. Нет чучела и чемодана нет!
              —Может этаж не мой?—
              —Нет мой, и номер квартиры мой.—
              Бокал и блюдце отнес и поставил на подоконник подъездного окна. Тело ломило от неудобного сидения. Надо размяться. От одной двери до другой два шага, так и шагал он вперёд, назад.
              —Досчитаю до трёх и толкну.—
              Мужчина положил руку на свою дверь. Холод дерева поразил его. Развернулся и без сил прислонился спиной к простенку между квартирными дверями. Одна опущенная рука вдоль родной двери, вторая вдоль соседской двери.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Рука, перекрестившая человека, опустилась. Тепло соседской двери согрело её. Не веря этому, положил ладонь чуть выше дверного глазка. Просто так, проверить, согреться… Совершенно бесшумно, без всякого натиска, дверь стала открываться. Пахнуло тёплым воздухом и запахом пищи. В дверном проёме, в ореоле света от ночной лампы из комнаты, стояла соседка, закутанная в бабушкин плед, в бабушкиных носках и с ничейной кошкой на руках.
              —Я боялась, что кошка съест то, что вам оставила.—
              Ничего в ответ не говорил человек. Он шёл и шёл и не мог дойти до источника тепла и света.

              Конечно, интересны подробности дальнейших событий. Только все эти подробности собраны из штрихов пережитых каждым. С одной лишь разницей – не в этом месте и не в это время.

              Утро пришло ярким и радостным, несмотря на то, что за окном ноябрь. Два чужих, а как будто родных человека, смеялись и радовались чему-то новому, своему. Была найдена ещё одна пара бабушкиных носков для мужчины, и почему-то, как раз большого размера. Вещи соседа не пропали, занесла их соседка, после долгого караула. Что-то ярко красное, в это утро, клевала ворона на первом тонком снежке возле лавочки у подъезда.



Продолжение: Дела земные. Мужик - http://www.proza.ru/2016/06/10/1616



МУЖИК



              Родной двор встретил ворону завыванием машины скорой помощи. Ворона вернулась с облёта соседней территории. Машина проскочила в арку и долго кружила по двору от дома к дому. Через лобовое стекло было видно, как водитель и доктор разглядывали то адрес на планшете, то цифры номеров на стенах домов. Исколесили весь нетронутый снег во дворе! А ворона так любит вышагивать и оставлять следы на чистом снегу, мережкой!
              —Вот наделали дел.—
              Рассердилась ворона. Она заметила движение в частном домике, заметённом снегом и почти слившимся с таким же заснеженным строительным мусором вокруг, потому и не видимым человеческому глазу. Тот самый домик, среди высоток, который весной превращается в цветущий торт. Дверь домика с размахом открылась и на крыльцо выскочила чья-то там мать в калошах на босу ногу. Спрыгнула с крыльца, набрала полные калоши снега, и не чувствуя этого ринулась к калитке, размахивая руками, стараясь привлечь внимание водителя скорой помощи. Но так как горы строительных отходов были велики и заснежены, шансов, что бы её заметили, было мало. Раздосадованная ворона решила помочь. С размаху приземлилась на кабину скорой помощи и затопотала над головами, сидящих в ней людей. Снег, из-под лап просыпался на ветровое стекло.
              —Вот одуревшая птица!—
              Водитель открыл дверцу, встал на подножку, выпрямился во весь рост и согнал птицу. Та полетела по направлению к домику, а водитель, с высоты своего роста на подножке, следя за ней глазами, увидел призывные знаки чьей-то там матери.
              —Сроду бы не нашли!—
              Сказал он доктору и завёл мотор.
Ворона тем временем, была уже на месте и, усевшись на ставенку, пыталась разобраться в происходящем в доме. Раз что-то случилось, значит, хозяин должен быть в центре события. А тот сидит в сараюшке на холоде и вбивает гвозди во что попало, лишь бы не слышать истошные вопли, доносившиеся из дома. Эти вопли издавала его пятнадцатилетняя дочь. Пришло время рожать! Вот, такие вот дела.
              —Терпи девонька, терпи!—
              —Скоро всё пройдёт.—
              Приговаривает врач, семеня возле носилок, которые с большим трудом волочила мать роженицы, да водитель скорой помощи.
Стук в сарае прекратился. Мужчина, встав на колени, подглядывал в щель за происходящим во дворе.
              —Мамаша, вам не зачем с нами ехать.—
              —Вы ей не чем не поможете.—
              Машина уехала. Женщины побрели в дом. Хозяин с новой силой стал заколачивать гвозди. Мысли его сейчас, что гвозди, раскалывали голову на части. Что думать, что делать, как жить дальше с таким позором? Дни стали длинными, ночи тоже. От своих женщин отгораживался выдуманными делами, по которым уходил из дома в сарай. Возвращаясь, не разговаривая, ложился и отворачивался к стене. На вопросы не отвечал, на приглашения к столу не реагировал. Зато, что в доме требовало ремонта и не один год, было отремонтировано. Ни одна ступенька на крыльце не скрипит, калитка обзавелась щеколдой. У козы в сараюшке, все дыры и трещины заделаны. Теперь ветер, свищи не свищи зимой, козе не страшно. Стой себе, да пережёвывай сухофрукты побитые шашелем. Козе особо не скучно, с ней в сараюшке гусь дикий живёт, ест всё, что козе положат. Она совсем и не против этого.

              Так и скоротал мужчина за делами недельку, не общаясь со своими женщинами. Обиделся на весь мир. Горевал в одиночку, как сыч, так называла его последнее время, чья-то там мать. Встал сегодня утром, в доме ни кого. Сапожки жены на каждый день стоят на месте, а рядом пустая коробка из-под новых сапожек. Они были куплены на распродаже перед Новым Годом.
              —За дитём поехали в родильный дом.—
              Осенила его мысль. Стало обидно, и оскорблённая гордость ещё больше оскорбилась.
              —И не подойду, и в руки не возьму.—

              В сараюшке ему обрадовались. Коза, то и дело бодала гуся, отгоняя от хозяина, но внимания досталось всем, так как сидел хозяин с ними до тех пор, пока не подъехало такси к дому. Разговаривая шёпотом, женщины с новорожденным пробежали в дом. Дел предстояло много, да и впечатлений тоже через край. Ребёнок, по их мнению, похож на деда. Хотя, с какой бы стати? Нашли детскую фотографию деда и обомлели от сходства. Родимые пятна на голове и те совпадают и по форме и по количеству. Дед в сараюшке, ещё не осознал своего нового статуса. Он продолжал дуться и изображать строгого и оскорбленного отца семейства, в глазах всего мирового сообщества. А миру до него, как звёздам до нас!
Холод, откуда хочешь, выгонит. Вышел наш обиженный дед, ссутулился под тяжестью ревности к тому, кого ещё и не видел. Походил кругами вокруг дома и зашёл в дом. Дело то к ночи, мороз поджимает. Две дочери, жена и чья-то там мать, одновременно повернули головы в его сторону. Нарядный кулёк лежал на кровати и молчал. Вот если бы кулёк орал, то можно было сказать что-то обидное, типа:
              —Всю голову разобьёт теперь!—
              —Покоя от него не будет! Доигралась?—
              И так далее, по накатной. Но кулёк молчал. До их приезда, дед успел и перетащил старенький диванчик из холодного коридора в маленькую комнатку чьей-то там матери. Её же кровать, с проржавевшими металлическими шишечками, перетащил в свою и жены спальню. Пусть теперь там покачавряжуться без него! Все эти события, настолько раскачали человеческие нервы, что болело всё. Весь он болел.
              —Давление, наверное…—
              Наверное…. Кто ж его мерил? Забыли все его, бросили. На первом месте, теперь нарядный кулёк. Чего уж там, дожился! Свалился хозяин бабьего царства на диванчик и заплакал. А плачут мужчины редко и очень мало. Попробовал заснуть, да не получалось. Всё ждал, что закричит новорожденный и будет у него повод, открыть дверь и произнести свою уличающую тираду. А кулёк, молчал! Придётся спать…. Вот беда! Диванчик-то отсырел в не отапливаемом коридорчике и был холодным. Отогреть его своим телом не представлялось возможным. Силы покинули мужчину, когда стало светать.
              —Услышь меня Господи! Совсем не знаю, что мне делать!—
              —Наставь на путь истинный! Поверни душой и сердцем ко мне, моих женщин!—
              Толкнул деда его ангел хранитель в бок и заставил подняться с отсыревшего и холодного диванчика. Прокрался он в свою комнату, где вместо него в своей кровати спала теперь чья-то там мать, подошел к супружеской кровати и без сил свалился на неё. Залез под тёплое одеяло, прижался к родному человеку и стал счастливым. Какое-то время он ещё высовывал голову из-под одеяла, что бы услышать плачь новорожденного, но тот молчал.
              —Смотри, какое дитё спокойное!—
              С этой мыслью дед заснул и проспал до трёх часов дня. Проснулся, полежал, прислушиваясь к тихому разговору в доме и, встал. Как давно он так не спал, с ощущением любви и родства, к лежащему рядом человеку! А ведь это так! Как же он мог забыть про это? Перед глазами всплыло лицо молодой девушки работающей на складе «Райпотребсоюза», куда он бегал смотреть на неё практически каждый день. Задорная девушка, краснощёкая, острая на язык. С тонкой талией, при наличии пышной груди и крутых бёдер. Никакие халаты синего цвета, выдаваемые завскладам, не могли скрыть эти прелести. Шофера автолавок, как мухи, стаями вились вокруг дверей её склада. Он же проходил мимо распахнутых складских ворот, степенно кивая головой в знак приветствия, всем видом показывая, что занят. А оказалось, что только его она и видела и ждала знаков внимания только от него.
              —Любимая.—
              Тихонько проговорил мужчина, и сам себя засмущался, как тогда, у открытых дверей склада.

              Хотелось горячего чаю. Мужчина вышел и прошёл на кухню. Женщины заняты новорожденным, что-то делали с ним, разговаривая, как с взрослым. Волна ревности, в который раз оглушила мужчину. Пытаясь обратить на себя внимание, он ещё раз прошёл мимо комнаты, где находились его женщины с ребёнком, нарочито топая ногами. Прошёл и остановился. Краем глаза увидел маленький фонтанчик над кучей одеял и пеленок вокруг младенца. Его женщины со смехом отшатнулись и кинулись убирать лежащие вокруг вещи. Тут человека осеняет:
              —Мужик!—
              —В его бабьем царстве, появился мужик!—
              —Какой же это новорожденный? Это ж мужик!—
              Бабьё, в хорошем смысле этого слова, притихло. Спина хозяина заслонила младенца. Прохладный после пелёнок воздух охватывал тельце и мальчик, втягивал в себя его вместе с первыми издаваемыми им звуками. Агукал, как бы приветствуя деда, а тот стоял над внуком и улыбался во весь рот, и они между собой были похожи, так всем показалось.



Продолжение: Дела земные. Краснотал - http://www.proza.ru/2016/06/10/1620



КРАСНОТАЛ



              Была в подъезде этого же дома на первом этаже, ещё одна квартира, дверь которой годами не открывалась и от того вид её был непригляден, как и прошлое людей когда-то в ней живущих. Отец, мать, сын, достаток и любовь. Пять слагающих, как пять пальцев на руке, которую можно зажать в кулак надёжный, если во благо. Было ещё одно, шестое и лишнее слагающее, это притягательная, необъяснимо волнующая красота хозяйки квартиры. Самый востребованный женский парикмахер в городе, записаться к ней можно было только за месяц. Труд востребованного парикмахера, адский труд. Благодарственные коньяки и коробки конфет позволяли снять дневное напряжение и усталость. Ну, подумаешь глоток коньяка! Ну, подумаешь, муж клиентки подвёз до дома! Ну, подумаешь, посидела и поболтала с ним в кафе, на людях же!

              Мужья привозили в парикмахерскую своих жён на стрижки и укладки, а потом стремились вернуться к парикмахеру совсем в другом обличье. Не простые мужчины обивали порог парикмахерской. Рубашки и костюмы на них трещали по швам от сытости и довольства, с трудом вмещая в себя их сдобные тела. Кошельки демонстративно оттопыривали нагрудные карманы и просились наружу, а вырвавшись, легко превращались в драгоценности и блистали на руках, ушах и шее талантливого парикмахера. Надо заметить, что в парикмахерской работало много женщин, но только эта притягивала, манила и заводила мужскую половину человечества. Можно рассуждать на эту тему сколько угодно, сплетничать и догадываться, но ответа на вопрос, почему именно у этой замужней женщины огромное количество поклонников не найти. Отношения с поклонниками в точности отражали сценку в фильме Михалкова «Вокзал на двоих» между официанткой и проводником в купе вагона. Сама, сама, сама…. Быстро, коротко, с оглядкой. Но даже на такие встречи было необходимо время. Свободного времени у замужней женщины немного. Охота пуще неволи и стала женщина красть время, предназначенное для сына и мужа, для семьи. Каждый раз был последним разом. Муж догадывался, молчал и терпел. Есть такой тип мужчин неконфликтный, все позволяющий и все прощающий. Милосердный мужчина.

              Сын считался уже старшеклассником, а жизнь матери протекала всё в том же русле. Супер- парикмахер щеголяла в чернобурках и драгоценностях, благоухала французскими духами. Время шло, шло, и не просто шло, а оставляло свои и коньячные следы на лице местной красавицы. Мать и жена отдалилась от сына и мужа совсем.

              Как-то вернулись отец и сын из путешествия, а мама домашняя вся такая, в тапочках дома обитает и спиртным от неё совсем не пахнет. Растерялись оба, не знали как вести себя, о чём с ней разговаривать. Жили себе раньше как два друга по несчастью, и это было легче и лучше, потому как их несчастье бродило где-то там, по своим нуждам. Теперь она дома, везде и всюду со своей слащавой любовью, к которой они совсем не привыкли.
              —Что происходит?—
              —Где все твои поклонники?—
              —Скучать тебе не пристало.—
              Голос мужа звучал мягко, словно он общался с больным человеком.
              —Меня тошнит от них!—
              Женщину всю передёрнуло. Она снимала растворителем лак с ногтей.
              —Знаешь дорогой! Всему виной ты!—
              —Никогда не стоял у тебя на дороге.—
              —И что мне дало твоё всё позволение? Огласку, сплетни, неуважение сына!—
              На пол полетели щипчики, пилочка, ножнички.
              —Мы тебя любим. За чем-то другим дверь открыта. Прекрати эту тему. Сын дома.—
              Глаза мужчины выражали как любовь, так и сострадание.
              —Тряпка! Ты и сына таким, же сделаешь.—
              Женщина перешла на шёпот с хрипотцой от ненависти.
              —Не неси ереси! Он растёт порядочным человеком.—
              Мужчина начинал бледнеть.
              —Это у таких-то родителей?—
              —Считаю себя добропорядочным гражданином.—
              —Меня считают не добропорядочной, из-за твоей добропорядочности!—
              —Это твой выбор.—
              —Меня тошнит от тебя!—
              —Я знаю.—
              Он вышел и аккуратно закрыл за собой дверь.
Вечером он приготовит ужин, откроет бутылку дорогого коньяка. Напиток хорошо действовал на женщину. Всем становилось легче.

              Жизнь не стоит на месте, она течёт себе, течёт от одного события к другому. Сын сдавал выпускные экзамены в школе, а мать продолжала работать в парикмахерской, и была уже не так популярна у мужчин из высшего общества. Возраст! Вытеснили, сместили её молоденькие девчонки растленные интернетом и женской эмансипацией. А, внимания прежнего, ой как хочется и подарков щедрых тоже. По городу поползли страшные слухи. Была в городе женщина по кличке «мужик-баба». И в школе так кликали, и после неё. Работала в ДРСУ мастером на укладке асфальта. Собрала бригаду из уставших молодых женщин, на одно лицо, одной формы из-за тяжёлой брезентовой одежды, и одного спиртного содержания. Оно употреблялось ими для поддержки сил в течение рабочего дня. Подбирала «мужик-баба» только одиноких женщин с тяжёлой судьбой. Силой она обладала не шуточной. Сама физически не работала, а лишь руководила, и оказывала заботу своим подопечным внерабочее время. Посидеть вечерами за бутылочкой, всплакнуть у неё на плече могла каждая. Вроде как подруга всем, а замашки мужицкие. Сколько спилось от такой заботы женщин но, ни с одной из них «мужик-баба» не осталась.

              Любовь посещает всех, и таких, и не таких, и эдаких. Стриглась мужик-баба, как мужчина и в мужском зале. Тут вдруг зачастила в женский зал, да ещё к самому дорогому мастеру, и платила как заправский крутой мужик, небрежным жестом оставляя на столе крупные купюры без сдачи. Стрижка короткая, потому стриглась часто. Записывалась на стрижку на позднее время, ссылаясь на работу, а после подвозила мастера домой. Стала мужик баба её закадычной подругой. Парикмахерше есть теперь, с кем посетовать на жизнь, выпить качественного коньячку, получить нежданный подарок. В сорок лет женщине не хочется одной коротать вечера в своём доме, где её чурались все, муж, сын, свекровь и даже стены. Зайти в подъезд невозможно было, что бы ни услышать перешёптывание соседей.

              Когда-то завистливые взгляды коллег на работе, перешли в явное презрение. Бросая им вызов, она демонстративно принимала ухаживания бригадира. А та шла и шла каждый день с цветами, с коньяком, усаживала её в свою машину и они уезжали. Никто не сомневался, что им хорошо в обществе друг друга, иначе они не были вместе. Вопрос в том, когда люди перестанут ставить свои ярко выраженные фантазии во главу угла, оставляя за этим углом куда более важное и ценное – своё лицо, своё настоящее и будущее. Что если, нездоровые фантазии отразятся на детях? Так оно и вышло.

              Настал день, когда на работу идти суперпарикмахеру не захотелось из-за разразившегося там скандала. Одна из подопечных «мужика-бабы», прямо в парикмахерской устроила сцену ревности. «Мужик-баба» надавала ревнивице тумаков, защищая свою новую избранницу. Парикмахеры, окружив несчастную, стали жалеть её. Тут у «мужика-бабы» вскипела ревность, и досталось тем, кто сочувствовал. Вызвали полицию. Домой в этот вечер суперпарикмахер не пошла. Она катастрофически боялась странного разглядывания сыном матери, словно раздевал донага. Как он смеет так смотреть на мать?!

              Сын всегда отличался из общей массы детей в школе, успеваемостью, миловидностью, и слыл странным. В моменты общения с друзьями или просто сверстниками, уши его слушали внимательно, глаза разглядывали кропотливо и пристально. В такие моменты он вплотную приближался к собеседнику и буквально пожирал его глазами и ушами, впитывал в себя увиденное и услышанное одновременно. Девочки, которые скромнее, начинали краснеть. Девочки развязнее начинали заводиться и переходили на личности. Прежде чем услышать ответ на свой вопрос, всем приходилось ждать какое-то время, находясь под его гипнозом. При этом глаза парня излучали тепло и миролюбие. В первом классе, эту его манеру, учителя приняли за проявление слабоумия, но мальчик всегда шёл на отличника, и со временем всем пришлось смириться с тем, что человек сначала тщательно разглядывает мир, а потом на него реагирует. Реагирует мягко и с любовью.

              Люди в городке не переставали рассуждать и сплетничать о странных отношениях двух женщин с утра до вечера, за завтраком и ужином. Дети любопытнее взрослых, и слух у них за столом острее перца в перечнице. Но если взрослым подтверждения порой бывают и не нужны, то дети не такие.
              —Правда, что твоя мать….?—
              —Правда.—
              —Тебе что, без разницы?—
              —Иногда на свет Божий рождается человек, который не похож на всех. Своим неординарным поведением он как бы показывает другим, что гадко и не приемлемо для человека.—
              —Остановить ты её не хочешь?—
              —Сын не вправе указывать родителям.—

              После скандального случая в парикмахерской с дракой, его мать не вернулась домой. Никто никаких объяснений от неё не требовал и не искал её. С работы уволили и больше нигде не принимали. Какое-то время она ещё показывалась в центре города по праздникам или выходным в новой норковой шубе и в обществе «мужика-бабы», неестественно громко смеясь и разговаривая. Потом её перестали видеть. Дорогие коньяки без меры, одиночество, чувство всего утраченного и растраченного зазря, стали преследовать женщину наяву и в кошмарных снах. Коньяк сменился на самогон, подарки на тумаки от «мужика бабы». Ежедневное употребление плохого спиртного, плохое питание, курение быстро стёрли красоту с лица, когда-то самого популярного парикмахера в городе и самая красивая женщина города перестала волновать свою сожительницу. Та перестала заботиться о ней, а только приносила дешёвое спиртное, что бы сожительница меньше устраивала истерик. Побои, попойки, прерывались тяжёлым и долгим сном. Затем, всё снова. Муж и сын давно переехали в другой город. Работали вместе. Много путешествовали, изредка навещали и свой родной городок. Изредка.

              Ветер стих, солнце присело на край горизонта. Пассажирский автобус привычно и бодро бежал по степной дороге в пункт назначения. Спины и головы пассажиров мирно покачивались из стороны в сторону. Хотелось дремать и водителю. Середина дня осенью обладает убаюкивающим эффектом. Тяжёлый вздох машины и она встала. В отрывшиеся двери ринулась дорожная пыль. Пассажиры с чувством выполненной задачи, из-за которой они уезжали из села в город степенно покидали автобус. Каждый с облегчением ступал на родную землю. Тепло и покойно в степи, как в собственной постели. Перед глазами в воздухе плавают мельчайшие степные частицы. Ты их видишь прямо перед собой и от этого картинка видимого мутная. Всё это пахнет. Дурманящие, абсолютно новые запахи!
              —Ку-ку?—
              Задала свой вопрос степной тишине кукушка.
Обрадовалась молчанию, и закуковала, через ровные промежутки во времени. Любопытных, чтобы задать ей вопрос о своих летах среди пассажиров автобуса не оказалось. Вместе с местными жителями из рейсового автобуса, на сельской остановке, вышел молодой человек. Глубокая осень, благодатная пора для глаза. Нет ослепляющего солнца и той засухи, которая заставляет дозреть, самый завалявшийся овощ на грядке. Изредка прольётся дождь, прибивающий пыль на сельской дороге, и оставит после себя непролазные лужи. Человек шёл по дороге. Человек просто гулял, просто смотрел вокруг, вверх, под ноги. Распугивал кур, дразнил сельских гусей. Человек был восхищён чистотой воздуха, новизной запахов, отсутствием людей. Он шёл без цели, без адреса, разглядывая свободный от бетона и асфальта мир. Ноги сами вывели в сторону перекосившегося домика его бабки по матери. Он видел её только на фотографиях, знал, что она жила когда-то здесь, и в оставшемся после её смерти домике, теперь по слухам жила его полу ослепшая мать. Бабка была горькой пьяницей, спилась и утонула в обычной дождевой луже, будучи не старым человеком. История глупая и скорбная одновременно. В семье предпочитали не вспоминать об этом. Своей ветхостью, домик был живописен и даже красив. Из домика, как призрак из прошлого, вышла старушка, сгорбленная и трясущаяся, в заношенной одежде. Палочкой она ощупывала землю перед собой. Осклизлые лужи заставляли её идти медленно. Ноги то и дело расползались в разные стороны. Было видно, как трудно человеку удержать равновесие. И вот небо нависло над ней, а земля распростёрлась под ней, тяжело и больно ударила по затылку. Старушка упала. На уровне её глаз остановились мужские ботинки. Глаза женщины видели только очертания мужского силуэта, возвышающего над ней. Старуха попробовала встать, но не получилось. Она пробовала снова и снова, неловко и некрасиво ворочалась в луже, обрастая грязью. Палочка краснотала, которой она ощупывала землю, оказалась в руках молодого человека, а он и не собирался возвращать её. Он присел, внимательно рассматривая сорокапятилетнюю женщину, превратившуюся в затхлый призрак. Запах перегара и лука был, не выносим, и заставил молодого человека отшатнуться. И тут же, запах дорогого парфюма, чистой одежды, свежести и молодости её сына коснулся лица матери лежащей на сельской мокрой от дождя дороге.
              —Спасибо Господи! Свиделись!—
              —Спасибо Господи! Услышал!—
              Всё о чём просила женщина Бога, свершилось. Сын пришёл к матери. Сын стоял в ногах у матери. Тяжелый от липкой грязи край платка, закрывал пол лица матери. Палкой краснотала, сын откинул платок в сторону. Его взгляд, липкой улиткой полз по лицу матери, очищая его и глаза её от грязи. Чем дольше разглядывал сын лицо матери, тем яснее мать разглядела сына и себя в его зрачках. Молодой, стройной и красивой, с чувством собственного достоинства, великой любви и великого счастья, её душа понеслась в бездонное и чистое небо. Палкой краснотала сын погрузил лицо матери в грязную лужу и держал его там долго, удивляясь тому, что нет сопротивления. Бог миловал сына. Бог любил и сына и мать. И сын убивал не мать, тело её, его грязные инстинкты, когда душа матери была уже с Богом.
Уходя, он с силой воткнул палку краснотала в землю. Сын шёл назад, к автобусной остановке, постоянно оборачиваясь, но не видел тело матери. Так оно слилось воедино с грязью на сельской дороге. Видел он лишь место, отмеченное палкой краснотала.             

              Весной краснотал пустил корни и слабые листочки. Через несколько лет, он превратился в большой куст. Ещё снег лежит и март на дворе, а он спешит порадовать прохожих распустившимися почками, похожими на серебристые, неземные шарики. Устал человек от зимы, подойдёт к кусту, отломит веточку с неземной красотой и принесёт домой. Поставит в воду и любуется.



Продолжение: Дела земные. Подсолнухи - http://www.proza.ru/2016/06/10/1623



ПОДСОЛНУХИ



              Давным-давно, некий Фрол, более о нём ничего неизвестно, построил себе глинобитную хату у речушки в степи. Скорее всего, бегал тот Фрол по Донским степям, от царского гнева и гнёта. Чтобы выжить, ловил рыбу в реке, охотился зимой и летом в лесах, оставляя в них тропы и лыжню. По этим тропам и лыжням и выходили на него, такие же беглые, но гордые казаки, царём обиженные. Кто со своим скарбом и бабой, кто без того и другого. Так это место стало называться «Лыжинкой».

              Прошло время. Мир изменился до неузнаваемости. Пролегла узкоколейка в двух километрах от Лыжинки. Стали по ней пыхтеть и бегать паровозики, работающие на угле. Стали внуки беглых казачков, бегать к «железке» и выбирать из выброшенного на ходу шлака то, что не совсем сгорело да домой таскать. По той же причине и расстраивалось поселение в сторону железной дороги. Так образовался полустанок Лыжинка, затем станция Арчеда.

              Прошло ещё время. Стало модным переименовывать всё, что не попади. Вспомнили того Фрола, возвели в исторические личности и назвали городок Фролово. События, которые вы читаете в этой книге, происходят с людьми из этого города, из одного дома, из одного подъезда специально мною собранные в нём для лёгкости повествования. Один балкон, известной нам пятиэтажки, примечателен тем, что на нём, круглый год красуются полевые цветы, причём охапками, стоят в вёдрах и в трёхлитровых банках. Поздней осенью ковыль колосился, зимой сухостой, обрызганный серебряной или бронзовой краской рукой человеческой. Жила за этим дендрарием положительная семья с двумя сыновьями погодками. Жена работала воспитателем в детском саду. Муж водил тепловозы. Люди, сами по себе светловолосые, добрые, красивые. Муж «страдал» модной в то время романтикой. Окружал жену полевыми цветами. Впоследствии они превращались в сухостой, любовно собранные ею в букеты. Почему полевыми? Да, потому что, на полустанках их море и красоты они, действительно восхитительной. Так было с самого начала их отношений. Аллергены накапливались, накапливались и вылились в хроническую аллергию. Изменить мужа не возможно. Был он влюблён в степь, в горизонт, в небо и в свою работу. Возможно, что и больше, чем в свою жену, но это только предположение. Жена была мудрым человеком и терпела. Находила слова и аргументы, что бы ни обидев мужа выносить всю его романтику на балкон. Выносила охапками. И балкон был хорош, красив, действительно! Видел его каждый прохожий. Он радовал глаз идущего домой после поездки мужа. Из сухостоя, жена творила букеты и собирала корзиночки. Занимала первые места среди детских садов на конкурсах города. Отмечалась грамотами и ценными подарками, и никогда не уставала открывать дверь мужу, принять очередную порцию аллергенов и хвалить, да восхищаться подаренными цветами. Как тут не восхититься, если за дверью стоит любимый человек, отец её детей, с распахнутыми как небо, цветущими как степь глазами.

              Живущие в доме бабушки старожилки, утверждали, что и в детстве он рос таким же вот романтичным мальчиком. Видимо, где-то очень глубоко в душе, он им и остался. Поездки, они же не на час или два! Сутками по степи, стучат колёса по рельсам. Знаком каждый столб, шлагбаум, разъезд. Ну, а стрелочник тем более, почти как родственник, раскланивающийся при встрече в знак уважения и приветствия. В силу своей восторженности, машинист умудрялся, ухватившись за поручень нагнуться, и чуть ли не вываливаясь из кабины тепловоза, хлопать рукой об руку стоящего стрелочника с сигнальным флажком. Подъезжая к одному из полустанков, машиниста и его помощника, каждый раз заранее охватывал неудержимый смех. Если на холодильник натянуть фуфайку, причём как сверху, так и снизу, можно будет представить стрелочницу этого полустанка. Бабень с сажень! Голова закутана платком, как в войну, крест-накрест. Неподвижная, монументальная фигура с сигнальным флажком в вытянутой руке, без каких либо признаков жизни. Проезжая мимо, гогоча и отпуская не всегда лестные шуточки, мужчины как не старались, не могли рассмотреть, что-либо ещё, кроме выше перечисленного.

              Один за другим окончили школу сыновья, по очереди поступили в Суворовское училище. Мать и отец дружно скучали, отталкивая друг друга, бежали к телефону. Дом наполнился эхом. Пустота поселилась в нём. Шаги машиниста стали тяжёлыми. Ближе дом, тяжелее шаги. Стал машинист собирать свободные «ездки», она стала скучать по сыновьям и мужу за чаем с подружкой. Всё бы ничего, да случилось то, что случилось…

              Однажды, подъезжая к полустанку, где стрелочница монумент, машиниста удивило то, что черная фигурка вдали, вроде как шевелилась и подпрыгивала. Фигура не увеличивалась до размеров холодильника, когда они были рядом, а проехав мимо, так и осталась маленькой и подпрыгивающей, с сигнальным флажком под мышкой. Правда голова была так же закутана платком крест-накрест. За разглядыванием пропустили привычный момент мужской «ржачки».
              —Что это было?—
              Помощник с недоумением смотрел на машиниста.
              —Конь в пальто…. Не знаю, окно приморозило.—
              —На обратном пути смотреть будем лучше.—
              Заходящее солнце, окрасило снежную степь фиолетовыми оттенками. Огненная лава, растеклась по фиолетовой кромке горизонта, разбрызгивая во все стороны огненные стрелы.
              —Как хорошо-то, Господи!—
              —От таких картинок, жить хочется.—
              Помощник рылся в сумке с продуктами, доставая термос.
              —Угу, ежели на сытый желудок.—
              Зима хозяйничала вокруг. Один только взгляд на это бесчинство, располагал к горячему чаепитию. Аромат душицы и мяты заполнил, пропитанную мазутом кабину тепловоза. Помощник перекладывал из одной руки в другую, стакан в ажурном подстаканнике.
              —Что? Опять украл, у грудастой проводницы с пятого вагона?—
              Широкая улыбка машиниста говорила о многом.
              —Так же бьётся всё тут, что не возьми с собой.—
              Ответил помощник и тут же добавил, сердясь на машиниста:
              —Переработки у нас много. Дети тянут?—
              —Может и тянут…—
              После минутной паузы, ответил машинист. Лицо машиниста, повёрнутое к боковому стеклу кабины, ничего не выражало.

              Обратный путь домой, всегда быстрее. Потому и проскочили полустанок, забыв разглядеть замену монументу, да и вьюжило сильно. Лениво протекали праздничные дни. Новый год в семейном кругу прошёл, как и положено. Еда на праздничном столе казалась пресной. Впервые заметил, как постарела тёща, словно шарик воздушный сдули. Вспомнил свою маму, умерла, можно сказать, молодым человеком. Ярко вплыло в памяти её лицо. Рыжеволосая женщина, смешные светлые ресницы, большие тёмные глаза, как подсолнухи, всегда распахнутые ему на встречу и руки, всегда протянутые в его сторону. Такой он её запомнил.
              —Что с тобой?—
              Жена услышала вздох и увидела стеклянный взгляд мужа.
              —Маму вспомнил. Хорошо вспомнил…—
              Мужчина, обняв за плечи тёщу, тихонько раскачивался с ней из стороны в сторону.
Улыбающаяся тёща, начала юрко, не по возрасту, таскать посуду на кухню. Внимание мужчины, приятно женщине в любом возрасте.
              —Я у вас почти прописалась. Может взять да разбить что на счастье? А, зятёк?—
              —Во-во! Я зарабатываю, а ты бить…—
              —Спокойной ночи мои женщины! Пойду спать.—

              Снег падал и падал. И был он липким. Сухостой на балконе, приобрёл причудливые формы. Луна добавила им таинственности с примесью страха.
              —Совсем как в детстве…—
              Ухмыльнулся лежащий в кровати мужчина и заснул.

              Утром его разбудила местная ворона. Её привлекли заснеженные букеты на балконе. С ходу, опустившись на один из букетов сухостоя и не рассчитав своей тяжести, ворона снесла его на цементный пол. Остылая банка на морозе разлетелась вдребезги. Птицу это не напугало, и она продолжала хулиганить, клевать и разбрасывать веточки.
              —И вороне в Новый год надо чем-то себя порадовать…—
              —Правда, дорогой?—
              Жена заботливо поправила подушку под головой мужа, а сама подумала:
              —Слава Богу, теперь можно будет выбросить.—
              И выбросила.
              —В Новый год нужно, что-то старое выбросить из дома, чтобы зашло новое.—
Сама себе и ему потом объяснила она для успокоения.

              Новый год без подарков и ёлки для детей, это не Новый год. Взрослеют дети, тускнеют краски и запахи восприятия у взрослых. Хотя халат его жены пахнет духами её подружки. Значит, опять с ночёвкой приходила. Разные такие, а дружба много лет тянется. Это хорошо, наверное. Так думал машинист, шагая в локомотивное депо. Новогодние поздравления коллег, шутки, немного подняли настроение. Уже в пути, рассматривая в вечернем сумраке замёрзшую степь за окошком тепловоза, почувствовал тянкую тоску на душе. Вот только о чём? Что ей, душеньке, угодно?
              —Подъезжаем.—
              Помощник дотронулся до плеча задумавшегося машиниста.
              —Давай, посмотрим.—
              Разминая спину и щёлкая суставами пальцев, машинист направился открывать дверь кабины тнпловоза. Натянув рукав пиджака на кисть руки, ухватился за ледяной поручень и, спустившись на две ступеньки провис в воздухе. Частички снега, вонзаясь, жалили лицо, шею и уши. Как всегда дух захватило! Танцующая фигурка в платке крест-накрест, застыла, увидев его пируэты. Платок низко опущен на лоб. Рука в варежке сдвинула его со лба в тот момент, когда висевший на поручне человек поравнялся с ней. Остановись мгновение - ты прекрасно! И оно остановилось. Как в замедленном кино, их взгляды и лица сближались. В это, остановившееся мгновение, два подсолнуха распахнулись на встречу и впечатались в глаза машиниста, да так и остались в его памяти, найдя там себе подобные. И две руки, поднятые вверх к нему, одна с флажком, другая придерживающая платок на голове. Словно солнечный луч коснулся лица машиниста, позолотив душу и сердце. Долго ещё не слышал стука колёс машинист за стуком своего сердца. Старался подольше удержать в себе ощущение лёгкости и новизны жизни.

              С этого мгновения, с этого дня мужчина вёл счёт часам и минутам от поездки до поездки. Особо тщательное бритьё по утрам, да разве это в тяжесть! Пение под душем, разминка на холодном балконе доставляли ему большое удовольствие. Удивление жены сменилось радостью за мужа. Но время расставляет всё по местам. Поставило оно большой вопросительный знак, у некоторых пунктиков в личных отношениях между женой и мужем. Машинист, возвращаясь с поездки к горячему наваристому борщу в родном доме, мыслями был на той самой ступеньке, возле двух подсолнухов, у того самого полустанка. Аппетит хоть куда! Сон, как у молодого парня! Только голова на подушку, а подсолнушки тут как тут, возникают в его памяти. Любуясь ими, улыбаясь им, засыпал мужчина. Жалобы жены на здоровье, долгое её курохтанье за спиной, уже не раздражали его. Он был счастлив. Завтра или послезавтра вновь увидит свои подсолнушки. Осторожно сбросит ей розы в плотной бумаге. Почему розы? А разве могли удивить полевые цветы, живущую среди них девушку?
              —Розы были и не один раз!—
              —Куплю ей большого шоколадного зайца в коробке, с прозрачной крышкой.—
              —Он так уморительно смотрится в ней!—
              Машинист увидел невиданную сладость перед Новым годом. Заяц был почти одного роста с лежащим в коляске ребёнком. Когда машинист был в таком возрасте, шоколадные зайцы только приснится, могли его родителям. Память, словно весенняя капель на солнце засверкала, запестрила картинками из детства. На улице по весеннему стало прогревать спину сквозь верхнюю одежду. Солнце заставляло людей щуриться, и побежали весёлые морщинки вокруг глаз прохожих. Весна гнала зиму прочь. В один, почти уже тёплый день, два подсолнуха, как всегда, подпрыгивая и протягивая руки за очередным подарком, чуть не лишились его. Потрясающая по своей красоте золотая россыпь волос, спрятанная под платком зимой, настолько поразила машиниста, что заглядевшись, он чуть не пропустил момент передачи очередной безделицы-знака своего внимания.
              —Огонь, а не девка!—
              Помощник растирал шею, уж очень долго оглядывался назад.
Действительно, огонь! Оттаяли заиндевевшие чувства у мужчины, затем согрелась душа. Накалилось, всё это докрасна, до белой злости. Огонь горит, тепло выделяется, а куда девать эту энергию, где и как пролиться ей?
              —Возьму осенью отпуск.—
              —Своим ходом на своей шестёрке прикачу, обниму, расцелую…—
              Успокаивал себя машинист, всё чаще без причины срываясь на жену, и зачастившую в гости тёщу.
              —Мальчики звонили, тебе привет!—
              —Старшенький знакомить собрался нас с девушкой своей, когда отпуск получит.—
              Жена всячески старалась разрядить обстановку в доме. Вернуть отношения в прежнее русло.
              —Сын со своей девушкой и я туда же…—
              Смущение охватило мужчину, но это только на мгновение. Картинки его фантазий тянули в кровать, под одеяло.
              —Сел, да написал бы письмо детям. Телефон, это ж совсем другое!—
Тихонько обняв мужа за плечи, жена замерла в ожидании ответной ласки. Не дождавшись, ушла на кухню по своим делам.

              Да как же это он сам не додумался до этого? Письмо! Конечно, он напишет подсолнушкам письмо и откроет личный абонентский ящик на почте или до востребования писать можно будет. Писалось ему долго. Весь исчёрканный рвался лист за листом. Кто бы мог подумать, что написать письмо девушке, это как год за два, практически невозможно. Но сколько не меси, что-то слепиться. Это что-то, бережно заклеенное в конверт без имени и адреса, лежало в кармане пиджака, только лишь не тикало как мина замедленного действия. И вот она долгожданная поездка! Вот он долгожданный километр! Вот он долгожданный полустанок! Беспокойство охватило мужчину. Вдруг ветром унесёт конверт? Надо было вложить что-то тяжелое. Так вот волнуясь и приноравливаясь на подножке тепловоза, с конвертом в руке, не рассчитал влюблённый и высунулся из кабины до неприличия. Боль от удара о бетонный столб была настолько мощной, что мышечный спазм от неё, не позволил разжаться пальцам на руках. Сила удара отбросила машиниста назад и буквально прилепила к стенке кабины тепловоза. Одна рука стиснула поручень, другая с конвертом, зажатым в кулак, распростёрлась вдоль кабины. Текст молитвы, на пожелтевшем от времени тетрадном листке в клеточку, написанный рукой покойной матери крупными буквами, и хранимый им в одной из книг, возник в его памяти.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Жизнь дала ему ещё несколько мгновений, что бы вот так, расплющенным, постоять на подножке тепловоза, лицом к заходящему солнцу, горизонту, зацветающей степи, а затем сорваться в низ….
Всё померкло. Но был у машиниста, кроме жены и сыновей, ещё и ангел-хранитель. Толкнул он в затылок помощника и тот успел обхватить и затащить отбитое тело машиниста в кабину тепловоза. Картина была неприглядная. Фиолетовое лицо, такого же оттенка вмятая грудь и рука с зажатым в кулаке конвертом. Вторая рука вывернулась в плечевом суставе, так и осталась держаться за поручень. Упал занавес, захлопнулась дверца памяти.

              Жена и тёща по очереди несли вахту у забинтованного словно мумия, лежащего под капельницами машиниста. Придти в себя он пришёл, но память не вернулась. Сыновьям не сообщали, что бы те смогли спокойно сдать годовые экзамены. Сдали, узнали и приехали. Сгорбившаяся возле кровати бабушка, оказалась мамой. Так она состарилась и стала похожа на свою мать. Все трое обнялись и застыли, скованные объятьями любви и горя.
              —Нам необходимо общаться с отцом и любить как прежде.—
              —Рассказывать всё ему о себе, советоваться с ним.—
              —Бог даст, и память вернётся, так доктор сказал.—
              Жена-сиделка суетилась вокруг лежащего мужа, поправляя ворот больничной рубахи, край одеяла, мутузила подушки. Салфетками, смоченными водой пополам со спиртом, протирала шею, руки, ноги.
              —У нас утренний туалет, да милый?—
              Мужчина закрыл глаза, в знак согласия.
              —Я, с младшеньким нашим, домой схожу. Наготовить надо…—
              —А ты со старшеньким нашим, побудешь. Не скучайте!—
              Ошарашенный увиденным «младшенький» сын, с облегчением закрыл за собой и матерью дверь палаты. Ошарашенный увиденным «старшенький» сын остался стоять у больничной кровати. Глаза отца ничего родного не выражали. Молчать становилось в тягость. В палату впорхнула медицинская сестричка. Аромат её духов заполнил пространство вокруг них и напомнил о другой жизни за стенами больничной палаты. Она легко пробежала пальчиками по системе капельницы, легко ввела дополнительное лекарство в резиновую трубочку, легко подняла настроение у посетителя, пробежав по нему озорным взглядом.
              —Пап! Я маме обещал познакомить вас со своей девушкой.—
              —В одном классе учились. Сейчас живёт у тётки.—
              —Родителей у неё нет, мы переписываемся. Хотел её привезти, а тут ты…—
              —Смотри, пап, у меня фотография есть.—
              Цветное фото размером с поздравительную открытку, с безупречной точностью отобразило то, что стояло перед объективом. Два подсолнуха стремительно неслись машинисту на встречу. Словно луч солнца коснулся его лица, озарил и осветил память. Вернулась она! Как в калейдоскопе завертелось прошлое и стало выстраиваться в осознанную действительность. Сжав зубы, прикрыв веки, мужчина терпел тошноту и головокружение. Увидев искажённое лицо отца, сын рванулся было к двери за сестричкой, но руку сына перехватила рука отца. В знак отрицания тот мотал головой из стороны в сторону. Раздался глубокий вздох, звук проглоченной слюны и слеза радости покатилась по заросшей щетиной щеке отца.
              —Огонь, а не девушка! Сынок…—
              И как бы подтверждая его слова, выглянуло ослепительное весеннее солнце из-за облачка. Наполнило золотым светом больничную палату, руки и головы отца и сына, склонённые друг другу. Лучи его падали так, что образовали два светящихся ореола вокруг их голов. Сердцевина тёмная, а вокруг золото, как у подсолнуха солнцем согретого.



Продолжение: Дела земные. ТРИ Т - http://www.proza.ru/2016/06/10/1626



ТРИ «Т»



              Степь! Она продувается всеми ветрами. Подует ветер и уносит с собой от одних людей печали и радости, детских смех, брошенные сгоряча слова злые, предательство одного и терпение другого. Что бы перечислить все жизненные баталии, самой жизни не хватит. Подует другой ветер и принесёт всё это назад, но уже к другим людям. Никого не обойдёт то, что было у другого. Всячески стараюсь, не применять такое слово, как возмездие. Так уж устроено! Откусить придётся каждому от всякого пирога и пряного и затхлого. И вот это дуновение ветра, в своей пограничной зоне, рождает такое спасительное понятие, как надежда. Всё придёт и всё пройдёт! Видимо нельзя иначе. Только так можно отпустить из сердца любимого. И пока его носит где-то, проходит время, которое по известной всем истине нас лечит. И когда эти двое встречаются вновь, вроде он и вроде уже не он, вроде она и вроде уже не она. Когда-то вздёрнутый носик, не кажется симпатичным. Между бровей его в разлёт, легли морщинки, чем придали им совсем другую форму. Захолонёт в груди, кольнёт в сердце тоска зелёная, и вот уже нет жгучей ненависти. Унёс её ветер перемен к другому человеку. Потому мы и бессмертны, что все человеческие чувства, мысли, переживания, они в душе нашей. Если нас не стало, летит душа ввысь и ветер уносит её к другим людям, тем самым повторяет повторяемое. МЫ ВЕЧНЫ! Нужно только поверить в это. Пойдите в степь, вслушайтесь, вдохните её в себя, поднимите глаза в небо. Взгляд на понравившееся облако, донесёт до него ваш восторг от увиденного боголепия. Облако понесёт восторг дальше. Сколько людей, подняв глаза, увидят облако и почувствуют это же! Мы взаимосвязаны красотой миро воздания, и мы вечны.

              Стоящая на обочине дороги молоденькая женщина, сняла с головы льняное кепи. Долго рылась в большой мешкообразной сумке. В этом году вошли в моду именно такие модели.
              —Господи, кто выдумал этот фасон!—
              —И проведите, наконец, свет в женские сумки!—
              Наконец пальцы коснулись желаемого и небольшой краб, собрал женские волосы на макушке и открыл глаза женщине на окружающую красоту. Жара спадала. Вокруг теплая степь. Стрекот цикад. Подставив лицо, едва остывшему ветерку, женщина не сводила глаз с горизонта. Там, заходящее солнце, вершило ежедневное таинство по расписанию. Видно прошляпила молодая женщина рейсовый автобус в город за разговорами с подружкой. Теперь стоит и ждёт следующий.

              Ох уж эти современные автомобили! Почти беззвучно шурша колёсами об асфальт, подъехавшая иномарка слегка коснулась шифонового края юбки молодой женщины. Ноги сразу же почувствовала тепло двигателя машины.
              —Разве вам неизвестно, что одинокая женщина на дороге, это не прилично.—
              Мужской замшевый голос, пригвоздил женские каблучки к асфальту. Передёрнув сумку с одного плеча на другое, молодая женщина рукой стянула у горла ворот кофточки и не спешила обернуться. За грудиной стукнуло, ёкнуло, остановилось, а затем опять застучало в учащённом ритме. Обдало жаром, да так, что капельками пота бисером осыпали верхнюю губу. Голос был до боли знакомым. Собравшись с духом, она вобрала в себя больше воздуха и почти шёпотом произнесла ответ:
              —Известно…. Эту истину я усвоила давно из ваших уроков.—
              Иномарка была крутой, большой и квадратной как сарай. Непривычно высокая подножка у машины, внесла некоторое замешательство при посадке. Сев в удобное кресло, оправив подол юбки и не найдя в себе сил на словесную перепалку, не взглянув на обладателя замшевого голоса она отвернула лицо в сторону уходящего дня. Что-то стало происходить в машине, и её не большое пространство заполнялось стуком двух сердец. Прохладный от кондиционера воздух в машине казался ледяным после тёплой степи. Он не наполнял грудь, застревая, где-то на уровне горла. Не сговариваясь, две руки одновременно распахнули дверцы автомобиля. Два человека шагнули назад в степь в противоположные стороны. Стало легче. Привалившись спиной к горячей машине, лицом к закату, молодая женщина молчала. Машина высокая, мужчина стоял по другую сторону и вытягивался, что бы видеть макушку женщины, чётко очерченную на фоне заката. Вдруг она исчезла.
              —Чушь какая-то! Куда она делась?—
              Мужчина зашагал вокруг машины.
              И никуда она не делась. Присев на корточки, продолжая опираться спиной о машину, обхватив голову руками, женщина пыталась спрятаться от своего так неожиданно нагрянувшего прошлого.
              —Надо себя любить. Себя не надо стыдиться.—
              Мужчина смотрел в степь.
              Слова, произнесённые им, согревались в потоке горячего воздуха от земли, и не казались нравоучением. Теперь они стояли рядом, лицом к закату. Молодая, ладно сложенная брюнетка и мужчина, слегка отягощённый годами и небольшим животиком. Это не портило его, а наоборот подчеркивало его природную доброту и мягкость характера.
              —Я подвезу тебя, как тогда?—
              Мужчина открыл дверцу машины. Женщина забралась в неё. С мягким чмоканьем закрылись двери автомобиля. Оглохшая степь поплыла за окошком. Он и она молчали и в этом молчанье, как голограмма, мягко засветилось их прошлое. Заглянем в него….

              Эта же остановка, такое же лето, такой же закат. Машина не та, но соответствует бренду того времени. Девчонка, сидящая прямо на земле у обочины, деловито возится со шнуровкой на высоком ботинке. От натяжения шнурок порвался и теперь, его надо было связать, а узелок не проходил в отверстие. Игнорируя проезжающий мимо транспорт с улыбающимися в её адрес лицами, она сердито повернулась к дороге спиной и так низко наклонилась к шнуровке на ботинке, что торчащие колени с обеих сторон головы были на уровне её плеч. Повозившись, какое-то время со шнурками, девочка огрызнулась сама с собой и выдернула их из ботинок. Поправила завёрнутые внутрь носочки, встала, притопнула ботинками и повернулась лицом к дороге. Из машины стоящей рядом, мужчина наблюдал за её действиями.
              —Разве вы не знаете, что одинокая женщина на дороге это не прилично.—
              Выйдя из машины, мужчина вобрал в себя воздуха, чем подтянул животик и расправил плечи.
              —Нет ничего хуже порванного шнурка на ботинке!—
              Не согласилась с ним девчонка.
              —Не на дороге я, а на автобусной остановке.—
              Совершенно не обращая внимания на мужские потуги, она разглядывала чёрного цвета автомобиль, марки БМВ.
              —Куда прикажите?—
              —Если вы в город, то и мне туда. Можно на заднее сиденье, там просторнее.—
              До города двадцать километров. За это время, трещотка на заднем сиденье, рассказала ему о маме, которая летает вахтовым методом на Север поваром и что она была в гостях у школьной подружки на хуторе. Оказывается, в городе уже есть такая машина. Её владелец самый главный бандит.
              —Вот он удивится, что я, на такой же машине приехала.—
              Восторг мешал девочке сидеть спокойно. Зеркало заднего вида попеременно отражало то затылок, то руки сложенные в виде бинокля у глаз, то ботинок, из которого вытряхивали мелкий камушек. Водитель тяжело вздыхал при мысли, в каком состоянии будут кожаные сидения.
              —Откуда бандит узнает о моей машине?—
              —Ему всё докладывают про чужаков и заезжих торгашей. Пацаны у него на это натасканы.—
              Теперь девочка дышала ему в затылок.
              —Вон переезд…. Проезжайте проулок, и вон дом с золотым коньком на крыше.—

              Мужчина редко бывал в этом городке, но считал его своим. Пока родители были живы, ему было некогда часто навещать их. Носило его из страны в страну, в качестве переводчика своего босса. Работа интересная и денежная. Страны менялись, дух захватывало от новых и новых впечатлений. Когда же родителей не стало, то ли вина перед ними, то ли состояние покоя, которое он испытывал в родительском доме, тянуло его в этот городок постоянно. Тянуло в квартиру, где ещё пахло маминым белым ландышем, а бритвенный станок отца брил не хуже нынешних приспособлений для этого. Он ничего не менял в квартире, за которой присматривали пожилые соседи за умеренную плату. Свозил в неё, ставшие ненужными дорогие вещицы в виде больших масок ритуального назначения, цветочных ваз, сувениров и кучи кукол купленные за баснословные деньги в разных странах. Их когда-то любила получать в подарок его бывшая пассия, сама похожая на них. Долго тянулись их отношения, да ни во что не вылились, потому и кукол было много. Была среди них редкая коллекционная кукла, с глазами из настоящего нефрита, в плетённом из бисера платье. Куклы расставлены на каминной полке, покрытой шкурой экзотического зверя.
              —Я местный. Правда, правда!—
              Увидев недоверчивый взгляд, мужчина поспешил с доказательствами.
              —Родился здесь, вырос, потом уехал и много работал.—
              —Родители мои тут…—
              И замолчал человек, только сейчас осознав, что их не стало, но всё равно они здесь.
              —Спасибочко, я приехала.—
              —Ещё раз спасибочко.—
              Так и не дождавшись «пожалуйста», девочка пошла к калитке, оглядываясь на задумавшегося в машине мужчину. Пройдя двор, открыла ключом дверь, стряхнула с ног ботинки и только тогда услышала звук отъезжающей машины.
              —И у меня тут… мама.—
              Подумала она.
              Только всё совсем не так, как у её подруги. Они с мамой, всё делают вместе, ложатся спать, готовят еду, убираются в доме и во дворе по хозяйству, ходят по магазинам и к доктору. Её же мама, тоже работает, где-то живёт, кому-то готовит и всё это для буровых дел мастера. Конечно, она приходит после каждой лётки, приносит деньги, кладёт что-то съестное в холодильник и каждый раз удивляется:
              —Как ты растёшь быстро.—
              Или:
              —Да ты взрослеешь на глазах!—
              Девочка привыкла жить в доме одна. Закрывать на ночь ставни и открывать их утром. Выскакивать из тёплой постели, в комнатных тапочках и бежать к калитке, как будто что-то изменится, от того закрыта она на крючок или открыта. Болеть научилась сама и знала, что когда нужно принять из лекарств. Знала, что плачь или не плачь, когда одиночество подступает к горлу, дверь не откроется и телефон не зазвонит.
              —Пойми меня, доченька! Я для себя и не жила.—
              —Он любит меня и никого другого не хочет.—
              Так коротко и чётко, стыдясь самою себя, ответила ей мать, на последнюю истерику дочери. Подошла к ней, насухо вытерла глаза и нос.
              —Ты не брошена. У тебя есть всё. Выживешь, не война!—

              Маму, в качестве молоденькой жены, в этот чужой городок привёз отец. Здесь у неё не было ни друзей, ни родных, ни знакомых. Через несколько лет он уехал на красивой машине с красивой женщиной, оставив жену с крошечной дочкой у своих престарелых родителей. Сноха и внучка ухаживали и опекали стариков до самой их смерти и похоронили достойно. Дом был отписан несостоявшейся невестке. Когда девочке исполнилось тринадцать лет, появился буровых дел мастер. Он никогда не заходил в дом, не звонил по телефону. Гудок его москвича с улицы всегда пугал маму и та, собираясь к нему, начинала бегать из угла в угол, забывая обо всём на свете. Собравшись на скорую руку, выскакивала за порог. Дверь, почему-то, ни когда не захлопывалась за ней с первого раза и долго ещё зевала, из стороны в сторону, как- бы зовя мать обратно. В конце концов, дверной скрип надоедал, и девочка шла закрывать её. Каждый раз она медлила делать это, зная что, закрыв её, начнётся долгий вечер и долгая ночь. Самостоятельность ещё никого не испортила и росла девочка сама по себе хорошим человечком. Наградил её бог умением отличить хорошего человека от человека плохого. Добрую собаку, от злого пса. Посмотрев на мордашку котёнка, она определяла наперёд, будет он в доме гадить или нет, и всегда это совпадало. Школа шла на тройки, но ходила она в неё с удовольствием. Друзей в дом шайками не водила. Была любимая подруга, та, что с хутора. Учась в девятом классе, подруга часто ночевала у неё, если непогода, а та на каникулах ездила к ней в гости.
              —Что его так опечалило?—
              Думала девочка, стягивая липкую от пота футболку. За холодильником, в старой калоше оказались деньги, в холодильнике продукты. Мама была.

              В это время, второй наш герой звонил в дверь к соседям, которые присматривали за квартирой его покойных родителей. Знакомые глаза стариков, засветились радостью. Его приезды вносили оживление в их монотонную жизнь и давали прибавку к пенсиям. Прижимая к груди подарки, наперебой рассказали о событиях, произошедших в подъезде. Кто умер, кто родился. Всё ничего, только вот ворона дворовая облюбовала балкон его квартиры, всё подряд таскает, свалку устроила.
              —Ничего, разберёмся. Пойду я, устал с дороги.—
              Мужчина шагнул по направлению своей квартиры.
              —Один опять?—
              —Неужели, в твои годы и взять с собой некого?—
              Пожилая соседка с грустью качала головой.
              —Одному в дороге спокойней.—
              Нечего было сказать мужчине, нечем было похвастаться. Особой горечи от этого он не испытывал, в силу склада своего образа жизни. Аэродромы, вокзалы, отели и лица людей, как слайды, постоянно меняющиеся, они появлялись и выскальзывали из памяти, как и те женщины, что быстро и качественно удовлетворяли мужской интерес или желания, возникшие к ним за один вечер. Ему катастрофически не хватало тишины и уединения, и находил он всё это только в родительской квартире. Тут не было хрустящих простыней и дорогой мебели, блестящих полов, изысканной сервировки. Тут его ждала тишина, плохо вытертая пыль, родные запахи и мягкая скорбь об ушедших и об утерянном времени, когда можно было многое сказать родителям, многое сделать для них. Казалось, он всегда спешил к ним, а приезжая спешил обратно. Вот оно его горе и горе тем, кто, имея такую возможность сейчас, не творит добро и любовь родителям. Это единственное место на земле, где можно оглянуться и ясно без прикрас увидеть свою жизнь, ошибки в ней и заслуги.

              Мужчина проголодался. Как это, всё-таки, здорово, открыть ножом кильку в томате и есть её прямо из банки с чёрным хлебом и чесноком. Потом весь вечер ходить по квартире, этаким дракончиком, извергая общеизвестные запахи и при всём этом никого не раздражать.
              —Что за бардак на моём балконе?—
              Мужчина, отдёрнув штору, как в детстве прижал нос к оконному стеклу.
Присев от неожиданности, ворона какое-то время разглядывала расплюснутое лицо за стеклом балконной двери. Поняв, что ей ничего не угрожает, она продолжила стучать клювом по бельевой прищепке, которая не замедлила и из-за своей ветхости, разлетелась на две части. Ворона решила заняться следующей прищепкой, но балконная дверь, распахнувшись, ударилась о почерневшие от времени и дождя бельевые верёвки. Границы владений вороны были нарушены. Вторженец быстро собрал всё птицей натасканное в мешок, в котором когда-то был сахар и унёс. Пылесосом собрал пыль и мелкий мусор. Вынес табурет, сел и закурил.
              —Ты, особо-то не сердись!—
              —Всё равно уеду, натаскаешь ещё.—
              Недовольная ворона на перилах балкона скосила глаз в его сторону.
              —Ну и уезжай, тебе всегда не терпелось!—
              Послышалось человеку.

              Темнело. Бледное лицо луны, напомнило о кладбище, куда его каждый раз, в полном смысле этого слова не несли ноги. Завтра придётся это сделать. Спать! Спать! Спать! Здесь всегда хотелось спать и без всяких снотворных. Подойдя к кровати, мужчина стал взбивать подушку с отцовской стороны, куда его пускали родители только в детстве, утром по выходным дням. Кажется всё… Темно, мягко, удобно, прохладно. Спокойной ночи!

              Утром, ещё не открыв глаза, мужчину посетила мысль о девочке на дороге. Была она одна, так далеко от города, на закате дня. Машина со всяким сбродом, могла остановиться! Это хорошо, что он проезжал мимо. Доброе и тёплое чувство наполнило его сердце. Теперь надо встать и сделать самое грустное, это посетить могилы родителей на кладбище. Нужно купить цветов, не забыть дать денег мужичку в сторожке.

              Такси долго ждать не пришлось. Базар, куда он заехал за цветами, шумел и пестрел дарами природы. В горле запершило от запаха жареного шашлыка и пыли. Всюду снующая молодёжь в борцовских майках, с накаченными торсами и бритыми головами. Ничего не выражающие глаза, лексикон, состоящий из трёх фраз, выдавливался сквозь сжатые челюсти. Они постоянно жевали жевательную резинку, как стадо молодых бычков в загоне. Продавец цветов, попыталась пересчитать высокие стебли роз в ведре с водой, но мягкий голос приезжего остановил её. Мужчина положил сто долларов и отнёс цветы в машину. Попросив шофёра подождать, мужчина с любопытством разглядывал ларьки и киоски. Один и тот же товар, выцветшие на солнце ценники за стеклом, вместо цифр на них высохшие мухи и пауки. Куда ни шагнёшь, не бросишь взгляд окурки, ковровое покрытие из окурков.

              Подъехала, плохо крашенная, видавшая виды машина, марки БМВ. Выскочивший из неё парень догнал и схватил за ворот рубашки уже знакомую ему девочку. Тряся как грушу, что-то доказывал ей. Та, зажмурив глаза и зажав ладонями уши, дерзко качала головой, в знак не согласия с чем-то. Бросились в глаза знакомые высокие ботинки без шнурков. Перейдя дорогу, мужчина подошёл к ним. Взял за руку парня и отодрал её от ворота рубашки девочки. Как по команде, оба обернулись к нему. В глазах у девочки появилось радость от встречи.
              —У тебя проблемы, дорогая?—
              Мужчина, не спеша и заботливо оправил рубашку на девочке, убрал за ухо выбившуюся прядь волос. Она тут же прижалась к нему боком.
              —Я на базар пришла! Шнурки купить. Он ругается.—
              Приняв её доверчивость, как само собой разумеющееся, мужчина вновь задал вопрос.
              —Ругается? Он брат твой?—
              Спрятав плечо за спину спасителя, она рукой цепко ухватилась за его ремень, и как бы выглядывала из-за него наполовину.
              —Он всем говорит, что я его девушка.—
              Представительный вид взрослого мужчины, тихий голос, мягкий взгляд, сдерживал молодого и напористого вояку.
              —Понимаю…. Это не так?—
              —Не нужен мне бандит местного значения.—
              Ещё раз выдвинулась из-за его спины девочка.
Понимая, что они привлекают к себе всеобщее внимание, мужчина развернул девушку за плечи, повёл к ожидавшему его такси.
              —Шлется где-то, дома не ночует!—
              —Ещё и дядечку богатого подцепила.—
              —Куда повёл, козёл старый?—
              Неслись в след им злые обвинения.
              —Шнурки покупать.—
              Вздохнул незнакомец и захлопнул дверцу такси.
              —Ой, какие цветы красивые! Как их много! Это кому?—
              —Тебе.—
              Не задумываясь, ответил мужчина.
              —За что?—
              Вопрос прозвучал с недоверием.
              —За смелость твою.—
              —Понравилось мне, как ты вела себя с местным бандитом.—
              В разговор вмешался водитель такси.
              —Девочка красивая, при всех, так сказать, данных!—
              —Узнал, что живёт одна, вот и домогается. Куда едем?—
              —Вначале даму отвезём по месту её проживания.—
              Ответил мужчина.
              —Я шнурки не купила.—
              Послышалось сзади злое шипение.

              Пассажирку обидела осведомлённость и болтливость таксиста. Мужчина, спиной почувствовал злые коленки девочки. Вот и знакомый золотой конёк на крыше. Начисто выдранная трава вдоль забора, очень выгодно отличала его от соседских заборов, заросших ею. Он вышел и открыл дверь автомобиля. Надувшийся «хорёк», специально медленно полз по заднему сиденью машины к выходу.
              —Я куплю тебе шнурки.—
              —Не забудь взять цветы.—
              Хорёк мгновенно преобразовался в девочку, увиденную им на дороге. Её руки быстро и бережно, собрали цветы, так же бережно понесли к калитке. Калитка мягко хлопнула за ней.

              Какая-то незаконченность, удерживала мужчину на месте, и только услышав, её звонкое «спасибо» со двора, он позволил себе сесть в машину и уехать. На кладбище, он понял, что приехал без цветов. Подойдя к могилам матери и отца, которые находились рядом, впервые не ощутил прилива душевной боли и заговорил с ними как с живыми. Легко и подробно, рассказал, что с ним случилось и почему он без цветов. Описал сцену на дороге, ворону на балконе. Когда собрался уходить, глаза отца и матери с портретов, не смотрели строго как раньше, они улыбались своему сыну.

              Заскучавший таксист, радуясь его возвращению, попытался что-то рассказать подробности о девочке и бросившей её матери, но был строго прерван просьбой, отвезти туда, где можно купить шнурки.
              —Оно вам надо?—
              Весёлая нагловатость таксиста на этом не закончилась.
              —Кто-то же должен купить эти шнурки.—
              Мягкая и спокойная, манера разговора клиента стала раздражать водителя.
              —Дальше брильянты покупать будем?—
              Съехидничал он.
              —Будет надо, будем покупать.—

              Базар поутих, многие прилавки опустели. Ветер, играя с мусором, разносил его куда попало. Клетчатые, невероятных размеров сумки, шитые перешитые, заклеенные скотчем, таскали женщины с почерневшими от солнца и ветра лицами. Такого же цвета кисти рук, с ярко накрашенными ногтями, цепко держались за ручки этих жутких баулов. Усталые воспалённые глаза, пытливо заглядывали в лицо незнакомца, а вдруг, что ни будь, купит!
              —Шнурки мне нужны, для девочки к ботинкам.—
              Мужчина достал плотный бумажник.
              —Это мы сейчас! Это мы быстренько!—
              —Лизонька, у кого, из наших девчонок, «ейное богайство» имеется?—
              Остроносая торговка, с остреньким хвостиком волос на голове ринулась вдоль прилавков. Навстречу ей шёл парень, уже знакомый нам, по вышеописанной сцене. Пыльный, спортивный костюм прилип к телу. Намеренно, раскачивающийся шаг. Намеренно наглый взгляд. Двое хлопцев с обеих сторон, примерно в таком же гардеробе, добросовестно в такт своим шагам, с усердием жевали жвачку.
              —Куда спешим? Покупателя обслуживать?—
              —Так уже есть, кому его обслуживать!—
              Продавец шарахнулась в сторону от парней, но бег свой не остановила, женщине нужно было заработать. Трое парней, походкой, видавших виды моряков, шли прямо на мужчину и не собирались сворачивать.
              —Я уже тутоньки, выбирайте!—
              Пронырливая женщина возвратилась, обогнала воинственную троицу. На вытянутой руке свисало несколько кистей из шнурков чёрного и коричневого цветов.
              —Немного не то…—
              —Но я возьму вот эти.—
              Заметив, как изменилось лицо продавца, решил мужчина. Заждавшийся таксист в машине, стал сигналить, настойчиво и надрывно.
              —Этого хватит?—
              Сунув в руку женщины деньги, мужчина поспешил к нему.
              —Это я специально! Вижу, местная братва собирается права качать.—
              Таксист явно набивал себе цену.
              —Молоток.… Теперь поезжай, в какой ни будь приличный магазин.—
              Там он купил узкую капроновую ленту, несколько метров.
Радуясь щедрой оплате, таксист просил обращаться в дальнейшем, только к нему.

              Ворона, свесив голову, одним глазом разглядывала, подъехавшего на такси человека. Она узнала в нём вчерашнего вторженца на её территорию и нарушителя её спокойствия.
              —Дожился! Кроме вороны и встретить не кому.—
              Сделал вывод о себе мужчина, но грусти не было, было хорошее настроение. Надо принять душ, подкрепиться, вздремнуть и вечер не заставит себя долго ждать. Усаживаясь в своё авто, мужчина радовался предстоящей встрече с забавной и смелой девочкой.
              —Как же я разгляжу золотой конёк в темноте?—
              Вопрос был задан вечерней тишине проулка. Фары осветили ровный забор, посыпанный мелким гравием у основания.
              —Кажется, я на месте.—
              —Как здесь оповещают о визите?—
              Большая темная собака с королевским спокойствием отворила мордой калитку и легла у его ног.
              —Понятно…—
              —Ты, дружок не в свою хозяйку пошёл. Степенный.—
              Пришлось, какое-то время постоять в свете не выключенных фар, слушая тяжёлое дыхание пса, изредка прерывающееся клацаньем зубов при попытке поймать назойливое насекомое в своей шкуре.
              —Ты где опять?—
              Послышался голос девочки и её быстрые шаги со двора. Собака тут же перекатилась на спину, согнула лапы и застучала хвостом о гравий.
              —Добрый вечер! В шнурках нуждаетесь?—
              Мужчина нагнулся, сбивая рукой с брючин предполагаемую шерсть от собаки. Прильнувшая к лицу кровь, заставила его быстро разогнуться.
              —Отяжелел, однако.—
              И вновь никаких ноток уныния в голосе.
              —Добрый, добрый!—
              —Нуждаюсь, нуждаюсь.—
              Девочка ринулась ему на встречу. Жалобно взвизгнула собака. Она оказалась у неё на пути и тут же обиженно отошла в сторону.
              —Мы о вас вспоминали.—
              Широко шагая к освещённому крылечку, девочка за руку вела за собой гостя.
              —Кто это мы?—
              Слегка удивлённый её ответом, гость поднимался по скрипучим ступенькам крылечка.
Прямо перед ним, на полу маленькой веранды стояло ведро с оторванной дужкой, набитое его цветами. Он осмотрелся. Старые доски пола, свет от маленькой лампочки, влюблённые в неё мотыльки и вокруг ночь, словно тёмное полотно картины, и на этом фоне цветы в ведре, как яркие мазки красок.
              —Мне и цветам душно в доме, вот мы и вышли подышать.—
              Глаза, голос, лицо, всё радовалось в девочке его приходу.
              —Туся на вас не гавкал, хороший знак.—
              Девочка села на круглый коврик на полу, вязанный крючком из порванной на узкие полоски выношенной ткани. Мужчина присел на доску, прибитую к стене веранды в виде лавочки.
              —Собаку зовут Туся. Как зовут вас?—
              На звук своего имени появился пёс.
Большие, пожелтевшие когти говорили о его возрасте, и как бы смущаясь этого, он лёг, подогнув под себя лапы.
              —Тася. Таисия. А он вечно тусуется где-то, когда нужен, вот потому и Туся.—
              Собеседница вытянула ногу и ею почёсывала брюхо собаки.
              —Пойди и принеси нашего подкидыша, будем хвастаться новым жильцом.—
              Девчоночья нога слегка пнула животное. Собака, спрыгнула с крылечка, и слилась с темнотой.
              —Меня зовут, Павел Петрович. И я принёс вам шнурки.—
              Тася молчала и разглядывала прозрачную жёсткую ленту. Недоумение на её лице сменилось лёгкой краской стыда, от непонимания ей предложенного. Мужчина поспешил на помощь. Схватил ботинок, стоящий тут же на веранде, опалил огоньком от зажигалки край ленточки и быстро зашнуровал его. Закончилась процедура двойным бантом.
              —Так сейчас носят девочки твоего возраста и в Москве и в Париже.—
              —Грубый ботинок и нежный бант, красивое сочетание.—
              Второй ботинок, с такой же шнуровкой и бантом встал рядом.
Взрослый мужчина и девочка, в четыре глаза разглядывали созданный ими русско-французский шедевр. Женский инстинкт сработал, и Тася стала обуваться, но по-своему завязала банты. Выпрямилась и потопала ногами.
              —Здорово! Юбка будет из грубой ткани, а блузка должна быть, такой же нежной как завязки.—
              —Абсолютно верно! Ты схватываешь на лету!—
              Мужчина был счастлив, что ситуация прояснилась. Возникшая из темноты собака, тоже разглядывала отреставрированную обувь.
              —Чего стоим? Показывай!—
              Лёгкий кивок большой мохнатой головой, в ответ на приказ хозяйки. К ногам собаки, мягко шлёпнулся маленький мягкий комочек, не видимый до этого в пасти, и незамедлительно заверещал.
              —Таких маленьких котят, не следует брать, дорогая.—
              Мужчина поморщился от чувства жалости к слабому и беззащитному существу.
              —Кто ж его брал? Его Тусик поймал на лету, когда его к нам через забор швырнули.—
              Подняв котёнка с пола, девочка сунула его за пазуху, где он сию минуту замолчал.
              —Тосик! Так мы его назвали, потому что он сильно тоскует по своей маме.—
              —Кто из родных тебе людей живёт в доме?—
              Мужчина глазами показал на приоткрытую дверь в дом.
              —Никто не живёт, а нам никто и не нужен.—
              Как бы подтверждая её слова, собака придвинулись к девочке.
Не знал Павел Петрович, как среагировать на слова девочки, но ясно видел, что сожаления в свой адрес Тася не ждёт. Мало того, что бы пресечь их, она встала со словами:
              —Ужинать пора.—
              И скрылась в доме.
              Горьким было услышанное, но настроение гостя, странным образом, не портилось. Ему нравилось находиться здесь, на этой веранде, в таком смешанном обществе. Или смешном? Удивительное дело! Он узнавал этот дом, эту веранду, он знал эту собаку. Его рука потянулась в темноту, смело взяла ковш, плавающий в ведёрке с водой, хотя мужчина не знал, что оно там стоит.
Тася вышла из дома и что-то накладывала из еды за крыльцом для собаки и кошки. Только сейчас Павел Петрович, понял, что явился в гости с пустыми руками. Проблемой это не являлось, достаточно было доехать до ночных киосков, но это решение отменила хозяйка. Удивительно взрослым голосом, она велела ему вынести из душной комнаты колченогий столик и сесть за него. Два помидора, два огурца, разрезаны пополам. Отварной очищенный картофель, густо посыпанный мелко нарезанной зеленью. И его любимая килька в томатном соусе, прямо из банки. Чёрный хлеб с молодым чесноком и компот из яблок и смородины. Как два закадычных товарища, ужинали два человека с совершенно разных планет, но одинаковым вкусом. Когда Павел Петрович усаживался в машину, у калитки его провожали троё, и имена их начинались на букву «Т».

              Последующие дни были посвящены поискам юбочки и блузочки. И то и другое было найдено, куплено и обновлено под пристальным взглядом базарного воздыхателя и его собратьев. Помимо этого, Павел Петрович провёл ревизию Таисиного гардероба, многое удалил, но многое и прибавил. Ошейники от блох, красовались на дворовой живности. Ведро с оторванной ручкой, заменили огромных размеров вазой в греческом стиле из родительской квартиры. Всё это, как ни когда радовало человека. Он чувствовал себя не много героем, не много покровителем. Главное, он был востребован, была востребована его природная доброта и желание о ком-то заботиться. Но доброта всегда бывает наказана.

              Однажды утром, телефонный звонок прервал эту идиллию. Босс, в силу сложившихся обстоятельств, требовал его досрочного возвращения. Весть эта не принесла радости ни ему, ни девочке.
              —Ну вот…—
              Только что и нашла сказать ему на новость Тася.
              —Присядем на дорожку.—
              Предложила Тася, чувствуя, что необходимо сесть от волнения и плюхнулась на табурет.
Удивительная штука, эта жизнь! Если светлое и радостное, то короткое, а если беда, то так надолго. Именно ощущение беды и чего-то страшного, придавило её плечи, и она заплакала. Видимо этого с ней давно не случалось, так как собака, поджав хвост и уши, стала выть и поскуливать.
              —Тасики, Тусики, Тосики! Да что с вами такое?—
              —Не навсегда я уезжаю! Вернусь обязательно! У вас будет всё необходимое.—
              —Вы у меня единственные на всём белом свете!—
              Мужчина не просто так говорил слова, сначала он услышал их в себе. Девочка осколок разбившейся личной жизни матери, построила свою маленькую семью в домике с золотым коньком, которой у Павла Петровича никогда не было. Не мог он, не хотел с ними расставаться. Ему хотелось быть с ними, заботиться о них, что бы открывая дверь видеть три «Т» и чувствовать радость встречи.
              —Самолёт мой в конце недели.—
              —Сколько ещё дел наворотить можно.—
              И наворотил! Что бы отвлечь себя и девочку от грустных мыслей решил преобразить двор. Заключил договор с фирмой этого профиля. С дизайнером продумали каждую деталь, задуманного им благоустройства дворика. Завёз сборную ажурную беседочку, крохотный мостик через небольшой водоём, газонную проращенную траву в рулонах. По его замыслу дворик должен был превратиться в островок красоты и счастья, что бы Тасики, Тусики и Тосики, жили на нём его, ожидая в радости. Подошло время, и Павел Петрович уехал.

              Между тем, городок обрастал слухами, и подтверждение им было на лицо. Двор, на котором стоял дом с золотым коньком на крыше, превращался в нечто и это нечто, как в музей, ходили смотреть люди. Одни, что бы у себя похожее сотворить, другие, что бы своими глазами убедится в том, как повезло школьнице с богатым покровителем. Он и она перезванивались. Днём по телефону решались вопросы с рабочими по благоустройству двора. Вечером он звонил, что бы пожелать спокойной ночи. Живность и та привыкла собираться к этому времени у столика, где стоял телефон. Как никогда, жилось и работалось Павлу Петровичу. Его жизнь приобрела совершенно новые оттенки. Он был нужен, его ждали и те, кто ждали, были ему нужны.

              Подул ветер перемен и принёс на своих крыльях беду в степной городок, в дом с золотым коньком, на крыше. Только ветер видел, что случилось в этот тёплый вечер. Как шёл по дворику парень в борцовской майке, как бросил собаке кусок свежего мяса, от которого у неё пошла пена из пасти, а позже кровь окрасит шерсть на задних лапах. Только он слышал протестующие крики девочки, звуки чего-то бьющегося и об кого-то бьющийся кулак. Наступившая в доме тишина после этого длилась долго. Не включались вертящиеся поливные фонтанчики на газоне, не сверкала трава без полива на солнце. Сборная ажурная беседка во дворе была разрушена, пришедшим на другой день тем же парнем. Он долго что-то бубнил извиняющимся голосом, ходил вокруг дома с закрытыми ставнями, пока не наткнулся на почти бездыханную собаку. Что прочитал в глазах умирающей твари, этот полу мальчик, полу мужчина, но далеко ещё не человек?! Видно то, что заставило его вскочить и уехать, но вскоре он вернулся с врачом из ветлаборатории, что на базаре. Врач после беглого осмотра, прибил гвоздь к забору, на который примостил капельницу. Пузырьки с лекарством в капельнице, менялись часто и даже на следующий день, когда из дома вышла Тася. Без слов и эмоций она влилась в процесс лечения. Молчал и парень, избегая смотреть на вспухшую губу, затёкший глаз и синяки на руках и предплечьях девочки. На заходе второго дня, врач велел поить собаку куриным бульоном и отключил капельницу. После двух насильно влитых порций бульона в зажатую пасть, собака стала шевелить головой и открывать глаза. И, о боже! Лизнула руку своего отравителя. Вот так, твари божьи, забывают зло, если из него проросло добро. Придя на следующий день, не нашёл парень ни Таси, ни собаки, только ставни закрытые, да замок на двери. Золотой конёк на крыше молчал, не в пример той сказке, что о золотом петушке. Телефон часами надрывался в доме. Он волновал соседскую одинокую кошку, ходившую по перилам веранды. Не светилась лампочка, не влюблялись в неё мотыльки.

              Тяжёлое предчувствие не оставляло Павла Петровича. Одна беда не ходит, приключилась она и с ним. То маленькое государство, в котором на этот раз, выполнял свою миссию его босс, в одну ночь превратилась в горячую точку мира. Об этом день и ночь рассказывалось по телевидению, это обсуждали все газеты мира. Отсутствовала связь. Первое что он сделал, когда она возобновилась, стал набирать номер заветного телефона, но тот упрямо молчал. События, в центре которых оказался наш герой, в силу политической обстановки внутри этого государства, быстро закончится не могли. Ни въехать, ни выехать из страны было нельзя. Прошло больше года, пока такая возможность только замаячила на горизонте. Пережив ещё несколько месяцев, наш герой, с чувством огромного облегчения прилетел в столицу нашей Родины. Годы брали своё, ему требовался длительный отдых и покой, который в Москве, ни за какие деньги не купишь. Но не только это тянуло его в родной городок. Не верил он, не хотел верить в то, что не нужен Тасику, Тусику и Тосику. Через платную справку узнал телефонный номер Тасиной школы, где в своё время сам учился. Сгорая от стыда, наврал с три короба, и попытался что-то узнать о ней у заведующей учебной частью. Математики, все сухари! Ответ получился таким же:
              —Школу не посещает! Ничего не знаем.—
              Здоровье стало давать о себе знать, давление, сердце, сосуды. Отлежал положенный срок в клинике своего ведомства. Стал себя лучше чувствовать и не смог, не удержался, купил билеты на поезд. Ночью, равномерный стук колёс убаюкал и успокоил его, и наш герой вновь верил, что у него есть своя маленькая семья. Надежда окрыляет человека и он, пока ещё счастлив.
              —Это недоразумение. Всё поправится. Всему есть объяснение.—
              Такими словами успокаивал себя Павел Петрович. И оно нашлось!

              Балкон его квартиры превратился в чудище с торчащими из него во все стороны палками и прутьями, загаженными птичьим помётом.
              —Ворона меня не бросила.—
              Усмехнулся Павел Петрович.
Вторые ключи от своей квартиры при отъезде отдал Тасе, с просьбой присматривать за ней. Соседи, которые делали это до неё, перестали сопротивляться старости, начали часто болеть и дети забрали их к себе. Всё стало ясно, когда, открыв дверь своим ключом, он вошёл в комнату. Каминная доска пуста. Нет ни дорогой коллекции кукол, ни экзотической шкуры, на которой они стояли. Практически все дорогостоящие вещи в родительской квартире отсутствовали.

              За окном стемнело, а сгорбившийся человек продолжал сидеть на одном и том же месте. Ни есть, ни пить, ему не хотелось, и дышать он не хотел. Было больно, больно, больно. Всё тело болело. Собрал в себе последние силы, он распрямился и лёг в чём был на пахнущий пылью диван. Лежал так до утра. Стало светлеть за окном, стало светлеть и его сознание. Нет, его не волновала материальная сторона случившегося. Он был убит, разбит корыстным предательством девочки. Разве мог он оценить потерю полюбившегося ему человечка, потерю дочери, пропажей каких-то там вещей?! Ему захотелось уйти, выскочить, из квартиры, но сделал он это с великим трудом и душевным страданием. Уже в такси, увозившим Павла Петровича на вокзал, к нему пришло решение, проехать мимо домика с золотым коньком на крыше, что он и сделал. Знакомый забор зарос травой, конёк на крыше выгорел, ажурная беседка во дворе сломана, да и сам домик казался не жилым.

              Зато вокзал продолжал жить своей повседневной жизнью большого муравейника. Мужчину охватила паника при виде трёх металлических ступенек, которые вели в вагон. В вагон он шёл как на амбразуру! Холодная, мокрая слабость облепила человека, и он свалился на мягкие сиденья двух местного купе. Ему повезло, судьба не послала попутчика.

              Дальнейшая жизнь Павла Петровича проходила под зорким контролем жены босса. Она панически не хотела отпускать мужа в командировки, с каким-либо другим переводчиком. Скромность, воспитанность и преданность нынешнего его коллеги, выдержали не одно испытание. Только благодаря ней, он встал на ноги. Дальше как всегда, любимая работа. Это она, снова сделала его мужественным и элегантным, как прежде. Опять появился головокружительный успех у женщин, хотя в этой области, стала проскальзывать злость и раздражение. Однажды гуляя с незнакомкой недалеко от своего отеля, увидел девушку, стоящую на парапете набережной. Её силуэт, короткая юбка, высокие ботинки напомнили ему Тасю. Больно кольнуло в сердце. Подошедший к ней молодой человек, выдернул что-то из её тоненьких рук и стал грубо разговаривать. То, что девушка заплакала, и старалась скрыть это от прохожих, пряча лицо за поднятым воротником курточки, парня не останавливало. Остановил его Павел Петрович. Он знал и понимал, что перегибает палку, но не мог сдержать себя и перестать бить это наглое и мерзкое молодое лицо. Чем оно ему не понравилось не смог объяснить ни в полиции, ни боссу в отеле. Дело замяли, но местная пресса всё-таки, успела отметить недостойное поведение представителя русского посольства.

              Прошло ещё два года. Два человека, по обе стороны молчавшего телефона, продолжали жить каждый своей жизнью и решать свои проблемы. Но они были связаны между собой не видимой нитью памяти, мыслями и чувствами. Натянутые до предела нити эти дзинькали у каждого в груди тревожной нотой, вызывали грусть и растерянность. Квартира, оставшаяся в наследство от родителей, требовала незамедлительных действий, по её сохранности. Встал вопрос о продаже. Мысль об этом была не выносима нашему герою. В его мечтах о будущем, этого не было. Человек предполагает, а жизнь располагает! Пришлось заняться и этим вопросом.

              Город детства было не узнать. Исчезли многочисленные киоски и ларёчки. Квартиры на первых этажах, в домах стоящих вдоль главных дорог и в самом центре выкуплены местными предпринимателями. Всюду пластиковые окна, витрины. Старые стены спрятались за новоявленными отделочными материалами, и помолодели лет на двадцать. Бросались в глаза яркие мусорные бачки, наполненные доверху. Купола церквей блестели золотом. Люди хотели и стали жить лучше. Дороги остались прежними. Увы!

              Окна родительской квартиры рассохлись и потемнели. На балкон смотреть было страшно. Заходить в неё не хотелось, и Павел Петрович снял номер в гостинице. Наутро, посетив фирму по продаже недвижимости, БТИ, домоуправление, он выяснил, что бумажная проволочка займёт несколько дней. Предстоит найти и нанять людей, которые приведут квартиру в божеский вид. Затем он уедет, а риелторы будут заниматься продажей. Оповестил соседей по подъезду и двору о продаже своей квартиры и предложил им забрать то, что приглянётся из вещей, утвари и мебели. На кладбище не несли ноги, и он откладывал посещение родительских могил на потом. Не станем скрывать, мысли о Тасе посещали его часто, хотя и до этого, они не покидали его. Мужчина совершал прогулки по городу, в надежде встретить таксиста и расспросить о ней. Посещал базар с той же целью, и с целью увидеть уже знакомого нам парня. Всё это, ни какого результата не принесло. Куда было проще взять и дойти до дома с золотым коньком на крыше, но было стыдно. Стыдно, что позволил так себя провести. Сам вложил в руки девочки ключи и тем самым спровоцировал её, в какой-то степени. Стыдно за то, что, не имея детей, семьи, пытался это эмитировать. Охота пуще не воли!
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
              Мужчина чтобы не слышать пульсацию в ушных раковинах читал про себя молитву.
              —Наставь на путь истинный.—

              И вот он, проулочек! Затаив дыхание, под участившийся стук сердца, не поднимая глаз от носков ботинок, мужчина поравнялся с домом. Собравшись с духом, повернул голову в сторону двора. То, что происходило дальше, можно сравнить с разглядыванием рождественской открытки в детстве. Залитый солнцем, островок красоты и счастья открылся его взору. Ухоженная, стриженная, газонная трава. Дорожки из камня, ажурная беседка в тени которой, на шкуре экзотического животного сидел ребёнок, похожий на ангела. Белолицая, белокурая, большеглазая девочка и всё это в обрамлении радуги. Она появилась от преломления солнечного света в водяной пыли, которую образовали поливные фонтанчики. Рука сама открыла калитку, ноги сами подвели его к знакомой шкуре. Присев на корточки, мужчина с чувством тихого восторга разглядывал ребёнка. Зелёные глаза, доверчиво распахнулись ему навстречу.
              —Деда, на…—
              Удивительной красоты кукла, с нефритовыми глазами, в платье, сплетённым из бисера, легла ему в руки.
              —Баба, деда пришёл.—
              Сообщила маленькая девочка кому-то за спиной Павла Петровича. Копия Таси, русая женщина, в волосах которой, стыдилась и старалась спрятаться седина, подошла и стала рядом.
              —Болтает ребёнок, без умолку.—
              Женщина улыбнулась Тасиной улыбкой.
              —Спасибо, Господи!—
              Мысленно произнёс мужчина.
Он знал эту женщину, он ждал эту женщину много лет, она была ему родной.
              —Солнце высоко, нужно внучку в дом занести.—
              —Вы кого-то ищете?—
              Да, мужчина искал кого-то, искал много лет и наконец-то нашёл.
              —Да, я ищу Тасю.—
              —Вы, Павел Петрович!—
              Мгновенно отреагировала женщина. Радость её была не поддельной.
              —Я знаю о вас! Вас так долго не было.—
              —Да, меня долго не было.—
              Стоящие рядом два человека, не могли наглядеться друг на друга. Всё вокруг и внутри их ликовало. Миг озарения! Миг, к которому люди шли всю жизнь. Восторг - слово, сочетающееся со словом восход, а слово озарение, сочетающееся со словом зарница. Явление это вечернее. Явление, самое правдивое на склоне лет.
              —Пойдём, деда.—
              Девочка тянула его за руку.
              —Да, конечно проходите, пожалуйста.—
              Пригласила женщина и они пошли.
Навстречу им, со стороны дома, степенно и вперевалочку, брела большая темная собака.
              —Тусик! Неужели ты?—
              Воскликнул Павел Петрович.
Собака в ответ, засеменила в его сторону и легла с глубоким вздохом радости, мордой прямо на его ботинки. Тело собаки свернулось калачиком, хвост поджат вместе с лапами, она старалась, как можно ближе и всем телом прижаться к его ногам и этим ярче выразить свою радость и признательность старинному другу. Только глаза собаки, отрешённо и не мигая, смотрели вдаль.
              —Ослеп наш Тусик.—
              Присев возле собаки и у его ног, женщина и ребёнок гладили её по холке.
С высоты своего роста, с чувством большой любви и большого счастья, мужчина смотрел на них. Теперь он чётко знал! Это его женщина. Это его ребёнок. Это его собака. И это, тоже его! Высоко подпрыгивая на газонной траве, упругий как пружинка, к ним подскочил кот. Пройдясь взад и вперёд, по лежащей собаке, он упал рядом с её мордой и стал вылизывать не мигающие глаза.
Уже в доме, накрывая стол для чая, женщина суетилась, краснела от смущения. Их взгляды любовались друг другом, а руки без конца соприкасались. Эти прикосновения постепенно успокоили бурю эмоций, и два человека стали разговаривать. Им было что рассказать, ведь они не виделись целую жизнь. Было что рассказать и маленькой девочке. Она время от времени подносила к Павлу Петровичу, очередную куклу из пропавшей коллекции со словами:
              —Деда купил.—
              Уходила в другую комнату за следующей игрушкой.

              После того, как с Тасей и Тусиком, произошли уже известные события, жизнь девочки вошла в другое русло. Забрав больную собаку и маленького котёнка, она уехала на хутор к своей подруге. Лето ещё не кончилось, и они готовились к школе. Первого сентября она уже знала, что не одна. В школу, девочка не пошла. Её мама, вернувшаяся с вахты, не знала, что и думать. Она увидела преобразившийся дом, двор. Увидела разрушения в нём и на нём, отсутствие дочери и живности. Вот чем отличается частный сектор, так это меньшей осведомлённостью о личной жизни проживающих вокруг соседей. Девочка жила тихо и скромно, соседи её любили, потому были очень удивлены появлением богатого покровителя в возрасте, и последующим их и его исчезновением. Первое, что сделала, ошарашенная новостью женщина, это бросилась за помощью к буровых дел мастеру. Рассказ дрожащей от волнения женщины, только развеселил его.
              —Во, даёт! Все вы такие!—
              —Чёты, бесишься? Нагуляется и придёт.—
              Словно завеса упала с глаз. Женщина впервые, почувствовала неприязнь к своему мужчине. Увидела желтизну прокуренных зубов, грязные ногти на пальцах в заусенцах, глаза без признака малейшего сочувствия. Да и мысль, а что она здесь делает, пришла впервые. Женщина тихо вышла, тихо прикрыла за собой дверь, за которой всё ещё слышалось весёлое похохатывание сожителя. В чём была одета, в том и ушла в свой опустевший дом. Конечно, она нашла Тасю, и конечно долго притирались друг к другу, уже две женщины. Какое-то время Тася с ребёнком и матерью жили на хуторе, в доме школьной подруги. Тася стеснялась своего нового положения, боялась общественного мнения и порицания. Да и отца своего ребёнка не хотела видеть. Она помнила, что несёт ответственность за квартиру Павла Петровича. Она так же знала и помнила взгляды на жизнь своего воздыхателя и его способы зарабатывать на эту самую жизнь. Семья, в которой они жили, посоветовали вывезти из квартиры всё самое ценное и помогли им в этом.

              Самый сложный период в жизни новорожденного прошёл. Ребёнок стал ходить, говорить, сам кушать. Обе женщины отошли от своих бед и научились радоваться тому, что есть. Общеизвестный парень, в который раз, что-то сотворил и угодил за решётку. Сразу же, после известия об этом, мать с дочерью и внучкой вместе с живностью вернулись домой, где и проживали до встречи Тасиной мамы, с Павлом Петровичем. Таси дома в это утро не было. Она уехала к подруге на хутор за так называемыми экологически чистыми продуктами. На автобусной остановке её и нашёл новоиспечённый дед, специально за ней поехавший.

              Вот он проулочек, вот он и золотой конёк на крыше. Машина тихо подъехала к дому. У калитки машину встречали четверо. Бабушка с внучкой, собака и кот.
              —Мама, это тот самый Павел Петрович.—
              —Павел Петрович, это моя мама Полина.—
              Три женщины, большая, меньше и совсем маленькая стояли рядом и смотрели на мужчину. А куда должны смотреть женщины? Только на своего мужчину!
              —Деда, приехал.—
              Ребёнок с рук бабушки, перебрался на руки деда.
              —Павел Петрович! Это я ей говорила, что каждую куклу купил деда.—
              Молодая мама немного нервничала.
              —Кто-то же должен был их купить.—
              Последовал ответ мужчины.



Продолжение: Дела земные. Волшебство изумрудного города. 1 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1710



ВОЛШЕБСТВО ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА



              Жизнь, это рождение и смерть, отрезок во времени. Ленточка. Края у ленточки должны быть ровными. Рождение ребёнка – это начало, и пусть оно будет достойное, с родителями. Смерть человека – это конец, и пусть он тоже будет достойным, с детьми и внуками. Очень важно сохранить ленточку ровной, чистой и красивой, что бы ею можно было обхватить другую, от тебя последующую жизнь, и завязать красивым бантом. В чём может выражаться эта красота?
Во многом. Это стремление к здоровому образу жизни, к семейному счастью, к успеху в работе и творчестве. Это и денежный достаток и даже избыток его, как результат твоих стараний, который делает твою жизнь и жизнь твоих домочадцев, комфортной и защищённой. И ты, и твоя семья в этом комфорте, живут и отдыхают от добросовестного труда, для добросовестного труда в дальнейшем.

Посвящается Рустаму Садуллаевичу Коваль.



Глава первая



              Если посмотреть, на каком балконе чаще всего восседает ворона, то можно безошибочно сказать, там живут люди с необычной судьбой. Сейчас сидит птица косит круглым глазом на окно, за которым, живут брат и сестра. Сестре двадцать, а брату восемнадцать лет, оба выпускники детского дома. Квартиру брату с сестрой выделила городская администрация в рамках специальной программы. История, по которой они попали в детский дом грустная, но рассказать о ней надо, тем самым помянуть добрым словом покойных родителей.

              Пятнадцать лет назад, жили брат и сестра маленькими детьми с мамой и папой, не в районном центре, как сейчас, а в областном. Мама работала в вагоне – ресторане посуда мойкой, папа плавал на «лапте» по Волге, перевозил щебень и песок. Вахты их не совпадали и вопрос, с кем оставаться детям, решался сам собой. Возвращался отец, уезжала мать. Уставший отец оставался с двумя детьми. Человек практически, заступал на новую вахту. Вернувшаяся мать, успевала лишь вымыть дом, выстирать, да наготовить на троих и вновь собиралась в дорогу. Семейный бюджет увеличился, зато семейный кораблик дал течь и пошёл ко дну за один день.
              —Такая пара хорошая была….—
              —Кто бы мог подумать!—
              Будут шептать потом соседи, потому как, от ужаса происшедшего, не смогут говорить громко.
Квартиру вскрыли с милицией, спустя два или три дня, когда кого-то из родителей стали искать с работы. Женщина лежала на полу с трещиной в черепе, мужчина сидел рядом, как бы склоняясь над ней со вскрытыми венами. Двое детей, вцепившиеся друг друга, находились у противоположной стены комнаты, куда они отползали по мере того, как лужа крови подбиралась к ним и отдаляла их от родителей. Так их и привезли в детский дом, так они и жили в нём, словно сиамские близнецы.

              Конечно, должны были существовать родственники, хорошие знакомые, которые не допустили этого и забрать детей к себе. Только не было ни тех, ни других. Во-первых, потому что погибшие, сами были из детского дома. Во-вторых, потому как не успели ими обзавестись, в силу своего юного возраста. Не смотря на тяжесть трагедии, с уверенностью можно сказать, погибшие люди любили друг друга и детей своих. Это чувство, единственное, что дети получили в наследство и унесли с собой во взрослую жизнь.

              По совершеннолетию Эля стала работать в местной больнице, в отделении травматологии, на очень тяжёлой и вредной работе. Она была нянечкой и один раз в день, разводила двух процентный хлорный раствор, для нужд больницы. Питалась, в течение дня в больничной столовой, ещё и домой приносила для Кости, и это было большим подспорьем в их маленьком бюджете. На стене в квартире висел листок с расписанием дежурств по дому. По чётным числам Эля мыла пол посуду и обувь, по не чётным всё это делал Костя. Перед сном выходили на улицу на полчасика и гуляли вокруг дома– тоже детдомовская привычка. Сейчас конец ноября. Одежды в детском доме всегда не хватало и носили то, что было. А было всё что угодно, кроме женского белья, колготок, юбочек, всего того, что так отличает девочек от мальчиков. Вот так и гуляли брат и сестра вокруг дома, похожие на двух братьев, потому как не было стремления у девушки к модным тенденциям, да и денег лишних не было. Потом, привычка имеет большое значение.

              Сегодня пятница, а это день выписки больных и потому хлопотный. Подходя к центральному входу больницы Эля, не заметила въезжающую через контрольный пункт легковушку и сошла с тротуара на проезжую часть. Первый ледок коварный! Поскользнувшись, она оперлась рукой о тёплый капот внезапно появившейся машины. Автомобиль затормозил у самых ног, в момент её падения и предотвратил его.
              —Как ты парень?—
              Водитель, выскочивший из машины, в смятении пытался ощупать её руки и ноги.
              —Перестаньте меня трогать руками!—
              —И вы, и я, похоже, одним испугом отделались.—
              Кто не был в такой ситуации? Все помнят, как неловко себя чувствуешь после пережитого мгновенного страха. Мышцы во всём теле в одну секунду сокращаются в один большой нервный узел, и тебя ещё потом долго потряхивает изнутри. От смущения в такой момент стараешься не смотреть на окружающих тебя людей. Точно так же чувствовала и вела себя девушка. Кое-как оторвавшись от назойливого осмотра, не обращая внимания на вопросы водителя, она поспешила к служебному входу. Вот и спасительная дверь. Слава Богу, всё закончилось. Привычный запах больничных коридоров, полумрак и утренняя тишина, но это только до подъема.

              Сестринская комната полна народу. Кто-то из сестёр наспех проглаживает свой халатик, кто-то вырывает у неё утюг, кто-то что-то потерял в сумке и, вывернув её наизнанку, с удивлением разглядывает содержимое. Сестричке, в халате отделанном синим кантом не удаётся никак, как-то по-особенному водрузить на голову ослепительной белизны колпак и она вся извелась перед зеркалом. Ещё одна девушка оцепенела от увиденной стрелки на колготах. Вокруг запах заваренного кофе, взрывы смеха, возгласы удивления – всё, как всегда.

              Комнатка Эли, с орудиями производства, находится сразу за туалетной комнатой. Стоят там швабры, как сломанные для отчёта, так и целые для работы, а так же вёдра, мусорные баки и многочисленные тряпки, развешанные для сушки на отопительные трубы. Голая лампочка на потолке. В угол стыдливо забилась беленькая тумбочка и, кажется, что она не может даже смотреть на окружающие её предметы. Рядом, удивительным образом, стоит современный стул для компьютерного стола. Его прислал в подарок благодарный больной, за внимание к нему Эли. Пару раз на стул покушались, и он исчезал, но главный врач всегда находил и возвращал его на место. Тут, нужно оговориться, что Эля не доносила главному врачу о том, что пропал стул. Главный врач сам иногда заглядывал к ней обмолвиться добрым словом и замечал отсутствие стула. Сейчас он зашел к ней, что бы сообщить хорошую новость. Была вероятность того, что Костю могли призвать в Армию, но по ходатайству главного врача, эта участь его миновала. Девушка стояла в халатике поверх спортивных брюк. Две швабры, одна с большой перекладиной внизу – это для пола в коридорах, другая с маленькой, что бы заходила под прикроватные тумбочки. Об одну из них споткнулся главный врач, но сумел удержать равновесие, ухватившись за дверной косяк. Швабра соскользнула, звонко ударилась о пол. Молодой мужчина, резво шедший по коридору в это время, тут же оказался на полу. Его сотовый телефон ещё катился по линолеуму, а он уже вскочил на ноги. Закрыв ладошками лицо, Эля старалась не рассмеяться над водителем той самой машины, что утром чуть не сбила её.
              —Как неваляшка.—
              Подумала девушка, а главный врач, словно прочитав её мысли, озвучил их.
              —Вы, как неваляшка! А главное очень уместно, у нас травматология.—
              —Знаю. Мне нужен кабинет главного врача.—
              Пострадавший старался скрыть боль и смущение.
              —Давайте пойдём и поднимем ваш телефон.—
              —Затем, я покажу вам кабинет главного врача.—
              Они зашагали по больничному коридору. Эля приступила к своим прямым обязанностям. До обхода необходимо перемыть все палаты, протереть тумбочки и подоконники. Лежащие в палатах больные, видели её старательность в работе, отзывчивость к просьбам, и старались угостить чем-то вкусным, или поделится хорошими новостями из дома.
              —Ты уже видела нового доктора?—
              Одна из больных торопливо переодевалась в свежий халат, принесённый из дома.
              —Говорят молоденький.—
              —Какой прок с такого? Опыта нет совсем.—
              Сердилась другая больная, но так же, как и все прихорашивалась у зеркальца, прислонённого к оконному стеклу на подоконнике.
              —Какой прок с нас в нашем возрасте, лечи не лечи, всё одно!—
              Сказала третья обитательница палаты.
Она лежала в кровати под тёплым одеялом, и не собиралась вылезать из-под него.

              В сестринской комнате продолжался гвалт и пересуды о прибавлении мужского персонала. Шуточки и споры о возрасте, семейном положении нового доктора казалось, не закончатся никогда. До обеда больничные коридоры напоминают муравьиные тропинки. Снующие туда-сюда больные со сдачей анализов, заступающие на дневной пост медицинский персонал, утренние инъекции, капельницы и прочие процедуры проводятся именно утром. Эля выросла в большом муравейнике, но ощущение толпы всегда угнетало её. Она ждала наступление обхода, за это время ей удавалось вымыть общий коридор в спокойной обстановке. Но сегодня обход задерживался. Закончив влажную уборку, девушка переоделась в чистое, что бы приступить к обязанностям нянечки. В больнице начался обход. Вежливо отступив на полшага, за главным врачом шёл «неваляшка» в накинутом на плечи белом халате.
              —Третий раз за день! Бог любит троицу.—
              Подумала Эля.
Поравнявшись с закутком, где находилась её комнатка, парень с опаской заглянул в него, на что главный врач слегка улыбнулся и обратился к девушке:
              —Как освободишься, своди, пожалуйста, нашего нового доктора к сестре-хозяйке.—
              —Пусть ему подберут халат, и себе возьми свеженький, скажи, я велел.—
              —Будете ходить в обновках, вдвоём.—
              Он слегка боднул локтем молодого врача.
За то короткое время, пока этот монолог произносился, мимо них, якобы торопясь по делам, прошелестели все сёстры с дневного поста. Главный врач только успевал кивать в ответ на их приветствия. Подошли дежурные хирурги и все гурьбой зашли в первую палату.

              Незаметно подошло время обеда. Запах горохового супа щекотал в носу разжигая аппетит. В столовой для больных есть два служебных стола. Эля старалась приходить самой последней. Совсем не потому, что бы ни толкаться. Своим внешним видом, стрижкой «Аля, канадская травка», она не вписывалась в сестринский цветник. Да и шумно с ними всегда. Вот и сейчас Эля сидит одна за столиком, задумавшись, смотрит в окно.
              —Конец ноября за окном, это одна большая чёрно, белая фотография. Правда?—
              «Неваляшка» поставил пластиковый поднос на её столик.
              —Я не думала об этом, но подмечено, верно.—
              Отозвалась Эля.
Девушка заботливо подвинула поднос нового доктора к себе, так как его край, сильно свисал со стола и мог оказаться на полу. Смела салфеткой крошки со стула, куда тот собирался сесть.
              —Оставьте тарелки на подносе, не переставляйте их на стол.—
              —Стол холодный и суп быстро остынет.—
              Зля видела, что парню не по себе.
              —Спасибо.—
              «Неваляшка» так обрадовался тёплому приёму, что разволновался ещё больше.
              —Знаете, день у меня, с самого начала не задался.—
              —Я знаю.—
              Машинально ответила Эля.
              —Что знаете?—
              Рука с ложкой супа у доктора застыла в воздухе.
              —Вы кушайте, согреетесь горячим и расслабитесь.—
              —Да, конечно.—
              «Неваляшка» ел с аппетитом, кусок хлеба на два укуса.
              —Как наши мальчишки в детском доме.—
              Мелькнула мысль из прошлого.
В столовую заглянула сестричка - «звезда» местного значения. Она явно искала встречи с новым доктором. «Неваляшка» сидел к ней спиной. Через минуту сестричка вошла через другую дверь. Плавной походкой «от бедра», уже без чепчика, с волной распущенных волос, она причалила к их столику.
              —Как славно! А я думала, что придётся обедать в одиночестве.—
              Руки с идеальным маникюром поставили на стол бутылочку модного кефирного продукта и два пирожных.
              —Угощайтесь, доктор!—
              Тарелочка с пирожными упёрлась в мужскую руку, лежащую на столе.
              —Спасибо, большое спасибо!—
              —Две девочки, два пирожных, пусть это будет для вас.—
              Щёки доктора зарделись.
              —Нет, нет и нет! Вы должны это попробовать.—
              —Это домашнее исполнение.—
              Капризничала проказница, теребя пальцами край рукава мужского свитера. Её туфель под столом, тронул ботинок доктора.
              —Не буду.—
              Жёстко чеканя каждый слог, проговорил «неваляшка» и убрал руки со стола. Изменился не только голос. Выражение лица стало строгим, глаза потемнели. Повисло громкое молчание. Напуганная сестричка, стала похожа на ребёнка, у которого неожиданно вырвали из рук игрушку.
              —Главный врач велел отвести к сестре-хозяйке. Пойдёмте доктор.—
              Спасая положение, Эля встала из-за стола в надежде, что доктор сделает то же самое. Этого не произошло, тот продолжал сидеть, повернув лицо в сторону окна. Громыхнув стулом, сестра выбежала из столовой. Эля тоже собиралась уйти но, посмотрев ещё раз на доктора, увидела прежнего «неваляшку». Он улыбался ей.
              —Не задался день! Так куда вы собирались меня отвести?—

              Царство сестры хозяйки находилось в цокольном помещении, от того выдаваемое постельное бельё, халаты и прочая одежда для хирургов пахли сыростью и имели неприглядный вид.
              —Всё постирается, отбелится, отгладится. Наши девочки, непременно возьмут над вами шефство.—
              Полная, улыбчивая, и видно добродушная сестра-хозяйка разглядывала новобранца.
              —Добро пожаловать, в женское царство!—
              —Мужчины у нас только хирурги.—
              Хлопнув дверью, в помещение зашёл нейрохирург, большой, высокий и лысый. На одном ухе болтается хирургическая маска, это его повседневная фенечка, к которой все в больнице привыкли.
Схватив консьержку в охапку, покружил и поставил на пол.
              —Не хочу голубого цвета комплект хирурга, хочу зелёного.—
              Взрослый дядя, хирург, превратился в занудного и капризного мальчишку. Увидел нового доктора, добавил:
              —Вот новому доктору и выдайте комплект голубого цвета.—
              —Ему пока ещё без разницы, в каком цвете перья распускать в курятнике.—
              Слегка помятая сестра-хозяйка, заправляя выбившиеся волосы под чепчик, весело обронила:
              —Размерчик не ваш!—
              —Потом, первое время доктор наблюдатель, а им халат полагается.—
              Хирург сделал резкое движение в сторону сестры хозяйки, от чего женщина, охнув, присела за стол.
              —Хочу зелёный комплект.—
              Нейрохирург повернулся к новому доктору, протянул руку новобранцу:
              —Дмитрий. Или фантома-с. Всё равно скажут.—
              —Фёдор.—
              Эле нравилось наблюдать мужское рукопожатие. Слова и шутки в сторону. Глаза в глаза и контакт между ладонями чувствуют только двое. Своего рода мужское таинство.
              —Меня одарили пирожными в столовой, как раз на двоих.—
              Нейрохирург повёл за собой «неваляшку». В наступившей тишине, две женщины рассмеялись.
              —А говорят, женщины сладкоежки!—

              Выбирая себе обнову, Эле пришлось примерить не один халат. За этим занятием пролетело время обеда. Начался тихий час, в больнице начались плановые операции. Тихий час, это только название. На самом деле, это время «болтушек». Болтают все! В женских палатах, болтают о своём - женском. В мужских палатах, тоже болтают о своём - женском. Только в самом конце тихого часа наступает то, что должно быть в начале, это послеполуденная дрёма. За это время, Эля вымывает ещё раз общий коридор и может быть свободной, где-то с час. Что бы ни быть одной, она идёт в столовую, куда к этому времени приходит врач диетолог. Врач диетолог, когда-то, работала в детском доме и всегда привечала Элю с братом. Раньше, в больницах существовал полдник, сейчас его нет, и они устраивали его для себя сами. Привычка эта с детского дома. Зое Викторовне пятьдесят лет, но выглядит она сногсшибательно, будто выточили её старательно и бережно из чего-то очень дорогого и хрупкого. Казалось, что она знает об этом и также старательно и бережно ведёт себя в жизни. Была она избирательной и аккуратной, как в еде, так и питье, развлечениях и увлечениях и во всём этом, знала толк. На ней не увидишь кричащее платье, яркой косметики. Не большого роста, хорошо развитая грудь, мягкий голос и такая же улыбка. На её появление реагировали многие мужчины, стараясь освободить место, подать пальто или открыть дверь. В Зое Викторовне удивительным образом, сочетались старина и современность. Например, за манжетой модной блузки, пиджака или свитера, скромно прятался кружевной платочек, и когда в нём возникала потребность, он извлекался и очаровывал всех присутствующих при этом людей. Обе женщины, испытывали большую привязанность друг другу, и их отношения можно было назвать дружбой. Зоя Викторовна знала Элю, со времён её прибытия с братом в детский дом. До сих пор помнит две пары глаз «сиамских близнецов», которые и ели и спали на одной кровати, отказываясь с неё сходить. В свободное время она приходила к ним, садилась на край кровати и тихо говорила о чём угодно, о том, что она делала, что ей снилось, о предстоящем Новом Годе, о работе. Дети долгое время не разговаривали, было ощущение того, что они слушают не только ушами, но и глазами. Затем наступило время, когда дети расцепились и прижались к ней с обеих сторон. Вскоре они протягивали руки ей на встречу, но поджимали ноги, когда она поднимала их на руки, страшась оказаться на полу. Если интересы детей в развлечениях не совпадали, каждый из них занимался своим делом, прижавшись друг другу спинами. Просыпаясь ночами, Зоя Викторовна думала как о своём сыне, так и о них. В то время её сыну было пятнадцать лет, а «сиамским близнецам» четыре и не полные шесть. В это же самое время, семья Зои Викторовны распалась. Причина развода до сих пор не улеглась в её сознании, и вызывает протест и отвращение. Много раз пыталась рассказать на исповеди батюшке в церкви, что бы облегчить душу, так язык не поворачивался. Её муж, отец её ребёнка полюбил молодого солдатика служившего в той же части, где и он сам. Что бы оградить сына от разговоров и пересудов, Зоя Викторовна переехала из города в район, и устроилась на работу в детский дом. Как и своего сына, она стремилась закрыть этих двух детей от негатива происшедшего с их родителями. Незаметно пришло желание оформить опёку над ними, но оно не осуществилось. Сын был против такого решения, но это мягко сказано. Сын исчезал из дома в знак протеста, а если был в нём, то демонстративно молчал. На попытку матери завести разговор, срывая голос, кричал ей в лицо о том, что его родители любят кого угодно, только не его. Пришлось отступить и закрыть эту тему навсегда, что бы ни потерять ещё и сына. А душа прикипела к детям, и все последующие годы, они чувствовали её любовь и внимание. Не без помощи Зои Викторовны администрация выделила, хотя и крошечную, но квартиру. Шли годы. Сменив работу в детском доме на работу в областной больнице, устроила туда Элю, как выпускницу детского дома. Последние годы, сын Зои Викторовны жил, учился, работал и стажировался в Санкт-Петербурге, где проживали родственники его отца. Надо отдать им должное и сказать, что Фёдора они не бросили и помогали ему во всём, чем могли.

              Вернёмся в больничную столовую, там встретились Эля и Зоя Викторовна. Непринужденно болтая, женщины режут сыр, разворачивают шоколадку. Раздатчица, ушедшая за электрическим чайником, присоединится к ним чуть позже.
              —Сегодня один молодой человек сравнил позднюю осень за окном, с чёрно, белой фотографией.—
              —Это соответствует действительности.—
              Эля зябко ёжилась на холодном пластиковом стуле и куталась в синюю куртку с эмблемой скорой помощи. Её выпросила для неё Зоя Викторовна, чтобы было в чём бегать в соседний корпус.
              —Где-то я уже слышала такое сравнение.—
              Задумчиво разглядывала это же окно, Зоя Викторовна.
              —Чёрный или зелёный?—
              Эля зубами рванула целлофан на упаковке с чаем.
              —Сколько раз говорить, некрасиво это! И грязь всякая на ней!—
              Сделала строгое лицо Зоя Викторовна.
              —Так никто не увидел.—
              Эля поспешно затолкала в карман шуршащую упаковку от чая.
              —Видела я.—
              —А я хочу видеть только красивое и в тебе, и вокруг себя.—
              Зоя Викторовна встала, отобрала упаковку и отнесла её в мусорный бак. Раздатчица принесла чайник сердитого вида. Пузатые бока просвечивались, и было видно, как вода в нём тоже сердится, бурча и булькая кипящими пузырьками. Струйка кипятка быстро согрела чашки, а они руки, а первый глоток чая согрел людей изнутри. Закраснелись щёки у всех троих.
              —Наша Эля отобедала с новым доктором.—
              —Он сам подошёл к ней.—
              Доверительно щебетала раздатчица, передвигая всё стоящее на столе поближе к себе. Нож с прилипшим кусочком сыра звонко ударился о плитки пола.
              —Мужчина придёт.—
              Нагнулась за ним раздатчица, а подняв нож, увидела удивлённое лицо Эли и закрытое мужскими ладонями лицо Зои Викторовны. От неожиданности, та выпрямилась в струнку, высоко подняв подбородок, но лишь на мгновение.
              —Надеюсь, руки вы мыли, прежде чем делать это?—
              Строгое замечание, но прозвучало тактично.
              —Ну, конечно же, мамулечка!—
              Женщину вместе со стулом повернул к себе новый доктор и присев на корточки, сложил голову ей на колени. Где-то с минуту оба наслаждались радостью встречи.
              —Почему без звонка, сыночек?—
              —Сюрприз, сюрприз, мама!—
              —Так и до инфаркта не далеко.—
              —Ну да будет меня пугать.—
              —Здрасьте.—
              Лёгкий кивок в сторону раздатчицы.
              —Привет! Мы уже виделись.—
              Это в сторону Эли.
              —В каком смысле виделись, Фёдор? Я чего-то пропустила?—
              Мать усаживает сына рядом с собой.
              —Виделись, в смысле виделись.—
              Сын ещё раз потёрся щекой о плечо матери.
              —Я водила нового доктора к сестре хозяйке получить халат.—
              Чего-то, испугавшись Эля, как бы оправдывала себя.
              —Доктор? Халат?—
              Зоя Викторовна старательно пыталась расшифровать поток информации.
              —Мам, я представлял себе, как ты увидишь меня на обходе или в лифте по пути в операционную, да не выдержал, сам тебя нашёл.—
              Глаза молодого человека так и сияли, и было очевидным то, что мать и сын давно не виделись.
              —Теперь ко мне в кабинет.—
              —Буду потрошить тебя.—
              Зоя Викторовна встала и потянула за рукав сына.
Они уже были у самого выхода из столовой, когда Фёдор, что-то вспомнив, повернулся и пошёл назад. Рукой он пытался достать что-то из кармана халата. Его шаги в пустой столовой, двойным эхом отзывались в голове Эли и в помещении.
              —Это тебе.—
              Он положил на стол, уже знакомое пирожное, завёрнутое в салфетку.
              —Второе Фантома-с слопал.—
              Эля молчала.
              —Наш Фантома-с? Похоже на домашнее.—
              Раздатчица понюхала пирожное.
              —Наш… Домашнее…—
              Эля почувствовала вибрацию телефона в кармане. Это Костик. Брат, как всегда скучал дома и часто звонил ей.
              —Тебе налить супа с собой?—
              Раздатчица гремела посудой на своей территории.
              —Не надо, Костик пюре картофельное приготовит, просил купить селёдки.—
              Забрав пирожное, Эля отправилась в свои владения.
Сёстры на дневном посту, словно по чьей-то команде смолкли, повернув головы в сторону идущей нянечки.
              —Хорошо, что пирожное завёрнуто в салфетку.—
              Подумала Эля и помахала девушкам свободной рукой на прощанье, её рабочий день заканчивался.


Продолжение: Дела земные. Волшебство изумрудного города. 2 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1721



Глава вторая



              В продуктовом магазине Эле встретились сын и мать, но её они не заметили. Счастливая женщина не сводила глаз с лица сына, выглядывая из-под его руки, на уровне подмышки. Со стороны, они были похожи на влюблённых в том случае, когда женщина постарше.
              —Платить будем?—
              Очередь на кассе подошла, а Эля всё ещё водила глазами за красивой парой.

              Как не упаковывай селёдку хоть в два, хоть в три пакета, она всё равно будет пахнуть, и класть в сумку её нельзя. Расплатившись, девушка вышла на улицу. Спиной ощутила холод, после душного и тёплого помещения магазина. Скорее домой! Дверь квартиры распахнулась, как только Эля подошла к ней. Костя всегда ждал сестру и слушал её шаги у двери. В комнате пахло отварным картофелем. Кастрюля с пюре на кухонном столе завёрнута во все полотенца, висевшие и в кухне и в ванной.
              —Соседи появились напротив.—
              Поделился новостью брат.
              —Ну и хорошо. Теплее во всём доме будет.—
              —Балкон приведут в порядок, а то ворона на нём свалку устроила.—
              Эля переоделась и стала похожа на брата. Разделывая селёдку, над столом склонились два очень схожих меж собой человека.
              —В больнице хирург новый.—
              —Главный врач приходил. Тебя не возьмут в Армию.—
              Эля рассказывала новости брату и испытывала смешанные чувства. Ей хотелось, что бы брат пошёл в Армию, где он мог возмужать. Трагическое прошлое оставило след, и брат рос, но не взрослел, оставаясь в призрачном детстве. В отсутствие Эли словно растение, сидел на диване у телевизора или как робот исполнял то, что нужно сделать по дому. Оживлялся только с её приходом.
              —Ворона на балкон садится. И не боится, когда я ей стучу!—
              Радовался возвращению сестры с работы Костя.
              —Лучше бы ты подрался на улице и настучал кому там, за что-то там…—
              Подумала про себя Эля и вздохнула.
В дверь позвонили, и Эля пошла, открывать её. Поправила половичёк, задёрнула шторкой одежду на вешалке, задвинула ногой обувь под полочку. Щелкнул замок, повеяло холодом по ногам. За порогом стояла инвалидная коляска, о которую тёрся соседский кот, всегда гуляющий со слепой казашкой, соседкой, живущей этажом выше. В коляске сидела девушка, ноги закутаны пуховым платком. Одна рука теребила за ушки кота, стоящего на задних лапках, вторая удерживала на коленях тарелку с завёрнутыми в трубочку блинчиками. У двери квартиры напротив, спиной к ним, мужчина возился с ключом в замке.
              —Па, а, а, п….—
              Девушка беспомощно повернула голову назад, от чего русая, небывалой красоты и длины коса легла рядом с тарелкой.
              —Уже иду Юлечка!—
              Мужчина перестал возиться с замком и подошёл к коляске.
              —Добрый вечер! Мы ваши соседи.—
              —Давайте знакомиться.—
              Что говорят в этом случае? Конечно, общеизвестные фразы, проходите, мы очень рады и так далее.

              По дороге домой, Эля заходила в магазин «Добрый сосед». Замечательное название! Он совсем не похож на «Магниты», «Манны», «Карусели», где на пыльных стеллажах стоит пыльный товар и можно заблудиться в огромных площадях. В «Добром соседе» за прилавками продавцы, с которыми можно переброситься словом, которых ты знаешь, и они знают тебя. Или вон тот, круглый из красного кирпича магазинчик с душистым названием «Тёплый хлебушек», словно грибок, пробивший асфальт у основания гигантского торгового монолита. В нём только хлеб и пахнет он только хлебушком. Это великая удача, иметь добрых соседей, с кем можно поделиться тёплым хлебом или им поделятся с тобой.

              Отец Юли шагнул к коляске, с намерением развернуть её в сторону кухни, но сорвавшийся с места Костя опередил его.
              —Можно я? Я смогу, я сумею!—
              И у него получилось. На кухне Костя и Юля одновременно нагнулись за тарелкой, что бы поставить её на стол и стукнулись лбами. Счастливый смех вместе со свистком закипевшего чайника наполнил кухню. Дальше было чаепитие с орехами и мёдом, которые принесли новые соседи. Под шумок, исчезла и картошка с селёдочкой. Забытый всеми шерстяной сосед пару раз мяукнул, что бы его выпустили, но остался не услышанным и лёг у порога, терпеливо ждать. Костя увёз коляску с Юлей в комнату и разговор их не смолкал ни на минуту. На кухне Эля мыла посуду и слушала рассказ Максима Викторовича, так звали нового соседа.

              Ему за пятьдесят. Густые русые волосы в короткой стрижке, седина присыпала пеплом. Гусиные лапки вокруг карих глаз, совсем его не портили. Прямые скулы, ярко выраженный кадык на крепкой шее в вороте рубашки, плотный, но не полный. Чистые, коротко подстриженные ногти на руках. В кармане вязанного домашнего жакета, выглядывал носовой платок. Юля его дочь, первая и поздняя и последняя. Ей семнадцать лет. Переехали они из Санкт-Петербурга. Юля часто болеет, из-за малоподвижного образа жизни, а влажный климат этого города, способствовал этому ещё больше. Пять лет назад всей семьёй отдыхали на горном курорте. Любитель горных лыж, Максим Викторович каждый день поднимался с друзьями на высоту три тысячи метров и, наслаждаясь свободным скольжением, спускался вниз по ущельям. Жене и дочке арендовал снегоход с инструктором. Так было всегда. Почему в этот день за руль управления снегохода села жена, он знает. Ответ злой и беспощадный.

              В один из пасмурных дней, мужская компания по лыжам решила вернуться пораньше, попить пива, покатать шары на бильярде. Жену он увидел сразу, у отеля с инструктором и дочкой. Молодой красивый инструктор, сначала отряхнул от снега его дочку, затем принялся охлопывать жену, и все трое звонко смеялись. Его женщины, запрокинув счастливые лица, улыбались парню, принимали чужие ухаживания. Яростная шторка ревности застила глаза и разум. Сколько же гадости он вылил на них в тот вечер, бегая из угла в угол своего номера. В дополнение ко всему, хлопнул дверью и ушел в бильярдную к друзьям. Вернувшись, застал жену спящей с дочкой в одной кровати. Утром, не разговаривая с ними, ушёл заниматься любимыми лыжами. Наступивший вечер принёс горе, необъятное чёрное горе, и страх за жизнь самых дорогих ему людей. До больницы от горного курорта «Донбай» шестьдесят километров. Жена умерла в машине скорой помощи. Он долго не хотел отдавать её санитарам. Дочь выжила, но стала такой, какой вы её уже себе представили.

              В комнате Костя и Юля кидали дротики в дарц на стене. В прихожей ругался всеми забытый кот.
              —Да сейчас выпущу!—
              Эля распахнула дверь. За ней, с поднятой рукой к звонку стояла слепая соседка, ищущая своего любимца. Кот, чувствуя вину, стал нарезать восьмёрки вокруг её ног. Пробковое сабо, стильные брючки, модное каре с прямой чёлкой и тёмные очки, которые она не снимала после операции на глаза. Молодая, современная, красивая женщина, совсем не похожая на ту, что привёз с собой её муж из Казахстана.
              —Вот побирушка! Он опять у вас?—
              Эля заметила обозначившийся животик под кофточкой соседки. Закрыв дверь, она вернулась в комнату, где Максим Викторович разглядывал нарды, предложенные ему Костиком.
              —Поздно уже! Пойдём мы домой.—
              Сказал он, отодвигая их от себя, и залюбовался румянцем дочери на щеках.
              —А, ваши родители…—
              —Другой раз, Максим Викторович…. Другой раз.—
              Пообещала Эля.
Костя уже довольно ловко управлялся с коляской. Толкая её впереди себя, он что-то говорил девочке, касаясь щекой её волос, потому что она поворачивала голову и поднимала к нему лицо. Вечер, принёсший столько впечатлений, закончился, и луна, как всегда заглянувшая проведать брата с сестрой, застала их спящими.

              Утро ознаменовалось сразу двумя звонками. Звонил будильник и телефон Костика, по которому он тут же стал разговаривать, накрывшись с головой одеялом. Похоже, что он с телефоном спал, ожидая звонка от Юли. Эля радовалась за брата. Теперь ему не будет так одиноко в квартире в её отсутствие. На работе она увидит нового доктора.
              —О чём это я?—
              Сама себя засмущалась девушка.
              —Ты будешь вставать, и завтракать со мной?—
              —Нет! Мы с Юлей попьём чаю вместе.—
              От этих слов потеплело на сердце.
              —Ну и я не буду. Одной не хочется.—
Выходя из квартиры Эля, по старой привычке натянула на лоб шапочку, подняла воротник куртки, и тихонько насвистывая, любимую мелодию, стала спускаться по лестнице в низ.
              —Не свисти, денег не будет.—
              Обронил на ходу поравнявшийся с ней мужчина.
Ёкнуло сердце, остановились шаги мужчины за Элиной спиной.
              —Парень, да это ты? Как ты себя чувствуешь, после вчерашнего?—
              —Я не сильно тебя зацепил?—
              Её уже трогала за плечо мужская рука, мужчина старался, зайди ей наперёд.
              —Всё обошлось, Фёдор. Я только оперлась рукой о вашу машину.—
              Девушка остановилась, опустив руки по швам, как перед школьным учителем.
              —Эля?—
              —Ага…—
              Медленно шли секунды, медленно вырастала стена отчуждения девушки к парню.
              —Ты живешь здесь? Ты на работу?—
              Разрушил стену Фёдор.
              —Ага…—
              —Стой тут.—
              —Нет! Возьми ключи и садись в машину у подъезда, ты её знаешь.—
              —Я сейчас…. У меня тут друг живёт, зайти надо.—
              Видя замешательство девушки, парень слегка подтолкнул её по направлению к выходу из подъезда.

              Действительно, машина стояла, чуть ли не прижавшись левым глазом к подъездной скамеечке. Открылась легко и Эля села в неё. Аромат любимых духов Зои Викторовны окутал её. Вышагивающая рядом ворона скосила в сё сторону глаз. Лёгкий озноб не проходил, кончики пальцев стали холодными, как и кончик носа. Сложив ладошки лодочкой, Эля стала дышать в них. Дверца машины открылась, это Фёдор усаживался в неё.
              —Замёрзла?—
              Её руки тут же оказались в его руках.
              —Совсем холодные! Ты завтракала?—
              —Сейчас в «Жар-пице», купим горячие завтраки на вынос и съедим в больничке.—
              —Дорого ж…—
              С трудом заставила себя, хоть что-то сказать Эля.
Фёдор посмотрел на девушку. Оценил поношенность мужского вида одежду, стыдливость в общении. Увидел, нырнувшие в карман руки.
              —Деньги есть. Хватит на двоих.—
              Мягко произнёс Фёдор, что бы ни спугнуть, зажатого в тиски собственного страха «зайца».

              В пиццерии посетителей не было, и им очень, ну очень обрадовались. Несколько девушек, в одинаковых красных одеждах, упаковали жареные крылышки, картофель фри, пирожки с клюквой, соусы в яркую коробку. Эля всё это время как истукан стояла рядом, не реагируя на вопросы о своих пожеланиях, но это не помешало ей заметить оценивающие взгляды официанток на Фёдора.
              —Не смогу я с вами в больнице…—
              Начала было Эля в машине.
              —А мы прямо здесь!—
              Не дал договорить ей Фёдор.
              —Я тоже не завтракал. Мама отвыкла от обязанностей мамы. Да и спит она ещё, ей же к одиннадцати часам. Вчера, за разговорами легли поздно.—
Фёдору хотелось расшевелить, накормить и согреть девушку. Ему это удалось. Через пять минут, они руками собирали оставшиеся крошки и отправляли их себе в рот.

              Больница жила в утреннем режиме. У служебного входа, Эля стала замедлять шаг, засунула руки в карманы. Не хотелось девушке у всех на виду идти рядом с новым доктором.
              —Не отставай!—
              Быстро, просчитал её маневр Фёдор.
Так и зашли они вдвоём и прошли по коридору вместе. Обычный рабочий день, уже не был обычным. Элю пронзали вопрошающие взгляды сестричек. Работа спорилась, и время заветного полдника подошло быстро. На обед Эля не ходила, боялась любопытных сестричек, да и есть совсем не хотелось, после плотного завтрака с новым доктором. Зоя Викторовна на полдник не пришла.
              —Наверно с сыном.—
              Решила Эля и пошла к себе.
Её остановила раздатчица, сообщив о том что, Зоя Викторовна просила её не ждать, дела какие-то семейные. Чай пили вдвоём. Костик за весь день не позвонил ни разу. Черно белую фотографию за окном размыли струйки дождя по стеклу. Фёдора не было видно. Завтра выходные, а это значит, домашние дела, стирка, уборка, готовка. Ещё окна надо заклеить, а перед этим помыть их.
              —Совсем забыла!—
Девушка ринулась назад в свою каморку, туда сейчас должен придти Фантома-с с пилой по дереву и выпилить нижний угол двери. В хирургическое отделение прибилась молодая скромная кошечка, с удивительно милой мордашкой. После долгих гонений, весь персонал понял, что это бесполезное занятие, что каждое утро, она с виноватым видом будет встречать их у служебного входа, обняв лапки хвостиком и дрожать от холода и сырости. Первым не выдержал Фантома-с и к всеобщему одобрению, мягко протолкнул кошку ногой в общий коридор, где она скромно просидела ещё неделю и не нагадила. Поняв, что она ещё и умница, кошку все стали уважать и прикармливать. Вскоре она переместилась в отделение, но передвигалась в коридорах вдоль стен, прижимаясь к ним боком, не заходя в палаты. Коморка Эли пришлась ей по вкусу, особенно беленькая тумбочка, под которую она забивалась и чувствовала себя в безопасности. Первую встречу кошки умницы с главным врачом можно назвать высшим пилотажем женского обаяния. Остолбенели оба! Она, видимо почувствовала исходящую от него опасность. Он, при виде разносчика инфекций, прилипшего к больничной стенке, лишился дара речи, и лицо врача стало приобретать оттенок спелой вишни. Одна из сестёр собралась было на выручку, да не успела. Виновница происходящего отлепилась от больничной стенки, и малюсенькими шашками, словно на подиуме – ножка за ножку подошла к главному врачу и села. Хвостик обнял лапки. Кошка запрокинула мордочку и заглянула снизу в глаза великана в белом халате. Затем робко приподнялась и ещё раз придвинулась к его ногам, ещё раз обняв ножки хвостиком и села. Подняла мордочку и снова повторила свой манёвр. Главный врач отодвинулся, она придвинулась.
              —Где ж такие глаза раздают?—
              —Как ромашки!—
              Главный врач присел на корточки перед кошкой и пальцем дотронулся до кончика уха. Та, в свою очередь, как козлёнок, встала на задние лапки и боднула его руку. С этого момента у кошки появилось имя Ромашка, а коротко - Ромка и её поставили на больничное довольствие. Человек приручил домашних животных, так учит школьный учебник. Что-то подсказывает, что вопрос об этом остаётся открытым до сих пор.

              Эля спешила к себе. Хирург уже ждал с инструментом в руках. Правый нижний угол двери, ровным полукругом лёг на пол. Его быстро задвинули внутрь коморки. Фантома-с, с видом непричастности к порче общественного имущества, быстро удалился. Наблюдавшая за всем этим Ромка, обнюхала края спила нового дизайна двери, и тут же воспользовалась им, пузиком собрав часть опилок.
              —Перебирайся из-под тумбочки на стул.—
              Кошка мягкой пружинкой подпрыгнула и оказалась на стуле. Прошлась пару раз по периметру сиденья, рыхля лапками подстилку, и легла, прикрыв хвостиком глазки.
              —Тебе хорошо, и мне хорошо, оттого, что тебе хорошо.—
              Кошка насторожилась и вскочила. Дверь в каморку была закрыта, потому что Эля собиралась переодеваться.
              —Что не так?—
              Шёпотом спросила кошку Эля.
В свежую прорезь двери, чья-то рука просунула круглый металлический предмет и исчезла.
              —Это что ещё за новости?—
              Эля потихоньку приоткрыла дверь. Удаляющаяся по коридору спина мужчины, была спиной главного врача. Эля присвистнула от удивления, и тут же вспомнила замечание Фёдора, что свистеть нельзя.
              —Что же мы тут имеем?—
              Круглый предмет оказался банкой консервов кошачьего корма.
              —Ты посмотри! За вами уже ухаживают.—
              —Далеко пойдёте мадам!—
              Щелкнув кружочком на крышечке, Эля открыла баночку. Запах кошачьего корма не понравился девушке, зато привёл в полный восторг Ромку.
              —Нет уж! Нюхайте сами! До понедельника.—
              Закрыв на ключ комнатку, Эля зашла в женскую палату, что бы как бы невзначай, узнать был ли на обходе новый хирург. Был! Выходит, Эля его не заметила.


Продолжение: Дела земные. Волшебство изумрудного города. 3 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1723



Глава третья



              Сегодня дома, Элю никто не встречал, и дверь не открылась перед ней. Пришлось рыться в сумке, искать ключи.
              —Наверное, Костя у новой соседки.—
              Свет вспыхнул, как только она перешагнула порог. В коляске сидела Юля, с косой через плечо. Костя стоял за её спиной, положив руку, на плечо девушки как на старинной фотографии.
              —Сюрприз! Сюрприз!—
              В два голоса закричали ребята.
              —И где же он?—
              Осмотрела коридор Эля, но, шагнув из него, увидела накрытый кухонный стол с нарезанным хлебом и огромной салатницей посередине. По виду и запаху в квартире, это был салат Оливье.
              —Мы сначала всё сварили, потом целый час чистили и резали, зато успели к твоему приходу.—
              Было приятно, и очень кстати. Эля кушала только утром с Фёдором, а чай не считается.
              —Ужинать будем без Максима Викторовича?—
              Понимая, что половина продуктов принесена от соседей, спросила Эля.
              —Он занят. Кухню по стенкам развешивает с другом так, что бы я везде доставала.—
              —Мы у вас ночевать будем, потому что надо подкрасить кое-где. Вы не против этого?—
              Эля сказала, что она не только не против, но и рада первым гостям с ночёвкой в их доме.

              Вскоре пришёл Максим Викторович с огромным зачехлённым предметом в обнимку и его друг, разглядеть которого не представлялось возможным, за охапками одеял и подушек.
              —У меня ноги мерзнут.—
              Пожаловалась Юля.
              —У меня тоже. Дверь, наверное, неплотно, прикрыли.—
              Эля прошла мимо комнаты и захлопнула входную дверь. В комнате, куда она заглянула с любопытством школьницы, посмотреть надувную кровать стоял Фёдор, ритмично надавливая ногой на педаль насоса.
              —Здрасте…—
              На выдохе, немного испуганно проговорил он.
              —Ага…—
              Как тогда, при встрече в подъезде, прошелестела Эля.
              —Хозяюшка, это мой друг и помощник Фёдор.—
              Максим Викторович возился на полу, расправляя края будущей кровати.
Эля вернулась на кухню. Юля, сдвинув брови, сосредоточенно переставляла посуду на столе. Большие тарелки в одну сторону, а маленькие тарелки к маленьким. Возникло ощущение того, что всё происходящее уже было и не раз, что эта девушка знакома Эле давно.
              —Не мёрзнут больше ноги?—
              Эля нагнулась, что бы плотнее закутать ноги соседки платком. К её рукам присоединилась ещё одна пара мужских рук, это Фёдор присел рядом с девочками.
              —У кого это тут ноги мёрзнут?—
              И осёкся, это были хорошие признаки при Юлином заболевании.
Появившийся на кухне Костя, объявил о том, что кровать готова. С просветлевшим лицом, Фёдор буквально выхватил Юлю из коляски и на руках отнёс в комнату к отцу, поведать радостную новость. Всеобщую радость подпортила возникшая в Эле ревность. Неожиданное появление Фёдора в доме, само по себе внесло сумятицу в душевные ощущения девушки. Мысли, так и скакали в девичьей голове. Она забыла даже, что собиралась покормить мужчин. Максим Викторович громко радовался в комнате и объяснял дочери, о чём могут говорить появившаяся чувствительность в ногах.
              —Не хотите меня проводить, Эля?—
              Раздалось за её спиной. Фёдор стоял одетым в прихожей и смотрел на неё.
              —Не хочу.—
              Не задумываясь, ответила Эля, и эта была правда.
Не хотелось видеть Фёдора, слышать его и провожать тоже. Хотелось одного, тишины, темноты, свою кровать, где можно лечь и разложить мысли по полочкам.

              Чужая мелодия, с чужого телефона, раздалась из кармана чужого сейчас человека. Звонила Зоя Викторовна. Несколько резких слов и отбой. Фёдор успел произнести один раз « мам…». Недоумение на его лице, сменилось растерянностью.
              —Вольному воля…—
              Фёдор хотел ещё, что-то сказать, но запнулся, вышедший из кухни Максим Викторович, снял свою куртку с вешалки и увлёк его за собой. К девушке тут же пришло желание, бежать следом, да вспомнила, что Фёдор не один. В комнате Костя, сидя на кровати, играл с новой куклой, расплетая ей косу. Массажная щётка лежала рядом. Надувная кровать загромоздила всю комнату, раздражала глаз величием, и хотелось пнуть её ногой.
              —Два взрослых ребёнка.—
              Загрустила Эля, рассматривая брата и его старания вокруг соседки.
Зашла в ванну, разделась и встала под душ. Тугие струи воды ослабили нервное напряжение, согрели тело. Запахнувшись в вельветовый больничный халат, она ринулась под одеяло, ища убежище в кровати.

              Вернулся Максим Викторович по - хозяйски закрыл замок, ровненько расставил обувь и повёз Юлю в ванную. Эля притворилась спящей, когда соседи вернулись в комнату, на их пожелание спокойной ночи ответил только Костя, и потом ещё долго перешёптывался с Юлей, пока Максим Викторович не издал шутливый рык льва, собиравшегося их сожрать.

              Утро к молодым приходит чаще всего бодрым, но в это утро Эля чувствовала разбитой. В комнате она одна. Костя и гости на кухне. От туда доносились их голоса, звуки посуды и запахи пищи. Как всё-таки присутствие посторонних выбивает из привычной колеи жизни! Сейчас бы они с Костей лежали каждый в своей кровати, перебрасывались словами. Потом бы не спеша встали, по очереди посетили туалет, затем ванную. Кто-то за это время заварил чай, нарезал хлеб, ну может быть, поджарил яичницу, не более. Сейчас же, нужно что-то делать, вести себя хозяйкой с использованием таких слов как «спасибо», «пожалуйста», «извините» и это напрягало так, что хотелось снова притвориться спящей. Но вставать надо.
              —Доброе утро.—
              Улыбка в сторону кухни и закрывающаяся за девушкой дверь в туалет.
              —Я сейчас.—
              Улыбка в сторону кухни и закрывающаяся дверь в ванную.
              —Слава Богу! Приобрела божеский вид.—
              Эля рассматривает себя в зеркало. Толкнув дверь из ванной, она носом уткнулась в грудь Фёдора. Как хорошо он пахнет, особенно….
              —Может вы и, не уходили Фёдор?—
              —Не гоните меня.—
              Виновато улыбнулся девушке Фёдор.
Руки его были заняты, уже знакомыми коробками из «Жар-птицы».
              —Кажется, я уже говорил, что мама отвыкла быть мамой.—
              —Никак не притрёмся.—
              Он шагнул вправо и она вправо, что бы исправить оплошность, он быстро шагнул влево, и она сделала то же самое.
              —Хватит вам толкаться.—
              Максим Викторович хитро разглядывал молодых людей из кухни.
              —У нас тут жених и невеста проголодались.—
              —Да, да…. Нечего так смотреть! Долго спите матушка!—
              —Костик назвал себя женихом Юли.—
              —Как вам такое?—
              Кому-то не хватило ложки, кому-то стула, кому-то пирожка с клюквой, но всем было радостно, вкусно и тепло. Нелепо заплетённая коса у Юли, было творение рук Кости. Парень предупреждал каждое желание девушки, ловил каждое слово и ревностно косился на Фёдора, который пообещал осмотреть большой палец на её ноге. Со слов Юли, этот палец стал колоться, словно иголочками. Чайник на газовой плите не один раз напоминал о себе. Ему хотелось быть причастным к человеческой радости. Люди откликались, человеческие руки брали его и он, чувствуя себя персоной общего внимания, наполнял их чашки и души ароматным теплом. Его оставили в пустой квартире прежние хозяева, и он долго пылился на грязной и холодной плите, ожидая новых жильцов, вместе с ними и смертный приговор себе – по идее, его должны были выбросить. Шаги двух молодых людей вошедших в пустую квартиру, эхом отозвались в ней и в пустом чайнике.
              —Кто кто в домике живёт? Это ты чайник?—
              —Давай жить вместе!—
Двое брошенных на одинокую жизнь взрослых детей, были бесконечны рады брошенному чайнику. Он первый, кто обрадовал и согрел их в этом доме. И сейчас чайник созерцал, что было не видимо всеми здесь присутствующим. То, что пока витает в воздухе, прозрачное, без цвета и запаха, то, что сделает их семьёй – это родство.

              Первый редкий снег во дворе тихо подкрался к соседкам за стеклом, рассчитывая именно на ту реакцию, которую и получил. Первый снег по своей природе холодный и не долговечный. Тогда, как же так получается, что созерцая холодное, мы ощущаем столько тепла и радости в преддверии Нового года. С его приходом в нас зарождаются надежда, новые планы и мечты. Мы ощущаем прилив сил и веру в себя, в своё будущее. В ту самую первую минуту встречи с Новым годом, мы успеваем вернуться в детство, всплывут в памяти лица тех, кого уже нет с нами, и мы любим их, как может быть не любили при жизни. Дай Бог, что бы они об этом знали.

              Две девочки разглядывают за окном первый робкий танец снежинок. Можно догадаться, о чём они думают и что чувствуют. Мужчины занимаются ремонтом кухни в квартире напротив.
              —Хозяюшки! Снег идёт, вы видели?—
              Это вернулся Максим Викторович и спешил поделиться тем, о чём мы только что рассуждали. Он обнял дочь. В этот момент, улыбки ушедших из жизни матерей двух девочек, коснулась их глаз. Люди ждут и ищут чудо, а оно в нас, мы его чувствуем и видим по памяти лица и взгляды тех, кого потеряли.

              Хозяйки, наконец-то заметили, что за окном темнеет, и вспомнили об обеде. Закипела работа на кухне. Сварили курицу, предварительно разрезав её на четыре части. Пока курица варилась, чистили и резали овощи. Достав курицу из кастрюли, опустили в бульон овощи. Пока овощи кипели на не большом огне, замесили муку на воде, слегка затёрли, раскатали на тонкие лепёшки, лепёшки порезали на тонкие полоски. В конце варки всё это оказалась в кастрюле и получилась домашняя лапша. Успели.

              Два дня! Это так мало и так много, если оценивать в человеческих отношениях. Что-то происходило между Фёдором и его мамой, и это заметили все. Что-то происходило между Фёдором и Элей, но это осталось не замеченным никем, кроме них самих. Что-то происходило между Костей и Юлей, и этому радовались окружающие их люди. А всего лишь два дня!

              Ноябрь закончился. И всё вокруг и все вокруг жили в ожидании Нового Года. Больница преображалась. Больные зная, что придётся встречать праздник в больнице, приступили к вырезанию снежинок из салфеток, серебряной и золотой фольги от шоколада. Консьержка рвала списанное бельё на полоски, которыми в порядке аврала, затыкали щели в рассохшихся рамах. Двадцать первый век, такой разношёрстный! Где-то Нана технологии, а где-то печку топят кизяком. Где-то пластиковые окна, а рядом щели затыкают тряпками. Контраст во всём! Так и режет глаза, а порой и по сердцу. Вот цветочный ларёк, набитый диковинной цветочной заморской красотой, а рядом старушка низенькая, маленькая, в валенках и в варежках с поздними астрами в руках. Вальяжный в годах мужчина, вытиснув себя из высокой машины, стал разглядывать цветочную пестроту киоска. Рука в варежке протянула ему слегка подсохшие астры.
              —Купи сынок, за сколько хочешь.—
              —Да без проблем!—
              Голос человека дрогнул. Мужчина засуетился и вложил в руку старости два стольника, а может три – он не считал. Потом смотрел на серые подшитые валенки, удаляющиеся в сторону хлебного киоска. Затем вернулся в машину, где юная глупая блондинка, сверкая оголённым пупочком и коленками из распахнутой шубки, стала жужжать ему на ухо как муха.
              —Мне к матери нужно заехать.—
              Глухо обронил мужчина с застывшими глазами заглядывающими внутрь себя.
              —А тебе домой пора, баиньки.—
Грустная действительность. Она вокруг нас. За суетой дел, желаний и их исполнений человек не помнит о долге. Случайности не бывают случайные. Бог не может словами напомнить людям про долг, и посылает случайности.

              Больничный автопарк переобувается в зимнюю резину, как всегда с опозданием. По утрам машины разогреваются, а рядом на перекуре мерзнут водители. Дворники посыпают двор, чем ни попади и где, ни попади. Из-за песка и соли принесённого ногами медицинского персонала, больными и их посетителями работы прибавилось. Эля уставала. Зою Викторовну видела всего один раз и то, мельком. Выглядела та удручённой и убегала от расспросов. За Фёдором закрепили две палаты со старушками, и он чувствовал себя увереннее. Стал ручным и позволял медицинским сёстрам чмокать себя в щёчку, но что бы хлопать их пониже спины, до этого ещё не дошло. Ромка освоилась и стала всеобщей любимицей. Ходила с обходом вместе с врачами по палатам, чем улучшала первый контакт между вновь поступившими больными и врачами. Спальное место оставалось в Эллиной коморке. От любви и заботы больных кошка растолстела, и надо признаться, немного утратила обаяние утончённой кошечки.

              Раздор с сыном у Зои Викторовны продолжался, и Эля часто наблюдала машину Фёдора, ночующую под окнами своего дома. По утрам, разогревая машину, Фёдор чистил стёкла и если замечал Элю в окошке, махал ей рукой, приглашая ехать с ним на работу. Иногда она принимала его предложение, а иногда отрицательно махала в ответ. То волнение, что возникло у неё к Фёдору во время ремонта, не найдя своего развития затаилось. Но думается, покидать девушку не собиралось. Потом, это был первый мужчина, заботу которого Эля принимала так близко и на своей территории. Запах Фёдора, она помнит, как помнит до сих пор запах Болгарских маминых духов «Может быть». Восхитительное название! Какие были времена, такие и названия. Почти не тронутая чувственность в двадцать лет давала о себе знать, и если эротические фантазии посещали во сне нашу героиню, то были они обязательно связанны с Фёдором. Начавшиеся расспросы любопытных сестричек закончились. Они не увидели никаких развитий в отношениях с новым доктором и успокоились. Новый доктор, по всей видимости, удачно проявил себя с кем-то из сестёр как мужчина, потому женское внимание к нему стало возрастать.
              —Недолго держалась крепость!—
              Съехидничал один раз Фантома-с, угощая чем-то Ромку в комнатке Эли и наблюдая из-за двери её коморки кудахтанье медицинских сестёр вокруг Фёдора на посту. И тут же оправдал и себя, и его:
              —Да кто ж устоит, в таком цветнике, да с низким заборчиком.—
              —Кстати! Друг семьи! Ты должна знать.—
              —Чего происходит у него с матерью?—
              Спросил Фантома-с, вытирая руки о предложенную Элей салфетку.
А Эля не знала. Полдники прекратились.
              —Богатой будете! Я только что, о вас думал!—
              Фантома-с вздрогнул, отслонился от дверного косяка при виде диетолога. Зоя Викторовна подошла совсем не слышно.
              —Девочки пока, я вас оставляю.—
              И быстрым шагом Фантома-с пошёл по коридору в сторону дневного поста, видимо предупредить Фёдора о появлении матери.
              —Как ты тут? Как Костик?—
              Ласково оглядела Элю Зоя Викторовна. Лицо её было осунувшимся. Женщина согнала кошку со стула, но сесть передумала, заметив наличие шерсти на нём. Нагнулась, и видимо извиняясь, слегка дотронулась изящным пальчиком до кончика уха кошки. Запрокинув голову, та громко заурчала, призывая её к дальнейшим ласкам.
              —Вчера Костя вспомнил, что ровно год назад мы переехали в квартиру.—
              —Нужно отметить. Приду к вам в воскресенье.—
              —Будем ждать….—
              Зоя Викторовна пошла вдоль коридора, обернулась и помахала рукой.
              —Эля, иди к нам в сестринскую!—
              Позвали её девушки с поста.
              —Пойду, развеюсь.—
              Решила Эля.
Перед праздниками в больницу через чёрный ход проникали торговки женскими нарядами. Огромные сумки баулы, сшитые на заказ, тянули по полу, такими объёмными они были. Таким же объёмным интересом наполнялись медицинские сестрички к их содержимому.

              Комната полна народу. Две женщины раскладывают товар. Качеством он не блистает, но крой встречается приличный. Ко всему этому, есть парики всех цветов. Каждая сестричка что-то мерила, и надевая новое, преображалась до неузнаваемости. Раскудахтались, разошлись не на шутку! Дошло дело и до париков. Девушкам захотелось увидеть Элю с длинными волосами, да и ей было интересно. Перед этим она примерила на себя платье не виданного ею фасона. Длина у платья чуть ниже колена, прямого покроя от подмышек, поверх ткани настрочена тесьма с длинной и густой бахромой так, что не видна основа платья. При ходьбе бахрома колыхалась, обрисовывая грудь и фигуру. Тонкие бретельки на плечах забиты стразами в тон платью. Очень красиво! На удивленье, парик оказался невесомым и легко оделся. Присутствующие уставились на Элю. Никто не предлагал ей посмотреть на себя в зеркало.
              —Что? Что не так?—
              Опасаясь, что сейчас все взорвутся смехом, Эля пыталась пробиться к зеркалу. Раздался визг, это Фёдор и Фантома-с не вовремя вошли в сестринскую комнату. Кто-то закрылся халатиком, кто-то спрятался за чью-то спину, но каждая хотела, что бы только на неё посмотрели вошедшие мужчины. Фантома-с и его пассия отошли в сторону. Пассия показывала выбранные ею вещи в качестве новогоднего подарка себе. Фёдор вальяжно развалился на диванчике с разбросанным на нём товаром. Он даже и не предполагал, что стоящая перед зеркалом к нему спиной девушка, это Эля. Две сестрички, как синички присели с обеих сторон к нему на колени, щебеча какие-то глупости и пальчиками указывая на неё.
              —Эля?—
              Фёдор смотрел в зеркальное отражение и не видел Элю, а та не видела его. Она была занята, она разглядывала необычайно красивое создание в зеркале, а то разглядывало её. Мужчина же не мог оторвать глаз от обеих. Было ощущение того, что Эля никого не видела и никого не слышала. Она перенеслась, куда-то далеко из сестринской комнаты и там кому-то себя представляла. Сделала шаг назад, развернулась вокруг себя, слегка покачала бёдрами, положила руку на бретельку и покрутила её. Она даже на ногу наступила Фёдору, тот отступил, а она и не заметила. Мгновение, ещё одно мгновение и всё…. Буд-то с небес свалилась. Плюхнулась на стул, поставила локти на колени, с уставшим видом стянула с головы парик и замерла, о чём-то раздумывая. Продолжая думать, стянула платье через голову и осталась в колготках и маячке. Не расправив платье, повесила его на стул, надела джинсы и с отрешённым видом вышла из комнаты.
              —А брать то будешь?—
              Неслось ей вдогонку.
Это был единственный голос торговки из комнаты, все остальные молчали и наблюдали за происходящим действием.
              —Ты посмотри, как тряпки их преображают!—
              —Да, красота, это страшная сила.—
              Радовался Фантома-с, оглядывая комнату.
Весёлость его на последнем изречении пошла на убыль. Пообещав своему «зайчику», обсудить её выбор чуть позже, он вытолкал истуканом стоящего Фёдора из комнаты.


Продолжение: Дела земные. Волшебство изумрудного города. 4 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1724



Глава четвёртая



              Время имеет свойство проходить быстро или тянуться до бесконечности, но как бы там не было, оно прошло, и наступили выходные. Обсудив примерное меню с Юлей и Костиком, Эля отправилась на базар. Он оглушил её количеством голосов и людей. Все они желали заполучить её в качестве покупателя. Она хотела купить тушку кролика и зелени, чтобы потом потушить его с картофелем. Домашней брынзы к чаю и сухофруктов. Цены так кусались, что ей пришлось походить какое-то время и прицениться. Когда же она решилась, рука в кармане не нашла кошелька. Реакции не было никакой. Словно в забытьи, она ещё побродила по рынку и пришла домой. Тут же пришла Зоя Викторовна. С ней тоже, только что произошло событие и принесло с собой такие давно забытые ощущения. Она зашла в подъезд, держа в одной руке коробку с тортом, в другой пакет с селёдкой под шубой в глубокой тарелке. Руки слегка расставлены в стороны, как у ёлочки, отсюда и походка вразвалочку. На лестничной площадке, спиной к ней стоял человек, и что-то делал со стеной у почтовых ящиков. Одежда на нём была вся в пятнах и живописных подтёках. Это могло говорить о ремонте в его жилище, но всё равно, для Зои Викторовны это выглядело гадко. Хотя тапочки из дорогой и мягкой кожи, замечательные тапочки, но её это совсем не касается! Это что такое? Карман у куртки шевелился. В маленькую прореху протискивался чей-то носик, мужчина хлопнул карман рукой и шевеление прекратилось.
              —Что у вас в кармане?—
              Строго спросила Зоя Викторовна.
              —Хлопните себя по голове! Вам понравится это?—
И отскочила в сторонку на всякий случай.
Мужчина водил кистью по стене, на которой красовалась надпись:
Юля + Костя = Нянька
Он тут же обернулся. Что происходит с людьми в тот момент, когда они, ещё не зная, что это именно «она» или именно «он», начинают сближение своих судеб? Первое это зрительное восприятие, оно как фото выхватывает самое главное, самую суть, и оставляет всё это на долгую память в сердце. А в него легче впустить, чем выпустить. Потом, по течению жизненных лет, всплывая в памяти, сердечным теплом наполняют душу, и как спасательный якорь удерживает нас от необдуманных слов и поступков.

              Итак, мужчина обернулся. Спецовка распахнута, старые джинсы протёрлись, местами проглядывала мужская волосатость ног. Грудь с той же лёгкой порослью от пупка и до ключиц.
              —Уверяю вас, я тихонько. Вас это расстроило?—
              Зоя Викторовна стояла на ступеньках. За спиной подъездное окно. От долгой ходьбы ей было жарко. Тыльной стороной руки сдвинула, норковый берет со лба, и он принял форму конуса. Свет из окна освещал её со спины, и мужчина первые мгновения видел только тёмный силуэт.
              —Вы на ёлочку похожи!—
              С кисти капали белила на подъездную плитку.
              —Вы на бомжа.—
              Женщине не хотелось уходить, а оправдать это желание было не чем. Каблучки нехотя и ровно затюкали по ступенькам на второй этаж. Оказавшись у знакомой двери, она застопорилась. Руки заняты, поставить ношу на общественный пол, это выше её сил. Можно стукнуть ногой о дверь, но мужчина поднимался и смотрел на неё. Господи! И берет на голове нечем поправить! Женщина повернулась спиной, ожидая, что мужчина пройдёт мимо. Тот прошёл, но сначала протянул руку к звонку и позвонил. Зоя Викторовна небольшого роста, и в этот момент она оказалась на уровне его плеча. Теперь она знает его запах и запомнит его навсегда.
              —Спасибо.—
              Она потёрлась щекой о своё плечо, убирая выбившиеся волосы из берета.
Дверь открылась. За ней стояла удручённая Эля.
              —И что с нами случилось?—
              Зоя Викторовна передала ей пакеты. Она слышала, как хлопнула дверь квартиры напротив.
              —Меня обокрали.—
              Скорбно и зло объявила Эля.
Зоя Викторовна предложила:
              —Рассказывай.—
              И Эля рассказала, на что получила несколько советов. Это не брать все имеющиеся деньги с собой, не мозолить долго глаза на базаре, потому что о тебя тоже кто-то их мозолит. И последнее! Ничего страшного не произошло.
              —Мы тоже так считаем!—
              Зоя Викторовна обернулась на незнакомый голос. Костя закатывал коляску в квартиру, в которой сидела девочка, словно сошедшая со страниц книжки со сказками из детства. На её коленях, в шапке вывернутой мехом внутрь, лежал уснувший котёнок.
              —С миру по нитке, а парню рубаха.—
              —И папа, и Фёдор, все так считают.—
              Костя, захлёбываясь собственным восторгом, представил Юлю Зое Викторовне, а к ней подкрадывалось какое-то предчувствие.
              —Пойдемте, проведём ревизию в холодильнике.—
              В холодильнике нашлись яйца и картофель, отварные. Почему отварные? Эля собиралась делать салат московский, да передумала, узнав, что Зоя Викторовна принесёт селёдку под шубой. Теперь яйца разрезали на две половинки и разложили на тарелочке. Желтки из них перемешали с мелко порубленной зеленью и оставшимся с утра шпротным паштетом. Добавили тертый чесночок и этой массой наполнили половинки яиц. Отварной картофель почистили, потёрли на терке, разбили в него яйцо, посолили, поперчили и перемешали в однородную массу. Налепили котлеток и в каждую закатали полоски докторской колбасы, и поджарили на сильном огне, предварительно обваляв в молотых сухарях. Нарезанный хлеб, уложенный на резную салфетку, блюдо с селёдкой под шубой, торт, кувшин с разведённой кипяченой водой консервированной вишней, домашняя солка – так стол и заполнился. Осталось быстро прибраться, разложить тарелки, салфетки и всё! Можно встречать гостей! Котёнок в шапке, всё это время мирно спал на табурете, придвинутый к батарее центрального отопления.
              —Наверное, он сытый, раз так спит?—
              Обратилась к Юле Зоя Викторовна.
              —Да, мы его кормим, каким-то прикормом из зоомагазина, через каждые два часа.—
              —Чтобы не пищал, всюду носим его с собой. Я в шапке, папа в кармане.—
              Юля переложила шапку с котёнком себе на колени.
Эля несколько раз пыталась отвлечь Зою Викторовну от кухонных забот и попытаться сказать, что за столом будет присутствовать её сын, но та увлеклась и не выходила из кухни. Руки женщины заняты делом, а мысленно, она возвращалась в подъезд, к почтовым ящикам и вновь разглядывала такого притягательного и стройного маляра.
              —Эля, потом поговорим! Лучше умойся, лицо немного припухшее.—
              —Кровати заправила?—
              Эля бросилась в ванную, а Зоя Викторовна пошла в комнату, где расправила складки на покрывалах, забросила под них подушки. В дверь позвонили.
              —Папа, пришёл!—
              Воскликнула Юля, а Костя открыл дверь.
Маляр вошёл в квартиру в рубашке цвета шоколада, поверх которой надет жилет темно горчичного цвета, дорогой лаковый ремень в брюках. Выглядел он, как ни когда, красиво и дорого. Такое сочетание цветов, было любимым у Зои Викторовны. Юля в коляске разволновалась, увидев нарядного отца.
              —Пап…. Мы куда-то едем после обеда?—
              —Можно я останусь? Посуду с Костей помоем, в нарды поиграем.—
              Максим Викторович, нисколько не смущаясь, шагнул навстречу Зое Викторовне, вручил ей две тарелки с курицами гриль, ещё горячими и обратился к дочери.
              —Мне придётся всегда так одеваться, раз у наших соседей, появляются такие гостьи.—
              Говоря это, он не сводил глаз с женщины. Обрисовав взглядом её ладненькую фигурку, остался довольным. Зое Викторовне не привыкать к таким взглядам, но вот что удивительно! В таких случаях, чувство неловкости всегда присутствовало. Сейчас же всё наоборот. Женщина вся раскрылась внутренне, выпрямилась, смело смотрела в глаза незнакомца. Она нравилась себе, и ей нравилось, что её так рассматривают. Откровенный немой диалог.
Из ванной комнаты вышла, Эля. Увидев две тарелки с курицами, она поспешила забрать одну со словами:
              —Зоя Викторовна, это Максим Викторович.—
              —Максим Викторович, это Зоя Викторовна.—
              —Наши отцы были тёзками, это вдвойне приятно!—
              Мужчина продолжал разглядывать женщину. Она отвечала ему тем - же.
Тарелки с курицами, вместе с женщинами поплыли в кухню. Отбросив игривый тон, Максим Викторович произнёс речь, из которой следовало, что соседи должны делиться не только хлебом и солью, но и бедой и радостью. Стол оказался заставленным совсем.
              —Не хватает фруктов, для такого количества красивых женщин.—
              —Но эту проблему решает мой друг! С минуты на минуту он будет здесь.—
              Сердце в груди у хозяйки забилось в бешеном ритме. Эля знала, что Зоя Викторовна ревновала сына к незнакомцу, с которым тот вернулся из Петербурга и проводил всё свободное время. Мало того, оказывается он ездил с ним на горные курорты. Материнское чутьё подсказывало, что сын мог пойти по следам отца. Выходит, что Максим Викторович и есть, тот самый незнакомец, о котором Эля молчала, а значит скрывала. А это не так! Только сейчас девушка поняла всю сложность ситуации.

              Дверь уже открывали, и с пакетами фруктов Фёдор появился в поле зрения людей сидящих за столом. Пришла очередь забиться сердцу Зои Викторовны. Выражение её лица перестало, что- либо выражать. Оно закаменело. Фёдор забыл, зачем пришёл.
              —Мама?—
              Фёдор разжал руку, в которой держал пакет, потому что Костик пытался его забрать и продолжил стоять.
              —Рада, что узнал…—
              Зоя Викторовна волнуясь, жгутом скрутила салфетку. Набрав полную грудь воздуха, она решилась и продолжила:
              —Не надо стоять, сынок. Тебя здесь ждали.—
              В женском голосе дрожит горечь.
Максим Викторович уловив ноту надвигающегося скандала, поспешил изменить ситуацию. Он встал, снял куртку с Фёдора, провёл и посадил на табурет. Эля, вся в замешательстве, и что бы скрыть это, стала перемывать фрукты и складывать их на вазу с высокой ножкой.

              Старая, престарая ваза. Купила Эля вазу на улице. Все знают таких бабушек, которые выносят не нужные им предметы обихода и продают их прямо с земли, что бы ни скучать дома и хоть немного пополнить свой скромный бюджет. Изяществом линий, ваза напомнила ей Зою Викторовну. Вазу поставили на стол прямо рядом с ней. Теперь женщине было чем занять руки. Руки Зои Викторовны стала тихонько её прокручивать, разглядывая фрукты. Максим Викторович, зная об отношениях сложившихся у Фёдора с матерью, не мог сопоставить, сидящее перед ним очарование с грымзой, которую себе представлял. У Юли, краем уха, слышавшей обо всём этом, картинки тоже не совпадали, но аппетит разыгрывался и заставил забыть об этом. Костик наложил себе и в её тарелку понемногу всего, что было на столе, и ждал, когда кто ни будь, займётся курицей и разломает её на части. Свершилось! Фёдор занялся этим и положил на тарелку матери куриную ножку. Максим Викторович поухаживал за остальными. Какое-то время все ели, кроме Зои Викторовны. Она продолжала крутить вазу. Ей постоянно хотелось сглотнуть комок в горле, и она делала это, а комок не сглатывался. Подступили слёзы. Дышать стало трудно, заложило нос. Чувствуя, что сейчас захлебнётся от всего этого, женщина вскочила и, сметая всех и всё на своём ходу, ринулась к выходу. Сорвала шубку с вешалки, трясущимися руками застегнула сапожки. Дверь так и осталась открытой, потянуло холодом из подъезда. Вскочившего вслед за матерью Фёдора, остановил Максим Викторович и посадил на место. Обвёл всех строгим взглядом.
              —Ни каких вопросов!—
              Это он обратился к Юле и Костику.
              —Время внесёт ясность.—
              —У нас праздник и мы будем праздновать.—
              Эля озлилась на всё происходящее в её доме, вскочила и собиралась вылить ушат словесной грязи, как это бывает у молодых. Ей не терпелось воздать всем по заслугам.
              —Остановись, Эля! Дыши глубже.—
              —Ещё раз говорю! Пусть пройдёт время.—
              Пронзительно засвистел чайник. Он спешил померить людей. Непроизвольно все вздрогнули. Обстановка потихоньку разряжалась. Максим Викторович резал торт. Смущенный Фёдор возился с заварочным чайничком. Котёнок потягиваясь, вырос из шапки в два раза. Посмотрел вокруг, подумал и опять лёг. Как говориться, торжественная часть закончилась через полчаса. Мужчины ушли.

              В квартире напротив мужчины стали разговаривать. То, что у Фёдора с мамой не клеилось, Максим Викторович знал. Не знал причины, и это вполне по-мужски, не лезть в чужие отношения. Сегодня, чужие отношения пролились негативом на него и окружающих. И сегодня он хотел знать причину такого поведения понравившейся ему женщины. Выслушав рассказ Фёдора из его глубокого детства, он даже обрадовался, есть реальное объяснение, не вполне адекватного поведения понравившейся женщины.
              —У нас большая разница в возрасте и это даёт мне право дать тебе совет.—
              —Женщин беречь надо и их любовь тоже.—
              —Потом, в каком свете ты меня и себя выставил?—
              —Я должен был знать правду.—
              Фёдор выслушал Максима Викторовича и взорвался:
              —У этой правды флаг другого цвета, что бы махать им над головой!—
              —Что бы изменилось, если бы я рассказал тебе об отце? Это не только моя тайна!—

              Фёдор самый молодой из друзей Максима Викторовича. Любовь к горным лыжам объединяла всех. В Домбае они познакомились и продолжали общаться в Петербурге. Когда к Максиму Викторовичу пришла беда, Фёдор единственный, кто был с ним днём и ночью, потому что не был женат.
              —Ты прав, ничего бы не изменилось.—
              —Спать! Всем спать! Я пошёл за Юлей.—

              Через полчаса в двух квартирах погас свет. За третью квартиру, где живёт Зоя Викторовна, мы ничего не знаем, наверное, поэтому Максим Викторович встал через какое-то время, оделся и вышел из дома. Зимняя ночь, тёмная ночь, особенно если нет свежевыпавшего снега. Он подошёл к машине, прислонился к ней спиной и долго глядел на тёмные окна двух квартир, которые разделяло светящееся окно подъезда. Решение пришло не сразу, но оно пришло, по-мальчишески дерзкое.

              Фёдор не спал, он ждал и не хотел звонка от матери одновременно. Позвонить самому, не хватало силы воли. Обида душила за горло, стало не выносимо горько и обидно за себя, за маму. Как это не справедливо всё-таки! Давнишний проступок человека, идёт через всю жизнь его родных и близких, коверкая или оскверняя её. При всём при этом отец остаётся в статусе отца до конца своих дней. Мысли Фёдора прервал звонок телефона. Максим Викторович спрашивал адрес Зои Викторовны. Недолго думая, Фёдор продиктовал его. Через минуту, Максим Викторович ехал по спящему городу, а через десять минут он стоял у двери новой знакомой. Не колеблясь ни минуты, постучал. Она тут же распахнулась.
              —Я не люблю вашего сына. Я люблю красивых женщин.—
              Слова произносились чётко, с чувством и негромко. Обращены они были к маленькой женщине, с лютой ненавистью в глазах. Время позднее, дом и люди в нём спали. В подъездной тишине слышимость прекрасная. Слова его, как первые капли благодатного дождя упали на высохшую в страданиях женскую душу. Их впитали, в них поверили сразу и, слава Богу, что это было правдой! Даже если это была ложь, всё равно это бы было сейчас правдой и той самой соломинкой, за которую женщина ухватилась бы, потому как не было больше сил. И она ухватилась! Пальцы рук цеплялись за его пальто. Она - то трясла мужчину за грудки, то колотила кулачками в грудь, то завывая, как баба на деревне, тёрлась об него лицом и головой, оставляя влажные следы на рубашке. Трудно было понять, что это проявление радости. Женские руки умудрились втащить мужчину в прихожую, и он с чувством облегчения, привалился спиной к двери. Выброс эмоций стал иссякать, а вместе с ним и силы. Женщина обмякла в его руках. Затем отшатнулась и побрела к кровати.
              —Спать хочу.—
              Как перегулявший на свежем воздухе ребёнок, пробормотала она, сворачиваясь калачиком поверх одеяла.
              —Вот и замечательно! Вот и хорошо!—
              —Женщина должна всегда что ни будь, да хотеть.—
              —Красивое, вкусненькое, новенькое…—
              Мужчина огляделся, взял с кресла аккуратно сложенное покрывало и накрыл им женщину. Та тут же закуталась в него с головой.
              —Вот и ладненько…—
              Мужчина дождался ровного дыхания из-под покрывала и встал с кресла.
Он не стал выключать свет в прихожей. Он всегда так делал, оставляя в квартире дочь одну. Тихо прикрыл за собой дверь. Оценивающе огляделся в подъезде.
              —Вроде чистенько. Дверь только слабенькая. Звонка нет.—
              Машинально отметил и взял себе на заметку Максим Викторович.
              Он ещё покатался по заснеженным улицам, перебирая в памяти детали событий уходящего дня.
              —Что можно подарить на новый год этой женщине?—
              На ум ничего не приходило.
              —Как давно у меня всего этого не было!—
Ужаснулся человек, выключая двигатель машины. С чувством глубокого удовлетворения, осмотрел тёмные окна, своей и соседской квартиры напротив. Утряслось, слава Богу!
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Поднялся по своим лестничным пролётам, постоял на лестничной площадке между двух квартир. Вспомнил запыхавшуюся женщину, руки её с пакетами расставлены в стороны, как у ёлочки и понял, что это вся его территория, и она расширяется. Человек вышел на новый виток в своей жизни, а это значит, грядёт всё новое и во всём. Оно пришло не вчера и не позавчера. Скорее всего, этот новый виток начался с появлением в его жизни Фёдора. У всего есть начало.


Продолжение: Дела земные. Волшебство изумрудного города. 5 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1726



Глава пятая



              Наступило долгожданное перемирие, между Зоей Викторовной и Фёдором. Вся больница созерцала мать с сыном в обнимку. Возобновились полдники у Зои Викторовны с Элей, на которых Эля узнала, что между Фёдором и Максимом Викторовичем мужская дружба и ничего кроме мужской дружбы. Сама Эля стала носить в рабочее время белый чепец на голове. Решила отращивать волосы, и чепец скрывал хаотичность их роста. Максим Викторович увёз Юлю в Петербург на консультацию к врачам, ранее занимающихся её лечением. Костик занимался воспитанием котёнка, которого ему доверила Юля, поливал цветы в их квартире. Зоя Викторовна с трепетом вспоминает последнюю встречу с Максимом Викторовичем и с нетерпением ожидает новую. Фёдор никак не может придумать причину, что бы зайти в гости к Эле, в отсутствие Максима Викторовича. Впервые его волновал вопрос о новогодних подарках и в таких количествах.

              Зима набирала обороты, и Новый Год просачивался во все щели. В виде запахов, хвойного, мандаринового. Наполнял зелёным ёлочным цветом дома, квартиры, улицы. Травматология не успевала закупать гипс в достаточном количестве, что бы обеспечить всех желающих загипсоваться не по своей воле. С приходом холодов резко увеличивается количество переломов, вывихов, трещин и прочих людских напастей. Витрины магазинов и окна квартир мерцают разноцветными огоньками. Под ними хлипкое месиво из снега и того, чем его посыпают (песок, соль, опилки). Замёрзшие городские, бездомные кошки, жмутся поближе к свету и людям. Самые мудрые из них, вытаскивают из подвалов выживших последнего помёта котят, на тротуар под ноги людям. Уже подросших котят, оглушают звуки города. Сырость и холод заставляет их мелко дрожать мокрой шкуркой, изредка открыть ярко красный ротик, чтобы издать умоляющий вопль. В основной массе, они гибнут. Бывает, что стрелой пущенной с неба, кольнёт сердце у прохожего, и он остановится. Погладит, или пересадит котёнка на сухое место, или откроет дверь в магазин, откуда его непременно выгонят, и пойдёт дальше. Только защемит сердце, захолонет душа, и с просветлённым лицом вернётся прохожий и поднимет с холодной земли кошачьего детёныша. Вслед ему будет смотреть кошачья мама, немигающими мудрыми глазами. Свершился, тот единственный шанс, на который она рассчитывала! Таким поступком шлифуется человеческий образ. А рядом его теряют, орущие друг на друга разъярённые водители, открыто прибегая к использованию нецензурной лексики, отстаивая свою правоту на дороге. Белый пар из открытых ртов и выхлопных труб. Серо белый город с грязными улицами, весь в ярких пятнах Нового Года. Люди, снуют по улицам в зимней одежде, с ярким румянцем на щеках. Пусть Новый год принесёт вам то, что вы от него ждёте! Пусть вернётся к вам то - добро, которое было отдано вами кому то в течение уходящего года.

              Эля шуршала в коморке, закрепляя липкой лентой на стене вырезанные из фольги снежинки, и несколько елочных игрушек, подаренные больными. Растолстевшая кошка Ромка наблюдает за её действиями. Зрачки в глазах у кошки, то сужаются, то расширяются. Шуршание волнует её. Вчера Эля уже проделала всё это, а сегодня, придя на работу, обнаружила страшный беспорядок. Ночью Ромка развлекалась украшениями и сорвала их. Удивительно, что игрушки не разбились. Эля обернулась и поняла почему. Нежно, почти робко, кошка лапкой выкатывала елочный шарик из-под тумбочки. Мягко хлопнула его второй лапой и отскочила.
              —Всё это, конечно правильно и ты умница, что ничего не разбила.—
              —Ещё раз нахулиганишь, получишь по ушам!—
              Вошёл Фёдор. Без стука.
Парня смущало то, что Эля могла думать о нём как о человеке нетрадиционных семейных ценностей. От волнения забыл придуманное заранее фразу. Попытался вспомнить дежурную фразу, но ничего не пришло в голову. Выручила Ромка. Сидя на стуле, она протянула лапку и зацепилась когтем за ткань хирургического костюма. Испуганно стала трясти лапу, что бы освободить её и, потеряв равновесие, упала на пол, вскочила и метнулась под беленькую тумбочку.
              —Давай, давай! Собери там пыль!—
              Засмеялась Эля. Ей вторил Фёдор.
              —Дед Мороз собирает заявки на Новогодние подарки. Что ты хочешь?—
              Всё что угодно ожидал услышать в ответ Фёдор, только не это:
              —Фёдя, купи мне ёлочку.—
              Ласково промурлыкала Эля. Она была счастлива до глупости.
И вдруг, Элю посещает злая догадка. И как это бывает, она рассердится и произнесёт её вслух.
              —Длинный список подарков у деда Мороза?—
              —Всех сестричек обошёл?—
              Нервная жилка задёргало веко над глазом. Улыбка сползла с лица Фёдора. Снова забылись только что вспомнившиеся добрые слова, приготовленные заранее. Да, он воркует с сёстрами, но ведь по-другому и не получится, даже если захотеть. Шутки, улыбки, намёки – здесь так заведено! Не ходить же ему по больнице букой. Да, были и тесные контакты, во время ночных дежурств! Об этом знать Эле не надо. И не то что бы эти контакты забывались им тут же, а как бы существовали по умолчанию - есть такое выражение у компьютерщиков.
              —Деду Морозу не по карману такое количество сестёр.—
              —В моём списке всего три женских имени.—
              —Зоя, Эля, Юля.—
              Фёдору мешались руки, и он сунул их в карманы. Из-под тумбочки появилась Ромка.
              —Можно добавить в список и Ромку.—
              Фёдор взял кошку на руки, подождал, разглядывая Эллину спину. Так как реакции на его слова не последовало, посадил Ромку на стул, и положил руку на дверь, что бы выйти. А на самом деле, реакция, да ещё и какая была, бурлила в девушке. Злая пружинка внутри Эли разжалась и бросила девушку в сторону Фёдора. Она сама не поняла, как это получилось, но её руки обхватили Фёдора, а лицо прижалось к его спине. Чувство страха и нежности перемешалось в ней. Молодой человек от неожиданности замер лицом к двери. Нежность отделилась от страха и перелилась в него. Страх чувство сильное, потому Фёдор с трудом расцепил Эллины руки, повернулся, и обнял её за плечи. Нежность вернулась к девушке. Пальцы рук Эли побелели, так она крепко обнимала Фёдора.

              Довольный и улыбающийся Фёдор шел по коридору. За спиной у парня выросли крылья. Вот и кабинет мамы. После событий, произошедших в квартире Эли, Зоя Викторовна приобрела такую же пару крыльев. Она летала на этих крыльях, и всё у неё ладилось, да получалось.
              —Мам! Что за имя такое, Эля?—
              —И как оно произносится с отчеством?—
              Сынок сияющими глазами воззрился на мать.
Она и рассказала ему о том, как привезли детей в детский дом, после приюта. В руках у них были книги, несколько томов «Волшебник Изумрудного города», больше ничего. Видно кто-то из родителей любил это произведение и купил их детям, читал книгу им и хотел, что бы те прочитали её сами в недалёком будущем. Раз дети не расстались с книгами, значит им тоже, они пришлись по душе.
              —Отсюда и имя, я думаю. Полное имя Эльвира.—
              Закончила свой рассказ Зоя Викторовна.
              —Это те дети?—
              —Те сынок, те.—
              И мать и сын замолчали.
              —Мам, ты у меня, самая лучшая!—
              —Мне надо бежать!—
              Дверь за сыном захлопнулась и тут же открылась.
              —И самая красивая!—
              —Так, Максим Викторович считает! Я тоже!—
              —Фёдор, он звонил?—
              Фёдор не услышал вопрос матери, он летел по коридору, всё на тех же крыльях.

              На другой день, общаясь с Фантомасом на перекуре, у них зашёл разговор о женщинах, и что дарить им на Новый Год.
              —Моя уже выбрала. Мне только оплатить надо.—
              —Не знаешь, у кого перехватиться можно?—
              Дмитрий с надеждой заглянул в глаза Фёдору.
Фёдора, самого впервые в жизни, Новый Год обложил непомерной данью. Если в прошлые годы, он мог позвонить и поздравить, то в этом году необходимы подарки.
              —Ты забыл, я недавно здесь.—
              Оба вздохнули, разглядывая погоду за окном.
              —У тебя кто-то есть уже или ещё на примете?—
              Сменил тему Дмитрий.
Фёдор не отвечал.
              —Почто молчим?—
              Дмитрия съедало любопытство.
              —Эля.—
              —Поломойка? Так она ж без корней!—
              —Буду первым отростком.—
              Про себя подумал, что корень в лице его мамы есть давно. Слова Дмитрия немного обидели его.
Озарение пришло в душу Дмитрия. Он закашлялся, долго тушил сигарету, сделал вид, что обжёгся ею и долго тряс рукой. За ним наблюдал Фёдор.
              —Не парься! Проехали.—
              —Я понимаю, ты обо мне беспокоишься.—
              Обрадованный Дмитрий вздохнул с облегчением и потянул Фёдора за собой в ординаторскую.

              Зима заглянула во все окна и подворотни, прошлась по всем улицам. Она чувствовала себя царицей. Может быть даже коронованной. В году четыре сезона, но только к её ногам и с таким размахом, в Новогоднюю ночь складываются дары в виде несметного количества елочных украшений, вин и явст. А сколько жертвенных подношений? Это молодые голуби, не набравшиеся жизненного опыта. Это выводки щенят и котят, где слабые гибнут при первых морозах. Бомжи, не успевшие климатизироваться или найти сухой и тёплый закуток. И, его величество, повышенный травматизм на дорогах! Можно прибавить вымерзшие кустарники и деревья в трескучие морозы. Список солидный!

              Зато, зимой крепнут семейные узы. Спящие люди, крепче прижимаются друг другу, закутываются в одеяла. От этого их чувствам труднее сбежать к другим. Что не говорите, а праздник Нового Года, это самое яркое, а сейчас и самое длительное действие, которое сопровождают определённые ритуалы. Это наличие мандаринов, ёлки, шампанского, деда Мороза и Снегурочки с конфетным кульком.

              Долго стоящий у прилавка молодой человек обратил на себя внимание продавца – женщину бальзаковского возраста и это разозлило молоденькую продавщицу. Она долго ждала вопроса к ней от красивого парня, прихорашивалась и прохаживалась перед ним, этакой Цапелькой на длинненьких ножках. Коротусенькая юбочка на ней похожа на широкий ремень. Смотреть зябко.
              —Давайте начнём выбирать.—
              Раздался мягкий с тёплой хрипотцой голос рядом с парнем.
              —Всего так много.—
              Выдохнул из себя Фёдор.
              —Впервые выбираю ёлочку.—
              —Не беда. Сколько детей? Мальчик или девочка?—
              Продавец располагал к общению.
              —Девочка…—
              Запнулся Фёдор.
              —И… мальчик.—
              —Площадь комнаты? Напольная или настольная?—
              —Я не знаю. Однокомнатная квартира.—
              —Акцент будем делать на девочку. А мальчикам нравится восторг девочек.—
Продавец уверенно стала доставать коробки. Прошло минут десять, и перед Фёдором стояла искусственная ёлочка, метр двадцать высотой, на удивление серебристо кремового цвета. Шары белого, серебряного, золотого и шоколадного цветов, завешаны блестящей мишурой этих же оттенков.
              —Авангард.—
              Продавец дольше наряжала ёлочку, а объяснила коротко.
Цена укусила за палец, но парень не раздумывая, отсчитал положенную сумму.

              Ёлочку-невесту поставили посередине комнаты, и она с удивлением разглядывала новое местожительство, ослепляя нереальной красотой проживающих в ней людей. Всех их охватило всеобщее ликование и восторг. В ёлочке нравилось всё! И то, что она не колется, и то, что она такого необычного вида и цвета, и то, что её не надо наряжать, а потом ещё и выбрасывать. Вот и нашёлся повод зайти Фёдору к Элле в отсутствие Максима Викторовича.

              Замечательное наступило время у Фёдора. Прояснились отношения с мамой, за столько - то лет! На работе, он зарекомендовал себя положительно, работа ему нравилась с каждым днём всё больше и больше. Чувство уверенности, в своих решениях за операционным столом, его не покидало. Обо всём этом думал по дороге домой Фёдор. Открыв своим ключом дверь, он застал мать с телефоном в руках. Кулинарные ароматы витали в воздухе. Щёки матери алели, глаза блестели, рот улыбался. Она кивнула сыну в знак приветствия, продолжая вышагивать по комнате с телефоном. Присаживалась, вставала, поправляла волосы у зеркала, разглядывала себя в нём, и всё это она делала, не переставая говорить с кем-то, украшая разговор мелодичным смехом. Сын разделся, посетил ванную, долго искал, но нашёл свои тапочки, а она всё продолжала радоваться услышанным словам в трубке и увиденному своему отражению в зеркале.
              —Мам…Я буду себе накладывать!—
              —Да, сынок.—
              —Я только попрощаюсь с Максимом Викторовичем.—
              Интонацией голоса она выделила последние слова. Ещё раз посмотрела на своё искрящееся женским счастьем отражение и вошла в кухню. В духовом шкафу лежала запеченная нога индейки. Из-за огромного размера, ножкой назвать её было трудно. Отрезанный кусок мяса птицы лёг на тарелку с зеленью и зёрнами граната. Сын любовался кулинарным шедевром мамы. Мать любовалась красивым взрослым сыном.

              Новый Год гремел за дверью сапогами, стряхивая мороз и снег у порога. Завалил холодильники продуктами, достал из кладовок и подполов маринады, да соленья. Смёл достойные спиртные напитки с прилавков магазинов. Сообщениями о скидках при покупках, замусорены подъезды в домах.
 А в Петербурге рекордная плюсовая температура. Максим Викторович решил не закрывать в городе на Неве бизнес, а открыть филиал по новому месту жительства. Очередной курс лечения Юли подходил к концу. Скоро домой. Вторая половина дня была свободной, и Максим Викторович посещал местные магазины. Он обожал делать покупки в магазинах. Огромные пространства с эскалаторами, крохотные столики кафе и божественный аромат молотого кофе располагали к этому. Настроение мужчины наполнено предвкушением радости того, кому он покупал подарки. Дочери он знает, что купить, заказано за полгода. В подарок Эли купит пароварку, ему рассказала дочь о её реакции на это изобретение человечества. С Фёдором они договорились побаловать своих подопечных дам щедрым праздничным столом, но сюрпризы необходимы. Костин сюрприз, это боксёрская груша и перчатки. А Зоя Викторовна, сама большой и неразгаданный сюрприз! Но Максиму Викторовичу это нравится, и он шёл выбрать и купить ей радость, самому получив от этого удовольствие. Постоял у цветных фонтанчиков, послушал звук воды. Собрался с мыслями и ступил на эскалатор, тоже, весьма приятное ощущение. Золото отпадало сразу, они едва знакомы. Что-то из одежды, не реально! Косметика - сугубо личная вещь, если не интимная даже. Вспомнил про плохонькую входную дверь в квартиру Зои Викторовны, ну это уже совсем не подходит! Легкая улыбка заиграла на мужских губах от этой мысли. С ней он и зашел в отдел сумок и аксессуаров. На его улыбку слетелись три улыбающихся продавца. Троекратное «чем можем вам помочь?», нисколько не смутило его, как это бы было бы с кем-то другим.
              —Сначала глазами, девушки!—
              И пошёл вдоль выставочных стеллажей и полок.

              Выбирал не долго. Сумка из качественной замши, размытого цвета фуксии и такие же перчатки до локтя заинтересовали его. Была не большая заминка с размером перчаток, но её решили быстро. Максим Викторович помнил руки Зои Викторовны в своих руках. Пробежав глазами по рукам девушек, попросил одну подержать её руки в своих ладонях. Узнав размер продавца, а это была семёрка, он смело купил перчатки такого размера и сумку. Перчатки положили в лаковую коробочку, такого же цвета, а сумку в тканевый чехол и всё это в фирменный пакет. Он ещё побродил по торговому центру, любуясь витринами и праздничным настроением людей, и поехал к Юле в клинику.
              —Это Фёдору, это Костику, а зеркальце Эле!—
              Перламутровая коробочка переливалась в руках дочери.
              —Правда, оно красивое?—
              —Правда! Только я купил бы ободок или заколки для волос.—
              —Она же волосы отпускает.—
              Девочка задумалась.
              —Тогда нужна шкатулка, куда это всё складывать.—
              —А шкатулку надо на что-то ставить.—
              Засмеялся Максим Викторович.

              После смерти жены, он не помнит дня, что бы между ним и дочерью были разногласия, что бы он повысил голос или она стала капризничать. Память девочки была до предела заполнена воспоминаниями о матери. Горе заставило Юлю проанализировать свои поступки и реакции на какие-то замечания мамы. Анализ был не в её пользу. Теперь она беспрекословно исполняла то, о чём просил её отец. Если что-то шло в разрез с её желаниями, Юля замолкала и долго смотрела на отца, он на неё. Тишина покрывала их и гасила излишние эмоции. В тишине рождался компромисс.

              Мы живём шумно. Сам по себе город это шум. Мы шумим в нём, отстаивая свои позиции на работе, дома, с детьми, воспитывая их. И это правильно вроде бы. За собственными эмоциями не слышим другого человека, а у него своя позиция и свои эмоции. Нет тишины! А ведь только в ней можно услышать себя, друга, врага, только в ней можно говорить глазами и видеть сквозь закрытые веки.


Продолжение: Дела земные. Волшебство изумрудного города. 6 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1729



Глава шестая



              Зоя Викторовна особенно красива и счастлива последнее время. Она живёт ожиданием Нового года, новых ощущений и желаний. Впервые за столько лет, она встречает Новый Год не у себя дома и с мужчиной. И с каким мужчиной! Она вспомнила Элю. Здесь другая картина. Ни какого понятия как мужчина с большой буквы, Эля не имеет. Ей повезло, что встретился Фёдор. Пришло время, и Эля могла довериться любому парню, появившемуся в её жизни. Неизвестно какой след или шрам он оставил бы в её сердце. Выходит есть у девушки ангел хранитель, и ведёт он к ней хороших людей. Хороших людей на земле больше.

              Два хороших человека, а это Эля и Зоя Викторовна шли после работы по зимним улицам, разглядывали праздничные витрины магазинов. Зоя Викторовна считала, что с достатком Эли, в магазин следует ходить целенаправленно, за определённой покупкой, или со списком. Список надо составлять заранее и дома, обдумывая каждый пункт в нём.
              —Как ты находишь Максима Викторовича?—
              —Как вы с ним пересеклись?—
              Зоя Викторовна взяла Элю под руку.
              —Так соседи мы. По-соседски зашёл познакомиться.—
              Эля поскользнулась, и повисла на руке Зои Викторовны.
              —Что наденешь на Новый Год?—
              Зоя Викторовна заботливо поправила воротник на куртке девушки.
              —Что-нибудь надену.—
              В интонации голоса, нет ни какой обеспокоенности.
              —Кстати, я хотела поговорить на эту тему с тобой.—
              —Ты не хочешь немного изменить свой стиль в одежде?—
              Зоя Викторовна с осторожностью подбирала слова.
              —У меня не получается, я не умею даже говорить на эту тему.—
              —Да и меняюсь я уже, волосы отпускаю. Как всё это выдержать!—
              —Выгляжу как мокрица!—
              —Дорогая моя! Волосы отпускают с помощью парикмахера.—
              —Да у меня стричь нечего!—
              —Никто тебя стричь не будет, придадут форму волосам.—
              —Останови маршрутку, это тот номер, какой нам нужен.—
              В маршрутке Зоя Викторовна рассказала о Эле парикмахере, якобы творившей чудеса в своём деле. Денег она не возьмёт потому, как Зоя Викторовна посадила всю их семью на диету, предварительно её, разработав, и ведёт постоянную консультацию. Через несколько остановок они вышли. Неоновая вывеска, стесняясь своего названия, перекосилась и еле мерцала. Светящееся слово «Плиз» на ней, ни о чём Элле не говорило, и она занервничала. Разбитые плитки на порожках при входе в парикмахерскую, расшатанный никелированный поручень производили удручающее впечатление. Всё вроде бы новое, совсем недавно сделано из современных материалов, но никакое! В помещении их встретила краснолицая толстушка, в вытянутом до самых колен, неприглядном свитере. Видимо он использовался в качестве платья. Полные ноги с натруженными венами, буквально кричали, что бы о них позаботились. Не тут-то было! Платформа с ладонь толщиной, со стразами и бабочками украшали стопы снизу. К концу рабочего дня ноги отекли, и выглядели как кувалды, которыми их хозяйка ковала деньги. На макушке парикмахера красовался бесформенный тусклый хвостик из выцветших, таких же уставших, как ноги волос.
              —О Господи!—
              Мелькнуло в голове у девушки.
              —Что же она может сделать со мной, если сама так выглядит?—
              Толстушка обрадовалась Зое Викторовне.
              —Ну как я?—
              Руки парикмахера заскользили вдоль тела.
              —Сдвиги намечаются.—
              С долей грусти в голосе произнесла Зоя Викторовна, а собеседница даже не заметила. Она была довольна собой. Может быть это и правильно, быть собой довольной, любить себя. Хорошее настроение парикмахера перекинулось на Зою Викторовну. Та тоже заискрилась, заулыбалась вся. И разговор их состоял из одних восклицаний. Пока суд да дело, Эля разглядывала интригующие, взывающие неизвестно к чему и кого, взгляды красавиц с глянцевых плакатов. Нереальные причёски, такой же макияж, пугал и отталкивал, но желание рассматривать не пропадало.
              —Давай, рассупонивайся!—
              Раздался за её спиной голос парикмахера.
Эля сдёрнула с головы шапку, вместе с ней свалился проволочный ободок. Волосы рассыпались и встали дыбом.
              —Хороша….—
              —А впрочем, череп красивый, правильный, раздолье для коротких стрижек.—
              —Мы отпускаем.—
              Напомнила Зоя Викторовна.
              —Тоже не беда!—
              Пути отступления закрыты, Эля сидит в кресле.
              —Просьбы? Пожелания?—
              Ответа не последовало, и ножницы защёлкали над ухом дробно и звонко. На лицо сыпались, мелкие частицы волос, зависали на верхней губе, попадали в рот. Мастером срезались миллиметры. Феном сдули их. Волосы успокоились и легли мокрой массой вдоль лица. Их высушили с помощью фена и расчёски. Волос стало много. Мастер обмакнул кончики пальцев в баночку, потер руку об руку, быстро и ловко пробежал пальцами по кончикам волос и оттянул их на макушке. Отошла, подумала, перебрала пальцами чёлку и потянула вниз виски. Запустила пальцы в корни волос и, схватив их, пропустила сквозь пальцы.
              —Всё! Боб! В самом коротком исполнении.—
              Изменения во внешности Эли были на лицо. Высветились глаза, стали четкими брови и скулы. Сами волосы блестели как на плакатах. Эля потянулась за баночкой. Взяла её в руки, заглянула в неё и понюхала.
              —Воск для укладок, чуть-чуть на кончики пальцев, согреть и растереть в ладонях.—
              Видя, что клиентке это ни о чём не говорит, парикмахер добавила.
              —Забирай с собой! Там только на дне осталось.—
              —Но тебе надолго хватит. Гарантирую!—
              От волнения Элю охватил нервный озноб. Это же так стыдно не знать элементарных вещей.
              —Спасибо.—
              Она встала и пошла к гардеробу.
Зоя Викторовна сидела на диванчике и читала журнал. Коротко взглянув, подвинулась со словами:
              —Присаживайтесь.—
              И продолжила читать.
Эля присела рядом, помолчала минутку, прокручивая в памяти движения рук мастера по голове при укладке, стараясь зафиксировать их в памяти.
              —Я готова.—
              —Эля?—
              Зоя Викторовна уставилась на девушку.
              —Прости, я зачиталась.—
              Поняв свою оплошность, она пыталась её сгладить.
              —Ты довольна?—
              —Очень!—
              —А ведь не хотела со мной идти. Посмотри, ты просто красавица!—
              —Я шапку боюсь одевать.—
              —Открою тебе секрет.—
              С этими словами толстушка парикмахер вышла из залы проводить их.
              —Вязаная шапочка окажет тебе услугу.—
              —Она приподнимет волосы в корнях по всей голове и зафиксирует их.—
              —Только забери виски за ушки, и долго не носи—
              Что Эля и сделала.
Она спешила, домой перескакивая через две ступеньки, на лестнице держа шапку в руках, страшась испортить укладку сотворённую мастером. Костя обомлел.
              —Ты на маму стала похожа!—
              Звонок в дверь. Костя спешит открыть. Эля уходит на кухню. Она стесняется нового облика. Зря! Стрижка всем понравилась. Максим Викторович похвалил сразу же, как вошёл. Фёдор, пришедший чуть позже, придёт в восторг. Даже раздача подарков от Максима Викторовича не остудит его восхищение. Пришло время первого поцелуя, и парень с девушкой уединятся на кухне.

              А Костя и Юля, как два попугая на диване в комнате, не могли наговориться. Максим Викторович почувствовал себя лишним, пощёлкал пультом от телевизора, но мысли не концентрировались на информации, идущей с него. Память звала путешествовать в прошлом. Горькое путешествие. Раньше он мог упиваться воспоминаниями, но чувствовал себя разбитым, старым и одиноким после них. Утром в зеркало наблюдал совершенно чужого ему человека. Ради шутки здоровался с ним и пытался шутить. Сейчас он не пошел к зеркалу. Он взял телефон, надел пальто и вышел на балкон. Максим Викторович заметил, что выходя на холод в такие моменты, замерзал и успокаивался. Торопился согреться общением с дочерью. Сейчас дочь занята Костей. Телефон в кармане приятно грел руку. Номер телефона Зои Викторовны долго не отвечал. Потом сработал, но какое-то время Максим Викторович слушал треск, шум и её голос в отдалении. Это спешившая на зов телефона Зоя Викторовна уронила телефон, а он закатился подо что-то и женщина доставала его, сама с собой разговаривая. Запыхавшийся голос, зазвенел бубенчиками счастья. Женщина знала, кто находится у второго телефона.
              —Рада вас слышать. Я телефон уронила.—
              —И я рад. Здравствуйте Зоя Викторовна!—
              —Закажу такси на ваш адрес, приезжайте к нам.—
              —Я не одета для визитов, недавно вернулась домой.—
              —В чём есть, в том и приезжайте. Мы все в домашней одежде.—
              —Приедете, попадёте под раздачу сувениров. Жду!—
              И отключился, не дождавшись ответа.
Максим Викторович пригласил Зою Викторовну, чтобы быть с кем-то не занятым собой, что бы ни погрузиться в омут скорби, и боялся отказа, в этом случае его ждала тяжёлая ночь воспоминаний. Максим Викторович вернулся не из Петербурга, он вернулся из своего прошлого, и ему нужна была соломинка, что бы ни утонуть в этом прошлом. Как когда-то, в известный уже день, Зоя Викторовна нашла эту соломинку в нём у своей двери.

              Как он обрадовался, увидев Зою Викторовну, входящую в его квартиру в тёплой вязаной кофте, в штанишках и пуховых носках, выглядывающих из не застёгнутых сапожков, с шубкой в руках. Вся такая домашняя, уютная и доступная, в хорошем смысле этого слова. Никаких ухаживаний, заигрываний производить мужчине не хотелось. Хотелось, именно того, что он видел. Юля, увидев Зою Викторовну, которая заглянула в её комнату, что бы поздороваться, ужаснулась:
              —Пап, у нас нет сувенира для Зои Викторовны.—
              —Не волнуйся радость моя, что ни будь, да отыщется.—
              Он увёл гостью за собой. Про них тут же забыли.

              Зоя Викторовна не видела квартиры Максима Викторовича и с любопытством, присущей каждой женщине, разглядывала окружающую её дорогую мебель.
              —Не буду ждать Нового года.—
              Максим Викторович вышел из своей комнаты, держа в руках объемный яркий пакет.
              —И знаю, что вы сейчас скажите!—
              —Что мы мало знакомы и принимать подарки вам неудобно.—
              С этими словами он достал сумку, освободил её от тканевого чехла и поставил на рыжий кожаный диван рядом с женщиной. Реакция была незамедлительной. Женщина, издав вздох восхищения, отодвинулась от неё, чтобы рассмотреть лучше, затем встала и отошла чуть в сторону, с этой же целью. Вернулась, присела у дивана, одним пальчиком стала дотрагиваться до ручек, до замочка.
              —Это к ней.—
              Мужчина положил рядом с сумкой коробочку и, видя, что женщина не прикасается к подарку, сам раскрыл её. Пара великолепных перчаток предстала на всеобщее обозрение. Продолжая сидеть подле дивана, Зоя Викторовна перевела взгляд с перчаток и сумки на Максима Викторовича, стоящего рядом. Вот так же в детстве, его дочь смотрела, с чувством глубокой благодарности, принимая от папы и мамы подарки. Теперь она выросла, и присесть не может.
              —Это куплено для вас, два дня назад в Петербурге.—
              У Максима Викторовича мелькнула совсем неуместная мысль о том, что Зоя Викторовна может подумать, будто это вещи покойной жены.
              —Ну, зачем?—
              Пискнула женщина.
              —Я не делал такие покупки очень долго.—
              —В этот Новый год, ко мне пришло такое желание.—
              —Не мог отказать себе в удовольствии.—
              Зоя Викторовна услышала, что хотела услышать. Перчатки оказались на руках, сумка в руках, а вот посмотреть на себя было не во что, а Юлина комната была занята.
              —Сейчас, всё исправим.—
              Раскусил её поиски Максим Викторович.
              —Пойдёмте к Элле хвастаться.—
              Дверь гостям открыли двое. Пришедшим сразу же стало ясно, перед ними стоят влюблённые, держась за руки. Лицо Зои Викторовны сменило выражение. Было видно, что она не ожидала увидеть Фёдора в квартире Эли, с явными признаками влюблённости и ей это не понравилось. Её спина под рукой Максима Викторовича напряглась, и он с трудом протолкнул женщину в квартиру соседей.
              —Привет мам.—
              —Здравствуйте Зоя Викторовна.—
              Вырвать свою руку из рук Фёдора Эля не смогла так быстро, чтобы все видящие глаза Зои Викторовны не узрели сей факт, а когда это удалось сделать, Фёдор обнял Злю освободившейся рукой за талию. Зоя Викторовна, как все маленькие, и хорошенькие женщины, в силу своей беззащитности была вспыльчивым человечком. Вот и маленькие собачки, хороши и красивы до умиления, но тявкают по поводу и без него. Неловкая пауза могла затянуться, но радость от подарка сыграла свою роль и две женщины принялись разглядывать сумку и перчатки, мерить их и вертеться перед зеркалом. Максим Викторович любовался произведённым эффектом и думал, что мама Фёдора слишком уж болезненно воспринимает всё, что связано с сыном.

              За радостными известиями улучшения результата Юлиного лечения, чаепитие, да и сам вечер пролетел быстро. Пора было расходиться по домам. По всем законам любовных романов, Максим Викторович должен отвезти домой Зою Викторовну, но та постоянно и с настороженностью поглядывала в сторону Фёдора, и было ясно, что домой она поедет только с сыном. Весь вечер молодёжь сидела чинно, выпрямив спины, и смотрела прямо перед собой, страшась расспросов с её стороны. Юля и Костя предложили составить список Новогодних блюд и развлечений. Предложение было принято и началось обсуждение. Активную позицию заняла Юля. Юле хотелось приготовить любимые мамины салаты. Они подавались к мясу. Первый - это две банки фасоли в томатном соусе «Бандюэль» выложить в дуршлаг и дать стечь томатному соусу, но не совсем. Хороший пучок свежего укропа, сладкий болгарский перец, зёрна одного крупного граната и одна дольна чеснока. Здесь важен только намёк на присутствие чеснока. Второй салат – это банка консервированных долек ананаса и кусок твёрдого сыра, грамм на двести пятьдесят. Сок сливается, а кусочки ананаса перемешиваете, с натёртым сыром, и опять, только намёк на присутствие чеснока и зелени по вкусу.

              Элле предложить было нечего. Жизнь в детском доме не дала знаний по кулинарии. Готовая пища три раза в день, если и отличалась чем-то, то это предсказуемым однообразием. Одни словом – общественное питание. Зато она предложила развесить на верёвочке, с помощью скрепок, конверты с сюрпризами и срезать их ножницами с завязанными глазами. Мужчины заверили всех, что будут во всём помогать и закупят фрукты, напитки и сладости. Разговоры закончились, котёнок спал в шапке, Фёдор устал отводить глаза от лица Эли, потому что мама старалась поймать его за этим занятием. Юля клевала носом, она утомилась ещё в дороге. У Максима Викторовича улетучилась вся романтика, и причиной тому была Зоя Викторовна, ревность которой настолько велика, что она забыла, что заставило её приехать по этому адресу. Фёдор начал собирать посуду со стола и перекладывать в раковину. Это послужило сигналом к общему переселению. Зоя Викторовна вспомнила мотив своего визита и с виноватым видом ринулась исправлять ошибку, но хозяин расставил всё по местам.
              —Дети идут спать.—
              —Фёдор везёт отдыхать маму, завтра на работу обоим.—
              —Был рад видеть всех снова!—
              Очнувшаяся Зоя Викторовна, как провинившаяся собачка стояла в коридоре, прижав к груди шубку и шарф, старалась поймать взгляд Максима Викторовича. Не удалось. Тот отводил глаза в сторону. А ведь это просто чудо, что у мужчины появился интерес к женщине, но сама женщина создавала конфликты с очевидным упорством и постоянством, и человек инстинктивно стал отгораживать себя от ненужных ему проблем.

              Машина завелась сразу, несмотря на мороз. Фёдора это удивило, Зоя Викторовна не заметила. Более того, она забыла про Фёдора и Элю, она была сконфужена своим неблагодарным поведением. Такое начало встречи и такой прохладный конец! В её красивой головке всё это не укладывалось. Сердце колотилось в груди, ладошки вспотели, женщину охватила паника. Нестерпимо захотелось вернуться, что-то сказать, сделать, лишь бы вновь ощутить взгляд Максима Викторовича на себе и его заботу. Лишь бы исправить свою ошибку! Сейчас Зоя Викторовна была готова выскочить на ходу из машины. Машина ехала медленно, свет фар лениво осветил знакомый двор и подъездную дверь. Мать и сын приехали. Фёдор ожидал неприятного разговора с матерью, но он не состоялся. Зоя Викторовна сразу зашла к себе в комнату. Дверь тихо и скорбно закрылась за ней. Фёдор не заметил оплошности матери в гостях, у него ещё кружилась голова от первого поцелуя с Элей. Проволочек и наставлений от матери не последовало и на том спасибо.

              Утро пробуждает всех. Фёдор и Эля на крыльях любви спешат на работу, где они будут видеть друг друга в течение рабочего дня. Зоя Викторовна, так и не поняв, спала она этой ночью или нет, вся разбитая, с припухшими глазами, раздумывала идти на работу или позвонить и сказаться больной. Максим Викторович, бреясь в ванной, гнал от себя мысли о Зое Викторовне. Звонок в дверь прервал его занятие. Костя принёс забытую всеми сумку и перчатки. Одного взгляда на забытые Зоей Викторовной подарки было достаточно, что бы сделать неправильные выводы, и мужчина их сделал. Захлестнула обида за такое отношение к его подарку, как захлестнула вчера обида на резкое отчуждение женщины к себе. Мы сами куём своё счастье и настроение. Раз его испортили тебе, а палка о двух концах как водится, значит, его надо испортить другому.
              —Скучно дома дурака валять, поваляй дурака у нас!—
              Максим Викторович широким и театральным жестом дал понять Косте, что он может зайти. Дверь в ванную за ним резко захлопнулась. Появилась Юля в коляске. Она отдохнула и с радостью встречала новый день, спешила поделиться ею с соседом. Сконфуженный сосед стоял в проёме распахнутой двери.
              —Ты что там стоишь?—
              —Заходи и закрой двери! Зима на дворе!—
              —Завтракать со мной будешь?—
              Её слова, словно бабочки, разлетелись по квартире. Одна из них коснулась Костика, и он забыл обидные слова Максима Викторовича. Другая бабочка, попыталась проникнуть в ванную к хозяину квартиры, но у неё не получилось. Дети ушли на кухню, а Максим Викторович ушёл из дома по-английски.

              Пока его машина доехала до больницы, она услышала не один возмущённый голос прохожих, водителей машин на дороге и водителей скорой помощи на территории больничного комплекса. На больничных ступеньках Максим Викторович умудрился несколько раз поскользнуться, его чуть не прихлопнула входная тяжеленная дверь на пружине, потому что он замешкался с пакетом, в котором лежала бесхозная сумка с перчатками. Гнев нарастал. Мужчину не остановили восхищённые женские взгляды медицинского персонала, сопровождавшие до самого кабинета Зои Викторовны. Как тут не восхитится, когда стремительной походкой идёт высокий, статный незнакомец, свежевыбритый, со вкусом одетый и один! А спроси его, как выглядела сестричка, провожавшая его до кабинета диетолога, Максим Викторович и не помнит.

              За дверью кабинета диетолога слышались голоса, и сестра посоветовала подождать. Через минуту, другую кто-то вышел, прошёл мимо сидящего на диванчике злого мужчины, оставив дверь кабинета приоткрытой. Максим Викторович встал, набрав полную грудь воздуха, подошёл к двери. В образовавшуюся щель, он увидел предмет своего гнева. За столом сидела несчастная женщина, с зажатым в кулачке носовым платком, с припухшим лицом и отрешённым взглядом. Она шмыгала носом и грызла кончин шариковой ручки. Приподняв плечо, потёрлась об него щекой. Точно также делала его покойная жена в моменты их разногласия. В доли секунды ему показалось, что это она, его жена. Ночью, если образ жены навещал Максима Викторовича во сне, он мучительно пытался просить у неё прощения. Кричал что есть мочи, но она его не слышала и проходила мимо. Так он и просыпался, с вздувшимися венами на шее и осипшим голосом и пересохшим ртом.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
              Дверь открылась сама, но это не так. Просто после молитвы, пришла решимость, и он открыл её, не заметив как.

              Ох уж эта ревность! Сколько бед! Даже жизни уносит, и мы разрешаем ей это делать. Как же это так? Выходит, ревность сильнее нас. Ревность прошла через всю сознательную жизнь Зои Викторовны. Сначала к мужу, затем к сыну, уехавшему к родственникам отца. Наконец-то сын вернулся, а его хочет увести девочка, ею же обласканная. Мужчину озаряет. Он представил себе ситуацию, в которой много лет кипело сердце одинокой женщины и ему стало стыдно, за свои поспешные выводы. Он вспомнил, что ему принесла его ревность. Рванулся душой и телом. Скрипнул зубами с досады. Это бог послал его к Зое Викторовне, чтобы изменить многолетнюю ситуацию, как когда-то в Питере прислал ему Фёдора. Человек шагнул за порог. Он не знал в тот момент, что сказать, он взял паузу. Глаза в глаза, и разливающаяся теплота по телу. Человеку всегда тепло, когда он творит добро.
              —Увидел поутру одинокую бесхозную сумочку.—
              —Дай, думаю, отвезу её хозяйке.—
              Два человека рядом, два человека вместе, одно дыхание и стук сердец. Женщина прячет лицо на мужской груди.
              —Давай я расскажу тебе сказку…—
              Мужчина и женщина, обнявшись, сидели рядом, слегка раскачиваясь в такт плавно произносимым словам.
              —Жил был….—
              Максим Викторович рассказал ей о себе, о ревности, о беде. Как Фёдор вошёл в его семью, в образовавшуюся пустоту, заполнил её и как он значим сейчас в ней. Зоя Викторовна рассказала ему о себе, о длительном и постыдном разводе с мужем, совпавшим с переходным периодом взросления Фёдора, принявшим сторону отца, о его отъезде. О детях из детского дома, которые заполнили пустоту в сердце заботой о них. Две исповеди прозвучали в рабочем кабинете Зои Викторовны. Ушло на это полчаса, не больше! Как в песочных часах, песчинками просыпалась ушедшая их жизнь у ног каждого. Долго они ещё сидели вот так, обнявшись, опустив глаза в пол. За это время, будущее наполнило их сознание. Теперь они знали, как им жить дальше. Наступающий Год, будет по истине Новым.
Женщина не будет женщиной, если…
              —А можно я?—
              —Конечно можно!—
              —Пойду куплю, что ни будь к чаю.—
              Максим Викторович вышел из кабинета, задержался на минутку и заглянул в покинутое им помещение. Руки Зои Викторовны были уже в перчатках и держали сумочку. Она безуспешно пыталась разглядеть себя в настенное, небольшое зеркало. Почему безуспешно? Висит высоко.
              —Нужны зрители.—
              Усмехнулся мужчина и зашагал по коридору, сражая наповал обворожительной улыбкой идущих навстречу женщин из обслуживающего медицинского персонала.

              Максим Викторович не ошибся. Зрители тут же набились в кабинет диетолога. Воздали заслуженные похвалы в его адрес, завидев вернувшегося мужчину, вежливо, по одной удалились. Счастливая женщина, закинув счастливое лицо, счастливыми глазами смотрела на своего мужчину. Женщине необходимо кому-то принадлежать, это так очевидно в этой ситуации.
              —Зачем так много?—
              Зоя Викторовна с быстротой белочки обследовала магазинный пакет.
              —Пить чай в одиночестве вредно.—
              Максим Викторович набрал номер телефона Фёдора, осведомил его о своём местонахождении.
              —Причаливай.—
              Заметив, как напряглась Зоя Викторовна, строго добавил:
              —В сложных семейных ситуациях, решения принимает мужчина.—
              —Потом, это наши дети, не смей от них отворачиваться.—
              Зою Викторовну, словно ветром сдуло со стула и на последнем слоге «ться», она уже прижималась к мужчине, пряча нос у него подмышкой. Пусть никого не смущают частые ударения на запахи, ведь речь идет о родных, и любимых людях. Только родные запахи могут кружить голову и чувства, теребить душу в сладкой истоме. Запахи могут прятаться в забытых всеми предметах. Это может быть маленький платочек из старинного шифона. Ткань от времени прореживается. Невзрачные выцветшие от времени цвета, скромная красота. Он пахнет мамой, которая при жизни берегла его как память о своей маме. Осколки прошлого! Если берегут их, значит, будут беречь и настоящее.

              Женщина соглашалась с мужчиной и кивала головой, вознося про себя благодарные слова Богу.
Максим Викторович от удовольствия потирал руки. Они разложили на столике за ширмой всё, что купил Максим Викторович. Пастила, мармелад, курага, чернослив всё то, что любила его покойная жена. Зоя Викторовна разглядывает угощение и удивляется.
              —Что-то желаем ещё?—
              Осведомляется Максим Викторович.
              —Наоборот! Достаточно всего!—
              —Я говорила тебе, или ты угадал мои предпочтения в сладком?—
              Мужчина взял паузу, видимо подыскивал слова для ответа.
              —Я знал об этом раньше….—
              И посмотрел в окно, как в своё прошлое.

              В дверь три раза стукнули. Вошёл Фёдор. Счастливый вид матери и старшего друга его обрадовал. Сын, как и мать, устал от частых размолвок и был рад, что сейчас его минует очередная.
              —Привет всем!—
              —По какому поводу?—
Усаживаясь, Фёдор разглядывает стол.
              —Обновку обмываем, а то носиться не будет.—
              Ответил Максим Викторович.
Он имел в виду сумочку и перчатки Зои Викторовны.

              В это же время, в своей каморке, Эля держала на коленях кошку Ромку и обдумывала, идти ей на привычный полдник с Зоей Викторовной или повременить, ведь судя по вчерашней её реакции, она могла и не придти. Раздавшийся стук в дверь, оторвал её от этого занятия. С кошкой на руках Эля открыла её. За дверью стояли три счастливых человека. Они пришли поделиться с ней обретённым счастьем.



Продолжение: Дела земные. Фонарный человек - http://www.proza.ru/2016/06/11/490



ФОНАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК



              Ворона с утра радостная. Снежок выпал. Есть где наследить мережкой. Ходит по мягкому снегу и оглядывается на своё творчество. Молодой парень под окнами учительницы начальных классов истоптал весь снег. Окно учительницы ворона отнесла в разряд скучных окон. Там никогда и ничего не происходит. Свет и тот горит мутно, и шторы…. Нет, нет, не задёрнуты, они стоят монолитом, который по утрам и вечерам двигают то в одну, то в другую сторону. Может молодого мужчину, интересует другое окно? Нет. Смотрит на это. Ворона заторопилась потому, как монолит сдвинулся. Мужчина кинулся под прикрытие козырька над подъездом и стал оттуда поглядывать на окошко. Через какое-то время хлопнула форточка. Это молодая «училка» уходила на работу и заботилась о цветах в горшках на подоконнике, что бы ни замёрзли. Молодой человек поспешно удалился и вовремя. Тут же из подъезда вышла «училка», сухонькая, тоненькая и вся такая выпрямленная и правильная вся. Прямые волосы пшеничного цвета задорно топорщились из-под берета. Походка, взгляд, улыбка, всё говорило о том, что человек шёл на любимую работу. Весь мир лежал у её ног и благополучие мира, зависело от неё. Она в это верила!
              —Привет!—
              Сказала «училка» вороне.
              —Иди, иди себе. Я про тебя, всё узнаю!—
              Вороне приятно, что с ней общаются, и она попрыгала немного следом за молодой женщиной.

              Здание школы гудело, трещало, хлопало, взрывались петарды в преддверии Нового Года, открывались окна, из которых кто-то кого-то звал или обзывал, смех, галдёж и прочее. Сигналы подъезжающих к школе и проезжающих школу машин заглушали всё это. Ближе к углам школьного здания происходят разборки местного значения. Кому-то обещают оторвать уши, кому-то порвать задницу на британский флаг. Лексика у детей сейчас, как тот винегрет, отовсюду понемножку схвачено. Если бы можно было сканировать детские эмоции, школьный двор напоминал большой фейерверк. Училку зовут Марина Ивановна. Дети кличут «морилкой». Она совсем недавно вышла из стен педагогического университета. Школа доверила ей третий класс «В», где учитель ушла в декретный отпуск. Отношение детей к ней ровное, как у мальчиков, так и у девочек. Класс подобрался на удивление тоже ровный. Успеваемость на четвёрочку, практически у всех. Отличников нет. Мальчиков двадцать, а девочек восемь. Дисбаланс приводил к порядку. Если бы девочек много, то и зачем напрягаться, что бы тебя заметили и оценили. А тут их мало, приходится вести себя достойно, что бы ни оказаться на двадцать третье февраля и на день влюблённых без открытки и подарка. Стыду-то сколько! Сегодняшний день, будет судьбоносным, для всех, находящихся в этом классе. Проследим за его событиями.

              Урок начался. От детей ещё валил пар, так они набегались во дворе и коридорах, когда в классную дверь постучали. Вошли директор, завуч, молодой человек и мальчик. Но что это был за мальчик! Да, бывают рыженькие дети, но сейчас в класс вошло солнышко на закате, расплавленная медь с вкраплением раскалённого золота. Вкрапление золота, было везде, на щеках, на носу, на пальцах рук, глаза и те, были краплёными. Если отслеживать события в телевизионном «ералаше» - рыжие все хулиганы. Сердце «морилки» покатилось вниз. Прощай дисциплина! Директор поздоровалась, представила новенького, сказала, что должна была сказать и удалилась вместе с завучем. Молодой человек оказался старшим братом новенького. Но какой это был молодой человек! Сердце «морилки», вернулось обратно и подпёрло горло.
              —У меня, наверное, что-то не так.—
              —Почему он так смотрит?—
Скажем прямо, парень был красив. Сложён как бог. Размах прямых плеч, крепкая шея и крупная, красивой формы голова с короткой стрижкой. Удивительными были глаза, с восточным разрезом, словно маслины. Прямые, плотные, высокие ноги крепко упирались в пол. Одет парень, как с журнала глянцевого, словно оторвали обложку этого журнала, увеличили и поставили у двери её класса. Огненный мальчик, чеканя шаг, подошёл к учителю:
              —Арсений.—
              —Мой брат, Давид.—
              Серьёзность интонации не подходила его возрасту.
Новенький осмотрел класс. Свободными были только последние парты. На одной из первых парт, отсутствовал по болезни ученик. На его место и сел новенький. Учитель поспешила исправить ситуацию и объяснила ему, что ученик придёт через несколько дней. На что тот ответил:
              —За это время, ко мне все привыкнут и перестанут разглядывать.—
              —Если сесть на последнюю парту, все будут оборачиваться и отвлекаться от урока.—
              Рассудительность ученика была потрясающей.
              —Хорошо.—
              Марина Ивановна повернулась к старшему брату, но старалась смотреть выше его головы или слегка в сторону.
              —Вы можете присутствовать, если хотите.—
              —Нет, спасибо! У меня тоже урок начался. Буду оканчивать школу у вас.—
              —Зайду на большой перемене.—
              Он вышел.

              Беглый опрос новенького прошёл удачно. Он отвечал смело, объёмно, будто читал по книжке. Его необычная внешность, действительно притягивала внимание учеников. Это его не смущало.
Теперь, когда учитель смотрел на класс, голова нового ученика, огненным пятном выделялась на общем фоне. Новый ученик был вежлив, и поднимал упавшую ручку своей соседки ровно столько раз, сколько раз она её специально бросала на пол. Вытирал носовым платком, и клал её ровненько, что бы соседке было удобно её брать. Соседка кокетка чувствовала себя королевой и гордо окидывала взором класс. Женская половина класса была в шоке. Мужская половина в немом нокауте.

              Во время большой перемены, дверной проём третьего «в» класса, снова украсила античная фигура старшего брата новенького. Расспросил о младшем брате, осведомился о первом впечатлении. А у Марии Ивановны сложилось впечатление, что эти двое знают наперёд, что произведут его на всех и на самом высоком уровне. Заточены они на это, как два карандаша в стакане. Таков стиль жизни их семьи. Впоследствии её догадки подтвердятся. Род этой семьи идёт от древних грузинских князей и все эти века, ни с чьей чужеродной кровью, или кровью низших каст не мешался. Рыжий Арсений семейный бриллиант, ещё раз подтверждающий чистоту их крови. Рыжий грузин, это настоящий грузин. Политика нынешнего президента Грузии Саакашвили, шла в разрез с принципами главы этой семьи, что и заставило их уехать из Тбилиси. Говорили они на русском все без особого акцента.
              —Мальчик хороший. Я довольна прибавлением.—
              Мария Ивановна прятала глаза от взгляда ученика старшего класса.

              Разговаривая с родителями учеников на собраниях, она всегда стояла, а родители сидели за партами. Такая расстановка позволяла учителю смотреть на них с высоты своего роста, и прибавляло смелости. При появлении молодого человека на большой перемене, она не успела встать из-за стола, и теперь он нависал над ней красивым торсом, лицом, голосом. Говорил не громко, а ему не зачем ораторствовать и принимать красивые позы. Братья бросаются в глаза, их видят, ими любуются, значит, их слышат в любой ситуации.
              —Родители зайдут сразу же, как освободятся.—
              —А пока я за них.—
              —Вы ничего не имеете против этого?—
              Давид явно растягивал время своего присутствия подле учителя брата. И забывшись, совсем по детски, проговорился:
              —Я знаю, где вы живёте.—
              Это было так неожиданно и неуместно, как для неё, так и для него, что оба покраснели. Спас их из этой ситуации школьный звонок. Звук резко ударил по ушам. Она встала, он попрощался.
              —Значит, они живут где-то рядом, и мы уже виделись.—
              —В подъезд кто-то въезжал с девочкой инвалидом на коляске.—
              —Но это не они.—
              Размышляла учительница весь остаток рабочего дня.

              Первая встреча Давида с «морилкой» произошла в первый день их приезда, но осталась ею не замеченной. Давид бродил по городу, знакомясь с ним. Заходил во все подряд встречающиеся магазинчики вблизи своего дома. Ловил на себе взгляды девушек, сам любовался ими и прекрасным чистым зимним днём, когда и солнце в глаза, и мороз за щёки. У витрины цветочного магазина он остановился, разглядывая многочисленные горшки и горшочки с цветами. Зимой, особенно радуют такие витрины. Цветок ириса на высоком и тонком стебле привлёк его внимание, и он подошёл к витрине. Какая прелесть! Один из лепестков моргнул, затем ещё раз. Чушь какая-то! Непроизвольно парень поморгал в ответ. Лепесток переместился за лопухи, какого-то другого растения. Давид зашёл в магазин и сразу же направился к витрине. Ирис стоял на полочке, где-то на середине окна.
              —Игра солнечного света на стекле.—
              Подумал парень и решил еще раз разглядеть цветок.
Ноги его уперлись во что-то мягкое и живое, что бы сохранить равновесие и не упасть, он выбросил вперёд руки и упёрся ими в витрину, чуть не свалив горшки на полках. В низу витрины у его ног, на корточках сидела девушка и разглядывала горшочек с фиалками ненормально морковного цвета. Почувствовав, что на неё падают, она вскочила и оказалась лицом к лицу с парнем, да ещё между его рук. Очки снять не успела, потому её глаза увеличенные оптикой, да ещё расширенные от страха, были таких же оттенков, что и ирис, оказались на уровне подбородка молодого человека. Так близко она ничего не видела. Извинившись, быстро сняла очки, заправила волосы за ушки. У девушки от смущения не получилось, надеть берет, так она и выскочила из магазинчика, держа его в руках.
              —Ненормальная.—
              Обронила ленивая и вялая продавец, таким же ленивым и вялым голосом.
Приняв, не раз отрепетированную у зеркала позу, продавец прилипла взглядом к Давиду. Тот смотрел через стекло витрины на дорогу, где испугавшись разгневанных гудков автомашин, металась девушка без берета и с очками в руках.
              —Слава Богу! Обошлось!—
              Невольно вырвалось у парня.
Он вышел следом и пересёк дорогу. Идущая впереди незнакомка, попыталась на ходу, надеть на голову берет, но мешали очки в руке. Тогда она их сунула в карман, да не совсем глубоко и они выпали. Поднимая очки, уронила, берет. Подняла очки, стряхнула, и пошла дальше, спрятав за воротник пшеничные волосы, и раскачивая в руке головной убор. Парню импонировала девичья непосредственность, она соответствовало его настроению. Парень даже поиграл с девушкой немножко, но так, что бы она, ни заметила. Какое-то время шёл сзади, ступая в её следы. Был момент, когда она что-то почувствовала, но он быстро присел. Взгляд через плечо, оставил его не замеченным. Проезжающий мимо таксист, хитро подмигнул парню. Девушка приняла это на свой счёт и еще выше подняла воротник пальто. Так он и дошёл с ней до её дома, до подъезда, запрокинув голову, проследил взглядом квартиру. Зачем? Да ни зачем. Разве он думал тогда об этом. Хорошо было ему и весело. Хорошо и весело было ей.

              Вечером, проверяя домашние работы своих подопечных, Мария Ивановна и думать, забыла о происшествии в цветочном магазине. А Давид, весь последующий вечер, вспоминал незнакомку, сравнивая её со своей чопорной сестрой, чинно садящейся на стул, чинно встающей с него. Впрочем, как и его мать и бабушка, тоже. Мужчины в их семье могли развалиться вальяжно на креслах или диванах. Женщины в их присутствии, никогда! Передвигались размеренно и плавно, с прямой спиной, так же и разговаривали. Дом Давида стоял через дорогу, то есть напротив дома девушки из цветочного магазина. Мусоровоз, приезжающий по утрам, обслуживал и её и его дом. Выхватив мусорное ведро из рук бабушки, внук побежал во двор, надеясь увидеть незнакомку. В толпе ожидающих мусоровоза людей, её не оказалось. Поставив ведро у своего подъезда, он перешёл дорогу и посмотрел в её окно. Хлопнула форточка, и он ретировался домой, надо было вести сегодня брата в школу, и самому идти. Встреча с незнакомкой в школе, приятно его удивила. Никто не знает почему. Снова, хорошо и весело стало ему в чужом городе и всё! Весело и хорошо.

              После уроков, Марина Ивановна поливала цветы на подоконнике в учительской. Срывала засохшие листья, рыхлила землю. За её спиной учителя в разговоре отмечали редкую внешность её новенького, и редкую красоту старшего брата. Странного в этом ничего не было, но женщины не были бы ими, если б не обсудили достоинства молодого грузина. Марина Ивановна не чувствовала себя Мариной Ивановной. Не привыкла ещё к официальному отчеству. Если в учительской к ней кто-то обращался по имени, она тут же отзывалась. На Марину Ивановну не реагировала с первого раза, и приходилось повторять несколько раз. Занимаясь цветами, она наблюдала через окно за Давидом и Арсением, которые шли через двор школы. Как только братья вышли за её пределы, их размеренный шаг перешёл на «аллюр». Что только старший брат, не вытворял с младшим! Подымал за ворот, тащил его под мышкой, нахлобучивал ему шапку на лоб, ставил подножку и тут же ловил. Младший брат был слеплен из другого теста. После каждой выходки старшего брата, старательно оправлял на себе одежду, стряхивал с неё снег и шел дальше.
              —Какие разные.—
              Подумала «морилка» и отошла от окна.

              Сегодня она займётся тетрадями учеников в учительской. Домой пойдёт с пустыми руками, потому что зайдёт в цветочный магазин и купит набивную фиалку морковного цвета. Ирис, конечно потрясающий цветок, но дорогой и капризный, плохо выживает, говорят продавцы. Хорош цветок только для разового эффектного подарка, когда цветёт. Ну и ладно, возьмём фиалку редкого морковного оттенка, и добавим к своим двум цветочным горшкам на подоконнике. Её мама не водила цветы, некогда было. Так сложилась у человека жизнь, что проживала она её в качестве сиделки у постели больных. Сначала муж слёг с онкологией и лежал три года, затем старшая сестра выпила уксус, после ухода мужа к другой женщине. Видно хлебнула много, потому как долго и тяжело угасала. За ней, не выдержав таких бед, разбил инсульт маму, то есть Маринину бабушку. Мама Марины переселилась к ней. Чаще перезванивались, чем виделись. Мама старательно отказывалась от помощи дочери и визитов. Проживая такую жизнь, человек становится суеверным. И она гнала дочь от себя и своих забот, боясь, что эта участь перейдёт ей.
              —Живи, моя дорогая без всего этого.—
              —Успеешь ещё хлебнуть от жизни.—
              И Бог дочь миловал. Только уж слишком размеренной была её жизнь. Если один день отразить на листе бумаги, скажем в виде рисунка, и второй тоже и третий…. Затем сложить их и посмотреть на свет, все линии совпадут. Росла девочка в кругу женщин. Это мама, тётка, бабушка. Затем педагогический институт, где большую часть составляют женщины. Потом школа, где педагоги в своём большинстве женщины. Всю сознательную жизнь, видела перед собой модель женщины матери. Из дома, на работу. С работы домой. Как жеребёнок, первое время ходит по миру, прижавшись бочком к боку матери. Только жеребёнка не поймать, когда он оторвется от лошади. В нашем же случае этого пока не произошло. Часами, просиживая в кресле с телефонной трубкой, мать и дочь не разрывали духовный контакт. Мама получала по уходу какие-то деньги, дочь заработную плату бюджетника, плюс пенсия бабушки, которая сразу же уходила на лекарства. Если вспомнить о квартплате за две квартиры, то слишком грустная получается картинка. Один из способов сохранить деньги, это не ходить по магазинам и развлекательным заведениям. Но тот зимний красивый день, когда солнце в глаза, а мороз за щёки, не смотря на холод, растопил что-то в модели поведения девушки. Так она и дошла до дома, впервые без шапки, размахивая ею в руке и с желанием купить фиалку морковного цвета. Сегодня она шла исполнить это желание.

              В магазине цветов, та же ленивая продавец, вяло проговорила, что цветок уже купили и что надо покупать понравившуюся вещь сразу, а не бегать туда- сюда.
              —Простите—
              Не солоно хлебавши, отправилась девушка домой.
Во дворе прошлась вдоль одного и другого дома, разглядывая окна, в надежде увидеть, какие ни будь признаки въехавших новосёлов. Ни каких! Забралась на свой четвертый этаж. Настроение подпорчено. Дверной коврик не лежал, как ему положено, а был прислонён к двери под углом. Девушка осмотрелась, никого. Заглянула за коврик. Там что-то стояло. Мелькнула мысль о теракте. Но почему у неё, а не в школе? Совсем с ума сошла, что такое думает, хотя в школе, дня не проходит, что бы ни напоминали о всеобщей бдительности. В подъезде послышался скоблящий звук когтей о плитку. Знакомое слюнявое похрюкивание соседа бульдога с кем-то там смешанного, уже совсем рядом. Остановился, задрал морду в ожидании слов приветствия в свой адрес.
              —Привет! Гулять идёшь?—
              —Аг-гав.—
              Подтвердил тот и, задрав ногу, прыснул мочой на коврик.
              —Что делаешь, поганец?—
              Девушка схватила коврик, что бы стряхнуть неуместную влагу. Под ним стоит горшок с морковной фиалкой. Человек и собака ринулись по направлению к нему. Собака, что бы обнюхать неизвестный предмет, а девушка, что бы спасти цветок от собаки.
              —Проваливай, куда шёл!—
              Девушка ногой поправила коврик и, открыв ключом, дверь заскочила в квартиру. Захлопнула спиной дверь и отдышалась.
              —Как я во время!—
              Вся такая гордая, что спасла цветок, она понесла его в комнату, на ходу задавая ему вопросы.
По дороге сбросила с себя шарф, пальто, берет. Распаковала горшок и обследовала цветок на предмет поломки листьев. Весь целёхонький!
              —Ты откуда взялся?—
              —Ты чей?—
              Цветок лишь не кричал, но всем своим видом хотел сказать ей:
              —Я твой! Я твой! Я твой!—
              —А действительно, чей?—
              Призадумалась девушка.
Встала, крадучись подошла к двери и посмотрела в глазок. Площадка пуста. Она вернулась к цветку.
              —Что мне с тобой делать?—
              Цветок молчал.
Может человек, что-то забыл, и пошёл за этим, а цветок оставил, что бы ни поморозить на улице. Зима ведь! Вернётся, а его нет. Как неудобно получилось. И упаковку уже порвала. Надо что-то делать! Скрепила стиплером кое-как растрёпанный целлофан, вздохнула, да и выставила горшок за дверь, так же прикрыв его ковриком. Только собралась заняться собой, да ужином, но вспомнила о собаке и вовремя. Она распахнула дверь, когда целлофан был уже в пасти бульдога, с кем-то там смешанного. Схватила горшок и опять занесла его в комнату. Цветок был так напуган, что буквально прилип к её рукам стенками горшка.
              —Не бойся, я больше так не сделаю.—
              Она поставила его на стол, на видное место, что бы вошедший хозяин цветка, сразу мог его заметить. Сама села за компьютер и напечатала записку. В ней сообщала неизвестному человеку, что цветок находится у неё, в целости и сохранности. Записку приколола к двери с обратной стороны. И спокойно занялась своими делами, любуясь и разговаривая с цветком.

              Время шло, вечер заканчивался, пора было подумать о сне. Девушка много раз выглядывала за дверь, записка была на месте. Так она и легла в постель, разглядывая уже слипающимися глазами цветок на столе. Утром записки на двери не оказалось. Она могла поклясться, что звонков в дверь не слышала. Сдвинув тяжёлую портьеру времён, когда яркий свет мешал больным, освободила место для нового цветка.
              —Не скучайте! Я скоро вернусь.—
              Сказала она цветам.
Во дворе «мрилку» встретила местная ворона и долго прыгала следом. Мама как-то говорила, что вороне много лет, и даже бабушка с ней знакома. Школа уже не оглушала как раньше. Шум и гвалт, стал как допинг, если его нет, то в нём нуждаешься. На первом этаже раздевалка, которая делится кованой решёткой на три части, с тремя входами. Одна часть для начальных классов, в ней вешалки низенькие и низенькие скамеечки. Вторая для всех старшеклассников. Третья для преподавателей. Там стоят платяные шкафы, и они закрываются на ключ. Уже шагая по порожкам к входным дверям, Марина заметила, как дети выскакивали из школы, спешно что-то шептали стоящим на улице и стремглав возвращались обратно с ними в школу. Хохот стоял от самой двери, и затихал к раздевалке. Все смотрели в одном направлении. Посмотрела туда и Марина Ивановна. В общем коридоре у настенного зеркала стояла преподаватель английского языка и разглядывала себя. Крупная, высокая женщина любила высоко собирать волосы на макушке и делать из них что-то несуразное. Огромный бюст колыхался при малейшем движении, на таком же огромном торсе. Узкие бёдра и сухопарые, длинные ноги. Сейчас, она старательно поправляла причёску, напевая незамысловатую мелодию себе под нос. Всё бы ничего, только видела она себя в зеркало чуть ниже плеч. Стояла женщина в блузке, поверх которой был шерстяной жакет, но юбки на ней не было. Были колготки и неопределённого вида и цвета рейтузы с длинными ножками. Видно спешил человек, закружился, да и забыл надеть немало важную деталь своего гардероба (юбку). Большой бюст, не давал полной картинки с ней случившегося, да и само зеркало было маленьким и висело без наклона и высоко. Истерический хохот вокруг нарастал, руки затыкали рты, дети отворачивались, сдерживая приступы смеха. Подойти к ней и сказать об этом никто не спешил. Вокруг одни созерцающие безжалостные дети. На ходу снимая пальто, быстрым шагом к преподавателю английского языка устремился Давид. Накинул пальто на женщину по талии, зашел наперёд ней, и быстро застегнул две пуговицы. Пальто зафиксировалось на теле, а рукава стали свисать от бёдер. Новый взрыв хохота!
              —Что вы делаете?—
              —Что вы себе позволяете?—
              Учитель английского языка, настолько была ошарашена этими действиями с ней, что оттолкнула от себя парня и попыталась расстегнуть пуговицы пальто. Тут подоспела Марина Ивановна и прошептала ей на ухо сложившуюся ситуацию. Англичанка побледнела, ухватилась за стену, затем покраснела, и её обдало жаром. Давид взял её под руку, с другой стороны Марина Ивановна и вот так, еле семеня ногами, они дошли до учительской. Сидя на диване в мужском пальто, утирая слёзы платком Давида, женщина произносила слова благодарности, от волнения проглатывая их наполовину. Давид удалился. Кто-то стал капать успокоительные капли, кто-то бросился открывать форточку, кто-то предложил вызвать такси и съездить домой к преподавателю. Но тут наступил момент кульминационный развязки. Учитель английского языка засмеялась, да так, что опять потребовался платок Давида. И все вокруг, разразились неудержимым хохотом. Звенел звонок, звенел хохот. На урок учителя вошли в свои классы с опозданием и красными лицами. Стоило им только взглянуть на учеников, как приступы смеха повторялись в каждом классе. Весёлый выдался денёк!

              У Марины Ивановны в классе разразился небольшой скандал. Вернулся, отсутствующий по болезни ученик с первой парты, с той на которую сел Арсений в свой первый день. Соседка по парте наотрез отказалась от бывшего соседства и настаивала на том, что бы вернулся Арсений. Бывший сосед по парте сидел как приклеенный на своём месте. Тогда девочка встала и демонстративно ушла на последнюю парту к Арсению. При её приближении тот встал и отодвинул стул, на который она торжественно опустилась. Класс замер, созерцая это действие. Каждая девочка поняла сейчас, в чём отличие этого рыжего от остальных. Каждый мальчик, понял сейчас, как ему далеко до этого рыжего. Это как же надо так себя переломить, что бы вставать при появлении девочки, да ещё и стул ей отодвигать! А этот вставал, а этот отодвигал, и делал это как само самой разумеющееся, не заостряя на этом своего внимания. Сделал и забыл. На уровне инстинкта.

              И этот школьный день прошёл…. Схлынул поток школьников со двора. Закончив разбираться с тетрадями, пошла домой и Марина Ивановна, от роду которой двадцать четыре года, а уже учитель и учитель старательный и правильный. Дети её не раздражали, ей всегда интересно наблюдать за ними, сопереживать им. Она спешила домой. Дома её ждал чужой цветок. Вдруг за ним приходили!
              —Вот возьму и не отдам! Скажу, что не видела.—
              Мысль пришла не очень правильная.
              —Нашли место, где цветы оставлять, да ещё зимой!—
              Старалась как-то оправдать своё желание Марина.
              —Но записку кто-то, же взял.—

              Цветок украсил подоконник и комнату. Любой новый предмет в доме, может изменить общий интерьер и настроение в том числе. Сегодня Марине нестерпимо захотелось снять с окна штору, плотную, тёмную и тяжёлую. Повесить на окно, что-то воздушное и прозрачное. Кто и что, на четвёртом этаже может подглядеть? И закипела фантазия! Гардины белые и без рисунка. Обязательно! Шторы из парчи цвета изумруд. Обязательно! Девушка переводит взгляд с окна на пол. Эти ковры, по которым столько людей ходило, что ни счесть! Убрать, убрать, убрать! Ой, мама не разрешит. Всё ёю нажито. На диван и кресла сшить светлые чехлы из мягкой плотной ткани, что бы можно было снять и постирать. Высоченную тонкую, прозрачную зеленую вазу на пол и в ней длинные белые искусственные цветы. Вот будет здорово! Звонок телефона, вернул её в реальность. Это мама, это её время.
              —Доченька, мы тут с бабушкой о тебе говорили.—
              —Ты не икала там?—
              —Нет. Я тут мечтала.—
              —Это хорошо доченька, и мы тут можно сказать тоже мечтали.—
              Мать стала рассказывать дочери о том, что есть у бабушки не большие накопления, и что захотелось ей сделать приятное внучке. Предлагает освежить квартиру не дорогим ремонтом, купить, что ни будь свежее из мебели. Мать и дочь, чувствуют друг друга на расстоянии. Этому есть сотни и сотни подтверждений, и это один из них. Закончился разговор, а он длился как всегда достаточно долго.
 От возбуждения захотелось есть. Марина решила сделать это на быструю руку и снова основательно помечтать, с карандашом и бумагой, что бы всё записать и зарисовать. Монолитные шторы, она закрывать сегодня не будет, что бы было видно цветок. С этой мыслью она и подошла к окну. Дорожка вдоль дома пустынна, скамеечки тоже. Световые круги у подножия фонарных столбов. Чисто от снега и тихо. С четвёртого этажа хорошо всё видно, и её в освещённом окне тоже. От столба отделилась мужская фигура и помахала рукой. До этого человек был прислонённым к столбу и сливался с ним. От неожиданности девушка присела и, согнувшись, отошла от окна к дивану. Села и стала думать. Махать рукой ей никто мог. Чего ж так напугалась? Смело встала и подошла к окну снова. Никого, какое-то время, затем мужская фигура опять отделяется от фонарного столба и машет рукой. И снова девушка приседает от неожиданности и «отползает» к дивану. Время позднее, кому он там размахался? Она подошла к выключателю и выключила свет. Вернулась к окну, и не глядя в низ, задернула штору. Слегка отодвинув её край, посмотрела в низ. Человек стоял, прислонившись к столбу. Так! У неё есть дела, и нет никакого дела до всего этого.
              —Кто-то, кого-то так романтично добивается.—
              Подумала Марина и с этой же мыслью и проснулась утром.
Стала перебирать соседей по стояку снизу. Претенденты есть, но не такую романтику. За цветком никто не приходил. Вот и хорошо, жить у неё будет! Улыбка озарила лицо девушки. Она вспомнила вчерашнюю историю с учительницей английского языка. А как себя повёл Давид! Совсем как настоящий мужчина, и не засмущался, будто обыденное дело. Не каждый мужчина ввяжется в такую редкостную и щекотливую ситуацию. Да…. Бывает же такое!

              Давиду скоро восемнадцать лет. В связи с переездом его семьи, он пропустил один учебный год. Выглядит мужественно, грубая щетина добавляет ещё годика три. Нужно описать и саму Марину Ивановну. Средний рост, тонкая кость, светлая прозрачная кожа, на коже просвечивают веночки. Большие серо-голубые глаза, брови, ресницы и волосы пшеничного цвета. Маленькие ступни ног, редкостного размера, тридцать третий и такие же маленькие кисти рук. Сказочная фея. Она и полы в квартире моет махровой салфеткой, потому как отжимать большие тряпки не хватает сил.

              День начался, и надо было начинать текущие дела этого дня. Утренние процедуры, завтрак, одеться, собраться и на работу. С приподнятым настроением шла сегодня она в школу. Мечты вдохновляют. Впереди её ждали большие перемены по ремонту квартиры, а это всегда приятно, когда только собираешься его делать. Сегодня тестовая работа по математике. Дети переживают, но как переживает она! Он от Бога – так говорят о хорошем и результативном враче. Вот и она, преподаватель от Бога. Результаты теста оказались вполне приличными. И она, и дети радовались. Рыжий мальчик, незаметно сплотил вокруг себя девочек, а к ним стали подтягиваться и мальчики. Они старались копировать модель поведения Арсения с девочками. Краснея лицом, небрежно двигали стулья, почти шёпотом произносили те слова, которыми пользовался их новый сотоварищ. Им было страшно обидно слышать на все свои потуги и старания в ответ:
              —Ой, ой! Тебе до Арсения, как …—
              Дальше следовали сравнения на любой лад.
 Даже не посвящённому человеку было видно, что влияние нового рыжего мальчика велико и оно положительное.

              С визитом вежливости, наконец, явились родители Арсения. Задрапированная в черный гипюр от пола, до самого горла, всегда стоящая на полшага за мужем женщина, с гладко зачесанными волосами цвета вороного крыла, и проступающими усиками над верхней губой мама. Прямая спина и высоко поднятый подбородок. Её нисколько не смущали темные родинки на лице, забитые седыми волосками, и разглядывающие их дети. Папа, явно выигрывал на фоне жены. Выглядел моложе и современнее. Было очевидным, что Давид похож на отца. Визит был коротким, из него Марина узнала, что Арсений поздний и последний ребёнок, а всего их семь. На фоне родительской пары, Марина Ивановна выглядела несозревшим подсолнухом, но на протяжении всего разговора, учитель чувствовала в свой адрес, только уважительные интонации и взгляды.

              В вечернем разговоре с мамой, дочь подробно рассказала о новом ученике и его родителях. С трубкой в руках, расхаживая по комнате, подошла к цветку на подоконнике, оглядела двор за окном. От фонарного столба отделилась мужская фигура и подняла руку.
              —Да что ж это такое!—
              Возмутилась присевшая на корточки девушка.
              —Ещё подумает, что я за ним подглядываю каждый вечер.—
              —Ты о чём это, доченька?—
              Мама удивилась резкой смене темы разговора.
Дочь попрощалась и закончила разговор. Прошуршала шторкой, высмотрела мужчину у столба.
              —Да когда же она к нему выйдет? Упрямая какая!—
              —Привалился к столбу, как родному.—
              —Того и гляди, свалит.—
              —А что если помахать в ответ?—
              Развеселилась девушка.
Собралась с духом и встала с корточек. Сделав вид, что занимается цветами в горшках, она глазами обследовала фонарный столб. Возле него никого не было, видимо долгожданная женщина наконец-то вышла.

              На другой день вечером, сидя на диване с поджатыми и накрытыми пуховым платком ногами, Марина долго разговаривала по телефону, то с мамой, то с бабушкой. Обновление квартиры решили начать летом, когда дети на каникулах и в школе она не так будет загружена работой. На её предложение сделать пол, стены и мебель в светлых тонах, старшие женщины задумались. Изумрудный цвет штор, их тоже не воодушевил. Бабушка попробовала ввести весомый аргумент, это дети и муж, которые, якобы, не за горами, но это не убедило молодую женщину. Свежий ветер перемен, только подчеркнул ненужность старых вещей. Спорить никто не стал. Каждый подумал, что утро вечера мудренее. Пожелав спокойной ночи, друг другу закончили разговор. Лёжа в кровати, согревшись под одеялом, она вспомнила о романтике под фонарным столбом. Захотелось посмотреть, но вставать было лень. А фонарный человек, на какое-то время уходивший, вернулся. Разбежавшись от арки, прокатился по накатанной ледяной дорожке на ногах, ухватился руками за фонарный столб и остановился. Сделал пару кругов вокруг него и весёлыми глазами посмотрел на окна любимой. Спит уже! И он пойдёт спать. Благо идти совсем не далеко. Всего лишь, войти в арку и перейти дорогу.

              В конце февраля стало вьюжить. Колючий снег заставил людей поднимать воротники. Поднял его и наш романтик у столба, тем более что столб затишку не создаст. Появлялся романтик у столба после девяти часов вечера, когда утихал ветер. Если его не оказывалось на месте, то до самого отхода ко сну Марина выглядывала за шторку и испытывала досаду. Чтобы развлечь себя, стала мысленно представлять, что фонарный человек приходит к ней. Разыгрывала различные ситуации, но на роль фонарного человека, не могла подобрать кандидатуру. Потому как не было у неё ни кого, ни в сердце, ни на примете. Несколько раз нарисовался образ Давида, и это страшно взволновало молодую женщину. Мыслимо ли, учитель мечтает об ученике! А ученик мечтал об учителе.

              Однажды, почти у ворот школы Марину Ивановну догнал Давид. Он переводил брата через дорогу, взяв его за руку, и забыл отпустить, поравнявшись с ней. Так и тащил брата за собой, торопясь за учителем и пытаясь шагать в ногу.
              —Да отпусти ты меня!—
              —Девочки смотрят!—
              Озлился Арсений, но руку из руки старшего брата не вырывал.
              —Прости, пожалуйста! Давай беги!—
              Опомнился старший брат, и рассмеялся, вместе с учительницей смотря в след убегающему мальчику.
              —Что это на вас?—
              Марина Ивановна с любопытством разглядывала на Давиде предмет одежды в виде шарфа с капюшоном одновременно, из грубой серой шерсти поверх пальто. Вещь старинная, но совсем не портила внешний вид, а скорее вносила изюминку.
              —От ветра, хорошо защищает.—
              —Мои деды такие носили.—
              Давид быстро снял необычную вещь с себя, накинул капюшон на голову Марине Ивановне, а его концами обмотал её шею и грудь крест-накрест.
              —Действительно тепло, даже оглохла немножко. Только вот колючая очень.—
              Так они и зашли в школу, он рядом, она в капюшоне. У раздевалки Давид размотал Марину Ивановну. Им было легко и приятно общаться. Он помахал ей рукой, она ему. В хорошем настроении разошлись по своим классам. В этот же день, Марина Ивановна шла домой, когда её снова догнал Давид. Опять обмотал её предметом гардероба, название которого она тут же забыла и не могла вспомнить даже вечером дома, что бы рассказать по телефону маме. У подъезда, вещь была отобрана, и они долго смеялись и по поводу и без него. Уходя, Давид помахал рукой. Повернувшись, что бы зайти в подъезд, Марина спиной услышала слова удаляющегося Давида.
              —Как поживает морковная фиалка?—
              Видимо он не ждал ответа и выскочившая назад из подъезда Марина, его уже не увидела. Давид зашёл в арку.

              Вот это новость! Да ёщё какая! Сколько информации она несёт и огромное количество вопросов. Кто же теперь ответит на них? Ступеньки с бешеной скоростью мелькали под ногами, бегущей по ним молодой женщины.
              —Прости, не до тебя!—
              Обронила она ходу, радующемуся встрече бульдогу с кем-то там скрещенного.
Влетела в квартиру и, не раздеваясь, подбежала к цветку. Тот спокойно и доверительно смотрел на неё.
              —Теперь я знаю кто ты! Вернее, чей ты!—
              Марина запыхалась, и расстегивала пальто.
              —Я давно знал об этом.—
              Промолчал цветок.
Пальто упало на пол, а вокруг девушки расцвело счастье, морковного цвета. Куда только она не ставила горшок с цветком! И возле себя, когда рассказывала маме об этом. Унесла на кухню и вместе с ним кушала. В ванной комнате, его не куда было поставить, но она оставила дверь открытой, и поглядывала на него оттуда. Сегодня цветок, был центром вселенной. И эта вселенная кружилась в вихре вальса, ликовала и заполняла собой пространство квартиры. Не было дела до фонарного романтика, ведь у неё есть свой, да ещё какой! Перед глазами, глаза Давида! Ах, какие это глаза! Ни у кого в мире нет таких глаз!
              —Где и кем работает молодой человек?—
              Спросила мама в разговоре по телефону.
Как гром, среди ясного неба! Неведомая рука остановила пластинку с вальсом. Вещи в комнате стали прежнего вида, штора монолитом, диван промятым диваном, как и был раньше, ковры стали затоптанными коврами, как и всегда.
              —Одиннадцать часов уже… Спокойной ночи, мама.—
              Какая же она, теперь спокойная? Марина бродила по квартире, закутанная в одеяло. Устала. Большим коконом плюхнулась на кровать и заревела белугой. Учитель и ученик! Ученик и учитель! От перемены мест слагаемых, сумма не меняется. Как не складывай, всё одно – аморально! Так и провалялся кокон из одеяла до утра. Вставать не хотелось, всё тело разламывало, во рту было горько. Глядя в потолок, что бы цветок ни попал в поле зрения и случайно не узнал её мысли, она клялась в том, во что сама не верила. Клятва сработала и последующие дни, в школу Марина Ивановна заходила не с центрального входа, пальто вешала у себя в классе и допоздна засиживалась в учительской. Встреч с Давидом не происходило. Но было страшно обидно, что он не ищет её, не ждёт у дома, как тот фонарный человек. Неделя прошла относительно спокойно. Марина Ивановна уже и прятаться перестала, а Давида нигде не было видно, и к брату в класс не заходил. Уже хотелось спросить о нём, его классную руководительницу, или рыжего братика, но клятва есть клятва. Тем более что поклялась она цветком, если не сдержит, тот засохнет. Однажды Марина Ивановна шла по школьному коридору, и на неё налетел старшеклассник, куда-то спешивший. Пока тот оправдывался и извинялся, к ним подошел его одноклассник и со словами:
              —Говорят, с Давида гипс сняли.—
              —Пойдёшь с нами к нему?—
              И потянул его за собой.
С человеком произошла беда, а другой человек, узнав об этом, так обрадовался, что готов был расцеловать уборщицу моющую коридорные полы. Прояснилось всё, и настроение, и серый день, навечно канули в эту ясность, когда то произнесённая клятва. Вместе с клятвой и все сомнения, по поводу разницы в возрасте и то, что он ученик, а она учительница. Он её не забыл, и это главное! Рабочий день пролетел на одном вздохе. Дорога домой заняла мало времени. Соседский бульдог с кем-то там смешанный, обиженный её невниманием в последнее время собрался было уже обойти её стороной, но был остановлен и обласкан. Пустил слюну на рукав её пальто в знак благодарности, и заскользил когтями по ступеням вниз. Цветок с интересом наблюдал за вернувшейся с работы хозяйкой. Заметил перемену в настроении, румянец на щеках.
              —Нас не забыли, нас не бросили!—
              Сообщила ему девушка, сияя глазами.
Наступил вечер. С трудом сосредоточилась на тетрадях учеников. Была объективной, но всем к оценке прибавила по плюсу. Шёл только десятый час, а она уже клевала носом.
              —Дайка посмотрю на дворового романтика.—
              —Ходит он ещё или нет к своей возлюбленной?—
              Марина встала и подошла к окну.
              —Ты посмотри, какой упрямый!—
              —И как это они так договариваются, что ему приходится по стольку ждать!—
              В тот момент, когда фонарный человек хотел поднять руку, одна нога у него покатилась, и он упал и оказался в кругу света от фонаря. Упал неловко, странно и неудобно подняв одну ногу вверх, оберегая её от удара о землю. Ясно было видна, старинная дедовская штука с капюшоном и длинными концами крест – накрест на груди.
              —Давид? Да это же Давид!—
              Марину как ветром сдуло от окна. С помощью этого же ветра, в чём была, в том и оказалась, за какие-то секунды подле лежащего человека.
              —Нет, нет! Ты меня не поднимешь!—
              —Сейчас сам попробую встать.—
              Давид стянул с себя шерстяную штуку без названия и как в первый раз замотал ею Марину. Шедший с вечернего выгула бульдог, с кем-то там смешанный, с большим воодушевлением пристроился к ним. Бегал вокруг, хрюкал и обнюхивал. Надумав что-то, задрал ногу, но тут, же получил пинок ногой от Давида.
              —Да что такое творится с собакой? Всё моё, ему обязательно хочется пометить.—
              Возмутилась Марина.
              —Что мы этим хотели сказать?—
              Засмеялся Давид, прыгая на одной ноге и рукой пытаясь поднять трость, ручка которого была украшена причудливой головой диковинного зверя. Его опередил бульдог, и опрометью кинулся в подъезд, унося трость в пасти. Ничего не оставалось, как последовать за ним. Удерживая равновесие за перила, Давид допрыгал на четвёртый этаж. В квартире Марина стащила с него пальто, а он с неё шерстяное изобретение дедовских времён. Непринужденно, легко и увлекательно лилась их беседа. Только вот, перебивали иногда друг друга, так торопились рассказать что-то или поделиться чем-то.
Марина сняла с подоконника горшок с морковной фиалкой и поставила на стол.
              —Твоя?—
              Девушка прокрутила цветочный горшочек.
              —Нет, она твоя, а ты моя.—
              Давид допрыгал до Марины, два человека прислонились друг другу.
За окном стоял одинокий столб и радовался человеческому счастью. Подбежал бульдог и пометил его. Будет теперь столб дружить с собакой.

              Энергии у Марины хватало на всё. Это потому, что Давиду очень нравилось смотреть, как она шуршит у себя на столе тетрадками и книгами, с сосредоточенным лицом под настольной лампой, или что-то готовит на кухне. Прошло неделя, как Давид вошёл в квартиру Марины. Сегодня они забыли о времени, об ужине и были заняты только собой. В дверь позвонили. Марина, пошла её открыть, удивляясь, кто это мог придти в такое время. За дверью стоял рыжий Арсений, с неизменно серьёзным лицом и большим подносом в руках. Поднос был запакован пищевой фольгой и источал вкуснейшие запахи.
              —Добрый вечер, Марина Ивановна.—
              —Мама велела пожелать вам приятного аппетита, и забрать поднос.—
              Марина Ивановна не знала, что говорить, что делать, как реагировать на это. Прихрамывая, с балкона зашел в квартиру Давид. Увидев брата, нисколько не удивился. Забрал поднос, отнёс на кухню, разложил его содержимое по тарелкам. Тщательно вымыл, вытер и вернул поднос брату.
              —Спасибо Арсений. Очень вовремя.—
              —Я скоро приду домой.—
              На что младший брат достал связку ключей и протянул старшему брату.
              —Даже так! Ещё раз спасибо.—

              Какой это был ужин! Зелень, сыр, лепёшки. Сухофрукты (кизил, инжир, курага, орехи) и запеченное мясо куском, но такое вкусное! Счастливей женщины в городе, этой ночью не было. Как поняла Марина, родители Давида узнали об их отношениях и приняли их. Давиду закрыли больничный лист, и он стал ночевать дома. Исключением могли быть только выходные дни. Марине нравилась забота его семьи. Это вкусные национальные блюда, цветы от его мамы и бабушки, а главное ни каких визитов или звонков. В классе, Арсений вёл себя с учителем как всегда.

              Зима закончилась. Всё вокруг расцветало, слепило солнце. До безобразия распоясались воробьи и стаями носились по деревьям, табунами паслись на только проклюнувшейся травке. Чириканье их было пронзительно звонким. Школа готовилась к выпускным экзаменам и выпускному балу. Давид заканчивал школу. На вопросы Марины, куда собирается поступать, отмалчивался или переводил разговор в другое русло. Таких отношений, как у этих двоих, долго не спрячешь. Поползли слухи. Вместе с весенними ручейками протекли они и в школу. Сначала были только намёки в учительской, затем коллеги не стеснялись и прямых вопросов. Прошли экзамены, прошёл и выпускной бал, куда Давид пришел с родителями, сёстрами, дедушкой и бабушкой. После вручения аттестата семья в полном составе удалилась.

              В адрес дирекции школы и педагогического совета пришло письмо, за многочисленными подписями родителей детей старших классов. В нём они указывали на ненормальные отношения учителя с учеником, порицали это и требовали убрать нерадивого преподавателя из школы. Мама и бабушка Марины знали о Давиде, но не знали, что он ученик. Выглядел парень мужественно и был обаятелен с ними. Они радовались за дочь, правда их смущала его национальность, но отношение его родителей (по рассказам дочери), навсегда закрыло эту тему. Давид стал поговаривать о том, что в ближайшее время, ему предстоит поездка с родителями в Грузию. Там была семейная недвижимость, которой надо было правильно распорядиться, там были родственники и друзья, и масса других дел. Они уехали, и уехали в тот момент, когда закончив учебный год, дирекция школы решила заняться вопиющим фактом. Досталось «морилке» крепко и основательно! Дело было рассмотрено в области, и все проголосовали за увольнение. Дошли слухи и до мамы Марины. От бабушки скрыли проступок внучки. Держалась Марина только звонками Давида. Он скучал и звонил часто. Первым вернулись его родители. Мать Давида развила кипучую деятельность вокруг истории с её сыном и учительницей. Она сплотила вокруг себя всех родителей учеников Марины Ивановны. Особо уговаривать их не пришлось, так как они были довольны ею как учителем. Им нравились отзывы и рассказы собственных детей о школе и учительнице. Они знали и видели, с каким настроением шли дети в школу и возвращались из неё. Они хотели и требовали, что бы их дети закончили четвёртый класс начальной школы со своим, родным учителем. По инициативе матери Давида, каждый ученик сам написал письмо директору школы, в котором выказывал желание учиться у Марии Ивановны. Связей у семьи Давида, было достаточно, что бы отменить приказ об увольнении или сделать наказание более мягким.

              Что бы как-то отвлечься от свалившегося на неё несчастья, Марина занялась ремонтом и воплощением своей мечты. Первым делом избавилась от старой мебели, написав объявление и расклеив его на общежитиях. Пришли две девушки, но даже такие смешные цены были им не по карману. Молодость всегда найдёт общий язык. А так как девушки работали малярами на Элеваторе, они и предложили Марине помощь в ремонте в счёт оплаты мебели. Марине как раз и не хватало общения со своими сверстницами, да и помощь была кстати. Закипела работа. В один из таких дней, пришли родители Давида. Если сказать, что этот визит был неожиданностью, это значит, ничего не сказать. Они пришли сообщить Марине Ивановне о восстановлении её в должности учителя, теперь уже четвёртого «В» класса. Были они не одни, а ещё с несколькими мамами её учеников, с тортом, шампанским и неуместными цветами. Чувствительные мамаши даже всплакнули от избытка чувств. На радостях, отвечая на вопросы гостей, Марина поделилась секретами будущего дизайна квартиры. Никто, кроме матери Давида не оценил её задумку. Вскоре визит повторился, но в другом составе – папа и мама Давида. Они переступили порог квартиры, чопорно сели на предложенные им места и выложили подарки. А это, великолепная ткань на шторы изумрудного цвета, белоснежное гардинное полотно и светлый, овальной формы ковер с каймой зеленого цвета. Все подарки сопровождались словами благодарности, за её отношение к их детям.
              —Да не за что, я просто учитель! Работаю им.—
              Тут взял слово отец Давида. Он встал, подошёл к Марине, с поклоном поцеловал её руку и начал свою речь. Из неё Марина узнала, что каждому юноше, перед вступлением в брак, необходим некоторый, но достаточный опыт в обращении с женщинами. Они очень рады, что опыт их сына, произошёл с такой умной и красивой женщиной. Они бесконечно благодарны и ни когда не забудут этого.
              —Да конечно…Я понимаю…—
              Как заведённая кукла твердила, вконец обезумевшая девушка, от всего услышанного.
На этом они расстались. Дверь за гостями закрылась. Солнышку надоело рассматривать онемевшую девушку, сидящую на подоконнике, и оно зашло. Луна от возмущения вылилась в полнолуние и вытаращилась на зарёванное лицо Марины. Удивительно то, что горе свалившееся на Марину, принесло ей новый заряд бодрости. У неё и мысли не возникло, что бы отнести подарки назад. И маме она ничего не сказала, а только показала и шторы и ковёр и гардины. Деньги, сэкономленные на принесенных подарках, будут потрачены на новую кухонную мебель. Фронт работы увеличился, и его нужно было делать. Было ещё одно обстоятельство, которое не позволяло остановиться на полпути. Это беременность. Пусть новая жизнь придёт во всё новое.
              —У тебя есть невеста?—
              Спросила Марина Давида, когда он позвонил в очередной раз.
              —Мужчина обязан жениться, так положено.—
              —Но это не значит, что я тебя не люблю. Я скоро приеду, где-то на недельку.—
              Прозвучало в ответ.
Невесте Давида столько же сколько и ему лет. Из хорошей грузинской семьи, в которой рождались одни лишь девочки. Ещё в колыбели над ними разломили лепёшку, это значит, что дети обручены с пелёнок. После свадьбы, Давид обязан жить в доме отца жены и быть ему помощником, пока очередная дочь не приведёт в дом мужа. Ни злости, ни ненависти к этим людям у Марины не было. Было открытие новой планеты, на которой живут такие вот добрые люди, которые чтут устои своих предков.

              Деньги бабушки стали заканчиваться. Ремонт подходил к концу. Полу коммерческий линолеум, лег на пол. Вставлена новая входная дверь. Три новые подружки, в носках ходили по квартире и радовались изменениям в ней, как если бы это произошло в их собственной квартире. В дверь позвонили. Вошёл радостный Давид. Когда он поставил на пол высокую, расширяющуюся внизу и вверху вазу из зелёного стекла, она была ему по пояс. Именно то, что представляла в своих мечтах Марина. У двух её подружек раскрылись рты от восхищения. Такое впечатление произвела на них красота Давида и вазы. Две хрупкости, неосторожно тронь и разобьются. И не стала Марина ничего трогать, что бы ни разбить ту красоту, в которой зародилась новая жизнь, а знать Давиду об этом не обязательно. Что бы ещё раз не поднимать шумиху вокруг себя в школе, по поводу своей беременности, она рассчиталась с работы. Родители Давида сразу же об этом узнали. Марина не успела налюбоваться квартирой, а в дверь, стали звонить люди грузинской национальности, с просьбой подготовить к школе их будущих первоклассников, или подтянуть кого-то по какому-то предмету. Вопрос заработка денег решился сам собой. Жизнь стала интереснее, свободней. Марина перестала быть привязанной к школьному расписанию. Посещала рынки и магазины, стала много готовить, поправилась, но себе самой нравилась. Мама поняла всё сразу и приняла решение Марины, а бабушка, пока ещё просто радовалась тому, что внучка перестала выглядеть подростком.

              В январе Марина Иваовна родила. Новорожденный отказывался кричать. Что только с ним не делали в родильном зале! Хлопали, шлёпали, переворачивали вниз головой, ребёнок только сопел от возмущения носом. Так и унесли мокрого, сине красного и сердито сопящего мальчика из родильного зала. Когда новоявленная мама выспалась и отдохнула от родов, ей принесли её сына. Ребёнок так же, как и мама отдохнул от родов, посветлел лицом, волосы его просохли и расплавленной медью лежали на пелёнке. Высвободившийся кулачёк и лицо, были усеяны золотой крапинкой.
              —Вот вам и чистая кровь!—
              Усмехнулась про себя молодая мама.
Весь персонал родильного дома, роженицы, и уже состоявшиеся мамы, приходили посмотреть на рыжего мальчика. А тот терпел, и сопел для солидности.

              Мама Марины, переселилась к ней и перевезла бабушку. Та, в полу сидячем положении, так ловко управлялась с рыжиком, что все только диву давались. Старушка всё время пыталась вспомнить, в каком колене, у них кто-то был рыжим. Через несколько месяцев, возобновились частные занятия с детьми у Марины. Родители Давида, ничем не беспокоили её. Не было ни поздравлений, ни пожеланий посмотреть ребёнка. Сам Давид отсутствовал. Звонки от него прекратились. Марина не чувствовала себя одинокой, брошенной или оскорблённой. Монотонность бывшего её бытия ушла, и раскрылись новые неограниченные возможности, планы и мечты. Незаметно подкралось лето. Как-то раз, осматривая горшки с цветами на подоконнике, она мысленно сравнила цвет морковной фиалки, с цветом волос её сына. И фиалка проиграла, куда ей было до него! Неуютно дрогнуло в сердце. На фонарном столбе, упираясь в него «кошками», пристёгнутый к нему широким страховочным ремнём, работал мужчина электрик.
              —Фонарный человек.—
              Подумала Марина.
Фонарный человек помахал рукой, она ему ответила, нисколько не смущаясь. Как раз пришло время прогулки с сыном. Коляску заранее спустила на улицу мама. Марина осторожно несла по лестнице потяжелевшего сына. Весь в восторге от встречи бульдог, с кем-то там смешанный, юлил под ногами и поднимал подъездную пыль. Начало дня, и жара ещё не мучила. Поставив коляску в тень, Марина присела на лавочку. Развязала чепчик и сняла его с головы ребёнка. Пусть подышит головка. Рыжий малыш тут же заснул. Прилетела ворона, уселась на дерево. Ей захотелось посмотреть содержимое коляски. Долго раскачивалась на ветке, нависающей прямо над коляской, пока не получила брезентовой рукавицей по макушке. Её кинул в ворону фонарный человек, и та с обиженным криком улетела. Марина подняла голову. Человек в каске на столбе попытался оправдаться:
              —Нагадит ненароком на коляску то.—
              Луч солнца коснулся лица ребёнка и тут же слился воедино с ним. Мать встала развернуть коляску против света.
              —Можно мне посмотреть, Марина Ивановна.—
              Вытянувшись в струнку, словно по команде «смирно», возле коляски стоял Арсений. Он подрос, повзрослел, но оставался таким же, ослепительно рыжим. Марина откинула вверх у коляски. Рыжая голова Арсения склонилась к рыжей головке племянника.
              —У вас двое таких красавцев!?—
              Удивился фонарный человек и стал спускаться со столба.
              —Как его зовут?—
              Спросил Арсений.
              —Семён.—
              —Нельзя Семён! У нас в роду, если рыжий, то Арсений.—
              Мальчик строго смотрел на Марину Ивановну.
              —В нашем роду, тоже были рыжие.—
              Мягко проговорила Марина.
Наступила пауза, и было видно по лицу младшего брата Давида, что он понял то, что имела в виду его учительница Марина Ивановна. Из арки во двор вошла строгая пара родителей Давида.
              —Здравствуйте, Марина Ивановна!—
              —Арсений, мы все тебя ищем!—
              Мальчик бросился к родителям.
              —А я уж собрался загадать желание, встав между двумя рыжими.—
              На месте Арсения стоял фонарный человек и улыбался.
              —И у вас не вышло.—
              С грустью произнесла Марина. Она почувствовала, что сейчас заплачет. Мысли её обратились к Богу.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
              С последним словом Марина открыла глаза. Перед ней, всё также стоял фонарный человек.
              —У вас получится! Загадывайте!—
              И фонарный человек снял рабочую каску. Он был рыжий. Да ещё какой! Из подъезда вышла мама Марины. Видно на роду написано Марининой маме о ком-то заботится. В руках у неё был поводок, за который она удерживала соседского бульдога с кем-то там смешанного.
              —Мам, он же сам по себе гуляет.—
              —Не дело это доченька, собака без присмотра, да и хозяин её хворает.—
              А сама не сводит глаз с рыжего человека, вдруг это рыжий родственник Давида.
              —Холодильник у них совсем пустой, хлеба и того нет.—
              —Бабушка вздремнула, вы тоже спите, а мы пойдём за покупками в магазин!—
              Она пошла по дворовой дорожке, а рядом гордо переставлял короткие ножки с кем-то там смешанный бульдожек. Он был ни чей, когда бегал один по двору, а теперь сопровождает хозяйку в магазин. Дорогу туда он ещё не забыл.
              —Я посижу с вами, пока не приедет за мной машина.—
              Это был предлог и мы все в курсе.

              Спустя полгода произошло событие, на которое, теперь уже муж Марины рыжий Сергей, особо не обратил внимания, а Марина стала плотнее задёргивать шторы изумрудного цвета.
              —Ты смотри, какой романтик !—
              —Какой день столб подпирает, видно его ненаглядная зазноба в нашем подъезде живёт.—
              —С этого столба я нашу маму увидел!—
              Рыжий папа кружил по комнате на руках рыжего сына. Он нёс сына, ступая по светлому ковру, к сидящей на светлом диване маме.



Продолжение: Дела земные. Дочь Ивана. Глава 1 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1858



ДОЧЬ ИВАНА



Глава первая



              Во двор аккуратно въехал видавший виды внедорожник, и остановился прямо под нависшими ветками старого клёна.
              —Ну вот! Потом жалуются.—
              Подумала ворона и особенно тщательно потрясла хвостиком.
Чёрно белые ляпушки дробно легли на капот и крышу машины.
              —Даже красившее стало…—
              Отметила птица.
Вышедшая из машины грузная женщина засмеялась и знакомым голосом обратилась к птице.
              —Жива поганка?—
              —Значит всё, будет хорошо.—
              —Прилетай вечером на балкон, покурим!—
              И деловито стала разгружать машину. Мешки, узлы, коробки, сумки, старинный чемодан из натуральной потёртой кожи, сумка перевозка для животных и само животное.
              —Не фика себе! Как оно себя носит, и лапы не прогибаются?
              Удивилась ворона и любопытные соседи, выглядывающие в окна.
Котейка, действительно был небывалых размеров. Что тело, что голова, единое целое. Снизу, под всем этим, что-то слабо зашевелилось, и котейка слегка сдвинулся с места по направлению к машине, намереваясь вернуться в неё. Незнакомый двор пугал его.
              —Давай опорожняйся.—
              Строго велела коту хозяйка, и тот стал оглядываться, ища подходящее место. Двор чужой, огромный и в большей своей части заасфальтированный. Отойти страшно, да и лень! Недолго думая, котище раскорячился и наложил помёта прямо у машины. Хозяйка тут же извлекла из кармана куртки целлофановый пакетик, засунула в него руку, сгребла с асфальта ещё горячую кучку и выбросила в мусорный ящик возле лавочки. Такого ворона ещё не видела. Чудеса, да и только!
              —Хам разжиревший! Видимо кастрированный.—
              Поставила диагноз коту ворона.
              —Оторву хвост.—
              Решил наблюдавший за происходящим местный кот, проживающий в квартире бывшей слепой казашки, старейшина двора и ласково посмотрел на ворону. Та в знак солидарности перелетела к нему на балкон, откуда местный кот разглядывал двор, наклонив голову и свесив уши. Шевелившаяся от сквозняка штора на балконной двери пугала птицу, и она решила присесть на перила, так лучше наблюдать за разжиревшим новоявленным приезжим котярой. Хотя удивляться особо и нечему! Насколько она знает, Нина Ивановна много лет проживает в Нижневартовске, а там говорят, вечная мерзлота, попробуй, покопай промёрзшую землю! Да и когти отсутствуют наверняка у приезжего. Их им удаляют хирурги. Большой и жирный кусок несчастья! Ещё и пожалеть его придётся! Так рассуждала ворона.
Нина Ивановна тем временем, взяла всё, что могли держать её руки, и обратилась к своему питомцу.
              —Валяй, запрыгивай!—
              Буд-то пробка из бутылки с шампанским котейка взлетел на спину хозяйки, и она вместе с ним скрылась в подъезде. И это не смотря на такой вес?! Ворона слетела с балкона и села на открытую дверцу машины. Заглянула внутрь, что бы стащить что-нибудь, но не вышло. В машине сидела девочка и держала в руках куклу.
              —Не родственница.—
              Решила ворона.
Родители Нины Ивановны, царство им небесное, и сама она, люди крупные, можно сказать полные, круглые лицом и темноволосые. Девочка-подросток была худющей, светловолосой, а может обесцвеченной. Кто их сейчас поймёт! Продолговатое лицо было ссунувшим и отрешённым.

              Несколько раз возвращалась Нина Ивановна, пока не перетаскала все вещи. Квартира родителей, прямо напротив квартиры училки Марины Ивановны. Вернувшись в последний раз к машине, она забрала у девочки куклу оказавшуюся живым ребёнком, и потащила и ту и другую в подъезд. Ехали они своим ходом муторно долго. Ребёнок вроде бы свыкся, ел и спал, да подгузники ему меняли. А вот молодая мама плохо переносила дорогу. Её, то мутило, то тошнило, и схватывал живот, потому и выглядела она, как после операции. В квартире тихо и прохладно. Ребёнок почувствовал, что трясти и качать перестало, вздохнул с облегченьем и закатился спать дальше. Молодая мама заняла унитаз. Нина Ивановна извлекала из коробок жизненно важные вещи, распаковала их и выставляла в коридор разорванную упаковку и целлофан. Дверь скрипнула и медленно раскрылась. За ней стоял мальчик с огненно рыжими волосиками. Рука была ещё поднята, которой он толкал дверь из подъезда, а глаза уже сканировали открывшееся пространство.
              —Ух, какой ты у нас, как ясно солнышко!—
              Нина Ивановна хотела сказать рыженький, да осеклась. Ребёнок не мог быть один и наверняка, кто-то из взрослых находится рядом. Так и оказалось. Огненно рыжий папа возник рядом.
              —Здравствуйте! Мы ваши соседи.—
              Он взял ребёнка за руку.
              —Здравствуйте. Что-то я не помню таких породистых соседей.—
              Нине Ивановне эти люди были незнакомы, хотя навещала она своих родителей с завидной регулярностью. Кто не был близко знаком с Ниной Ивановной, мог и обидится на её грубоватую прямолинейность в разговоре. Но рыжие были не обидчивыми и приняли это за комплимент.
              —Я муж, а это сын, Марины.—
              —Несмеяна замуж вышла!?—
              —И надо ж, как через копирку! Теперь не откажешься!—
              Громкий смех женщины заглушил звук спускаемой воды в туалете.
              —Вы уж извиняйте нас, но дела не терпят отлагательства.—
              —Марине привет! Скажите, что скоро увидимся.—
              —Почаёвничаем, а может что и покрепче! Вы как на это смотрите?—
              Рыжий сосед поправил рубашечку на сыне.
              —Положительно. Вы зовите меня, если мужская сила понадобиться.—
              —А вот тут мы без этого.—
              —Было время, нуждались.—
              —Чего ж скрывать! Да прошло!—
              Грубоватая манера разговора, не смущала парня и тот откланялся.
Действительно, эта женщина обладала всеми навыками быта, силой, терпением и выносливостью. В ещё не закрывшуюся дверь залетел с кем-то там смешанный там бульдожек и прямиком к чужому кошаку. Тот, сею же секунду, оказался на плечах хозяйки, с прищуренными глазами и прижатыми к затылку ушами.
              —Привет, Тимофей! Рада видеть тебя в полном здравии!—
              —Ну и разжирел ты братец, стареешь?—
              Пружинистое квадратное тело собаки, вихлялось из стороны в сторону. Оно издавало хрюкающие и хлюпающие звуки, стараясь показать свою радость от встречи. Женщина потрепала его за куцый хвост. Вцепившийся в её плечи кот издал такую звуковую сирену, что пришлось отказаться от продолжения этой затеи.
              —Вот, а говорите, помощь не будет нужна!—
              Рыжий сосед за шкирку вытащил упирающуюся слюнявую собаку из квартиры.
              —Это моя тёща так раскормила его.—
              —А я подумала, что это пёс Семён Фёдоровича с пятого этажа. Очень похож!—
              —Так его это он, его! Теща моя проживает сейчас с Семёном Фёдоровичем.—
              —И десяти минут не прошло, а столько новостей!—
              —Достаточно! Не усвою! До свидания!—
              Энергичный хлопок дверью разбудил ребёнка. И посыпались заботы, распеленать, помыть, напоить, накормить. Для этого надо приготовить детское питание, а перед этим прокипятить бутылочки и соски, а тут ещё молодая мамаша как курица варёная, найти ничего не может. А что взять с неё, сама ещё дитё! Новорожденная видно чувствовала отрешённость своей мамы и начинала плакать в её руках. Оказавшись на руках бабушки, сразу же успокаивалась.
              —Такое впечатление, что я её родила.—
              Бурчала Нина Ивановна.
Молодая мать не обижалась. Она уже поняла, что ребёнку с бабушкой лучше, да и её жизнь заметно улучшилась, и она боялась сделать лишнее движение, что бы ни спугнуть происходящее с ней. Наконец новорожденная девочка была искупана, накормлена, и одета в свежую одежду. Отрыгнула, пописала, покакала, погуляла на руках по квартире и уснула. Постепенно привезённые вещи, находили свои места, кровати застелены свежим бельём, в кастрюлях что-то сварилось, в чайнике заварилось. Полы дышали свежестью, коту отведено место для туалета и для персональной миски.
              —Ну что, тошнотик? Валяй на кухню, кормить буду.—
              —Тебя не позовёшь, так ты и не попросишь.—
              —Давай, подымайся и шагай.—
              Раскрасневшаяся после ванны, в чистом халате, Нина Ивановна была сама доброта. Всю дорогу от Нижневартовска она без долгих разговоров, кормила, поила своих пассажиров и гнала машину без отдыха, много курила. Это помогло ей, и она не сорвалась и не вылила свой гнев, на свалившуюся на её голову девочку с ребёнком.
              —Нина Ивановна, а почему вы меня по имени не зовёте?—
              Девочка с мокрыми волосами, в футболке и носках сына Нины Ивановны, поставила острые локотки на стол по обе стороны тарелки. Впервые за эти дни, она подняла глаза и смотрела на неё.
              —Да вот запомнить не успела!—
              Накопившаяся злость, тонкой змейкой запросилась наружу.
Собеседница опустила глаза в тарелку, и спрятала руки под стол.
              —Да пошутила я.—
              Нина Ивановна попыталась взять себя в руки, что-то несколько раз сглотнула, глубоко вздохнула и задержала воздух в лёгких, затем выдохнула с шумом его назад.
              —Ну не нравится мне твоё имя. С детства не нравится и всё тут.—
              —Причём и мне и всем моим подругам.—
              —Ну что это такое? Зина! Ещё и резиновая и с магазина!—
              Человек старался говорить мягко, но у него не очень получилось.
              —Вот и мама моя над ним смеялась.—
              —Я, говорит, рожала Зину, чтоб в магазин за шкаликом ходила.—
              Наступила пауза. От услышанных слов, Нина Ивановна оцепенела.
Нет, ей не было стыдно за себя. Ей стало страшно от мысли, где, с кем и как жила сидящая перед ней мать её внучки. Полезли мысли о наследственности и генетике и прочие ужасы. Резко встала, громыхнула стулом и вышла на балкон. Помня её приглашение, там уже восседала местная ворона на перилах, балансируя хвостом и крыльями. Сам балкон не был завален мусором, видно не любят вороны делать свои свалки на верхних этажах и на этом спасибо. Нина Ивановна даже обрадовалась ей. Вспомнив, что не взяла сигареты, она повернулась с намерением вернуться за ними, но натолкнулась на протянутую руку девочки с пачкой сигарет и зажигалкой.
              —Спасибо! Зина…—
              —А мне можно с вами?—
              —Ты куришь?—
              —Что вы! Я постоять хочу.—
              —Давай причаливай, подруга!—
              Нина Ивановна притянула к себе девочку. Одной было сорок пять, другой шестнадцать.
              —Сейчас поедим, напьёмся, наконец, настоящего домашнего чаю и будем спать.—
              —Устали мы с тобой.—
              Тут Нина Ивановна вспомнила, что стоящий перед ней ребёнок, десять дней назад родил ребёнка, провел два дня на колёсах, плюс стресс от скандалов с её родственниками и прочее.
              —Быстро за стол, а то всё у нас остынет и в кровать.—
              —Дверь закроешь плотно, и не слушай нас, без тебя справлюсь.—
              За столом, уже за чаепитием, Зина предложила решить ещё одну задачку.
              —А как её будем называть?—
              Нина Ивановна опять оцепенела. Как-то, ни по-христиански, получилось. Десять дней на свете живёт человек, а имени не имеет. Те обстоятельства, при которых прошли эти дни, вполне оправдывали это недоразумение.
              —А разве ты не придумала ей имя?—
              —Я вообще о ней не думала.—
              —Спасибо за правду…—
              Цепенеть Нина Ивановна не стала. Она поняла, что рулить во всём придётся ей, а ей не привыкать к этому. Такое положение вещей, её даже стимулирует и всегда устраивало.
              —Напишешь её отцу и спросишь, посоветуешься.—
              —Что самой-то нравится?—
              Нина Ивановна не ждала ответа, и в мыслях перебирала женские имена. Что-то подсказывает, что утром ребёнок будет с именем.

              Цезарь, так звали кота Нины Ивановны, после того как просох пол, сошёл с подоконника и обследовал квартиру на предмет своего спального места. Увидел спящего ребёнка и очень обрадовался. В комнате ни кого не было, и ему предоставлялась возможность обнюхать живой сверток. И вообще, жил он себе жил с хозяйкой, а тут на тебе, девица полудохлая с орущим свёртком свалились на его голову! Простынь была новой и хрустела чистотой. Кот не шёл, а крался. Ребёнок лежал на боку, и его спина оказалась такой горячей и приятно пахнущей. Недолго думая, уставший от переезда кот, вытянулся во весь свой рост, вдоль тёплого свёртка и, заурчав всем телом, закрыл глаза. Как хорошо-то, Господи! Кажется, так иногда восклицает хозяйка. Вошедшие в комнату женщины, заулыбались увиденной картинке. Ругать и сгонять кота не стали, пусть познакомится.
              —Но это в первый и последний раз!—
              —Да прям там!—
              Подумал про себя кот и сильнее прижался к тёплой грелке. Одна его лапа сжималась и разжималась от удовольствия, вонзая когти в ткань простыни. На эту вольность простынь реагировала и простреливала, под лапой, мелкими складочками во все стороны.

              Ночь пролетела на раз, два, три! Нина Ивановна открыла глаза, вспомнила, где и с кем находится.
              —А чего это Дашуня голос не подаёт?—
              Испугалась она.
              —Зинуля, ты вставала к ней?—
              Из соседней комнаты выскочила заспанная мама.
Обе подскочили к ребёнку. Тот плавающими глазами рассматривал склонившиеся над ним силуэты. Скорбная складочка пролегла на его лобике. Только сейчас он сообразил, что был один и без внимания, что мокрый и голодный столько времени. Он очень постарался и криком стал рассказывать им об этом. Кот соскочил с кровати. Он испугался, что окажется виноватым и куда-то спрятал себя.
              —Наша Даша мокренькая!—
              —Наша Даша голодная!—
              Женщины спешно стали делать то, что надо было делать.

              Невозможно перечислить то, что может делать женщина в квартире, в которой её не была около года. Ну, вот и добралась Нина Ивановна до входной двери, что бы вымыть со всех сторон открыла её. С лестницы дверь заросла паутиной по углам косяков. Нижняя её часть вся исполосована высохшими метками подъездных котов. Покойные родители держали кошку, ухажёры помнили о ней и приходили рассказать ей об этом. Они не догадывались, что кошки уже нет на этом свете. Нина Ивановна обрызгала дверь средством для мытья любых поверхностей и принялась оттирать её. Краем глаза она видела стоящего у подъездного окна молодого человека, и в течение дня были с ним встречи, когда она за чем-то выбегала в магазин или на базар.
              —Чего стоим? Кого ждём?—
              —С такой-то внешностью.—
              Нина Ивановна имела в виду его лицо кавказкой национальности.
              —Чего молчим?—
              Голос женщины смягчился, она увидела в руках парня, пластиковый горшок, с цветущей фиалкой морковного цвета. Да и одет молодой мужчина дорого и со вкусом.
              —Сын у меня живёт здесь.—
              —Ошибся ты мил человек! Или домом или подъездом.—
              —Ты уж прости! Нет у нас таких.—
              Человек внимательно посмотрел в глаза женщины и безжизненно так согласился:
              —Наверное…—
              Нагнулся и поставил горшок на пол у двери Марины.
Что-то гнетуще грустное усмотрела Нина Ивановна в плечах и в осанке, уходящего вниз по ступеням красивого парня. Она не стала выяснять что-либо о цветке. Очень уж уверенно оставили его у соседской двери. Спускавшийся с пятого этажа, с кем-то там смешанный бульдог, прибавил ходу и оставил свою новую хозяйку спускаться самостоятельно. Собака подскочила к стоящему на коврике горшку так резво, что покатилась вместе с горшком и ковриком по подъездной площадке к ногам Нины Ивановны. Когда движение прекратилось, пёс оказался на коврике уже один, без цветка. В трепетном изумлении, собака стала рыскать по площадке в поисках пропажи. Как же так?! Нет, что бы поднять глаза, и увидеть цветок в руках Нины Ивановны.
              —Еле успела!—
              —Прыткий ты наш!—
              От резкого движения женщину прострелило в спину.
              —Пора прекращать на сегодня, с уборкой.—
              Решила женщина и шагнула на встречу спускавшейся мамы Марины, со словами приветствия.
              —Здравствуйте! Как давно я вас не видела!—
              —Совсем не изменились.—
              —Да уж! Состав семьи изменился.—
              —Начинаем размножаться, как и вы.—
              У женщин было, что сказать друг другу. Отведём им на это минут несколько. А сами окажемся на улице, у подъезда. По двору рыжий папа, ведет за ручку, рыжего сына. Отец разговаривает по сотовому телефону с мамой, и рассказывает ей, о чём-то смешном, случившимся с ними на прогулке.
              —Сына уступи дяде дорогу. Не надо спешить.—
              Прервался он на секунду, что бы завести сына в подъезд.
Давид был, застигнут врасплох, и замешкался. Очень хотелось разглядеть сына. Очевидное сходство сына с чужим папой, его поразило. «Двое из ларца, одинаковы с лица» прошли мимо.
              —Все русские бабы (…..)—
              Мысль не блестела умом, но это от злости и ревности. Прости его Господи!
              —А может и правда это его родной отец.—
              Эта мысль была ближе к анализу.
              —Вы что-то спросили?—
              Рыжий папа обернулся к Давиду. Сын тоже смотрел на родного отца.
              —Нет, вам показалось.—
              Мальчик махал ладошкой.
              —До свидания дядя.—
              Расшифровал папа жест сына.
              —До свидания…—
              Еле разжал губы человек.
Солнечный свет оглушил и ослепил его. Человек опустился на лавочку. Память камнем, больно придавила сердце. В ушах Давида звучал смех Марины, губы чувствовали вкус её губ. Сквозь светлую чёлку, серо-голубые глаза смотрели в его глаза. Как бы вопрошали, что с тобой? Ах, если бы он знал, а вернее, сознался в том, что потерял любовь! Куда уж там!
              —Все русские бабы (…..).—
              Испугавшись этой ереси, серо-голубые глаза исчезли. Вот бы знать навсегда или нет?
Человек ушёл со двора. Не стало его там. А рыжий внук спешил к бабушке по общественной лестнице. Голос бабушки рыжий внук услышал сразу, как только вошёл с отцом в подъезд. На втором этаже он устал спешить и запросился на руки к папе. На четвёртом перебрался на руки к бабушке и крепко придавил свою щёку к её щеке.
              —Пойду, свою проведаю.—
              —Попозже в гости ждите.—
              Нина Ивановна обращалась к рыжему папе.
              —Ждём. Мама придёт на ночёвку, где-то часиков в семь.—
              —После обхода. На сохранении мы лежим.—
              —Наслышана. Наслышана.—
              Нина Ивановна зашла в свою квартиру с морковной фиалкой в руках. Что-то подсказало ей никому не рассказывать о встрече с человеком кавказкой национальности.

              Молоденькая сноха Нины Ивановны посвежела лицом, отдохнула и ребёнка не спускала с рук. Тот толи почувствовал уверенность в маминых руках, толи родная кровь позвала, перестал постоянно плакать, находясь в её компании. Зина поверила в то, что Нина Ивановна, появилась в её жизни не на один день, и она стала видеть и понимать назначение завтрашнего дня, и последующих за ним дней.
              —У меня грудь болит.—
              —А разве она у тебя есть?—
              Засмеялась Нина Ивановна.
              —Дашку на искусственное вскармливание посадили, из-за этого.—
              —Теперь, вроде есть.—
              —Вроде! Давай смотреть, чего у тебя там.—
              Увидела взбухшие груди, горячие и покрасневшие.
              —Вот ненормальная! И молчит!—
              —Начинай сдаиваться!—
              Зина подняла удивлённые глаза.
              —Ну, сцеживайся!—
              —Это как?—
              —Таком…—
              Сказала в сердцах Нина Ивановна, и выскочила из квартиры.
Поднимавшаяся по лестнице Марина была рада встрече с Ниной Ивановной. Нравился ей этот человек. Встревоженный вид соседки, обеспокоил её.
              —С приездом Нина Ивановна! У вас что-то случилось?—
              Спросила Марина.
              —Случилось…—
              Нина Ивановна вкратце обрисовала ситуацию. Встал вопрос, перегорать молоку или попробовать начать кормить грудью. Решили, попробовать кормить.
              —Не надо, ни в какую аптеку! У меня есть молокоотсос. Очень удобный!—
              Домой Нина Ивановна вернулась с небольшим приспособлением из стекла и резиновой груши. Зина его испугалась и наотрез отказалась им пользоваться. Сцедить застоявшееся молоко, было просто необходимо. Каждое прикосновение, отзывалось болью. Зина начала превращаться в Зину из магазина. Она прятала грудь и сама пряталась в комнате. Разговаривая с ней через закрытую дверь, Нина Ивановна уговорила девочку, сначала просто проводить пальцем вдоль груди по направлению к соску, как можно интенсивнее. Из груди стало капать, а когда перешли на массирование всей ладонью, побежало струйкой. Потом, уже, привыкнув к своему новому положению, Зина взяла в руки молокоотсос.
              —Завтра же поставлю их на учёт в детскую поликлинику.—
              Решила Нина Ивановна.
              —На ночь попробуем дать Дашеньке грудь.—
              —После, как искупаем.—
              —А сейчас, я схожу в гости к соседям.—
              —Сама управишься? Я на часок.—
              Получив согласие, Нина Ивановна ушла к Марине. Бутылочка белого, сухого вина и крупный ананас, освободили место в холодильнике.

              Соседи ждали, пораньше уложили спать сына. На столе большая творожная запеканка, ещё тёплая, и всё, что необходимо для чаепития. Весело и нелепо, таращится на всё это с зелёным чубом, ананас. Всё-таки, иноземная роскошь и по сей день режет глаз и будоражит любопытство - зрелый попался или перезрелый? Обошлось, на сей раз! Срез ананаса был ровного цвета, и дольки его были хрустящими, сочными и ароматными. Пока муж Марины возился с ананасом и открывал бутылку вина, женщины разглядывали цветы на подоконнике. Фиалка редкого морковного оттенка, заинтересовала Нину Ивановну.
              —К ней у меня особенное отношение.—
              —Да!?—
              Нина Ивановна собралась выслушать, что-то интересное, но из кухни вышел муж Марины Сергей и стал разливать вино по бокалам. Они выпили, сначала за родителей, потом за красивых женщин, затем за детей.
              —А ваша сноха, чья жена? Старшего или младшего сына будет?—
              —Старшего. Иван порадовал.—
              Тяжело вздохнула Нина Ивановна.
              —А что так? Это же радостное и жизненное событие.—
              —Вот тут ты права! Действительно событие!—
              Пришло время разгрузиться человеку, выговорится, отвести душу. Рассказ Нины Ивановны удивит соседей и прольёт свет на не совсем обычные отношения между снохой и свекровью.


Продолжение: Дела земные. Дочь Ивана. Глава 2 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1871



Глава вторая



              Сын Иван, ребёнок от первого брака. Он прошёл через все браки Нины Ивановны, рос мальчиком резвым и не уравновешенным. Девяностые годы славятся вольностью нравов и бунтарством духа. Другими словами, насилием, жестокостью и распущенностью. Новоявленное слово бандформирование, будоражило воображение молодых людей того времени. Буквально всем хотелось быть причастным, с какого ни будь бока к этому явлению, что бы выделится, что бы быть не как все. Вот и выделился Ванюша и угодил в ИК, за каким-то там номером. ИК, это исправительная колония. В то время Нина Ивановна жила одна, расшвыряв всех своих мужей вертолётчиков по своим подружкам. Сыновья отдалились. Иван в тюрьме, Максим занял его место на свободе. Мать они любили и почитали, впрочем, как и все люди, пересекавшиеся с ней на жизненном пути. Нина Ивановна теперь, писала письма, собирала посылки, да ездила на редкие свидания с сыном.

              Однажды, придя с работы, как всегда, проверила телефонный автоответчик. Один номер высветился семь раз, но сообщения не было оставлено. Она не стала перезванивать, решив, что это кто-то из её бывших мужей. На другой день, этот же номер забил всю базу данных. Мужской, уставший голос, произносил всего два слова:
              —Перезвоните мне.—
              —Да и пожалуйста.—
              Проворковала Нина Ивановна. Она была сегодня в хорошем настроении и при маникюре и с большим удовольствием любовалась коралловым лаком, пальчиком трогая клавиши на телефоне. Тот же мужской голос поздоровался с ней и поблагодарил за звонок. Затем представился главным врачом центрального родильного дома Нижневартовска.
              —Почему бабушка за внучкой не приезжает?—
              Без всякого юмора, тихо и с грустью спросил голос.
              —Я не бабушка. И у меня нет внучки.—
              Грусть передалась Нине Ивановне. Она загрустила, от того, что такой красивый и мужской баритон, ошибся номером.
              —У вас есть сын, Иван?—
              —Есть.—
              Прошелестела женщина. Страх подкрался к горлу и пересушил его.
              —А что делает Иван, у вас в родильном доме?—
              —Я так думаю. Всё что ему надо было сделать, ваш сын уже сделал.—
              —Жизненно важно, и необходимо забрать из больницы результат.—
              В его голосе зазвучали стальные нотки.
Нина Ивановна ещё больше испугалась. С ней так никто ещё не разговаривал, разговаривала так, только она. В силу своего образования, работала Нина Ивановна на крупных стройках города, на руководящих должностях. Почувствовав себя на минутку, маленькой девочкой перед школьным учителем, она опустилась в кресло с трубкой телефона.
              —Я не очень вас понимаю.—
              —Поздно сейчас, я буду ждать вас с утра в своём кабинете.—
              Загрустил мужской голос.
              —Не бросайте трубку! Я не усну до утра!—
              Мужчина хотел отделаться привычной фразой «у меня был трудный день» и переложить разговор на утро, но дыхание женщины в трубке, было таким жарким и взволнованным!
              —Вы зачем молчите?—
              —Вы же сами мне позвонили!—
              Нину Ивановну начинало потряхивать.
              —Да здесь я, здесь.—
              Доктора сердило очередное безразличие людей к своему потомству.
              —Вы в шестом подъезде живёте, я в первом.—
              —Чёрт меня дёрнул купить угловую квартиру!—
              Телефонная трубка осталась лежать на столе, и он слышал, как женщина, разговаривая вслух, искала ключи от квартиры, что-то двигала и роняла. Её никто не приглашал, а она уже выбежала в коридор к лифту.
              —Вот те раз! Не найдёт же ведь!—
              Вздохнула брошенная трубка телефона.
              —Ладно, подышу свежим воздухом!—
              —Нет худа без добра.—
              Открывая кодовую дверь подъезда, обладатель грустного баритона уже слышал, что женщина с обратной стороны её, набрала номер чей-то квартиры и сбивчиво выведывала, в какой квартире живёт врач из родильного дома.
              —Нина Ивановна, я здесь, давайте прогуляемся.—
              Врач открыл подъездную дверь.
Они пошли по асфальтовой дорожке, вдоль дома.
              —Буду краток. Ребёнок вашего сына готов к выписке.—
              —Забирать его не кому и не куда.—
              —Мамаше шестнадцать лет, она из не благополучной семьи.—
              —И это мягко сказано. Я наводил справки, как о них, так и о вас.—
              Врач знал, что говорят в таких случаях много и не по существу. Работает не первый год и повидал таких ситуаций, не счесть как много. Женщина обдумывала услышанную информацию. Достала сигареты, закурила, подымила немного, и ни сказав, ни слова пошла от врача в сторону своего подъезда.
              —Необычная реакция. Ещё один несчастный ребёнок!—
              Мужчина смотрел в след женщине.
Наутро Нина Ивановна сидела у врачебного кабинета, чем приятно удивила доктора. Кивнула в знак приветствия, молча, проследовала за ним по коридору в палату.
              —Зина, это мама Ивана.—
              На Нину Ивановну посмотрела девочка подросток и отвернулась к окну.
              —А ребёнок где?—
              Повернулась к доктору Нина Ивановна.
              —Мы не хотим его видеть. Да, Зина?—
              Врач пытался раз говорить девочку.
              —Тогда, зачем мне на его маму смотреть!?—
              Возмутилась Нина Ивановна и, повернувшись, ровно, словно по линии, начерченной на полу, пошла вдоль больничного коридора. Мужчина врач опять смотрел в след Нине Ивановне.

              Нина Ивановна в это же день, села в поезд и приехала в исправительную колонию. Всеми правдами и не правдами, деньгами и коньяками, мать надеялась выпросить внеочередное свидание с сыном. У КПП, случайно произошла встреча с начальником колонии. Выслушав её историю, он так и заулыбался.
              —Хорошо, когда рождаются. Поздравляю!—
              —У меня тоже внучка родилась.—
              Свидание в тюрьме не из приятных событий. Зная нрав матери, сын, как и юная роженица, смотрел в зарешеченное окно.
              —Зина была?—
              —Была.—
              —Было, у вас с ней?—
              —Было.—
              —Твой?—
              —Мой, наверное.—
              —Как дома-то?—
              Вслед уходящей матери, спросил сын.
В поезде у Нины Ивановны мыслей, ни каких не было, будто ничего и не произошло. В памяти, с какой бы это стати, всплывало лицо доктора родильного дома. Видение было приятным. Женщина усмехнулась своей реакции. Таким мужчинам, как доктор, нравятся не такие женщины, как она, и совсем другого возраста. Скорее всего, он женат и не один раз, потому как работа у него, среди женщин всех возрастов и на любой вкус.

              В почтовом ящике, лежал листок пополам сложенной бумаги. Не большое досье на молодую маму, полностью имя, фамилия, отчество, дата и год рождения, и адрес по прописке.
              —Приставучий какой.—
              С устатку озлилась Нина Ивановна.
 Немного отдохнув и приведя себя в порядок, отправилась по указанному адресу. Это деревянный барак, в какие переселяют злостных не плательщиков, лишая их по суду собственных квартир в достойных домах и районах. Она долго стучала в дверь неопределённого цвета, пока из-за неё не донеслось:
              —Кончай долбить дятел грёбанный, давай заваливай!—
              Нина Ивановна, женщина нордического характера, и на стройках слышала словесный понос куда интереснее. Зашла в комнату. Слева кровать, справа пружинный матрац на полу, прямо бутылочные ящики, заваленные тряпьём, имитирующие третий лежак. Ёщё пара ящиков застелена куском обоев и служит столом. Асфальт, по которому сейчас шла Нина Ивановна, был чище, чем пол, на который она ступила. Люди, лежащие на всех этих приспособлениях, не шевелились. Запах перегара и помоев бил в нос. Постояв так с минуту и ничего не дождавшись, женщина развернулась и ушла. Через какое-то время вернулась и зашла уже без стука.
              —По сто грамм, кто ни будь, желает?—
              Люди на лежаках зашевелились, запах перегара усилился.
              —И чё шастает туда-сюда, сразу бы так и сказала.—
              Люди рассаживались вокруг имитированного столика.
Затянутые пеленой, опухшие глаза не людей, с ожиданием уставились на гостью.
              —Ты кто?—
              Спросил один.
Другой, живенько так, схватил кусок обоев за края, завернул в него остатки прошлых трапез, не глядя, отбросил в сторону. Отодрал ещё один кусок обоев со стены и как скатерть, накрыл им ящики. Широким жестом пригласил гостью присаживаться. Пришлось сесть, и поставить на стол бутылку водки, несколько банок рыбных консервов и две буханки, ещё тёплого хлеба. Было дико чувствовать нежный запах хлеба и смотреть на него в этом аду. Одна не людь оказалась женщиной. Вытащив нож из-под тряпья, она стала исполнять роль радушной хозяйки и открывать банки. К ней и обратилась Нина Ивановна.
              —Зина тут живёт?—
              —Тут.—
              —Она ваша дочь?—
              Нина Ивановна чувствовала, как её одежда пропитается запахом помещения. Не люди пили из горла по кругу.
              —Сука, она малолетняя, а не дочь…—
              —Шляется где-то.—
              Нежданно, негаданно у пьяницы полились слёзы.
Нину Ивановну начинало подташнивать.
              —Я сейчас.—
              Она встала и вышла. Ушла, что бы ни вернуться.

              Дома высветился телефон главного врача родильного дома. Нина Ивановна смотрела на него и считала. Только на седьмом звуковом сигнале сняла трубку. Цифра семь, была для неё счастливой цифрой.
              —Да.—
              А про себя произнесла слова, услышанные в бараке.
              —Дятел грёбанный.—
              Ей не хотелось говорить слова приветствия, слишком она устала от всего на неё свалившегося.
На другом телефоне был человек хронически уставший. Много лет человек знал реакцию людей на звонки такого характера. Много лет человек продолжал делать такие звонки.
              —Что будем делать, Нина Ивановна?—
              Грустно произнёс доктор и приготовился слушать негодование и возмущение.
              —Забирать.—
              Получил ответ. Наступила продолжительная пауза.
              —Нина Ивановна, даже не думал, что вы так…—
              —У меня всегда так.—
              —Как у неё с документами?—
              Вспомнила о важном моменте Нина Ивановна.
              —На удивление, есть всё! И паспорт, и свидетельство о рождении.—
              —Трудовая книжка есть. Даже справка из какой-то школы, о восьмилетке. Всё это с собой.—
              —Ну а сын, как отреагировал? А родня?—
              И услышал в ответ:
              —Никто сопротивления не оказывал.—
              А дальше, совсем по-женски и беззащитно, пожаловалась:
              —Сначала я приехала в один ад в тюрьму к сыну, затем оказалась в другом аду, бараке, где жила Зина.—
              —Мне страшно. Я устала. Я заснуть не смогу.—
              —Дайте мне два дня...—
              Испугавшись, слез капающих со щёк на столик, Нина ивановна бросила трубку. Тут же испугалась того, что бросила трубку и заревела, как дитё малое. Ревела до тех пор, пока в квартиру не позвонили. Быстро высморкавшись и сполоснув лицо холодной водой, она открыла дверь. За ней стоял доктор.
              —Возьмите, это поможет заснуть.—
              —И простите меня за ради Бога.—
              Женщина стояла и смотрела на мужчину. Мужчина смотрел на женщину. Ничего не происходило. Медленно утекало время. Мужская рука вложила в женскую руку пластинку с лекарством и закрыла дверь. Минуту другую Нина Ивановна стояла лицом к закрытой двери. Потом нашла в себе силы и побрела в спальню.

              Два дня ушли на беготню по магазинам со списком в руках и оформление отпуска. Ребёнка забирали без торжественного выноса.
              —Это ещё кто?—
              Спросила Нина Ивановна девочку подростка, увидев в палате женщину. Подросток молчал. Ответила сама, женщина.
              —Соседи мы, по бараку. Работаю нянечкой.—
              —За работу спасибо.—
              Широким жестом, Нина Ивановна распахнула дверь палаты, приглашая нянечку уйти из неё.
              —Раз я здесь, вы не понадобитесь.—
              На ступеньках родильного дома, Нина Ивановна остановилась. Она видела, что девочка на ребёнка не реагирует никак. Передавая ей тёплый свёрток, сказала:
              —Возьми свой приплод и неси в машину.—
              —Уронишь, оторву голову.—
              Та лишь слабо ухмыльнулась. Девочка выросла на оскорблениях и угрозах и не боялась их, но свёрток взяла и села с ним в машину.
              —Кормить будешь?—
              Нина Ивановна вела машину.
              —Не буду. У меня всё равно ничего нет.—
              —Обойдёмся.—

              Вечером Нина Ивановна выносила мусорное ведро. Мимо неё прошли не люди и пахло от них мусором. Хорошо, что они подошли к другому подъезду, и было время заскочить в свой подъезд. Чуть позже не люди появятся за её дверью. Звонок, Нина Ивановна успеет отключить. Сейчас очень важно, что бы люди не люди ушли, а не остались ждать. Они ушли. В утренних сумерках, забив багажник, чем могла, и, загрузив в машину своих девочек, Нина Ивановна гнала машину всё дальше и дальше от своего дома и города.
              —Совсем забыла, что молоко придёт и перегореть может.—
              Закончила свой рассказ соседям Нина Ивановна.
              —Выходит, этот доктор дал родственникам ваш адрес?—
              Марина с мужем с большим уважением смотрели на соседку.
              —Выходит.—
              Прежде чем сказать, Сергей попросил не обижаться.
              —Как исполниться год, сделайте генетический тест.—
              Нина Ивановна раздумывала и смотрела на цветочный горшок с морковной фиалкой на подоконнике.
              —Первый раз вижу такой цвет у фиалки.—
              —У меня, для Марины есть подарок. Я сейчас!—
              Соседка встала и вышла.
Открыла ключом дверь и зашла тихонько в свою квартиру. Вдруг Дашуня спит! Зина сидела в кресле, держала на руках дочку и вся кривилась лицом, будто лимон откусила. Ребёнок сосредоточенно сосал грудь и громко сопел.
              —Прижми пальцем грудь у её носика, ей воздуха не хватает.—
              —Ну, спасибо, Зина, уважила.—
              Нина Ивановна растрогалась так, что на глаза навернулись слёзы.
              —А то, что ж, получается? При матери, и без сиськи!—
              Рукой она гладила головку внучки.
За правым ушком, ближе к затылку, красовалось грушевидной формы родимое пятнышко, а рядышком ещё одно, меньше и круглое. Сердце так и зашлось! Своя, родненькая внученька! Ванькина дочка! Сколько раз стригла его голову и радовалась, весь в отца пошёл! Вот оно, ДНК то!
              —Вот, будет подружка твоей фиалке.—
              Вернулась Нина Ивановна с цветком в руках.
              —И, правда, одинаковые цветы совсем!—
              Воскликнула Марина.
              —Давай их отдельно поставим на окно в нашей спальне.—
              Муж Марины принёс с подоконника цветочный горшок с подружкой и поставил рядом на стол.
              —Нет! В нашей спальне стоять они не будут.—
              —Это мы сделаем подарок для Нины Ивановны и её девочек.—
              —Квартира у них не обжитая. Пусть две фиалки украсят её.—
              Слова говорились так убедительно, что у Нины Ивановны духу не хватило сопротивляться.
Марина шла проводить до двери соседку, руки которой были заняты цветочными горшками.
              —Здесь нет никакого совпадения.—
              —Цветок с доставкой, и ты знаешь от кого.—
              —Знаю.—
              Марина весёлыми глазами смотрит на Нину Ивановну. Человек счастлив, и это счастье не перешагнёт порог дома и не покинет его.

              Зина с девочкой на руках открыла Нине Ивановне дверь. Отступила в квартиру, уступая проход.
              —Вы так поздно ходили покупать второй цветок?—
              —Да. В паре им веселее будет.—
              Горшки поставили на подоконник. И всё вокруг стало смотреться по-новому.
              —А давай-ка, мы шторы новые купим!—
              —Под цвет фиалок, только на тон светлее.—
              —Такое яркое и на окна?—
              Нина Ивановна задумалась, и было о чём. Какие там шторы, девки раздетые полностью! Коляску надо, кроватку надо, а по мелочам сколько наберётся. Уедет, необходимо денег оставить им, оплатить вперёд коммунальные расходы, и самой в дороге они нужны. Женщина прогнала грустные мысли и пошла в ванную, приготовить всё для купания Даши.

              В домашних хлопотах и заботах пролетели два месяца. Ребёнок подрос, стал узнавать и мать и бабушку. Обе сердцем прикипели к нему, и Нина Ивановна с грустью думала об отъезде и откладывала его на последний день. Сын Иван, он же крутой закваски, потому никак не отреагировал на рождение дочери. Мать ребёнка считал, как бы это мягко сказать, непутёвой. Затею матери охарактеризовал так:
              —Ты всю жизнь дочку хотела. Вот Бог и послал тебе сразу две.—
              На что мать ответила конкретно:
              —Ты в свой блуд, Бога не впутывай!—
              И продолжала делать своё богоугодное дело.

              Зина освоилась с новым положением. Окружающие её люди, а это подруги детства Нины Ивановны, родственники, соседи, воспринимали её как молодую маму, у ребёнка есть отец и бабушка. Они же понатаскали от своих, уже подросших внуков, много нужного и необходимого, чем сократили расходы Нины Ивановны. Вот что значит иметь друзей! Живёт теперь Зина в благоустроенной квартире, где красивая мебель, вещи, телевизор в каждой комнате. Плечи Зины расправились, поднялся вверх подбородок, она стала чистой и аккуратной. Ей нравилось жить по-новому, ей хотелось жить так и дальше. В день отъезда, ранним утром между женщинами состоялся прощальный разговор.
              —Я люблю Дашу. Тебя считаю матерью своей внучки.—
              —Никогда вас не брошу.—
              —Главная твоя задача, заботиться о ребёнке.—
              —Ваше проживание здесь будет обеспечено.—
              —Проблемы будем решать, по мере их возникновения.—
Понимая, что Зина одна в чужом городе, она познакомила её с соседями и своими закадычными подругами. Написала список телефонов, куда входили врачи, спасатели, соседи, друзья и родственниеи. Кажется всё!


Продолжение: Дела земные. Дочь Ивана. Глава 3 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1879



Глава третья



              Говорят, домой дорога всегда короче и быстрее. На этот раз было не так, и дорога Нине Ивановне казалась вечностью. Квартира в Нижневартовске после долгого отсутствия Нины Ивановны показалась застывшей и чужой. Сбросив с себя запылившуюся и прокуренную одежду, она села в любимое кресло и забывшись, позвала кота Цезаря. Кота не было с ней, она оставила его девчонкам. Само слово «девчонки», согревало душу, а в памяти возникало лицо Дашеньки и ей захотелось обратно. Не выносимо захотелось, хоть плачь. На работе Нину Ивановну ждали, и рассчитать не согласились, пока не будет сдан в эксплуатацию строящейся объект. Так называемые « северные», Нина Ивановна выработала. Старший сын в тюрьме. Самостоятельность младшего видна настолько, что в течение всего рассказа, он никак не проявился. Бывшие мужья Нины Ивановны и несостоявшиеся по жизни женихи, жили с её подругами, и она без всяких обид продолжала общаться с ними. А тут вдруг взяла и обиделась! Не ответила ни на один звонок, не сходила ни к кому в гости. Она не нуждалась в общении с ними, она хотела вернуться к внучке.

              Живя в одном доме с доктором, их встреча, когда ни - будь, да должна была состояться.
              —Нина Ивановна! Да что же это такое!—
              —Куда вы подевались? Я и не наделся вас увидеть!—
              —Вчера смотрю, ваши окошки светятся.—
              —Надо думаю, выйти прогуляться. Может быть вас встречу.—
              Нина Ивановна вернулась со свидания с сыном, несла сумки и была в плохом настроении, которое сразу же улетучилось, при виде соседа доктора. Она понимала, что этот человек причастен к появлению в её жизни Дашеньки.
              —Я вот думаю, а не позвать ли вас крёстным отцом моей внучке.—
              —Большая честь для меня! Позвольте мне отказаться.—
              —Слишком много у меня крестников.—
              Они присели на скамеечку у подъезда. Молчали. К доктору пришло облегчение от того, что он нашёл пропажу. Ей было приятно, что её искали и волновались.
              —Как у вас обошлось с милицией?—
              —Мне пришлось дать ваш адрес родственникам.—
              —Исчезновение ребёнка, всё-таки.—
              Как гром, среди ясного неба!
              —Да какое же это исчезновение? Кому из ни Зина была с ребёнком была нужна!—
              —Как представлю в их руках её тельце…—
              Нину Ивановну в пот бросило, а потом в жар.
              —Даша живёт в квартире моих родителей, вместе со своей мамой Зиной.—
              —Хорошо живёт! Это Волгоградская область.—
              —Там в апреле уже зелень на грядках проклевывается. И всё лето ягоды, да солнышко.—
              —И нас никто не беспокоил по такому вопросу.—
              Заволновалась женщина.
              —Куда милиции спешить, найдут.—
              Вздохнул врач и попросил рассказать о Зине и Даше. Затем он рассказал, как вести себя с представителями закона, что говорить, что написать. Необходим документ, в котором отец признаёт ребёнка своим, и возлагает опёку над несовершеннолетней женой и ребёнком на свою мать. Будут нужны и другие документы, целая куча, но решающим будет только этот.
              —Как сын отнёсся к рождению дочери?—
              Женщина думала.
              —Придётся мне на ней жениться.—
              —Сын к Зине безразличен.—
              Грустно пошутила Нина Ивановна.
              —Говорят, в тюрьме люди меняются в лучшую сторону, скучают, пишут хорошие добрые письма.—
              Врач закурил и предложил сигарету собеседнице.
              —Мой сынок на воле играл в войнушку и в тюрьме продолжает.—
              —Всё какую-то правду ищет, права качает.—
              —У вас можно спросить о ваших детях?—
              Его дети, а это две дочери, были взрослыми и замужем. Внуками уже наградили. Он скучает, сил нет! Родились здесь, а рожать тут не захотели. Перебрались на родину в Крым, вместе с мамой, но все живут отдельно в своих квартирах. По молодости много работал, дома бывал редко. Всё совершенствовался, докторскую диссертацию писал. Мало уделял внимания жене, а тут холодно, вот и замёрзла жена без мужа. Какое теперь дальнейшее совершенствование, всё разваливается, изнашивается, сохранить бы то, что есть в больнице, да продлить возможность им пользоваться. Рассказ получился не весёлым. Помолчали, покурили. Каждый думал о своих детях.
              —Сейчас спросит, как же я живу один.—
              Подумал доктор.
Мужчина повернулся к Нине Ивановне лицом и ждал предсказуемого вопроса.
              —Я тоже одна живу.—
              Нина Ивановна затушила окурок и аккуратно положила его в урну.
Порылась в сумке, достала великолепную, малосолёную рыбу чехонь. Подняла её перед лицом доктора. Рыбина так и засветилась янтарём на свету, такая жирная она была.
              —Когда-то в Волге плавала. Картошка есть?—
              —Отвари пару штучек, да как наешься!—
              Рыбная красавица легла в руки доктора.
              —Вечер уже, что потом будет со мной?—
              —Будете много пить. Всю ночь вставать по маленькой нужде и материть меня.—
              —Но это того стоит!—
              Подъездная дверь закрылась за Ниной Ивановной.
              —Ого, где ж такие клюют?—
              Не смог удержаться от вопроса прохожий.
              —Бог послал.—
              Если бы мы могли, смотреть сквозь стены, то увидели это.
Лифт Нина Ивановна, ждала долго. За это время Мужчина подошёл к лифту в своём подъезде. В лифт они зашли синхронно. К своим квартирам подошли одновременно. Пока мужчина любовался и нюхал рыбу, женщина раскидала содержимое сумок по местам назначения. Мыли и чистили картофель, как будто стояли рядом, и прикрутили газ под кастрюлями вместе. Только, мужчина посолил воду сразу, а женщина после того как вода закипела. Мужчина без конца бегал и тыкал картошку ножом, а женщина мирно сидела в кресле и разговаривала по межгороду со своими девчонками. Затем ела с журнального столика у телевизора, а мужчина за красивой обеденной группой, с дорогой тарелки, пользуясь приборами и салфеткой. Нет, нет, здесь никакой ошибки! Мужчина представил себе, что ему приготовила ужин женщина. А женщина, никогда не включала за едой фантазии. Да и были ли, они у неё, вообще? Потом, в течения вечера и он, и она, два раза пили чай. Вскоре, свет был потушен. Пришёл сон, прерываемый позывами мочевого пузыря. Два человека в ночи, посещали унитаз, чему-то своему улыбаясь.

              Нина Ивановна не стала ждать, и сама пошла по всем инстанциям, где писала заявления, объяснения, просьбы. Была у сына в колонии и стребовала от него самую нужную бумажку, заверила её у начальника колонии, который в свою очередь написал лестную характеристику на Ивана. Во многом помог и главный врач родильного дома. Пока суд да дело, произошло несчастье! Барак, в котором проживала мать Зины, сгорел. Горел долго, потом так же долго коптил удушливым жирным дымом. В списке погибших числилась мать Зины и её тётка. На очередном свидании, мать рассказала сыну об этом. Впервые, за всё время, Иван среагировал на разговор, касающийся Зины и ребёнка:
              —А ведь они могли там быть!—
              На что Нина Ивановна промолчала, а сердце ёкнуло и покатилось в холодную бездну страха.
На этом же свидании, мать поставила сына в известность о том, что весной рассчитывается с работы и возвращается в город своей юности, к Зине и Даше. В Нижневартовске, в квартире Нины Ивановны будет жить Максим. Когда Иван, выйдет из колонии, должен будет жить вместе с братом. Отвечать за него будет он, потому как Нина Ивановна живёт в другом городе и заботится о его дочери и её матери. Потом добавила:
              —У тебя с братом много общего, одни интересы.—
              Сын не хотел развития этой темы, и поспешил отвлечь мать вопросом.
              —Она на меня похожа?—
              —Похожа. Ивановна она, настоящая.—

              В вагоне поезда, на обратном пути разговорчивых попутчиков не оказалось. Нина Ивановна водила глазами от окна к окну, от лица к лицу, пытаясь предположить, куда и зачем едет человек. Игра, своего рода! Нога наткнулась на что-то мягкое. Она нагнулась, стала разглядывать. Котёнок, размером с кулачок, горбатился под столиком. Таких крошечных кошачьих детёнышей, она ещё не видела. Цвета грязи и пыли что на полу вагона, и совсем невесомый как высохший без влаги осенний листок. Шёрстка топорщилась, как иголки у ёжика. Сквозь неё просвечивала кожица, по которой пешком ходило неимоверное количество блох. Глазки, на половину затянуты мутной плёнкой, беззвучно открывающийся рот.
              —Мертвый, кажется. Давайте выкину в окно.—
              Попутчик стал с силой давить на оконную раму, а та не открывалась.
              —Рот открывает, значит живой.—
              Заговорила, сидящая женщина напротив.
Нина Ивановна достала газету, свернула её кульком и положила в него котёнка. Так и вышла с ним из вагона. Шла и вспоминала добрым словом отца своего. Точно с таким кульком из газеты отец приходил с работы, и высыпал из него на колени дочки пряники и конфеты. Они шуршали и сыпались…

              Дверь открылась в квартиру, заполненную телефонным звонком. Нина Ивановна не стала поднимать трубку. Руки были грязными после поездки. Достала из шкафа коробку с новыми туфлями, вытряхнула их из неё, наклонила кулёк и пересыпала его содержимое в коробку. Котёнок, действительно, сыпался! Прошуршал по изгибам бумаги обезвоженным тельцем и мягко лёг на картон. Следом за ним посыпались частицы мелкого мусора и пыли. Ругнувшись про себя, она двумя пальцами взяла котёнка за шкурку и ничего не почувствовала.
              —Действительно, мёртвый….—
              —Так застыл бы уже.—
              Разнервничалась женщина и понесла коробку на балкон, где её вытряхнула. Трупик положила обратно. Быстро вымыла руки, достала бутылку молока из холодильника. Небольшое его количество разбавила горячей водой. Разжимать пасть котёнку не требовалось, она и так была открытой. Нина Ивановна вливала пипеткой тёплую жидкость, а та лилась обратно. Котёнок весь стал мокреньким и холодным. Телефон робко издал пару звонков и замолчал. Видно в этот момент, котёнок сделал глоток, потом ещё один, а женщина не заметила и расстроилась, что не напоила животное.
              —Теперь точно сдохнет. Мокрый ведь, остынет совсем.—
              Нина Ивановна бросилась к шкафу, порылась в нём и достала шерстяные вязаные носки. Немного подумала, и достала ещё одну пару носок, вязанные из пуховой нитки. Взяла из каждой пары по одному носку и вернулась на кухню. Промокнула салфеткой тельце котёнка, засунула его в пуховый носок, а пуховый в шерстяной. Края носков завернула вокруг головы, в виде капюшона. Обувную коробку, придвинула к батарее у кровати. Носки с котёнком положила в коробку. Перекрестила всё это сооружение со словами:
              —Давай, держись! Я рядышком буду.—
              Отправилась чистить зубы и приводить себя в порядок.
Засыпала беспокойно, с одной вредной мыслью:
              —Может ему лучше умереть, чем так мучиться?—
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Утром телефон затрещал с новой силой. Пришлось раскрыть глаза и подняться с кровати.
              —Это я.—
              —Рада слышать тебя сынок.—
              Нина Ивановна действительно была рада, звонку младшего сына Максима.
              —Ма! Сколько картошки тебе привезти на зиму?—
              —Я сама куплю, спасибо.—
              —А что её покупать? У меня этого добра валом. Весь базар забит.—
              —Для меня это не проблема!—
              Петушился в телефоне голос младшего сына.
              —Да купила я её, уже.—
              Постаралась остепенить мать сына.
              —Что за история с Иваном? Всех не соберёшь, мам.—
              —Мне всех и не надо. Своё собираю.—
              Женщина, прижимая плечом к уху трубку, застилала кровать покрывалом.
              —Ма, давай, как всегда в «Дон Жуане» в семь вечера.—
              Голос сына ещё что-то говорил, а мать не слышала. Её глаза встретились с глазами котёнка. Большие, уже без плёнки, они были живыми.
              —Здравствуй…—
              Женщина присела возле своих носков в коробке.
Глаза в ответ моргнули. Протянув руку, попыталась одним пальцем дотронуться до его головки, но та, с ярым шипением, спряталась в носок.
              —Да ты у нас дикий!—
              —Тогда, давай привыкай, а мне на работу. Опаздываю.—
              И заспешила одеваться, глотнуть кофе, поставить блюдце с молоком на пол у окна.
О «горшке» для котёнка, она не беспокоилась, нечем ему ещё было ходить в него.

              Конец октября, аврал на стройке. Настроение хорошее. Оно всегда приподнятое, когда женщина идёт в ресторан, а тут ещё и редкая встреча с младшим сыном. Последние два года, он назначает ей встречи в «Дон Жуане». Ресторан, который якобы под охраной его команды. В рабочее время сбегала и привела в порядок руки. Они особенно страдают в зимний период. Дома с утра одела на себя то, что по её мнению, пока ещё стройнит. Короткую стрижку, достаточно было взбить пальцами рук с не большим количеством пенки для укладки.

              Такси остановилось ровно в семь, у тяжёлой резной двери ресторана. Сын сидел на самом видном месте овального зала. Низко опущенные массивные, с хрустальными гроздьями люстры, казались огромными зонтами над столиками. Под стать люстрам, тяжёлая, хрустальная сервировка на столе. И самое интересное, это зеркальный пол. Не потолок! А пол. Идти по нему в первый раз, мешают реакции вестибулярного аппарата. Для Нины Ивановны, это было не в новинку, потому и шла она легко и свободно. Надо сказать, что с годами, она сама, не заметив как, перешла на платья и устойчивый каблук. Её массивность приобрела формы, а пышность груди притягивала взгляды. Есть, определённый тип мужчин, которым такие формы, ой, как нравятся. Сыновья знали об этом, и ревностно относились к любым знакам внимания с их стороны. В лихие девяностые, молодёжь всем, чем могла, подчёркивала эту лихость. Сейчас, люди с начинкой тех времён, слились воедино строгостью костюмов, галстуков и лаковых башмаков. Выделить их, среди своих могут часы за миллион долларов, или запонки с натуральными камушками за миллион рублей. Только тут ещё сомнения могут взять некоторых, настоящее или подделка! Максим восседал за столом в спортивном костюме, поверх которого надета из свиной грубой кожи чёрная куртка, потёртая и растрескавшаяся в складках. Стрижка под ноль и уверенная, если не сказать нахальная улыбка до ушей. Радуется! Мать всё-таки! Встал и отодвинул стул. Поцеловал в щёку. Прямо в тарелке, без футляра, перед Ниной Ивановной лежал роскошный жёлтого золота браслет. Тёмно зелёные, почти чёрного цвета камни, слегка пожухли от долгой носки и лежания в шкатулках, но были восхитительны. На них хотелось смотреть и смотреть. Вечерний свет, только подчёркивал их красоту и возраст. Дефолт! Люди несли в ломбарды и скупку всё, что берегли столетиями, почти за бесценок. Появление такой роскоши у сына Нины Ивановны, можно просчитать до мелочей. И мы не будем этого делать, и портить картину сегодняшнего вечера. Протест, который возник у Нины Ивановны, в первый момент перечеркнула мысль:
              —Дашке, после себя оставлю.—
              И ещё! Женщина уже не могла расстаться с браслетом.
Проходивший за спиной Нины Ивановны мужчина, задержал взгляд на этой красоте. Потом посмотрел на его владелицу и сел за столик неподалёку. Последующие пол часа он будет часто поглядывать в их сторону.

              Сын много и быстро ел, и много и быстро говорил. Часто и без повода подзывал официанта, рисуясь перед матерью, указывал на не существующие недостатки, просил что-то. Появление браслета объяснил отсутствием подарка на её, прошедшее сорока пятилетие. Максим встал и сам застегнул застёжку браслета на руке матери. Только на полной руке, могли смотреться такие выразительные и крупные камни. От выпившего мартини и подарка, женщине стало легко и радостно. Пришло время разговору о старшем брате и его внебрачным ребёнке.
              —Мам! Ты что творишь!—
              —Неведомо кого, и в собственную квартиру!—
              —Ты ещё пропиши их! Сердобольная ты наша!—
              —Да я, таких как Зина, на день по пять штук иметь могу.—
              —И давай, всех собирать будем, и сопли им утирать?—
              Да! Это её сын и всё что она имеет, принадлежит как ей самой, так и сыновьям. Вот тут сын прав, но право на собственные поступки и собственное мнение, пока ещё никто не отменял.
              —Я запрещаю тебе иметь девиц по пять штук на день!—
              —По пять штук, ты каких имеешь? Обездоленных!—
              —Жизнь их вышвырнула на обочину! А вы пользуетесь!—
              —Ты с братом творишь поступки, следствием которых, появляются беззащитные дети!—
              —С изуродованной жизнью, без отчества и фамилии отца.—
              —Это как Россия без флага, гимна и границ на карте мира!—
              —За Россию вы, кстати, ратуете и объясняете этим свои бандитские поступки.—
              Нина Ивановна задохнулась, хлебнула из бокала мартини, но стало ещё хуже. Кашель не проходил и спазм в горле усиливался. Сын, ошарашенный гневом матери, и чувствуя её правоту, не знал что сказать, а главное, что сделать. Герой «нашего времени» растерял весь свой пафос. Мужчина с соседнего столика с бокалом воды поспешил к Нине Ивановне и поставил его перед ней. Как никогда, Нине Ивановне сейчас была нужна вода, которой у них на столе не было.
              —Пейте большими глотками.—
              —Мартини приторно сладкий и ещё больше провоцирует спазм.—
              Нина Ивановна не глотала, а глыкала воду не отрываясь от бокала, и поверх его края глядела на своего спасителя. Им оказался доктор родильного дома. Он достал платок и ждал, а когда Нина Ивановна допила, велел высморкаться и глубоко дышать. Постепенно дыхание восстановилось, ушёл красный цвет лица и шум в ушах.
              —Спасибо….???—
              —Виктор Павлович.—
              —Ещё раз спасибо, Виктор Павлович.—
              —Нина Ивановна, соберётесь идти домой, я рядом, за соседним столиком.—
              Он повернулся, что бы уйти.
              —Папаша, это дама со мной!—
              Как смехотворно прозвучала эта фраза.
Сын поспешно собирал осыпанные перья, ведь не он пришёл на помощь матери, а только расстроил её. Сдвинул с плеч куртку. Встал и засунул руки в карманы спортивного костюма. Упёрся бычьим взглядом в не прошеного гостя.
              —Никто не оспаривает.—
              Виктор Павлович ушёл за свой столик.
              —Мам, что так разгорячилась?—
              —Я же так, образно.—
              —Всё равно, анализ на отцовство надо сделать.—
              —Иван тоже так считает.—
              Максим любил мать, но редко. Жизнь у него была слишком насыщенной и захватывающей, базар вокзал, кабаки, стрелки и разборки. Мать знала, что дорожка к старшему брату, младшему уже заказана. Срок не подошёл ещё. И биться за него, с его братвой бессмысленно.
              —Да какой там анализ, сынок!—
              —Все его родимые пятна, как под копировку обрисованы на её головке.—
              Максим и мать замолчали. Каждый думал о своём. Подошёл официант с мороженым в виде фигурки пингвина, с рассыпанной клюквой по тарелке.
              —Забавно…. Даже кушать жалко.—
              Сын улыбнулся матери.
              —А этот, кто такой? Айболит нашёлся!—
              —Проводит он! Сусанин!—
              Нина Ивановна с опаской отодвинула от себя бокал с мартини.
              —Убрать?—
              Спросил официант.
              —Да. И принесите воды, не холодной.—
              —Это мой сосед по дому. Главный врач центрального, родильного дома.—
              —И он кстати! Тебе всегда некогда, ты такси вызываешь.—
              —Я сегодня прогуляться хочу.—
              Нина Ивановна разглядывала браслет на своём запястье.
              —Ты не подумай чего. Я купил его в скупке. Очень уж солидным показался.—
              —Мне пора. Позвать Айболита?—
              —А зови, сынок! Мы с ним ещё тут почаёвничаем, а потом погуляем.—
              Сын заказал официанту чаю и фруктов. Строго посмотрел на Виктора Павловича и лениво, вразвалочку зашагал по залу к выходу. Атмосфера за столом сразу переменилась. У женщины исчезло напряжение. Она улыбалась мужчине. Вечернее освещение всегда красит, потому как прячет первые признаки увядания кожи и седину.
              —Давайте будем молчать, пить чай и привыкать друг другу.—
              Виктор Павлович мирно помешивал ложечкой зелёный чай.
              —Согласна с первой частью предложения.—
              Нина Ивановна явно кокетничала. Вино согрело, и она поверила, что может ещё нравиться мужской половине человечества.
              —Чем вам не устраивает вторая его часть?—
              —Да не гожусь я тебе…. Не пара мы…—
              Нина Ивановна только один раз перейдёт на «ты» за сегодняшнее и последующее их время знакомства. Она заметила, как осуждающе доктор смотрел на Максима. И нет ничего в этом из ряда вон выходящего. Многие в этом зале, точно так же смотрели в след её сыну. Ну, может быть, кроме официанта, и то, лишь потому, что получил щедрые чаевые. Она мать своих детей и ей всегда будет неловко за них, и эти взгляды будут больно колоть сердце. Так лучше она побережёт своё сердце для своих сыновей, пусть и «поганцев».
              —Не гожусь? Это открытие для меня.—
              —Не могу вспомнить за собой, какой либо несовместимости с кем-то.—
              Мужчина опустил глаза на чашку с чаем. Желваки так и заиграли на его скулах, а на лбу почему-то пролегла скорбная складка. Увидев её, женщина поспешила смягчить своё высказывание и замялась, подыскивая нужные слова. Нашла.
              —Вы давно один, и всё это время находитесь практически в женском царстве, как больница.—
              —Ваш статус. Ваша внешность. Ваше обаяние….—
              —В общем, я об издержках производства, говорю.—
              Последние слова, по степени громкости и пылкости, говорились тише.
              —Я ещё раз удостоверился, что женщине нельзя употреблять спиртное редко.—
              Он сделал ударение на слово «редко».
              —Если употреблять, то по не многу и регулярно.—
              —Сначала у неё мутнеет сознание, а затем и вовсе, её начинает мутить, как в вашем случае.—
              Мужчина говорил без какого-либо, особенного выражения на лице. Со стороны могло показаться, что он пьёт чай и мило беседует с женщиной.
              —Мы с вами ругаемся?!—
              Нина Ивановна поймала себя на том, что этот человек, в который раз заставляет её пугаться. Кажется, вечер безнадёжно испорчен.
              —Похоже на то…—
              —И потому я предлагаю идти на воздух.—
              Официант суетливо проводил их до самого выхода, с усилием открыв массивную дверь, махнул кому-то рукой. Из стоящей у ресторана машины выскочил парень, с теми же признаками вольнодумия, что и у сына Нины Ивановны.
              —Мне велено отвезти вас домой.—
              —Скажите, какая забота!—
              Озлилась женщина и, кажется даже, обрадовалась, что нашёлся тот, на кого можно вылить негатив сегодняшнего вечера.
              —Нина Ивановна! Я здесь! Я с вами!—
              Виктор Павлович мягко отвёл слегка опьяневшую женщину от парня. Напомнил, что у них вечерний моцион, и они пошли в сторону центральной площади.

              Нижневартовск! Тепло ль, жарко ли, прохладно, всё одно, холодно или прохладно всегда. Гуляли они долго и не сказали друг другу ни одного слова. Она не одна. Он не один. Видимо этого было достаточно. Зато испытали бурю эмоций, не расплескивая их. Он не просил чашечки чая у подъезда. Она не приглашала его за этим же. Каждый подержал руку другого в своей руке, и разошлись по своим подъездам. Впечатлений и переживаний за сегодняшний вечер было много. Они звали и торопили каждого в свою постель, в привычный покой и тишину своего одиночества.

              Нина Ивановна открыла дверь ключом, перешагнула порог и замерла. Что-то не привычным показалось ей в комнате. На подоконнике сидел котёнок, неизвестного пола, про которого она совсем забыла. Сидел спиной к ней, а голова повёрнута на сто восемьдесят градусов в её сторону, с большущими глазами навстречу. Это всё что на нём осталось от такой-то жизни. И эти глаза, с ужасом внимали пришельцу. Женщина замерла, понимая, что при малейшем движении котёнок соскочит и неизвестно куда спрячется. Долго так не простоишь, и она зашла, быстро закрыв за собой дверь. Ужас котёнка, настолько был велик, что не дал ему сдвинуться с места. Четыре палочки (ножки), подняли изогнутое горбиком невесомое тельце вверх. Шёрстка увеличилась в два раза, а уши настолько большие, что их можно было завязать бантиком. Они ещё и просвечивались фонарём с улицы.
              —Твоя мама пришла, и не надо её бояться.—
              Заговорила с котёнком Нина Ивановна.
На что тот шарахнулся, да неудачно упал с подоконника, и было слышно, как он стукнулся об пол.
              —Все сегодня набили себе шишек.—
              Пожалела его и себя женщина.
              —Но это ничего! Будет на чём учиться.—
              —Судя по ушам, ты у меня мужик.—
              Она ходила по квартире, из кухни в ванную, постоянно разговаривая с ним, о том, что она делает. Так быстрее привыкнет к ней. Котёнка нигде не было видно. Тогда она пошла, посмотреть на блюдце с молоком. Тарелочка была пуста. Брызги вокруг неё размазаны по полу языком котёнка.
              —Аппетит у нас не плохой. Жить будем!—
              —Перейдём к чему-то посущественней?—
              Женщина достала из морозилки брикет куриной печени. Кое-как отрубила ножом маленькие кусочки, опустила их в горячую воду, через минуту достала их уже тёплыми и побелевшими. Для пущей надёжности потолкла вилкой и понесла в комнату к батарее. Поставила у коробки. Не дождавшись появления питомца, решила лечь. Память возвратила её в уходящий в прошлое вечер. Чьё-то горе в виде браслета грело руку и, не смотря ни на что, несло человеку радость. Вот метаморфоза, какая! Раздались урчащие, жующие и заглатывающие звуки. Последние стали судорожно повторяться. Женщина вскочила и зажгла свет. Жадность изголодавшегося существа заставила его подавиться. Один кусочек, торчал из пасти, и был связан с другим, который уже проглочен им, плёнкой от печени. Котёнок стал кашлять и метаться по квартире.
              —Как я в ресторане.—
              Обеспокоенная женщина стала ловить хрипевшее и шипевшее животное. Удалось только с третьей попытки освободить горло от застрявшего в нём куска печени. Острые, как иголки коготки вонзились в руку и в браслет.
              —Ну, давай, отпускай меня! Я же тебя освободила.—
              Когти расслабились, котёнок шмыгнул под кровать. Нина Ивановна ножницами искромсала оставшуюся печень в тарелочке, помыла руки и опять легла. Уже засыпая, увидела, как уши вылезли из-под кровати, подкрались к блюдцу, заглотали оставшуюся пищу, попытались помыться, но передумали и свернулись калачиком на носках под батареей. Вечер подошёл к своему логическому завершению. Все спали.


Продолжение: Дела земные. Дочь Ивана. Глава 4 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1883



Глава четвёртая



              А в маленьком степном городке Волгоградской области обживалась, и шаг за шагом разглядывала свою новую жизнь Зина. Получилось так, что нежданная беременность и рождение нежеланного ребёнка, принесли ей новую жизнь. Проверяя на ночь, закрыта ли на ключ дверь, или открывая её, возвращаясь с прогулки, каждый раз с трепетом вставляла ключ в замочную скважину, не веря, что она имеет красивый, а самое главное, надёжный дом. Оказалось, что есть люди, которые по первому её звонку или звонку Нины Ивановны, спешили на помощь к ней. Разъясняли любой вопрос, приносили любую мелочь, приглашали в гости и сами навещали её. Двоюродная сестра Нины Ивановны больше всех принимала участие в воспитании Даши. Сама она, как и её сестра, имела только сыновей. Муж достойно содержал семью, и она не работала, посему имела возможность часто навещать сноху и племянницу. Была у неё подруга закадычная, женщина одинокая, а у неё был сынок таксист, который часто подвозил их обеих в непогоду к Зине и забирал обратно. Даше было полгода, когда подруги решили посидеть с ней, а Зину заставили сходить в кино с таксистом. Сидит человек в четырёх стенах с ребёнком и ничего кроме этого не видит!
              —Сходи, развейся. Хоть глаза раскроешь!—
              Глаза и раскрылись, только у таксиста на Зину.
Имея каждый день живые деньги на руках, ему ничего не стоило купить букетик цветов, шоколадку или погремушку и завезти всё это одинокой молодой маме. Что он и делал с большим удовольствием. Зима злилась, и сердито переметала дороги. Она всегда так делает, когда её время подходит к концу. Холодно таксисту, а вспомнит о Зине и весну в её глазах и едет к ней погреться. Только вот беда, ребёнок растёт и всё меньше и меньше спит.

              Весну ждём, и часто это ожидание затягивается. За работой, делами, проблемами забудешься, поднимешь глаза, а небо чистое-чистое и почки набухли, а кое-где и зелень проклюнулась. Вместе с первым цветением фруктовых деревьев, появились первые ростки любви у Зины к таксисту. Таксист ездит по городу, а вокруг весна, улыбки, девчоночьи коленки так и сверкают перед глазами. Согрелся он, жарко стало и душно находиться в квартире у Зины. Стала Зина реже видеть свою новую любовь, но объяснение было вполне убедительным. Клиент пошёл! Мочи нет! Заработки, так и прут! Это хорошо, мужчина должен зарабатывать. И было ему удобно делать это, имея под рукой горячий обед, душ и свежую рубашку.

              Весной закончилось стройка. Нина Ивановна сдала объект, рассчиталась с работы, собрала все необходимые документы для начисления пенсии с учётом «северных», попрощалась с друзьями, пристроила подросшего кота к одинокой старушке и уехала в город своего детства, к своим девчонкам. До отъезда она виделась иногда с Виктором Павловичем во дворе своего дома. В знак приветствия, поднимала руку, он кивал в ответ, и оба заходили, каждый в свой подъезд. Каждый делал вид, что спешит. И действительно, сердца у обоих начинали спешить и подпрыгивать. Делая на машине прощальный круг вокруг дома, женщина глазами нашла окна своего знакомого и перекрестила их. Помолилась и попросила Бога беречь живущего за этими окнами замечательного человека, потому как нужен он очень этому городу и людям в нём. А она нужна в другом городе двум девочкам, без роду и племени.
              —Что же это я такое говорю!?—
              —Есть у них наш род Паниных!—
              —Приеду, крестить будем.—
              На каждом перекуре звонила снохе. Слышала в трубке голосок внучки, и наполнялось сердце человеческое любовью и нежностью. А это делать, Нина Ивановна умела лучше всего остального. Любить, если кому-то нужна её любовь.

              Уже в своём городе, в своём дворе, выходя из машины, она видела за окном своей квартиры Зину с Дашей на руках. Шумно и поднимая вокруг себя пыль, приземлилась ворона. Сделала несколько скачков в сторону приезжей для приветствия, и тут же назад, на безопасное расстояние.
              —Здорово! Здорово!—
              —На вот тебе!—
              Нина Ивановна, понесла к ближайшему дереву и аккуратно положила на землю всё то, что осталось от дорожных перекусов. Старый котище тот, что живёт у слепой казашки, незамедлительно выдвинулся из тени подъездного козырька и сел недалеко от вороньей трапезы. Как бы напоминая о своей доле в общественной раздаче. Вот что удивительно, так это то, что живя в сытости, кот не мог пропустить «халяву» доставшуюся вороне. И не только ей. В каждом дворе есть человек, который подкармливает подвальных кошек. Чаще всего это пенсионерки, у которых нет детей, или есть, но проживают далеко. Ну что особенного может приготовить на свою пенсию человек для кошек? Килька свежемороженая, перемешанная с мокрым хлебом или кашей, да чистая вода. Собирается бездомная кошачья свора к положенному времени у того подъезда, где живёт такой человек и ждут. Вместе с ними и мохнатый сосед, и ест и пьёт, наравне с остальными. Что это? Жадность или желание быть в коллективе? Жадность, это не хорошо. Пусть будет последнее, так как мы уже наблюдали поступки кота, которые можно назвать благородными. Узнав Нину Ивановну, бульдог с кем-то там смешанный, отбил куцый хвост о металлические прутья балкона.

              Собрав в руки огромные сумки, Нина Ивановна поспешила на свой четвёртый этаж. Навстречу Нине Ивановне спускались две женщины в шляпках. С ними молодой человек при чёрном галстуке, с черной сумкой через плечо, в ослепительно белой рубашке, весь какой-то нереально правильный, но не вписывающийся в повседневную жизнь. Женщины заверещали, как невиданные доселе заморские птицы:
              —А вы знаете, что Иегова велел…—
              Их перебила Нина Ивановна.
              —Люди добрые!—
              —Да побойтесь вы своего Иегова!—
              —Кто ж ответы на такие вопросы по чужим подъездам ищет?—
              Она старалась протиснуться с тяжёлыми сумками между ними.
              —Иегова везде и всюду.—
              Молодой человек заговорил, будто внутри его включили рычажок.
              —Мой бог на сердце у меня и в душе.—
              Нина Ивановна ещё раз попробовала протиснуть сумки и пройти.
              —А везде и всюду, как вы говорите, наши дела и поступки по заповедям Господним.—
              —И сейчас, я спешу по этим делам.—
              —Так что, извиняйте!—
              —А вы, молодой человек, вместо того чтобы взять да помочь женщине с сумками, лясы точите!—
              Нина Ивановна в сердцах не заметила, как перешла на грубость.
Сверху звенел голосок Даши, и доносились слова Зины:
              —Баба Нина приехала…—
              —А где наша, баба Нина?—
              Нина Ивановна сей же миг забыла о чириканье «птичек заморских» и невоспитанного по её мнению молодого человека. Она спешила туда, где её так долго ждали. Но ребёнок на руки не пошёл. Бабушку он видел впервые, так ему казалось. Улыбался, да прятал личико на плече у матери. Примерно через час, когда сумки были почти разобраны, подарки розданы, Нина Ивановна смыла с себя дорожную пыль и пот, Даша позволила взять себя на руки. Бабушка слилась воедино с маленьким тельцем и была на вершине блаженства. Дети первый год жизни ориентируются на стук сердца человека, с которым они находятся. По стуку сердца как-то определяют, хорошо им будет с ним, или не комфортно. Видимо сердце бабушки стучало под ушком, так как надо и ребёнок быстро адаптировался в обществе вновь прибывшей бабушки.
              —Какая же я богатая! Дашенька, Зина!—
              —Друзья детства рядом! Могилы родительские теперь рядом.—
              —А то вечно рвёшься душой и сердцем на пасху сюда!—
              Душа бабушки ликовала.

              Был у Нины Ивановны период, перед появлением в её жизни Зины и Даши, когда казалось, что жизненное пространство сузилось до двух, не нуждающихся в ней сыновей. Закадычные подруги жили с её бывшими мужьями и бывшими претендентами на место рядом с ней. Они без обид позванивали ей иногда, спросить совета в той или иной ситуации сложившейся с её бывшим мужем. Не забывали поздравить Нину Ивановну с днём рождения и подарки их, как никогда были нужными и к месту, потому как бывшие мужья Нины Ивановны знали, что ей подарить. Живя с ней, они отказывали ей в чём-то. Не живя с ней, старались отблагодарить за любовь и заботу, которой теперь, оглядываясь назад, ставили высокую оценку. Обдумывая это, человек приходил в ужас от мысли, что столько сил, труда и время, потрачено на людей, которым, в конечном итоге, она стала не нужна, Нина Ивановна молилась Богу. Просить о чём не знала, вроде бы всё у неё есть или было когда-то. Проступок сына, который она бросилась исправлять, взвалив на свои плечи не только двух девочек, но и ответственность за их будущее, открыл ей новый путь в жизни, новые планы и интересы. Белое и чёрное! Плохое и хорошее! Что-то одно проходит, и тянет за собой другое. Есть мнение, что жизнь чередует эти понятия (события) белого и чёрного цвета. Недаром же, называют её полосатой.

              В первый же вечер приезда Нины Ивановны, Зинаида отпросилась сбегать к подружке, живущей в соседнем доме, с которой вместе выгуливают детей. Нина Ивановна осталась заниматься с внучкой и обзванивала друзей, знакомых и родственников, сообщала им о своём приезде. Дверь открылась, и в коридорчик зашёл молодой человек, держа в руках мятую ветровку. Лицо его было красным и воспалённым.
              —Успел же где-то загореть на весеннем солнышке.—
              Подумала Нина Ивановна и удивилась вслух:
              —А ты мил человек, всегда вот так, без приглашения и стука?—
              Женщина смело шла навстречу парню, преграждая ему дорогу вглубь квартиры.
Тот растерянно огляделся, потоптался с ноги на ногу и еле выдавил из себя:
              —Обмишурился я, выходит.—
              —Напутал что-то. Пойду…—
              И собрался уходить, на что Даша отреагировала плачем и протянула к нему ручки.
              —Стоять!—
              Нина Ивановна придержала дверь ногой.
После минутного разглядывания, она смело переложила из своих рук ребёнка в его руки. Тот не отказался и Дашка не расстроилась.
              —Будем разговаривать или так уйдёшь?—
              —Мне нечего вам сказать…—
              —Ступай тогда с Богом….—
              И забрав у него Дашу, широко распахнула дверь.
Молодой человек, прыгая через ступеньки, побежал в низ. Пришла Зина довольная тем, что похвасталась и разобралась с подружкой, как пользоваться новым сотовым телефоном, подарком Нины Ивановны. Забралась с ногами на кровать с Дашкой и давай его ей показывать. Даше понравился блестящий музыкальный предмет, и отдавать его назад она была не намерена. Крик подняла, хоть уши затыкай.
              —Ворона прилетела! Ай, какая большая птица!—
              —Кыш, кыш ворона!—
              Нина Ивановна отвлекла девочку от запретного плода. Сотовые телефоны влекут всех детей, без исключения.
              —Да, Зина! Тут ещё один ворон залетал.—
              —Тебя не спрашивал, но думаю к тебе.—
              Зина молчала, и все трое смотрели в окно.
              —Во-во, и ему нечего было сказать.—
              —Ошибся человек адресом.—
              Повисла пауза.
Нина Ивановна понимала, человек стоит перед выбором, солгать или сказать правду, потому ушла на кухню, что бы дать Зине возможность подумать. Даша восседала на высоком детском стульчике за столом и перебирала ложки, то и дело, роняя их на пол.
              —Не ошибся он адресом. Люблю я его…—
              Нина Ивановна обернулась, а Зина сжалась вся и прилипла спиной к стене.
              —А вот это мне нравится. Это, по-моему.—
              —Когда, правда, известна, легко вести диалог.—
              Все мы что-то делаем, что-то говорим, что-то думаем. Даже если мы закрылись в своей комнате, даже под одеяло залезли! Есть Бог, который обо всём знает. Ему положено знать.
              —И давай без обид, пожалуйста.—
              —Квартира, в которой ты проживаешь с дочерью, принадлежит не только мне, но и моим сыновьям.—
              —Один из них отец твоего ребёнка.—
              —Что делать будем?—
              Говорить правду! Говорить всегда и во всём, всем и каждому. Даже в мелочах и казалось бы совсем не нужных людям. Мы заменяем правду, красивой выдумкой, как сомой собой разумеющееся действие. Например! Женщина на работе рассказывает коллегам о том, что вчера вечером муж встретил её дома, на столе горячий ужин, а после они гуляли по набережной, взявшись за руки, как в молодости. Сели на ту же скамейку, где впервые поцеловались и мурашки по спине бегали. Правда, красиво? А было всё наоборот. Пришла домой, на столе записка, в которой муж пишет, что обещал помочь другу или куму, в ремонте с машиной и придёт домой поздно. Она легла спать, его не дождавшись. Женщина красиво и вполне жизненно фантазировала, соврала, и ей стало лучше, потому как своей обыденной жизни придала красок и романтики. Подруги позавидовали, а в это время раскрывается дверь и входит муж рассказчицы. Кладёт перед ней на стол шоколадку и помятый цветок. Просит извинения за вчерашний вечер. Было красиво, а стало стыдно.

              Но однажды происходят события, приходят беды, пережив которые, мы становимся другими. Какими другими? Мудрыми, и весь мир и его восприятие становится иным. И сам ты, на фоне боли, скорби, бессилия, становишься выбелившим, светлым и настоящим по-настоящему. И правда, само самой, становится неотъемлемой частью жизни. Грустно, но горе коснётся каждого, кто пришёл в этот прекрасный, неповторимый мир. Благодарите Бога и родителей за эту возможность. И не ждите от родителей более дорогого подарка, чем жизнь. Его просто нет в природе, не существует. Деньги, наследство, движимость и недвижимость! Это существенная добавка или помощь, но если бы нас не родили, мы и не знали вкус этой добавки и сколько всего остального.

              Не зря на пол бросала ложки Дашенька. В дверь позвонили. Пришла Марина и её мама, поприветствовать Нину Ивановну, да показать своё прибавление, девочку, и совсем не рыжую, похожую на маму.
              —Подружкой будет Дашеньке.—
              Хорошо, что у Нины Ивановны остались вещи, купленные для Даши, с не оторванными ещё ярлыками. Одну из них она подарила соседям, вместе с поздравлениями и пожеланиями всего наилучшего. Вечер провели вместе. Потом пришёл светящийся от любви и радости папа новорожденной с работы и увёл свой выводок домой. Зина пыталась начать разговор заново, но Нина Ивановна предложила перенести его на завтра.
              —Будет время подумать, всё взвесить.—
              —Завтра и скажешь своё решение.—
              Лежали две женщины в ночи, каждая в своей кровати, каждая со своими думками и страхами. Взрослая женщина, с высоты своих прожитых лет прекрасно понимала молодую женщину. Ничего не естественного не произошло. Молодая мама шла по проторенному жизненному пути. Как все! Ругать и сердиться, вроде бы не за что. Рано или поздно, у неё кто ни будь, да появился бы. Но всё равно на ум приходили такие словечки, как:
              —Не благодарная!—
              —Сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит.—
              А молодая же женщина обмирала от страха потерять надёжный дом, надёжную бабушку своей дочки, и от любви к таксисту. Она ещё не умела принимать правильные решения и руководствовалась внутренними эмоциями. Как бы она не ценила и не возносила всё то, что сделала для них Нина Ивановна, любовь к таксисту перевесит, или может даже, перечеркнёт всё. Потому, взрослая женщина на утро решила расставить всё по своим местам.
              —Ты уверена, что у тебя с ним надолго?—
              —Ты уверена, что он будет любить Дашу, и не обидит её?—
              И услышала ошеломляющий, по своей простоте и правде, ответ:
              —Не знаю я. У меня ни с кем долго не было.—
              —Самое главное, чтоб не бил.—

              Весну и лето Зина бегала на редкие свидания к возлюбленному. Казалось бы, скромный молодой человек, не досаждает ничем, вежлив в разговоре по телефону. Но что это за любовь такая, ни жару, ни пылу! Осенью Зина стала нервничать. Встречаться в машине таксисту не нравилось. Природа стала мокрой, грязной и холодной. Затем пришла зима. Любовь мамы к дочке стала остывать. Она вся была в думках о таксисте. Глядела на всё это Нина Ивановна, глядела, да и решилась! Были у неё кое-какие сбережения, ещё с Севера. Купила однокомнатную квартиру прямо на своей площадке, и переселила в неё Зину. Та вся ушла в хлопоты по благоустройству своего гнезда, расцвела, повеселела и таксист, как ни глянь в окно, стоит его машина - приехал, значит. Дашенька туда-сюда шастает, но всё больше у бабушки остаётся. Воцарился мир в обеих квартирах. Нина Ивановна нисколько не жалела о своём решении. Только вот беда, таксист, со слов Зины, не с особой охотой принимает участие в оплате коммунальных услуг. Раз не своя, чего ж за неё платить? В любой момент попросить уйти могут.
Беду эту, Нина Ивановна поправила быстро. Говорила она всегда то, что считала правильным. И на этот раз, что думала, то и сказала, глядя своему собеседнику прямо в глаза, и тот не отводил взгляда, потому как знал, что не правильно себя ведёт, денег просто жалко, человек на новую машину копит. Квартиру, Нина Ивановна оформила на себя.
              —Потом на Дашу перепишу, если сыновья, не будут против такого решения.—

              Сыновья продолжали жить в Нижневартовске. Старший сын вышел из колонии и жил в квартире матери. Впрочем, это была и его квартира. Не работал. Куда ему, с его замашками и запросами на жизнь, работать? Да и время пришло другое, исчезли малиновые пиджаки, стали уходить в прошлое героические группировки. Стало смешным и не модным носить повседневно спортивную одежду и обувь. Пришло время костюмов, белых воротничков, поддельных дипломов и хороших манер. Младший сын быстро освоился с новыми правилами игры, и успел занять маленькую нишу в городе, где и развернул не большой бизнес. С него слетела чешуя наигранного братства, и он стал ярым собственником. Слава Богу, в материнских деньгах, он не нуждался. О женитьбе разговоров не вёл. Интересовался Дашей, а после того как Нина Ивановна выслала ему диск, где записала все проделки внучки, стал присылать ей подарки и платья красивые. Даша любила щебетать с ним по телефону. Видимо что-то шевельнулось и у старшего сына в сердце, не предупреждая никого, он явился в гости. Дочь повидать. Как снег на голову! Почему-то с подарками от дяди Максима, а не от него. Смущался и старался не смотреть в сторону дочки. Да куда там! Она всё время заходила ему наперёд. Залазила на колени, ладошками поворачивала его лицо к себе и всё что-то высматривала своими глазками в его душе. Так, не заметив как, прикипел Иван к маленькому человечку. Вокруг него образовался новый мир и Иван, со своими старыми взглядами на жизнь, миру этому был не нужен. А нужен он, оказался, маленькой девочке, рука которой ежеминутно теребила его руку. Вот так и достучалась маленькая дочка, до папиной большой любви.


Продолжение: Дела земные. Дочь Ивана. Глава 5 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1892



Глава пятая



              Первая встреча Ивана с Зиной была неожиданной, но запоминающейся. Как всегда, для приличия, молодая женщина заскочила к Нине Ивановне, узнать:
              —Не мешает Даша, может забрать её сегодня?—
              Заведомо зная, каким будет ответ и замолчала, увидев Ивана.
Иван сидел и смотрел на незнакомую молодую женщину. У него даже вырвалось в первый момент:
              —Вы к Нине Ивановне, а её нет.—
              На тот момент, Нина Ивановна, поспешно ушла в магазин, потому как содержимое холодильника не соответствовало присутствию в доме мужчины. Во времена их знакомства, Зина была подростком, и выглядела так, как выглядят дети из не благополучных семей. В её случае тогда, она смотрелось на много хуже.
              —Буду у бабы….—
              Заныла Даша.
Ей был интересен новый человек, и она не желала расставаться с ним. Два взрослых человека находились в оцепенении. Дверь открылась, зашла Нина Ивановна с пакетами. Плечом отодвинула столбом стоящую Зину, разулась и прошла на кухню, где принялась выкладывать содержимое сумок на стол. Затем всё это стала раскладывать по местам хранения, поглядывая из кухни на сына и сноху.
              —Почему не приглашаешь, сын?—
              —Видать, в своё время, все дела переделали?—
              —Остальные, бабка доделывать будет.—
              У самой пульс зашкаливает, злость закипает, слова ядовитые так и прут наружу. Чем бы это всё закончилось, если бы не Даша? Она подошла и тихо прислонилась к Нине Ивановне, обняв её за ногу. Подолом её юбки закрыла своё личико:
              —Тю-тю…—
              —Точно, что «тю-тю…».—
              Нина Ивановна обнялась с внучкой.
Иван краснел и горбился на стуле. Зинаида не поднимала глаз от пола.
              —Давай, иди уж… Сегодня пусть у меня останется.—
              Дверь хлопнула.
              —Ишь! Как корова языком слизала!—
              Промямлил Иван, лишь бы что ни будь сказать.
              —Корова дойная, это я. Бычок рогатый это ты.—
              В сердцах, Нина Ивановна, гремела посудой на кухне.
              —Мам, я ругаться с тобой не буду, и виноватым себя не считаю.—
              —Взрослая была уже. Могла и избавиться.—
              Нина Ивановна чего то, испугавшись, схватила Дашу на руки, прижала её к себе так, что та стала хныкать и замерла, слушая в себе прилив великой любви к внучке.
              —Господи! Прости его Господи!—
              —Не ведает, что говорит!—
              Бледная, и как будто состарившаяся, она вошла в комнату с внучкой на руках.
              —Ты родимые пятна видел?—
              —Да видел я, мам, видел!—
              Сын повернулся к окну, что бы ни смотреть на мать и дочку.
              —Я двоих детей с такими вот пятнами, вытаскала на руках, и не избавилась!—
              —И третью вытаскаю!—
              —А ты сынок, с такими мыслями и настроением, в моём доме жить не будешь!—
              —Вот тебе бог, а вот тебе порог!—
              Бабушка собрала внучку и ушла с ней гулять, даже не покормив, только что приехавшего сына. А сын никуда и не уехал. А куда ему было ехать? Работать он не умел, к новой жизни ещё не присмотрелся. В той жизни, до тюрьмы, он был «китом», кликали его так товарищи. Теперь, выбросился «кит» на берег, а на нём сухо и нет воды.

              Вот так и закончилась первая встреча Ивана с матерью его дочки Зиной. Иван остался, и живёт у матери. Зинаида живёт с таксистом в квартире через лестничную площадку. Они встречаются, когда Зинаида приходит за дочерью или приводит её. Она подглядывает из окна за гуляющим Иваном с дочерью. Он выглядывает из своего окна, когда подъезжает таксист на машине. Иногда один из них видит другого, тогда один спешит зайти в подъезд, а другой отойти от окна. Назревал классический треугольник, хотя видимых предпосылок пока что не было. Нина Ивановна не давила на сына. Она прекрасно понимала, что человек не в своей среде и найти себя и своё место в новом городе, среди новых людей не так просто, необходимо время. Иван понимал всё это, но гордыня заставляла его изредка срываться. А на ком? Рядом только близкие. Выходит, что на них. Ну, раз стерпела Нина Ивановна, ну два, а затем стала уходить с Дашей от его плохого настроения, то к подругам, то к рыжим соседям. Как-то раз возвращается она, своим ключом открыла дверь, и видит такую картину. Иван поспешно вскочил с дивана, и буквально кинулся расстегивать курточку на Даше, а когда Нина Ивановна повернулась к вешалке, что бы снять и повесить одежду с себя, дверь квартиры открылась и тут же закрылась. Это она поняла по звуку, да по возгласу Даши, что-то о маме. Оставалось сделать вид, что ничего не заметила. Затем ворона на хвосте принесла ей новость о том, что видели Ивана с дочерью и Зиной, гуляющими в парке и на каруселях. Вчера номер выкинули! Иван с Дашей пошли на улицу, подышать воздухом, а то бабушка со своей стиркой и уборкой превратила дом в отдел бытовой химии. Нина Ивановна была совсем и не против этого, а только подошла к окну, что бы посмотреть, как они выйдут из подъезда, и не забудут, ли помахать ей. Никто не выходил, она подождала немного, и собралась уже идти в ванную, но в это время подъехала машина таксиста, он стал вытаскивать из салона ножные коврики и вытряхивать их от песка и пыли. Нину Ивановну, как сквозняком сдуло из кухни. Через секунду она уже открывала дверь квартиры, в которой жила Зина. Так и есть! Сидят две голубки у отца на коленях, и радость так светится на их лицах.
              —Зинаида! Твой приехал!—
              Теперь этим сквозняком сдуло с чужого дивана Ивана. Зайцем скакнул в коридор мимо матери, которая так и осталась стоять у двери снохи, смотря в след сыну, скрывшемуся в её квартире.
              —Здрасьте…—
              Поздоровался, поднимающийся по лестнице таксист.
              —Здоровее видали…—
              Вздохнула Нина Ивановна и отправилась к себе. В её квартире звонил телефон, и Иван уже отвечал кому-то. Хорошо, что звонил, а то бы Нина Ивановна, сгоряча наговорила сыну лишнего.
              —Мам, тебя…—
              —А то тебя, что-ли…—
              Бурчала раздосадованная женщина.
Закрыла дверь в свою комнату, плюхнулась в кресло, взяла трубку городского телефона и собралась жалиться, какой ни будь из своих подруг. Голос оказался мужским, знакомым и грустным.
              —Добрый день, Нина Ивановна.—
              —Вот, раздобыл ваш номер и разрешил себе позвонить, побеспокоиться о вас…—
              Виктор Павлович из Нижневартовска на другом конце провода старался подобрать нужные слова, хотя и готовился к разговору, даже текст набросал на листке бумаги, а читать не мог от волнения. Запала ему в душу эта женщина, простотой и ясностью и правильностью жизненных позиций, чувством сопереживания, жертвенностью и многим ещё, чем другим.
              —Добрый! Виктор Павлович!—
              —Наверное, к Максиму заходили! Как он там?—
              —Гарный хлопец! Сегодня спальный гарнитур поднимали в квартиру.—
              —Итальянский. Кожа, лак, стразы величиной с голубиное яйцо.—
              —Это что ж, такое бывает?—
              Порадовалась за сына Нина Ивановна.
              —Сейчас есть и такое.—
              И вдруг прервал разговор о Максиме длинным диалогом личного характера, скомкав и забросив, куда-то в угол приготовленный текст. Получилось в сто раз лучше писанного, это он потом, проанализировав, поймёт. Мужчина не объяснялся в любви, не говорил заученных комплиментов. То была, на удивление, тихая его исповедь перед ней о прошлом, о настоящем, и о грядущем будущем, в котором они достойно, заботясь друг о друге, любя и уважая себя, встретят и проведут старость. Трубка в его руке стала горячей, он это чувствовал щекой и ухом. Чем позже осень, тем ярче краски!
              —Виктор Павлович! Родной вы мой человек!—
              —Сколько лет хожу по этой земле, а лучше этих слов не слышала.—
              —У меня ж возок большой, и места в нём все заняты.—
              —Тяну, его я одна, и у меня это получается. Вдвоём у нас это не получится.—
              —Рассыплется мой возок! А как мне без него? Всё, что имею!—
              Говорила женщина, растягивая слова, певуче, по-бабьи подвывая.
Как бы плача и радуясь счастью, в несчастье своём. В носу у Нины Ивановны засвербело, защемило сердце. Комок в горле проглотила быстро, потому, как был сладок он. Виктор Павлович поймёт её ответ, расшифрует каждое слово, но не сейчас, ни сию минуту.
              —Я так плох для вас?—
              Если сейчас эти строки читает добрый человек, то он знает, как тяжело отказывать, и как нестерпимо обидно и больно слышать отказ.
              —Я обидела вас, простите.—
              —С вами можно и в пир, и в мир, и в добрые люди.—
              —И вы знаете об этом.—
              Объяснение Виктора Павловича и его предложение, было нежданным, негаданным, да и не к месту пришлось. Женщина жила в семейном водовороте событий и думала она только о решении свалившейся на неё новой проблемы.
              —Спасибо на добром слове…—
              Мужчина не скрывал своего огорчения, это было слышно по голосу. Мужская рука положила трубку. Кресло жалобно скрипнуло от внезапно отяжелевшего тела. Веки закрылись, мыслей никаких не было.
              —Потеря, потерь…—
              Попытался сам себе поднять настроение человек, вспомнив, комичный персонаж из популярного телесериала. Не вышло то, чего захотел себе мужчина. Человек плакал. И не было никакого облегчения от слёз. Их было всё больше и больше, и вот он уже рыдал, закусив зубами край диванной подушки, чтобы его не слышали. Кто? Он один. Потому и рыдал, что один.

              Женщина осталась сидеть в кресле, с трубкой у уха, слушая звуки отбоя, и сердце её начало стучать так, что совпадало с ними. Рука не отпускала трубку, потому как это была ниточка, связывающая её с тем, кто только что говорил о светлом и правильном будущем. Затем рука опустилась на грудь, потом легла на колени. Подошёл сын Иван и оборвал ниточку, забрав трубку из рук матери и положил её на место. О чем бы таком подумать хорошем, что бы забыться? Тему вновь задают домочадцы! Дверь резко открылась и в квартиру зашла Зинаида, воинственно прошла по комнате и села рядом с Иваном на диван.
              —Я всё ему сказала. Пусть знает.—
              И гордо вскинула подбородок.
Нина Ивановна вяло разглядывала сноху и сына с кресла.
              —Дашка где?—
              —У соседей.—
              —Зин, ты внимательно приглядись к себе в зеркала то.—
              —А что? Я не уродина!—
              —Дорогая моя, и я об этом. Ты повзрослела, стала красавицей.—
              —Судьба, что ли у тебя такая? Быть принцессой, а выбирать мерзавцев!—
              Иван напрягся и открыл, было, рот, что бы возразить матери, но та подняла руку в его сторону и он промолчал.
              —Я люблю Ивана!—
              Рука Зины отыскала руку Ивана и попыталась вложить свою в его руку. За этими манипуляциями наблюдала Нина Ивановна.
              —Любимый вдохновляет. Любящий кормит.—
              —Как не крути, но твой таксист кормил и содержал тебя.—
              —Даше много чего перепадало.—
              Перед глазами женщины, всплыло лицо звонившего ей мужчины.
              —Ой, брошу я эту семейственность…—
              Мелькнула мысль, а вслух сказала:
              —Ну что ж, вернуться к началу с опытом прожитых лет, это что-то да значит.—
              —Теперь слово за мужчиной.—
              Мать смотрела на сына. А тот, судя по всему, и не слышал реплик матери, так как был обижен словом «мерзавец».
              —Мы уже всё решили.—
              За мужчину ответила женщина Зина.

              Нину Ивановну не радовало решение Зины. Она не видела в Иване соперника, а это значило только одно, что любовью он не горел. Нет любви, нет домостроя, в смысле строить дом. И Зину не надо добиваться, она же его женщина, и проживает с его ребёнком в его квартире. Всё очень легко и просто, само собой построилось, ему нужно только войти во всё это и властвовать. Власть сильное чувство, к нему он привык давно. Тут мать, которую Иван любит, и ею властвовать он не мог. Рядом же готовая на всё жертва Зина из прошлого, почему б не воспользоваться. Нина Ивановна всё знала наперёд, потому и не радовалась воссоединению семьи.

              Проснувшись утром, Нина Ивановна вспомнила разговор с Виктором Павловичем, чем отогнала мысли о тяжёлом сне, в котором переплывала мутную реку. Как женщине ей было приятно, что она нравится мужчине, и как человек в зените лет своих, она прекрасно поняла то, о чём говорил с ней мужчина. Не раз сама обдумывала эту насущную тему старости. В череде испытаний, через которые мы проходим, есть ещё одно завершающее, это смерть. Хотя мы все рождаемся с пожизненным смертным приговором, в начале жизни, понятие смерти для нас долго остаётся размытым, как птица чёрного цвета, где-то там пролетевшая мимо нас и случившаяся с кем-то, не с нами. Приходит время, и мы начинаем думать о смерти, и это правильно, потому как она неизбежна. Ищем и верим любому доказательству, любой информации о жизни после смерти. Это значит, что мы начали готовить себя к завершению жизненного пути. Нина Ивановна помолилась, как всегда, осенила себя крестным знаменем. Сама себе сейчас напоминала старую бабку.
              —Нужна я ещё здесь. Никак им без меня.—
              Твёрдо решила мать. Ивана дома не оказалось. Он уже осваивал то, что ему освободил таксист.
Казалось бы, что ещё надо? Все довольны, все по своим местам угнездились. Тишь да благодать! Да ненадолго! Таксист звонил, выяснял отношения, приходил за вещами и не один раз, ссылаясь на забытое им что-то. Иван ощущал себя хозяином положения, душа его тешилась. Зинаида краше стала, и чувствовала себя королевой. Даша по вечерам скакала по окнам, выглядывая таксиста, не отвыкла ещё, чем очень раздражала Ивана. Пришлось вновь, как и в начале жизни Зинаиды с таксистом, забирать её ночевать к себе. Сон, где Нина Ивановна переплывала мутную реку, стал повторяться. Однажды утром, бабушке и внучке не открыли двери в квартире сына и снохи. Бабушка с внучкой подождали до середины дня, потом до вечера, всё равно дверь на звонок не открывали. Нина Ивановна решилась и открыла её своим ключом. Ну, чувствовался не большой беспорядок, но не более того. Вся в беспокойных думках прошла ночь. Не бегать же, каждый час и звонить к ним в дверь. Утром нашлись «молодожёны», но облегчение эта новость не принесла. Беда уже была рядом, и тень её шла впереди, омрачая жизнь женщины не хорошим предчувствием. Пройдёт ещё немало дней и событий, пока беда покажет свой настоящий оскал.

              В очередной раз пришёл таксист. После не большой словесной перепалки, мужчины сцепились. От удара Ивана не прошеный гость слетел по ступенькам лестницы вниз, ударился головой о чугунную батарею под окном на лестничной площадке, да так и остался сидеть возле неё, опустив голову на грудь. Ни тебе следов крови, ни шума в момент драки соседи не видели. Взвесив всё это, ушлый Иванушка, достал из кармана таксиста ключи от машины и недолго думая, стащил труп во двор, затем погрузил в багажник и вывез за город, где слегка прикопал тело таксиста. Потом его найдут бродячие собаки, а затем уже люди. По клочкам шерсти в руках застывшего и изуродованного трупа, станет ясно, что таксист был ещё жив, когда его вывозили. Страсти на этом не закончились. По уму или сгоряча, теперь это неизвестно, им стало жалко терять машину, и Иван, вместе с Зиной попытался найти в городе людей, которые взяли бы её за меньшую сумму без документов, на чём и погорели. На суде Зина, наивно рассчитывая на то, что юной маме с маленьким ребёнком будут поблажки и взяла на себя затею преступления. В конечном итоге, оба получили по солидному сроку за сговор и убийство с отягощающими обстоятельствами.

              Младший сын Нины Ивановны Максим, никоим образом не откликнулся на беду семьи, осуждая брата, да и мать, когда-то его не послушавшуюся. Во время он отошёл от тусовок и сотоварищей старшего брата, во время почуял ветер переменен и повернулся по ветру.

              Нина Ивановна – стойкий оловянный солдатик перетерпела всё. Не привыкать человеку. Но нервы сдали, и она впервые подняла руку на внучку за какую-то шалость. Поплакали обе, помирились и подошли к окну, посмотрели во двор ещё мокрыми глазами от слёз, а под окнами стоит Виктор Павлович (доктор из Нижневартовска), в руке бумажка с адресом держит и смотрит на вышагивающую вокруг него ворону, как бы спрашивая её, в каком подъезде такой-то номер квартиры находится. Так в этом же подъезде, дорогой человек, в этом….

              Ворон птица знаковая, приближенная к богам. Два ворона по имени Хугин и Мунин («думающий» и «помнящий») сопровождали верховного бога Одина в германской мифологии. В эпосе о Гильгамеше только ворон, выпущенный из ковчега, сумел добраться до суши, освобождающейся от воды всемирного потопа.



Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 1 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2019



МАМА



Глава первая



              Сегодня у вороны трудный день. Сразу два события в одном дворе. Это выше её сил, не разорваться же ей! На первом этаже пустующая квартира, наконец-то распахнула заросшие паутиной окна. Осыпалась с оконных рам старая растрескавшаяся краска, и усеяла собой подоконник. Попытки вороны приземлиться на него, оказались безуспешными. Лапы проскальзывали из-за пыли и мусора на металле, заставляя птицу тяжело и с грохотом неловко взлетать снова и снова. Что бы сесть на ту часть подоконника, что внутри квартиры, у птицы не хватало смелости.
              —Гадость, какая!—
              Сердилась птица.
Сердита она была на молодого мужчину в квартире с распахнутым окном, он совсем не реагировал на её появление. Он был занят, а это обидно. Вороне нравится беспорядок в квартире у новосёла. Нравиться мусор, старый хлам, вынесенный на помойку. Птице забавы прибавилось, отделить нужный хлам, от не нужного ей хлама. В итоге, не годное всё!

              Однокомнатную квартиру на первом этаже, купили младшему сыну родители, в надежде, что в недалёком будущем совьёт сын гнездо, жениться и заведёт детей. Совсем сел на голову и ножки свесил. Палец о палец не ударит. Придёт с работы, сбросит туфли, носки закинет в ванную, туда же рубашку и за компьютер садится. Наутро не добудишься, завтракать не дозовёшься, на работу идёт без энтузиазма. От того и меняются места работы и увеличиваются перерывы между ними. Пришла мать посмотреть на то, как её сын работает, а тот, так же как и дома сидит у компьютера, ссутулившись, и глаз с него не сводит. Менеджер со знанием бухгалтерии 1С называется. Учится, после окончания школы не захотел, и после армии не загорелся этим желанием. Он, как и все тельцы по знаку в зодиаке, сидел на берегу и смотрел, как мимо него течёт река жизни, наивно думая, что что-то сможет высидеть. Друзья есть, и вроде бы как нет. Все в чадах, в виртуальном мире.
Утро сегодняшнего дня ничем примечательным не было. Всё как всегда!
              —Что ты за ним, как за малым дитём!—
              Кричит отец из ванной, где брился, и дверь которой была открыта. В сердцах употребил бранные слова. Обращался он к жене, которая, предупредительно натирала башмаки сына глицериновой губкой для блеска, ожидая его выхода из комнаты. Пена для бритья попала отцу в рот. Резко выплюнул, обрызгал зеркало. Стёр капли с зеркального стекла ладонью, размазал только и перестал видеть себя. Озлился ещё больше и давай полоскать, образно говоря, бельё сына. А тому всё равно, вышел из квартиры, не сказав «до свидания». Пакет с фруктами и бутербродами сын взять не забыл, а вот дверь прикрыть за собой, да мать поцеловать не удосужился. В ушах наушники от телефона, в которых звучит музыка. Мать смотрит любящим взглядом в спину уходящему сыну.
              —Перестань ему стирать.—
              Ревёт, как бык в стойле, отец из ванной комнаты. Половина лица его выбрита, вторая в мыле.
              —Я пробовала.—
              Мать печально заправляет постель сына в комнате.
              —И что?—
              —Дед «пихто»! Ходит целый месяц в одном и том же.—
              Пришла очередь озлиться и матери.
Тут словесный поток, куда красноречивей будет. И понеслось! Припомнила мужу всё, что надо было и что не надо. Тот и не рад уже, что затронул эту тему, да слово не воробей. Ему припомнили все дурные привычки, которые вторит теперь его младший сын.
              —Я перед тобой простояла всю жизнь с чистыми носками.—
              —Ты хоть одну рубашку гладил в своей жизни?—
              —Хоть одну тарелку отнёс за собой со стола в мойку?—
              —Ты и понятия не имеешь, каким образом в холодильнике появляются продукты!—
              Сердце женское подпрыгнуло высоко в груди и перекрыло горло. Воздух перестал поступать в грудную клетку. Заложило ватой уши. Онемели кисти рук и посинели пальцы. Ног не стало. Мать беззвучно оседала на пол. Отец, что бы больше не провоцировать скандал, плотно прикрыл дверь в ванную и продолжил бритьё.

              Сын Андрей, в это мгновение тормозил маршрутку. Подняв руку, стоял у обочины дороги. Что-то толкнулось у парня в груди. Чувство паники и замешательства не дали поднять ногу и сесть в микро автобус. Машина поехала дальше. Он огляделся, вокруг никого и ничего такого, что бы могло привлечь внимания. Вынул наушники из ушей. Тихое осеннее утро окружало его, слабый ветерок гонял листву. Она ласково осыпала собой его ноги и прошелестела его имя. Буд-то мама позвала сына к завтраку. Он обернулся и посмотрел назад, в сторону дома. Два ровных ряда вязов образовали аллею. Верхушки деревьев разрослись. Видимо они скучали друг о друге, раз их ветви тянулись, тянулись, да и взялись за руки, образовав тенистый тоннель, просвечиваемый солнцем. От того на земле танцуют вальс ажурные, солнечные блики. Они отвлекли голодного котёнка от таких же голодных мыслей. Стал он скакать, хлопая лапами по земле, в надежде поймать хоть один солнечный блик. Пыль вокруг него, пронизанная солнечными стрелами, становилась всё выше и гуще. Затаившийся в прыжке старый кот за деревом передумал обижать маленького, потому, как и человек залюбовался красотой осеннего утра. Кем-то не закрытый кран на водяной трубе, торчащей из стены дома, собрал стаю воробышков. Было видно, что они ещё птенчики. Радость общения с водой заставила их забыть о страхе, и они плескались в ней, надутые, словно маленькие мячики. Андрею казалось, что он попал в зазеркалье. Все предметы, трава, листья, цветы приблизились, он смотрел и видел их. Он воспринимал и реагировал на окружающий его мир, как ребёнок. Жёлтый, весь в пуху клювик воробышка привёл его в восторг. Сколько оттенков на крыльях одной бабочки! Ветерок снова поднял листву и опустил её к его ногам. Листва прошелестела голосом мамы его имя. Андрей ещё полюбовался брызгами воды на перьях птенцов, вобрал в себя вагон воздуха, и зашагал в сторону дома. Дверь оказалась приоткрытой.
              —Чего это они?—
              Подумал Андрей, перешагивая порог квартиры.

              Мать он увидел сразу. Сразу позвонил в скорую. Выскочивший из ванной на крик отец догадался и положил под язык матери нитроглицерин. Всё обошлось. Разбитые, испуганные, отец и сын сидели у постели спящей матери. Скорая уехала. Врач не стал забирать женщину в больницу:
              —Нельзя её трогать.—
              —Вот сделаем кардиограмму на дому, тогда и решим.—
              —Кардиолог будет с минуты на минуту.—
              Отец и сын старались не смотреть друг на друга. Андрей поймал себя на мысли, что впервые с отцом сидит так тесно, что слышит его дыхание. Стало неловко, но встать и уйти, не хотелось. Кто-то был должен заговорить. Это сделал отец.
              —Сколько нашей маме в этом году?—
              —Пятьдесят два—
              —Выходит не уберегли мы её, сынок!—
              Раскрылись глаза у обоих, слова сами выстраивались в предложения, лаконичные по своему содержанию. Приходят отец и сын каждый день в чистую квартиру, ложатся спать на свежее бельё в кровать, одевают выстиранную и выглаженную одежду, садятся за накрытый стол, к завтраку, обеду и ужину. Куда девается грязная посуда, понятия не имеют, и из чего готовится, употребляемая ими пища, так же не ведомо. Обувь их встречает по утрам блестящей улыбкой. И так каждый день, из года в год. На свои дни рождения, да и на мамины тоже, за столом маму не видят ни когда. Всё на кухне кружится. Соседки и подружки приходят с причёсками, с маникюром на руках, платьями хвалятся украшениями. Мужчины на балконе курят с серьёзным выражением лица. Под конец праздника проводит мама гостей, зайдёт в комнату и спросит:
              —Вам понравилось?—
              —Конечно, понравилось, надо вздремнуть! Хватили лишка сегодня!—
              Проснуться утром, порядок везде, как всегда, и мама уже на ногах. Мама ещё и работала. В этой семье есть ещё один сын, старший. Сейчас его нет в городе. А если и был, то отоспавшись, исчезал из дома к друзьям и подругам. Дальнобойщик! Всегда в пути. Отец и сын читают собственные мысли, разглядывая затоптанный доктором пол у кровати.
              —А ты чего вернулся?—
              —Тебя как Бог послал.—
              Отец старался, не шевелится, боясь, что плечо сына перестанет прикасаться к его плечу. Ощущение было новым, и он нуждался в нём, но стеснялся себе в этом признаться.
              —Не помню я. Просто захотелось вернуться.—
              И сын понял. Вся его жизнь в родительском доме формировалась через два понятия «хочу» или «не хочу». Когда как надо было вспомнить слово «должен». Долг! Тяжеловесное слово, и стоит осмыслить его значение, принять сердцем, тогда поймёшь своё предназначение.
              —Буду возле мамы, пока не встанет.—
              Сказал вслух сын.

              Мама не встала. К великому сожалению. Общее горе объединило троих мужчин, и внешне, они ещё больше стали похожи друг на друга. Выносили гроб втроем. Никому не позволили помочь им.
После похорон и поминок без сил собрались на маминой кухне.
              —Сколько денег на баб тратил! Лучше бы маме шубку купил.—
              Пьяные слёзы стекали по щекам в рот говорящего старшего сына.

              Вены на шее вздулись, на щеках играли желваки. Кадык издавал захлебывающие горем звуки. За окном черным черно. На сердце точно так же. Не сговариваясь, легли спать под утро в одной комнате. Никто не хотел оставаться один. Спали, не спали, но светлеющий потолок разглядывали все трое. Наутро, поймали себя на том, что впервые стали использовать в разговоре такие слова как «прости, извини, спасибо, пожалуйста». Появилось терпение по отношению друг другу, предупредительность, как у мамы. Каждый старался сделать, что-то приятное другому. Старшему брату стало интересно, чем занимается младший брат каждый день.
              —Где работаешь сейчас?—
              —А нигде, теперь. Я, как мама заболела, не ходил на работу.—
              Заметив удивлённый взгляд брата, поспешно добавил.
              —Оптовая база. Там много таких как я, совмещающих компьютер и работу грузчиком. Валом!—
              —Не пришёл, ну и не пришёл!—
              —Расчёт каждую неделю. Перечислений в пенсионный фонд никаких.—

              Если бы вопрос старшего брата прозвучал до смерти мамы, он был бы обязательно не к месту и младший брат, вряд ли бы на него ответил. Да и старший брат вряд ли бы спросил. Каждый жил сам по себе, как в параллельных мирах.
              —Хлипкий ты, какой из тебя грузчик?—
              —И я об этом.—
              Ничуть не обиделся, младший брат. Помолчали.
Младший не огрызался, как это было всегда. Старший брат не развивал тему дальше. Оба смотрели на фотографию мамы. В кухне запахло её блинчиками. Каждого мужского плеча коснулась её рука.
              —Вот что! Ждём девять дней, и едешь со мной напарником.—
              —Я не водил тяжёлых машин.—
              —Научишься. Первое время буду один вести.—

              Привалившись к стене между дверями в ванную и туалет, стоял отец и слушал разговор сыновей. Горе переплеталось счастьем. Плакал и радовался. В один день дети его повернулись лицом и сердцем друг другу.
              —Отец один будет.—
              Братья замолчали.
              —Так я ждать буду. Разве это одиночество? Мама ждала нас и была счастлива.—
              —Её счастье в заботе о нас было. И я буду счастлив, ожидая вас дома.—
              Младший сорвался с места и выскочил за дверь из квартиры как, всегда не закрыв её.
              —Я сейчас!—
              Послышалось из коридора.

              Стайка птиц у водопоя взметнулась вверх. Они испугались топота ног бегущего человека. Котёнок не играл с бликами на земле, сегодня было пасмурно. Шум крыльев взлетевших птиц заставил его прижаться к земле. Закатив глаза к небу, он наблюдал за ними, и вдруг взлетел сам.
              —Да в тебе веса нет!—
              —Ты чем живёшь?—
              Парень произносил грустную истину, а сам радовался и нёс котёнка домой.
              —Вот, наша девочка.—
              Он опустил котёнка на пол.
Котёнок судорожно цеплялся за его брюки, пытаясь взобраться по ним вверх. Человеческих рук он не боялся, многие дети, проходя мимо него, брали на руки и не хотели с ним расставаться. Папы просто отбирали котёнка и уводили детей. Мамы, пытались найти аргументы и вразумить детей оставить котёнка на улице.
              —Он маму ждёт. Нельзя забирать.—
              —Мама придёт, будет плакать.—
              Торопясь отламывали что-нибудь съедобное из сумки, и виновато клали на землю рядом с ним.
А тут линолеум холодный и скользкий, разберись, что это такое.
              —Грязная.—
              Дал оценку отец.
              —Так это исправить можно.—
              Двое братьев не сговариваясь, ринулись в ванную.
              —Вы там аккуратнее. Не надо прямо в ванную.—
              —В таз её сначала.—
              Отец ничего не испытывал к принесённой кошке. Но отказываться не думал. Одно то, что сыновья были вместе, загорелись одной целью, прониклись состраданием к бездомному животному, дало брешь в его тёмном царстве горя. Маленькое отверстие, пропустило лучик тепла и света.
              —Вырастит, мы её с собой брать будем в поездки.—
              —А что, я знаю одного, он с собачонкой ездит.—
              —Нашёл где-то на «перевале» и забрал с собой.—
              Взяли старое полотенце. Уже не хватали первое попавшее под руку, не глядя, как всегда. Подражая маме, перебрали и взяли самое ветхое полотенце. Сердца человеческие подсознательно искали себе утешение, и нашли. Пусть маленькое, пусть грязное, но такое своевременное. Не стало человека, но он всегда будет присутствовать в доме как положительный пример в делах и поступках. Его модель поведения определит стиль жизни оставшихся людей на земле. Жизнь матери прошла в постоянной, повседневной, ежечасной, ежеминутной заботе о своих домочадцах. Эта забота принималась мужчинами на автомате, как само собой разумеющееся. Теперь, эта забота искала своё продолжение в земной жизни. Мы вечны, если мы добры и терпимы к окружающим нас людям и миру.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 2 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2022



Глава вторая



              Монотонный шум двигателя, действовал на нервы. Старший брат говорил, что это по началу, потом шум просто не замечаешь. Спать не хотелось, но лучше было бы заснуть, что бы убить время. Чтобы уснуть, надо подумать о хорошем.
              —Что у нас хорошего?—
              Младший брат заскрипел зубами от нахлынувшего горя.
              —Что, никак не заснёшь?—
              —Ага.—
              —Так и не надо. Сон, он сам навалиться и свалит.—
              —Ночевать будем у моей знакомой.—
              —Скоро населённый пункт. Километров семьдесят осталось.—

              Андрей приободрился. Больше всего на свете он хотел сейчас не ощущать движения машины под собой и не видеть света встречных фар. Хотелось тишины. Вспомнилась последняя ночь в родительском доме, урчащая кошка на стуле рядом с кроватью и её открывающиеся глаза на каждое его шевеление. Так мама реагировала, на спящих сыновей ночью, когда они были маленькими. Вспомнил, какой кошечка стала нелепой после купания. Буд-то её сделали из проволоки, с которой свисала мокрая шерсть.
              —Что за знакомая?—
              Матвей, так звали старшего брата, не сразу ответил младшему брату. Андрею показалось, что тот не расслышал его вопроса и собрался повторить его.
              —Да ба…—
              И осекся. Помолчал.
              —Женщина живёт здесь не далеко, у самой дороги.—
              —Подвозил как-то. Познакомились.—
              За окном замелькали домики. У одного из них они остановились. Машина тяжело сползла с дороги на мягкий грунт, и вздохнула с облегченьем. Она тоже устала. Она тоже работала. Их никто не встречал. Не скрипнула дверь, не загавкала собака. Не вспыхнул свет в окне.
              —Ты не предупреждал?—
              Младший брат забеспокоился.
              Он боялся лишиться обещанного сна в тишине и покое. Братья проверили запоры на машине и зашагали к дому. С каждым шагом уходил запах машинной гари, на его место приходил запах скошенной травы, навоза и мяты.
              —Сверчок молчит. К дождю.—
              Обронил старший брат.
              Подтверждая его слова стали тихо падать крупные капли. Они шли в темноте по дорожке. В доме ничего не изменилось, ни каких признаков жизни.
              —Может, её дома нет?—
              Андрей с надеждой на подтверждение обратного, заглянул в глаза брата.
              —Нет. Она послушная.—
              Матвей уверенно толкнул дверь по старинке обитую войлоком.

              Вперёд их, проскользнув между ног, в помещение юркнула кошка. Тут же вспыхнул свет. На шею старшего брата, буквально запрыгнула ярко размалёванная девица. Громко чмокая Матвея в лицо по всей его окружности она, не переставая, верещала всякие глупости. Увидев Андрея, соскочила на пол, и оказалась маленького роста. Оправила на себе одежду, если так её можно было назвать, и вопросительно уставилась на Матвея.
              —Мать схоронил. Давай сегодня без этого.—
              Матвей, как и его машина, тяжело опустился на стул, возле круглого стола под абажуром. Андрей, с любопытством разглядывал это необыкновенное сооружение над столом. Рукой провёл по бахроме.
              —Горячего чего ни будь, можно?—
              —Мой брат.—
              После небольшой паузы добавил.
              —Родной. Андрей.—
              Тут начались преображения. Андрей увидел в Матвее, умудрённого жизненным опытом, зарабатывающего тяжёлым трудом себе на жизнь мужика. Почувствовал его силу и волю.
              —Андрей, это Аня.—
              Имя ни как не соответствовало представлению при встрече.

              Помявшись с ноги на ногу, девица присела на табурет. Помолчали. Аня подняла руку и стянула с головы парик, иссини чёрного цвета. На плечи ласково лёг аккуратный хвостик каштановых волос, перехваченный резинкой. Скинула с ног лаковые туфли, вишнёвого цвета, на платформе и высоком каблуке. Потянулась в сторону и рукой сгребла с дивана мягкий детский плед. Накинула его на плечи и ушла в другую комнату. Наступила тишина, которую так хотел младший брат. Только часы тикали. Но они не мешали слушать обволакивающую тишину, а только подчёркивали её значимость.
              —Мяу.—
              Робко произнесла кошка, что бы обратить на себя внимание. Изогнув спину подковой, она замерла у ножки табурета, не сводя глаз с Матвея.
              —Ну да конечно! Как же без тебя!—
              Матвей полез в карман куртки и достал пакетик кошачьего влажного корма.
              —Опять балуешь. После тебя ничего не ест.—
              Аня расставляла на столе тарелки, резала хлеб, лук, помидоры, сало.
Андрея передёрнуло при мысли о сале. Как его едят? Гадость несусветная! Вязкая и жирная.

              Посуда вся щербатая по краям, светилась гостеприимством. Пар от горячего борща со свеклой завиваясь, потянулся к лампочке в абажуре. Он, как и Андрей залюбовался абажуром. Кошка запрыгнула на колени Матвея, поднялась на задние ноги и оперлась передними ему в грудь. Головой стала бодать его щетинистый подбородок.
              —Уже схавала. Ну, вы и жрёте мадам.—
              Старший брат отстранил кошку от себя.
              —Ты это, Ань! Я помню, у тебя день рождения.—
              Неловко себя чувствовал Матвей и замолчал.

              Память унесла его на кладбище в день похорон. То решение, пришедшее на ум и на сердце, заставило его опустить руку в нагрудный карман, достать пакетик с золотой цепочкой. Он даже ощутил её нежное скольжение по своей ладони, перед тем как лечь в гроб к ногам матери.
              —Купил тебе цепочку, да положил её в гроб маме.—
              —Пусть поносит.—
              —Привезу тебе в следующий раз.—
              Мягким и тёплым филином, метнулась к нему из-за стола Аня, накрыла краем пледа и прижала к себе. В сидячем положении голова брата была на уровне женской груди.
              —Ух, ух.—
              Неслось из-под пледа.

              Круглые глаза девушки остановились на часах. Она не моргала. Тело слегка покачивалось. Руки под пледом, как крылья неведомой птицы лежали на плечах брата. Время застыло. Чувство ревности шевельнулось в груди у Андрея. Это он должен быть сейчас рядом со старшим братом, а не заезжая девка. Словно почувствовав это, Матвей отстранился от молодой женщины и мягко усадил рядом с собой, пододвинув её табурет вместе с ней к себе поближе. Заметил взгляд младшего брата на Анну.
              —Что братишка окрысился?—
              —Кто мы без них?—
              —Мать ждёт, да жена хорошая!—
              —Давай, помянем.—
              —Доставай брат, горькую.—
              Ладошки Ани накрыли руки Матвея, и она маминым голосом, стала говорить мамины слова, отговаривая его от спиртного. Не верила она, как и мама, что за ночь Матвей проспится и всё выветрится. Пропустили всё-таки по маленькой, потом ещё. Оставшуюся водку в бутылке, накрыв пледом, словно пряча, Аня унесла в другую комнату. Точно так же делала мама. Неужели брат не видит этого сходства? Борщ был вкусным, как дома. Подражая брату, Андрей откусил сала, лука, затем хлеб и стал жевать, ожидая вкусового отторжения. Не дождался. И совсем не противно.
              —Ты чего одна всегда?—
              —Вроде говорила, ребёнок есть.—
              —Он кто? Мальчик или девочка?—
              Спиртное немного развезло Матвея, он тянул слова и подолгу смотрел на собеседницу.
              —Сказала когда-то…. Так вроде без разницы тебе было.—
              Аня так и засветилась. Было видно, что она ждала дальнейших расспросов, как это бывает у мам в таких ситуациях. А рассказывать о своих детях, мамы любят.
              —Девочка. Родилась на день влюблённых, в марте. Валентина.—
              Матвей вздрогнул и посмотрел на брата. Андрей сидел, открыв рот, и смотрел на них.
              —Что такое?—
              Аня поёжилась. Реакция мужчин была неожиданной, можно даже сказать странной.
              —Мама родилась в этот день, и зовут маму Валя.—
              Ответил Матвей.
              —О Господи! Это плохо?—
              Женщина перекрестилась.
              —Думаю, нет. Знак это нам.—
              —С кем живёт дочка Валя?—
              —Так со мной.—
              —Как с тобой? Никогда не видел!—
              —Соседке отвожу, после твоего звонка.—
              —Дети спать раньше нас хотят.—
              —Набегаются, задень. Вот и ….—
              Старший брат проглатывал слова Ани вместе с борщом, шея его багровела. Вот только на кого он разгневался, он ещё не знал.
              —Дитё спать у чужих людей не должно.—
              —Спать дите должно с матерью.—
              Чего-то, испугавшись, молодая женщина привстала с табурета.
              —Ты б сходила за дитём. Не поздно забирать то?—
              —Так я сейчас! А то им завтра рано вставать.—
              Женщину будто ветром сдуло из-за стола, только дверь скрипнула за ней и не закрылась. Слегка покачиваясь, дверь ждала «своих» обратно, пуская в дом шум дождя и свежий воздух. Свои не заставили долго ждать. Девочка была счастлива появлением матери и прижималась щекой к её щеке.
              —Любу маму.—
              —И я тебя люблю, мою маленькую.—
              И Матвей, и Андрей засмущались. Куда-то делась суровая мужественность старшего брата. Ребёнок пытливо рассматривал гостей. Мужские руки одновременно застегнули по пуговице на рубашке. Отпускать мать, ребёнок не собирался. Он даже ноги поджал, что бы ни оказаться на полу.
              —Иди ко мне!—
              Нарочито весело и громко предложил Матвей. Сам того не ожидая.
Девочка резко спрятала лицо за голову матери.
              —Не подумал я, что-то….—
              Повисло молчание. Мать села на диван. Ребёнок цеплялся пальчиками за её волосы. Тянул больно.
              —Бойща хочу.—
              Ребёнок сделал ударение на первый слог глагола. Неожиданно девочка обернулась, и озарила всех лучезарной улыбкой. Мать приподнялась с дивана.
              —Сиди. Сам налью.—
              Матвей ушёл за борщом. Принёс тарелку и поставил перед женщинами. Сидя на коленях у мамы, дочка послушно открывала рот. В руке держала кусочек хлебного мякиша, и старательно откусывала от него, провожая взглядом каждую упавшую крошку на пол.
              —Голодная.—
              Не зная почему, произнёс Андрей.
              —Да что вы! Просто запах в комнате раззадорил её.—
              Мама старательно разминала ложкой картофель в тарелке.
              —Хороший аппетит!—
              Чему-то радовался Матвей.
Всё мужское внимание приковано к сосредоточенному личику девочки. Со стороны могло показаться, что они даже жевали за неё.
              —На.—
              Девочка бросила кусочек хлеба кошке на пол.
              —На.—
              Другой кусочек неожиданно протянула Матвею.
Того прошибла нежданная слеза умиления. Неловко и осторожно, словно конь в стойле, Матвей вытянул губы и ждал, когда хлеб окажется во рту. Почувствовав хлеб, нарочито громко стал жевать, не заглатывая, так как пальчики ребёнка крепко держали его за передние зубы. Это развеселило ребёнка.
              —Отпусти дядю.—
              Освободившийся дядя, с глупым выражением лица продолжал бодаться с девочкой.

              Потом пили чай, который с горем пополам заварили сами гости. Умяли за милую душу стопку блинов на тарелке. При готовке, их смазали сметаной и посыпали сахаром. Даже остывшими, блины были восхитительными! Ребёнок клевал носом о мамино плечо. Говорили шёпотом. Дождь за окном, располагал ко сну. Андрей был готов сам уткнуть свой нос в чьё угодно плечо.
              —Я положу Валентинку и постелю Андрею.—
              Женщина собралась унести ребёнка. Матвей остановил её словами:
              —Вы ложитесь обе. Я тут сам разберусь. Диван разложу.—
              —Не забудь закрыть дверь на щеколду.—
              Попросила Аня.
              —А, то!—
              В доме наступила долгожданная тишина. Только часы неугомонные:
              —Тик-так.—
              Да кошка:
              —Ур-р-р-р….—
              Люди спали.

              К дивану, со спящими сыновьями подходит мать. С любовью и нежностью смотрит в их лица. Целует каждого в голову, нежно ворошит волосы. Матвей открывает глаза. Привыкнув к темноте, встаёт. Заходит в комнату, где спит Аня с дочерью. Становиться на колени у кровати, и долго и нежно целует Анну. Та отвечает ему. Поцелуй глубокий и вдохновенный. Так у них никогда не было. Анна пытается что-то сказать.
              —Тс-с.—
Матвей прикладывает палец к губам и уходит. Тут же возвращается, и коротко целует в головку ребёнка. Счастливая женщина, не сводит с мужчины глаз. Даже в темноте, они сверкают от счастья. Кошка запрыгивает к Анне на кровать. Мужчина забирает её и уходит спать.
 Скоро наступит утро, придёт новый день. Люди в этом доме проснуться иными, чем были вчера. Несчастья, к сожалению, приходят к каждому и единственный их плюс в том, что они совершенствуют нас.

              Петух орал на дворе так, что хотелось выйти и оторвать ему голову. Солнце слепило, даже через задёрнутую штору. И чего это оно так разорался, ведь дождь шёл? Оказалось, время половина двенадцатого по полудню. Матвей и Андрей открыли дверь во двор из дома. На крылечке сидела Валентинка. С серьёзным видом она подвинулась:
              —Садись. Уже печёт.—
              —Осень на дворе. Солнце низко. Не должно.—
              Матвей присел. Андрей озирался стоя рядом.

              Аня вышагивала по огороду, изредка наклонялась, поднимала что-то и бросала в ведро. Андрей поспешил на помощь. Глаза ещё не отошли от сна и не привыкли к солнечному свету. Зацепился ногой за тыквенную плеть, а так как спешил, рухнул во весь свой рост на землю. Приготовился услышать смех, но не услышал. Только быстрые шаги приближающихся женщин. Большая и маленькая, спешили на помощь. Валентинка заботливо сняла с ноги высохшую плеть. Аня подняла выпавшие из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и зажигалку.
              —А-та-та, ух она не хорошая какая!—
              Ребёнок грозил пальчиком тыквенной плети.
С крыльца, за происходящим наблюдал Матвей. В груди проклюнулась ревность. Встал и, перескакивая через грядки, чем сократил путь, подбежал и протянул руку лежащему на земле брату.
              —Не доспал? Чего развалился?—
              —Да вот, земля матушка оглушила, как следует.—
              Андрей смущённо стал охлопывать себя ладонями, стараясь стряхнуть землю с одежды. Руки оказались грязными, и он только добавлял грязь к грязи. Вот тут всем стало смешно.
              —Замарака.—
              Звенел голосок девочки.
              —Ну и свинья, ты у меня!—
              Гоготал старший брат.
              —Я всё почищу.—
              Пообещала Аня.
              —Ещё чего! Сам управиться.—
              Матвей подтолкнул брата в сторону дома.
Обнял Анну за плечи. Валентина тут же прижалась к ноге матери.
              —Всё! Всё! Я без рук.—
              Мужчина отступил от женщины.
Ребёнок вложил свою руку в ладонь матери и буквально повёл её к крыльцу, с недоверием оглядываясь на мужчину.
              —Я не буду!—
              Успокоил её Матвей и почувствовал прилив нежности и желания к Анне.
              —Вот, запретный плод, сладок…—
              —И прибанбасов ни каких не надо.—
              Подумал с иронией он, и улыбка озарила щетинистый мужской подбородок.

              Матвей в доме заварил чай. Андрей что-то показывал в сотовом телефоне девочке. Та с большим интересом, разглядывала предложенные ей заставки. Анна положила две полные пригоршни творога в глубокую миску. Разбила туда два яйца и всё перемешала. Добавила муки и вновь всё вымешала. Припудрила стол мукой и выложила содержимое миски. Руки её быстро разделили творожную массу на части, и раскатали в колбаски. Колбаски порезала на кусочки. Кусочки опустила в кипящую подсоленную воду, как только они всплыли, выключила под кастрюлькой огонь. Дуршлагом достала их из кипятка и разложила по тарелкам.
              —Кому с маслом, кому со сметаной?—
              Женщина вопрошающе смотрела на мужчин.
              —Мне с маслом!—
              Галушки для девочки посыпали сахаром.
Андрей попросил добавки, и Анна повторила процедуру приготовления во второй раз. К просьбе Андрея присоединился и Матвей. Затем мужчин провожали. Девочка начала махать ручкой ещё в доме, и так и махало её отражение в зеркале заднего вида, пока не исчезло совсем.
              —Выспался?—
              Матвей подмигнул младшему брату.
Тот выглядел посвежевшим, а то наглотался вчера выхлопных газов с непривычки, подташнивало даже.
              —Привыкнешь. Великое дело, привычка!—
              Перед газами серой, асфальтной лентой, вдаль убегает дорога, второй её конец пожирает капот машины. Старший брат перекрестился. Младший брат, с недоумением уставился на него.

              В это время, в их родном доме проснулся отец. Проснулся, и понял что спал. Наконец-то спал!
              —Великое дело сон!—
              Он был рад, потому как измотала его бессонница. Не дружил он со сном после похорон. А тут такая удача, и сил вроде, как прибавилось.
              —Прибраться надо в квартире.—
              Подумал он.
Не мог вспомнить, какую таблетку выпил, что так подействовала на него. Да, вроде всё лекарство старое, ничего нового не было. Как лёг на спине, так и проснулся. Поднялся. На подушке вмятина от головы, а чуть выше ещё одна, и в ней шёрстка от кошки осталась.
              —Вот, поганка какая!—
              Так это же она, легла ему на голову, он и спал как младенец. Похоже, и кошка устала от того, что человек не спит и ей не даёт. Вот и решила его убаюкать по-своему. На самом же деле, котёнок вспомнил тепло матери своей, и потянулся к теплу человеческому. За окном осень, и отопление ещё не включили в домах. То, что такое действие кошек идёт на пользу людям, известно исстари. Отец прошёл в ванную, умылся, долго разглядывал своё отражение в зеркале. Вздохнул, провёл ладонью по заросшёй щетиной скуле, повернулся, что бы уйди из ванной комнаты. В коридоре сидела и не сводила с него глаз кошка.
              —С чего сыновья решили, что она, это она?—
              Подумал мужчина.
Вспомнил, как делала в таких случаях его мать и покойная жена. Взял кошку в руку и собрался, заглянуть ей под хвостик. Да засмущался чего-то, и опустил на пол.
              —Надо бриться, раз в доме женщина!—
              Кошка подтвердила его слова и боднула головой ноги, как бы подталкивая к ванной комнате.
              —Ну, я пошёл.—
              Мужчина с неохотой вернулся туда, откуда только-то вышел.
Когда процедура была закончена, открыл дверь ванной, а кошка так и сидела на прежнем месте, задрав голову и ловя его взгляд.
              —Да тут я, тут!—
              —Пойдём, покушаем.—
              Они пошли на кухню.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 3 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2027



Глава третья



              Андрей уже слышал, что говорил ему старший брат управляя машиной. Гул мотора отошёл на второй план и был как бы фоном. Младший брат, разглядывал просторы за окном. Он впервые выехал за пределы своего городка. Не только удивлялся, но и ужасался размахам своей родины. Старший брат вспоминал дочку Анны, и улыбка не сходила с его лица. Как бы угадав мысли его, Андрей спросил:
              —К чему бы такое совпадение имён?—
              Машина стала замедлять ход и прижиматься к обочине.
              —Наша она. Что тут думать! Я понял это так.—
              Мотор заглох.
              —До ветру собрался?—
              —Да.—
              Они вышли. Справили нужду. Размялись. Покурили. Затушили окурки и зашагали в поле. Красота седой полыни притягательна, так бы и лёг. Попробуй только, сразу муравьи одолеют. Младший брёл по полю, разминая в пальцах веточку полыни. Скорбный вой разнесся по степи. Мурашки по спине побежали.
              —Жуть! Это чего?—
              Младший оглянулся на старшего брата.
              —Не знаю. Может собака ушла из города, помирать в степь. Они так делают.—
              —Давай, шагай обратно. Машину бросили!—
              Вслед им, раздался вой ещё хуже прежнего.
              —Так! Не к добру это, пошли к машине.—
              Но младший, развернулся и быстро зашагал по степи на звук.
Толи яма, толи котлован к которой он подошёл, была, явно человеческих рук дело. Глубокая. На дне её, скопилась бурая тянкая жидкость. По краям тёмной и жирной жидкости разбросаны доски. Видно было, что ими пользовались, так как они были испачканы ею. Положив передние лапы и голову на одну из них оказавшуюся в центре этого месива, держалась собака. Глаза её вытаращены, огромные белки глаз вот, вот выкатятся из глазниц.
              —О, Господи! Я не вынесу!—
              Младший брат отвернулся. Старший брат повёл его обратно.
              —Тут ничего не поделаешь. Естественный отбор!—
              —Выживает сильнейший.—
              Вслед им неслась собачья мольба о помощи.

              Не глядя друг на друга, забрались в машину. Завелись и поехали. Молчание в кабине затянулось. Вой собаки в ушах, не заглушал рёв двигателя. Один брат злился на другого брата, не зная за что. Матвей со злостью жал на педаль газа.
              —Дернуло тебя…—
              Бросил он младшему брату.
Машина стала разворачиваться, ломая колёсами кустарник. Они не ехали, а мчались в обратном направлении. Младший не был за рулём, но жал ногой пол, в предполагаемую педаль газа. Только по свежо примятой траве, они нашли то место. Посадка, она везде посадка. По своим же следам, машина съехала с дороги. Матвей вытащил брезентовый комбинезон, в котором лазил под машину, ведро, верёвку, резиновые сапоги. Нашли мешок из-под сахара. Всё делали, молча, и по степи бежали, не проронив ни слова. Глаза собаки, повернулись в их сторону.
              —Держись псина!—
              —А то, на хрена, мы сюда вернулись.—
              Почти кубарем два брата скатились на дно котлована.
Собака забарахталась.
              —Не делай этого. Не шевелись.—
Сердце у Андрея выскакивало из груди. Собака послушалась и перестала двигаться.
              —Она понимает нас?—
              —Размечтался! Запрет в голосе чувствует.—
              —Что будем делать?—
              —Пёс его знает!—
              Матвей привязал веревку к дужке ведра.
              —Кидать будем. Пусть цепляется.—
              —Как же она поймёт?—
              —Захочет жить, поймёт.—

              Предположение старшего брата заключалось в том, что ведро, упав на поверхность загустевшей нефти, не сразу утонет. Может быть, собака, сможет за него ухватиться, хотя бы зубами. Натянул на себя комбинезон и сапоги. Ведро с первого захода упало рядом с головой собаки и замерло. Поверхность нефти густая, и держала его на плаву. Малейшее колебание, и оно начнёт потихоньку наполняться.
              —Давай пёс, соображай!—
              Матвей сделал волну веревкой и ждал.
Андрей замер, даже дышать перестал. Повисло молчание, казалось, и степь затаила дыхание. Собаке было нечего терять. Она это знала, последние силы уходили. Только ухватилась она не за дужку ведра, как предполагал Матвей, а за узел верёвки на дужке, и стала медленно погружаться в нефть с головой. Парни, мгновенно среагировали, и быстро перебирая руками по верёвке, подтащили собаку к краю ямы. Матвей был одет в комбинезон и резиновые сапоги, на руках перчатки для ремонта. Схватил собаку за голову, да и вытащил на твёрдую почву. Пёс напоминал их кошку, когда её купали. Правда, размеры намного больше. Нефтяной продукт был тяжёл для ослабшей собаки. Она и не пробовала поднять тело. Вытянула морду по земле и расслабилась, но узел из пасти не отпускала. Прикрыла глаза. Братья сели рядом. Степь шумела подсохшей травой, это ветерок заигрывал с ней. Тяжёлый шмель залюбовался красками Андреевой рубашки и ну его обхаживать.
              —Отстань, боинг!—
              —Да, отвяжись!—
              Собака открыла глаза и беспомощно заскользила лапами по глинистой почве. Снова затихла.
              —Зря мы её вытащили.—
              —Как ей теперь жить?—
              —Да и выживет ли она?—
              Андрей собрался продолжить перечень грустных вопросов, но его перебил Матвей.
              —Не скули, самому тошно.—
              —Жить надо, в любой ситуации.—
              И пошёл к машине.
Вернулся с канистрой бензина, охапкой тряпок и ветоши. Походив по посадке, нашли толстую ветку в виде рогатины. Собаку оттащили на согретый солнцем песчаник. Рогатину вонзили глубоко в почву, за ушами собаки так, что голова была прижата к земле.
              —Ну, дружок! Терпи!—
              Сосредоточенно, старательно, долго и молча, Матвей елозил тряпками, смоченные бензином, по телу собаки. Андрей не помнил, что бы та издала звук. Он только бегал вокруг, и становился спиной к ветру, что бы ни так сильно наносило бензином.
              —Что теперь?—
              Спросил он брата, который снял перчатки и присел на землю.
              —Пусть сохнет. Остальное дома ототру.—
              —Как дома!?—
              Ужаснулся Андрей.
              —Таком…—
              Дом Анны, после последней ночи проведённой в нём, Матвей, уже считал своим домом. Взял сахарный мешок и стал с хвоста натягивать его на собаку. Как на большой кусок мяса. Пёс был вялым, видно силы его оставили совсем. Надышался испарениями нефти и бензина. Мешок тащили по степи за углы, как труп. У машины не было кузова, была площадка, уложенная пиломатериалами. Между кузовом и кабиной есть место, с не большими бортиками по бокам, где крепятся цепи, удерживающие груз.
              —Туда и положим.—
              Сказал старший брат.
              —Может воды ей дать, или поесть чего? Нам же что-то собрала Аня?—
              —Попить, может быть. А вот есть? Ты бы ел в её состоянии?—
              —Не-а.—
              —Я знаю что!—
              Осенило Матвея.
Он достал пластмассовую коробку со всякой металлической мелочью. Пересыпал её содержимое в полиэтиленовый пакет, выдул оставшийся мусор и налил в неё Аниной простокваши.
              —Собаки не едят кисломолочные продукты.—
              Андрей скорчил рожу.
              —Кто её есть заставляет? Пусть лечится.—
              И собака полечилась, да так, что пришлось ногой поддерживать коробку, двигающуюся по земле.
              —Соображает тварь.—
              Отметил, довольный Матвей.
              —Садись, поехали к Ане.—
              —Клиенту что скажем? Итак, задержались.—
              —Скажем, крепеж ослаб. Перебирали, да закрепляли.—

              Аня стояла в огороде, прикрыв глаза от солнца ладошкой. С тревогой смотрела на мужчин, что-то стягивающих с машины. Они протащили мешок по дорожке к сарайчику и оставили его там. Пока Аня шла к ним на встречу, кошка, опередив её, первой оказалась возле мешка. Сначала она не поняла, что там собака. Запах бензина перебил всё, да и мешок не шевелился. Пройдясь вдоль мешка, она оказалась лицом к лицу с собачьей мордой. Онемела, присела от ужаса и засипела. Собака слабо огрызнулась. Шерсть у кошки встала дыбом. Шок! Кошка стояла как вкопанная, тогда как надо было отскочить немедленно. Стояла и шипела, что есть силы, пока шипение не перешло на жалобное завывание. Тут подошла Аня и отодвинула её ногой в сторону. Матвей, вывалил собаку из мешка. Та, беспомощно водила глазами. Вставать, не вставала.
              —Господи! Что с ней?—
              Последовал подробный рассказ Матвея, переплетающийся, бесконечными добавками и подробностями от Андрея. Собака громко отрыгнула творогом.
              —На пользу пошла твоя простокваша.—
              Матвей обнял Анну.
              —Собаки не едят простоквашу.—
              —Лечилась она.—
              Объяснил он.
Матвей попросил Анну об одолжении, оставить собаку у себя, пока оклемается. На кормёжку денег добавил. Та отказывалась от добавки. Матвей оставил деньги на столе в доме.
              —Да, много ль их надо в деревне.—
              Как бы извиняясь, произнесла Анна.
              —Потом пристроим, к кому ни будь из соседей.—
              —Зачем к соседям? У нас нет собаки.—
              —Да и Валентинка просит.—
              —Так страшная она.—
              —Зато, какая верная будет, после всего с ней случившегося!—
              —Думаешь?—
              —Уверена.—
              —Где дитё?—
              Заглядывая вниз, себе под мышку, спросил Матвей.
Оттуда на него смотрели глаза влюблённой женщины.
              —С соседской девочкой играет в их доме.—
              —Не дал постирать рубашку, теперь потом пахнешь.—
              —Так вкусно!—
              —И, и, и…. Чего выдумала!—
              И вовсе не выдумала ничего женщина. Родным становится и человек, и его запах, и ….
Продолжать можно долго.
              —Я капусты натушила с мясом. Ещё горячая.—
              —Где ж мяса взяла?—
              —Так ты привозил, прошлый раз.—
              —И вы его не поели?—
              —Нет ещё.—
              —Вот, ни буду больше возить.—
              Пригрозил, шутя Матвей.
              —Может ещё, кто возит?—
              Он шутил, но в голове мелькнул страх, а вдруг есть соперник? Женщина больно ущипнула его, и все сомнения ушли прочь. Перекусили на быструю руку. Обдумали, чем покормить собаку. Аня решила отварить овощей, да куриные головы и лапки, собравшиеся в морозильнике. Их она собирала для соседской собаки, а теперь пригодились для своей.
              —Брошу туда немного макарон, может, поест жиденького?—
              —Думаю, в самый раз будет.—
              —Сильно её не беспокойте. Отойдёт!—
              —Ну, пока, собака!
              Во дворе Матвей подошёл к ней. Та лежала как мёртвая, только живот часто вздымался. Она спала и дышала.
              —Всё о-кей, у нас вышло!—
              —Так и назовём тебя, Окей.—
              Он обернулся и посмотрел на Анну.
              —Возьми в сарае телогрейку старую, да подложи.—
              Матвей затащил собаку в сарай и уложил на ту самую телогрейку, и закрыл щеколду на палочку.
              —Здесь будет спокойней ему. Пусть там до моего приезда живёт.—
              Они обнялись, как срослись.
              —Дитя береги.—
              В ответ женщина, ещё теснее прижалась к мужчине. Не как всегда. Не как со всеми.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 4 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2030



Глава четвёртая



              Снова дорога, снова мелькает за окном посадка. Ощущение движения и скорости под собой.
              —В пору и мне простоквашу глотать.—
              —Надышался бензина. Голова раскалывается и тошнит.—
              —Доставай, да пей! Хочешь, полежи.—
              Андрея не надо было упрашивать. Он с удовольствием расположился в спальном купе. Закрыл глаза. Чувствовал себя правильным, сильным и добрым. Впервые ему не хотелось вложить в уши микрофоны, ему было о чём подумать. Они только мешали бы этому. Во рту остался приятный вкус простокваши. Никогда не пил такой продукт. Оказывается, есть и другие, не городские продукты, не хуже совсем. Желудку стало легче, и он вспомнил собаку.

              Под утро добрались до места. Андрей устал сидеть в кабине машины, пока Матвей пререкался с клиентом, объясняя причины задержки в пути. Потом на территории склада ждали своей очереди, потом грузчики обедали и отдыхали, затем шло оформление документов, перекур и обратная дорога. Странно, но и у Андрея возникло ощущение того, что возвращаются они в родной дом. Имеется в виду дом Анны. Потолок кабины облизывали фары встречных машин. Андрей стал считать. Ночь берёт своё и младший брат заснул. Мать поправила примятое одеяло на младшем сыне. Загляделась на профиль старшего сына за рулём.
              —Храни вас Господи! И я вас, храню.—
              Старший сын улыбнулся своей памяти, в которой возникло лицо мамы. Младший заулыбался во сне. Ну почему люди так легко и не принуждённо, не общаются друг с другом при жизни? Почему?! Почему…. Почему…. Матвей с досады ударяет кулаком по баранке руля. Что заставляет их грубить, дерзить, перечить отцу и матери? Сами и не такое терпят от друзей и подруг, и ничего, помалкивают. Что ж, не промолчать в разговоре с родителями? Промолчал, послушал, закрыл дверь родительского дома, день, другой прошёл:
              —Ведь правы были родители!—
              Подумает каждый, а что бы пойти и извинится, и мысли в голову не придёт. Гордыня, и собственная значимость, гирями весит на ногах и языке каждого. Грех это. Не искупить его при жизни ничем. На том свете, если. Только утрата родительская выплеснет, как не нужное и то, и другое, прочь из нашей души. И слова найдутся, и извинения будут звучать! Да, что там звучать! Бить в барабаны будем, звонить в колокола, шептать перед сном в подушку или проснувшись ночью в слезах. Прости нас Господи, и родители наши, простите нас.
Машина встала у дома Анны, и разбудила Андрея.
              —Мне мама снилась.—
              —Мне тоже. В смысле, я думал о ней.—
              Брат устраивался рядом с братом.
              —Ты что, тесно же, до невозможности.—
              —Пойдём в дом. Светает уже.—
              —Вот потому и не пойдём. Самый сладкий сон в это время.—
              Матвей продолжал укладываться, и прессовать брата к стене кабины.
              —Гав, гав, гав.—
              Раздалось со двора.
              —Пригрели себе на голову.—
              Забурчал Матвей.
              Дверь кабинки распахнулась. Женщина вставала на носочки, что бы заглянуть к ним.
              —Как съездили?—
              Всё в том же пледе, поверх ночной рубашки. На ногах шерстяные носки, да низко обрезанные резиновые сапоги. От Анны веяло сном в мягкой и теплой постели.
              —Пошли в дом зоревать.—
              —Слышу, выжил наш нефтяник!—
              —Выжил. Есть начал.—
              —Почему шёпотом говоришь, Матвей?—
              —Так, дитё же спит.—
              У Матвея слипались глаза. Давно он не ездил без напарника, да и не положено. Устал.
              —Что ты несёшь? Дитё в доме.—
              —Да вылезете вы из этой машины?!—
              Мужчины по очереди спрыгнули на землю. Пошли к дому. Возле крыльца Матвей остановился, и обернулся. Собака сидела у сарая и смотрела в его сторону. Он пошёл к ней. Та припала животом к земле и, повизгивая, поползла на встречу, бешено стуча хвостом о землю. Сам того не ожидая, Матвей опустился на колени, собака встала на задние лапы. Они обнялись. В носу мужчины засвербело.
              —Смотри ты, какая большая оказывается!—
              Матвей удивился появившейся слезе на своей щеке и вытер её о сваленную шерсть собаки.
Вот так, и находят люди в жизни друзей, не только в лице человеческом. На крыльце за ним наблюдали, его брат и его женщина. Потом люди спали. Их сон охранял пёс.

              Утро, на то и утро, что бы все просыпались, вставали и вступали в новый день. Только не маленькие девочки. Они любят спать, а проснувшись, поваляться в кровати. Каждый, наверное, помнит, как тяжело поднимать детей в садик, особенно, в зимнее время. Валентинке в этом смысле повезло. Она, дитя природы. И природа эта, сразу за дверью, стоит только её открыть. Она её и толкнула. Тень заканчивалась сразу за крыльцом. Двор залит солнечным светом. Мама что-то делает в курятнике. Вдоль забора, по полоске тени от забора, медленно передвигается собака, с передышками. Рядом сидит кошка и наблюдает за её действиями. Болезненная слабость собаки передалось кошке, она упала на бок и широко зевнула. На крыльце сидели два брата и чистили картошку. Рядом с ними, стояли два ведра. В одном не чищеный картофель, в другом, с водой, уже очищенный. Оба сразу обернулись на звук открываемой двери. Перед ними ангел на босу ногу. Две пары мужских рук вознамерились подхватить ангела на руки, дабы пол холодный. Только мужчины не учли, что их двое, а ангел один. Чуть лбами не сошлись!
              —Зачем толкаетесь?—
              Рассердился ангел.
              —Мы нечаянно.—
              Извинились те.
              —Опять припёрлись?—
              Продолжал сердиться ангел.
              —Опять.—
              Растерялись мужчины.
              —Это она соседку вторит.—
              Вышедшая из курятника Анна пытается оправдать дочку.
              —Соседка всё время у меня спрашивает, твой сегодня не припрется?—
              У Матвея упал с души камень.
              —Слава Богу! А то уж я испугался. Вдруг ей не нравлюсь.—
              —Буду тебя расчёсывать.—
              Ангел обращался к младшему брату. Только сегодня ангел заметил, что у Андрея волосы до плеч. Это надо же, работы сколько! Будет играть в парикмахерскую с ним, весь отрезок времени до обеда. Тот и не рад, что дал согласие. Терпи теперь парень! Старший брат, лёжа на диване, поймал себя на мысли, что надо позвонить отцу. Когда была жива мама, сын звонил ей, не умел он разговаривать с отцом. Достаточно было набрать номер маминого телефона, а дальше просто отвечать на вопросы. Он набрал номер отца. Гудок прозвучал только один раз, затем раздался мужской голос.
              —Сынок!—
              У Матвея заскребли кошки в душе, запершило в горле. Он откашлялся и с нарочитой весёлостью в голосе ответил:
              —Пап, это мы. Возвращаемся.—
              —Ну и, слава Богу, слава Богу!—
              Отец разговором походил на старушку. Перед глазами старшего сына нарисовался портрет сгорбленной бабушки с трясущимися руками.
              —Дай телефон!—
              Девочка карабкалась к Матвею на колени.
              —Дай! Дай! Дай!—
              —Сынок, а ты где? Я детей слышу.—
              —Правильно слышишь.—
              Ответ выскочил сам, как будто его уже обдумали и сформировали. Возможно, так оно и было.
              —Чьи дети?—
              —Мои. Но не дети, а дитё. Одно.—
              Матвей пристально взглянул на Анну. Та перестала греметь посудой и стояла у стола, выпрямившись навстречу его взгляду.
              —Пока что….—
              Вдруг добавил Матвей.
И Анна, и Андрей, прекрасно поняли значение этой фразы. Женщину обдало жаром, она присела.
              —Ну не говорил. Так получилось.—
              —Лучше поздно, чем никогда.—
              —Конечно радость! И тебя поздравляю! —
              —Пока не знаю, когда ты их увидишь….—
              Матвей снова поднял глаза на Анну. Та стояла к нему спиной, разглядывая за окошком двор, но чувствовалось, что женские ушки были на макушке.
              —Дай телефон! Дай, дай, дай! Кто там?—
              Опять принялась за своё Валентинка.
              —Дед, то есть дедушка. На…—
              Счастливый ребёнок заверещал в трубку.
              —Деда, здравствуй.—
              —Тебя как зовут?—
              —Меня Валентинка.—
              —Мне три годика.—
              —Да, я большая.—
              —Нет, не хожу. Я у мамы так расту.—
              Девочка ещё долго будет приставать к неведомому деду с вопросами.
Матвей не развивал неожиданную для Анны тему. Разглядывал профиль девочки с телефоном.
              —Нельзя начинать жизнь со лжи.—
              Грустно произносит Анна.
              —Мне захотелось поддержать отца. Совсем упал духом. Пусть это будет ложь во спасение. А?—
              —Смотри сколько совпадений. И имя у неё, в честь мамы вышло. Ну, прости ты меня.—
              —Я искренне хочу быть с вами по-настоящему. Не как всегда.—
Женщина встрепенулась, слова звучали убедительно. Что бы разрядить обстановку, но и не отвечать так быстро согласием, занялась делом.

              После завтрака в обед, Матвею захотелось спать. Андрей терпел услуги парикмахера. Анна возилась на кухне с обедом. Видно обед придётся, есть в ужин. Ребёнок, следуя привычного распорядка дня, неожиданно вызвался укачать дядю Матвея, и сам сморился возле него. Мать постоянно приоткрывала дверь, где Матвей и Валентинка спали, совсем не для того, что бы убедиться, что они спят. Она любовалась головкой доченьки, безмятежно лежащей на мужественной руке. Глаза Анны были на мокром месте.

              Андрей вышел во двор. Встретился взглядом с собакой. Оба выдержали паузу. Первая не выдержала собака, и легла на живот, потом на бок, слегка постукивая хвостом о траву. Язык свесила на бок. Человек поёжился, но почему-то подошёл к собаке не вынимания рук из карманов брюк. Собака чувствовала его отторжение, лежала на боку и ждала. И дождалась, конечно. До неё дотронулись, её погладили. Зачем-то заглянули в ухо.
              —У тебя клещей нет?—
              Спросил Андрей, хотя понятия не имел, какого они вида хотя бы. Собака не шевелилась, не хотела спугнуть человеческий интерес к себе.
              —Да, после такой ванны из нефтепродуктов, вряд ли у тебя что заведётся.—
              Сам себе ответил человек.

              Андрей пошёл по направлению к калитке. Обернулся на собаку. Та встала и проводила его до калитки, и после долго выглядывала из калитки ему вслед, не перешагивая границу двора. Полдень. Как вымерли все вокруг. Только шум проезжающих машин, по трассе. Вон бочка с квасом для проезжающих. Дремлющая женщина на стуле под натянутым, выгоревшим пологом от солнца. Вагон на колёсах, вросший в землю. Судя по всему торговый вагончик. Мелкая щебёнка под ногами. Открыл дверь вагончика. Импровизированный прилавок. На полках и в витрине всё то, что везде, и никого. Сделал несколько шагов. Услышал шорох. Заглянул за прилавок. Увидел нижнюю часть женского тела и пятки в белых носочках, у самого пола, и больше ничего.
              —К-х, к-х….—
              Кашлянул он.
Нижняя часть заерзала из стороны в сторону, и человек стал вылезать из-под прилавка. Поднялась с пола девушка. Лицо красное от натуги. Среднего роста.
              —Вчера пять рублей закатились. Еле нашла!—
              Поражали волосы. Есть такие парики одноразовые, для новогодних вечеринок из серебристого бумажного дождя. Как по линейке на них обрезан край и чёлка, и неестественно прямые пряди. Вот что-то примерно такое и было на голове у продавца. Только светло русого цвета. Штук пять крупных веснушек, скорее похожих на родинки, нелепо таращились на Андрея, вместе с владелицей. Глаза в тон веснушек.
              —Что брать будите?—
              —Здрасте.—
              Ответил на вопрос Андрей и, видя, что от него ждут заказа, поспешил объяснить:
              —Прогуливался, и зашел. Просто зашёл.—
              —И чей будешь гость?—
              Андрей понял, что не знает фамилии Анны.
              —Вон тот дом, возле которого ива, а под ней лавочка из пеньков, врытых в землю.—
              Андрей показывал рукой в окошко.
              —Ясно.—
              Многообещающе протянула девушка.
              —Что вам ясно?—
              —Ясно, что ты новый напарник Анькиного «хахаля».—
              Он хотел объяснить, что он брат этого «хахаля», но передумал. Парню польстило быть дальнобойщиком и водить тяжёлую машину.
              —Зашёл, что дальше?—
              Андрей не понял вопроса, растерялся. Рыжие глаза продавца скользили по его телу. Парню стало жарко. Он совсем растерялся. Выручил звонок телефона, звонил брат и спрашивал, куда он пропал.
              —Уже иду. Сигарет взять?—
              —Дайте «Бонд».—
              Обратился он к продавцу и протянул пятьсот рублей.
У парня были купюры меньшего достоинства, но очень уж хотелось произвести впечатление на девушку. Продавец положила на прилавок пачку сигарет, сгребла ручкой купюру.
              —У меня сдачи нет.—
              По всей видимости, девушка и не собиралась что-то делать. Сбегать разменять, как это бывает, или его попросить об этом. Андрей постоял минутку, подождал. Уж очень жалко было денег, да и брату что скажет? В деньгах Матвей строг.
              —Наторгую, вечером принесу.—
              Глаза стали двумя оливками, в которых маленькие бесята отплясывали «сиртаки». Парню стало совсем не по себе, и он выскочил из вагончика. Вдохнул в себя воздуха, выдохнул и медленно, вразвалочку пошел обратно, чувствуя, что продавец провожает его взглядом из окошка. Вот и калитка. Собака всё это время наблюдавшая за ним, замахала хвостом. Вкопанные пеньки в землю у ворот, уже помечены собакой. Андрей сердитый вошёл в дом. Пахло поспевшим мясным борщом. Это немного его утешило. На столе тарелки, хлеб, лук репчатый, порезанный крупными кольцами, помидоры и перец болгарский. Валентинка слазила и залазила со стула на стул. Она раскладывала ложки. Серьёзно посмотрела на вошедшего в дом Андрея.
              —Вот не спал днём, не дадим мяска.—
              —Обойдусь.—
              Андрей продолжал обдумывать случившееся с ним. Матвей с кем-то разговаривал по телефону.
              —Всем мыть руки.—
              Обронила Анна. И двое мужчин, и один ребёнок, гуськом отправились к рукомойнику.
              —Колонка с водой далеко?—
              Матвей намазал кусок хлеба домашней горчицей.
              —Да тут рядом с дорогой.—
              Анна разлила борщ по тарелкам. В середине стола дымилось горячее мясо.
              —Выстучи мне.—
              Ребёнок протянул Матвею кость. Тот взял кость и стал стучать об ложку. В неё соскользнул белёсый мягкий стержень. Девочка тут же всосала его ртом.
              —Проводить воду в дом надо.—
              —Сколько тебе таскать эти вёдра.—
              С хозяйской интонацией в голосе заявил старший брат.
              —Вода со двора негожая. Только для полива и стирки.—
              Голосом, умудрённым жизненным опытом проговорила в ответ Анна.
Мужчина ел, и ему было вкусно, и он чувствовал себя хозяином этого дома, этих женщин.
              —Ой, как надо!—
              По-бабьи совсем добавила, хозяйка.
              —Ой, надо.—
              Скопировала интонацию в голосе матери, дочь.
Матвей обнял девочку. Та уже не противилась и сама прижималась к нему. Запах мяса сводил с ума кошку. Что только она не делала, что бы ей выдали её долю.
              —Да горячее ещё!—
              Рассердилась Анна.
              —Ты ей борща налей.—
              —Стоит уже остывает.—
              Мирно и совсем по-родственному, лилась беседа мужчины и женщины, считавшими себя недавно мимолётными любовниками. Матвей сказал брату, что они остаются ещё на ночь. Грузов в транспортной конторе для них нет, а выходные свои, нет разницы, где проводить. Андрей был не против такого предложения. Он ощущал вокруг себя абсолютно новую, неведомую ранее жизнь и она ему нравилась. Вот только ситуация с продавцом из вагончика омрачало его настроение.

              После ужина Матвей и Анна ходили по линии горизонта на огороде, взявшись за руки. На фоне заката, их фигурки казались чёрными, словно вырезанными из бумаги и маленькими. Андрей почувствовал ремень на брюках. Впервые в жизни парень стал поправляться.
              —Вот бы мама порадовалась.—
              Подумал он. Глаза блуждали по двору.
В калитку вошла «шмара». Юбчонка на ней была настолько коротка, что казалось, вот-вот сверкнёт уголок трусиков. Шмара старательно выискивала глазами место, прежде чем, переставить туда ногу. Высоченные каблуки увязали в земле. От того походка её напоминала скачущего по кочкам кулика на болоте, в замедленном исполнении. Ярко жёлтый топ с золотой каймой, совсем не скрывал грудь, а наоборот, выставлял напоказ её шевелящуюся оголённость. Молодая грудь, это красиво! Только настолько неуместна сейчас эта откровенность, что Андрей не знал, куда девать глаза, которые как магнитом тянуло взглядом облизать прелести девушки. Нереально прямая чёлка, не живой, как по линейке край волос.
              —Парик, наверное.—
              Подумал Андрей.
Ярко алый рот, и такого цвета «когти» на руках и на ногах, обутые в лаковые босоножки жёлтого цвета. Продавец из вагончика, будто выросла на целую голову. В руках прозрачная коробка с тортом. Кулик добрался до крыльца.
              —Зрастьте, вам!—
              —Привет….—
              —Где остальные?—
              И не дождавшись ответа, красиво поставила ноги, демонстрируя их стройность. Теперь она стояла на твёрдом покрытии и не боялась оплошности.
              —Ань….—
              Прикрыла глаза, якобы от солнца, которого уже практически не было, но это действие приподнимало грудь. Как не воспользоваться такой уловкой, когда перед тобой на крыльце сидит молодой парень.
Как-то сразу похолодало, по вечернему. «Шмара» передёрнула оголёнными плечами.
              —Да, Ань же!—
              Чёрные фигурки на горизонте направились к дому.
              —Скучаем?—
              Девица из вагончика вернула своё внимание на парня, вела себя, как должен бы вести себя мужчина в такой обстановке. Присела рядом с Андреем. Голые колени беспомощно опрокинули несуществующий белёсый взгляд в темнеющее небо. Вот только их хозяйка не чувствовала себя таковой. Парень вскочил, заправил за уши волосы. Выхватил из кармана пачку с сигаретами и стал прикуривать. Прищурился от дыма, а когда раскрыл глаза, яркий рот девицы с сигаретой в зубах был рядом с его губами. Губы почмокали, прося у парня прикурить. У того под мышками взмокло, и парень почувствовал запах собственного пота. Куда деваться теперь?! Тут подошли Анна и Матвей. Анна дёрнула подругу за руку, как бы говоря ей, что бы та отухла немного. Андрей вздохнул с облегченьем и отступил от гостьи в сторонку.
              —С днём рожденьица!—
              Гостья протянула торт в упаковке Анне.
              —Так вроде прошло уже.—
              Анна произнесла это, подчёркнуто равнодушно.
              —Да, брось Ань! Я не пришла потому, что видела - у тебя гости.—
              —Как такую махину не разглядеть!—
              Головой девица кивнула в сторону машины за двором.
              —Так они и сейчас тут.—
              —Я только три часа назад, поняла что «они».—
              —Пойду, думаю, отвлеку второго, вдруг мешается….—
              Многозначительным тоном, произнесла девица. Повисла пауза.
              —Ну, ступай в дом, и начинай отвлекать. Чаю завари.—
              Вздохнула Анна. Ей почему-то не хотелось сейчас, ни подруг, ни соседей, ни родственников. Тихая нежность не отпускала от себя Матвея. Так и льнуло женская голова к мужскому плечу.
              —Вот твоя сдача.—
              Гостья отдала торт Андрею.
              —Вы уже познакомились?—
              —Да днём ещё, он зашёл ко мне, торт искал.—
              Подруга Анны хитро проговаривала всё, подталкивая Андрея в дом. Тот споткнулся на крылечке, больно ударился коленом о ступеньку, страшно засмущался. Ему не хотелось оставаться с этой девицей наедине, но избежать этого видно не получится. Дверь в дом, вместо младшего сына, тихо отворила рука мамы. Заправила сыну волосы за уши. Шлёпнула ладонью по спине.
              —Когда ты у меня выпрямишься!—
              Покачала головой.

              Словно уверенность снизошла на Андрея. Он обернулся, и степенно предложил «шмаре» зайти в дом первой. Когда та нагнулась, что бы расстегнуть босоножки и заодно ещё раз продемонстрировать стройность ног, он взял её под руку, что бы поддержать.
              —Ой, да неужели….—
              Гостье захотелось продолжить колкость, но встретив уверенный взгляд парня, осеклась.
              —Пол холодный. Наденьте это.—
              Так всегда делала мама, заметив, что кто-то из её домочадцев или гостей ходит босиком. Пара хозяйских тапок упала к её ногам.
              —И не думайте возражать.—
              Андрей сам был удивлён не меньше её. Он перешёл на «Вы», и это сразу расставило всё по своим местам. Теперь он руководил «шмарой». Теперь он был на целую голову выше её, не только ростом.
              —Я, Андрей. Вас как зовут?—
              Он отодвинул стул, что-то стряхнул с него и жестом предложил даме присесть.
              —Располагайтесь.—
              Андрей не переставал удивляться сам себе. Как ему нравилось, эта неведомо откуда взявшаяся уверенность, степенность, и эта новая манера разговора на «Вы». Нестерпимо захотелось остричь волосы. Они мешались, когда он заваривал чай. Приходилось постоянно, убирать их за ухо. Он смело оглядывался на девицу и, вспомнив её дерзкое разглядывание в вагончике, задержал глаза на коленках. И вот оно! Свершилось! Девица зарделась и задвинула колени под стол, накрыв их скатертью.
              —Лола. То есть Лолита.—
              —Одинаково красиво и редкое имя. Вам подходит.—
              —Скажите, прям….—
              Руки девушка убрала под скатерть на колени.

              Пальцами ухватилась за бахрому, и как в детстве стала вязать на ней узелки. А у Андрея всё получалось! С первого взгляда находил и чайник, и заварку, и спички на плите. Ничего не уронил, не стукнул, не звякнул, не пролил. Ловко закутал заварочный чайник полотенцем. Срезал веревку на коробке, открыл её. Запах фруктовой эссенции наполнил комнату. Захотелось торта. В дверь заходила маленькая хозяйка.
              —Вкусно пахнет.—
              —Я пришла.—
              —Вот молодец, какая! Подругу угостишь тортом.—
              С маминой интонацией в голосе, проговорил Андрей. Он подошёл ко второй девочке и расстегнул на её ногах сандалии. Они были полны песку. Сел не табурет. Усадил ребёнка на колени, стянул влажные с песком носки, обмёл носочками такие влажные лапочки и вышел в коридор, где старательно выбил носочки и обувь о перила крыльца. Вернулся к стоящему на месте ребёнку, опять усадил на колени и надел носочки. Та зашагала к столу. Андрей поднял глаза. С порога на Андрея смотрел старший брат. Матвей увидел в брате маму. Вот так же она, вытряхивала братику носочки в детстве, а он всегда ревновал её по-тихому.
              —Похоже, жениться тебе пора.—
              Добродушно хмыкнул Матвей.
              —Сначала сам женись.—
              Огрызнулся Андрей, не разобравшись, но увидев теплоту во взгляде старшего брата, успокоился.
              —Придёт время….—
              И заулыбался старший брат своим мыслям.

              Лиля шла в дом к подруге и предполагала очередную гульку, без детей и свидетелей, а видела перед собой, совершенно новую подругу, спокойную, улыбчивую и счастливую.
              —Деду, давай звонить.—
              Ребёнку хотелось ещё раз услышать голос, неожиданно приобретённого деда.
              —Давай.—
              Матвей набрал номер отца. Рядом с его номером, мелькнул номер мамы. Горько кольнуло сердце, заныло в груди. Захотелось, что-то сказать о ней, что бы помянуть добрым словом, да не стал, ведь пришли поздравлять Анну с прошедшим уже днём рождения. Отец ответил. Рассказал ему о причине задержки.
              —Будет и подарок! Я пообещал твоей снохе цепочку золотую.—
              —Ни какой складчины, отец!—
              —То моя обязанность.—
              —А ты сам и поздравь.—
              Матвей протянул телефон Анне. Та медлила.
              —Мы же договорились, Ань! Порадуй старика.—
              —Дай я порадую. Дай.—
              Валентинка выхватила телефон и рук Матвея и заворковала в трубку. И правильно сделала, дала матери собраться с мыслями. Когда пришла очередь говорить маме, она была уже собрана, и голос её звучал приветливо.

              Лола со своей оголённостью, странно смотрелась в комнате, в которой было довольно прохладно. Осень на дворе! Стул под ней, ну никак не нагревался от собственного тела. По ногам бегали мурашки. Она уже сама видела себя со стороны, и ей было неловко. Вдруг мягкая теплота окутала её плечи. Это Андрей накрыл их детским пледом, проходя мимо её стула.

              Скрипнула дверь, Андрей вышел из дома и словно вошёл в другой мир. Воздух холодный. Чёрное небо с крупными звёздами, и одной очень большой на удивление, обрушилось на него. Парень, запрокинув голову, не мог наглядеться его бархатной и чёрной глубиной.
              —Разве оно бывает таким и так низко?—
              Самая большая звезда, с зеркальными брызгами в стороны, в виде креста, стремительно стала к нему приближаться. Она неслась прямо ему в глаза, голова закружилась, и он прикрыл их. Открыл, звезда по-прежнему, сверкала на своём месте.
              —Уф-ф…. Здорово!—
              —Красота, то какая!—
              Захотелось человеку взлететь к звёздам и увидеть то, что они видят с неба. Вспомнилось всем известная фраза:
              —Ах, почему люди не летают?!—
              Оказывается, приходят на ум людям такие мысли то! За спиной скрипнула дверь ещё раз, это Лола вышла, держа в руках босоножки.
              —Пойду я, поздно уже. До свидания.—
              Чувствовалось, что человек стеснялся самого себя.
              —Я провожу вас.—
              Уверенность, пришедшая к Андрею, не покинула его. Он ликовал! Ему нравилось быть таким. Каким? Знать, что сделать, что сказать, и сказать правильно и смело, не боясь собственного голоса и своей неуклюжести.
              —В деревне не заплутаешь….—
              Начала было опять Лола, но спохватилась:
              —Да, конечно.—
              И пошла впереди него по дорожке к калитке. На плечах детский плед. Босая. Пока земля под ногами была вытоптанная, девушка уверенно шагала по ней. А когда пошёл гравий, стала перескакивать с ноги на ногу, и убыстрять шаг. Как это вышло, и сам Андрей не знает! Только взял он бедняжку на руки, да и перенёс через гравий.
              —Спокойной ночи.—
              Сказал Андрей и зашагал обратно. Вслед ему, долго смотрели рыжие глаза. Глаза размышляли.
Подойдя к дому, младший брат заметил огонёк сигареты старшегобрата. Подошёл.
              —Аня маленькую купает.—
              —Представляешь, стесняется!—
              —Ну, правильно. Она ж женщина.—
              —Оно, конечно….—
              —Ты брат, скажи Ане, что я с Лолой загулял.—
              —Переночую в машине.—
              И перебил брата, попытавшего что-то сказать.
              —Как ни как, тебя ждали.—
              —Я так решил.—
              Старший брат, внимательно смотрел на младшего брата, но ключи от машины достал из кармана и протянул ему.
              —Бывай….—
              —Буду.—

              Надеяться, что ночь пройдёт без приключений, не пришлось. Только задремал младший брат, стал гавкать найдёныш - гадёныш. Вышел Андрей, обошёл машину. Никого. Только задремлет, мочала, начинай сначала! Стал нервничать, но тут из дома вышел Матвей. Подошёл к брату с прижатым пальцем ко рту, как бы давая ему понять, не говорить ничего. Ловко вскочил, сначала на подножку, затем на капот, с него на крышу кабины, а с неё на кого-то, находящегося на площадке для груза. Стащил кого-то волоком, как мешок с собакой на землю. Хотел было пнуть ногой, да больно уж хлипким показался гость. Совсем не сопротивлялся. Зажгли свет в кабинке, на подножку машины посадили испуганного пацана. Лет тринадцать или четырнадцать.
              —Слава Богу, разглядели!—
              —Я уж приложится, хотел.—
              —Метал нужен. Цепи хотел снять!—
              Андрей от злости, не переставал трясти мальчишку за ворот клетчатой фланелевой рубахи. Тот молчал.
              —Ну ладно тебе, Андрей.—
              Матвей оторвал его руки от воротника подростка.
              —Кто как может, зарабатывает себе на хлеб.—
              Мальчишка оправил на себе одежду и не спеша зашагал в ночь.
              —Эй, слышь! Как там тебя?—
              Шаги смолкли.
              —Сразу за первым поворотом, в сторону свалки, у посадки куча кем-то собранного металла.—
              —Вчера ещё была. Может, успеешь.—
              —Спасибо.—
              Послышалось из темноты.
Покурили. Помолчали. Хлопнули рука об руку и разошлись.

              Утро пришло с петухами. Как ни старался Андрей, но снова заснуть под это горлопанство не получилось. Вышел, размялся. По кромке огорода кучковался туман. Трава намочила обувь. Воздух влажный и холодный.
              —Шёл бы ты в сухой курятник.—
              —Разорался….—
              Обратился он к петуху. Петух наступил себе на горло, оборвал крик и начал протискиваться в приоткрытую дверь курятника. К ноге прислонился «Окей». Впервые он вышел за пределы двора.
              —Тоже не спишь?—
              Присел на подножку кабины. Тут же вскочил, промокли брюки. Зашагал во двор, но крыльцо тоже оказалось влажным. Вернулся к машине. Посмотрел вдоль дороги. В вагончике, где торговала Лола, горел свет. Побрёл на свет. Дверь в вагончик закрыта. Постучал.
              —Ночью не торгую.—
              Заорала, в буквальном смысле девушка за дверью.

              Андрей зашагал прочь. Видимо Лола посмотрела в окошко, так как она открыла дверь и окликнула парня, уже совсем другим голосом. Русые, слегка растрёпанные волосы, распушились, и девушка выглядела совершенно по-другому. Широченные, не по размеру штаны, подвёрнутые несколько раз снизу, держались на резинке, стянутой на талии. Огромная мужская мятая майка, свисала с плеча, и была завязана узлом на животе. Прокуренный воздух в помещении, и раскладушка с подушкой и одеялом в клеточку. На гвоздике висит Анин плед.
Девушка заметила продолжительный взгляд Андрея, на свои волосы.
              —Пришла домой помыла голову, мама явилась.—
              —Я сразу сюда. Вот и ….—
              Она подняла руки и поворошила волосы на голове.
              —Так даже лучше.—
              —Скажешь тоже….—
              —А что, мама выгнала?—
              —Сама ухожу. Не терплю выпитых женщин.—
              —Давай кофе пить! Всё одно, сейчас в дверь стучать начнут проезжие.—
              Девушка достала кипятильник размером с половник. Таким только в ведре воду кипятить. Вода в банке закипела мгновенно и стала заливать прилавок. Когда кипятильник отключили от розетки и достали из банки, воды в ней оказалось на три четверти. Остальная жидкость, благополучно стекла с прилавка на пол.
              —Ничего, как раз…. Воздух увлажнится.—
              Хватило, прямо как по заказу, на две чашки. Андрей не пил растворимый кофе. И совсем не потому, что эстет. Нет! Во рту, после него, оставался вкус кислятины и долго не проходил. Запах напитка, немного прибил запах табачного дыма в вагончике. Говорить ни кому не хотелось. Долго не промолчишь. Пришлось Андрею говорить первое, что пришло на ум.
              —Ты аккуратней, с такой техникой!—
              Кивнул в сторону кипятильника динозавра.
              —Убить может.—
              —Малины хочу. Пойдём!—

              Они вышли и пошли к ближайшему дому. Какая малина осенью? Есть оказывается. Остатки сладки. Они шли вдоль забора. Высохшие редкие ягодки, на таких же высохших ветках, вкуса были необыкновенного. Невозможно подобрать слово, что бы восхитится или просто назвать каким-то одним словом этот вкус. Но есть одно свойство у такой ягоды, вкус её память запечатлеет навсегда. И ещё! Такой тонкий вкус, можно вынести только из юности. Двое молодых людей, свободно общаясь, передвигались вдоль забора. Утро заявило о себе во всё горло. Хлопали двери, перекликались соседки через забор, лаяли собаки, мычали коровы в стойлах. Ревел проходящий транспорт по трассе. Разве мог подумать, когда ни - будь Андрей, что жизнь забросит его в такую даль. И вкус окружающего его нового мира, расширит представление о себе и мире, до самого космоса.
              —Лолита, ты с кем?—
              —С кем надо….—
              Ответила девушка любопытной соседке.
              —А чё сваленная?—
              —Сама такая….—
              —Пойду я….—
              Андрей направился в сторону ивы. Из калитки выглядывала собака. Она следила за ним.

              В дом зашёл Матвей и принёс запах мужского пота и земли. Он окапывал деревья во дворе. Как заправский мужик из старого кино мылся, вытирался о полотенце, которым Анна караулила каждое его движение, стоя рядом. Сел за стол. Налил чаю, сначала себе, потом в Анину чашку.
              —Как дитё сладко спит!—
              Матвей покачал головой и посмотрел на часы.
Андрей попробовал представить Анну в том наряде, когда он впервые зашёл в её дом. Не получилось! Ну, ни какого сравнения! Вот, с мамой её можно сравнить.
              —Давай, Аню с Валентинкой отцу привезём.—
              Обрадовался своим мыслям Андрей и высказал их вслух.
Чайная чашка грела руки. Часы тикали. Женщина старательно заглатывала чай.
              —Ну, ты у меня и молоток, брат!—
              —Подсказал ведь, догадался!—
              —А отцу радость, какая?!—
              —С меня причитается, братишка.—
              Матвей обнимал за плечи Анну.
              —Что придумали, ещё!—
              Смущалась та.
Что-то неуловимое, трогательное, мамино, проглядывало в молодой женщине. Начались сборы, потом посадка, под пристальными взглядами соседей. Потом дорога. Как дитё было радо, не описать! За хозяйством и домом должна была смотреть Лола и соседи.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 5 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2036



Глава пятая



              В родном доме отец занимался уборкой, которой хотел заняться два дня тому назад, да так и не смог. Включил пылесос, поелозил им по дивану и креслам. Засосал нечаянно крючком вязаные салфетки со стола и трюмо, когда перемещался по комнате. Испугался. Куда же делись? Разобрал пылесос. Увиденная картинка привела в ужас. И что с этим делать? Вспомнил, что жена выходила с этим на улицу. Сходил. Вернулся весь в пыли и в досаде, но салфетки достал. Постирать решил после. Пропылесосил пол. Можно даже и не мыть. Вон как чисто стало! Кошка перестала быть весёлой и куда-то спряталась. Её напугал вой пылесоса. Намочил тряпку, отжал, стал стирать пыль с мебели. Одни разводы! Устал. Пришла соседка и раскритиковала его работу. Предложила помощь. Чего-то, испугавшись, хозяин отказал. Она ушла. Кажется, обиделась. Кошка робко заглянула в комнату.
              —Иди уже. Больше не включу.—
              Кошка сразу же оказалась у него на коленях. Прикорнули оба. Звонок в дверь заставил кошку соскочить с колен, а его вздрогнуть.
              —Хоть бы мои мальчики.—
              Мелькнула мысль, после которой отец вскочил, и получил прострел в поясницу. Охнул и согнулся. Кошка приплясывала у двери. Она узнала голоса за ней, и призывно поглядывала на хозяина. Боль была не выносимой. С ним это было и не раз, но так остро ещё никогда. В дверь звонили и звонили.
              —Ох, ты боженьки мои! Помру без тебя, Валюша!—
              Думал отец, медленно передвигаясь вдоль стены.
Так и добрёл до входных дверей. Повернул ключ в замочной скважине и впустил своё счастье в дом. Счастье зачарованно разглядывало деда, круглыми карими глазами. Такими же глазами на него смотрела и молодая женщина, что была рядом со старшим сыном.
              —Зачем корчишься? Я приехала!—
              Девочка переступила порог квартиры. Кошка прилипла к её ногам.
              —Пусти. Я к деду приехала.—
              Кошку счастье не осчастливило. Зато Андрей подхватил кошку на руки. Его кошка, чистая, он знает это. Он сам её мыл. Анна держала под руку Матвея, и сына было не узнать отцу. Серьёзное выражение лица, спина выпрямлена, башмаки начищены, свежий ворот рубашки. Красивый какой! Боль притупилась, и отец попытался изобразить гостеприимство. Широко повёл рукой приглашая войти, да не получилось. Пришлось сыновьям тащить отца на диван, где он кое-как смог найти положение, при котором не так было больно. Озадаченный ребёнок, суетился между ними и как только дед улёгся, улёгся рядом с ним. Одну руку подставила себе под голову, второй, тихонько похлопывала деда по груди.
              —У кошки пусть заболит, у деда перестанет.—
              —Какое дитё разумное.—
              Думал новоиспечённый дед.

              Было стыдно старику за свою беспомощность. Во время приехали дети. Как нам уже известно, больной имел только сыновей. Тесного общения с девочкой ребёнком у человека не было. Так же, как и его сыновья при встрече с Валентинкой, отец поглупел лицом и как-то весь расплылся и размяк, и не с водил глаз с ребёнка. А та с серьёзным лицом, полностью осознавая свою незаменимую значимость, разыгрывала из себя доктора. Слушала, заглядывала в рот и в уши, пыталась истребовать градусник, ведь он должен быть у деда, и померить ему температуру. Мать, успевшая разложить деревенские гостинцы на кухне, осекла не в меру разыгравшегося ребёнка.
              —Лучше обуй дедушку в шерстяные носочки.—
              —Пусть его ногам станет тепло, и он выздоровеет.—
              Анна достала две пары шерстяных носок, с высокими паголенками, которые связала сама. Девочка старательно натянула их на ноги деда. Тот совсем растрогался, и его посетила нежданная слеза. Стал утираться, а слёзы щипали глаза. Никогда не думал, что слёзы такие щипучие.
              —Ты больной, а я не привезла слушалку.—
              Сокрушался ребёнок, по-взрослому качая головкой, от чего тоненькая косичка моталась из стороны в сторону. И от неё вкусно пахло. Или это из кухни, где хлопотала сноха, и старший сын. А младший сын, закрылся в своей комнате и проверял электронную почту. Кошка там, где ей и положено быть. Возле своей тарелки. Она уже присохла к полу, но той это только на руку. Не двигается, когда из неё вытаскиваешь пищу на пол. Матвей убежал в аптеку, в надежде, что там ему подскажут, чем помочь отцу. А, что ж не заглянуть в холодильник, на самую верхнюю полку на его дверце? Там всё лежит, купленное про запас мамой. Туда заглянула Анна. Обнаружила «Фастум-гель», кое-как повернула свёкра на бок и нанесла мазь на поясницу, чем привела в восторг дочку. Она старательно скользила ручками по скользкой коже спины деда. Боль стала затихать. Таким счастливым и больным, больной себя никогда не чувствовал. Квартира наполнилась новыми людьми, их добротой, и заботой.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Выходит, что не забыл человек молитву, которую произносила вслух покойная жена каждый день перед сном. И пришёл покой. Он завернул в себя пожилого человека, и не было уже слышно лепета девочки. Только глаза её видели, и блуждали за ней следом по комнате. Весь он, сердце его прибывало в мире, покое и созерцании. Хлопнула дверь. Вернулся из аптеки встревоженный сын.
              —Ну как он?—
              Ботинки разлетелись по обе стороны коридора.
              —Уже лучше. Нашла в холодильнике гель.—
              Анна нагнулась и поставила ботинки на полочку.
Матвею показалось, что в коридоре мама. Он вздрогнул сердцем. Сколько же раз, она это делала, за свою жизнь с их обувью!
              —Не делай этого больше.—
              Ботинки будут стоять всегда на месте, мысленно пообещал он сам себе.
              —Мне не трудно.—
              Пожала плечами Анна.
              —А то я не знаю.—
              Рассердился Матвей.
              —Ладно, ладно….—
              Не поняла Матвея Анна, но почувствовав строгость в мужском голосе, решила не задавать вопросов.

              Андрей окунулся в городской ритм жизни. Поел и назад к себе в комнату, за компьютер. Позвонила Лола, узнать, как доехали, как встретили. Ей хотелось спросить за Андрея. Что спрашивать? Раз они доехали хорошо, значит и Андрей доехал хорошо. По голосу подруги поняла, что та очень довольная всем с ней происходящим. Почувствовала себя раздосадованной. Причину не поняла, но было грустно. «Окей» тоже загрустил и всё ходил за калитку, смотреть на дорогу, по которой его привезли и по которой уехали его друзья. Пёс пожил уже на этом свете достаточно, и он знал, что люди возвращаются в свой дом. Потому, он просто скучал. Кошка, с первого дня не сводившая с «Окея» глаз и ходившая за ним как тень, а он в то время, сам был как собственная тень, продолжила это занятие. Плюхалась возле него на бок, и что только не вытворяла, играя со своим хвостом! Какие только позы не принимала, вылизывая шёрстку. Терпел пес, сидя на телогрейке, наблюдая за выкрутасами кошки. А что ещё делать? Оба сытые, оба при хозяевах. Забот никаких. Ну, только лишь чужаков гонять со своей территории.

              Матвей предложил Анне погулять по городу, зайти в ювелирный отдел в супермаркете. Какой бы не была скромной женщина, не в состоянии отвергнуть такое предложение. Анна собралась быстро. Валентинка не пошла с ними. Она не всё ещё обследовала в квартире, да деда больной. Отец попытался дать денег Матвею, но получил отказ. Ну и не надо, он будет тратить их с Валентинкой. Потом…. Совпадение имени и даты рождения, так же потрясло отца, как и сыновей. Но то, что о ребёнке и Анне не знал никто, его смущало, и он неоднократно пытался завести разговор на эту тему, но молодые отшучивались.

              В ювелирном отделе, полумрак. Освещены только витрины с драгоценностями. Холод, как в погребе. Пол скользкий, по нему стук каблуков продавцов консультантов. Их взгляды холодны и немного надменны. Ледяная вежливость в голосе.
              —Какой суммой вы располагаете?—
              Согласитесь, неуместный вопрос. Мужчина покупает радость для своей женщины, которая стоит рядом. Что он должен ответить? В какую сумму оценить радость. Ведь в «ювелирку», человек среднего достатка, каждый день не ходит. А к какому классу отнести наших молодых? У Матвея побагровела шея.
              —Пойдём отсюда?—
              Запаниковала Анна. Уж она то, знала цену деньгам, каждому рублику.
              —Разрешите вам представиться….—
              Из темноты вышел полный мужчина и пошел к ним по залу вдоль прилавка с протянутой рукой. Эта рука и остановила молодую пару, а то так бы и вышли не оглядываясь. Лысый, правильный череп, отражал все лампочки вмонтированные в натяжном потолке. На грузном теле, костюм сидел как влитой. Он назвал своё имя, мужчины пожали руки. Пожатие было крепким, и Матвей успокоился. Руку Анны толстяк только подержал в своих руках, а затем не отпустил, а бережно положил на стекло прилавка. Гладко выбритое лицо светилось добродушием.
              —Позвольте мне….—
              Это было адресовано снежной королеве, застывшей у ледяных сокровищ. Той тут же не стало.
              —Что желаем украсить?—
              Матвей был ещё растерян и руками помахал у воротника куртки.
              —Мне нравятся тонкие, изящные украшения на женщинах.—
              Продолжил лысый мужчина.
              —Они подчёркивают их хрупкость.—
              —Излишества, согласитесь, как бы это сказать, отягощают.—
              —Да, и какие деньги приходиться выкладывать.—
              В королевстве кривых зеркал потеплело.

              Цепочка была выбрана быстро. К ней Матвей со своего барского плеча, прибавил крестик, с белыми камушками. Новый знакомый, достал из стеклянной витрины тяжёлую шкатулочку из светло зелёного камня.
              —С каким событием вас поздравить?—
              Лысый мужчина замер ожидая ответа.
              Матвей тщетно пытался найти нужное слово. Свадьба. Не то! Бракосочетание. Тоже не то!
              —Любите друг друга! Долгие лета вам и вашей любви.—
              —Это для вас.—
              Не дождавшись ответа, мужчина протянул шкатулку Анне.
Человек знал, на такие вещи, всегда нет денег у простых людей. Молодая женщина раскраснелась. Она была счастлива. Она была красива. Нежно звякнул колокольчик над прозрачной дверью ювелирного аквариума, когда они вышли.

              Яркие цвета осени пожухли. Солнце пряталось за тучку. Матвею и Анне стало холодно. А может это контраст температур, ведь они так разгорячились в ювелирном салоне. Мужчина и женщина пошли по улице, тесно прижимаясь друг другу. Зашли в продуктовый магазин. Отоварились на два больших пакета. Возле цветочного киоска Матвей остановился.
              —Какие цветы тебе нравятся?—
              Анне понравились жёлтые, игольчатые георгины. Это сорт никак не приживался у них в посёлке.
              —Чего выдумал! А то их у меня в палисаднике мало!—
              Продавец за стеклом скорчила рожицу и закатила глаза, а Анна утащила своего мужчину с кошельком, в сторону дома. Дверь им открыл Андрей с кошкой на руках.
              —Чего ты её таскаешь?—
              —Полы ледяные, ей холодно.
              —Вот, так и говорит, возьми меня на руки?—
              Засмеялся Матвей.
              —Я сам знаю.—
              Вечер был наполнен разговорами. О чём только люди не говорили! Дошла очередь и до однокомнатной квартиры, купленной в центре города для Андрея ещё при жизни мамы. Молодые объявили о том, что будут жить в доме Анны. Мама хотела, что бы в квартире жил Андрей. Пусть так и будет. На том и остановились.

              Матвей решил взять в отпуск. Дел много, сорок дней отвести по маме, службу в церкви заказать, поставить памятник. Андрея отправили на свои владения.
              —Иди, разберись там.—
              —Набросай список того, что там гоже, что негоже.—
              —Привыкай, одним словом.—
              По старой привычке Андрей стал сопротивляться, но сходить и проведать состояние собственной квартиры необходимо. Пришёл и загрустил. Эхо в пустом помещении особенно звонкое. Грязь, пыль, разруха! Когда вывозят вещи и мебель из квартиры, она оголяется и видны все изъяны. Руки опустились у парня, и он присел на перевёрнутое ведро. Потом встал и открыл окно. Спёртый воздух в комнате стал уходить, вытесненный прохладным воздухом со двора. На жестяной подоконник с грохотом, опустилась ворона. Удержать равновесие на металле ей не удалось, и она зацепилась лапками за деревянную раму. Замерла вполуоборот, уставившись на него круглым глазом.
              —Первые гости.—
              Подумал Андрей.
Со двора неслись звуки работающего двигателя машины. Он встал, чем спугнул птицу, выглянул в распахнутое окно. Во дворе врывали в землю, для чего-то столбики.
              —Не припомню, что бы ворона садилась на подоконник.—
              —Видно, какая-то особенная ворона.—
              —И жизнь у меня пошла особенная.—
              —Правда?—
              Задал он вопрос только что приземлившейся снова на подоконник птице.

              Она присела, что бы взлететь, но задержалась, и округлила глаз на нового жильца. Жилец не знал, что ворона очеловеченная, вскормленная и спасённая жильцами подъезда. Она не простая ворона. Она живёт в этом дворе вместе со всеми много и много лет. Вороне хочется, что бы новый жилец заговорил с ней, тогда бы она узнала его голос, и он автоматически был зачислен в список проживающих людей на её территории. Человек в квартире с распахнутым окном был сердит, как и ворона. Всё говорило об этом, и резкость в движениях, и частые перекуры, когда он садился на перевёрнутое ведро и отрешенно разглядывал стены. Видимо интересного ничего не будет, а пропустить событие, происходящее во дворе ворона не в силах, там люди буравили землю, вставляли столбики и заливали цементом для крепости. Догадливая и бойкая предприниматель, всё-таки добилась разрешения у городской администрации торговать с лотков во дворе дарами осени. Пенсионеров в близлежащих домах много, и эта затея им нравилась. Собравшись в стайки у подъездов, они бурно обсуждали новость и действия рабочих. Новый жилец в однокомнатной квартире на первом этаже нехотя стащил оставшийся хлам от прежних жильцов в одну кучу. Затем перетаскал всё это к двери. Открыл её. На коврике, прямо посерёдке, сидел слюнявый с кем-то там смешанный бульдожек. Голова и шея у него были одним целым. На всём этом красовался ошейник. Задрав морду с неправильным прикусом, от чего кожные складки в форме манишки на собачьей груди немного расправились, пёс красноречиво молчал. Андрей захлопнул дверь. Через какое-то время посмотрел в глазок, но коврик не попадал в поле зрения.
              —Видно тут у кого-то живёт.—
              —Ушел или не ушел?—
              Прислушался. Тишина. Открыл дверь в тот момент, когда пришелец закончил её метить, и принял прежнюю позу. Собака сидела на прежнем месте, с прежним выражением на морде. Только свежий мокрый подтёк на двери говорил о содеянном поступке.
              —Ты что гадишь своим же соседям?—
              —Здравствуйте!—
              Тут же раздался за спиной девичий голос.
Собака радостно отозвалась на него сопящим хрюканьем, виляя всем телом. По лестнице спускались двое. Парень, а впереди него девушка с потрясающей косой. Редкость, какая! Она опиралась на хромированный батик. Ступень за ступенью, очень осторожно. Парень делал шаг, только после того, как девушка опускалась на ступень ниже. Вперёд них проскакал подросший котёнок. За ним вслед ринулся слюнявый бульдожек с кем-то там смешанный.
              —Вы теперь будете здесь жить?—
              —Да. Здравствуйте!—
              —Юля.—
              Девушка остановилась и выпрямилась. Её спутник промолчал, но кивнул головой.
              —Андрей.—
              —Мы со второго этажа. Костя прямо над вами живёт, а я напротив его квартиры.—
              Руки у Андрея заняты хламом. Со всем этим он шагнул за порог. Парень закрыл за ним его дверь. Его пропустили вперёд, и он пошел с мусором вниз по лестнице. Когда вернётся, его новые знакомые будут сидеть на лавочке у подъезда. Постоит с ними и поболтает, лишь потому, что они ему приятны, а он им тоже. За это время из подъезда выйдет рыжий папа с рыжим сыном. Он запомнит их по огненно рыжим волосам. Они так же пожмут друг другу руки и познакомятся. Жизнь налаживается! Честно говоря, Андрею ни то, что бы ни хотелось жить в этой квартире, он просто не мог представить, как это он один будет приходить и уходить, снова приходить и знать, что кроме него никого в квартире нет. Кто сделает так, что бы из кухни доносились звуки, а затем запахи, и что надо делать для того, что бы они появились. Сколько надо мебели, утвари, бытовой техники, вплоть до утюга! Ведь на всё надо заработать! Как родители смогли обставить свою квартиру, купить машину, гараж, дачу, ему квартиру! Сколько же они получали? Если отталкиваться от последних заработков Андрея, вывод напрашивается печальный и покупка необходимых вещей становится нереальной. Голова кругом идёт. И вот так, каждый раз, когда он приходит сюда.

              Андрей оглядел двор, в котором будет жить. Чистенький. Мусорные баки свежевыкрашенные, возле них ворона, со странно торчащим пером на загривке. Точно такая же птица садилась к нему на подоконник. Сейчас она занята другим делом и другими людьми. На вкопанные столбики клали деревянные стеллажи и закрепляли их. Недавно выструганные доски притягивали взгляд белёсой новизной. Вокруг торгового места суетилась могучая женщина и двое рабочих мужчин. Женщина была настолько велика, что мужчины подле неё казались подростками. Судя по одежде, макияжу и причёске, запросы на жизнь у женщины зашкаливали и доходили до критической отметки. Наклеенные ногти, угрожающе торчали из рукавов дутого пальто, с высоким, таким же дутым воротником, от чего шея и без того короткая, не попадала в поле зрения и казалось, что её вообще нет. Два чурбана в колготках сеточкой, начинались сразу из-под нависшего живота, настолько коротка была юбка, были её ногами. Хорошо, что пальто до половины икры, но оно не застёгивалось, так как величавая грудь, обтянутая немыслимого цвета гипюром, могла раздвинуть всё что угодно. Грудь буквально нависала над животом с тремя складками. Если величавая дама нагибалась за чем-то, или кокетливо приседала, всё это богатство ложилось ей на колени, и женщина нешуточно багровела лицом. Наращенная грива волос, обожжённая перекисью, касалась земли в такие моменты. Видимо это занятие могучей женщине нравилось, и её не смущали неудобства. Рабочие каждый раз обращали взоры на эти реверансы, не забывая при этом, добросовестно стучать молотками по шляпкам гвоздей. Единственное, что соответствовало колоритной фигуре, это квадратные каблуки на туфлях, прочно удерживающую на земле свою хозяйку.

              Андрея поразила женщина великан фантазийной внешности, развеселила даже немножко. Вспомнив свои насущные проблемы, вздохнул и вернулся в квартиру, старенькая дверь жалобно скрипнула за спиной. Сколько же ему придётся откладывать денег, что бы скопить хотя бы на входную дверь! Он попробовал считать на листке бумаги. Если откладывать все заработанные деньги, то не так уже страшно. В этом случае просматриваются горизонты! А вот если вычесть траты на питание, одежду и квартплату, получается слишком страшно и слишком долго. Хорошо было с мамой. Никаких тебе головоломок, ушёл из чистого, тёплого, полного дома и в такой же дом вернулся. Сколько тратится на него, он и не думал.

              В квартире отца включили электрический обогреватель, ребёнок в доме! Все думки Андрея были написаны на лице, когда он вернулся, потому его забросали вопросами. Пришлось рассказать о своих сомнениях и расчётах. Весь вечер обсуждали этот вопрос. На семейном совете решил освежить квартиру Андрея косметическим ремонтом. Мебель из своей комнаты он заберёт. Телевизор ему подарит Матвей, на новоселье. Холодильник привезут с дачи, старенький. Летом попробуют продать дачу, и тогда уже можно будет решить остальные вопросы. А жалеть о даче не надо! У Анны и Матвея свой большой дом, большой двор, разведут птицу, скотину какую ни будь. Сад хороший, фрукты в яму сваливают, девать не куда! Овощей да зелени, всем хватит! И маму обижать не надо. Хотел человек, что бы младший сын жил самостоятельно, пусть так и будет. Вот и приблизился недосягаемый горизонт. Стало легче Андрею, повеселел вроде, но смирится с мыслью, что жить ему придётся одному трудно. Так и ушёл спать, думая о предстоящем одиночестве в собственной квартире.

              За делами и хлопотами, незаметно пролетел сентябрь, затем октябрь стал на исходе. Квартира Андрея приобрела обжитой вид. Ему нравилось приводить в неё друга и чувствовать себя хозяином. А когда Андрей впервые приготовил другу галушки из творога, тот явно был шокирован, и во взгляде его он прочитал уважение к себе, как будто он был старше и опытнее. Теперь друзья часто собирались в квартире Андрея и как наседки сидели у компьютера. Дни стали короткими, солнце чаще подглядывало из-за облачков, чем светило. Отец, что бы занять себя взял часы на дневной охране детского сада. Теперь, он сторожил через ночь, и через день выходил охранником. Не станем скрывать, Андрей был чаще дома, чем в своей квартире. Старший брат выбрал всю свою переработку и отпуск, чтобы привести в порядок огород, двор и дворовые постройки у Анны. Провёл воду в дом. Это был праздник. Вместе с отцом, на его Жигулях, они ездили к Анне. Надо было видеть отца, как он преобразился, с какой энергией работал, сколько нужных советов дал, и с внучкой был, не разлей вода. Можно было забрать отца из города, но он бы скучал по дому, да и на могилу ещё часто ходит. Вернувшись в город от Анны, отец и старший сын заехали к Андрею, тот оказался дома. Перетаскали деревенские гостинцы в квартиру. Сметану, творог и яйца, сложили в холодильник. Овощи остались лежать в прихожей.
              —У тебя этого добра во дворе валом.—
              Сказал Матвей, разглядывая через окно, дворовую торговлю с прилавков.
              —Зато деньги целые и всё своё, без всякой химии.—
              Матвей явно гордился своим нынешним положением отца и мужа.
              —Посмотри, что у тебя с тёплой одеждой.—
              —Со следующей недели начнём работать.—
              —Я выписал тебе комбинезон зимний.—
              —Зайдешь, заберёшь свой и мой. Машину принимать будешь ты, и заедешь за мной к Анне.—
              —Я обо всём договорился. Веди себя уверенно, много не болтай.—
              —В квартире перекрывай газ и воду.—
              —Из еды ничего не бери. Аня наготовит.—
              —Ну, кажется всё. Пойдём, проводишь.—

              Мужчины вышли во двор, закурили. Из подъезда выскочил молодой котик, заскочил на скамейку, затем на её спинку, сбалансировал свой вес и, свесив уши, стал ждать. Сначала раздался шорох когтей о цементный пол подъезда, затем из подъезда появился их владелец. Бочкообразное тело бульдога с кем-то там смешанного было велико для владельца, и нести тяжело, потому пёс громко сопел. Видно пёс знал уловки своего соседа. Не задумываясь, собака села у лавочки и выкатила глаза на Юлиного котика, восседавшего на лавочке. Тот спустился на скамейку с её спинуи и, согнув лапку половником замахал ею перед мордой бульдожки. Игры не получилось. От стены дома отделилась фигура крепкого и старого дворового кота, того что живёт в квартире слепой казашки. За ним вприпрыжку скакала ворона. Собака ринулась в его сторону, а тот и не думал убегать. Кот нанёс резкий, точечный удар лапой с растопыренными когтями, и собака, взвизгнув, присела возле мужских ног, как бы ища защиты. Задрала морду и ждала сочувствия.
              —Весело живёте.—
              Обронил Матвей.

              К лавочке подъехала машина. Из неё вышла темноволосая девушка, улыбаясь водителю, пообещала приготовить, что ни будь вкусное на ужин и зашла в подъезд. Водитель был явно медицинским работником. На нём надет костюм хирурга, и с правого уха на плечо свисала маска. В открытую дверь были видны ноги в медицинских бахилах, синего цвета. Он явно выскочил на минутку из больницы, что бы отвезти свою любимую домой. Машина уехала.
              —И люди весёлые.—
              Взглядом Матвей проводил машину.

              Ещё одна машина медленно проползла мимо них и остановилась у торговой точки во дворе. Ржавая газель была настолько стара, что боковая дверь её не работала и была закреплена огромными, такими же ржавыми болтами. Видимо в прошлой жизни она была маршруткой. В одном окне стекла не было, и в эту амбразуру подавались мешки и ящики с овощами. Великанша, вся в блёстках, как на лице, так и на одежде, долго выбиралась из своего авто, и долго обтряхивала себя, одергивала к низу то, что и юбкой назвать нельзя. Стеганое пальто застёгнуто только на одну пуговицу под могучей грудью. Об этом можно было только догадываться, так глубоко пуговица утонула в её теле. Дутый воротник торчал за головой над ушами как у королев, когда их рисуют дети. Две волосяные пряди не живых волос обрамляли слева и справа гигантскую грудь. Когтистая рука поправила их, как бы проверяя, на месте ли. Глаза задержались на Матвее.
              —Спаси и сохрани….—
              Шутливо поёжился тот.
              —Молодые люди! Помогите двум слабым женщинам.—
              Матвею надо было завести домой отца, а потом ещё на автовокзал, и он собрался сказать, что спешит. Из кабинки газели спрыгнул подросток, и оказался девочкой, которая стала старательно вытаскивать не большие ящички с виноградом, стоящие на полу кабинки. Великанша и бровью не повела в её сторону, она не сводила игривого взгляда с Матвея. Сразу стало ясно, что она хозяйка, а рядом с ней продавец.
              —Надо помочь. Пойдём.—
              Матвей попытался открыть задние створки газели, но они не открывались. Попасть внутрь можно было, лишь перешагнув пассажирское кресло, рядом с водительским местом, предварительно сложив его. Матвей в окно подал Андрею несколько сеток с шуршащим луком и картофелем.
              —Как вы ездите? Вас не останавливают?—
              Обратился он к великанше.
              —У меня особенные привилегии.—
              Великанша поиграла особенной интонацией в голосе.
              —Да….?—
              —Да.—
              Почти шепотом выдохнула великанша, придвинувшись к мужчине вплотную.
Девочка шустро, волоком перетаскала мешки до прилавков.
              —Зачем вы, мы бы донесли.—
              Стал корить её Андрей.

              Продавец молчал и что-то записывал в тетрадку. Грязные, обрезанные перчатки так, что бы кончики пальцев выглядывали из них, были одного цвета с ними. Волосы перехвачены резинкой, той, что деньги перевязывают. На голове вязаная шапочка, замусоленная по краю и вся в затяжках. Несколько кофточек китайского происхождения, надеты друг на друга, но они явно не согревали девочку подростка. Толстая безрукавная телогрейка, но такого большого размера, что и за воротом, и под мышками гулял холодный воздух. Затёртые джинсы, и резиновые цветные сапожки, как у детей младшего возраста. Она развязала узлы на веревках у сеток с луком, завернула горловины, что были видны картофелины и луковицы. Пока Великанша теснила Матвея могучей грудью к машине, успела незаметно кинуть несколько виноградинок в рот, на что второй продавец, торговавшая первую половину дня, никак не среагировала. Она сама, в течение дня, ела осыпавшийся с кистей не мытый виноград. Передачи товара, ни какой не было. Одна приехала, другая уехала. Хозяйка только деньги посчитает, да в тетрадь запишет. Андрею было интересно наблюдать за великаншей третирующей его брата. Нам всем интересно наблюдать за поведением людей, выпавших из рамок приличия. Без чувства меры во всём. Они следуют своей, ни на что не похожей моде и самим, для себя, придуманным правилам. Ровно так, мы любуемся обезьянками в зоопарках и попугайчиками в клетках. Живут себе и пусть, всем надо жить! Милое объяснение.

              Наконец Матвей отбился от великанши и сел в машину, где его ждал ухмыляющийся отец.
              —Если попадёшь такой даме в руки, не обрадуешься!—
              —Ну….—
              Оба добродушно рассмеялись.
Андрей вернулся в квартиру. С удовольствием оглядел посвежевшие стены, потолок, окна. Ботинки поставил под вешалку. За чем-то поправил пиджак на вешалке. Он и так висел ровно.
              —Не так страшен кое- кто, как его малюют!—
              Произнёс вслух для себя.
Вытер стол, на котором раскладывались деревенские продукты, перед тем как занять свои места в холодильнике. Выглянул в окно. Там великанша что-то разливала по пластиковым стаканчикам. Ежась от холода, продавец подросток отказывался, качая головой. Вторая с удовольствием приняла на грудь вместе с хозяйкой. Машина с трудом завелась и выехала со двора.

              Он потом не один раз будет выглядывать в окно, что бы посмотреть, как идёт торговля, но сегодня она шла плохо. Продавец то и дело присаживалась на ящики, с тоской разглядывая пустой двор. Несколько раз к ней подбиралась ворона. Скок, да скок, то на сетку с луком, то на прилавок с виноградом запрыгнет. Старый котище, тот, что живёт в квартире бывшей слепой, захотел женского внимания и залез к ней на колени. Свернулся калачиком и приготовился вкусить человеческого тепла и вздремнуть. С балкона его намерения заметила буфетчица и востребовала домой. Тот нехотя спрыгнул на землю и поплёлся в подъезд. Иногда с продавцом заговаривали местные пенсионеры, особенно дедушки. Сердобольная бабушка вынесла ей горячего чаю с гренками и стояла рядом, пока та всё не съела и выпила. Продавец пробовал читать что-то, но сумеречный день не располагал к этому. Андрей залез в интернет и забылся в нём надолго. В глазах появилась сухость и резь. Пора ложиться спать. Когда особо делать нечего, находишь себе занятие из всего что можно и не делать в настоящее время. Мусорное ведро было практически пустым, но он всё равно взял его, и слегка размахивая им, вышел во двор. Прошёл мимо прилавка. Кроме вороны на Андрея никто не среагировал. Та поскакала следом за ним, что бы сделать ревизию его мусора. Возвращаясь, не зная зачем, подошёл к прилавку. Постоял, посмотрел на выложенные фрукты и овощи, его ни о чём не спросили.
              —Взвесьте мне несколько кистей зелёного винограда.—
              —Деньги я сейчас принесу.—
              Он пошел в сторону подъезда. За спиной продавец загремел гирькой. Вернулся.
              —Я обобрала весь негодный.—
              —Спасибо. А вам его спишут?—
              Ему не ответили. Андрей отсчитал озвученную сумму денег. Виноград в пакете холодный.
              —И как она его ест, ещё сильнее замёрзнет.—
              Думал Андрей, заходя в подъезд.

              Помыл виноград тёплой водой, дал стечь оставшейся влаге. Положил в тарелку и забрался с ногами в кровать. Включил телевизор. На всех каналах, в новостях, господин Медведев радовался приезду госпожи Буш из Америки. Она также, находилась в восторженном состоянии, от того, что её сломанный локоток сросся как раз в тот момент, когда стали срастаться новые отношения между двумя великими державами. Так ничего и, не поняв, он задремал. Тарелка с оставшимся в ней виноградом сползла с кровати, и её стук об пол разбудил Андрея. Окно уже тёмное. Что бы разглядеть за ним что-то, он выключил свет. Прилавки, как и днём, завалены товаром, к их подножию притулились мешки с овощами. Скрюченный продавец сидел на ящиках. Под фонарным столбом его было хорошо видно.
              —Не фика себе!—
              Андрей бегом выскочил во двор.
              —За вами не приехали? Я постою с вами.—
              —Иди отсюда.—
              Удивительно ровный голос продавца поставил стенку между молодыми людьми. Андрей послушался и отошёл к своему подъезду. Сел на лавочку, а про себя решил, что не уйдёт домой, пока за девушкой и товаром не приедут. После тёплой постели, холод особенно чувствовался, но замёрзнуть парень не успел, машина медленно заползла из арки во двор. Великанша была явно под «шафе». С мужчиной коротышкой и орлиным носом перетаскали товар в машину и уехали. Продавец пошла со двора пешком. Андрей проводил её взглядом, пока темнота полностью не поглотила девочку подростка. Ещё посидел какое-то время на лавочке, послушал мысли в голове. Сколько людей вокруг, и как мы все зависим друг от друга! Жить, оказывается не так легко, как жилось ему с мамой! От мысли, что он больше ни когда её не увидит, зашлось сердце. Так хотелось завыть в голос на весь двор! Обхватил руками голову, локтями упёрся в колени и стал раскачиваться. Так было легче.
              —Доброй ночи сосед. Помощь не нужна?—
              Голос доносился откуда-то сверху.
Андрей задрал голову. На балконе четвёртого этажа темнел силуэт.
              —Иди отсюда.—
              Тихо повторил слова девочки продавца Андрей, таким же ровным голосом и понял, как плохо было замёрзшему, одинокому человеку, подле таких же замерзших овощей и фруктов. Что-то же заставило её оказаться на этом месте, у такого вот работодателя! Наверняка обманет, ничего не заплатит и выгонит. Возьмёт нового работника, опять же, под стать ей, и вновь поступит так же. А время идёт, а время бежит, и теряют люди своё лицо, время, и стаж трудовой, а значит, теряют достойную пенсию в старости, если доживут в таких условиях.
              —Хотел вмешаться и сказать пару ласковых слов хозяйке, да не успел.—
              —Виктор Павлович.—
              Мужчина стоял перед Андреем и протягивал руку.
              —Андрей.—
              Они обменялись рукопожатием.
Мужчина сел рядом. Андрею совсем не хотелось разговаривать, но человек и не ждал разговора. Он погрузился в свои собственные мысли. Они были вдвоём и обоим от этого, стало лучше. Не всегда нужны слова или действия, достаточно одного присутствия. Перед ними девяти этажный дом. Мужчины разглядывают окна в высотке, некоторые из них ещё светились. Сколько же их, сколько людей, сколько судеб! Плюс две судьбы человеческие на лавочке сидят, не безразличные к другим судьбам.
              —Я в вашем доме новенький.—
              Подал голос Андрей.
              —Я тоже. Совсем недавно переехал из Нижневартовска.—
              Ответил Виктор Павлович.
Заканчивался ещё один день в жизни добрых, не безучастных людей.

              В этот вечер, отец Андрея не дежурил. Сидел дома в кресле, не включая света, и смотрел в ночное окно. Окна были чистыми, их вымыла и заклеила на зиму сноха перед отъездом. С улицы чистые стёкла и мужа разглядывала покойная жена Валентина. Теперь она знает, что муж оправиться от её смерти, и сыновья стали на свой жизненный, самостоятельный путь. Сорок дней прошло и можно ей отправляться в неведомый никому доселе путь в вечность. Прощайте любимые. Самое ценное, что оставляет мать на земле, это любовь к сыновьям и мужу. И это всё, что она может забрать с собой.
              —Прости меня, моя любимая.—
              Мужчина утирает одинокую слезу, сползающую со скулы на шею.
В ночном окне мелькнуло лицо покойной жены. Перекрестился человек и опустил веки с мыслью:
              —Пойду в отпуск, заберу Валентинку к себе на это время.—
              Скоро человек проснётся и ляжет в кровать, ещё немного поразмышляет о своей в жизни с женой, посетует на свои оплошности по отношению к ней, вспомнит о новоявленной внучке и его мысли станут светлее. Уснёт почти счастливым.

              Андрей и сосед с четвёртого этажа посидели ещё немного на лавочке, беседа не развивалась, встали и зашли в подъезд. Пожелав спокойной ночи друг другу, разошлись по квартирам. Мать крестит спину младшего сына.
              —С богом сынок.—

              Рабочий посёлок утонул в ночи. Фонари только вдоль трассы. Кое-где горит одинокая лампочка во дворе ретивого хозяина. Именно таким хозяином оказался Матвей. Лампочка в их дворе не просто лампочка, а фонарь ажурной ковки. Задрав морду фонарём любуется собака «Окей». Луна лишилась внимания собаки, заревновала и прикрылась тучкой.

              Матвей завернул после купания Валентинку в большое, предварительно прогретое горячим утюгом полотенце.
              —Как это ты здорово придумал!—
              Анна вытирает мокрый пол у его ног.
              —Так мама делала с младшим братом.—
              Помолчал.
              —И со мной, наверное….—

              Мать Матвея с нежностью прикладывает губы к влажному темечку ребёнка. Слегка взъерошивает волосы на голове старшего сына. Тот поднял руку, и положил её на то место, где только что была рука матери. Мать крестит сына, ребёнка и благословляет будущую сноху.
              —Она у тебя…. У нас, крещёная?—
              Анне неловко, она медлит с ответом. Матвей ждёт ответ.
              —Как-то всё не до этого было.—
              —Вернусь, будем крестить.—
              —Хорошо.—
              —Тоже мне….—
              Забурчал мужчина и понёс ребёнка в кровать.
Входная дверь скрипнула.
              —Опять не закрыли.—
              Подумала Анна и направилась к ней. Но вместо того, что бы закрыть дверь, распахнула. Вместе со свежим, холодным воздухом, на неё хлынуло великое чувство любви и признательности к мужчине, который укладывал в этот момент её дочь спать.
              —Господи! Как скудно я жила!—
              —Как хорошо жить, Господи!—
              Анна пожалела о том, что незнакома с матерью Матвея. Мысленно поблагодарила её за прекрасного сына. Пообещала всегда быть с ним и в беде и в радости. Мать Матвея в ответ поклонилась Анне и растворилась в ночном небе.
              —Царство небесное вам.—
              Анна трижды перекрестилась. Собака, задрав голову, разглядывает ночное небо.
              —Звёзды считаешь Окей?—
              —Спокойной ночи.—
              —Агав…—
              Ответила собака.

              Завтра Матвей уедет с братом. Уедет, что бы вернуться туда, где без него уже не представляют дальнейшей жизни. Туда, где любят и ждут. Так же, как любила и ждала его мама.

              Холода греют человеческие чувства. Люди зимой становятся более домашними, усидчивыми. В кабине машины тепло, и уютно. Два брата вместе. И как это они жили друг без друга до того? Сложно теперь представить. Младший брат, понемножку пробует вести машину. Разница между легковой машиной и этой махиной, существенная. Один руль, только что стоит! Ощущение власти над машиной, выбрасывает в кровь адреналин.
              —Тише! Тише давай…. Раскипятился!—
              —Видишь дома вдоль дороги, значит, и пешеход может выскочить.—
              —Да не дай Бог, дитё.—
              Старший брат пытается урезонить младшего брата.
              —Кайф поймал!—
              Отвечает Андрей.
              —А то я не знаю….—
              Матвей доволен успехами брата.

              Младший сегодня расскажет старшему брату историю с продавцом овощей во дворе. Лица её он так и не разглядел. Братья будут гадать, сколько ей лет. Затем старший брат, чувствуя себя главой семейства, посетует на то, что Валентинка не крещёная, чем произведёт сильное впечатление на младшего брата. Сколько же дел на земле, и все их надо кому-то делать, да не забывать!

              С братьями в этой поездке произошло событие. Вполне заурядное событие для старшего брата, но из ряда вон выходящее для младшего брата. Они сделали остановку у поста ГАИ. Не большой, стихийно образовавшийся рынок вдоль дороги заполнен покупателями. Это пассажиры из проезжающих мимо машин. И пирожки тут горячие, и беляши сомнительного качества, и чай и кофе, и шашлыки, всё есть! У каждой торговой точки свой продавец и зазывала одновременно. Каждый старается перекричать соседей, и обратить внимание покупателя на себя. Гвалт стоит неописуемый! Прибавьте к нему шум проезжающей техники, представили? Матвея в кабине машины нет, ушёл купить кофе и сигарет. Всё остальное наготовила с собой в дорогу Анна. Андрей устал разглядывать базар с высоты кабины и спрыгнул на придорожный гравий, со своей стороны кабины. Походил вдоль прицепа, проверил крепления. Заглянул в глаза стоящей рядом с машиной собаке. Пообещал дать, что ни будь поесть, чуть позже. Та поняла и прилегла ожидая. Увидев издали приближающегося брата с двумя кружками горячего кофе, решил забраться в кабину, что бы удобнее было забрать из рук брата кружки и не расплескать. Открыл дверцу со стороны пассажира, и глаза упёрлись в блестящие чёрным лаком сапоги на тонких шпильках. Парень обомлел. Поднял глаза выше и обомлел ещё пуще. Сапоги закончились, над ними белели женские бёдра в ажурных чёрных чулках на резиночках из кружев. Сердце ёкнуло и подпёрло кадык. Женщина, неопределённого возраста, наклонилась к нему и протянула руку. Обесцвеченные волосы повисли вдоль сапог. Лаковая куртка заскрипела, она была одета прямо на голое тело. Яркая алая вышивка по краю бюстгальтера, вместе с грудью, призывно манила взгляд.
              —Погреемся?—
              Со стороны водителя открылась дверца. Это Матвей вернулся с покупками.
              —Забирай, давай.—
              Женщина забрала. Матвей сел и уставился на гостью.
              —А мы и не ждали.—
              —Сюрприз!—
              Захихикала та.
              —Да уж….—
              —Андрей, тебя что, съели? Ты где?—
              Послышался голос старшего брата.
Женщина всучила назад Матвею кружки и завалилась на спальное место, освобождая кресло для Андрея.
              —Место всем хватит.—
              Она констатировала факт и была радостной и много обещающей.
              —Ты сильно не вольничай! С братом я.—
              Матвей с недовольным выражением лица, усаживался на водительское место.
              —А что так! Не мужчина он у тебя, что-л.….—
              А ведь и правда, стал размышлять Матвей, было ли у Андрея всё этакое в жизни, и зачем этакое, нужно было ему когда-то, а брату теперь? Радости то, с воробьиную пипку, а подцепить болячку, это запросто. Младший брат вопросительно смотрел на старшего брата.
              —Как у вас тепло тут! Благодать!—
              Гостья начала расстегивать молнию на сапогах.
              —Есть хочешь?—
              Спросил Матвей и, не дожидаясь ответа, стал разворачивать то, что собрала им Анна. Ели все трое. Братья запивали из одной кружки. Вторая была в руках гостьи. Андрей догадался, зачем забралась к ним в кабину девица, и ждал продолжения, сгорая от внутреннего напряжения. Ела девица много, и выпила всю кружку кофе, даже не побеспокоившись о том, что кому-то не хватило его. И не подумала даже, собрать оставшиеся продукты от трапезы, стряхнуть крошки.
              —Наличных не имею.—
              Вместо «спасибо», пошутила девица.
              —А в натуре нет нужды.—
              Мягко ответил Матвей. Спрыгнул на дорогу и помог придорожной путане сойти.
              —Бывает.—
              —И на том спасибо.—
              Девица совсем не огорчилась. Поела, согрелась, теперь можно ещё подождать, покараулить «удачу».
              —Вот, сучка!—
              Андрей изобразил из себя повидавшего на своём веку мужика.
              —Ну, зачем ты так. Мы же пользуемся иногда. Они так зарабатывают.—
              Машина ровно гудела. После еды и волнительного напряжения во всем теле, Андрею хотелось вздремнуть. Матвей отпустил его поваляться на спальном месте, куда тот торопился за мужскими фантазиями, но вместо этого, вспомнилась замершая продавщица овощей.
              —Злая.—
              Охарактеризовал её Андрей и тут же нашёл причину этому.
              —Будешь злой, в таких условиях.—
              И заснул, весь взъерошенный изнутри.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 6 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2040



Глава шестая



              Тяжела работа у дальнобойщиков. В этой среде нет пижонов, нарциссов и парней иной ориентации. Не встретишь хлюпиков и маменькиных сынков. Бывает, что и приходят, не разобравшись, да тут же отсеиваются. С Андреем этого не произойдёт, потому что рядом старший брат. Ему есть, кому подрожать и на кого равняться.

              Поездка подходила к концу, часа через два появится в поле зрения знакомый посёлок. За окошками мелькали разношёрстные заборы заброшенного хуторка. Матвей стал останавливать машину ближе к обочине. Андрей вопросительно взглянул на него.
              —Церковь здесь старинная. Маленькая….—
              —Батюшка тоже маленький, но такой приятный.—
              —Выходи. Сходим.—
              —Узнаем как да что. Крестить же Валентинку будем.—

              Два брата идут по тропинке. Трава слева и справа от неё скошена. Запах, не описать какой приятный, слегка кружит голову. Андрей удивится позже тому, что подойдя к бревенчатой церквушке, перестанет слышать шум трассы, только шелест осенних деревьев и листьев. Ими баловался ветерок осенний. Спрячется за сараюшку, да терпеть долго не может. Тут же выскочит, пошалит немного и опять спрячется. И всё это у него нежно и ласково получается. Так бы и сам с ним поиграл! Октябрь заканчивался, но осень холодной в этом году не была. В середине дня, на солнышке, до двадцати градусов доходит. Андрей никогда ранее не был в церкви. Маму отпевали дома. Заказывал службу кто-то из родственников. Парню было немного робко заходить в гулкую тишину незнакомого, немного таинственного помещения. Матвей находился в лавке при церкви, разговаривал с женщинами и батюшкой о правилах крещения младенца. Двери в центральный зал были распахнуты. Ноги Андрея сами шли в него, когда как он сам ещё и не думал делать этого. Мягко и осторожно ступая по скошенной траве, разбросанной по полу, он вошёл. Запах горящих свечей, сена и ещё чего-то незнакомого показался спёртым, перехватило в горле, но вскоре отпустило, и он уже его не чувствовал. Свет из окон падал на церковный пол по косой, и в его лучах частицы пыли сверкали золотом. Казалось, вдыхаемый им воздух церкви золотит душу. Андрей искал слово, которым было можно назвать виденное и ощущаемое внутри себя. Если только наваждением. Вазы всяких расцветок и размеров, наполненные астрами, георгинами, розами и просто полевыми цветами, стояли всюду прямо на полу. Две старушки убирали оплавившийся воск со свечей, причудливыми гроздьями провисший с золочёных подсвечников. Мыслей не было, ни каких. Только жадное восприятие нового и неведомого доселе. Икон много и разных, но ноги несли Андрея к одной, полу лежащей по центру на золочёном пьедестале. Старая икона, очень старая, закопчённая временем, с потрескавшейся краской, на удивительно знакомом лике старца. Глаза в глаза! Андрей как бы поднялся и полетел во взгляде старца во вселенной во времени. Он нёсся и нёсся в распахнутое пространство вечности, заполненное чьим-то и его счастьем. Вот оно какое! А я-то думал….

              Рука старшего брата, легла на плечо младшего брата. Андрей прервал свой полёт, что бы посмотреть в глаза брата, и продолжить его вместе с ним.
—Со мной такое же было. Когда я в первый раз сюда забрёл.—
Матвей зажёг свечу купленную в лавке и поставил за упокой мамы. Глазами прочитал молитву по усопшим, висевшую в аккуратной рамочке на стенке тут же. Андрей, поняв это, тоже прочитал её текст, назвав имя мамы. По той же тропинке вернулись к машине. Остаток дороги проехали быстро.

              Матвей только что позвонил Анне, и та прихорашивалась у зеркала. Рядом копошится Валетинка. Рядом с Валентинкой кошка изнервничалась вся, чувствуя гостей.
              —Я тоже хочу.—
              —Что ты хочешь?—
              Мать оглянулась на дочь.
              —Хочу красивой встречать Матвея.—
              —Ты и так красивая.—
              А девочка уже двигала стул к шифоньеру. Забралась на него и сняла платьице с рукавчиками фонариком, с атласной лентой чуть выше талии, розового цвета.
              —Не лето на дворе.—
              —Замёрзнешь в нём.—
              Не будем описывать дальнейшее пререкание матери с дочерью, всё равно дочь победит.

              Мужчины зашли во двор. На крыльце стояла не реально повзрослевшая девочка, с распущенными волосами и ободком с крупными белыми бусинами под жемчуг. Платье куплено, естественно на вырост, и почти закрывало ноги, обутые в зимние новые сапожки. И на том и на другом висели не оторванные этикетки. Это вторая копия мамы, ждала, нет, она требовала к себе внимания и восхищения. Матвей нёс в руках гипсового гномика, сантиметров тридцать высотой. Очень яркого и смешного. Такие фигурки, сейчас ставят на газоны, при оформлении двора. Но та и бровью не повела в его сторону, стояла и ждала. Собака «Окей», обомлев от перемен в маленькой хозяйке, не сводит глаз с королевишны, стоящей на крыльце как на троне. Потому не так активно, поприветствовал вернувшихся спасителей.
              —Какая ты красивая.—
              Задохнулся от нежности Матвей. Мужчина присел подле девочки.
              —Я красивее его?—
              Девочка тронула ручкой ярко раскрашенного гномика.
              —Без сомнений!—
              Услышав желаемое и получив желаемое, Валентинка оповестила в открытую дверь мать о приезде гостей:
              —Мам, мне гнома как у соседей привезли.—
              —Заходите в дом, а то она совсем замёрзнет, вас ожидая.—
              Ответила мать дочери из глубины комнаты.
Анна хлопотала у стола. Матвей залюбовался своими женщинами. Как же он наскучил за ними! Андрей позавидовал брату. Пожалел о том, что его никто вот так не встретит. Он стал звонить отцу, что бы сказать о своём приезде и узнать как дела, чем обрадовал пожилого человека.

              Что бывает после вкусной и здоровой пищи? Конечно хорошее настроение! Оно и пришло к сердитому младшему брату. С ним он и поехал в свой родной городок в степи. Было не привычно находиться в большой кабине машины одному. Пространство кабины без Матвея увеличилась вдвое. Видел стоящих людей у обочины дороги с поднятыми руками. Проезжал мимо. Старший брат взял с него слово, что Андрей не будет останавливаться и брать пассажиров, и ехать будет не выше семидесяти километров в час до самого гаража. Парень вспомнил розовое чудо на крыльце, и заулыбался во весь рот. Стал размышлять, кем же розовое чудо ему теперь приходится. Ах, да! Племянницей, кажется. Был он сыном, братом, теперь дядей будет. А ещё он будет… Как это странное слово звучит? О! Деверь! Чушь какая-то. Ну да ладно, согласен!

              В это время, Матвей, Анна и Валентинка расположившись на диване, грызли ещё тёплые тыквенные семечки, сама тыква уже без семечек запекалась в духовке. Запах поджаривающегося сахара заполнял дом. Хорошо и уютно всем в доме. И нам вместе с ними. Зашёл разговор о предстоящем крещении. Матвей рассказал о разговоре с маленьким батюшкой, в маленькой церквушке. Жить в грехе, так как они сейчас живут, батюшка не велел.
              —А что ж теперь делать?—
              Изумилась Анна.
              —Все вокруг так живут.—
              —Включи телевизор, там тоже!—
              Она по-бабьи подбоченилась, вскочив с дивана.
              —Венчаться будем.—
              Получила ответ.
Хотелось Анне ляпнуть:
              —Ещё чего!—
              Да прикусила женщина язычок, увидев спокойное и уверенное лицо своего мужчины.
              —Дитё, моим будет.—
              Три слова, а сколько в них заложено главного из этой жизни! Сердечная глубина слов заставило разрыдаться женщину, да так, что испугала мужчину. Начал тот бегать по дому разыскивая капли, какие бывают у женщин для таких случаев. Вонючие капли падали в стакан с водой, оставляя в ней белёсый след. Решил попробовать и вылил себе в рот оставшуюся жидкость на дне стакана. Его всего передёрнуло. Крякнул, плюнул и испугался, вдруг не то дал, да отравил.
              —Да то это, то.—
              Шмыгала носом Анна.
              —Женщинам медаль надо давать за это. Это ж надо! Пить такую гадость!—
              Сон всё равно прогонит прочь рассуждения, волнения и уложит людей в кровать спать. Спокойной ночи.

              Младший сын спешит по ночному городу к отцу. Не помнит он, что бы он скучал об отце и вот так, вприпрыжку бежал домой. Впервые задумался о том, что с пустыми руками в родительский дом приходить не следует. Ничего, на днях получит деньги и забьёт отцу весь холодильник продуктами. Сыну показалось, что отец стоял за дверью, так быстро её он открыл. Подхватил кошку на руки и впервые, неловко чмокнул отца в щёку. Оба смутились. Перебросились словами приветствия под бешеный стук сердец. Пришло время отцу, идти на работу. Он ушёл. Сын посидел, полежал один у телевизора, несколько раз попил чаю, измучился весь. Позвонил отцу на работу и пошёл к себе в квартиру.

              Двор безлюдный, день пасмурный. Торговая точка во дворе продолжала работать. Продавец был тот же. Только вот овощи, как и сама осень, потеряли свою привлекательность. Помидоры, огурцы, перец сморщились, зелень пожелтела. Виноград осыпался и из кучек сморщенных ягод, как рыбий остов проглядывали, высохшие веточки осыпавшихся кистей. Вороне такая торговля уже неинтересна, и она где-то, а может быть и с кем-то, прохлаждалась по своим вороньим делам. Зато владыка двора, старый котище, что живёт в квартире слепой казашки, пригрелся на коленях продавца. Она закутала его сваленным шарфом, только хвост свисает, да уши торчат.
              —Привет.—
              Андрей облокотился на прилавок.
              —Что брать будете?—
              —Да есть у меня всё. Живу я здесь. Подошёл просто.—
              —Ну и иди.—
              —Ну и пойду.—
              Андрей пошёл в сторону своего подъезда. Отметил, что ещё грязнее стали перчатки и ногти на пальцах продавца. Ещё ниже опустилась вязаная шапка на лоб. Парня разозлил посиневший от холода маленький злой продавец. Злость заставила его быстро вымыть пол в квартире, вытряхнуть коврик у двери и с не зависимым видом вынести мусор. Развеялся немного и уселся за компьютер. Время пробежало незаметно, и глаза парня начали слипаться. Лёг в кровать, заснуть не может. В открытую форточку доносится плач ребёнка. Форточку закрывать не хотелось, за долгое его отсутствие воздух в квартире спёртый, но пришлось это сделать. Вспомнил, что перед сном не чистил зубы. В ванной комнате заметил в зеркало, как потемнела и загрубела кожа и щетина на лице. Решил разглядеть себя более тщательно. Вертелся у зеркала и майке и без неё, фаз и профиль. Впервые понравился себе, разволновался и сон прошёл. Душно. Приоткрыл форточку. Не помогло. Опять, где-то совсем рядом ныл ребёнок. Не то, что бы плакал, а действительно ныл. Поворочался, повздыхал Андрей в кровати. Разозлился на непутёвых, предполагаемо родителей и встал закрыть окно снова. Посмотрел во двор. Продавец подросток поставила хныкающего ребёнка на прилавок и поправляла на нём штанишки. Тот уткнулся головой в её плечо, просил о чём-то. Вокруг ни души! Только фонарь светит прямо на них. Затем она сгребла его к себе на руки и присела с этой ношей на ящики.

              —Что творят!—
              Вспомнил он слова соседа, с которым в прошлый раз они наблюдали за происходящим бесчинством со стороны хозяйки торговой точки. Руки сами потянулись к одежде, и через минуты он уже открывал свою дверь. По ступеням лестницы спускался Виктор Павлович.
              —Видели?—
              —Видел. Кошмар!—
              —Супруга вся извелась, да и я тоже.—
              Они вышли и подошли к прилавку. Задали вопросы продавцу подростку, о том, как это она терпит и позволяет так с собой обращаться, и почему с ней ребёнок, и чей он. Тут же поняли неуместность своих вопросов, когда вместо ответа, услышали, как к нытью ребёнка прибавился, плачь продавца подростка. Стянув с головы грязную и скатанную шапчонку, девочка закрыла им своё лицо и безудержно зарыдала. Ребёнок напротив, быстро успокоился, и повернул к пришедшим людям личико с грязными подтёками на щеках. Всё что он ел в течение дня, можно было узнать, если внимательнее приглядеться к остаткам пищи, присохшей на лбу, щеках и подбородке. Волосики свалялись и прилипли, куда попало по всему лицу. Подошли ещё люди. Загалдели, заахали. Андрей предложил детям переночевать в своей квартире, но Зоя Викторовна настояла и вызвала скорую помощь, которая увезла детей в больницу, где по её мнению их обследуют, поддержат медикаментами. За это время наведут справки о родителях. После того, как детей увезли, все разошлись.

              Раннее утро хмурое, как и положено осенью в конце ноября. Но настроение у парня бодрое, движения целенаправленные, никакой суматохи. Человек на работу собирается. Сумка собрана по списку составленному вчера. Пользоваться заранее составленным списком, Андрея научила соседка Юля. По её мнению, так ничего не забудешь. Выйдя из подъезда, сразу же поднял голову в сторону окна Юли. В нём шевельнулась занавеска. Забросил сумку на плечо и солидно так зашагал в арку.

              Дорога сегодня не утомляла. Пасмурный день предполагает отсутствие яркого солнечного света. Смотришь на дорогу, и вдаль легко, не щурясь. Машина Андрея слушалась, он понимал её. Вот и знакомое поселение. Вот вагончик, в котором торгует Лола, вот знакомые пеньки у калитки дома Анны. Матвей держит на руках Валентинку и машут ему руками. Тихая радость наполняет Андрея. Здорово, когда тебя ждут и радуются твоему приезду. Спасибо Господи!
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              На последних словах молитвы машина остановилась. Вприпрыжку бежит к ней Валентинка, но Окей опередил её, и старался запрыгнуть на подножку машины. Пёс оскальзывался и начинал снова. Сердитая кошка шапочкой громоздится на верхушки столба от калитки. Она не хотела пачкать лапки и шкурку о влажную и холодную землю. Потом кошка знает, что люди обязательно снимут её со столбика и на руках занесут в дом, когда как собака, будет скакать вокруг них и всё равно останется на улице. Так ей и надо! Не со зла это, для порядка.

              Стол в доме уже накрыт. То, что не должно остыть, закутано в одеяльца и полотенца. Запахи, упоительные! Матвей занёс в дом на руках дочь, кошка спрыгнула с его плеч на пол. Окей, какое-то время, старался приоткрыть дверь и просунуть хотя бы нос в дом, но не вышло. Эту осень дверь встречает обновлённой, укреплённой, и утеплённой. Собаке выставили миску, с всякими вкусностями за дверь.
              —Окею сделали ошейник из ремня и теперь меня нечем наказывать.—
              —Ты предлагаешь купить новый ремень?—
              Смеётся Андрей.
Девочка задумалась, но ненадолго.
              —Нет. Пока тебя не было, я выросла, а больших девочек не наказывают.—
              —Когда дед приедет?—
              —Ближе к Новому году.—
              —Я ждать буду.—

              Семья расселась за накрытым столом. Обиженная кошка не умела долго дуться, и была тут как тут. Восседала на спинке стула за спиной Матвея и мешала ему, но он терпел. Люди вкушали пищу, а вместе с ней и то добро, с которым оно было приготовлено, делились ею с домашними животными, как велит Бог. Каждый приходит к Богу в разное время, разными путями. Бог, это единственное всеобщее, всемирное не материальное и не делимое наследство. С каждой смертью человека на земле, которого и которую создал Бог, увеличивается ценность бесценного сокровища всея земли, Бога нашего.

              После обеда Андрей и Валентинка пошли «транжирить» деньги подаренные дедом и дядей. Не смогли пройти мимо вагончика Лолы. Только там одни сладости в цветных пакетиках, да бутылках и пачках, а их дядя Матвей не разрешает покупать, зато зашли просто поздороваться. Соки они купят в аптеке, в отделе детского питания. Конфеты, зефир, печенье, привозит Матвей из города, состряпанные Волгоградской кондитерской фабрикой «Конфил».

              Лолита, вся так и подалась навстречу парню. Она вспоминала его, много думала о нём. И как это бывает, в заброшенных деревнях, где молодёжи мало, и среди них много пьющих молодых людей стала придумывать себе не существующие отношения. Разукрасила их красками ночных сновидений и от этого, сильнее в них сама и поверила. Зная о предстоящей поездке Матвея, она ждала Андрея, уверенная в правоту своих фантазий и была настроена на новые любовные приключения. Парень ни сном и не духом! Так чаще и бывает, что женят девушки на себе ребят. Захлебнётся парень остротой и новизной неизведанного им ранее «рая» и сочтёт, что пришла любовь, та самая, не земная. Бывает иначе.
              —Мы поздороваться зашли.—
              Чётко произнесла слова Валентинка.
              —Какие молодцы. Я тут без вас совсем заскучала.—
              Лола одёрнула к низу кофточку, трикотаж выгодно обрисовал девичью грудь.
              —Мы вчера заходили с мамой.—
              Отпарировала девочка.
              —Вот тебе «чупа-чупс» сливочный.—
              —Другого тебе ничего нельзя.—
              —Я знаю. Спасибо. Разверни Андрей!—
              Действительно эта заморская дрянь, никогда не разворачивается с первого раза. Сколько мороки с ней!
              —А куда выбросить бумажку?—
              Поднял на Лолу глаза ребёнок.
              —Засунь в карман.—
              Лола начинала сердиться. Разговор с парнем не клеился, всё время встревала Валентинка. Да и Андрей, ей только и занят, то разворачивает конфету, то платком руки вытирает.
              —Как дела?—
              Наконец обратился к ней Андрей.
              —Немного одичала, вас ожидаючи.—
              —В ночь уезжаем.—
              Откровенно признался Андрей.
              —А ты скорее возвращайся, а я ждать тебя буду.—
              Парень не ответил, а может быть и не услышал, он старательно завершил процедуру с ручками Валентики, в платок даже поплевал. Разогнулся, встретился со злыми глазами Лолы. Испугался не на шутку:
              —Ты чего?—
              —Вали, отсюда! Безусый нянь!—
              —Чего?! Сама такая.—
              Андрей открыл дверь и осторожно стал спускать девочку по сваренным из металлических труб ступеням. Той не было никакого дела до перепалки двух молодых людей, не понявших друг друга. Она старалась разгрызть карамель на палочке. Парень недоумевал и злился, на себя, на Лолу, на весь белый свет. Его слегка потряхивало от злости на продавца из вагончика. Ну как же их понять, этих девушек! Как с цепи вдруг сорвалась без всякой причины! Надо быстрее сходить с Валентинкой в большой магазин, пока совсем не стемнело.

              Выбрала подарок девочка себе быстро. Больше времени ушло, на разглядывание всего, что было разложено по прилавкам.
              —Зачем тебе это?—
              Растерялся Андрей, когда девочка взяла в руки, запылённый от долгого нахождения в большом и общественном помещении, домик из искусственного меха.
              —В нём кошка будет жить.—
              —Для Окея Матвей сделал домик, а я куплю для кошки.—
              Счастливая девочка, подняла откидывающуюся крышу домика и разглядывала его изнутри.
              —Она живёт в вашем доме, и ей не нужен этот домик.—
              —Потом, этот дом для особенных кошек, породистых и дорогих.—
              Ребёнок долго не думал.
              —Нет. Нужен. Кошка у нас тоже особенная. Она наша.—

              Андрей всё больше и больше восхищался девочкой. Всё больше и больше привязывался к ней. Теперь самое время произнести крылатую фразу, которая всё равно придёт в его голову:
              —И как из таких ангелов стервы получаются?—
              Но это про себя и, ни в коем случае вслух.
Поняв, что отговорить Валентинку не удастся, пошли к кассе. Теперь Анна скажет, что деньги выбросили на ветер. Только так не вышло. Анна всплеснула руками и со словами:
              —Какая прелесть!—
              Стала вместе с дочерью ползать по полу, разглядывать домик, заглядывать в импровизированную дверь, поднимать и опускать крышу. А затем принялись запихивать в домик обалдевшую кошку, да ещё ругать её за то, что она такая неблагодарная, не хочет оставаться в домике. Матвей и Андрей сидели рядом на диване и наблюдали за этим представлением.
              —Цирк! Да и только.—
              —Вы булавками крышу заколите, что бы она ни выпрыгивала через неё.—
              Смеётся Матвей, Анна отмахнулась и ответила:
              —Вы что не слышите? Стучат.—
              Матвей спрятал телефон в карман, и пошёл открывать дверь. За дверью стояла Лола, в легинсах с блеском, обтягивающие ноги девушки так, что не было ни одной морщинки на ткани. Казалось, ноги её просто напросто выкрасили краской. ЛОла всегда выглядела на голову выше, когда становилась на шпильку. Менялась походка и манера разговора.
              —Это к вам.—
              Матвей отступил в сторону, что бы гостью было видно, сидящим на полу его женщинам. Валентинка уставилась плавающим взглядом на фигуру Лолы. Она всегда разглядывала её, как новую куклу на прилавке.
              —Андрея можно?—
              —Это как? Посмотреть, погладить, откусить?—
              Матвей улыбается во весь рот.
              —Скажите тоже….—
              —Можно мы погуляем?—
              Матвей уставился на пришедшую соседку.
              —Ты, милая, ни чего не попутала?—
              —Я брат ему, а не мамка.—
              И повернулся к Андрею, делавшему вид, что занимается дорожной сумкой, заталкивая в неё что-то.
              —К тебе пришли, Андрей.—
              —Не зайдёшь?—
              Спросила Анна.
              —Вечера ещё не такие холодные. Чего ж их пропускать!—
Пришлось парню снять с вешалки куртку и идти следом за Лолой. И ей, и ему, было неловко. Девушка пришла за исполнением фантазий, парень шёл за девушкой, раздосадованный её появлением, ни о чём не подозревая.

              Небо осенью без звёзд. Луна, еле видимая, блуждает за плотными облаками. Мечется бедная, ищет просвет, что бы выглянуть подглядеть за землянами. Не получается.
              —Замёрзла, наверное.—
              Подал голос Андрей.
              —Раз такой заботливый, пойдём ко мне в вагончик.—
              Они не шли, а месили, хлюпающее липкое месиво из травы и мокрой земли. Ноги так и норовили разъехаться в разные стороны. Пока добрели до вагончика, икры ног ныли, а обувь весила килограмма по два, из-за налипшей на неё грязи. Андрей, не рассчитывал на такое время провождение. Хотел лечь спать пораньше, и увидеть хороший сон, в котором, соседка с верхнего этажа украсит стены его комнаты елочными гирляндами, сделанные собственными руками. Юля обещала и даже показывала образцы. Всё наперекос сегодня! И домик нелепый и не нужный для кошки, и Лола со своим гуляньем! Как всё сложно с женщинами! Надо не забыть спросить у Юли, когда приедет домой, про детей, отправленных в больницу. Она Маша, а он Саша. Похоже, что брат сестрой. А он Андрей, идёт как телёнок за странной девушкой Лолой в придорожный вагончик совершенно без цели и желаний.

              Зато желания есть у девушки, сосредоточены они только на одном, это на предстоящей и запланированной, до мельчайших подробностей близости с молодым человеком. Так и зашли молодые люди в вагончик, думая каждый о своём. Поднимаясь по ступенькам в царство своего одиночества, Лола успела трепетной рукой расстегнуть пару пуговок на кофточке. Кружево белья, запросилось наружу. Так, одно запланированное действие сделано! Придумать легко, воссоздать в реальность не так просто.

              Андрей присел на раскладушку и неожиданно завалился спиной и головой к стенке вагончика. Провалившаяся под ним раскладушка пожаловалась на свою жизнь скрежещущими звуками. Андрей буквально почувствовал под собой пол вагончика, резко встал, и оказался вплотную стоящим к девушке. Лицо Лолы прямо напротив и чуть ниже. И тело, и лицо девушки дышало жаром. Великое множество невидимых раскаленных иголочек отскакивали от девушки и приятно пощипывали мужское тело через одежду. Через секунду её грудь обожгла его грудь. Неужели, они у них бывают такими горячими? Рука парня сама потянулась и потрогала одну из них. Рука Лолы накрыла руку Андрея, и стала ею массировать свою грудь. Второй рукой обняла за спину парня и прижала к себе. Губами они не сошлись, рост не позволил, да и Андрей воротил голову в сторону. Но внутренний огонь природного желания молодой дамы, был настолько велик, что просто не мог не передаться неискушённому телу парня. Неловкой возни со стороны Андрея было неуместно много. Зато требовательности и настойчивости дамы было через край. Нежность и ласка лишь робко выглядывали за натиском смелой девушки, да отводили глаза в сторону. Парень запомнит мгновенное, неуёмное наполнение всего себя и такое же неуёмное и мгновенное опустошение. Подстёгиваемый природным инстинктом парень резко развернул разгорячённую даму от себя, разложил животом и грудью по прилавку так, что она с расплюснутой грудью и щекой, отражалась в зеркале наряду с расставленным на стеклянных полках товаром. Даме, не позволили даже шелохнуться, что бы поставить удобнее ноги, или приподнять голову с прилавка. Держали цепко за волосы и всё шире и шире расставляли и без того широко расставленные в стороны ноги. В какой-то момент, Лола испугалась последствий, но у парня это было впервые, а впервые всегда быстро к сожалению. Пришло бесконечное удивление, всё уже кончилось?! Парня пошатывало, подташнивало и хотелось сесть. Вялость Андрея выглядела оскорбляющей. Так казалось девушке. Какая реакция за этим последует, думаю известно всем. Дверь несколько раз резко открывалась, и от этой резкости тут же захлопывалась. Андрей не успевал в неё выйти. Когда это сделать удалось, вслед ему вылетела куртка и прямо в грязь. На лету подхватить одежду он не успел, пришлось поднимать с земли грязную вещь, и надеть на себя.

              —Сначала ты упал в рубашке, потом ты упал в куртке?—
              Держа в руках одежду Андрея, спросила Анна. Она стояла у стола под абажуром, недоумённо рассматривая вещи.
              —Выходит.—
              Андрей еле стоял на ногах, ему хотелось спать и ни кого не видеть и не слышать.
              —Тебе что, местные ребята наваляли?—
              Матвей вертел брата оглядывая всего, но ничего не нашёл.
              —Да говорю вам, упал.—
              —До утра у печки высохнет. Обомнём, и щёткой почистим.—
              Вынесла вердикт Анна.
              —Всем спать. Гулёна!—

              Через полчаса дом погрузился в заслуженный покой. Матвей и Анна немного пошептались, выдвигая всяческие предположения, по поводу странного возвращения Андрея. Сам Андрей заснул, когда голова его ещё не коснулась подушки. Можно сказать на лету. Ни восторга, ни радости, ни угрызения совести он не чувствовал. Только спать, спать, спать….

              В ночной темноте и тишине тикают ходики от часов. Из темноты возникает измученная женщинами кошка. Сначала она доедает всё, что лежит в её тарелках. Затем специально громко лакает воду. После долго и монотонно моется, прикрывая глаза. Пристально всматривается в темноту, в ту сторону, где стоит злосчастное приобретение в виде мехового домика. Привстаёт и на полу согнутых лапках, медленно направляется в его сторону. Обходит домик со всех сторон, нюхает и сверху и снизу. Бьёт лапкой и отскакивает. Ударяет ещё раз. Ни какой ответной реакции. Садится напротив круглого отверстия, имитирующего вход, и начинает вытягивать голову, что бы обнюхать внутренности домика. Она там была сегодня, и не однократно. Только от страха ничего не помнит. Просунула голову, затем тело. Какое-то время её хвост дрожал снаружи, пока кошка обнюхала меховое приобретение внутри, затем убрался в домик за ней следом. Оказывается, какая прелесть! Нигде тебе не дует, темно, тепло и замкнутое личное пространство. Кошке понравилось, кошка стала счастливой.

              Окей, периодически обходит в ночи свои владения. Он не на привязи. У него сухой, внутри обитый старым войлоком дом, вернее будка. Земля вокруг дома, засыпана пемзой, и кое- где положен настил из досок, где собаке можно полежать, не касаясь холодной и мокрой земли. Пёс счастлив! Иногда, даже в таком шикарном по собачьим меркам доме, собаке снится страшный сон. Один и тот же кошмар, в котором она тонет в вязкой чёрной жиже. Собака тут же просыпается. Понимает, что она в надёжном укрытии, что любящие её люди совсем рядом и под её охраной. Животное наполняется, счастьем собачим, и чуть-чуть человеческим.

              Юная грешница Лола, меряет помещение своего вагончика шагами. Туда-сюда. Сложно представить, что творится сейчас в её голове. Одна, опять одна! Изо дня в день, ожидающая подвыпившую мать домой, затем принца на «Алых парусах», или какого ни будь чуда в образе сильного и доброго мужчины, девушка стала забывать счёт дням и месяцам. Мужчины появлялись в лице бывших одноклассников, так же как и она застрявших в этой «дыре», или в виде заезжих молодцов, наскоком да пролётом. И некого тут винить! Излагается факт, и не более. Обида, досада и разочарование коротали вместе с девушкой дни и ночи в вагончике. Яркое, как вспышка молнии свидание с Андреем разметало мечты и представления об этом парне в разные стороны, разлетелись в пух и прах. Но какой, ни какой опыт, подсказывал девушке, что парень не хотел обидеть, не желал ей зла. Она у него первая женщина, от того дерзка да коротка была его любовь. По той же причине парень был груб в обращении с ней. Ушёл быстро?! Так она сама его выгнала и вышвырнула одежду. Очень надеялась и ждала, что вернётся. Не вернулся. Объяснение есть, которое ей и в голову не придёт, что парень после первого мужского опыта на ногах не стоял, обессилел. Лола разглядывает своё отражение в зеркальной витрине. Вспоминает себя в неудобной позе. Глаза наполняются слезами, тут же первая слезинка спешит проложить узкую дорожку по горячей щеке, которая быстро высохнет из-за постоянно включённого в вагончике электрического обогревателя. Вторая слезинка скатится по носогубной складке прямо в рот. Солёная. Проглотила её, вместе с горьким комком обиды, застрявшим в горле. Надела спортивные штаны с начёсом, сняла тугой бюстгальтер, оставивший ярко красные полосы под грудью. Дышать стало легче. Завалилась на раскладушку, поджав ноги для тепла, и превратилась в растерянную маленькую девочку, всеми забытую, всеми покинутую и ни кому не нужную. От той шмары, так напугавшей когда-то Андрея, и следа не осталось. Да и была ли шмара? Был полёт фантазии отразившейся от обложки глянцевого журнала, да ничем не оправданная уверенность в своей неотразимости.

              Ночь всегда пройдёт, как и всегда вернётся утро. По дому, тихо, стараясь не шуметь, передвигаются Матвей и Анна. Светает, пора в дорогу. Кошка и носа не высовывает из нового домика. Она не проголодалась ещё, на двор не хочет.
              —А что Андрей не встаёт?—
              Шепчет Матвей.
              —Да он не спит. Я видела. Потолок разглядывает.—
              Пожала плечами Анна.
              —Подъём….—
              Старший брат вошёл в комнату, где спал младший.
Андрей встал нехотя, взял одежду со стула, нехотя оделся стоя спиной к брату
              —С таким настроением в дороге не сладко будет.—
              Насторожился Матвей.
              —Я не девица, что бы сладкое любить.—
              —Грубить в этом доме не след. Закрой рот, и если есть что сказать, выходи на крыльцо.—
              Матвей заулыбался вошедшей Анне и, развернув её за плечи, вышел с ней из комнаты.
              —Ты кошку нашу видел?—
              —Чего на неё опять смотреть?—
              —Так в домике она, посмотри!—
              Анна присела возле мохнатого сооружения.
Глаза светились радостью. Как мало надо женщине! Это поделится своей радостью с любимым мужчиной. Сейчас она была очень похожа на дочку.
              —Вот радость будет Валюшке.—
              —А то….

              Матвей вышел из дома, закурил на крыльце. Собака легла у его ног. Серость осеннего утра удручающе действовало как на собаку, так и на человека. Окей долго и пронзительно зевнул. Видно хорошо ему спалось в новом жилище.
              —Ну и как тебе, в новой будке?—
              Как бы отвечая человеку, собака вскочила и направилась к будке. Легла на бок, на деревянный настил и громко застучала об него хвостом.

              Андрей, выходя из дома, оступился, уронил куртку, поднял её и оделся. Дверь за ним закрывалась медленно, будто рассматривая нерадивого человека. Вчерашнее событие в вагончике Лолы, оно как бы и было, а как бы и не было. Пусто у парня на душе, только кошки за сердце царапают. Много не правильного, не красивого, грубого, было содеяно им в адрес девушки. И как это он так осмелел, или нет, вызверился?! Вот стыду то сколько! Облокотился о заборчик, вдоль которого росла малина. Осень поздняя, а на одной колючей ветке, по странной случайности, у самой земли, покачиваются несколько почти засохших ягодок. Выхватив складной ножик из кармана куртки, срезал веточку, боясь, что ягоды могут осыпаться. Но видимо, они так подсохли, что присохли к веточке и держались крепко. Через минуту малиновая гроздь висела на ручке вагончика, в котором спала Лола с заплаканным лицом.
              —Ты чего как сайгак по селу скачешь?—
              Матвей, стоя у машины, разглядывал бегущего к нему брата.
              —Надо так.—
              —Без вопросов, брат.—

              Туман растягивался в длинные пряди и убегал за окошко машины. Там где туман был гуще, в прядях пряталось всё стоящее и растущее. Там где туман был реже, природа проступала сквозь него какпризрачное наваждение. Местами пряди превращались в нити, дома и деревья, особенно кустарники, кутались в нити, как в серую кисею, заигрывая друг с другом. Невидимая старуха осень, достала прялку и пряла пряжу. Всё что обозревалось из кабины машины, напоминало сейчас Андрею кадры из мультфильма «Ёжик в тумане». Черно белый рассказ о добре и дружбе в природе.
              —Как скотина, с цепи сорвавшаяся!—
              Мысленно ругал себя Андрей. Матвей углядел шевелящиеся желваки на щеках брата.
              —Не заставляй меня расспрашивать тебя и принуждать к ответу.—
              —И не вздумай в молчанку играть, у дальнобойщиков это не принято.—
              —Вчера к Лоле, в вагончик ходил. С утра от вагончика скачешь.—
              —Настроение ноль. Оплошал, что ли в ответственный момент?—
              Голос старшего брата звучал ровно, без издёвки.
              —Ага.—
              Чему-то обрадовался младший брат. Наверное, тому, что смог разжать рот и произнести хотя бы это слово.
              —Бывает, братишка! Попервам…. Особо к сердцу не бери.—
              —С опытом всё приходит.—
              —Словами не покажешь. Тут уж, извиняйте….—
              —Главное, что бы ни в штанах только хотелось….—
              —Чтоб душой рвался к ней, в глаза, чтоб смотреть хотелось!—
              —Чтобы забирало тебя, от одной мысли о ней.—
              —У тебя так?—
              Матвей заглянул в лицо Андрея и получил ответ на свой вопрос.
              —Бывает и так. Что поделать! Но лучше избегать такого.—
              —Ты меня понял?—
              —Ага.—
              Опечалился младший брат.
              —Ты что «агакаешь»? Русский язык забыл? Иль натворил что?—
              —Ага.—
              —Сейчас как дам «ага»!—
              Вышел из себя Матвей.
              —Снасильничал я.—
              Выпалил Андрей.
              —Ты?! Снасильничал?!—
              У старшего брата раздулись щёки. Он вобрал в них воздух и задержал его там. Потом выпускал его медленно, медленно. Андрей, на всякий случай отодвинулся от брата, ближе к дверце кабины. Прошла минута.
              —Давай дружок разбёрёмся, во всём этом.—
              —За тобой пришла девушка и увела погулять.—
              —Так?—
              В голосе старшего брата зазвучали металлические нотки.
              —Так….—
              В голосе младшего брата забилась истерика, и он поспешно сглотнул слюну.
              —Думаю, в вагон ты её не затаскивал? Ведь это её вагон.—
              —Потом она уже ну очень, очень большая девочка, что бы ты с ней мог, что-то сделать против её желания.—
              —А разве она вела тебя к себе не за этим?—
              —Ты что не понял этого?—
              Матвей не заметил, как перешёл на крик, сквозь зубы.
              —Не ори….—
              —Я не ору, я защищаю тебя!—
              —А меня ни в чём, никто не обвиняет!—
              Наступила пауза.
              —Фу…. Слава тебе Господи!—
              —Всё ж подруга Анны.—
              —Крёстной будет.—
              Матвей почувствовал облегчение, и голос его стал звучать веселее.
              —Шутник ты братик, как я погляжу.—
              —Нет, правда, я как скотина себя повёл.—
              У Андрея отлегло на сердце и слова сами стали находить себе дорогу. Какие они будут это неважно. Важно, что человек анализировал себя и свои поступки, произносил их вслух. Если это со всеми будет происходить как можно чаще, есть уверенность, что плохих людей на земле будет меньше. На исповедь такие разговоры походят. Дорога прояснилась, и мирно вела за собой машину двух братьев.

              Дверь вагончика, в котором торговала и практически жила Лола, со скрипом приоткрылась. Девушка высунула нос на улицу, чтобы понять какая погода. На вторую ступеньку упала веточка малины, с несколькими засохшими ягодами и листочками. С грустью и надеждой ягоды смотрели на человека снизу. Сейчас достаточно одного взмаха ноги, и это последнее напоминание о тёплом лете, одно из чудес природы, упадёт в грязь и смешается с ней. Рука человека подняла веточку и унесла с собой в вагончик. Скоро закипит вода и в маленьком чайничке, с отколотой ручкой, завариться кипятком веточка и превратится в душистый напиток. Его выпьет человек и ему станет легче. Человек знает, кто прислал эту весточку, как извинение за то, не знаю за что. Настроение у Лолы в вагончике, как и у Андрея в кабине машины улучшилось. Вроде всё хорошо! Только вот беда! Опять девичья фантазия громоздит не осуществимые картинки для будущего, тем самым вновь подставит под удар своё сердечко. Так уж создана женщина её возраста. Так она прокладывает себе путь во взрослую жизнь.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 7 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2048



Глава седьмая



              В доме Андрея, этажом выше его квартиры, ещё одна девочка предавалась фантазиям. Юля с утра обложилась цветной фольгой и бумагой. Костя показал ей способ вырезки интересного Новогоднего украшения, но его сложно вырезать, требуется внимание и сноровка. Зато, когда начинаешь разворачивать или раскладывать готовое изделие, красота не обыкновенная предстаёт перед глазами. Гирлянды как в японских фильмах и фонарики почти такие же.
              —И как ты только не забыл все это?—
              Осторожно работая ножницами, восхищается Юля.
              —Нужны бусы, или бусинки, что бы фонарик вытягивался к низу под их тяжестью и не терял форму.—
              —Нет у меня бус. Может, пуговицы не нужные найдём у Зои Викторовны?—
              Подал идею Костя.
              —Точно. Пуговицы. Их у нас уйма.—
              —Я принесу.—
              Поднялся с дивана Костя.
              —Ты не помнишь, какого цвета шторы у Андрея?—
              —Я самого Андрея не помню, не то, что его шторы.—
              —А ты, что? Ему всё это делаешь?—
              —Да. У меня есть ёлка. У тебя тоже есть. У него нет.—
              —Пусть ему от нас сюрприз будет.—
              —Мы потом ещё Маше и Саше сделаем и отнесём в больницу, да?—
              —Вот и решай сама. Мне нет дела до твоего Андрея.—

              Входная дверь за Костей закрылась с особой чёткостью. Смотревшая ему в след Юля, отметила про себя, как раздался в спине её друг. Шаги стали тяжелее. Обида на Костю, к Юле не пришла, видимо ушла вместе с ним. Девочке всё равно хотелось доделать начатое. Реакция Кости тяжела только для него. Его уход, как бы развязал руки девочке, и она ещё с большим усердием занялась работой. Мысли её чаще обращались к Андрею, чем к ревновавшему Костику.
              —Я, между прочим, тоже живу один.—
              —У меня, между прочим, тоже нет матери.—
              —Только для меня ты не делаешь гирлянду.—
              Красное и злое лицо соседа надвигалось из тёмного коридора.
              —Да ты свет включи….—
              Костя не дал договорить девушке новым восклицанием.
              —Я и без света всё вижу. Втюрилась в дальнобойщика.—
              —Только ты ему без ног не нужна.—
              —Как без ног?! У меня есть ноги.—
              Возмутилась Юля.
              —Не дело сосед говоришь. Не дело.—
              Раздался голос Максима Викторовича.

              Он зашёл в свою квартиру, а Костя за собственным гневом не слышал этого. Мужчина снимал пальто и вешал его на вешалку. Пригладил волосы, одёрнул джемпер и протянул руку соседу.
              —Здравствуй Костя.—
              —Ты сейчас иди домой, а вечерком приходи, обязательно.—
              —Зоя Викторовна обещала рагу нас порадовать.—
              —Рагу с кроликом.—
              Руки и ноги у Кости отяжелели и не двигались. Он едва смог повернуться и шагнуть за порог. Как оказался дома у себя и не помнит. С размаху свалился на кровать и застыл. Костя не умел плакать. Он умел любить, умел терпеть, умел ждать, молчать, и как теперь выяснилось, умел ненавидеть. В данную минуту Костя ненавидел Андрея, Юлю, Максима Викторовича и Элю, свою сестру, за то, что оставила его одного. Одному жить, есть, спать и просыпаться с мыслью, что он один в пространстве однокомнатной квартиры, которую он покидал лишь с Юлей, и то в пределах двора было в тягость. Котейка мягко гнездился на его груди. Уезжая в Петербург на лечение, Юля оставила котёнка на попечение Костика. Тот прижился у него и не захотел возвращаться домой. Какое милое, но очень своевременное ощущение тепла и любви животного к человеку.
              —Ты меня любишь?—
              —И я тебя люблю. Мы вместе.—
Урчание кота убаюкало Костю. Заснули оба быстро.

              Звонок в дверь спугнул кота, и он спрыгнул на пол. Побежал к двери. Он знал, кто стоит за нею. Спросонья, забыв обо всём случившимся, Костя кинулся открывать её. Максим Викторович поторопил его к ужину. Только взяв в руки вилку и откусив кусок вкусно пахнущего хлеба, Костя вспомнил о случившемся. Вскочил со стула, но связать двух слов не смог от нервного напряжения.
              —Садись сосед. Я уверен, что такие слова, в моём доме больше звучать никогда не будут.—
              —И я их забыл уже.—
              Это, Максим Викторович сказал для Зои Викторовны.
Она встревожено смотрела в его сторону несведущим взглядом. У Юли, мысли об Андрее несли столько радости, что обида на соседа не пришла к ней вовсе. Она долго старалась, и у неё получилось слегка толкнуть своей ногой ногу соседа под столом. Костя раскрыл рот от удивления.
              —Вот тебе. Есть у меня ноги.—
              Весело проговорила она.
              —Закрыли тему.—
              Строго прервал её отец.

              После ужина отец будет восхищаться гирляндами и фонариками, которые смастерила его дочь. Удивится, зачем так много. Узнает для кого и попытается объяснить, что заботу и внимание проявляет первым мужчина. И вообще, в первую очередь оказывают помощь старым и малым, а молодой сосед ни к той, ни к этой категории не относится. Внимание молодой девушки может быть не правильно растолковано им. Зоя Викторовна в это время, будет взад вперёд ходить у себя в спальне. Она близко приняла всё к сердцу. Дочь слушала отца и недоумевала.

              В её возрасте никто из нас не слушал родительских нотаций. Оценка своих поступков всегда расходилась с оценкой «предков». Не успеешь оглянуться, молодость ещё машет крыльями за спиной, а ты уже читаешь нотации своим отпрыскам. Они точно также злятся и не ходят ничего слышать. На добро чаще смотрят злыми глазами. Добрыми людьми часто пользуются. Иными словами, добро наказуемо. Добро и зло. Беда и радость. Любовь и ненависть. Эти понятия не должны быть рядом, но рядом всегда. Они как бы на изломе, словно сложили лист бумаги пополам. С одной стороны одно понятие, с другой стороны другое. Чёрное и белое. Совершенно ясно, идти по сгибу невозможно, всё равно оскользнёшься, и наследишь и там и сям. Зато как ясно видно всё потом, когда наследишь.
              —Получается, что я не могу отдать гирлянды Андрею?—
              Юля очень опечалилась.
              —Но я уже пообещала.—
              —Обещала, значит, исполнишь обещанное.—
              —Только гирлянды надо повесить и у Кости.—
              —Отвезти Маше с Сашей в больницу.—
              —Неплохо было бы и в подъезде немножко развесить.—
              —Договорились? Будет, такая вот, общая радость.—
              —Договорились….—
              Грустно протянула слово Юля.
              —Только для Андрея, выберу фонарики самые лучшие.—
              Подумала про себя девушка, так и не поняв, из-за чего встревожился отец.

              Да. Растёт Юля подле отца, как та морковная фиалка в горшке на новом подоконнике Нины Ивановны с четвёртого этажа, поливаемая, удобряемая, любимая всеми. Дальше цветочного горшка, никуда! Страшно отцу, болит сердце за дочь. Возраст у неё сейчас, как раз для любви. Только что принесёт ей эта любовь, с её физическим недостатком? Максим Викторович, наблюдая за искренней привязанностью Фёдора к его дочери, робко возлагал надежды на дальнейшее развитие событий. Ему очень нравился Фёдор, он хотел бы видеть подле Юли, именно такого человека. Но судьба распорядилась по-своему. Да и разница в возрасте существенная. Росла себе бы и росла, с соседом своим Костей, пока болезнь медленно отступала от неё. Так нет! Надо же было поселиться одинокому молодому дальнобойщику в их подъезде.
              —Может, мы всё это драматизируем?—
              Зоя Викторовна куталась в одеяло, возле лежащего, совершенно раскрытым Максима Викторовича. И летом и зимой, он никогда не накрывался одеялом. Зато кутал в них, всех живущих с ним, с особой настойчивостью.
              —Себя вспомните, пожалуйста!—
              Слегка рассердился мужчина.
              —Только сейчас отпустила от себя Фёдора.—
              Виктор Павлович решил настроиться совсем на другую волну, и стал разворачивать одеяло Зои Викторовны. Два человека сейчас будут заняты, вспомним, о ком ни будь другом. Например, об Анне.

              Женщины все любопытные. Анна не может быть исключением. Воспользовавшись тем, что дочь увели играть с подружкой соседи, она на быструю руку оделась и собралась сходить к Лоле. До двери дойти не успела, как та сама в неё постучалась и, не дождавшись ответа, зашла.
              —Ты куда-то собралась?—
              Лола увидела одетую Анну.
              —Да Валюху соседям отводила. Не разделась ещё.—
              —Ты заходи. Я одна. Мои мужики уехали рано утром.—
              —А то не знаю.—
              Лола возится у двери, снимая с себя сапоги и куртку.

              Она прошла. Села за стол, на котором ещё лежали оладья на тарелке и сметана.
              —Где бокал Андрея?—
              —Я что, тебе чистого не дам?—
              —Хочу из его! Мысли его узнаю.—
              Голосом маленькой девочки заканючила Лола.
              —Брось выпендриваться! Лучше скажи, что с парнем сотворила.—
              —Весь в грязи вернулся с твоей прогулки.—
              —Это ещё надо посмотреть, кто выпендривается!—
              —Ставь чайник. Голодная я.—
              Согрели, налили, нарезали колбасы, открыли банку варенья из крыжовника. Сели напротив друг друга, и молчат. Кто первая заговорит, ждут подруги.
              —А то ты не знаешь, что можно сотворить с таким парнем?—
              Первая начала разговор Лола.
              —У тебя всё одно на уме. Парень, можно сказать не целованный!—
              Откликнулась Анна.
              —Да знаю я. Теперь….—
              Озлилась Лола.
              —Да ты что, правда с ним вчера переспала? А что так быстро он вернулся?—
              —Видать не понравилось….—
              Лолу злит удивлённое лицо подруги напротив.
              —Чего ты так удивляешься? Про себя забыла что ль?—
              —Ты больше так не говори и не вспоминай!—
              Сказала, как отрезала хозяйка дома.
              —Другая жизнь у меня теперь.—
              —Не надо в неё с прошлым нашим соваться.—
              —Да и думается мне, что мой Матвей, далеко не глупый мужчина.—
              —И всё про меня понимает и знает.—
              —Решили жить. Значит, ничего и ни с кем не было.—
              —У меня тоже так с Андреем будет.—
              С уверенности в голосе отвечает подруге Лола.
              —Ты спрашиваешь, или знаешь наперёд?—
              Вместо ответа Лола попросила выпить, если есть, конечно. Нашли, налили, выпили. Лола с тоской смотрит в серую осень за окном.
              —Может зря я заварила всё это с ним.—
              —Я ни какого восторга в нём не видела, когда Андрей вернулся от тебя.—
              —И что он грязный то весь? Обидел?—
              Анна ждёт ответа.
              —Одна механика озверевшая. Я даже испугалась.—
              —Потом выгнала, и одежду выкинула вслед. Видно не поймал.—
              Лола продолжает смотреть в окно. Ей стыдно, но рассказать кому-то необходимо. Как в себе носить это?
              —Завязывать тебе с этим надо.—
              Анна обняла Лолу.
              —Хорошо тебе говорить теперь, за мужем-то.—
              —Как ты всё это провернула с Матвеем?—
              Лоле нестерпимо интересно услышать ответ подруги.
              —Ничего такого особенного не было. Решил он так.—
              —Потом сказал о своём решении. И всё….—
              —Так просто?—
              Не поверила Лола.
              —Да, вот так. Мужское решение, только оно, во всём этом главное.—
              —Решил, хватит просто так. Решил жить со мной. Решил быть отцом Валентинке.—
              —У тебя тоже будет муж. Видно время не пришло.—
              Пообещала Анна.
              —А с Андреем как быть?—
              Вскинулась Лола.
              —Тоже время покажет. Только особо не надейся.—
              —Так мне показалось….—
              Подруги посидят ещё какое-то время за столом, потом уберут со стола, помоют посуду.
              —Я всё равно подожду его.—
              —Подожди. Только сама за ним не приходи больше, не надо.—

              Как бут-то черной краски подлили в светлую и размешали за окном, так быстро стемнело. Пора было идти за дочкой. Окей выразил желание сопровождать дам. Только одна пошла в соседский двор через калитку в заборе, а другая вовсе ушла со двора. Повертев головой, собака зашла в будку, из которой немедленно вышла кошка. Потянулась, прогнулась, вытянув передние лапки. Этой осенью она гуляет в новой будке. В ней сухо и тепло. Чем-то напоминает меховой домик. Собака не против гостьи. Она укладывается на согретое кошкой место. Мать и дочь вернуться в дом, где совсем недавно они жили одни. Сегодня в нём живёт семья.

              Мы умолчали о родителях Анны. Не специально. На то есть причина. Анна родилась от заезжего ухажёра матери. Ни отцом, ни мужем, он не стал. Сваливался на голову, когда ему заблагорассудится, несколько раз в год. Когда Анне исполнилось пятнадцать лет, стали глаза ухажёра стрелять в сторону дочки. Случай не приятный, но мать простила ухажёра, когда он, в очередной раз явился после долгой отлучки. Даже не оглянувшись, по её мнению на беспутную дочь, она ушла с ним строить новую жизнь. Так ей тогда казалось. Прошли годы, мать не вернулась. Свеча ничего не теряет, если от её пламени зажглась другая свеча. Если матери Анны суждено сгинуть, есть Анна, есть Валентина, есть Матвей и будет кто-то ещё.

              У Окея проявился интерес к соседской сучке. Та сидит целыми днями на привязи. Так он к ней по ночам повадился ходить. Сначала невдалеке ляжет и вроде как на неё и не смотрит. Сучка осипла от злого лая. Хозяева сучки, выйдут на лай собаки, а никого не видят. Лежит себе тихо Окей, с землёй почти одного цвета и помалкивает. Разглядеть не возможно. А что на рожон лезть, со временем привыкнет к нему рыжая соседка. Чуть погодя, раскусили его ночной «приёмчик» соседи. И ну Анну ругать мол, спать не даёт ваш Окей. Анна долго уговаривала собаку с верёвкой в руках, подойти к ней, что бы привязать. Ходит собака кругами вокруг хозяйки и хвостом помахивает. Прости, говорит, хозяйка. Ещё день, другой и рыжая бестия сама его звать будет. Он чует! А Валентинка со смеху покатывается. Нет, что бы матери помочь. Ей Окея жалко. Махнули на всё это рукой и решили ждать Матвея.
              —Пронесло….—
              Обрадовался Окей.
              —До приезда хозяина как раз и управлюсь.—
И пошёл вдоль соседского забора, разглядывая в просветы свою рыжую пассию. А та уже замечать его стала, припадает на передние лапы и хвостом машет. Глазками егозит, и ушами прядает. Прав Окей оказывается.

              А дорога синею, лентою вьётся, залито дождём смотровое стекло. Слова из старинной и доброй песни пришли на ум Андрею. Сейчас он за рулём. Матвей лёг отдохнуть, потому магнитолу выключили. Андрей пожалел, что не знает слов, такой красивой песни времён молодости мамы и отца, а может бабушки с дедушкой. Как много всего вокруг, и как мало мы интересуемся этим. Стал думать об отце. Как он познакомился с мамой и где? Не знает. Надо будет спросить у Матвея, когда проснётся. Старается младший брат вести машину мягко, без рывков на одной скорости. Пусть поспит брат подольше. Состояние растерянности после свидания с Лолой, долго не отпускало Андрея, а на обратной дороге он вдруг повеселел при мысли о своей квартире, о хроменькой соседке. Какая жалость! И как долго безногая соседка будет преодолевать свой недуг? Мысль о том, что это на всю жизнь и в голову ему не приходила парню.
              —О чём мечтаешь, брат?—
              Матвей проснулся и наблюдал за улыбающимся лицом Андрея.
              —Неуч-то Лолу вспомнил?—
              —Перестань….—
              Поёжился младший брат, но обсудить вопрос всё-таки решился.
              —Зайти надо, как ты думаешь?—
              —Смотря зачем.—
              Не без намёка ответил брат.
              —Перестань….—
Младший надулся и решил замолчать. Старший брат ждал, ждал продолжения разговора и не дождался
              —Ты никак обидеться собрался?—
              —Я вот, что тебе скажу….—
              И брат сказал, что пока его как телёнка, девка к себе водить будет, такие вопросы будут возникать и всегда его мучить. В какой-то степени, это и практика и наука, но эти два понятия, могут нести за собой нежелательные последствия. Это и в личной гигиене, и душевной тоже. О не планируемой беременности лучше вообще помолчать. Даже сплюнул через левое плечо. Самое лучшее, когда тебя несёт к ней, как на крыльях. Если не несёт, то и ходить не надо. Если вина, какая мучает решать самому. Только чувствует старший брат, что нет тут его вины ни какой. Скоро Новый год, будет причина зайти, как старые друзья поздравить друг друга с праздником.
              —Девушка с понятиями. Думаю, обойдётся всё по-хорошему.—
              Закончил свою речь Матвей.
              —Ты не знаешь, как папа с мамой познакомился?—
              И замолчали надолго, два брата, разглядывая дорогу.
              —Что-то слышал, краем уха.—
              —Сделаем старику приятное, расспросим его об этом дома.—
              Повеселел Матвей.
              —Думаешь, ему будет это приятно рассказывать, а не грустно?—
              Усомнился младший брат.
              —Думаю, приятно.—
              —Вот тебе маму вспоминать приятно?—
              —Да. Но и грустно тоже.—
              —Вспоминать, всё равно надо и как можно чаще.—
              —Мне кажется, мама будет чувствовать это и радоваться.—
              —Вот крестить дочку буду, она тоже об этом знать будет.—
              —Так мне в церкви сказали.—
              В голосе старшего брата звучала уверенность в правоте им сказанного.
              —Венчаться передумал?—
              Старший брат снова пустился в объяснения. Раз дитё некрещёное, венчаться нельзя. Требуется денег скопить, время выбрать. Пост перед венчанием соблюдать, ходить на исповедь, причащаться. Дело не шуточное….

              В сумерках осеннего вечера подъехали к долгожданному дворику. Никого нет на дворе. Никто их не встречает. Это подруги девичник устроили, да за разговорами всё позабыли. Валентинка с соседской девочкой носятся по дому, как угорелые, вспотели все. Анна с Лолой на диване лежат, накрыв ноги чем-то тёплым, грызут семечки и вроде как телевизор смотрят. На самом же деле, каждая думы думает, найдя на свой взгляд правильное решение одной из проблем, озвучивает его подруге. Думы женщин разнообразные. Это платье на новый год себе и дочери. У Анны ещё и венчание предстоит. У Лолы думки иного характера, девушка так и не смогла остыть от остросюжетного свидания с Андреем. След парень оставил яркий и крепкий в её душе. Душа ждёт продолжения. На этой ноте распахивается дверь, и входят в неё два брата пропахшие гарью дорожной и голодные. На новые звуки в доме вылетает из мехового домика кошка. Женщины замолкают в изумлении. Анна вскакивает, она рада. Матвей тоже. У Лолы и Андрея душа уходит в пятки одновременно. Душа девушки от сладкого томления, душа парня от неожиданности встречи. Ему стыдно, глаз деть некуда. Лола не произвольно включила заигрывание. Вроде, как ножки надо прикрыть, да так, что сначала открыть полностью. Волосы собрать заколкой, да так, что плед с плеч долой, вроде как нечаянно, а вместе с этим кофточка плечо оголила. На Андрее лица не стало. Старший брат пришёл на выручку.
              —Ну, гости дорогие, уж извиняйте нас.—
              —С дороги мы, устали. Есть хотим, да и ещё чего.—
              Матвей подхватил Анну и закружил по комнате.
А так как Лола со слов Матвея была девушка с понятиями, то и сообразила быстро, собралась и пошла к двери мимо Андрея.
              —С приездом….—
              Обронила, проходя мимо.
              —Ага….—
              Поспешно посторонился парень.
              —Спокойной ночи. Отдыхайте.—
              Закрывая за собой дверь, произносит девушка.
              —Ага.—
              Андрей снова стал «агакать». И есть перехотел, лишь молока попил, и спать лёг. А семья нет! Ей ещё порадоваться хочется. Повисли на шее Матвея две дамы. Одна большая и совсем маленькая, и слазить не думают. Нацеловались, намиловались, расселись за столом, на быструю руку собранным. Что Бог послал! И давай, пока мужчина жуёт да пережевывает, новости ему рассказывать. Например, про Окея.
              —Поем и посадим на верёвку проказника.—
              Пообещал хозяин. Ему всё больше и больше нравилось быть хозяином. Это стремление нравилось Анне. Мужик! Её мужчина - хозяин дома. Опора и надёжа. Здорово!

              На крыльце зябко. Беглый взгляд по двору, не нашёл собаки. Земля сырая. Ночью замораживает её, а днём земля слегка отходит. Середина декабря, а снега как не было, так и нет. Заканчивается две тысячи девятый год. Наступает год тигра, и всеми обещающее глобальное потепление. Телевизор, хоть не включай! Одно насилие, наркотики, коррупция и обещания из кремля наказать всех по полной программе. Теперь оказывается, кроме уголовного кодекса, есть ещё некое индивидуальное наказание от президента - «полная программа».
              —Как бы с ней познакомится?—
              Хмыкнул стоящий на крыльце Матвей и затушил окурок о дно жестяной банки.
              —Где, всё-таки собака?—
              Мужчина ещё раз обвёл взглядом двор. Никого! Направился к соседской изгороди с мыслью, темь, хоть глаза выколи. Вскоре глаза привыкли к темноте, да и свет из окон соседского дома и лампочка у ворот, дали возможность ясно увидеть причину отсутствия Окея. Ну что ж, продление рода, ещё никем не отменялось. Матвей повернулся и мирно зашагал в дом. По пути, к нему пришла мысль о продлении и своего рода. Хорошо от неё у человека на душе стало, весело. Заглянуть бы в будущее! Кто родится мальчик или девочка? Девочка, вроде бы есть уже…. Человек прервал свои рассуждения, вспомнив слова своей покойной матери:
              —Что Бог пошлёт.—
              —Что Бог пошлёт!—
              Вслух повторил слова мамы старший сын.
Повесил верёвку, приготовленную для привязи собаки на гвоздь в битый в дверь сарая, хмыкнул, вспомнив, чем занимается сейчас его собака, пересёк двор и шагнул за порог своего настоящего и будущего. А его настоящее воды нагрели, постель расстелили, да со стола убрали. Дочка книжку притащила, а жена расчёску для волос. Ну, ни как не даётся дочка, как следует прочёсывать волосы на ночь! Может отец повлияет. После всех процедур предшествующих сну, Валентинка заснёт. Матвей расскажет Анне о проделках Окея и они будут смеяться, заглушая смех подушками, что бы ни разбудить дочь.

              Снова утро. День выдался солнечный. Предыдущие две недели были серыми, отсюда такая реакция - глаза режет, хоть очки солнцезащитные доставай! Матвей встал с кровати первым и вышел во двор. Куры как летом разбрелись по огороду. Студёный воздух, и студёная земля. Собака спит, вывалив голову из будки. Собачье жилище освещается солнцем, и в будке тепло. Выходить навстречу хозяину собаке не хочется. Она начала было махать хвостом, что бы поприветствовать хозяина, да тот не увидит, хвост же в будке. Придётся собаке вылезать. Собака нехотя поднялась и побрела в сторону крыльца.
              —Устал. Понимаю.—
              Матвей погладил собаку. Хвост её вяло размахивался из стороны в сторону.
              —Ночь была бурная, иди, отдыхай уж.—
              Он развернул пса и подтолкнул в сторону будки. Тот побрёл назад, широко зевая, и всё так же вяло помахивая хвостом. По дороге остановился, долго лакал воду из миски.

              С соседского двора несётся нетерпеливое повизгивание рыжей собаки. Она зовёт соседа. Но пёс не дурак и понимает, что днём хозяева рыжей барышни не спят. Так зачем ему неприятности? Подождёт до вечера, тем более, сейчас так рано темнеет.

              Кошка вышла из дома по надобности и быстренько зашла обратно, слегка коснулась бочком ноги хозяина, что бы тот открыл дверь. Хорошо с холода заскочить в меховой домик. Матвей вернулся в дом, посмотрел на младшего брата, тот спал. Холодное время года задерживает нас в постели и все в доме до сих пор лежат по своим местам. Ах, так! Матвей холодными руками забрался под одеяло младшего брата. Тот сразу же широко раскрыл глаза. Матвей быстро вышел из комнаты и юркнул под одеяло своей Аннушки. И пошла возня. На её звуки прибежала, шлёпая босыми ногами по холодному полу Валентинка. В мгновение ока, девочка оказалась между родителями, и визга стало ещё больше.
              —Поспать не дадут!—
              Возмутился из соседней комнаты Андрей.
Трое в кровати затихли, но ненадолго. Матвей рассказал Анне, каким уставшим выглядит Окей и все троё залились счастливым смехом.
              —Скоро буду ездить транзитом, и ночевать не буду.—
              Решил у себя в комнате Андрей.
Долго быть в таком состоянии ему не позволила Валентинка. Она пришлёпала к нему и забралась в кровать, что бы рассказать о собаке. Наконец все встали. День начался с небольшим опозданием.

              Зато так не показалось Лоле, измученной бессонницей и долгим ожиданием, хоть каких, ни будь признаков жизни в доме подруги. Когда эти признаки появились, не удержалась и решила пойти за «солью».
              —Что б такое придумать? Правдоподобное.—
              Дверь вагончика открылась. Вошла одна из жительниц посёлка.
              —Хлебушка мне. Беленького. Что б к чаю….—
              —Сдурела что-ли…. Спозаранку ей беленького хлебушка подавай!—
              —Ты что забыла, когда его привозят?—
              Стала грубить Лола.
              —Ты девка не разговаривай так со мной.—
              —Я в матери тебе гожусь.—
              —Хотя откуда тебе знать то….—
              —Ты мою мать не трогай….—
              Голос Лолы сорвался и она заревела.
Слёзы лились и лились. Их было так много, что они напугали покупательницу. Опомнилась та, перед ней дитё рыдает так, что майка на груди вся стала мокрой. Сама пришла хлеба беленького купить для своей такой же девчонки.
              —Вот мы бабы дурры….—
              —Не хотела я тебя обидеть.—
              —Да ладно тёть Маш…. Я тоже хороша.—
              К слезам прибавились сопли из носа. Разорвала пачку салфеток Лола и ну в них прятать и то и другое. Кое- как привела себя в порядок. Ушла и женщина.

              В это время в доме Анны завтрак сдвинутый на обед, подошёл к концу. Настроение у всех приподнятое. Валентинка к деду просится, не на какие уговоры не поддаётся. Андрей стал ей поддакивать.
              —А ты чего долдычишь?—
              Накинулась на него с упрёками Анна.
              —Она маленькая, за ней уход нужен.—
              —Дед давно всё позабыл. Вы у него вон, какие уже.—
              —Да ко всему ещё мальчики.—
              —Что он о девочках знает?—
              —Ты ещё скажи, откуда они берутся и что для этого надо делать.—
              Пошутил Матвей и подавился смехом и закашлялся. Его приложила рукой Анна по затылку, и
 замахнулась полотенцем, тот увернулся и сшиб младшего брата. Оба упали на диван, и продолжили там борьбу между собой. В дверь постучали. Через порог шагнула с зарёванным лицом Лола.
              —Ну, вот зачем? Зачем она пришла?—
              Затосковал Андрей.

              Думается, за добрым словом идём мы в таких ситуациях к людям. В четырёх стенах вагончика добрые слова не продавались и не водились, к великому сожалению. Стены его закрывали жизненное пространство. В доме Анны счастье завелось, к нему и тянется девушка. Делитесь, люди буханкой хлеба, солью, чем угодно. Счастьем не делитесь ни когда. Не единого слова подругам о личном, интимном, мечтах и планах, пока не исполняться. Когда исполняться, то и говорить не надо, всё и так видно. И про сглаз забывать не надо.

              Как водится в таких случаях, Анна кидается со словами участия к вошедшей подруге. Как водится, начинаются расспросы.
              —Что-то случилось?—
              Не рассказывать же Лоле о скандале, какой она закатила покупательнице! Взяла она, да и схитрила. Рассказала наспех придуманную историю. Вроде зашёл проезжий шофер под самое утро, да и давай приставать к ней. Хотелось девушке вызвать ревность этим рассказом у Андрея. У парня всплыло в памяти его короткое пребывание, в том же вагончике и ему стало дурно, если даже не противно. Ко всему этому прибавилась злость на Лолу и неведомая доселе противность во всем теле, да такая, что нестерпимо захотелось вытолкать раздражающую его девушку за дверь. Схватил Андрей куртку и выскочил из дома на воздух. Только после того, как дверь резко хлопнула, девушки перестали охать, да ахать. Со двора донёсся звук заведённой машины. Матвей выглянул в окно. Машина тяжело ползла по обочине вверх на трассу.
              —Сдурел малой, что ли?—
              Теперь и Матвей выскочил из дома.
Женщины, как по команде перестали страдать и прилипли к окошку. Анна внимательно наблюдала за подругой. Что-то неестественное было сегодня в ней. Ну, приставал к ней кто-то, но обошлось же, зачем об этом рассказывать в присутствии посторонних?

              Вернулся Матвей, прошёл в комнату, где спал Андрей. Вынес из неё его сумку и вновь вышел. Значит, остановил он брата, успел. Маленькая девочка сидела тихо, тихо и как губка всё в себя впитывала. Любая фальшь взрослых улавливается детьми и непременно всплывёт в их взрослой памяти, и будет применена в подобной ситуации. Повадится душа лукавить и не отучить её потом.
              —Ну и что ты тут только что наговорила?—
              —В каком ты свете себя выставила?—
              —Чего ты добиваешься? Говорила тебе не приходи за ним. Не будь кукловодом.—
              —Они это чувствуют.—
              Лола молчит и смотрит в окно. Не дождавшись ответа, Анна продолжила:
              —И вообще! Утро, выходной, семья у меня….—
              Лола повернулась к подруге лицом. Ненависть исказила его. Только что красное лицо, побелело. Губы тряслись. Две руки взметнулись вверх, пальцами она стянула виски и волосы к затылку. Прошлась по комнате к дивану и буквально упала на него. Залилась смехом, всем телом склоняясь к коленям. Смех не был смехом. Это выходила обида и беспомощность женская. Лолу уличила во лжи подружка. Её лукавство раскусил Андрей.
              —Так жила твоя мать, так жила моя мать, так жила ты, так живу я.—
              Женский гнев заполнил дом в одно мгновение.
              —Смогла зацепить, и я смогу.—
              —Мешаю? Ничего, подвинешься подруга!—
              Заплакала Валентинка, тоненько, тоненько, не разжимая губ, одним голосом заплакала. Так, что не сразу стало понятно двум женщинам, что это за звук такой. Обе стали осматриваться. Первая поняла мать и бросилась к дочери. Вошёл Матвей и запустил порцию холодного воздуха в дом. Он успел заметить выражение лица Лолы, увидел жену и плачущую дочь в обнимку.
              —Так! Смена декораций. Сделай милость!—
              —Иди с Богом туда, откуда пришла!—
              И рукой распахнул дверь.
              —Не хозяин ещё….—
              Проходя мимо Матвея, буркнула Лола.
              —Пока подружка….—
              Донеслось с порога.

              Да, они подруги. И скорее всего они помирятся. Да и была ли ссора? У одного человека произошли изменения в личной жизни в лучшую сторону. Изменился и сам человек. Анна не уличала подругу во лжи, а растолковывала ей то, что со стороны другим стало видно. Придёт время, произойдут изменения в сознании Лолы, тогда и она станет мудрее и степеннее, какой сейчас стала Анна. А пока подруги, как бы в ссоре, но это временное явление. Анне есть сейчас чем и кем успокоиться, она дома, она в семье. Тяжело будет Лоле пребывать в четырёх стенах вагончика одной, с большим количеством вопросов без ответа.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 8 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2052



Глава восьмая



              Именно так прошёл день у Лолы в вагончике, без утех и покупателей. Остаться ночевать как всегда в одиночестве у Лолы не было сил. Что бы убить время, навела порядок, всё перемыла, перетёрла, по-новому расставила, занять себя больше нечем, и что бы ни думать о случившемся, пошла домой, искупаться, узнать как мать, где брат. В окошках родного дома горел свет. Дорожки дворовые подметены. Мать у телевизора. Мать Лолы нельзя назвать пьющей. Из дома не тащит. Вкусно готовит. Стакан вина необходим женщине, что бы раскрасить в яркие цвета давно не белёные стены, выгоревшие шторы на окнах, линялый халатик на себе. После него и разговоры с подружками веселее становятся.
              —Здравствуй мама.—
              —Здравствуй доченька. Борщ ещё горячий.—
              Лола долго лежала в ванне с горячей водой. Тупо разглядывала сколы на кафельной плитке. В некоторых местах, плитка и вовсе отвалилась. Эмаль на ванне растрескалась и Лола стелила большое полотенце на его дно, прежде чем лечь. Воды наливалось чуть больше половины и не всегда. Разбитое зеркало, ни полочек, ни красивых полотенец! Нет коврика, нет душа, вернее лейки от него. Вокруг разруха.
Дверь приоткрылась.
              —Ты ещё долго?—
              Раздался голос матери.
Следующая реплика, по старинному сценарию, должна была быть от Лолы, дерзкой и вызывающей. Только не было у дочери сил огрызаться. Трезвый голос матери, это единственное, что она всегда хотела услышать, входя в дом.
              —Сейчас я….—
              С языка хотело сорваться слово «мама», да не сорвалось.
Тело болело. Болело всё, и горло тоже. На память пришли события, недавно с ней произошедшие. Стало совсем невмоготу. Но выходить из ванны надо. Вышла. Мать стоит, опрятная такая. Волосы забраны, руки опущены. Бросилась в глаза седина на висках, там её было больше всего. Когда ж они успели посидеть? Словно прочитав мысли дочери, мать виновато оправдалась:
              —Пришла пора, красится.—
              —Вареников ещё наделала с творогом и картошкой.—
              —Ты с чем будешь?—
              Ёкнуло в груди у дочери. Потеплело на сердце.
              —С чем ты, с тем и я.—
              —Брат где?—
              —Родители отца забрали. Пусть погостит.—
              Сели за стол, стесняясь друг друга. Пытались ухаживать друг за другом, но не вышло. То тарелками сталкивались, то руками соприкасались, и обоих от этого было неловко. Но наелись до отвала, и чаю напились. Ломота во всём теле не проходила. Лолу начинало знобить.
              —Я, кажется, заболела, мам….—
              Градусник оказался с температурой тридцать восемь. В доме, ни одной таблетки. Звонить в скорую? Та к утру приедет. Выскочила мать из дома и прямёхонько в дом к Анне побежала. Испугалась женщина не на шутку. Не помнит, когда она лечила дочь или сына, и чем.
Увидев мать Лолы, Анна подумала:
              —Нет! Этот день сегодня не кончится.—
              —Денег нет. Уж простите….—
              Ответила на приветствие гостьи хозяйка.
              —Дай, что ни будь от высокой температуры.—
              —Лолу скрутило.—
              Анна вынесла коробку с лекарствами. Стала вынимать и читать названия лекарств.
              —Всё только детское. В сиропах….—
              Матвей прошёл мимо копающихся в лекарствах женщин и вышел во двор. В аптечке, что лежала в машине, взял парацетамол и вернулся в дом. Отдал соседке. Спросил, на что Лола жалуется.
              —Пусть таблетку выпьет, и люголем ей горло смазывайте.—
              —Горячего чая с малиной и медом при температуре нельзя.—
              —И парить ноги не вздумайте.—
              Женщина, словно школьного учителя, слушала молодого мужчину, кивая головой в знак согласия. Стыдливо забирает неухоженные волосы за ухо. Прячет в кулак лекарство и уходит. Слышно, как во дворе её облаял Окей, но без зла, для порядку. Видно и он заметил, что женщина сама не своя.
              —Сколько лет женщине?—
              Спросил Матвей.
              —Молодая ещё. Немного за сорок, где-то.—
              —Да…. Быстро стареют женщины в деревнях.—
              —Матвей! А у Андрея к Лоле что-то есть? Она его интересует?—
              —О чём ты?—
              —Ты прекрасно знаешь, о чём я!—
              Муж обнял жену. Покачал из стороны в сторону. Так и смотрел бы в запрокинутое лицо любимой!
              —Такого как у нас с тобой нет.—
              —Так у них всё было уже….—
              —То - то и оно, что было, а повторять не хочет.—
              Анна надула губы.
              —Чем же Лола хуже других?—
              —Да и других у него нет, и не было.—
              —Значит, не нравится она ему.—
              Загрустила женщина.
              —Вот все вы так, кобели….—
              Продолжать не стала. Поняла, что совсем не то говорит. Сделала виноватую гримасу и стала подлизываться к мужу.
              —Я тебя не имела в виду.—
              —Я знаю, кого ты имела в виду. Не будем больше трогать такие темы.—
              —Мы вместе и в этом наша удача.—
              —Ты прав.—
              Дочь спала. Мужчина и женщина остались одни. Нет не одни! Они семья, а это больше чем просто двое. Оставляем их, им есть о чём говорить и чем заняться.

              Бежит асфальтовая дорога и ныряет под капот машины, словно широченную грязно серую ткань протягивают под днищем машины. Не щедрая нынешняя зима, кое-где робким снежком припорошила поля. Ветер стал злым и, что есть силы, грызёт кабину. Исчезли вороны и сороки с обочины дорог, вечно потрошащие пакетики с остатками пищи, выбрасываемые нерадивыми водителями прямо на дорогу. Андрей вспомнил, что на Урале ворону называют карга. Занимательное слово! Парень тоскливо разглядывает то, что убегает назад за окошко кабины. Буд-то одна и та же картинка растягивается до бесконечности. Посадка, посадка и снова посадка. Серые кусты и деревья, припудренные осевшим на них замёрзшим туманом. Тут ещё Лола! И надо же было такому, случится! Неужели так со всеми происходит? В интернете картинки про любовь обещают с три короба, а когда свершилось на самом деле, так даже вспоминать не хочется. Расстроился парень совсем. С досады по рулю кулаком стукнул. Надо о чём-то другом думать! Ну, например…. Кошка. Моя кошка! Красавица! Приеду, заберу хотя бы на ночь к себе в квартиру. Вспомнил, какая она была маленькая и пустая, как мешочек из меха, когда он её подобрал и принёс в дом. Зато сейчас, шелковистая вся и тяжеленькая вся такая. Затем мысли перекинулись на соседку без ног. Стоп! Что это он сказал? Есть у неё ноги. И Костя заторможенный, не такой уж он плохой. Вот только волосы Юле расчёсывает, и косу плетёт…. Странное у них общение. Странные они все…. И с ногами и без ног.

              В дали ночное небо стало, как бы подсвечиваться снизу. Городок находиться в низине. Пока видно его свечение. Вот пошли «качалки» нефтяные, действующие и с заглушками уже. Вот беседка у памятника. Его поставили на месте гибели человека. Вот и посёлок «Заречный», это практически продолжение города, разделяемое речушкой в три шага. Почему перестали чистить реки? Катастрофа.

              Машина Андрея, не может стоять во дворе дома, по габаритам не проходит. Он ставит её на стоянку и пешком, по ночному городу идёт домой. Мороз закрутил неожиданно и крепко. Минус двадцать два градуса. Кожу лица стягивало и обжигало. Куртка не согревала совсем, и он побежал вприпрыжку, что бы согреться. Вместе с облачком замороженного дыхания парень заскочил в подъезд своего дома. Подъездная дверь чуть не прихлопнула его. Парень машинально оглянулся. Новая, блестящая пружина надёжно возвращала дверь в прежнее положение, после каждого его открывания. На почтовых ящиках, приклеены снежинки, вырезанные из фольги и цветной бумаги. Здорово! На подъездном окошке первого этажа висят гирлянды, причудливо вырезанные. Надо же, и не сорвал никто! Андрей пристально разглядел свою дверь. Подтёка от собачьей мочи не оказалось. Тоже не большая, но радость. Попривык пёс к нему. Парень вспомнил собаку «Бульку» из своего детства, жившую с ним по соседству. Белая, кудрявая, и очень мохнатая. Булька любила куриные сырые яйца. Бросят ей яйцо, и она обязательно его поймает. Сомкнёт пасть, и чмокает так сладко и старательно! Потом выплюнет раздавленную и обсосанную яичную скорлупу на пол и ждёт добавки. Андрей заулыбался своим воспоминаниям, открыл дверь и занёс их с собой в квартиру.
              —Расскажу Юле, когда придёт.—
              —А когда она придёт?—
              С этой мыслью парень заснул в своей кровати.

              На улице трещит мороз. Как там наша ворона? Десять дней до Нового Года. Подъезд преобразился и выглядел празднично, по-новогоднему. Бульдожка с пятого этажа шумно сопит, поднимаясь по ступеням лестницы. Вниз было легче. Сегодня такой мороз, что подушечки лап собаки прилипали к земле, и тут же костенели на холоде. Ноздри слиплись, глаза щипала метель, так и не успокоившаяся за ночь. Со скоростью звука, пёс справил свою нужду, но последние капли так и повисли ледяными бусинами, на его шерсти под брюхом. Пёс их чувствовал, когда протискивался через вырезанноё отверстие в подъездной двери. Собака остановилась у квартиры нового соседа, прижался носом к дверной щели. Так и есть! Явился! Надо, отметится. Задрал лапу, а не получается. Не оттаяло ещё отверстие для этого дела. Очень удивился. Потом испугался и стал повизгивать от беспокойства. Андрей открыл дверь, услышав за ней возню. На него взглянули расстроенные, выпуклые глаза собаки. Она сидела на попе, и старательно выгрызала ледяные бусины из шерсти внизу брюха.
              —Чего ходишь в такой мороз на улицу?—
              Спросил Андрей, и тут же понял свою оплошность.
              —Потерпи немного, сами оттают.—
              В подъезде холодно, первый этаж к тому же. И ничего у собаки не таяло. Она буквально вгрызалась мелкими зубками в своё брюхо.
              —Эй! Ты давай осторожней там.—
              Андрей решился и взял собаку двумя ладонями за бока. Поднял и посадил квадратное тело на картонку, лежащую на подъездной батарее у окна. Слегка попридержал сначала, потому, как собака стала вырываться. Но почувствовав тепло под лапами и брюхом, пригрелась и успокоилась. В окно даже стала глазом косить, подглядывая за озверевшей метелью. Синоптики сообщили, что таких аномальных морозов в середине декабря давно не наблюдалось.
              —И когда же у тебя там оттает?—
              Спросил Андрей у собаки. В ответ, та завиляла хвостом. Вырываться уже и не думала. Они вместе, понаблюдали за разбушевавшейся стихией за окном.
              —Готово! Вон и картонка уже мокрая.—
              —С кем ты там разговариваешь, Андрей?—
              С верхнего этажа свесилось лицо Юли.
              —С приездом тебя. Как поездка?—
              Сердце у парня затрепетало. Он ожидал увидеть Юлю, но всё равно было неожиданно.
              —Здравствуй Юля! Я приехал.—
              —Вижу, что приехал. Что с собакой?—
              —Ничего. Я её размораживаю.—

              Не знаю, какими словами парень расскажет девушке собачьей проблеме, когда та спустится этажом ниже, но расскажет, и они будут долго смеяться. Собака уходить домой спешить не будет. Она будет сидеть на полу подъезда, задрав голову смотреть на смеющихся людей. Совсем не понимая, что сама она и есть причина этого смеха. Ну и конечно на смех Юли вышел сначала Максим Викторович, затем появился Костя. Отец запретит стоять дочери в холодном подъезде. Костя спустится, без приветствия подойдёт к ним, дождётся, когда Юля начнёт подниматься по лестнице, и будет шагать с ней рядом по ступеням.
              —Ты позвони мне.—
              Вслед девушке скажет Андрей.
              —Позвоню.—
              Ответит Юля, с надеждой смотря на отца. Ей очень хотелось, что бы он пригласил Андрея к ним в гости, но тот молчал и ждал её у открытой двери. Потом закрыл её, как-то по-особенному, крепко придавив к дверному косяку. Дочь следила за отцом и старалась поймать его взгляд, но тот отводил глаза. Он явно был чем-то не доволен.

              Как же так получается? Юля чувствует в себе радость. Причина тому, вернувшийся с поездки дальнобойщик. Какая романтичная и в тоже время мужественная профессия! Все остальные почему-то по-другому реагируют на эту новость. Зоя Викторовна, стараясь разрядить возникшее напряжение между отцом и дочерью, стала рассказывать о Маше и Саше лежащих в больнице.
              —Нужно обязательно рассказать об этом Андрею.—
              —Ведь он не знает ничего о них.—
              Максим Викторович тяжело вздохнул на реплику дочери.
              —Пусть ему расскажет о детях Костя.—
              Предложил он.
              —Я вместе с Костей сделаем это.—
              Обрадовалась девушка, хоть какой-то реакции отца на Андрея.

              Максим Викторович маялся за столом, решая задачу, которая состояла в том, что он и Зоя Викторовна, уедут на работу, а дочь останется в квартире одна. Костя сердится на Юлю из-за Андрея и наверняка уйдёт к себе.
              —А вдруг придёт дальнобойщик!—
              Так думал отец, разглядывая ворону, присевшую на ветку за кухонным окном и явно разглядывающую людей за столом. Веткой ворона пользовалась как качелями, и ей это нравилось.

              Сложившуюся ситуацию приводит в порядок женщина. Она предлагает мужчине, не бояться прихода в их отсутствие нового соседа, а пригласить самим его в гости, тем самым обозначив его время пребывания в их доме. Обрадованный отец, вышел к дочери со словами:
              —Мы пригласим Андрея сегодня на ужин, а вы с Костей его не беспокойте, пусть человек отдыхает после тяжёлой работы.—
              —Вон, какую красоту сотворила. Вечером и отдашь Андрею.—
              Отец имел в виду поделки дочери.
Юля собралась что-то ответить отцу с большим энтузиазмом, но её мягко перебил отец.
              —Приглашу его сам, когда пойдём на работу с Зоей Викторовной.—
              Затем посоветовал ей прибраться у себя в комнате и вымыть посуду.

              В этом году, отец повезёт дочь на курс лечения в Петербург после Нового года, но вызов ещё не пришёл. Зоя Викторовна уже собралась на работу и стоит в коридоре в замшевых перчатках с сумочкой одного цвета, они куплены Максимом Викторовичем в это же время, только в прошлом году в Петербурге. Кстати всё это много раз примеряла Юля, в отсутствие отца и Зои Викторовны. Конечно, на много лучше перчатки и сумочка смотрятся на человеке с «ногами». Юля вспомнила выходку Костика, когда тот заявил о том, что у неё нет ног. Неужели и она, когда ни - будь, сможет, вот так легко пройтись, слегка покачивая сумочкой в руке, легко поддернуть перчатки, что бы сидели на руке как вторая кожа. Взрослеет женщина! Потому и мысли, совсем уже взрослые приходят на ум.
              —Что-то не так!—
              Спросила Зоя Викторовна, уж очень пристально смотрела на неё Юля. Слово « падчерица» не подходит для Юли. Пусть, это слово, никогда не придёт ни к кому в голову из у стоящих в прихожей людей.
              —Вы очень красивая, Зоя Викторовна.—
              —И папин подарок, очень вам идёт.—
              Женщине приятны слова девушки.
              —Мы обязательно купим, что- либо подобное и для тебя.—
              —Да, дорогой?—
              Жена повернула сияющее лицо навстречу мужу.
              —Непременно.—
              Отец снова весел.
              —Мне сейчас не надо.—
              Все поняли, что имела в виду Юля.
              —Пока не надо, моя хорошая. Не скучай и Костю не обижай.—
              —Кто его обижает? Сам себе что-то напридумывал!—
              Они ушли. Максим Викторович настолько успокоился, что прошёл мимо двери Андрея, но его остановила Зоя Викторовна. Глазами показала на дверь нового соседа дальнобойщика.
              —Ах, да!—
              Максим Викторович позвонил.
Андрей был тут как тут. Но увидеть Максима Викторовича, ни как не ожидал. А тот забыл все приготовленные слова.
              —Э-э-э…. Мы ….—
              —Мы знаем, что наша дочь обещала сделать для вас Новогодние украшения.—
              —Ждём вас сегодня вечером, на раздачу.—
              Пришла мужу на выручку Зоя Викторовна.
              —Верх белый, низ чёрный.—
              Пошутил Максим Викторович.
Но шутку парень не оценил. Рос он не во времена пионеров и комсомольцев.
—Часиков в семь. Вам будет удобно?—
Почти строгим голосом спросил Максим Викторович.
              —Нам будет удобно.—
              Ответил парень.
              —Нам… Вам…—
              Бурчал Андрей, закрывая за визитёрами дверь. Встреча с Юлей, да ещё такая не далекая, его обрадовала. Заскочил в ванную комнату. Изобразил перед зеркалом победный жест. Заметил, что сильно оброс, даже шея. Теперь есть дела! Сходить к отцу и в парикмахерскую. Принять душ. Погладить рубашку, а джинсы и так сойдут! Они же чистые. Звенит телефон. Звук как будто из земли. Где он есть? Пока бегал по квартире, что бы найти его, тот отключился.
              —Вдруг Юля!—
              Сокрушается парень.

              Через несколько минут вся квартира была перевёрнута. Телефон нашёлся. Он скатился с матраса, и лежал на боковушке кровати, прислонясь к стене. Оказалось, звонил старший брат, младший брат перезвонил, услышал сердитый голос.
              —Ты почему телефон не берёшь, и сам не звонишь ни мне, ни отцу?—
              —Ты где? Ты доехал до дома?—
              Отдохнувший, весёлый от предстоящей встречи с Юлей, Андрей растерялся. Он совсем забыл про свои прямые обязанности, и ему было неловко. Вчера так мело и морозило, что он не чаял себя от радости, что добрался до дома.
              —Я к отцу только что собрался идти.—
              —Потом в гараж, машину сдам.—
              —Наоборот нужно! Техосмотр, самое главное.—
              —Праздники начнутся, до нас очередь может не дойти.—
              Снова разгневался старший брат.
              —Ну, конечно же, именно так и сделаю.—
              —Лолу в районную больницу отвезли.—
              —Воспаление лёгких.—
              Объявил новость старший брат.
              —Я не виноват.—
              —Не говори глупостей! Как дети.—
              —Давай делай то, что необходимо. Пока.—

              Но новость о Лоле всё же взволновала Андрея. Опять вспомнился остросюжетный вечер в торговом вагончике у дороги. Одета Лола была как на карнавал. И что за манера ходить почти зимой почти голой, куда её мать глядит только! Вспомнил, как его мама заставляла надевать майки и тонкое трико под джинсы, а он сопротивлялся. Рука парня перед зеркалом непроизвольно легла на грудь, и пощупала майку на груди. Привык уже, даже и не чувствует. Как стал работать с братом, так и стал носить и то и другое. Правда, нижнюю часть надевал только в поездку. За окном в комнате послышался грохот. Интересное приспособление есть на окне квартиры Андрея. Каким-то образом сразу форточкой прикреплён короб, сваренный из металлического прута. Когда открываешь форточку, получается дополнительная холодильная камера. Вот на это сооружение пыталась взгромоздиться ворона. Вернее она всегда использовала короб как посадочную площадку, но сегодня в нём лежат продукты и за ними ничего не видно, что происходи в помещении, хоть свешивай голову, хоть не свешивай, бесполезно. Птица возмущена. Если вороне зацепиться с боку короба, поближе к стеклу, тогда она будет похожа на попугая, висевшего вверх ногами. Ворона не попугай, она не может себе этого позволить. Ворона тяжело спрыгивает на подоконник. Снег с него мгновенно облетает, и птица замирает, провожая его взглядом до земли, тем самым теряет драгоценные секунды равновесия. Поворачивает голову, что бы заглянуть в комнату через стекло, но лапы уже медленно сползают по металлу. Несколько беспомощных взмахов крыльями, не дают птице поддержки, и беспорядочное перебирание лапками по холодному подоконнику не приносят ожидаемого результата, кроме грохота. Расстроенная ворона вынуждена взлететь на форточный короб снова. Даже дерева нет рядом с окном новосёла, а по кустам шастать вороне не позволяет вес. За ней наблюдает смеющееся лицо парня за стеклом собственного окна. Забавное поведение у этой птицы. А уж, какое оно забавное у людей, по мнению вороны! Ей понаблюдать за ними, как в телевизор посмотреть. Оставим Андрея. Он должен поставить машину в гараж, сдать путевой лист, отчитаться за солярку и посетить отца и парикмахерскую.

              Узнав, что с младшим сыном всё в порядке, отец успокоился и решил всё-таки достать старую искусственную ёлочку и поставить её туда, где она всегда стояла при жизни жены. Пожилой человек чувствовал, что это будет нелегко, что воспоминания нахлынут с новой силой. Он долго сидел в кресле и раздумывал обо всём понемножку. Наконец решился и встал. Открыл дверцы кладовой. Глазами нашёл ёлочку, завёрнутую простыней. Достал и развернул. Сердце в груди кувыркнулось. Стало казаться, что раздастся сейчас голос его Валентины, и она начнёт журить его. То он не туда поставил ёлочку, то он не расправил ей веточки, то она кривобокая у него как всегда. Пытаясь стряхнуть наваждение, человек собрал простынь и решил вынести её на двор и вытрясти. Целый год пролежала вся в пыли, да и Валентина всё равно заставила бы это сделать. Балкона у них нет, первый этаж. Накинул на плечи куртку, открыл дверь и шагнул за порог квартиры. Пришлось ему сразу посторониться, по лестнице спускалась женщина и прошла мимо него в момент открывания дверей.
              —Простите….—
              —Ничего….—
              Женщина спешила, и он её не разглядел. Но дыхание перехватил знакомый запах духов «Зелёное яблоко», именно такие духи, нашла в кармане куртки Матвея мать, когда заметила оторвавшуюся пуговицу и решила её пришить. Сам флакон потряс женщину своей красотой. Он был в форме яблока, даже стебелёк и листочек на нём были стеклянными. Смятая серебристая коробочка была там же в кармане. Ей захотелось узнать их запах, и женщина решила открыть. Флакон оказался такой сложной конструкции, что у неё не получилось. Верхняя половина слегка проворачивалась, но не шла дальше. За этим занятием застал её старший сын, вышедший из спальни.
              —Пуговицу решила пришить, а карман тяжёлый. Мешает….—
              —Вот достала и любуюсь.—
              —Какой только красоты сейчас нет! Правда, сынок?—
              Мать виновато улыбнулась.
              —Это я тебе купил.—
              Не задумываясь, соврал Матвей.
Но сейчас это было правдой. Он действительно хотел сейчас подарить духи матери. В памяти всплыло капризное лицо теперь уже бывшей подружки «козы-егозы», и её писклявое нытьё:
              —По серьёзнее, что ни будь, нельзя было!?—
              Коза-егоза надула розовые с блёстками губки и отвернулась к боковому стеклу машины.
Флакон в её руках, а коробочка в руках Матвея. После этих слов, коробочка жалобно хрустнула в мужской руке. Матвей мягко забрал флакон из рук проказницы и без эмоций выбросил в открытое окно кабины со своей стороны прямо в снег.
              —Дурак!—
              Подружка выскочила из машины и пошла в сторону своего подъезда.
              —Ненормальный!—
              Донеслось из него.
              —Дяденька, это ваш?—
              Матвей выглянул из кабины.
Придерживая одной рукой шапку ушанку, а другой рукой протягивая флакон духов, у машины стоял мальчик лет шести. Невдалеке его ждала женщина и улыбалась. Видимо они видели эту сцену.
              —Спасибо малыш. Выронил нечаянно. Бывает….—
              —Бывает.—
              Хором произнесли мать и сын, и пошли по своим делам.
Мусорить у чужого дома Матвей не хотел, потому и засунул смятую коробочку в карман, а сверху на неё лёг флакончик. И не разбился же ведь! Наверное, потому что, он весь кругленький.
              —Какой у нас сегодня день?—
              У мамы расцвело лицо.
              —Да ни какой. А! Новый год скоро.—
              —Раз уж нашла, значит и получай свой подарок.—
              —Спасибо, родной мой! А как же он открывается?—
              Мать забыла про пуговицу и словно маленькая девочка держала в руках духи, как долгожданную куклу. Вдвоём они долго вертели флакон, боясь отломить стеклянный листочек, пока не вышел младший сын из своей комнаты, и играючи, легко отвинтил верхнюю часть стеклянного яблока. Духи и распылитель оказались, только в нижней его части.
              —А что ж коробочка вся смятая?—
              —В снег уронил, потом в кармане размокла. Собрался выбросить, да забыл.—
              —Я рад, что тебе они понравились.—
              Матвей был счастлив вместе с матерью.
И потом ещё сколько раз, сердце его будет радоваться, видя как его мать, радуется его духам.

              Сначала запах новых духов слегка раздражал мужа. Затем он привык и перестал их замечать. А тут, как по сердцу ножом! Запах жены! Он привалился к косяку открытой двери. Смотрел в спину женщины в кроличьей шубке. Словно чувствуя его взгляд, она оборачивается и пристально смотрит на него.
              —Вам плохо?—
              —Нет, что вы….—
              —Я знаю. Я врач. Причём ваш, участковый врач.—
              —Заходим тихонько назад. Так! Присаживаемся….—
              —Я сейчас разденусь.—
              Она снимает шубку и вешает её на крючок у двери. Пуховый платочек сдвигает с головы на плечи. На шее висит стетоскоп.
              —Ваши духи….—
              Засмущался мужчина.
              —У вас астма? Вы на учёте?—
              —Я вроде бы, всегда в меру стараюсь….—
              Обеспокоился врач.
              —Да бросьте вы свою тряпку.—
              Она выхватила простынь из его рук.
              —Не хватало вам ещё и пыли надышаться.—
              —Нет у меня астмы. У вас духи, как у моей жены.—
              —Она умерла недавно. Осенью.—
              —Да, да. Припоминаю….—
              —Я вас послушаю и померяю давление.—
              —Раздевайтесь….—
              —Через рубашку можно?—
              —Ох уж эти мужчины! Сколько вам лет, что бы так смущаться!—
              Но сделала, как он хотел. Расстегнула несколько пуговиц на груди, послушала. Померила давление. Мужчине вдруг страшно захотелось, что бы женщина побыла подольше рядом с ним и не уходила. А та встала, пошла на кухню, быстро нашла корвалол, накапала убойную дозу, развела водой и заставила мужчину запить им какую-то таблетку.
              —Через пятнадцать минут, ещё раз накапаете и выпьете. Договорились?—
              —Забуду я….—
              Мужчина превращался в капризного мальчика.
Доктор размышляла, но недолго.
              —Хорошо! Проконтролируем….—
              —Тогда давайте, угощайте меня чаем.—
              —Намоталась я по этажам, вся взмокла.—
              —Вы говорите духи, а я думаю, что от меня только медициной пахнет.—
              —Причём, всю мою сознательную жизнь.—
              —Я на пенсии уже, но практикую.—
              На кухне мужчина взял в руки спички и заварной чайник. Постоял, потом пригласил сесть доктора, потом уселся сам.
              —С вами всё ясно.—
              Женщина встала и прихлопнула ладонями об стол.
              —Беру команду в свои руки!—
              Доктор занялась обычным женским делом, завариванием чая. По ходу действий убирала лишнее со стола, или наоборот, обнаружив что-то нужное для чаепития, ставила это на стол. Старательно вымыла стол перед всем этим. По пути смахнула пыль с подоконника, полила цветок. Мужчина сидел чинно, тихо-тихо, затаив дыхание и не сводил глаз с женщины. Расслабиться он так и не смог.
              —Вот сейчас напою чаем и станет вам легче. Уверяю!—
              —Потом повторим приём корвалола, и вы будете как огурчик.—
              Она обнаружила варенье под окном, из запасов жены, поджарила гренки. После первой гренки и чашки чая, мужчина стал разговаривать. Достал сыр из холодильника, нарезал его сам. Всё вдруг стало, как было раньше, до смерти жены. На него бурчали, о нём заботились, и тот же запах духов.
              —Выпишу вам «Панангин». Таблетки не дорогие.—
              —Будете принимать по две штучки утром и вечером.—
              —Десять дней, но каждый месяц.—
              —Сердечную мышцу надо кормить. Пора уже!—
              —Забуду я….—
              Женщина внимательно посмотрела на него, немного дольше, от чего хозяин опустил глаза. Допила свою чашку, сполоснула под краном в мойке, поставила сушиться. Накапала корвалола, дала выпить мужчине. Померила давление. Похлопала его по руке, как бы говоря, что всё в порядке. Всё это время оба не произнесли ни слова. Встала и направилась в коридор, где оделась. Завязала платок, привычным жестом поправила его, что бы лежал, так как надо на голове.
              —Придётся зайти и напомнить.—
              —Правда, зайдёте?—
              Выдохнул мужчина.
              —Зайду.—
              Дверь закрылась.
Коридор стал светлым. А что он должен был сделать? Ах, да! Простынь. Да ну её! Мужчина сгрёб её и засунул в кладовку. Установил ёлку. Долго косился на неё, не кривобокая ли она. Долго наряжал. Красивая получилась елочка. Скоро сын придёт, тоже радость.
              —Ты какой-то особенный сегодня.—
              Вместе с младшим сыном в прихожую проник холодный воздух. Мужчины поеживались и радовались встрече. Андрей потирал руки.
              —Что это у тебя лекарством пахнет?—
              —Да раздавил пузырёк нечаянно. Когда теперь выветриться?—
              —Не врёшь, пап?—
              —Нет, сынок, всё у меня хорошо.—
              —Ой, мамина ёлочка уже стоит!—
              —Да, успел вот, до твоего прихода. Хороша?—
              —Ещё бы!—
              —Давай накормлю гренками, сынок.—
              Отцу показалось, что он теперь сможет и сам их поджарить, ведь только что наблюдал это действие. Сын увидел в сковороде квадратные поджаристые следы.
              —Ну, побалуй меня, как мама.—
              И стал наблюдать, как отец резал и макал хлеб в сладкую воду, как переворачивал гренки на горячей сковороде лопаткой. Подумал, что сможет их приготовить теперь и сам, и угостить Юлю. Вспомнил про галушки из творога, что научился делать у Анны, и совсем загордился собой. Только вот нет у него такой же лопатки, а если вилкой переворачивать, то могут развалиться. Надо купить, обязательно! А где такие могут продаваться?
              —Сколько отдыхать будете?—
              —Да теперь только после новогодних праздников выпустят на трассу.—
              Пальцы рук стали жирными. Андрей взял в руки кухонное полотенце зелёного цвета, с шишками по краям. Мама его доставала перед Новым годом и вешала на ручку духового шкафа. Сразу становилось по-новогоднему празднично на кухне. Вытирать руки не стал, повесил на духовку. Обошёлся бумажной салфеткой. Отец заметил и тоже загрустил.
              —Где кошка, пап?—
              —Сынок, ты прости меня! Не углядел за ней.—
              Отец рассказал, как выскочила та на лестничную площадку и долго не заходила. Как уж он её не уговаривал! И в руки не давалась, убегала всё. Решил её проучить и закрыл дверь на какое-то время. Подумал, соскучится и забежит домой по первому зову. Открыл, а её и след простыл. Сколько ходил и по этажам, и по улице, нет её! Как сгинула! Расстроились, помолчали. Стало неловко обоим.
              —Пап пойду я, пригласили меня к себе соседи на ужин.—
              —Это хорошо сынок, с соседями надо дружить.—
              —А по кошке не расстраивайся, дело житейское.—
              —Пока пап.—

              Мороз крепчал. Небо чернело и рушилось прямо на голову, если смотреть на него какое-то, время не мигая, запрокинув голову. Молодой месяц похож на цыганскую серьгу. Так и хотелось поднять руку, снять серьгу с неба и положить в карман. Под ногами ледок, и всюду, где только можно. Даже между деревьями, где никто не ходит. Солнце днём согрело снег, и он оплавился сверху, как сыр в печи, а к вечеру застыл коркой блестящей при свете уличных фонарей. Наледь легла на всё, что произрастает из земли и теперь всё сверкает торжественной немного надменной и холодной красотой. Лёгкое дуновение ветра, едва шевелит ветви деревьев и заставляет наледь трескаться. Тонкие, нежные звуки сопровождают этот процесс. Тихий, прозрачный перезвон бередит душу. Права великая актриса Раневская сказав, что красота, это страшная сила. Красота сегодняшнего вечера, безжалостная красота. Своей тяжестью она обрушит к утру на землю слабые ветви, и даже целые деревья. Только подумал обо всём этом наш парень и свалился на ледовую дорожку. Неловко так! И всё потому, что руки держал в карманах брюк. Джинсы тесные. Кромка кармана крепко держала руку потому, что носят джинсы в обтяжку и не позволила руке во время сбалансировать. Пока прокручивал эти мысли в голове, прошло время, в течение которого за ним наблюдала женщина из машины скорой помощи.
              —Чего лежим? Ничего не вывихнул, не сломал?—
              Она уже стояла рядом.
              —Спасибо, кажется, ничего не сломал.—
              —Вставай потихоньку и прислушивайся к себе.—
              —Действительно, всё в порядке. С Наступающим тебя!—
              Женщина побежала в сторону машины скорой помощи. Водитель в ней сердился.
              —У нас столько ещё адресов, а вы норовите даже на улице найти лежачих.—
              —Поговори у меня, а если твой вот так, и ведь никто и не подойдёт.—
              —Тьфу ты Господи! Типун вам на язык.—
              —Вот и не гневи Бога! Рули давай.—
              Машина аккуратно покатилась по скользкой дороге. Женщина выглянула из кабины посмотреть на парня. Тот отряхивал руками брюки и смотрел в её сторону. Доктор сдвинула пуховый платочек с головы, он мягко обнял женские плечи, как бы благодарил доктора за отзывчивость и исполнение своего долга.

              Андрей спешил в парикмахерскую. В ней тепло, кресло мягкое и удобное. Лёгкие прикосновения рук, парикмахера усыпляют. Захотелось вздремнуть. Глаза сами закрылись. Негромкая воркотня женщин, иногда прерывалась взрывом смеха, на что пожилая женщина уборщица, суетливо собиравшая упавшие на пол волосы, сердито бурчала на них:
              —Сороки белобоки….—
              И продолжала своё дело.
              —Что мама не ходит к нам?—
              Обратилась к Андрею мастер.
Внутри у парня сердце сжалось, потом оборвалось и покатилось вниз.
              —А мама сюда ходит?—
              —Сюда, на это же кресло и садится.—
              —Передавай привет. Скоро Новый Год и у нас скидки.—
              Губы у парня так и не разжались, но мастер услышал ответ:
              —Умерла мама.—
              Обычно в таких случаях «охают» или «ахают» и выражают соболезнование. Этот же мастер, задержала взгляд в зеркало на парня, вся как-то осунулась лицом и просела. Минуту назад Андрей думал, что мастеру лет тридцать пять. Сейчас на него смотрела чья-то пятидесятилетняя мама. Женщина в сердцах бросила ножницы и расчёску на столик. Сняла с клиента пеньюар, бросила его в корзину и подошла к ночному окну.
              —Ну что за жизнь!—
              Стекло отразило лицо женщины, усталость на нём, и страх перед быстротечностью череды дней.

              А за окном сверкал предновогодними огнями город. Отражение Андрея появилось рядом с отражением мастера на фоне переливающихся городских огней. Он протягивал мастеру деньги. Та отвела его руку.
              —Иди. Иди с Богом сынок.—
              Вмиг постаревшая женщина не захотела расстаться со своей печалью, и осталась стоять у окна, и только стекло отделяло её от темноты зимней ночи.
              —Возьмите деньги….—
              Андрей продолжал переминаться с ноги на ноги возле мастера.
              —Да иди уже!—
              Женщина ласково подтолкнула парня в сторону выхода.
              —С тебя жизнь уже взяла и не спросила….—
              Тяжёлый вздох проводил его.
Дверь за клиентом закрылась. Женщины стали обсуждать грустную новость, перебивая друг друга.
Мастер вспомнила про кулебяку с капустой, которую ей предлагали подруги, но она отказалась. Вот уже полгода, как она питается, строго поддерживаясь диеты, составленной для неё знакомым диетологом.
              —Путь простит меня Зоя Викторовна!—
              —Давай свою кулебяку, подруга! Да чайник включи!—
              Женщина сбросила с одеревеневших за время смены ног красивые танкетки со стразами и бабочками. Задвинула их под клиентское кресло. Сжимала и разжимала пальцы ног, разглядывая яркий педикюр на них, просвечивающийся через колготки. Рядом упали на пол войлочные сапожки доисторических времён «прощай молодость». Это уборщица сняла их тёплыми с батареи и принесла парикмахеру.
              —Ой, какая прелесть! Тепло как в печке.—
              И разломив кулебяку, парикмахер налил и ей чаю.

              Андрей спешил, как мог. Наледь повсюду. Прохожие с осторожностью передвигали ноги по скользкому катку обледеневшего асфальта. Шли частыми шашками, переваливаясь, словно пингвины, особенно женщины, пожилого возраста, с сумками и пакетами. Шарфы сбились у ворота пальто, шапки съехали на затылок или набекрень, волосы выбились, а поправить нечем, руки то заняты ношей. Взмокли, но героически несут нужное вкусненькое домой. Как хорошо иметь свой дом!
Андрей вошёл в арку. К его ногам прижимается кот. Мешает шагать.
              —Упаду же!—
              Возмутился парень.
Кот спешит вместе с ним к подъездной двери. Эта дверь нынешнюю зиму встречает во все оружие, с новой и крепкой пружиной. С усилием открывает её человек. Дверь ещё не захлопнулась, а кот уже скачет по ступеням лестницы далеко впереди. Прыгает на батарею, переходит на подоконник и давай срывать лапой приклеенные к стеклу бумажные снежинки. Так старается, что встал на задние лапы во весь свой рост и стал казаться невероятно длинным.
              —Поганец ты сосед!—
              Андрей берёт кота за холку и несёт назад по ступенькам к выходу. Открывает входную дверь и вышвыривает кота на холод. Какое-то время Андрей стоит, не двигаясь за дверью в подъезде. Потом приоткрывает дверь и смотрит. Кот сидит, виновато поджав хвост на лавочке, и внимательно смотрит на человека. Кот знает, что провинился и что он наказан. Потому и не делает попыток забежать в подъезд.
              —Если шалить не будешь, то заходи.—
              Приглашает Андрей.
Кот слегка припав к земле, спешит в подъезд. Собачья прорезь в двери с тяжёлым куском резины его пугает, да и собакой пахнет. Парень смотрит на окно, там кота нет. Думает:
              —Молодец.—
              Вставляет ключ в замочную скважину, открывает дверь квартиры, перешагивает порог и слышит за спиной в подъезде звуки. Оборачивается и видит такую картину. По ступеням сопя, спешит слюнявый бульдожка. В пасти его начало цветной гирлянды, висевшей на почтовых ящиках, а вся её основная часть шуршит и волочится за ним следом по ступеням. Движущийся конец гирлянды, яростно обрывает кот, пытаясь удержать. Увидев нового соседа, собака останавливается, что бы повилять хвостом в знак приветствия.
              —Привет.—
              Говорит Андрей.
              —Агав.—
              Отвечает собака и роняет бумажное творение Юли на пол.
Кот так расстарался, что его тело несколько раз обмотала гирлянда. Упав на спину, никого не видя и не слыша за шуршащей мишурой, кот яростно рвал лапами на себе бумажные цветные кольца. У Андрея зачесались руки. Ему захотелось надавать тумаков и тому и другому. Видя, что новый сосед не обращает на его приветствия должного внимания, собака вновь переключилась на кота. Коту было не больно, когда собака грызла его бока, ведь это просто игра. Вдвоём, не разобрать кто за кем, они бросились вверх по лестнице. Ну не бежать же парню за ними вослед! Человек улыбался. Ему стало немного легче, после грустного и неловкого разговора в парикмахерской. Вспомнилась женщина, метнувшаяся к нему на помощь из скорой помощи, когда он упал.

              Люди зимой становятся добрее. Конец ноября проходит в трепетном ожидании у тёплых батарей первых снежинок и смены серых красок за окном на белые цвета. Декабрь весь в заботах и подготовке к Новому году, выбор подарков, сюрпризов. И совсем неважно будут ли они такими яркими, какими мы ожидаем их каждый раз! Есть повод быть настоящими, искренними. Есть повод, не стыдясь заявить о своей любви родным, знакомым, соседям, да и просто, прохожему на улице. Пользуйтесь этим! Праздничный январь пролетает на одном вздохе, в нём Новый Год, рождество Христово, старый Новый год, Крещение. Февраль заставляет теснее прижаться друг другу, держаться за руку, потому как под снегом попадается ледок. Поднимать воротники друг у дружки, поправлять или потуже завязывать шарф, показывая этим свою заботу и привязанность. Мы становимся добрее к животным, мёрзнувшим на улицах города. Выносим им, или скидываем с балконов остатки пищи со стола, а не выбрасываем в мусоропровод, как это делаем летом. Они ждут подачек под нашими подъездами и балконами. День короткий, ночь длинная. Мы больше времени проводим вместе, а не расползаемся как лебедь, рак и щука в разные стороны летом, по каким-то, якобы очень важным делам. Сковывает зима нас, в хорошем смысле этого слова.

              Время семь часов вечера. Андрей всё ещё сомневался, идти ему в гости в джинсах и футболке, или надеть брюки и рубашку, и какую рубашку, и надо ли надеть свитер. Станет жарко, а снять его он постесняется. С пустыми руками идти неудобно, и вспомнил он об этом только сейчас. Вот возьмёт и не пойдёт ни куда человек. Андрей уселся весь в раздражении на диван у телевизора. Шёл восьмой час, а решение на ум не приходило. Юлю увидеть хотелось, всё равно хотелось.

              В квартире, куда приглашён Андрей, Юля с замиранием сердца ожидала звонка в дверь. Костя был тут как тут, как всегда манипулирует джойстиком у телевизора, изредка произносил вслух какое восклицание, или ногой пинал пол с досады, если что-то не клеилось в игре. Зоя Викторовна накрывала на стол. Максим Викторович пребывал в хорошем настроении и совсем забыл о своём приглашении Андрея в гости. Был сильно удивлён, открыв дверь и увидев дальнобойщика. Его память быстро освежила своим восклицанием Зоя Викторовна. Как порядочная хозяйка, она провела парня мимо насупившегося мужа и позвала Юлю. Она вышла из своей комнаты со счастливым лицом и заковыляла навстречу Андрею. У того сердце зашлось от жалости к ней. Парень, не знал, идти ли навстречу девушке, или остаться стоять у двери. У Кости вытянулось лицо при виде гостя. Он застыл с пультом в руке. Всё видящая и понимающая Зоя Викторовна кинулась расставлять замершие мужские фигуры. Одеревеневшего Костю подняла с кресла и отправила мыть руки в ванную комнату, где он останется очень надолго. Андрея попросила идти с Юлей на кухню и усадить её там на стул. Насупившегося Максима Викторовича заставила нарезать чёрного хлеба, потому как белый был уже нарезан, но надо, же было его чем-то занять, что бы прошло замешательство. Получилось! Пока хлеб резался, Максим Викторович прокрутив в памяти сегодняшний день, уверился в инициативе исходящей от него, успокоился и снова был само обаяние. Андрей и Юля сидели рядом. Слепой бы увидел их радость от встречи. Потому отец попытался вклинить свой стул между молодыми людьми, но встретив негодующий взгляд жены, смирился и присел рядом с ней. Тефтели с гречкой разложены по тарелкам. Маринованные помидоры и огурцы притягивали взгляд и возбуждали аппетит. Время ужина. Трапеза всегда успокаивает и сближает людей. Не было и в этот раз исключения. Хозяин излучал благодушие, расспрашивал парня о его работе. Восхищался даже! Как то так получилось, что и Андрей, смог взять в руки вилку и с большим удовольствием умял за оби щёки, так похожие на мамины, тефтели Зои Викторовны. Легко отвечал на вопросы Максима Викторовича, локтем ощущая локоть Юли.
              —Лишнюю тарелку наложили….—
              Сказала Юля, надеясь прервать поток вопросов отца к Андрею.
              —Как лишнюю? Это Костина.—
              Удивилась Зоя Викторовна.
              —Разве он у нас?—
              Спросила Юля.
              —Ну конечно у нас!—
              Зоя Викторовна вскочила и открыла дверь в ванную комнату.
Там стоял, так и не помыв руки, Костя и не скрывал свою злость. Губы его передёргивались. Он яростно вертел собственный палец одной руки в кулаке другой. Последнее время, Зоя Викторовна заметила в поведении юноши приступы злости, в его случае вполне оправданные, учитывая его психическое нездоровье. Недолго думая, она развернула Костю к раковине, и как маленького стала умывать холодной водой. Затем вытерла полотенцем, со смехом ущипнула его за щёку и вытолкнула из ванной.
              —А вот и наш стеснительный!—
              Холодная вода сделала своё дело и привела в чувство ревнивца. Ну а вкусная еда, довела дело до конца, и Костя стал сам задавать вопросы Андрею. Тот пообещал взять его с собой в гараж, когда будет принимать машину в поездку, а потом завезти домой. Костя настолько расположился к Андрею, что позвал к себе в гости, посмотреть всем уже известную, необыкновенную ёлочку, купленную Фёдором в прошлом году. Молодёжь засобиралась идти к нему. Зоя Викторовна радовалась этому решению. Ей хотелось обсудить с мужем поведение Костика.
              —Ты живёшь один, как я.—
              Андрей разглядывал Костину комнату. Он осознал, что и у него и у Кости нет матери. Вспомнил Юлин рассказ о её семейной трагедии. Ощутил Костину неполноценность.
              —Совсем забыла! Костик сходи, принеси из моей комнаты коробку.—
              —Она стоит на кровати.—
              —Сама сходи.—
              Не задумываясь, брякнул Костя, ведь он был занят гостем.
Андрей обернулся посмотреть на реакцию Юли на бестактно брошенную фразу Костей. Та покраснела лицом, и руками подтягивала к себе батик.
              —Я схожу, ты позвони родителям.—
              Предложил Андрей.
              —Там украшения для твоей комнаты.—
              Обрадовалась девушка, доставая свой телефон.
              —Снова вы?—
              Максим Викторович открыв дверь снова увидел Андрея.
И опять, как скорая помощь, показалась Зоя Викторовна с коробкой в руках. Это она ответила на звонок Юли.
              —Почему я обо всём узнаю последним?—
              Возмутился Максим Викторович, закрывая за Андреем дверь.
              —Потом, вот так же, как эту коробку, он уведёт и дочь!—
              Но тут ему пришли на ум, сказанные Костей слова в адрес его дочери:
              —Думаешь, ты нужна, ему без ног.—
              Совсем расстроился и запутался в своих выводах.
              —Зоя, что нам делать с этим парнем?—
              —У нас нет прав на это.—
              Ответила та.
              —На что, на это?—
              Переспросил Максим Викторович.
              —На то, что бы что-то с ним сделать.—
              Зоя Викторовна была спокойна и рассудительна как никогда.
Она стала рассуждать, говоря, что у всего есть начало. И оно уже положено, если
Максим Викторович имеет в виду симпатию молодых людей. А то, что она есть, ясно как Божий день.

              Молодёжь переселилась в квартиру Андрея, что бы украсить её Юлиными поделками, и там сложилась тёплая обстановка. Общее дело сплотило ребят. Костя забыл о ревности и полностью поглощён общением с новым другом. Андрей чувствовал себя покровителем и даже учителем по отношению к Косте. Если окинуть беглым взглядом период времени после смерти матери, то станет очевидным, что Андрей изменился до неузнаваемости. Стал вполне самостоятельным мужчиной, хозяином собственной квартиры. Вёл расчёты по оплате жилья, вёл хозяйство в доме, зарабатывал на всё это сам. Жизненные границы расширились, и в его мир вошли новые люди со своими судьбами. Пришло и стало понятным чувство сопереживания и участия, которое влекло за собой ответственность за свои поступки. Юлин батик всё чаще и чаще, грустил в одиночестве. Она осмелела и научилась пользоваться всеми подряд предметами мебели, для своего передвижения. Молодые люди, увидев её замешательство, двигали стулья в её сторону, и она благополучно добиралась до них. Права была Зоя Викторовна, успокаивая Максима Викторовича. Молодёжь занята делом. Забыта ревность, исчез классический треугольник. Костя впустил в свой мир нового человека Андрея.

              Отец Андрея всю ночь не спал. Мысленно разговаривал с покойной женой, просил у неё прощения за возникший интерес к участковому доктору. Сам себя смущался и своих слов тоже. Но так ему становилось легче, и он продолжал в полголоса говорить с ней и утром, занимаясь делами на кухне. Сходил на улицу, вынес мусорное ведро. Поговорил с соседом, который чистил снегом и веником ковровую дорожку. Долгим взглядом проводил машину скорой помощи. Она медленно проехала вдоль дома к последнему подъезду и остановилась. Из неё вышла женщина и мужчина с квадратным чемоданом, и скрылись в подъезде. Вроде она, вроде и нет. Отогнал от себя эту мысль. Поговорили с соседом о погоде. Как косточки на неё проклятую реагируют! Да и давление скачет. Не забыли похвастаться детьми и внуками. Разошлись по домам. Дома вымыл ведро, вытер его насухо и застелил газетой. Их теперь, кладут в почтовые ящики неимоверное количество, и пахнут они так дурно, что читать их или разглядывать, нет ни какой возможности и даже вредно для здоровья. Жильцы освобождают забитые газетами ящики, тут же складывая их у батарей, или разбрасывая, куда попало. Более добросовестные жильцы собирают макулатуру и выносят на помойку.

              Человек печально кивал головой, размышляя об этом. Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Сердце сбилось с ритма и запрыгало в груди. Вот старость не в радость! Может кошка нашлась. Уж очень тосковал человек без животного. Повеяло холодом в открытую дверь. За порогом стояла женщина в пуховом платочке.
              —Как вы себя чувствуете, после моего визита?—
              —Плохо!—
              Воскликнул мужчина, и тут же поправился.
              —В смысле здоровья, хорошо.—
              —Вы ко мне?—
              —Кроме вас есть ещё кто-то?—
              —Давайте приглашайте уже, а то холода напущу.—
              Женщина перешагнула порог его дома. Всего пять слов в том предложении и одно действие. Киньте в замёршую реку камень. Побегут в разные стороны трещины по льду, развалится он на части, покажется живая вода и утащит осколки. Студёная вода всегда чистая, станет просматриваться дно и странно зелёные водоросли для зимнего времени.
              —У вас такое лицо, будто вы ждали чего-то другого.—
              Женщина внимательно разглядывает мужчину.
              —Ждал другого.—
              Машинально подтвердил её слова мужчина.
Тут же понял свою оплошность и стал объяснять. Мол, кошка у него пропала недавно. Выскочила в подъезд и не вернулась. Привык к ней! Плохо без неё.
              —Кошка говорите? А какого цвета?—
              —Так разве у них цвет бывает? Так, всякая какая-то.—
              —Понятно, значит не чёрная.—
              —Нет ли у вашей кошки, выше носа белой звёздочки?—
              Женщина прошла в комнату и достала тонометр.
              —Вы её видели? Где?—
              Обрадовался мужчина.
              —Вот сейчас померяем давление и поговорим.—
              Рука стала набрякать вместе с манжетой от аппарата. Мужчина не любил это ощущение. Пульсирующая кровь в венах на руках и онемевшие пальцы. Скорей бы всё закончилось!
              —Слегка повышено. Разрыв небольшой есть.—
              —Спишем на волнение за кошку.—
              —Нет, это я вам рад.—
              —А кошку уже не жалко?—
              Чему - то веселилась женщина.
              —И правильно! Чего её жалеть?—
              —Ей неплохо живётся у меня, только вот одна часто остаётся в доме.—
              —Она у вас?—
              —Она у нас.—
              Женщина рассказала, как однажды выходя из квартиры больного на пятом этаже, увидела молоденькую кошку в окружении двух здоровущих котов. Прямо под лестницей, что ведёт на крышу. Жена больного, к которому она приезжала, своего кота еле утащила домой, а второй продолжил приставать к кошечке. Спросила, чья она, оказалась приблудной. Зима время суровое для животных. Окотится в подвале весной, есть ей будет нечего, котята вымрут, а оставшиеся в живых будут маяться. Отодрала она вцепившуюся кошку в перила и забрала с собой. Очень уж понравилась ей нелепая белая звёздочка на лбу, как у лошади из далёкого детства, что возила мимо их дома на телеге хлеб для столовой у вокзала. Так и звали лошадь – «звёздочка». В то время ещё существовал гужевой транспорт.
              —Радость, какая! Вот сын обрадуется!—
              —Это он её нашёл и принёс, сразу после смерти жены.—
              Женщина врач одевалась.
              —Панангин вы конечно не принимаете?—
              Мужчина виновато молчал.
              —Нажарьте мне, как в тот раз, гренков.—
              —Сегодня не могу, машина ждёт.—
              —А вот на гренки и за кошкой, приглашаю к себе.—
              —Кстати, как её зовут?—
              —Да ни как, не зовут.—
              —Вот и имя придумаем.—
              Они обменялись телефонами и она ушла. Он ещё долго стоял в прихожей у двери, вдыхая знакомый запах духов. Вот вам предновогоднее чудо! Одно то, что приближающийся Новый год так щедро одарил человека надеждой на новое счастье, сделает его по настоящему новым.

              Андрей, лёжа в кровати, пытался открыть глаза. Звонил сотовый телефон. Не хотелось вставать, не хотелось брать телефон в руки, хотелось спать.
              —А вдруг Юля?—
              Мелькнула мысль. Сон как рукой сняло. Одеяло в сторону и бегом по холодному полу, первый этаж всё-таки, искать назойливый аппарат.
              —Сынок! Радость, то какая!—
              —Нашлась наша кошечка, нашлась!—
              Голос отца звенел от радости.
              —Вот это здорово, пап! Я скоро приеду.—
              —Чего по дороге купить?—
              —Не надо ничего! Мы за ней съездим, а на обратном пути в магазин заскочим.—
              —А то кто ж её в машине держать будет?—
              —Понял! Пока!—
              Андрей кинулся в ванную комнату, слегка смочил лицо водой и назад одеваться. Чуть не упал, когда пытался вздеть ногу в штанину брюк. Хлебнул из бокала наспех приготовленного чая и обжёгся. Рука дёрнулась, и пролился кипяток, только что налитый. Вместо того, что бы быстрее снять мокрые и горячие брюки, стал промокать их полотенцем. Ткань не остывала. Снял брюки, да поздно. Над коленом горело красное пятно размером с ладонь. Всегда обожженное место необходимо остужать холодной и содовой водой. Видно в детстве Андрей не обжигался потому, как таких действий он не предпринял. Результат не заставит себя долго ждать. Помахал полотенцем, лучше не стало. Намочил и стал прикладывать, больно. Бросил всё и, надев не по сезону спортивный костюм, а на него куртку, поехал на маршрутке к отцу. На холоде кожа ноги болела, и казалась мокрой. Отец был почти одет и так радовался, что не заметил, как морщится от боли сын.

              Машина остановилась возле частного домика. Аккуратненький такой, чистенький. Забор не высокий. За ним виден хорошо спланированный дворик, лавочка с элементами ковки, и такой же фонарик возле неё. Деревья снизу чем-то обмотаны, розы присыпаны аккуратными кучками свежих опилок. Не большая площадка из досок в центре двора, приподнятая над землёй. На ней стоит плетёная из искусственного прута садовая мебель. Чинно, скромно, красиво. Две мужские головы, одобрительно разглядывали чужую собственность.
              —Собаки видно нет.—
              Произнёс отец.
              —Ты позвони человеку, пап.—
              Андрей еле терпел боль.
На крыльцо вышла женщина с кошкой на руках.
              —Пётр Степанович, а вы позовите её.—
              —Интересно, узнает она вас по голосу? Позовите.—
              Предложила Анна Владимировна.
              —Кс-кс-кс….—
              Позвал кошку отец Андрея, имя то у неё не было. Та сразу развернула голову на сто восемьдесят градусов и беззвучно открыла рот. Кошка мяукала, но им не было слышно.
              —Узнала! Узнала! Ах ты, предательница!—
              Радовалась женщина гостям, и морозному ясному дню.
              —Проходите же….—
              Мужчины прошли двор и поднялись по ступенькам. Ни одна доска не скрипнула под их ногами. Всё говорило о хорошем и бдительном хозяине дома. Кошка так и рвалась из рук женщины. Она звонко мяукала. Дом наполнился смехом, восклицаниями. Радостью дом наполнился.
              —Что хмурый такой?—
              Обратилась хозяйка к Андрею.
              —Отец говорил, что ты обрадуешься находке.—
              —Да нет, я рад, у меня нога болит.—
              Нельзя произносить слово «болит» в этом доме. Реакция всегда одна. Женщина передала кошку мужчине и подошла к парню.
              —Как болит? Где?—
              —Что с тобой сынок?—
              Отец повернул встревоженное лицо к сыну.
              —Ой, да что вы все так забеспокоились?!—
              —Обжёгся я. Чаем. И всё.—
              Попытался отговориться Андрей.
              —Вот мы сейчас это «всё» и посмотрим. Снимай штаны.—
              Хозяйка мыла руки.
Сын умоляюще посмотрел на отца, тот только пожал плечами, руки держали долгожданное, тёплое тельце животного. Кошка терлась головой о его подбородок.
Штаны снялись вместе с кожей. Отец так и ахнул. Анна Владимировна вызвонила коллег со скорой помощи.
              —Необходимо обработать под лампой. Участок не маленький.—
              Отец выглядел испуганным. Сын побледнел лицом.
              —Это больно?—
              —Не больнее чем сейчас. Куда ты опять надеваешь штаны….—
              Всплеснула руками женщина.
              —Как ребёнок! Сиди и не тревожь ногу.—
              Хорошо иметь друзей по работе. Одного взгляда хватило им, что бы вынести вердикт:
              —Анна Владимировна, мы его забираем.—
              —Куда?—
              Вытянулось лицо у отца.
              —В больницу, папаша. В ожоговое.—
              Подхватили парня под руки и вынесли из дома.
Тем временем Анна Владимировна положила в пакет две тарелки, для первого и для второго. Бокал с алым маком на боку, ложку, да небольшое полотенце. Заглянула в холодильник и добавила в пакет пару яблок и апельсин, да пачку печенья. Вынесла всё это следом за ними. Вернулась, к притихшему Петру Степановичу. Тот расстроился и выглядел побитым.
              —Всё обойдётся. Молодой. Заживёт быстро.—
              —Хорошо, что пришли ко мне.—
              —Да я и не знал ничего.—
              —Что ни делается, всё к лучшему. Позже документы вашего сына отвезём.—

              Как это здорово, когда два одиночества, перестают его ощущать. Видимо так и случилось с мужчиной и женщиной, потому как легко и непринуждённо лилась их беседа.

              Больничная кровать, это такое сооружение из металла, которое никогда, нигде, и не кому не будет по нраву. Над ногой Андрея установили проволочную конструкцию, похожую на теплицу в миниатюре. Сверху положили марлю, ожог покрыли пеной, сказали лежать и ногу не тревожить. Чего её тревожить, если она и так уже растревожена. Андрей сердился, мысленно ругал себя за неосторожность. Несколько раз в палату забегала сестричка, требовала паспорт и полис. Долго ждать решения этого вопроса не пришлось. В палату зашёл отец и женщина, у которой они сегодня были в гостях. Общаются меж собой раскованно, даже руками соприкасаются.
              —Они похожи.—
              Андрей внимательно смотрел на отца и женщину. В душе шевельнулось недоброе чувство. По поводу чего? Он ещё не разобрался, а пока, выдавил что-то вроде улыбки в сторону женщины. Когда они вышли из палаты, больной с соседней койки спросил:
              —Мать с отцом?—
              —Ага.—
              Согласился Андрей, почему и зачем сам не знает.

              День заканчивался. Зимой так, стемнело за окном, значит ночь, хоть на часах всего пять часов вечера. Читать предложенный соседом замусоленный журнал не хотелось.
              —Ты чем угораздился?—
              —Чаем.—
              —Я кислотой. До кости проела проклятая. Химический ожог!—
              В голосе говорящего слышались нотки восхищения.
Андрей злился на самого себя и ждал обещанного сестричкой снотворное на ночь.
Отец Андрея не чувствовал себя сегодня одиноким. Немного смущался, но привычка вести диалог с покойной женой заставила его, как всегда перед сном рассказать ей о событиях уходящего дня. Неловко и долго просил у жены прощения за общение с доброй и заботливой женщиной. На что та улыбнулась ему из царствия Небесного, и прикрыла ему своей ладошкой глаза, после чего человек заснул. Не должно быть в царствии Небесном ни зла, ни ревности.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 9 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2055



Глава девятая



              К молодёжи, проживающей в уже известном подъезде, пришёл новый день, а с ним и новые желания. Юля спешит проведать Андрея в больнице. Костя поехал с ней. Поняв, что третий лишний, пошёл по больнице искать Машу и её брата Сашу. Нашёл их в игровой комнате за просмотром мультика. Не мигающие глаза Маши и Саши напоминали ему что-то из прошлого. Так смотрели все дети их детского дома на пришедших к ним гостей с благотворительностью. Смотрели, молчали, чем смущали пришедших и те спешили произнести положенные фразы и удалиться.
              —Привет. Это я.—
              На него, не мигая, смотрели две пары глаз.
Дети подвинулись по скользкому и холодному дивану покрытому кожзаменителем. Освободилось место для него. Костя сел. Помолчали. Саша отвёл глаза от экрана и стал смотреть на Костю так же старательно, как только что смотрел мультик. Взял и подвинулся к нему ближе. Подождал, и так как от него не отодвинулись, как делали многие дети по приказу мамаш, придвинулся вплотную. Запрокинул голову и продолжил его разглядывать.
              —Ты мой друг?—
              Спросил маленький мальчик, через какое-то время.
У Кости остановились глаза. Он замер. Сотни мыслей пронеслись у него в голове. Лицо стало красным. Человек думал, сопоставлял и делал выводы.
              —Да. Я твой друг.—
              Слова произнеслись нелегко, но Костя понимал что произносит. Спина выпрямилась, рука взяла маленькую руку. Все продолжили смотреть мультик. Так и сидели они втроём у телевизора, взявшись за руки. Никто этого специально не делал. Просто сестра держала одну руку брата, а брат вложил свободную руку, в руку нового друга. Здесь и нашла их Юля, когда ушла от Андрея и доковыляла до детского отделения. Она посидела с ними немного у телевизора, потому как Маша не была особо разговорчивой, а её младший брат, был занят новым другом, и расстроился, когда Юля попыталась увести Костю. Реакция ребёнка на его уход тронуло Костю за живое. Таким взволнованным Костю Юля не видела никогда. Уже и Фёдор их нашёл, что бы отвезти домой, и Эля появилась в изящном белом халатике, с моднейшей ассиметричной стрижкой на голове, и в туфельках на каблуках. Теперь она работала в диагностической лаборатории, и заочно училась в медицинском училище. Жили они в квартире Зои Викторовны, где в детстве проживал Фёдор.
              —Саша идёт с Машей в палату.—
              Немного строго произнёс Фёдор, брат и сестра поплелись по тускло освещённому коридору. Вслед им смотрел Костя, но выглядел он в этот момент Константином Сергеевичем, Сергеем звали отца, и был на него погож. Эля дрогнула сердцем, она увидела сходства брата с покойным отцом.

              Константин Сергеевич вернётся сюда завтра, и будет ходить в больницу все последующие дни, до самой выписки брата и сестры. Он не будет нуждаться в чужой помощи, что бы добраться до больницы. Там его ждали, там он был нужен, туда он и шёл. И шаг его становится шире и увереннее.
              —Что-то ты зачастил к нам в больницу?—
              Эля радовалась встрече с братом.
Брат стал спокойнее, не ластился как когда-то, смотрел в глаза, правильно формулировал слова и предложения. Это заметили все, даже вечно спешивший Фёдор.
              —К Саше и Маше пришёл.—
              —А-а-а….—
              Протянула Эля, хотя прекрасно знала, к кому пришёл её брат.
              —Что тебя волнует? У них есть всё необходимое.—
              —Сашу определят в тот же детский дом, где и мы были.—
              —Я знаю. Я пошёл.—
              Сестра смотрела в след уходящему по больничному коридору брату и видела походку отца. Мурашки пробежали по коже рук и спины девушки. Брат почувствовал её взгляд и обернулся. Решительно направился к ней назад. Подошёл. Было видно, что он волновался.
              —У нас с тобой тоже было всё необходимое.—
              —Но к нам ходила Зоя Викторовна, и нам стало лучше от этого.—
              Сестра изумилась ответу брату, а тот уже шагал туда, куда шёл до встречи с сестрой.
              —Что ты можешь им дать?—
              Вырвалось у сестры.
Слова понеслись вдогонку за братом и не достигли его.

              Из больницы Сашу увезли в детский дом. Маша ушла в общежитие. Костя стал самостоятельно ездить к маленькому другу в бывший детский дом. Сознание парня светлело и расширялось за пределы его квартиры и квартиры соседей, подъезда, двора и автобусной остановки. Заботу о Саше заметили в детском доме и приняли Костю на работу дворником. У Кости появилась своя коморка, очень похожая на комнатку Эли, когда она работала уборщицей. Только там стоят не швабры, а мётла и совковые лопаты. Костя выпускник детского дома, и потому ему разрешали оставаться ночевать в непогоду, когда дорогу в город переметало снегом. Поставив раскладушку рядом с кроватью маленького друга, большой друг на протяжении ночи накрывал Сашу сползающим с него одеялом. Время шло, а Маша в детском доме не появлялась. Костя устал придумывать ей оправдания и пошёл в общежитие. Там произошли события, только горькие и несправедливые по отношению к девочке. Окажется, что в отсутствие детей, соседи по общежитию прорубили дверь в общей стене, а входную дверь Машиной комнаты заложили кирпичом, тем самым сотворив себе двухкомнатную квартирку и великий грех, оставив детей без жилья.

              Машу, он найдёт на первом этаже общежития в комнате для вахтёра. Неприглядная картина предстанет перед ним. На подоконниках засохшие цветы и мухи в паутине. Десятилетиями немытые стёкла. Если бы с деревянных подоконников и рам содрали потрескавшуюся краску, они бы выглядели более достойно, чем сейчас. Костя стоял у окошка, как солдат, опустив руки по швам.
              —Привет Маша.—
              —Привет.—
              Каждый разглядывает носки своей обуви.
              —Работаю в детском доме. Сашу вижу каждый день.—
              —Ты? Не смеши!—
              —Правда. Дворником. Почти каждый день с ним вместе. Иногда ночевать остаюсь.—
              Маша верит, лицо её оживляется.
              —Как он?—
              —С ним всё хорошо, ест с аппетитом, играет с детьми.—
              —Не то, что я, когда там жил маленьким.—
              —Ты детдомовский?—
              —Да. И сестра тоже.—
              —Ты не говорил.—
              —Мы не разговаривали.—
              Вышла заминка в общении.
              —Опять хахали достают?—
              Крупная, в прокуренной одежде женщина, нарочито толкает парня плечом и проходит в комнату вахтёра. Костя разглядывает её через стекло окошка, специально сделанного, для предъявления документов.
              —Хочешь, поедем вместе?—
              —У меня денег нет. И сапоги порвались. Я вообще на улицу не выхожу. Не в чем…—
              Это была самая длинная фраза в их разговоре.
              Костя так засмущался грубой вахтёрши, что уже уходил от её насмешливого взгляда.
              —Приду за тобой завтра в половине восьмого.—
              За ним с резким стуком захлопнулась дверь общежития.
              —И где нашла? Чистенький весь из себя….—
              —Это он меня нашёл.—
              —Дурёха! Мы их на крючок цепляем, а не они нас.—
              Грубая с красным лицом женщина тяжело дышала совсем рядом с лицом девочки.
              —Нет у меня ни какого крючка.—
              В ответ раздался заливистый смех огрубевшей женщины. Она сотрясалась щеками, губами, всем телом и делала самозабвенно, видимо смех у неё единственное бесплатное удовольствие, и выжать удовольствие надо по максимуму.

              Вахтёршам было удобно иметь под рукой человека, в их отсутствие отвечающего на звонки телефона, принимающего почту. В ночное время, они могли уходить домой, так как Маша, там и спала с их разрешения. В ближайшее время кто-то из вахтёров должен рассчитаться, и они дружно решили оформлять на освободившееся место Машу.

              И на другой день, входная дверь в общежитие не хотела пускать парня. Костя волновался и тянул из всех сил ручку на себя. Дверь открылась вовнутрь, и вышел человек. Костя заалел щеками, поняв свою оплошность.
              —Смотри, нарисовался, спозаранку с пакетом. Может сладенького чего к чаю принёс.—
              Толкнула Машу локтем вахтёрша. За их спинами гудел закипающий электрический чайник. Девочка что-то резала на общественном столе, накрытой газетой. В пакете оказались уже ношенные, но вполне приличные сапоги с носками. Их Косте принесла Зоя Викторовна, узнав о проблеме девочки. На лице Маши ничего не отразилось. Торопливо не разглядывая сапоги, она одела их.
              —Ты что, пить чай не будешь?—
              —Я к брату. После обеда вернусь.—
              За ними закрылась тяжёлая дверь общежития, запустив в помещение облако морозного воздуха.

              Красный столбик в градуснике показывал минус только ночью. Солнце днём так нагревало застеклённые балконы, что бельё сохло как летом. Воробьи в это время суток устраивали концерты. Их чириканье слышно даже при закрытых форточках. Особенно их много на территориях торговых центров. В выходной день там большое скопление людей, и птичье щебетанье настраивает всех на весенний лад. Мимо такого центра и шли сейчас Костя и Маша. Солнце слепило глаза, и пока они стояли на автобусной остановке, щёки нагрелись, как если бы они лежали на пляже. В салоне автобуса запах весны исчез. Солнце высушило, и превратила грязь на полу в пыль. От пыли першило в носу и горле. Она клубилась в солнечном свете, и было грустно осознавать, что ты находишься в пыли и дышишь ей, заплатив при этом деньги.

              За городом начались поля, кое-как прикрытые лепехами снега. Его в этом году мало. Взрослые дети молчали и разглядывали их. Город остался позади. Они ехали к тому, кто был им важен, но друг другу они были пока не важны. Костя вёз сестру к брату, как подарок, как радость маленькому другу. Тот, к кому эти двое стремятся, и будет их связующим звеном. Они пока не знают об этом.

              Автобус тяжело выдохнул и остановился. Приехали! Остановка сплошь завалена мусором. Видны человеческие попытки убрать часть его, потому как стоят и лежат черные полиэтиленовые мешки, наполненные мусором под завязку. Про них забыли, и вокруг них уже столько навалено свежего мусора, что скоро мешки с мусором не будет видно. Автобус останавливается как бы у мусорной свалки. Выходящие из автобуса люди, равнодушно швыряют в общую кучу пустые бутылки из-под напитков, использованные разовые влажные салфетки, огрызки яблок. Они стали культурными, раз пользуются всеми этими новшествами. Напротив остановки, буквально в нескольких шагах стоит домик. Рядом с калиткой лавочка. Она распахнута и перекошена. Верхняя петля проржавела и развалилась под тяжестью полотна калитки, и уже давно, наверное, потому как угол калитки врылся в землю и порос травой. Высокие стебли сухостоя на половину закрывали дверь. На лавочке сидит древняя старуха. Сухие стебли растения выше её плеча. Кажется, что и она проросла ими. На ногах калоши поверх валенок. Огромный, в чёрно-серую клетку шерстяной платок, повязанный на груди как на военных снимках, крест на - крест, побит молью. Руки в брезентовых огромных рукавицах с мехом внутри. Глаза слезятся на морозе, но цепко разглядывают всех выходящих из автобуса. Это её единственное развлечение на этом свете. Кто-то опомнится и поздоровается со старым человеком. На что она радостно вскинется и будет вслед ему долго желать здоровья и счастья. Сегодня это сделал Костя. Его заворожили глаза старухи. Костя шел и оглядывался на звук её голоса. Старуха благодарила и благословляла молодого человека, уделившего ей внимания пожелав здравия.
              —Вы знакомы?—
              Спросила Костю Маша.
              —Нет.—

              Они шли по голой, вымороженной земле, мимо ржавой сельскохозяйственной техники разбросанной как попало и где попало. Части её имели замысловатые, и даже устрашающие формы и могли претендовать на съёмки в фильме ужастике. Своевольный ветер, играя продуктовыми пакетами всех времён, цветов и назначения, развесил их по металлическим конструкциям. И стоят они, как чудища в степи, пугая своей ненужностью и размерами, загаженные птичьим помётом.
              —Далеко от города….—
              Произнесла Маша.
              —Это Лесхоз. Раньше детский дом содержал Лесхоз, теперь благотворительность.—
              —Кто её творит?—
              —Люди.—
              Так они и дошли до детского дома.

              Дом выглядел хорошо, и двор его и постройки. Всё это благодаря заботе директора, которая жила только своей работой. Даже собственный дом она купила через забор с детским домом. Все, за кого она выходила замуж, вскоре покидали дом, пугаясь его пустоты и одиночества. Директриса дневала и ночевала в детском доме. Но не всё так просто! Директор тоже человек, к тому же женщина. Где ей встретить свою любовь, если в детском доме весь персонал женский. Когда она заступала на должность директора, был у них один выпускник шестнадцатилетний парень, за ним приехал старший брат. При первой же встрече между директором и гостем, промелькнула искра, да не срослось у них, так бывает. Он жил с неделю на территории детского дома, пока готовились документы брата. Помогал по хозяйству и не сводил глаз с молодой женщины. Тогда ей было двадцать восемь. Должность директора не позволяла даже подумать о мимолётном романе у сослуживцев на виду. С тоской в глазах и болью в сердце, уезжал молодой человек с братом выпускником детского дома из Лесхоза. По правилам, они обменялись адресами и телефонами. Первое время он звонил, но молодая женщина, окрылённая новым, весьма значимым положением, не предала этой искорке большого значения. Правда, ей была приятна, влюблённость молодого человека. Это её возносило в собственных глазах, а тут уже и местные женихи протоптали тропинки, ухаживая за молодой женщиной, с высокой должностью и красивой внешностью.

              Прошло пятнадцать лет, только подумайте! Как-то, на одну из встреч с выпускниками, приехал и тот самый выпускник. Ему шёл тридцать второй год, а его старшему брату тридцать восемь. С грустью вспомнила сорока трёх летняя женщина брата выпускника, улыбнулась своей молодости. Естественно, что выпускник уехал со сведениями о директоре, как об одинокой женщине. Сразу после того, как Костя устроился на работку в детский дом, раздался телефонный звонок в директорском кабинете. Женщина первые минуты машинально отвечала на приличные вопросы приличными ответами. Человек был на работе, человек привык к тому, что звонят, спрашивают о проблемах. Отвечала она на автомате, пока сознание не щёлкнуло и не подсказало её сердцу, что ему необходимо забиться совершенно в ином ритме. И оно забилось! Женщина позволила себе этим вечером перед сном вспомнить былую симпатию, помечтать, пофантазировать. Сон пришёл сам по себе, и не надо было что-то капать в стакан, глотать снотворное. Утром она летала на крыльях по своему заброшенному дому. Не была уже так придирчива к своему отражению в зеркале, вспомнила об овсяных хлопьях и их пользе в борьбе с животиком. Весь день старалась не выходить из рабочего кабинета, боясь пропустить междугородний звонок, хотя ей его не обещали, но она чувствовала, что так будет. Впервые махнула рукой и не стала присутствовать при закладке продуктов на обед. Не глядя, подписала план мероприятий на месяц методисту, сославшись на её компетентность, чем приятно удивила человека. Окрылённый работник, полетел творить. Правда не удержалась и сделала несколько замечаний прачке развешивающей бельё во дворе, и то лишь потому, что это можно было сделать, открыв окно, не выходя из кабинета. Она видела Костика, шедшего к детскому дому с автобусной остановки. С этим рейсом приезжали её работники, проживающие в городе. Удивительно, но этому парню, не смотря на его явную нерасторопность, не надо было делать замечаний. Он делал всё, как делали дворники, во время его проживания в стенах детского дома. Во второй половине дня пришли сомнения. Зачем она сидит весь день в кабинете, ведь ничего такого, во вчерашнем телефонном разговоре не было. Обычные слова, обычные вопросы. Но тот, другой человек выдал себя тембром голоса, дыханием, паузами и ещё чем-то, что не имеет названия. К концу рабочего дня, сердечные силы женщины иссякли. Романтика сдулась, как воздушный шарик, прилипший к потолку её кабинета ещё с Нового года. Он так и не позвонил! Невыносимым стало ощущение стянутых заколкой волос на затылке, и захотелось уйти домой, не дождавшись конца рабочего дня. Она освободила волосы и позволила им лечь на плечи. Подошла к трюмо, показала своему отражению в зеркале язык, повертела пальцем у виска и сняла с вешалки шубку. На лестнице в коридоре, как всегда её встретили приветствия детей, и ей пришлось изобразить на лице улыбку. Женщина была ещё на верху, в самом начале лестницы, когда заметила, что её воспитанники смотрят вниз с не скрываемым любопытством. Им было чему удивляться. В детский дом приходили с чем угодно, только не с такой охапкой живых цветов зимой и котёнком за пазухой. Мужчина стоял и смотрел на неё, ожидая, когда она его увидит. Ждал и боялся. Боялся встретить холодный взгляд. Боялся ошибиться и быть отвергнутым, не понятым как много лет назад. Женщина посмотрела вниз, и от увиденного лишилась сил передвигать ногами по ступенькам лестницы, что бы спуститься и встретить гостя. А он уже летел к ней на встречу, поняв, почувствовав свою необходимость и нужность этому человеку. Их разделял, только букет цветов. Котёнок слабо пискнул, его сильно придавили за пазухой, но он готов был терпеть, лишь бы опять не оказаться на лютом холоде.
              —Не смог пройти мимо. Погибнет же!—
              —………………………..—
              Женские глаза тонут в мужских глазах.
              —Цветы вот! Тоже замёрзли….—
              —………………………..—
              Не отрывая глаз от мужского лица, женские пальчики пробежали по букету.
Этим двоим, будет так тепло сегодня, что хватит тепла и на цветы и на котёнка и на их совместное будущее. После ошибок, неудач, Бог дал им веры в себя и в это самое будущее

              Костя заканчивал со своими обязанностями. Снёс инвентарь в кладовку. Постоял на крыльце, остывая спиной и чувствуя это. Скоро ужин. Надо идти в дом.
              —Здравствуйте…. До свидания….—
              Заторопился Костя, увидев своего директора на промёрзшем крыльце с огромной охапкой цветов. Он никогда не видел их в таком количестве и директора без головного убора на улице. Она всегда доставала воспитанников этим требованием и сама была всегда одета. Выхватив из кармана фуфайки вязаную шапку, поспешно натянул её на голову, провожая взглядом уходящую парочку.
              —Фу…. Пронесло!—
              Мелькнуло в голове.
Ему ещё было невдомёк, что он не воспитанник, а самостоятельный, работающий человек.

              Пошёл Костик к Саше и Маше. Брат буквально прилип к сестре. В течения дня, обвив её шею руками, он впитывал родное тепло и запах. Он поправился, подрос и стал таким чистеньким, подстриженным, как дети из благополучных семей. Впрочем, здесь все дети были такими. Маше было интересно всё и всё нравилось. Мебель, ковры, шторы, игрушки, компьютеры. Ей понравился обед и живая зелень в больших горшках прямо на полу. Завхоз проявила любопытство, видя, что в этот день директор не выходит из кабинета, и попросила Машу рассказать о себе. Та сначала мямлила что-то в ответ, но потом разговорилась и к концу дня, Маша чувствовала себя как дома. Неудачное сравнение! У Маши нет никакого дома, а если бы и была та комната в общежитии, разве её можно назвать домом! День пролетел незаметно. Маша со страхом думала о расставании с братом, и не напрасно. То, что стало происходить с Сашей, не поддаётся описанию. Костя поглупел лицом и ушёл в свою каморку где, не зажигая света, переживал за них. Завхоз, недолго думая, набрала номер телефона директора. Обрисовала ситуацию. Директор незамедлительно вернулась со своим гостем, со счастливым лицом, с лёгким сердцем и без головного убора. Маша, разговорившаяся в течение дня, болезненно среагировала на слёзы брата и замкнулась в себе. На вопросы не отвечала, только смотрела в тёмное окно, да цепко держала руками брата, как и он её. Разве мог счастливый человек, сделать кого-то несчастным? Конечно, нет. Сестру оставили на ночь, до завтрашнего дня. Кровати в комнате стояли полуторки, так что и брат и сестра поместились. Им и не привыкать спать вместе.

              Трясясь в автобусе последнего рейса, Костя думал, идти ли в общежитие, что бы поставить в известность вахтёршу о Машином местонахождении. Слышать колкости в свой адрес от грубой прокуренной тётки не хотелось. Сойдя с автобуса, решился сходить. По дороге вспомнил, что ни разу за весь день не позвонил сестре. Набрал номер, выслушал сердитые слова в свой адрес, за то, что не отвечал на звонки, заодно вспомнил и нашёл объяснение этому. Переодеваясь в рабочую фуфайку, не переложил телефон. Эля выслушала рассказ брата, вздохнула и сказала, что он всё правильно сделал. Брат совершал поступки, говорящие о том, что он уже не тот человек с какими-то там недостатками.

              Воздух в общежитиях можно представить. Костя сморщил нос и направился к каптёрке. Из неё выскочила утрешняя дежурная, с напарницей пришедшей сменить её, так как не было Маши. Не успел Костя и слова сказать, как обе женщины затолкали его в комнатку и закрыли на замок. Их можно понять. Пришёл парень с раннего утра, странного вида, обул девочку без роду и племени и увёл. Затем вернулся один и стал рассказывать небылицы. После их звонка приехала грустная милиция. Те и спрашивать ничего у него не стали, только выслушали женщин и сели писать какую-то бумажку, перед этим спросив, есть ли у него наличные деньги. Костя доверительно протянул им пятьдесят рублей с мелочью. Те ещё больше загрустили. По таким-то морозам, ни пьяных тебе на улицах, ни хулиганов. С надеждой, разрешили позвонить родственникам. Вскоре приехал Фёдор и Эля. Показали свои документы, позвонили в детский дом. Сама Маша поговорила по телефону с вахтёршей и милицией. Всё разрешилось и Костю отпустили. Закончился день, переполненный добрыми поступками и человеческими эмоциями на них.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 10 - http://www.proza.ru/2016/12/04/2058



Глава десятая



              Под прядями замёрзшей ивы стоит новая лавочка на кованых ножках. Ножки для надёжности Матвей врыл в землю и залил цементным раствором. Стоит и красуется новый забор из нескольких кованых секций, между которыми кладка из красного кирпича. Калитка, повторяет узор ковки на лавочке. Всё это успел установить и построить Матвей поздней осенью, и теперь творение рук человеческих радует глаз живущих в доме людей. Воду провёл в дом, и крышу собачьей конуры оцинковал.

              Анна проснулась. Лежит и вспоминает приснившийся сон, стараясь разобрать его в подробностях. Снился отец Матвея, со свежевыпеченным, ещё тёплым караваем в руках. Якобы сам выпек его в настоящей русской печи дома.
              —Проснулась?—
              Матвей заботливо прикрыл одеялом плечи жены.
              —Отец твой приходил, с горячим хлебом.—
              Мужчина уставился на женщину вопросительным взглядом.
              —Во сне приходил.—
              —К чему бы?—
              —Плохого ничего не должно быть.—
              Женщина прижалась к мужчине.
              —Ещё поваляемся?—
              —Давай.—
              День начинался не солнечный. За окном не радостный вид на огород. Кошка, не поспевшая с вечера в дом, старательно таращит глаза, пытается хоть что-то разглядеть через окошко внутри дома. Беззвучно раскрывается кошачий рот. Муж и жена смеются над ней, а кошке не до смеха. Кошка эту ночь порадовала собаку своим присутствием в будке. Есть недостаток в собачьей гостинице, собака пахнет невыносимо. Мужчина встаёт и открывает форточку. Кошка мгновенно оказывается в комнате. Виновато бросает взгляд на хозяйку в кровати и спешит к своей тарелке на полу в кухне.
              —Там у неё что ни будь есть?—
              —А ты пойди ей ещё и разогрей!—
              —Ты что ревнуешь?—
              Муж вернулся к тёплой жене.
              —Надо же для порядка….—
              Они прячутся под одеяло как в детстве с головой. Вставать не хочется. Человек впитывает тепло другого человека.
              —Что будем есть?—
              —Вот вы все такие мужчины. Только глаза откроете, а рот уже жевать начинает.—
              Забурчала женщина.
              —Я не только о себе пекусь!—
              —Вон кошка уже на кухне. Дитё скоро встанет….—
              Оба встают и направляются в другую комнату, что бы полюбоваться новым забором и калиткой в окно, которое смотрит на трассу. Стало семейным ритуалом смотреть утром на новый забор. Жена берёт с пола тапочки мужа, смотрит, а тот навстречу ей с её тапочками.
              —Спасибо любимый.—
              —И тебе спасибо.—
              Кошка старательно моется. Тарелка на полу блестит. Завидев хозяев, спешит в комнату к Валентинке. Она знает, что только с пробуждением девочки появится пища на общем столе и ей перепадёт, что ни будь ещё. Мужчина преграждает ей путь.
              —Не тревожь дитя.—
              Кошка запрыгивает на старое кресло, где ей постелено и сворачивается калачиком. Только ушки её будут реагировать на любой стук ножа и посуды. Зимой всегда есть хочется. Дом потихоньку наполняется звуками, запахами и тихими разговорами мужа и жены.
              —Деда! Деда приехал!—
              Из комнаты вылетает Валентинка на босу ногу и бежит к двери. Матвей подхватывает её на руки и устремляется к окну. За запертой калиткой стоит отец. За ним видна его машина.
              —Сон в руку.—
              Матвей передаёт дочь матери и, набросив телогрейку на плечи, выходит встретить отца. С гордостью открывает новую калитку. Отец помогает выйти из машины женщине в пуховом платочке и таких же варежках. Старомодно, но так мило.
              —Здравствуй сын, зови в дом.—
              Собака машет хвостом. Вытянув передние лапы, потягивается, стараясь привлечь в себе внимание людей.
              —Ты что ж не гавкаешь? Хозяев не предупреждаешь?—
              Отец обращается к собаке. Та радостно поскуливает в ответ.
              —Так ты ж свой пап.—
              Женщина поспешно роется в сумке, достаёт что-то и бросает собаке. Звонко щёлкают челюсти. Собака ловит на лету гостинец и уносит его в будку. Все заходят в дом. Радости внучки нет предела. Ей надо успеть пересказать новости. Она так и сыплет ими как из рога изобилия. Тащит новые игрушки, сует их в руки деда, пытается увести в свою комнату, тот вынужден подчиниться. Женщина стоит у двери.
              —Проходите, пожалуйста.—
              Анна разглядывает женщину.
              —Мы с вами тёзки.—
              —Анна Владимировна я.—
              —Будем знакомы.—
              Женщина вынимает из сумки пакеты с домашней выпечкой, мясной рулет собственного приготовления и всё ставит на стол.
              —Матвей только что спрашивал, чем будем завтракать.—
              Смеётся Анна.

              Потом выйдет дед с внучкой. Все сядут за стол, и отец сам не ожидая в себе смелости, сможет рассказать детям о себе и женщине, сидящей с ним рядом.
              —Старый я уже, нельзя мне одному.—
              Закончил рассказ отец.
              —Какой же ты старый, раз женишься!?—
              —Анне снились пироги всю ночь.—
              —Не пироги, а каравай.—
              Поправляет Анна.
              —Поздравляю отец!—
              Отец и сын встают и обнимаются.
              —Андрей знает?—
              —Ты старший. С тебя первого спрос. Расскажем, успеем….—
              Анна Владимировна алеет щеками и становится удивительно молодой. Любо дорого посмотреть. Отец смотрит и любуется.

              Лола накинула старинный тулуп с вышивкой грубой цветной тесьмой по всему подолу, и решила добежать до подруги, узнать, как у них дела, что Андрей, когда приедет. Курчавый ворот у тулупа был таким большим, что и на голову надевать ничего не надо, только подними его. Дошла быстро. День солнечный. Собака во дворе весёлая, заигрывает с кошкой, а та делает вид, что сердится. Надулась вся, хвост напрягла, стоит как вкопанная посреди двора, а пёс нарезает круги вокруг неё. Окей повернул голову в сторону калитки, помахал хвостом Лоле в знак приветствия и продолжил игру. Возле двора стоит легковая машина.
              —Не иначе заезжая.—
              Решила Лола, разглядывая дом и двор через металлический ажур решётки. Упёрлась лбом в неё и загляделась на собачью радость, прислушалась к солнечному теплу через тулуп в спину, и задумалась об Андрее, о себе, о «диком» свидании в вагончике. Во всём виновата она сама. Сама придумала и заманила парня в вагончик. Стыдно вспоминать. Тихая нега наполнила её, захотелось прямо здесь, в тулупе подремать на солнышке. Прикрыла глаза и расслабилась. Жужжание возле уха пробуждает её сознание. Упираясь затылком и плечами о калитку, она нехотя поворачивается лицом к дороге с закрытыми глазами к солнечному теплу. Жужжание повторяется. Что происходит? Не хочется отрывать глаза, шевельнутся, не хочется. Солнечный свет сквозь веки расплавил мысли и желания. Путь будет только этот свет сквозь веки, и она будет наслаждаться им. Жужжит, снова жужжит…. Лолита с трудом заставляет себя повернуть голову на бок, с трудом открывает глаза. Ей в глаза смотрит огромный объектив фотоаппарата. Она видит своё отражение, такое маленькое, и такое чёткое на выпуклой линзе, что начинает разглядывать себя. Камера приближается, объектив жужжит и снимает. Пряди ивы, покрытые тонким футляром льда, свисают ей за воротник тулупа, вперемежку с прядями её волос. Она ежится от их холодного прикосновения и жмурится от солнца. Оно сверкает в льдинках на ветвях ивы. Фотоаппарат жужжит.
              —Чудесно…. Восхитительно!—
              Слышится мужской голос и Лола видит перед собой высокого крепкого парня затянутого в джинсы так, что ткань готова лопнуть от одного прикосновения к ним. Стоит себе с фотоаппаратом в руках и в одной рубашке, правда фланелевой, и держит посиневшими руками жужжащую игрушку. Стоит почти вплотную.
              —Тебе чего?—
              Злые серые глаза сквозь соломенную чёлку смотрят в объектив пришельца. Тот ещё раз пожужжал фотоаппаратом. Лола сменила гнев на милость.
              —Простынешь…. Ты же раздетый совсем.—
              —За вами спешил. Шёл в вагончик купить, а тут вы в такой экзотике.—
              Парень имел в виду тулуп. Его всего передёрнуло. Видно мороз давал о себе знать.
              —Вы к кому-то приехали?—
              —Мы проездом. Вон микроавтобус…—
              Парень указывает рукой в сторону дороги. Там стоит машина с тонированными стёклами.
              —Идите, оденьтесь. Простынете!—
              У автобуса откатилась дверь в сторону и люди, сидящие в ней стали звать парня, призывно махая руками.
              —Я сейчас! Оденусь и вернусь.—
              Лола смотрит парню в след. Она видела, как он добежал и сел в автобус, как несколько раз открывалась и закрывалась дверь машины. Люди в автобусе шутили и смеялись, затаскивая назад в салон рвущегося выйти парня. Потом они все помахали ей руками, и автобус скрылся за поворотом. Лола пошла вдоль заборов в обратном направлении. Солнце в спину. Тулуп прогрелся так, что печёт спину, стал тяжёлым, прямо мочи нет, его нести на себе. Дошла до вагончика. Сегодня мама торгует. Дочери её порыв в диковинку. По ступеням еле подняла тулуп на своих плечах.
              —Как их носили? Он же не подъёмный!—
              За прилавком стоит мама. Она посветлела лицом, глаза стали ясными. Мать рада дочери.
              —К весне тулупы всегда тяжелеют.—
              —Чего ты его надела?—
              —Подол у пуховика затёрла губкой, висит, сохнет.—
              —Москвичи выручку хорошую сделали.—
              —Что москвичи могли у нас найти?—
              Необычный день сегодня. Мама в вагончике, первые марта на календаре, встреча с красивым парнем и его восторг от встречи с ней.
              —Сигареты, самые дорогие. Кофе, самый дорогой. Десять пакетов сока и упаковка минералки.—
              —Упаковку стаканчиков, зажигалки ещё.—
              —Так что с первым днём весны доченька. Гуляем!—
              —Мам….—
              —В смысле – мы с выручкой сегодня.—
              Мать начинает переставлять товар на полках. Дочь смотрит в окошко на дорогу. По ней мчатся машины. Сколько не смотри, картинка одна будет. Мамина молодость так же прошла. Вырастила детей и на этом закончились мечты и планы. Что дальше? Мама не старая, а мужчин в посёлке свободных нет. Работы тоже нет. Когда-то мамин проезжий ухажёр притащил на прицепе украденный по дороге пустой вагончик, да денег дал завести товар. Первое время заезжал проведать, переночевать. Потом только, что бы набрать необходимое из продуктов без денег. Не знали, что уже делать с ним, как он сам исчез и больше не появлялся. Вагончик тот уже врос в поселковую землю. Приварили к нему металлическую лесенку с поручнем, что бы удобнее было подниматься покупателям. Словно себя приварили к нему на веки вечные вместе с лестницей.

              Первое марта. Первый день весны. Восемь градусов ниже нуля с утра в городе. В полдень зазвенит капель с крыш, и словно под душем будут купаться воробьи и голуби. Люди расстегнут верхние пуговицы пальто шуб и курток, снимут шарфы, их концы будут свисать из карманов. Костя вышел из подъезда. Стоит в задумчивости с минуту и направляется в сторону общежития. Тяжёлая дверь поддаётся нехотя. Спёртый, смрадный воздух перехватывает горло. Как хорошо, что в комнате вахтёров Маша одна. Из левого уха Маши торчит вата.
              —Что это у тебя?—
              —Ухо стреляет мочи нет.—
              —А температура?—
              —А чем её мерить? Нечем...—
              —Сменить тебя придут?—
              —Придут.—
              —Тогда иди ко мне. В холодильнике мёд с алоэ в тёмном флаконе, согрей и закапай. Поспи, пока я на работе буду.—
              Костя кладёт у окошка свои ключи от квартиры.
              —В моём шкафу столько женских тряпок для тебя лежит, соседи натаскали. Посмотришь заодно.—
              —Хочешь, искупайся. После пяти я приеду.—
              Смотрят друг на друга. И вроде как не стыдятся себя, но молчат. Ещё молчат.
              —Квартиру ты знаешь.—
              —В ней никого нет, и никто не придёт. Один я живу.—
              Снова молчат.
              —Я пошёл. Опоздаю ещё на автобус.—
              Костя трогает рукой ключи, как бы напоминая Маше о них.
На него внимательно смотрят глаза девочки и не моргают. Дверь общаги за ним сердито хлопает.

              К двенадцати часам дня, Костя закончил сбивать сосульки с прогулочной веранды для маленьких детей и с прачечной. Посыпал песком дорожки, почистил крыльцо от наледи и вошёл в детский дом, что бы согреться. Обед уже скоро. В это время Маша, словно мышь пуганная, с великим трудом попав ключом в замочную скважину, открывала дверь чужой квартиры.
              —Тук-тук…. Я захожу….—
              Она не узнаёт собственного голоса. Он осип. Далее для самой себя:
              —Кошка. Ты одна? Мне Костя разрешил, я и пришла.—
              Маша медленно передвигается по квартире. Ухо напомнило о себе, она сморщилась. Кот направился в кухню, где стал добросовестно таранить лбом дверцу холодильника. Маша открыла холодильник и нашла баночку с содержимым чайного цвета. Открыла, понюхала, попробовала на вкус. Оно! Обмакнула вату из уха в лекарство и заложила обратно. Ночное дежурство даёт о себе знать. Глаза слипаются. Она подходит к шкафу и открывает дверцу. Минуту разглядывает груду женских вещей под одеждой на вешалках, трогает что-то пальцами, но желания достать и примерить нет. Смотрит на кровати. Одна застелена покрывалом, другая всем своим видом говорит о том, что в ней сегодня спали. Проклятое ухо! Бедненькое ухо! Она садится с краюшек, старается терпеть боль. Тело просит горизонтального положения. Укладывается на кровать, которая убрана, поджав под себя ноги. Затихает в надежде, что боль уйдёт. Через минуту накидывает на себя край покрывала. Согрелась и заснула.

              В детском доме тихий час. Костя сидит, прислонившись спиной к стене на Сашиной кровати, читает вслух книгу «Изумрудный город», в том месте, где лев говорит о своём желании быть храбрым, а соломенноё чучело просит для себя разума. Дети всегда принимали Костю спокойно. Его наивность была им сродни. Если воспитатель говорил речь, о том, что они «должны» или « не должны» и уходил, то Костя просто был с ними. Ему задавали вопросы, и Костя с детским выражением лица начинал думать над ответом. Дети видели в нём себя и начинали помогать ему в ответе.

              Маша проснулась. Ей было хорошо, тепло и мягко. Ухо не болело. Вставать не хотелось. Она помнила, где она, и потому встала и тщательно расправила покрывало на кровати. Хотелось пить, во рту сухо. Кот не пришел к ней на кровать и не спал с ней. Тяжелый запах исходил от одежды гостьи. Кот водил за ней глазами на расстоянии с подоконника. Гостья пошла на кухню, зажгла газ и поставила чайник. Открыла холодильник, рассмотрела его содержимое. Достала сыр, масло, нашла батон хлеба и попила чаю. Убрала за собой и вернулась в комнату. За окном солнце клонилось к закату. Маша открыла шкаф. К приходу хозяина вещи были примерены, аккуратно сложены в две стопки. В одной те, которые носят в холодное время года, в другой вещи для лета. Она долго разглядывала газовую колонку, но так и не решилась её зажечь. Настроение было хорошим, как и у любой женщины, попавшей в новые улучшенные условия, да ещё с кучей новых нарядов. Вещей было действительно много, и забирать их в каптёрку было неразумно. В окно увидела Костю идущего домой, присела от неожиданности. Чувство неловкости заставило её суетливо поправлять на себе одежду. Звонок звонил, а она сидела под окном и думала:
              —Почему он звонит, а не заходит. Он ведь хозяин.—
              —Маша открой мне! У меня нет ключей. Они у тебя.—
              Раздалось из подъезда.
Гостья так и вспыхнула щеками от стыда и бросилась исправлять свою ошибку. Кот от её стремительных действий спрятался под кровать. Костя сразу почувствовал новый запах в квартире, так пахнут новые дети, поступающие в детский дом. Запах горя и одиночества и предательства людского.
              —Саша прислал привет. Как ухо?—
              —Начинает дёргать.—
              —К вечеру болезни обостряются.—
              —А температура? Измеряла?—
              —Чем?—
              —Сейчас дам….—
              Костя порылся в кухонных ящиках и вынес градусник.
Ему было приятно, что в доме он не один, тупо сидящий у телевизора. Сел напротив Маши на кровать сестры Эли. Подождали.
              —Ого! А только шесть часов. Что же в ночь будет?—
              Костя разглядывает градусник.
              —Странно! Я не чувствую. Днём болело всё. Поспала и прошло.—
              —Значит, было тридцать семь с чем-то, при такой температуре всё тело болит.—
              —Давай лечится. Я знаю как. Ложись в кровать до утра.—
              Маша помолчала.
              —Меня искать будут.—
              Снова помолчали.
              —Пойду, скажу.—
              Костя направился в коридор и стал одеваться.
              —Не поверят. Я с тобой.—
              Им нужно было только перейти двор, пройти мимо частного домика и вот оно, общежитие.
              —Смотри сама девка. С дитём на работу не возьмут.—
              —С каким дитём? Саша живёт в детском доме.—
              —То, Саша….—
              Рассерженная вахтёрша хлопнула дверцей окошка.
Маша не знала, что делать. После проведённого дня в чистой, тёплой квартире, ей не хотелось на лежак, за перегородкой в каптёрке. Парень мягко тянул за рукав куртки, увлекая её за собой. Вахтёрша осуждающе смотрела на них через стекло окошка. Если бы вахтёрша вышла и потянула девочку за рукав в каптёрку, она бы туда пошла. Но, вахтёрша не вышла, а за руку тянул Костя. На улице стемнело, и Костя вёл Машу в свой дом, который обещал уют и защиту.
              —Привет, Костя!—
              —Привет, Андрей. Вернулся с поездки?—
              —Ага….—
              Они прошли мимо нового соседа с первого этажа, как связанные. Одновременно наступая ногами на ступеньки. Андрей проводил их взглядом. Хотел набрать номер телефона Юли и рассказать об увиденном, но мужская солидарность выдала сигнал «стоп».

              Костя, как дорогое приобретение, завёл Машу в квартиру. Старательно повесил свою и её куртки на вешалку. Подвинул сапожки ближе к обувной полочке. На кухне нашёл парацетамол, согрел и закапал в Машино ухо мёд с алоэ. Напоил, накормил, и спать уложил. Посидел рядом, посмотрел телевизор и сам улёгся. Перед тем как уснуть, строгим взглядом оглядел спящую девочку напротив – не раскрылась ли она, и с чувством выполненного долга закрыл глаза. Ночью Маша проснётся, вспомнит где она, разглядит спящего в кровати у стены напротив Костю и почувствует новые перемены в своей жизни. В кровати удобно, радует ощущение чистого белья. Жар спадёт, и она станет анализировать происходящее с ней.
              —Ты писить хочешь?—
              Раздался в темноте голос Кости.
              —Да.—
              —Пойдём.—
              Они быстренько, по очереди, как в детском доме, без всякого смущения сбегают в туалет и нырнут, каждый в свою тёплую кровать. Перебросятся несколькими фразами и заснут снова.

              Судьба Кости, сделала очередной виток в его жизни, заселив пустующую кровать сестры Эли в его квартире. Предыдущий виток ознаменовался решением сестры жить с Фёдором. Забрать девочку Машу из каптерки общежития было самостоятельным решением Кости. Парень явно взрослеет, умнеет, раз совершает такие поступки.

              Обиженный вниманием хозяина к девочке кот, всю ночь будет подходить к кровати Маши и собирать ноздрями воздух вокруг неё. Не нравится ему, как она пахнет! Наутро, проводив Костю на работу, Маша полежит в ванне, наполненной для неё Костей, и выйдет из неё совершенно другим человеком в Костиных тапках. Подберёт из нового гардероба вещи для дома, наденет их и в итоге получится совершенно другой человечек. Вещи с себя она сложит в полиэтиленовый мешок, завяжет его и поставит к двери. Выходить из чужой квартиры, что бы выбросить мусор не посмеет. Волосы высохнут и распушатся. Они понравятся коту, и он попробует достать волосы девочки лапой с подоконника. К приходу Кости, Маша приберётся в комнатах, натушит овощное рагу, сварит кисель. Всё что попалось на глаза, то и будет использовано.
              —У тебя светлые волосы.—
              Скажет Костя с порога.
              —А ты думал, какие они?—
              —Я не думал. Я сейчас увидел.—

              Костя принёс сдобную булку, разломив её, пополам съели, запивая киселём. Коту в тарелку наложили того, что Костя принёс с работы. Пакет с Машиными вещами Костя вынес, чем очень обрадовал кота. Потом парень будет закапывать ей в ухо, которое уже не стреляло, мерить нормальную температуру, смотреть телевизор и рассказывать о Саше. Они чистили зубы по очереди одной щёткой, разбирали кровати и долго болтали счастливые глупости в предвкушении сна и ещё одного, такого же завтрашнего дня. Кот сначала приляжет к Косте, потом перейдёт к Маше. И так, несколько раз за ночь. Костя забудет про телефон, и что надо звонить сестре, а когда она сама позвонит, весёлым голосом отрапортует, что у него всё в порядке.

              Но всё хорошим не может быть всегда. Когда-то придут люди из «опёки», и будут возмущаться по поводу их совместного проживания.
              —Поступил сигнал….—
              Так они скажут.
Когда девочка жила в рабах у вахтёрш, преступным путём лишённая жилья и нормальных условий, без денег, без документов – сигналы не поступали. Печальная действительность! У всего есть обратная сторона, и даже эта ситуация принесёт положительные результаты. Машей займутся «органы», ей выдадут новые метрики, медицинский полюс. Поставят на какой-то там учёт, но жилья не предоставят, так и останется она жить у Кости. Жить как жил брат с сестрой. «Опёка» будет наносить периодически визиты, скорее похожими на облаву, но вскоре им поднадоест и они отстанут от детей. Пересуды среди соседей умолкнут потому, как подъезд заселён добрыми людьми, у которых есть свои заботы. Время, словно карандаш великодушного художника, мелкими штрихами заретуширует совместное проживание двух детей и подведёт эти отношения к норме, даже без намёка на интимные отношения, которые возникают между мужчиной и женщиной.
              —Странные они.—
              Эта фраза, часто будет звучать им вслед. Почему? Потому что Костя и Маша, смотрят на мир и людей в нём глазами брошенных детёнышей. Только в своём доме, плотно прикрыв дверь, будут позволять своим глазам светиться радостью. Спустя несколько лет, эти странные уже не дети, своими жизненными устоями, обратят на себя внимание многих людей, вызовут к себе уважение их, и станут примером некоторым из них.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 11 - http://www.proza.ru/2016/12/05/1600



Глава одиннадцатая



              А на дворе продолжает хозяйничать весна. Ей некогда, на всех и на всё наплевать, занята она делом, делом великим в природе. Всё вокруг обновляется. Весна обязательно принесёт новое всем и повсюду, в том числе и девушке Лоле. Её торговый вагончик весной похож на домик из книжки «Изумрудный город», поднявший девочку Элю в вихревое небо. В нём сегодня торгует и мать и дочь. Прикипели женщины друг другу душеньками, сами как не заметили, не хочется сидеть дома ни той, ни другой, когда солнце закипает в лужах и чириканье воробьёв застревает в ушах. Торговля сегодня идёт бойко. Чаще останавливаются машины. В кабинах жарко по весеннему, водителям хочется пить и выйти из машин, размяться, потянуться до хруста в костях, заглянуть в глаза случайной проказницы, и возможно даже, утонуть в них. Такое случается!

              Жилистое, мужское тело буквально взлетело по металлическим ступенькам вагончика. Рука мужчины, так и не отмытая после очередной поломки машины, легко распахнула его перекосившуюся дверь.
              —Чего дверь держите закрытой? Впускайте весну! Март на дворе!—
              Мужчина весело разглядывал женщин.
              —Через два часа, опять минус на градуснике будет.—
              —Кто тогда согреет?—
              Мать Лолы подняла руки, поправляя заколотые волосы.
              —Мам….—
              Лола дёрнула мать за край телогрейки.
              —Так уж и не кому?—
              Вступил в игру мужчина, но дверь, вернулся и закрыл.
Сразу наступила тишина. Не стало слышно птичьего гомона и шума проезжающих машин.
              —Чего хотите?—
              —Ой, много чего хочу….—
              Мужчина, чуть не лёг грудью на прилавок.
              —Чего желаете?—
              Загородила собой мать Лола.
              —Сердитая….—
              —А знаешь, что на сердитых возят?—
              Выпрямился во весь рост мужчина.
              —Вам нужна вода.—
              Лола поставила на прилавок пятилитровую бутыль очищенной воды.
              —Угадала….—
              Протянул с лёгкой досадой мужчина.
              —Ставь рядом пачку рафинада. Консервы рыбные в собственном соку на твоё усмотрение.—
              —Что бы я ни вернулся поругаться с вами. И конфет на ваш вкус, полпакета.—
              Пока Лола отсчитывала сдачу, мужчина старательно разглядывал банку с консервами. Затем вздохнул, и положил не в пакет, а рядом. Взял сдачу. Ещё раз закинул весеннею удочку в адрес матери, но наткнулся на холодные глаза дочери. Сгрёб пакет и ушёл.
              —Уж, и сказать ничего нельзя.—
              Попробовала оправдаться мать.
Лола поспешно надевала куртку. Она увидела забытый покупателем товар. Выйдя из вагончика, заметила, в какую машину усаживался мужчина, и подбежала к ней.
              —Вы забыли.—
              Она ставит банку консервов на сиденье.
Рядом лежит блестящий глянцем журнал. С его обложки на Лолу смотрит Лола. Вдоль лица и кудрявого воротника тулупа свисают ивовые прутики в ледяной корочке, словно серьги, вперемежку с прямыми светлыми волосами.
              —Ты что ль….?—
              —Наверное….—
              —И не знала что ль?—
              —Нет….—
              —Так бери и радуйся!—
              —Спасибо….—
              —В нём и в развороте тебя полно. Ты полистай.—
              Неслось в след уходящей девушке.
              —Вот вездесущие Москвичи! Отовсюду выищут! Всех перебрали уже!—
              В сердцах водитель сказал не произносимое вслух слово и завёл машину.

              Лола полистала журнал, присев на согретые солнцем ступеньки вагончика. Её было так много на страницах журнала, что она испугалась. Сердце выскакивало из груди.
              —Я красивая.—
              Произнесла она вслух.
              —Ты чего там?—
              Донеслось из вагончика.
Она встала и зашла в него. Сняла куртку. Повесила. Села напротив матери.
              —Мам…. Я красивая?—
              —Ты у меня красавица….—
              Начала, было, мать, но осеклась, увидев изменившееся лицо дочери.
              —Хам! Да как он смеет? Козёл!—
              —Он обидел тебя?—
              —Всё не так мам. Вот посмотри….—
              Мать переводила глаза с журнала на лицо дочери, словно маятник.
              —Ты где это взяла? А может это не ты? Сколько по свету двойников?—
              Поспешно повесила табличку «закрыто» на дверь с обратной её стороны и закрылась на щеколду. Мать чего-то испугалась.
              —Я это.—
              —Как это ты? Где журнал печатается, а где ты? Почувствуй разницу.—
              —Тулуп, вроде как наш…. Ты что, в нём в Москву или в Петербург летала?—
              —Мужской журнал. О Господи! Ты, же всюду….—
              Мать, поспешно отыскала плюсовые очки, и сосредоточила внимание на журнале.
              —Автор снимков Вознецов С.А. Модель – неизвестна.—
              —Как это «неизвестна»? Ты это, и тулуп наш. А гонорар чей?—
              —Ты его всего раз одевала, когда пуховик застирывала.—
              —Ты чего молчишь? Рассказывай!—
              —Да нечего рассказывать. Я, этого Вознецова С.А. уже и не помню.—
              В памяти возник замёрший парень с фотоаппаратом в руках. И она рассказала матери их встречу у новых ворот Анны.
              —Ты посмотри! Тут ещё и их собака сфотографирована, с кошкой заигрывает.—
              —Ты прочитай, что под снимком написано….—
              Дочь прочитала.
              —Ну и что? Это для смеха.—
              —А тебе разве ничего не причитается за это?—
              Возмутилась мать.
              —Да откуда я знаю….—
              Лола чувствовала себя разбитой, и в то же время внутри её росла волнительная радость и будоражила её, как весна за стенами вагончика.
              —Давай кофе попьём, мам….—
              —Давай, доченька.—
              Засуетилась мать.
              —А что с этим делать будем?—
              —Что с этим сделаешь, мам….—
              —А люди….?—
              —Пусть смотрят! Сама говоришь, что я красавица.—
              В этом месте и мать почувствовала гордость за своего ребёнка. Гордо выпрямив спину, пошла и открыла запор на двери.

              Красочный журнал попадёт в дом Матвея и Анны, в городскую квартиру Андрея. Снимки поразят Костю своей достоверностью. Разглядывая их, он почувствует холодное прикосновение к своей коже обледеневших веточек и замороженную красоту, обречённую на короткое время существования.
              —Сколько стоит фотоаппарат?—
              Костя поёжился, будто ему упала за ворот льдинка и растаяла.
              —Смотря какой.—
              Ответил ему Андрей, перелистывая журнал и нисколько не волнуясь от красоты Лолы на снимках.
              —Эти снимки сделаны дорогим аппаратом.—
              С этого момента, с этого вопроса начнётся новый судьбоносный виток в жизни у Кости. Его увлечёт фотография. Да так, что заставит парня выйти из скорлупы размеренного существования, искать и найти информацию, вникать в неё и изучать своё первое увлечение.

              Снимки в журнале изменят не одну Костину судьбу. В один из вечеров, в спортивном зале кулинарного училища, студентом которого являлся брат Лолы, шла игра в волейбол между старшими студентами и преподавателями. К Володе подошёл и сел рядом директор училища. «Красивый дядечка» с сединой на висках, так называли его дерзкие студентки. Тридцать пять лет. Сказав, что сегодня идёт с Костей в одну сторону, директор вышел с ним из стен училища и дошёл до самого дома.
              —До свидания.—
              Промямлил ученик возле своей калитки, не чая быстрее исчезнуть с глаз директора.
              —Пригласи меня зайти к вам.—
              —Зачем?—
              —Познакомится с родителями.—
              —У меня одна мама и сестра, может, их и дома нет.—
              —Давай посмотрим.—
              Красивый дядечка в дорогом пальто, с дорогой сумкой в руках, в таком же костюме и башмаках, сам открыл калитку и пропустил мальчишку в его собственный двор.
              —Шагай! А то пятки отдавлю.—
              Пообещал незваный гость.
На крыльце спиной к ним, согнувшись в три погибели, в резиновых сапогах на босу ногу, сестра Лола мыла ступени крыльца. Так мыла, что пар шёл от воды в ведре и тряпки в руках на холодном воздухе. Уже горела лампочка над крыльцом. Сестра слышала шаги и знала, что это брат вернулся. Она посторонилась, уступая дорогу в дом, шмыгнула носом, вытерев его сухой частью руки выше ладони.
              —Как раз во время. Картошка поспела, мама должна подойти.—
              —Это замечательно. Картошка пюре, или в мундире?—
              Раздался красивый мужской баритон из темноты. Вслед за братом в круг света вступил и «красивый дядечка» с сединой на висках.
              —Здрасте….—
              Растерянно проговорила Лола.
              —Молодой человек, представьте меня своей сестре.—
              Директор цепко держал руку на плече брата.
              —Я только вашу фамилию знаю. Богатов….—
              Заныл Володя.
              —Чего натворил?—
              Сестра шлёпнула его отжатой тряпкой по ногам.
              —Никита Михайлович.—
              Представился мужчина. Отпустил плечо ученика и тот с облегчением скрылся в доме.
              —Думаю, вам надо зайти в дом, а то простудитесь, болтая со мной.—
              —Если пригласите меня, буду счастлив.—
              —Конечно…. Проходите…. Я за вами.—
              Лола бросила тряпку перед рядом с красивыми туфлями гостя. Тот старательно вытер ноги. Она схватила ведро и выплеснула его содержимое далеко во двор. С недоумением проследила за тем, как мужчина переступил порог её дома.
              —Разуваться не будет разве?—
              Озадачилась девушка.
              —Не будет. Вот те раз….—
              Войдя следом за мужчиной, Лола увидела его стоящим посреди комнаты в ботинках.
              —Присаживайтесь…. Куда вам угодно будет.—
              Она убежала на кухню, где вымыла руки.
              —Что вам надо? Кто вы?—
              Встревоженный голос матери с ноткой истерики забился в стенах родного дома.
              —Действительно, кто?—
              —Вот так сейчас общаются родители с учителями своих детей, что не знают их даже в лицо.—
              Вполне добродушно, ещё раз похвастался своим голосом Никита Михайлович.
Женщина свалилась на табурет у двери. Положила руку на грудь.
              —Чего натворил?—
              —Чтобы познакомится с родителями своего ученика, необязательно что-то творить.—
              —Это моя прямая обязанность. Если гора не идёт…. Вы дальше знаете.—
              —Никита Михайлович Богатов.—
              —А ты где, доченька?—
              Мать беспомощно оглядывалась. К ужину она никого не ждала, потому и растерялась.
              —Я тут.—
              Лола вышла, с немного влажными волосами, в халатике и шерстяных носках.
              —Картошка готова. Весной в мундире она никакая. Так что, вот вам пюре.—
              Она ставит кастрюлю на стол. Уходит и выносит квашеную капусту. Во второй кастрюльке, отварные сардельки. Девушка режет хлеб на разделочной доске, и оставляет его на ней вместе с ножом. Мать, вспомнив что-то, уходит из комнаты и возвращается с чашкой мочёных яблок и баночкой мёда.
              —Это к чаю. Потом.—
              Никита Михайлович расстегнул сумку, достал и положил на стол баночку красной икры, шпроты, те которые в овальной банке и картонной коробочке. Лёгкую и небольшую палочку сырокопчёной колбасы.
              —Рояль в кустах!—
              Подумала Лола.
              —Я сам всё это открою и нарежу. Здесь нужна мужская рука.—
              Никто ничего не ответил. Все наблюдали за его действиями. Мужчина закончил, вытер руки носовым платком. Лола тут же метнулась на кухню и принесла полотенце. Положила его рядом с гостем на стол.
              —Володя не будет с нами ужинать?—
              Задал вопрос директор.
              —Я потом.—
              Тут же раздалось из комнаты.
              —Потом будет суп с котом. Выходи и садись.—
              Парнишке, пришлось выйти и сесть.
              —Вот как раз поровну. Двое мужчин и две женщины.—
              —Буду ухаживать за твоей мамой, а ты за сестрой.—
              Никита Михайлович, довольным взглядом оглядел стол.
              —Доченька, может мне сбегать…
              —Мама….—
              Огорчилась дочка.
              —Спасибо, но завтра у всех рабочий день.—
              Произнёс директор и вдруг совсем неожиданно, в приказном порядке, громко произнёс:
              —Налетай! А то картошка остынет.—
              Молодой мужчина ел с аппетитом. Весь рабочий день его прошёл в кабинете и на уроках. Потом соревнование в спортивном зале. В здоровом теле, здоровый аппетит! Заразил им всех присутствующих за столом. Съел все яблоки.
              —Я вам с собой наложу.—
              Обрадовалась мать.
              —Вы меня уже провожаете?—
              Засмеялся гость.
              —Я не сказал самого главного, зачем пришёл в ваш дом.—
              —С родителями познакомится.—
              Подсказал Володя.
              —И это тоже. Я знаю, что в доме, кроме Володи, мужчины нет.—
              —Потому обращаюсь к нему и к вашей маме.—
              Он говорил это, а смотрел на Лолу.
              У той начали гореть щёки и ладони рук без всякой на то причины. В непонятном предчувствии бешено заколотилось сердце.
              —Разрешите мне встречаться с вашей дочерью, если она не будет против такого предложения.—
              —Я вас не знаю.—
              Испугалась Лола.
              —Это поправимо. Главное, что бы вам это было приятно.—
              —Если ощущение обратное, прошу сказать сразу.—
              —Мои родители живы, здоровы.—
              —Они знают, что я сейчас у вас с визитом.—
              —Живут в Москве. Зимой в городской квартире, летом на даче в Подмосковье.—
              Он смотрит на часы.
              —Через семь минут мои родители позвонят, что бы узнать ваше решение.—
              —Будем ждать, или мне уйти?—
              Володя не сводит глаз с директора. Всё это напоминает ему красивое и смешное кино о русской глубинке. Думает:
              —И чего он в ней нашёл? Ни рожи, ни кожи….—
              Лола также разглядывает говорящего, хотя в этот момент по сценарию жанра, она должна была смотреть в пол. Жар дошёл до её ушей, и это было для всех очевидным.
              —Нет, доченька! Как хочешь! Я сбегаю….—
              И мать, словно ветром сдуло со стула.
Брат остался сидеть. Он не собирается пропускать, такое важное событие.
              —Лола?—
              Мужчина смотрит на девушку.
              —Не уходите, Никита Михайлович.—
              Девушка не узнавала собственный голос.
Дверь хлопнула, это вернулась мать с бутылкой дорогого по её меркам, вина. Икнула. Испугалась и стала извиняться. Это у неё от волнения и холодного воздуха. Вместе с её извинениями, зазвонил мобильный телефон Никиты Михайловича.
              —Добрый вечер папа! Меня не прогнали, и мы уже поужинали.—
              —Сейчас Лола пойдёт меня провожать.—
              —Я передам. Завтра же в это время.—
              Он отключил телефон и обвёл всех добрым и весёлым взглядом.
Непривычно женщинам наблюдать мужчину за своим столом, а уж какой непривычный разговор у них получился! Почему он смотрит на них, как на своих родных?
              —Мои родители рады нашему знакомству и надеются на его продолжение.—
              —Пора и честь знать! Сын помогает маме убрать со стола. Завтра проверю.—
              —Сосульки сбей с крыши, упадёт ненароком кому на голову.—
              —Сами попадают….—
              Володя встретил холодный взгляд директора и замолчал.
              —Проверю.—
              —Проводите меня Лола.—
              Мать стояла у двери с бутылкой вина в руках, и только слегка подвинулась спиной по стене, пропуская гостья в дверь. Лола накинула, теперь уже известный чуть - ли не всей России курчавый тулуп и, проходя мимо матери, выхватила бутылку вина из её рук.

              Ночь в конце марта примечательна тем, что мороз схватывает размякший дневной снег почти мгновенно и намертво. Час назад директор с парнишкой шли, развозя ногами снежную со льдом мокроту. Сейчас буераки ледяные, острые как лезвие ножа, портят дорогую обувь мужчине. Досадно! Мужчина старается ступать мягко, ощупывая подошвой выпуклости и впадины. Он держит под локоть Лолу и думает, что поддерживает её, но как он ошибается! Ей неудобно идти. Рука её поднята выше, чем это надо было. В другой руке у неё бутылка с вином, которой она придерживает запахнутые полы тулупа. Страшно неловко, и её осыпает жаром при каждом неудачном шаге. Мысли скачут впереди девушки, но она их не озвучивает. Она и не пытается сосредоточиться на них, что бы сказать что-то умное и значительное. Сейчас ей лишь бы дойти до вагончика, что бы оставить там бутылку. Никаких признаков чувственности к этому человеку в ней нет. Но одно она чувствует точно! Всё что происходит сейчас с ней, это правильно.

              В опустевшем доме, послушный ученик таскает со стола посуду на кухню, что-то убирает в холодильник. Мать сидит, не раздеваясь на ящике с обувью у двери. Глазами водит за сыном.
              —Он что, завтра тоже придёт?—
              Спрашивает сын мать. Та продолжает сидеть у двери.
              —Лучше бы ты натворил, чего ни будь.—
              Вяло произносит мать и сбрасывает с ног не застёгнутые сапожки.
              —Он жить у нас будет?!—
              Изумление сына, настолько велико и искренне, что мать хватается за грудь, приваливается спиной и головой к стенке. Глазами ищет бутылку с вином, от волнения женщина не заметила, как с ней рассталась. Мать останется сидеть у двери со своими мыслями, пока не вернётся дочь.
              —И что теперь? Что сказал?—
              Заговорит мать. Дочь прикрывает дверь. Поворачивает ключ в замочной скважине.
              —Сказал, что бы дверь закрывали на ночь.—
              —Чего это он?—
              —Беспокоиться мам….—
              —А меня тут нет? Беспокоиться он…..—
              —Мужика в доме нет, мам.—
              —А ты свет у себя выключай, а то горит до утра!—
              Сердито приказала сестра брату.
              —Я выключаю.—
              —Не выключаешь! Директор сказал.—
              Больше брат не оговаривался.
Дом погрузился в темноту, и в этой темноте трое родных людей решали одну и ту же задачку.
Мать, на удивление сразу заснула, как только голова коснулась подушки. Она собиралась лечь и поразмышлять обо всём этом, но так не получилось. Сон лишил женщину беспокойства и не дал подняться её кровяному давлению до критической отметки. Дочь старательно завернулась в одеяло, что бы сохранить запах одеколона директора, и ощущение его руки на своём локте. Хранила, как могла, но сон так, же унёс её от приятной и новой действительности.

              Никита Михайлович Богатов забрался в эту сельскую глушь по собственной инициативе. С ним случился жизненный казус, его жена скоропостижно влюбилась в свободного художника с Арбата. Однажды он очаровал мать Никиты Михайловича, рисуя её портрет карандашом. Этакий Лель сказочный с пепельными кудрями на плечах. Свободного художника пригласили на должность садовника, дворника и заодно и сторожа в их загородный дом. Обязанности свои он исполнял добросовестно и честно. Поселили в мансарде. На удивление он оказался чистоплотным человеком, если рассуждать обо всех художниках вместе взятых, и соблюдал порядок общежития даже в мелочах. Каждая кисточка стояла в ёмкости с водой, если её использовали, каждая тряпочка была не просто брошена, а свёрнута аккуратно квадратиком и покоилась на своём только ей отведённом месте. К художнику приезжали друзья, конечно с разрешения хозяйки дома, и всегда дарили ему цветы в горшочках. Носился он с ними, как курица с яйцами. Мама Никиты Михайловича, перетаскала из городской квартиры все свои собственные горшки с цветами, и они росли у него, как малые детки под крылом у любящей матери, не по дням, а по часам. Причина такого цветочного переселения, было частое их с отцом отсутствие в квартире. Мама пала жертвой обаяния утончённого Леля, как любительница всего прекрасного, будь это цветок в степи, или всеми забытая пыльная ваза в чужой кладовке. Забыл этого художника кто-то на Арбате, а мама забрала его вечно голодного к себе домой. Отец только усмехался себе в усы, да подшучивал над ней в его присутствии на французском языке. Ни каких причин для ревности не было. Так, причуда очередная его любимой жены, правда, с пользой для дома. Молодая жена Никиты Михайловича, терпеть не могла поездки на дачу, но с появлением художника всё изменилось. Теперь она часто засиживалась на мансарде, поливала цветы, рыхлила землю и любовалась неземной красотой художника. Первое время, даже обсуждала эту красоту со свекровью в присутствии мужчин, а те и ухом не вели в их сторону. Маленькие проблемы рождают большие. Выросла маленькая проблема в большой снежный ком, застудила рассудок молодой женщины и под чарами сказочного Леля, превратилась она в послушную рабу у ног художника. Как ни старался Никита разбудить её от этой напасти, ничего не получилось, и превратилась его жена в молодую фанатку. Стала косу отпускать, да заплетать её. Никита уехал от всего этого и «спрятался» в рабочем посёлке, в котором жила девушка, со странным именем Лола. Её, как и сказочного Леля на Арбате забыли все в придорожном вагончике.

              Сейчас Никита Михайлович шёл к себе. В не большой дом, со всеми удобствами, с гаражом, баней и садом, который был закреплён за училищем. В нём даже мебель была с инвентаризационными номерами, выведенными прямо на ней белой краской. Шёл себе человек, шёл, и так ему стало хорошо, что запел он:
              —В поле веет ночная прохлада, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.—
              —Только слышно по улице где-то, одинокая бродит гармонь.—
              —То пойдёт за поля, за ворота, то обратно вернётся назад.—
              —Словно ищет в потёмках кого-то, и не может ни как отыскать.—
              Собаки поселковые, давно не слышавшую такую вольность от местных жителей, на первых словах песни испугались, но раз уж их разбудили так некстати, надо показать кто в посёлке хозяин. Лай подняли, как на пожаре.
              —Горит моя репутация!—
              Мелькнула мысль у Никиты, и он замолчал.
С минуту собаки побрехали, но так как кроме своего и соседского лая не услышали, поджали хвосты и, гремя цепями, залезли назад в будки.

              Весна пробуждает всё, в том числе и человеческие гормоны. Гормоны есть у всех. Есть они и у Васнецова С.А.. Затомился парень среди пышногрудых, и пухло губых Московских девиц. Стала кружиться голова в бетонных джунглях мегаполиса. Тесно ему стало, душно. Это случается со всеми Москвичами, добывающими свой хлеб насущный в шоу-бизнесе. Потому и расползаются они из Москвы по глубинкам своей Родины, глотнуть чистого воздуха с концертами, спектаклями, фото сессиями и выставками. Кроме воздуха, они заглатывают несметное количество денег по меркам провинциалов и увозят с собой. Иногда, прихватывают по пути, изумлённую и парализованную их блеском провинциальную «клушу» или молодого «петушка», и в последствие делают на них деньги. Вновь прибывшие в Москву, раскрутившись, будут первое время в знак благодарности пополнять кошельки своих благодетелей, пока не надоест. Надоест, устроят «цыганочку с выходом». Запестрят страницы жёлтой прессы новыми подробностями звёздных лиц, и никому от этого плохо не станет, ведь о них вновь щебечет вся Москва и пол России.

              Только Васнецов С.А. не желал ехать в провинцию работать этой весной. Он придумал себе любовь, разглядывая снимки девушки в тулупе долгими зимними вечерами. Сущность его трепетно, как это бывает весной, рвалась к новому образу, и благородный повод имеется – поделится гонораром, заработанным на публикации снимков. Полетел фотограф Васнецов С.А. на крыльях новой любви в рабочий посёлок.

              В дверь стучали. Не званный гость прошёл двор без преград. Затянутое в кожу, крепкое тело парня Лола узнала сразу. Лицо запомнила плохо. Впервые минуты их встречи, лицо парня было закрыто камерой, она сердилась, а потом он уже бежал к машине. Машина увезла его.
              —Я нашёл вас. Люди здесь разговорчивые и добрые. Привет!—
              Куртка скрипнула лаком и подалась вперёд к девушке, которая спешила открывать дверь, совершенно другому человеку. Радость на её лице сменилась разочарованием, потом удивлением. В ней проснулась прежняя Лола та, что на шпильках и с сигаретой в губах.
              —Явился Васнецов С.А.! Не запылился? За аплодисментами?—
              Она похлопала в ладоши, изображая их.
              —Впрочем, фотографии красивые. Ты профессионал.—
              —Угадала. Вообще-то я к тебе, не просто так, рассчитаться. Деньгами!—
              Многозначительно произнёс парень, видя, что его появление не принесло ожидаемого результата.
              —Через порог деньги не дают.—
              Парня сзади легонько протолкнул в комнату и вошёл вслед за ним Никита Михайлович.
              —Так будет лучше. Напустил холоду….—
              —Здравствуйте Лола!—
              —И вы, здравствуйте!—
              —Так и знал, что и имя у тебя будет такое же необычное!—
              Возликовал гость, оглядывая пол вокруг своих ног – куда бы ему ступить? В это время Никита Михайлович приложил палец к своим губам, в знак того, что бы Лола молчала.
              —Случайно слышал ваше вступление. Проходите, дело у вас важное, денежное.—
              Заговорил он с гостем. Лола протягивала руки к пальто Никиты Михайловича.
              —Сначала у гостя.—
              Попросил тот.
              —Вы родственник, Лолы?
              —Я родственник.—
              Немного угрюмо согласился Никита Михайлович и присел за круглый стол посередине комнаты. Рукой выдвинул ещё один стул.
              —Садись.—
              Гость послушно опустился на него.
              —Мне необходимо объяснится….—
              —Всё предельно ясно. Удачная фото сессия. Публикация снимков в журнале.—
              —Заслуженный гонорар. Стоило так затруднять себя? Можно было и почтовым переводом.—
              —Так ни имени, ни адреса….—
              —Честно. Похвально.—
              Оба замолчали. Часы тикали. Время шло.
              —Ну и…..—
              Парень понял, что родственник не уйдёт, пока деньги не будут отданы Лоле.
              —Причём здесь вы?—
              Парень позволил себе оскалить зубки.
              —Я противник фото сессий, без договоров и контрактов.—
              Только сейчас фотограф заметил, что родственник далеко не деревенщина, в которую он так спешил, и та сумма, которую он приготовил для Лолы, могла не понравиться. Делать было нечего, и он достал из кармана бумажник и выложил деньги на стол. У Лолы округлились глаза. Никита Михайлович поворошил купюры рукой и поднял глаза на парня. Помолчали.
              —Это не всё. Я позволил себе подарок для Лолы. Старался…. Выбирал….—
              Фотограф встал, что бы выйти на улицу к своей машине.
              —Позвольте проводить вас….—
              Такие разные мужчины вышли.

              Лола присела на согретый Никитой Михайловичем стул, потрогала кучку денег так, что бы ни сдвинуть её с места. Доллары! Взяла одну купюру сверху и посмотрела на свет, положила обратно. Мужчины вернулись. В красивом и большом пакете оказалась шубка из голубой норки средней длины. У Лолы округлились глаза, она перевела взгляд, на тулуп на гвозде в стене и невольно улыбнулась, но строгие глаза директора остепенили девушку. Она успела заметить на шубке множество этикеток и крупную пуговицу у ворота в виде броши, усыпанную белыми стразами.
              —Это тебе Лола. Надевай!—
              Фотограф двинул по столу шубку в сторону Лолы.
Никита Михайлович встал и помог одеть шубку. Первое впечатление было невесомости предмета женской одежды и сомнение, греет ли она на холоде. В зеркале отразилось всё остальное, и было уже не важным, будет это греть или не будет.
              —Спасибо за визит. Не смеем вас задерживать.—
              —Вот так значит…..—
              Произнёс фотограф, и не понял, как оказался за дверью. На холодном воздухе пришёл в себя и мужская гордость, была уже неуместной.
              —Даже не покормили человека!—
              Загоревала Лола.
              —Человек взрослый. Сам себя покормит.—
              —Я не откажусь. Хочу пюре.—
              А девушке не хотелось снимать шубку, ей хотелось сбегать в ней к подруге и похвастаться, но такие времена прошли. Наступило время жить, считаясь с желаниями мужчины. Без всякой досады, она снимает обновку и идёт на кухню.
              —Можно спросить? Денег много?—
              Мужчина собрался сказать, что это её деньги мол, сама и посчитай, но что-то заставило его передумать с этим ответом, и он сказал совершенно другое:
              —Ты стоишь гораздо больше. Забудь о них. Отдай матери.—
              —Теперь я буду заботиться о тебе. Завтра нас ждут в местном ЗАГСе.—

              Завтра в ЗАГСе Лола машинально заполняла графы в бланках под строгим наблюдением Никиты. Писала быстро, вкось и вкривь, уж больно холодны взгляды сотрудников и нереальны события с ней происходящие. Будущий муж просмотрел ею написанное и попросил переписать всё снова и аккуратно. Работники Загса, с вытянутыми лицами от удивления, так и простояли подле них. Потом прилипли к окнам и смотрели в след уходящей вскоре брачующейся паре.
              —Ты смотри, что с Москвичами делается! Силиконовые бабы им не по вкусу стали.—
              —Из придорожных вагончиков и то сметают. Что он в ней нашёл?—
              —Да намёрзся за зиму один в кровати, а тут весна раззадоривает, вот и подцепила его наша Лолита.—

              Ну, а что бы ни говорили, не трезвонили, факт свершился. Телефон у Лолы звонил бесконечно. Мать Никиты держала свою будущую сноху на коротком поводке. Разумеется, она знает какого фасона необходимо свадебное платье. Разумеется, она знает какого оно должно быть оттенка. Непременно сливочного. Что бы подчеркнуть этот оттенок, нижняя юбка должна быть белоснежной и клубиться, выглядывая чуть ниже подола. Туфли в цвет платья. Крупные заколки в волосах из слоновой кости. У неё, как раз, такие заколки имеются. Ни каких золотых украшений, только сама невеста, как самое ценное украшение свадебного платья.
              —Никита, ну что это такое? Что мне с твоей мамой делать?—
              —Я даже представить не могу то, о чём она говорит!—
              —Да я и без платья за тебя пойду.—
              Ныла невеста, но ей было приятно и не привычно одновременно, что сразу столько людей появилось в её жизни, которые думают, о ней и заботятся.
              —Не получится без платья. Я не позволю, это раз. Не позволит мама, это два.—
              —Как же она мерки твои узнала?—
              Удивился жених.
              —Как она велела, ходила к портнихе местной, она с ней по телефону меня и обмеряла.—
              —Тогда всё в порядке, и волноваться тебе не зачем.—
              —Мама привезёт шедевр, потому что, она сама шедевр.—
              —Ну а если что не так, всегда здесь можно подправить.—
              Со двора доносился заливистый лай щенка. Володя привёл его на днях с улицы и теперь играл с ним на просохшем участке двора, кидал палку, а собака должна была её принести обратно. Да не получалось у неё! Побежит за палкой, схватит в зубы, развернётся, что бы отнести, но увидит хозяина и от счастья заливается лаем, палка и падает из её пасти.
              —Глупый пёс! Дитё, дитём!—
              Произносит мать Лолы.
Она греется на солнышке, стоя на крыльце и прикрыв глаза. Такого душевного покоя у неё давно не было. Хорошо, когда весна! Одно удручает и настораживает материнское сердце, это бесконечные телефонные разговоры дочери с матерью Никиты. Что за человек! Свет потушишь в доме, а у неё идея «фикс» возникла, и она названивает. До утра подождать не может. Не свекровь, а подружка непутёвая. Свадьбу решили провести в актовом зале училища. Жених пригласил весь коллектив училища, включая сторожа и уборщицу. Родня что - ли? С другой стороны родни своей мало. Женщина расправляет плечи с хрустом, потягивается. Пусть все увидят её дочь и зятя. Спасибо Господу, указал путь доброму человеку в их дом.
              —Вовка! Смотри, язык у собаки висит и слюна капает.—
              —Ты поишь его или только кормишь?—
              —Сейчас принесу мам….—
              —Принесёт он…. Глаз да глаз, за вами нужен!—
              Она заходит в дом. Никита Михайлович и Лола, касаясь лбами, пишут на тетрадном листке за столом меню для свадебного стола.
              —Чего мучаетесь? Вашей маме, всё равно не понравится.—
              —Лучше уж сразу позвоните, она вам и продиктует.—
              Лола укоризненно смотрит на мать.
              —Вы здраво рассуждаете. Ведь оно и верно.—
              Ничуть не обиделся будущий зять.
              —Ни холодцов, ни карасей в сметане, она не потерпит.—
              Он рвёт тетрадный лист.
              —И то верно, что мы карасей не видали.—
              —Мне будет приятно угощать гостей, чем-то не традиционным.—
              Добавляет мать, старательно проговаривая последнее слово.

              Нетрадиционное событие следующего дня преобразит жизнь матери Лолы до неузнаваемости и поставит жирную точку в её скитаниях и поисках мимолётного счастья.
              —Это дом номер семь?—
              Проходивший мимо их дома мужчина смотрел на клочок бумаги в своей руке.
              —Седьмой это нечётный. Он на другой стороне будет, в самом начале улицы.—
              Мать Лолы распрямила спину, да не до конца. Суставы шалят и напоминают о себе болью при резких движениях. Она подрезала сухие ветки малины. Весна на дворе, зовёт во двор покопаться в земле, побыть на воздухе. Женщина целую зиму провела в душном вагончике. Вон кожа на лице стала как пергамент, от постоянно работающего обогревателя. Облокотилась на изгородь, смогла разогнуть спину и посмотрела на мужчину.
              —Я к Богатову Никите Михайловичу. Мне в ту сторону?—
              Человек повернулся к ней боком и заставил женщину вздрогнуть. Половина лица, ухо и шея, были фиолетового цвета. Сама кожа бугрилась кровяными прожилками и жила как бы сама по себе, отдельно от человека.
              —Отковырнуть хочется.—
              Подумала женщина и ответила:
              —Знаем такого.—
              —Машина застряла у меня, сразу как съехал с трассы.—
              —Вот пробираюсь вдоль заборчиков, по прошлогодней сухой траве.—
              Мужчина повернулся и стоял перед женщиной с лицом арлекина. Женщина смотрела на приезжего, а смотреть было неприятно, но отвернуться было бы невежливо. Скорее бы ушёл этот арлекин, но куда? Никита Михайлович в училище, уроки у него, в его доме никого нет. Она открывает калитку.
              —Вы заходите. Моя дочь, невеста Никиты Михайловича.—
              —Дома его сейчас нет, у него занятия, а закончатся, он к нам всё равно придёт.—
              —Какая неожиданность, и приятная! Устал я. Солнце весеннее, яркое очень.—
              —Заходите быстрее в дом, там тенёк.—
              —Напоите меня чаем, я заплачу.—
              —Действительно устали, раз деньги за чай предлагаете.—
              —Только мы не берём их у знакомых Никиты Михайловича.—
              —Я брат его отца, сводный.—
              —Очень приятно. Меня Зоей Александровной зовут.—
              —Меня Александром. Есть точки соприкосновения.—
              Арлекин как бы ненароком собрал обрезанные ветки малины и мимоходом бросил их в кучу мусора посреди двора. Разулся и зашёл в дом. Следом за ним шагнула в свой дом женщина.

              Давно такого не было - она, мужчина за столом и больше никого. Время застыло, что бы ни спугнуть давно забытое. Женщина смущалась странного вида пришельца, но ловила себя на желании сделать для него приятное, нужное. Холодильник в доме, после появления Никиты, превратился в мини супермаркет, и женщине было, что поставить на стол перед гостем.
              —Не надо мне всего так много! Только чая хочется.—
              —И перестаньте бегать, пожалуйста, присядьте. Мне неудобно одному чаёвничать.—
              Но женщина никак не могла остановиться и присесть. Если она сядет, значит надо смотреть в лицо гостя, а вдруг он подумает, что ей неприятно. В действительности это так.
В дверь не постучала и буквально ввалилась соседка с другого конца улицы.
              —Сидишь, а к твоему зятю жена приехала!—
              Лицо соседки раскраснелось, верхняя одежда не застёгнута.
Гость повернулся лицом к зашедшей женщине. Та в изумлении оседает на табурет у двери и не сводит с мужчины глаз. Весь вид её говорил о том, что женщина потрясена.
              —Ты давай говори, с чем пришла.—
              Хозяйка встала и закрыла собой мужчину.
Соседка перекрестила себя и наклонила голову, чтобы ещё раз увидеть странного человека. Хозяйка делает шаг в сторону и закрывает собой гостя.
              —Ну?—
              —Так я вроде всё уже и сказала.—
              —Так иди уже. Занята я.—
              Соседка встала и шагнула через порог.
              —Нет у него жены. Разведён он. И заруби себе это на носу!—
              Вслед ей, в сердцах выкрикивает Зоя.
              —Жены с мужьями живут, а не приезжают, да отъезжают! Вокзал нашла!—
              —Вы пейте, пейте…. Это всё дела житейские.—
              —Так вы же родственник Никиты! Может, что знаете об этом?—
              —Знаю. Мало того, я и привёз бывшую жену сюда. Не стала она ждать, пока я с машиной разберусь, и пошла пешком, я вот к вам попал.—
              Зоя встала, схватила тулуп и повесила обратно.
              —Нечего дочку дёргать да расстраивать. Мужчина сам разберется и скажет о своём решении.—
              —Разумно рассуждаете. Не может человек поверить, что Никита женится. Твердит одно! Это он мне назло делает.—
              Мужчина чувствовал себя немного виноватым.
              —Ни чего гладким не бывает.—
              Женщина качает головой.
              —Что-то мне не по себе…. Давайте мы с вами немножко выпьем.—
              Она забегала по дому. Принесла рюмки. Бутылку с вином вынимала немыслимо, откуда и долго в соседней комнате. Двигала буфет, затем отодрала что-то от чего-то, и только потом в руках у неё оказалась пыльная бутылка синего стекла.
              —Вкусное….—
              Приговаривает она, протирая её от пыли.
Мужчина встал, зашёл в комнату и придвинул буфет на место. Внимательно посмотрел на хозяйку.
              —У меня другое предложение. Нет-нет! Мы пригубим немножко!—
              Он увидел опечаленноё лицо женщины.
              —Потом выйдем на воздух и подожжём кучу мусора, пока нет ветра.—
              —Может на огонёк, и сбегутся все остальные. Кто нам нужен.—
              Он открыл бутылку. Аккуратно наполнил рюмки.
              —За наше знакомство! Пусть оно не принесёт беды в ваш дом.—
              —Ой, пусть….—
              Они выпили. Мужчина закупорил бутылку. Ушёл в комнату, где проделал всё то, что недавно делала женщина, и вернулся в комнату.
              —Теперь на воздух! Снимем напряжение. И пусть вместе с мусором сгорит всё нам ненужное. Правда?—
              —Правда!—
              Женщина воспрянула духом.
              —С вином, я это так, балуюсь.—
              —Я понял.—
              Он снял тулуп, что бы поухаживать за ней.
              —В тулупе жарко работать.—
              Отказалась та.
              —Работать буду я. Вы будете сидеть в затишке. Я буду любоваться вами.—
              Женщина шагнула за порог, но сказанные слова её остановили. Она только сейчас вспомнила, что за чередой событий, ни разу не подошла к зеркалу.
              —Вы идите, я сейчас.—
              —Хорошо, хозяйка.—
              Мужчина арлекин бодро перешагнул порог чужого дома.
Женщина в это время, быстренько сполоснула лицо, нанесла крем, слегка припудрилась, что б блеска не было. Расчесала волосы и подняла заколкой их вверх. Взяла в руки губную помаду дочери, но передумала ею пользоваться. Слегка покусала губы, почмокала ими пред зеркалом и вышла во двор.

              Куча с мусором начинала дымить. Гость ходил по двору, разговаривая по телефону, на ходу подбирал встретившийся мусор, и относил в костёр.
              —Как там у них?—
              Потянула голосом хозяйка
              —Повезу обратно. Удостоверится человек, делать нечего, только возвращаться.—
              —Слава Богу….—
              Женщина присела на крылечко, завернулась в тулуп. Подняла воротник, что бы её было не видно и не слышно постороннему человеку. Заплакала. Выпитое вино сказалось, да за дочь испугалась не на шутку. Про себя прочитала «Отче наш». Чужой человек ходил по её двору и собирал ветки, сухую прошлогоднюю траву, сносил всё это и бросал в костёр. Нашёл пилу в сараюшке, где-то что-то отпилил, где-то что-то закрепил гвоздём. Рыхлил головёшки в костре, что бы быстрее затухли и остыли. Пепел решил раскидать по грядкам, да слегка перекопать. Раз посмотрел на хозяйку - один воротник шевелится. Другой раз взглянул и забеспокоился. Подошёл, а на крыльце сидит зарёванная женщина и ни как не может успокоиться. Обнял мужчина женщину, душевно так, по-человечески.
              —Всё утряслось. Прошло всё. Ну, поплачь, поплачь….—
              Так уж вышло, что её щека коснулась его изуродованной щеки. Ни он не отшатнулся, ни она не убрала своё лицо.
              —Горячая.—
              —Да. Она теплее, чем другая сторона лица. С рождения….—
              Человек не ждал жалости и сочувствия, он просто изложил горькую правду. Они встали и зашли в дом.
Почистили овощи, нарезали лука и мяса. Поставили всё это тушить в утятнице. Дом заполнился вкусным запахом. Вдвоём посетили подпол. Достали из него всякой закрутки. Он, чем мог, помогал ей.
              —Мам, ты знаешь…..—
              —Знаю, сынок.—
              Перебила вошедшего в дом и запыхавшегося сына мать.
              Тот сам уже не хотел продолжать, увидев незнакомого человека, да ещё с такой внешностью.
              —Лола домой идёт, я видел.—
              И зашёл к себе в комнату.
              —Она знает?—
              Спросила сына мать.
              —Знает.—
              Донеслось из комнаты.
              —Никита Михайлович сказал, ужинать у нас будут, а спать у него.—
              —Это как?—
              Опешила мать.
              —Ночевать в доме Никиты буду я и его бывшая жена. Он будет спать в вашем доме.—
              —Ну не в ночь же нам ехать?—
              Объяснил гость.
              —Это конечно.—
              —Только к нам её зачем? А?—
              —Зоя, она с дороги, голодная. Вы же сама говорили, как мужчина решит.—
              —Это конечно.—
              Женщина села на стул и уставилась на дверь. Та скоро и открылась. Вошла Лола. Видимо она уже знала, что в доме гость. Поздоровалась, познакомилась и отдала ему пакет с продуктами.
              —Нарежьте хлеб, перец болгарский. Откройте оливки.—
              —Мам, дай таблетку от головы.—
              Мать вынесла таблетку и стакан с водой.
              —Приведёт?—
              —Приведёт мам.—
              —Да как он смеет?—
              Взорвалась мать.
              —Смеет мам. Это его прошлое. Накормить, обогреть надо, да и проводить с честью.—
              —Слава тебе Господи!—
              Мать забыла, что в доме чужой человек.
              —Вы так хотите от меня избавиться?—
              Раздалось у самого уха. Женщина вздрогнула. Повернула лицо к мужчине и, глядя ему прямо в глаза, твёрдо произнесла:
              —Хочу. Очень….—

              На улице радостно затявкал пёс. Раздался голос Никиты Михайловича. Шаги вдоль окон. Шаги по ступеням крыльца. Внутри у матери назревал вулкан, готовый вылиться на будущего зятя. Дверь скорбно открылась. Перед хозяйкой дома предстала, заплаканная, несчастная женщина с размазанной тушью по щекам, со спутанными волосами. Модное пальто на ней было застёгнуто не правильно, одна пола была выше другой. От неё пахло успокаивающими каплями, и она всхлипывала как ребёнок. Утереть слёзы мешали накладные ногти. Никита как с куклы снял с несчастной пальто, повесил на вешалку, разделся сам. Новоявленная бывшая жена смотрела в пол. Володя выглянул из комнаты и закрыл дверь. Лола делала вид, что не видит пришедшую женщину. Александр молчал. Никита был холоден, как бочонок с капустой в подполе. Виновница всего происходящего была сейчас самым несчастным и ненужным человеком на всём белом свете. Никита подошёл к Лоле и заговорил с ней. Виновница, только мельком подняла глаза в их сторону, и её лицо стало ещё бледнее.
              —Никита Михайлович, так-то вы гостей привечаете в доме!—
              —Где же вас научили этому?—
              Зоя направилась к несчастной женщине.
              Взяла её за руки и повела за собой на кухню. Там она долго умывала несчастную. Причесала ей волосы, и под руку вышла с ней в комнату, где в ожидании сидели за столом присутствующие. Никита попытался ухаживать за бывшей женой. Он встал и отодвинул стул возле себя, как бы давая понять, где ей можно сесть.
              —Ещё чего!—
              И хозяйка дома усадила несчастную возле себя.
На выдвинутый Никитой стул, пересел Александр. Зоя весь вечер будет накладывать, и наливать, заглядывать в глаза своей новой подопечной. Она проникнется к ней сочувствием, чем вызовет негодование у Лолы, раздражение у Никиты, и недоумение у Александра и Володи. Свой чай две женщины унесут в другую комнату, где будут грустить, и разговаривать вдвоём о своём, женском. Красной нитью в разговоре пройдёт всемирно известное утверждение, что ни один мужчина на свете не стоит женских слёз. Зоя будет стараться донести до сознания хлюпающей носом бывшей жены Никиты, что вины каждого в происходящем с ней и с ним предостаточно. Дополнит рассуждения примерами из своей жизни. Ночевать несчастную оставит у себя в комнате. Лола переночует у брата в комнате. Мужчины уйдут в дом к Никите.

              Первой в доме заснёт бывшая жена Никиты Михайловича. Сказалась дорога длинная, да стресс от сознания того, её союз с Никитой в прошлом. Зоя разглядывая её опухшее от слёз лицо, начнёт угадывать в ней себя, ту ещё, молодую да взбалмошную. Тесно ей было жить в рабочем посёлке, глядя, как мимо мчатся в неведомую манкою даль красивые машины. Вот и верила каждому, кто хоть толику обладал фантазией и был романтиком. Какой дальнобойщик не романтик? Зоя вздохнула и легла на спину. Взгляд упёрся в темноту, которая медленно стала расступаться, и проявился щербатый лунный потолок. Старость бывает полезной и ценной только для вина. Если бы древо познания обвила не змея, а виноградная лоза, и вместо яблока, первая женщина сорвала гроздь вызревшего винограда, возможно женское счастье было слаще и игристее, как это бывает во снах. Хозяйка дома загрустила и прикрыла глаза.

              В доме директора училища горит ночник. Двое мужчин, закинув руки за головы, лежат в одинаковых позах, глаза устремлены в ночное окно. Во дворе Фонарь на дереве от дуновения ветра раскачивается. На потолке и стенах в доме, скользят тени резных листьев. Часы завели тикающий диалог с людьми. Часы люди слушали и молчали.
              —Ты как?—
              Наконец спросил гость хозяина.
              —Злюсь.—
              Начал Никита Михайлович рассуждать вслух.
Взяла и влюбилась в художника. Казалось, с кем не бывает? А сколько людей от этого пострадало! Он уехал в тараканью тьму. Родители его переживали за него, за неё. Её родители намного старше их, и они нуждаются в уходе, а она, видите ли, влюбилась. Бросила всех! Было бы что стоящее, а то так себе, не парень, не мужчина. Художник, одним словом. Так и его не осчастливила. Растревожила Лолу, её мать. Всем плохо, и ей в том числе.
              —Лола ведёт себя достойно.—
              Обронил в темноте родственник.
              —Давай выпьем!—
              —Давай. В доме Лолы не употребляю совсем.—
              —Что так? Немножко коньячка и в нашем доме не зазорно было всегда.—
              —Нельзя. Мать у Лолы бывает, срывается….—
              —Да ты что? А вроде и не скажешь.—
              Александр привстал с дивана.
              —Интересная женщина, умная, добрая.—
              —Приглянулась?—
              —Встретил в кои века приятную женщину, что ж теперь об этом и сказать нельзя?—
              —Вот и сказал. Может, останешься?—
              —Везти твою жену бывшую надо обратно.—
              —Тогда жду на свадьбу.—
              Никита разливал коньяк, не зажигая света. Не зажигая свет, выпили. Каждый согрелся телом, потеплел душой.
              —Давно пьёт?—
              —Это сильно сказано и не про неё, она любительница в грустную минуту дать себе расслабится.—
              —Я недавно в их доме появился. За это время ни разу не видел и не замечал.—

              Человек с лицом арлекина, приходился Никите дядей, и был младше отца Никиты, и потому разница в возрасте двух выпивающих в ночи мужчин была не велика. Врождённый недостаток, превратил дядю в закоренелого одиночку. Человек по сей день не мог спокойно переносить своё отражение в зеркало и не верил женщинам жалеющим его. По молодости их сторонился, повзрослел, оглянулся, все ровесницы замужем, а молодые, нынешние совсем не похожи на них, и ему с ними трудно общаться. Так и остался бобылем.

              Пришло утро. На этот раз оно было пасмурным, но солнце в марте обязательно выглянет во второй половине дня. Александр проснулся, глянул за окно – хмуро. Встал, открыл дверь, вдохнул в себя деревенского воздуха и вспомнил смешную женщину с бутылкой вина синего стекла, и заиграла жизнь красками. Захотелось ещё раз её увидеть. Просто так, захотелось и всё.
              —Ты куда?—
              Забеспокоился Никита.
              —Сейчас позавтракаем, я схожу в училище, потом провожу вас.—
              —Пойду к Зое. Позавтракаю там.—
              Никита Михайлович пожал плечами.

              На крылечке своего дома сидела Зоя и бывшая жена Никиты. Один тулуп на двоих. Они разговаривали. Зоя говорила, жена Никиты слушала и кивала головой.
              —Доброе утро!—
              —Доброе….
              Откликнулась Зоя.
              —Завтракать будете с нами. Проходите.—
              Все зашли в дом. На столе красовался отварной картофель, обжаренный с луком на сале, и забитый яйцами. Рядом миска с солёными помидорами и огурцами. Горкой уложенные на тарелке оладьи вызвали у мужчины слюноотделение во рту. Бывшая жена Никиты, довольно ловко укладывала жидкое тесто ложкой на раскалённую сковородку и так же ловко переворачивала и снимала оладьи, когда они поджаривались с обеих сторон. Она не казалась такой уж несчастной как вчера. Щёки стали красными, от горячей сковородки. Зоя научила её этому незамысловатому мастерству и та забылась, оттачивает новое мастерство и горда собой.
              —Сегодня уезжаете?—
              —Да Зоя, сегодня. Никита должен подойти проводить нас.—
              Мужчина вытирал лицо и руки полотенцем, которое подала ему женщина.
              —Тогда я сейчас в подпол слазаю, гостинцев надо передать сватам.—
              —Закрутка всякая. Варенье. Грибочки сушёные. Свойское всё.—
              —Суп варить будете, на запах, все соседи сбегутся.—
              —Как скажешь Зоя. Я бы лучше приехал, да вашего супа здесь поел.—
              Зоя потянула к себе полотенец, а Александр к себе. Силы то у мужчины больше будет и женщина уткнулась носом в его грудь и застыла. Застыло время, мужчина старательно прижимал к себе чужую женщину, а та и не пыталась вырваться и в шутку всё не превращала. Что с ней? Что с ним? Вчера только свиделись, а ей уже хочется супу грибного ему сварить, а ему уже хочется съесть этот суп, если даже ехать придётся весь день, не выходя из машины. Их не ловкие поцелуи в подполе, куда они спустятся за гостинцами, дадут ответ на все вопросы. Выберут гостинцы, и женщина первая поднимется из подпола, встанет на колени у открытой крышки. Каждая его передача очередной банки с подпола, будет сопровождаться тихим чмоканьем губ. Голова у женщины станет кружиться и она чуть не свалится к мужчине в подпол.

              Пришедший, спустя какое-то время Никита Михайлович, отметит изменения в поведении будущей тёщи, и бывшей жены. Все сядут за стол. Всё будет съедено. Бывшая жена произнесёт прощальную речь, текст которой она тщательно продумала ночью и в которой пообещает ждать Никиту всю жизнь. Губы её станут кривиться на этих словах, но под строгим взглядом новой подруги, она замолчит и к удивлению всех присутствующих смолотит с десяток оладьей с вареньем из крыжовника. Она не станет цепляться за руки Никиты, скромно сядет в машину, скромно кивнёт головой на прощание. Видно деревенские оладьи придали ей душевных сил. Машина поедет по улице в сторону трасы. На окне вагончика, в котором сегодня торгует Лола одна, слегка шевельнётся занавеска. Девушка вздохнёт с облегченьем. И поехала иногородняя машина, увозя бывшую жену Никиты Михайловича назад в прошлое.

              Степь. Чуть подсушит мартовское солнце землю, начнёт та пылить, до тех пор, пока не проклюнется травка зелёная. Из приоткрытого окна в машину врывается прохладный воздух. Холодит разгорячённое лицо молодой женщины. Бывшая жена Никиты Михайловича прикрыла глаза в надежде, что в памяти всплывёт лицо бывшего мужа, и сладкая тоска защемит сердце, и польётся горячая слеза по щеке. Женщина любила это состояние, и искусственно вызывала его у себя. Она раздумывала:
              —Как лучше? Сидеть прямо – тогда слеза будет капать на одежду.—
              —Нет! Откинусь на спинку сидения, волосы ореолом лягут вокруг головы, а это красиво.—
              —Александру будет хорошо видно меня в зеркале заднего вида. У меня горе….—
              Представляет себя со стороны, наполняется состраданием к себе и без особых усилий проливает несколько слезинок. Сладко и горестно молодой женщине! Кожей лица прослеживает скольжение слезы до скулы. Руки плетьми лежат вдоль тела на сиденье безжизненно ладошками вверх. Женщина отдаётся машине, каждому её потряхиванию на колдобинах, каждому пошатыванию влево или вправо, как в страстном танце с партнёром.
              —Лучше закрыть окно и включить климат-контроль.—
              Советует Александр.
              —Конечно, конечно….—
              Лепечет умирающий лебедь на заднем сиденье и безжизненной «лапкой» закрывает окно.
              —Пожалуйста, не думайте обо мне, не беспокойтесь обо мне.—
              Тихий, с придыханием голос обозначает, что она всеми брошена и несчастна, и нет никому дела до неё. Женщина издаёт красноречивый вздох, и замирает в ожидании реакции мужчины. По мнению женщина, она должна быть всенепременно. Дорога длинная, надо же чем-то заняться. Такое поведение у женщин можно наблюдать в общественном транспорте, в аэропортах и вокзалах. Так они приковывают к себе внимание мужчин, дают понять, что они нуждаются в общение с ними или сочувствие. Своеобразная игра в кошки-мышки. Скомканный платочек в нервной руке при идеальном макияже на лице. Флиртовать в общественных местах безопасно, в этой машине тоже. Пусть флиртует себе на здоровье женщина в машине родственника, дорога короче покажется.

              Весеннее солнце яркое. Зоя зашла в дом, после того как проводила гостей, в глазах затуманилось. Поспешно задёрнула на окнах шторы. В полумраке глазам стало легче. Постояла посреди дома, обвела каждый предмет глазами. Как давно она тут живёт! Скоро дочь уйдёт из дома в свою новую жизнь. Вовку домой не дождёшься. Хорошо, что собака появилась. Выйдешь вечером, посидишь у калитки – она с тобой. Дела во дворе делаешь – она с тобой. Спать ляжешь, её слышно. Ноги сами пошли по направлению к буфету туда, где стоит в потаённом месте бутылка синего стекла. Вместо пробки торчит что-то другое. Трогает пальцем. Бумага. Вытаскивает и разворачивает.
              —Я приеду.—
              Написано крупными буквами, как на плакате.
Пошла женщина в свою кровать, поливать нежданно свалившееся на неё женское счастье солёными слезами для консервации, чтобы не испортились. Осторожно пошла, что бы ни пролить их на пол, а донести до подушки. Телефонный звонок заставил её вздрогнуть и размазать слёзы по щекам рукой. Женщина знает, кто ей звонит.
              —Я тебе окрошки наготовила. Со свойским квасом.—
              —Вот ты смешная! Я же за сто километров от тебя уже.—
              —Всё равно для тебя готовила.—
              —Мне приятно. Как закончим с тобой говорить, пойди и покушай.—
              —Покушаю и за себя и за тебя.—
              —Обнимаю тебя. Ложись спать сегодня со мной.—
              —Обязательно.—
              Задохнулось собственным голосом женщина.

              Как красивый и незабываемый сон, поплывут дни, наполняя дом Зои и Лолы приятными событиями. Мужчина с лицом арлекина вернётся с платьем для невесты. Оно будет лежать на кровати, накрывая её и пол рядом с ней. Брат невесты усомнится в правильности выбранного размера, но платье окажется в пору невесте. Разглядывая дочь на первой примерке платья, мать захочет всплакнуть, но услышит возле своего уха:
              —Выходи за меня замуж.—
              Обёрнётся к Александру и передумает реветь.

              Родители Никиты сотворят великий пир в училище. Свекровь оденет невесту изыскано скромно. Изысканная скромность восхитит односельчан и жениха. Прямо из-за стола жених и невеста уедут в районный центр, сядут в поезд, следующий в Москву. Из Москвы полетят в Париж на пять дней.

              Париж…. Красиво завёрнутый, вкусно пахнущий, никогда до конца неизведанный плод человеческих фантазий. Точно так же парижан тянет в неизведанную ими Россию. Придумывать красивое, красивое занятие. Видеть красивое там, где его нет по определению, дар Божий. Не ждите чуда в Париже. Не настраивайте себя на встречу с ним, что бы ни быть в пух и прах разочарованным потом. В нём тоже живут люди, сердитые и добрые, улыбчивые и хмурые, сорят, шумят, спешат или не спешат и критически созерцают Париж вместе с вами.


Продолжение: Дела земные. Мама. Глава 12 - http://www.proza.ru/2016/12/05/1605



Глава двенадцатая заключительная



              Костя этой ночью не спал. В который раз разглядывал фотографии, разложенные на кухонном столе. На одной из них старуха, та что живёт в покосившемся домике прямо у автобусной остановки. Перекати-поле, гонимое степным ветром припало к ногам старого человека, который уже никогда в эту степь не пойдёт потому, как не перешагнуть ему перекати-поле. Не раскинуть руки навстречу ветру, не упасть в траву, и не проводить взглядом белоснежные облака, плывущие по синеве неба, что бы испарится и пролиться дождём на землю и вновь попасть на небо. Всё вечно. И мы вечны.

              На кухню заходит Маша. Делает глоток из очистительного кувшина. Недовольно косится на Костю.
              —Что ты её разглядываешь? Старуха страшная.—
              —Колючка грязная, она же колется.—
              Девушка дрыгнула ногой, видимо представила прикосновение колючки к своей ноге.
              —Опять без тапок стоишь!—
              —Завтра положу в её руки пасхальное яйцо и сфотографирую, как зарождение всего живого.—
              —Перекати-поле это земля наша, или жизнь любого человека на ней. Образно…. Ты как это видишь?—
              Костя двигает фотографию по столу к Маше.
              —Свою жизнь я вижу с тобой. Колючку никак!—
              Скорчила рожицу девушка.
И пошла по коридору в комнату, на ходу надевая тапки. Костя смотрит на полосатые трусики. Они весело сверкают из-под его же майки на теле девушки.
              —Опять мою майку надела?—
              Начинается возня, в ходе которой, Костя стягивает с Маши майку и прижимается к чему-то такому, от чего дыхание его останавливается. Парень и девушка замрут, прислушиваясь к биению двух сердец, впитывая тепло запретного плода.
              —Давай поспим вместе.—
              Шепчет парень на ухо девушки.
              —Давай.—
              Шёпотом отвечает Маша, и они остаются лежать в её кровати до самого утра.

              Кот вернётся с ночного жора на кухне и не обнаружит хозяина в своей кровати. Поймёт где он и тут же займёт его место. Утром Костя и Маша проснуться с тихим ликованием в груди.
              —Мы муж и жена.—
              Глаза Маши так близки, что Костя разглядит в них коричневые крапинки. Волна нежности накроет их с головой своим одеялом.
              —Посмотри, что сделал с моими губами!—
              Маша разглядывает себя в зеркало в ванной комнате.
              —Наверное, должно быть так.—
              Говорит Костя и рассматривает рот через её плечо.
              —Пройдёт. Не обращай внимания. Нам хорошо было, правда?—
              —Правда. Только не будем начинать всё сначала. Я устала.—
              Маша выворачивается из Костиных рук.
              —Что будешь делать сегодня?—
              —Яичек ещё накрашу. Ты же эти детям отнесёшь.—
              Они позавтракают, Костя соберется и уйдёт на работу.

              Пасха скоро, буквально на днях. В этом году она ранняя, на четвёртое апреля выпадает. Красивый и великий праздник. Бодрит на дела добрые с новыми силами. Люди задерживаются у подъездных лавочек просто так, постоять посмотреть на старый свой двор, ставший абсолютно новым, поздороваться с соседом, замереть взглядом на робких стрелах первой травы.
              —На работу Костя?—
              —Да.—
              Костя всегда не многословен. Ему есть куда и зачем идти.

              Детский дом гудит в преддверии праздника. Гостей много каждый день. Подарков столько, что в пору делится ими с местными детьми. Фотограф из местной газеты делает снимки. У него дорогая профессиональная камера. За ним тенью ходит Костя. Фотограф замечает преследование.
              —Тебя приставили ко мне?—
              —Нет.—
              —Чего прилип?—
              —Посмотрите мои снимки. Вы опытный, вам можно.—
              —О как! Спасибо за доверие.—
              Мужчина идёт за Костей в его комнатку.
Он заметил, что парень заторможенный, как бы немного не в себе, но скромный. Костя достаёт снимки. Их много. Раскладывает их перед фотографом. Кто-то зовёт Костю и он уходит. Мужчина с головой погружается в разглядывание снимков. Перед глазами человека замелькали детские лица за стеклом милицейской машины. Дети не мытые, не чесанные, в одежде, что на помойках валяется. Прижимаются к стёклам машины, и плющат и без того распухшие от слёз носы, кто прижимает к себе детей младшего возраста. Вот их пытаются достать из треклятой машины. Вот тащат и несут к дверям детского дома. Вот девочка с лицом старушки, и взгляд в небо старушечий, будто прожила долгую и тяжёлую жизнь. Вот серия голышей малышей. Стоят все, как в концлагере, после насильственного мытья, ждут, когда принесут чистую одежду. Им велено стоять. Им велено ждать. Все под ноль подстриженные, и мальчики и девочки. Вернулся Костя, тихо присел рядом.
              —Это откуда? Разве у вас дети едят картофельные очистки?—
              —Нет, конечно. Он ещё не отвык, и ему их хочется.—
              Фотограф ставит локти на стол, где лежат снимки. Запускает кисти рук в свои волосы и замирает. На шее пульсирует вена. На щеках ворочаются желваки.
              —Ты чей?—
              —Выпускник детского дома.—
              —Почему черно белые фотографии?—
              —Не знаю. Мне так нужно.—
              —Со здоровьем что?—
              —Отстаю в развитии.—
              Фотограф разглядывает Костю.
              —По твоим работам этого не скажешь.—

              Они вместе пошли на остановку автобуса. На лавке у своего дома сидит старуха, из-за плеча колосится прошлогодний бурьян. И вся она, словно вместе с ним выросшая из земли и проросшая этим бурьяном, обдуваемая степным ветром, смотрит на проходящих мимо неё людей, напоминая им о быстротечности жизни. Костя хватается за фотоаппарат и делает несколько снимков. Старуха замахивается на них снятой с руки рукавицей. Костя достаёт из кармана крашеное яичко и кладёт его в руку старухи. Та узнаёт Костю и успокаивается. Руки замирают на её коленях. Необыкновенные руки. Сколько перекопано, сколько перестирано, наготовлено, сколько собрано, рождено и похоронено! Ещё несколько снимков рук с пасхальным яйцом старухи делает Костя. Словно корни древних деревьев на руках выступают вены. Когда-то они были голубоватого оттенка, теперь одного цвета с кожей рук. Если отсечь окружающее и увеличить снимок, получиться, что пасхальное яйцо лежит среди корней деревьев на земле.
              —Вы не будете снимать?—
              Удивлён Костя.
              —То твоя красота. Ты закалился всем этим.—
              —Мне от такой красоты и до инфаркта недалеко будет.—
              —Я зарабатываю, ты творишь. Мы разные.—
              Они сели в автобус, и он увёз их в город.
 Вслед им смотрела целая эпоха, глазами древнего человека. Он держал в ладонях пасхальное яичко. Как пригоршню воды, как дитя в колыбели, как планета земля в руках Господа нашего.



Продолжение: Дела земные. Груша - http://www.proza.ru/2016/06/11/524

Груша



01.11.2012г.


              Проснулись обитатели домика «тортика» этим весенним утром, от невыносимого визга электрической пилы. ЖЭК прислал человека, который занимался спилкой ветвей, а на завтра планировали заняться стволом. Пилит человек себе, пилит, выполняет прописанное в наряде, а тут тебе дитё под деревом стоит. Стоит, рот раскрыло, вверх голову задрало и разглядывает его. Опилки, куски коры, мелкие ветки на его голову сыплются. Протрёт дитё глаза и опять головёнку дерёт к верху.
              —Ты бы шёл отсюда, малец.—
              —Сам иди.—
              —Я здесь работаю.—
              —Я здесь с мамкой живу.—
              Пришлось слазить человеку с дерева.
              —Пошли к мамке.—
              Они прошли вдоль забора и открыли калитку. Молодой мужчина шёл, ведя за руку ребёнка, оглядывался и думал. Как этот домик тут оказался? Вроде не место ему здесь совсем среди многоэтажных домов. Шагнул за калитку во двор, и как переместился из города в деревню. Картинка вокруг истинно деревенская. Вон коза белая застыла и перестала жевать, увидев незнакомца. Вот гусь сзади пристраивается, ущипнуть за ноги хочет. Ворона по свежей пахоте скачет. Кот лежит на завалинке, греется на солнышке. Девчонка вдоль верёвок бельевых вышагивает и вешает, вешает на них предметы детской одежды.
              —Давай спросим у сестрички, где твоя мама?—
              Девчонка оборачивается.
              —Вы где его взяли?—
              Она всплеснула руками, подбежала к дитю и стала рассматривать его со всех сторон.
              —Он что? Упал? Весь в мусоре?—
              Руки застучали по спине, плечам и рукам ребёнка.
              —Э-э-э…. Ты полегче давай.—
              Мужчина слегка повысил голос.
              —Так я ж обтряхиваю.—
              Оправдалась та.
              —Колотишь как грушу. Мать позови.—
              Строго велел молодой мужчина.
              —Я мать.—
              Заалела щеками девчонка.
              —А я дед Мороз.—
              —Правда, я его мама.—
              Пришла очередь смущаться молодому человеку.
              —Старую грушу за вашим забором опиливаю. Ветки падают. Он внизу стоит, как бы беды не вышло.—
              —Всё правильно. Спасибо вам.—
              Девчонка живо утащила мальчика в домик.
Мужчина вышел со двора и принялся за своё дело. Только собрался сбросить зацепившуюся ветвь на землю, но для порядку посмотрел вниз. Снова на тебе! Стоит мальчишка и таращится вверх. Закряхтел мужчина, и снова стал спускаться с груши. С высоты груши во дворе никого не было видно. Так что кричать было не кому.
              —И снова здрасьте!—
              Мужчина присел на корточки возле ребёнка.
              —Опять пришёл?—
              —Ага.—
              —Тогда перерыв сделаем.—
              Работник ЖЭКА достал из ящика для инструментов свёрток и небольшой кусок грубой ткани. Расстелил её на травку и разложил продукты. Огурец, чеснок, картошка в мундире, яйца. Достал термос. Покосился на ребёнка и убрал его назад в ящик, вдруг ненароком откроет и ошпарится. Дитё стоял и наблюдал за всеми действиями.
              —Садись.—
              Предложил он мальчику.
Положил две толстые рабочие рукавицы на покрывало и усадил на них ребёнка. Тот очень ловко справлялся с вареной картофелиной. Откусывал с кожурой, жевал, но кожуру выплёвывал. Было весело наблюдать за его мордашкой. Работник ЖЭКА достал платок и утёр ребёнку нос. Тот вытерпел это ухаживание и продолжил поглощение пищи.
              —Пострел ты! Весь в мать, наверное, раз так рано родила.—
              —Тебя не спросились, когда рожать.—
              Раздался ровный мужской голос сзади. Это был дед пострела. Облокотился дед на забор со двора и наблюдает за происходящим под старой грушей.
              —Я обидеть не хотел. Ребёнок смелый, не уходит. Решил угостить.—
              Стал оправдываться рабочий ЖЭКА.
              —В мать весь.—
              Миролюбиво согласился дед.
              —Я видел.—
              Обрадовался рабочий, что на него не рассердились.
              —Кого?—
              —Мать.—
              —Уже? Познакомились?—
              —Да нет. Я ребёнка ей привёл. Он за двор вышел.—
              —Сына! Где же ты опять?—
              Донёсся голос молодой мамаши со двора.
Ребёнок перестал жевать и остановился глазами на деде. Так как он сидел на земле, то его не было видно за забором со двора.
              —Молчи внучок. Пусть побеситься.—
              Хмыкнул дед.
              —Мы здесь.—
              Отозвался за них молодой мужчина.
              —От, оно тебе надо было!—
              Рассердился дед.
              —Пусть бы побегала, поискала, а то глазенками своими хлопает, а ничего не видит.—
              —Так мать же! Волнуется….—
              —А тебе жалко? И дитя и мать?—
              —Как же иначе?—
              Дед разглядывал молодого мужчину.
              —Сам-то женат?—
              —Нет.—
              Подходит мать девчонка. Запыхалась. Кисти рук красные и влажные. Видно, что человек устал от стирки.
              —Опять ты здесь? Вы пикник устроили?—
              —Присаживайтесь с нами. У меня обед.—
              —Вот возьму и присяду! Пап, брось чурбанчик через забор.—
              Все смотрят на то место, где стоял дед ребёнка. Его там нет. Как в землю провалился! И во дворе не видно.
              —Ну и ладно.—
              Говорит мать и тут же, за её спиной падает чурбачок и катится в их сторону. Они оборачиваются. Никого нет! Молодой человек встаёт и приносит чурбачок. Крепко ставит на землю. Мать садится, вытягивает ноги, с облегченьем вздыхает. Ребёнок ест за обе щёки.
              —Пирога вам принёс, с повидлом яблочным. Молока согрел.—
              Дед внука, как из-под земли снова вырос из-за забора.
              —Спасибо папа. Ты зачем прячешься?—
              Дочь смотрит на отца.
              —Говорил же! Глазенками своими хлопает, а ничего не видит.—
              Произносит дед, а сам парня разглядывает.
              —Ты ешь пирог то, ешь. Молоко тёплое.—
              —Спасибо, я попробую.—
              Отвечает тот.
              —Мужик не пробует. Мужик берёт и ест.—
              Настаивает дед.
              —Я съем. Съем обязательно.—
              Дед уходит.
Вместо него появляется гусь. Важно выносит своё тело из калитки. Он щиплет недавно проклюнувшуюся травку вдоль забора. Шея его медленно вытягивается во всю свою длину, за ней тут же быстрыми шашками, подтягивается жирное тело, и опять шея начинает медленно вытягиваться вдоль забора. Так и дошёл гусь до покрывала. Дитё кидает ему что-то. Гусь старательно подбирает угощенье и начинает наглеть. Через плечо, и под руку молодой мамы, просовывает голову на длинной шее, лишь бы подобрать, что ни будь с покрывала.
              —Необыкновенный гусь.—
              Говорит мужчина.
              —Он у нас дикий. Настоящий. Тот, который перелётный.—
              Объясняет мама, и рассказывает молодому мужчине, историю появления в их доме дикого гуся.
              —Здорово! Что ж не улетает, раз перелётный?—
              Спрашивает мужчина и смотрит на молодую женщину всё с большим интересом.
              —Не знаю. Здоровый вроде. Разъелся сильно, наверное.—
              Пожимает плечами женщина.
              —Вот дурра баба! Хорошо ему у нас. Хорошо ему с нами.—
              В сердцах, дед даже сплёвывает на землю. Он снова стоит за забором.
              —Пап, перестань подслушивать.—
              —Да что от тебя услышать можно? Га-га-га…. И только.—
              Гусь в это время собирал клювом крошки с курточки и штанов ребёнка. Бережно так.
              —Ты смотри! Понимает, что перед ним дитё. У меня готов был все штаны оборвать.—
              Удивляется рабочий ЖЭКА.
Всё поели и попили. Дед, деловито поднял пустую банку, в которой молоко было, и понёс в дом. Гусь заспешил за ним следом, распахнув крылья и ругаясь.
              —Зачем деревья пилят? Жалко, как людей.—
              Рабочий встаёт, собирает с земли покрывало, сворачивает, стряхивает, складывает в ящик для инструментов. Дитё сидит смирно так, и глаза у него слипаются.
              —Ваш сын спать хочет.—
              —Сама бы прилегла. Хорошо с вами посидели.—
              Мать прислонила сына к себе и тот сию же минуту заснул.
              —Я донесу его до дома.—
              Предложил рабочий ЖЭКА, и его руки потянулись в сторону ребёнка. Мама хотела ответить отказом, но передумала. Спящее дитё всегда тяжёлое.
              —Тяжёлый. Как вы его носите!—
              —Ношу….—
              Они дошли до крыльца.
Дед за дверью в доме стоит и не дышит. Разглядывает молодых людей в щёлочку и рассуждает про себя:
              —Пара красивая будет. Рослый парень, крепкий и дитя ему жалко.—
              —Кого тебе жалко?—
              Чья-то там мать выходит в коридор. Оказалось дед вслух рассуждает.
              —Сколько знаю вас мама, всегда из-под тишка норовите. Опять внука прозевала.—
              —Заходи назад в комнату. Внука спать несут.—
              Внука уложили спать, и молодая мать прилегла рядом. Визг пилы доносился с улицы, но мать и сын спали. Рабочий ЖЭКА, изредка бросал взгляд во двор домика, и на сам домик. Надо же, думал, как дом тут очутился? Живёт недалеко вроде, а не видел никогда. Снится ему всё это что ли? Качает головой рабочий и чувствует на своей руке тёплую тяжесть головы ребёнка. Похоже на то, что отца нет. Дед глаз не спускает с внука и молодой мамы.

              Когда мать и сын проснулись, рабочего на груше не было. Пять часов, и рабочий день закончился. Дитё, сразу же засобирался на улицу, но на дереве никого не оказалось, и он заскучал. Присел на лавочку, дедом специально сделанную. Подошёл дед, он кормил кур.
              —Что нос повесил?—
              —Где он?—
              Внук махнул рукой в сторону груши. Дед обернулся и посмотрел на ствол дерева.
              —Открою тебе секрет. Он завтра, обязательно там будет.—
              А про себя подумал:
              —Надо заставить жену напечь чего ни будь. Пообедать в дом парня пригласить.—
              Всё это надо было обдумать, и дед отправился заниматься этим в сарай. Под думки и дела хорошо спорятся. Коза побрела за ним в след. Гусь пробежался по двору, как перед полётом, распахнув метровые крылья. Остановился, посмотрел в небо, потом в сторону сарайчика.
              —Иди, давай, а то дверь прикрою!—
              Хозяин наблюдал за его манипуляциями.
Гусь важно пошёл на человеческий голос. Его зовут, он нужен, и не кому ни будь, а человеку.

              Проходя мимо козы, уже в сарайчике, гусь солидно так «гагакнул», та «бякнула» ему в ответ. Гусь заважничал, и что бы доказать козе своё превосходство, стал теребить клювом карман хозяина. Тот достал что-то и угостил птицу. У козы сердце зашлось от обиды и глаза выпучились, на всё это глядя. Она жалобно «бякнула». Рука человека, незамедлительно нырнула в карман, и достала пару долек сушёных яблок и для неё. Дед думает и что-то мастерит.
              —Вот муж был бы хороший, для моей «балбески», а для внука – отец. Пара!—
              —Надо брать всё в свои руки.—

              Закрыв все запоры на ночь, дед, наполненный тайной, старается утащить в кровать жену раньше обычного времени. Та, провела полдня у подруги в городской квартире, и делилась новостями с дочерью. Внук не хотел спать, он выспался днём. Еле дождался дед свою бабку.
              —Грушу сегодня пилили.—
              Муж щупал подушки, свою выискивал.
              —Вечно ты их перекладываешь с места на место!—
              Жена понюхала подушку под своей головой и отрезала:
              —У тебя, твоя.—
              Тот успокоился и затих. Потушили свет.
              —Грушу сегодня пилили.—
              Снова раздался в темноте его голос.
              —А я, от чего из дома ушла?—
              Ответила жена.
              —Значит знаешь?—
              —Знаю.—
              —Видала?—
              —Видала…..—
              Голос жены становится тише. Человек начинает дремать.
              —Понравился?—
              —Понравился…..—
              Прошелестела женщина.
              —Ну и, слава Богу! И отец, и муж будет замечательный.—
              В темноте открылись глаза у почти заснувшей женщины.
              —Ты о чём это?—
              Голос у неё прорезался, взял высокие нотки.
              —Тише ты, дочь услышит.—
              Испугался отец.
              —У нас их две, если ты помнишь!—
              —Ой! Да та пусть ещё выучится на своего адвоката!—
              Слово «адвокат», отец произнёс с иронией.
              —Я о младшей!—
              —А что с ней?—
              Женщина села в кровати.
              —Что тут у вас за полдня произошло?—
              —Ты ж сказала, что видела.—
              —Что? Что я должна была увидеть!?—
              Сон у женщины как рукой сняло.
              —Говорю тебе, грушу пилил парень из ЖЭКА. Как глянул я на него, сразу понял! Наш!—
              —Дитя жалеет. На неё с интересом смотрел, кушать пригласил вместе с дитём.—
              Вспыхивает свет.
Расслабленного и счастливого рассказчика, всего скрючило от яркого света. Муж нырнул под подушку, а когда выглянул, жена сидела на стуле за столом.
              —Мой муж среди бела дня сводит дочь с первым встречным. Кто он, и откуда взялся?—
              Муж выскочил из кровати, на цыпочках подбежал к жене.
              —Остынешь! Давай в кроватку назад. Там я тебе всё и расскажу.—
Непременно надо отметить, что в этом доме жила любовь. Жила давно, корни пустила крепкие. В доме всякое бывало, но любовь никогда порог не переступала.
              —Давай, я с самого начала.—
              Муж укладывает жену в кровать, подтыкая одеяло со всех сторон.

              Утром дед и бабушка, вышли с загадочными лицами из своей комнаты. Дед ущипнул её за положенное для этого место. Бабушка, отмахнулась рукой и боднула лбом деда в грудь. Заглянули в комнату дочки и внука. Спят. Посмотрели в окошко, на дереве никого ещё нет. Звука пилы не слышно. Толкнули дверь во двор, а на ступенях сидит парень. При их появлении парень вскакивает.
              —Доброе утро. Вашим крыльцом воспользовался. Глянул, двор пустой. Все спят, значит и дитё спит.—
              —Ну и куда груша денется, если я её через часик пилить начну.—
              —Ваша, правда, молодой человек. Пусть поспят. Матери всегда не досыпают.—
              Хозяйка вся подобралась, плечи распрямила, пробежала руками по всем пуговицам халата, все ли застёгнуты. Толкнула в спину деда, что бы тот посторонился.
              —Вы потихоньку с нами в кухоньку то, и заходите.—
              —На дворе свежо по утрам. Чего мёрзнуть? С нами чаем побалуемся.—
              Проговаривая всё это, женщина проводит парня в дом, усаживает за стол. Захлопотала, закружилась по кухне. Наболтала оладье, они тут же поспели на раскалённой сковороде и оказались на тарелке. Чай поспел, яйца пожарились с салом. У парня слюнки потекли от запахов. Дед вчера такой разговорчивый, молчал. Была у него причина. Он разглядывал свою жену, вдруг такую помолодевшую, искристую, как шампанское. Всё у неё ладилось, всё она успевала, всё было вкусно и даже красиво. Как она ходит по кухне! Прямо пава, как в девках бывало! Не стареет она у него совсем! Вот пусть, парень посмотрит, какая в доме порода водится. Вспомнил дед и о себе. Ушёл в комнаты и вернулся в свежей рубашке. Оправился и степенно сел на прежнее место. Ногу на ногу закинул. С гордостью смотрит на жену. Стали кушать. Парень не смущается, чувствует что ни кому не в тягость. Зашлёпали голые лапочки по холодному полу. Это внук проснулся и вышел на запахи, да разговоры. Увидел вчерашнего дядю с груши, и босые ножки бегут к нему. Чужоё дитё уткнулось в чужие колени. Такое тёплое дитё!
Дед обиделся. Он протянул руки навстречу, а внук пробежал мимо них.
              —Я заберу.—
              Предложила бабушка.
              —Пусть сидит. Он мне не мешает.—
              Бабушка ушла и вернулась с носочками. Одела их на внука. В дверь, как то уж бестактно стучали.
              —Вот изверг, опять из сарая сам вышел.—
              Возмутился дед.
              —Кто?—
              Спросил гость.
              —Да гусь.—
              Дед вышел из-за стола и ушел из кухни.
Заходит дочь, спросонья не разобравшись, лениво уселась за стол в ночной рубашке, со спутанными волосами. Посмотрела в окно на грушу. Парня нет. Повернула голову, а он сидит напротив и глаз с неё не сводит. Мать обернулась от плиты. Для порядку шлёпнула дочь полотенцем, та выскочила из кухни, раскидывая стулья по сторонам. Маленький сын закатывался от смеха на коленях парня.
              —И чего у вас тут смешного?—
              Спросил вошедший дед, и стал расставлять стулья по местам. Жена рассказала. Дед рассмеялся. Ему вторил детский голосок. Мать пошла за дочерью, а та, ни в какую, не соглашается выйти. Так и ушёл парень пилить грушу. Дитё стало требовать, что бы его одели и выпустили во двор. Дед сделал это с удовольствием и вместе с ним вышел из дома.
              —Пойдём, решать дела мужские.—
              —Пойдём, деда.—
              Женщины остались шептаться на кухне. Чья-то там мать, переводила глаза с одной на другую, стараясь понять, что происходит в доме.
              —Кто это был?—
              —Не до тебя, мама….—
              Отмахнулись женщины.

              Во дворе кипела работа, парень наелся, согрелся, силы прибавилось! Наверняка, на него сейчас смотрят из окон женщины, и он старается из всех сил. Подошёл дед с внуком.
              —Я что думаю! Груша дерево благородное. Может, заберёте?—
              —Шашлыки на таких дровах, будут замечательные.—
              Подал идею парень.
              —Кто б рубил эти дрова!—
              Схитрил дед.
              —Да я и попилю и порублю их.—
              —Договорились.—
              Дед стал кидать куски ствола груши через забор. Чурки глухо ударялись о землю и катились по двору. Гусь ругался и хлопал крыльями. Коза зашла в сарай, только голову высунула из-за двери и двор свой разглядывает, да гуся, который с остервенением пытается клювом отщипнуть кусок коры от чурбака. Дед с внуком работают, складывают чурки вдоль забора, где солнышко днём гуляет, что бы просушилось дерево.
              —Смотри, сколько наложили!—
              Сын увидел вышедшую во двор мать.
              —Вижу сыночка, вижу.—
              Молодая мама принялась снимать детское бельё, что вчера вешала. Старательно поднимает руки, становится на носочки, что бы с выгодной стороны показать себя в новых джинсах парню. Тот, всё это разглядел и оценил. Быстренько закончил работу с пилой и вошёл во двор. Вроде как деду помочь с чурками. Началась игра в «глядки». Глазенки то хлопают, да всё видят! Ой, не прав дед!

              За работой время быстро бежит, пробежало оно и сегодня, никто и не заметил.
              —Борщ готов, мужчины! К столу просимо!—
              Хозяйка вышла из дома, прикрыла глаза ладошкой и смотрит в сторону мужчин.
              —Ой, не зря мне последнее время бычок снился!—
              Подумала.
              —Отец, заканчивайте! Всё на столе.—
              Мужчины, солидно стали обтряхивать с себя щепу и опилки.
              —Спасибо большоё, но я пойду. Мне ещё в контору зайти надо.—
              Как не уговаривал дед парня, тот не согласился и, попрощавшись, ушёл со двора.
              —Ну, вот….—
              Надула губы «невеста».
              —Вот увидишь, он придёт.—
              Хозяйка резала хлеб, но хозяин отобрал у неё нож и сам сделал это. Обедали дружно, обсуждая парня. Как то он всем пришёлся по душе, и в глаза не встревал, и вёл себя скромно, но с солидностью.
На подоконнике, между горшками с геранью спал кот. Живот его тихо поднимался и опускался. На вдохе шерсть разваливалась, и было видно, как бегают блохи.
              —Нахватался опять!—
              Огорчилась хозяйка.
              —Блохи к богатству. Значит живность жирная.—
              Пояснила чья-то там мать.
              —Ой! Ну что ты мама говоришь такое! Они и по дохлятине ходят пешком.—
              —Тьфу, на вас!—
              Рассердился хозяин и ушёл в сарай думать. Коза и гусь поплелись за ним следом.

              Пришёл домой рабочий ЖЭКА, и что бы он ни делал все последующие дни, память его, то дело возвращала в цветущий дворик. Перед глазами мать-девочка, встающая на цыпочки, чтобы повесить бельё на верёвки, мальчонка несуразный такой, но спокойный. Дед его, а дедом не смотрится, с юмором, но строгий. Вечером с другом несколько раз прошлись мимо домика. Друга, как и его, удивил дом, приусадебный участок, и весна на нём в полном разгаре.
              —Здорово! Я и не знал!—
              —Я тоже.—
              Два парня рассматривали дворик, а за шторами окон в домике пряталась мать-подросток, со своей мамой, рассматривая их.
              —Что ты мечешься, как юная разведчица?—
              Пошутила мать.
              —Говорила тебе, придёт.—
              Но не только девушка увидела парней. Дед себе лоб расцарапал, наблюдая за парнями из сарайчика.
Сделал вид, что козу из сарая на выгул выталкивает и вышел из него. Спиной стал к забору, мол, не видит он никого и ни в ком не нуждается.
              —Здравствуйте…..—
              Громко поздоровался с ним парень из-за забора.
              —А-а-а…. Это ты!—
              Дед поворачивается к нему лицом.
              —Маюешь?—
              —С праздником вас!—               Спохватился парень.
              —Да разве это праздник – первое мая? Вот девятое мая – это праздник.—
              —Согласен.—
              Парень рад, что его заметили и разговаривают с ним.
              —Негоже через забор! Заходи…..—
              —Я не один.—
              —А то, не вижу!—
              Дед открыл калитку и закрыл её за ними.
Парни прошли по двору. Дед усадил их под своей грушей. Вокруг дерева сооружён стол в виде бублика. Дырку от бублика заполнял ствол дерева. Вокруг стола вкопанные чурбачки для сидения с прибитыми к ним досками в виде лавочек. Сели молодые люди и потеряли из виду большой город, не слышно его шума, не видно его, только птицы чирикают. Под ногами трава. Тюльпаны, где им хочется, там и проклюнулись. Коза ходит и не топчет их. Гусь подошёл и клювом дробно прошёлся по столешнице. Пустой стол! Пошёл дальше. Над головой груша цветёт. Солнце заходит. Алиса, в стране чудес, да и только! Так и хочется молодым людям положить головы на стол и вздремнуть.
              —Хорошо у вас…—
              —Сейчас ещё лучше будет.—
              Хмыкнул дед и ушёл в дом, из которого кубарем выкатился мальчонка и бегом в их сторону. Да прямо лбом в колени гостья уткнулся. Радость свою оказывает ему.
              —Привет! Как ты тут?—
              Парень подхватил его и усадил рядом.
              —Тебя с дедом ждём. Дрова рубить.—
              Запрокинул дитё лицо и радуется приходу парня.
Подходит гусь и клювом начинает играть с бубоном на шапочке ребёнка. Мальчонка отмахивается. Друг парня в восторге.

              В доме хозяйка собирает всё для чая. Дочь будет выносить всё это на двор. Волнуется, но страшно рада. Дед ждёт, когда закипит электрический самовар под золото, с хохломой на боках. Подарок от организации, по случаю выхода на пенсию жены. И вот женщины вышли. Стол стал наполняться чашками и блюдцами, сахарницей и вазочкой с вареньем, хворостом и магазинным печеньем. Парень встаёт и собирается в ближайший магазин за ответными гостинцами к столу.
              —Мы с пустыми руками пришли.—
              Его останавливает дед. Усаживает на место.
              —В следующий раз.—
              Парень рад следующему разу, и соглашается. В этот момент, он видит, с каким неподдельным интересом его друг смотрит на молодую маму, как старательно помогает ей расставлять чашки, снимает свитер и предлагает ей, ведь свежо на дворе.
              —Нет, спасибо, я в дом сбегаю, оденусь.—
              И она убегает.
              —Ты видел? Прелесть! Замётано! Моя!—
              Шепчет друг парню.
Тот замирает. Услышанное повергло его в шок, потому что сам не прочь назвать её этим словом. Два друга, два товарища, и что теперь делать? Малец занят новым знакомым, тянет его, то на качели, то кроликов посмотреть. Друг парня ни на шаг не отходил от молодой мамы, щёки которой алеют, от комплиментов в свой адрес.
              —Ты кого это мне привёл? Чего он к моей дочери прилип, как лист банный?—
              Раздался голос деда за спиной парня, который катал мальца на качелях. Тот вздрогнул.
              —Ему чего надо от неё? Мне говорливые такие, страсть как не нравятся.—
              —Я не специально. Хотел увидеть вас и вашу дочку и мальчика.—
              Понурил голову парень.
              —Вот! Дело говоришь, меня радуешь.—
              —Отдай дитя и иди к столу. Твой друг моему бабью все уши прожужжал своими комплиментами.—
              —Бабуле, и то досталось. Сама на себя не похожа стала.—
              —У вас, как в сказке тут и ему хорошо стало.—
              —Иди и забирай своего хорошиста из сказки. Да приходи завтра дрова колоть.—
              —Чурбаки от груши ещё не высохли.—
              —Найду я тебе сухие. Иди, давай.—
              Парень пошёл, старательно обходя тюльпаны. Получил клювом от гуся по ноге.
              —Совсем тебя внук замучил. Ты и чаю, как следует, не попил. Присаживайся!—
              Захлопотала хозяйка.
Девушка, кинулась ухаживать за парнем, чем очень его обрадовала и очень огорчила друга. Он стал отвлекать её по всякому пустяку, задавая такие вопросы как:
              —Что там за домом цвётёт?—
              —Декоративный куст миндаля.—
              —Покажи мне его.—
              —Так сам и сходи. Никто ругать не будет.—
              Девушка придвинула парню всё, что могла и сама присела рядом.
Обиженный друг поплёлся к декоративному кусту. Постоял для приличия, потрогал рукой веточку с бело-розовым соцветьем, размышляя, чем можно привлечь внимание девушки. Думал и гусь, глядя на незнакомца. Взял, и со всего размаху долбанул клювом парня в мягкое место. Тот стиснул зубы, зажал рот рукой, повернулся спиной к столу, где пили чай люди и терпел. Стоял и терпел. Гусь разбежался и распахнул крылья.
              —Неужели придётся убегать? Как стыдно!—
              Ужаснулся про себя парень. Тут ком земли, брошенный дедом, ударяет гуся по спине и рассыпается. Гусь складывает крылья и вперевалочку уходит в сарайчик. Дверь его всегда открыта. Скрывается в нём. Через какое-то время, в него заходит дед. Лицо довольное, он улыбается.
              —Так его! Молодец! Ходит тут кругами….—
              Он гладит гуся, и шея его выгибается и прогибается от удовольствия. Перелётная птица распахивает крылья и кричит. Кричит о любви к человеку.

              Стемнело. Парни попрощались и вышли за калитку. Парень шагает быстро. Друг его прихрамывает.
              —Что с тобой?—
              —Гусь ущипнул. Да с вывертом! Ступать больно.—
              —Давай посмотрю.—
              Видно больно парню по настоящему, раз он позволил другу залезть себе в штаны.
              —Ух, ты! Гематома целая, и припухла….—
              —Посмотри, штаны целые?—
              —Целые, но ткань взъерошил.—
              —Его на привязи надо держать, как собаку!—
              —Гусь настоящий, дикий. Из тех, что косяком на юг улетают, а живёт у них круглый год.—
              —Дурак он круглый! Чего не улетает?—
              —Хорошо ему с ними.—

              Парни разошлись по домам. В домике «тортике» спала чья-то там мать вместе с правнуком. Дед смотрел телевизор. Он был доволен событиями сегодняшнего дня. Всё идёт по плану! Радостно и шумно потёр руки, затем отвалился всем телом на спинку кресла и переключил канал. Пришло время новостей.
              —Что творят! Что творят! Сколько теперь морской твари погибнет!—
              Это он об Американской скважине на дне океана, что прорвалась и нефть вытекает в воду. Восемьсот тонн в сутки.
              —Что у них, что у нас – одна безалаберность, безответственность.—
              Снова переключил канал, послушал.
              —В моём детстве пираты только в книжках жили, а книжки на полках стояли.—
              Это он о захвате пиратами нефтяного танкера «Московский университет».
Переключил на следующий канал. Послушал.
              —Что же это за коты (Готы) такие, что могли человека съесть?—
              Не поняв суть с самого начала как следует, дед оцепенел.

              Была недавно такая история, когда «готы» или понурые люди в чёрном, на рождество утопили в ванной одну из своих подружек и, зажарив её филейные части со специями в духовом шкафу, скушали. Наш дед послушал ещё, просмотрел видеозапись из зала суда. Встал и вышел в соседнюю комнату. Долго стоял и смотрел в глаза Христа на иконе. В голове зашумело, стало подташнивать, и холодная мокрая слабость покрыла всё его тело. Схватил дед стакан со стола, да бросил в окошко, прежде чем опуститься на пол.

              На шум разбитого стекла, мать и дочь бросились в дом, и во время. Отпоили деда каплями, скорую помощь вызвали. Та приехала. Врачи послушали, померили давление, спросили сколько лет. Поставили укол. Выдали под язык таблетку (из личных запасов) и уехали. Посоветовали посетить участкового врача и взять направление к кардиологу. Чья-то там мать спала и ничего этого не слышала. Крепко спала, потому, как не увлекается телевизором. Глаза, больно уж портятся от него.

              Лежат муж и жена в темноте, слушают тишину в доме, и как стучат собственные сердца, да внук посапывает. Дед пребывает в полудрёме, а заснуть страх не даёт. Вдруг во сне помрёт! Жена караулит дыхание мужа. Ждёт, когда оно станет ровным и тихим.
              —Испугалась….—
              Раздался голос мужа.
              —С чего это с тобой? Вроде не выпивал, не ругались мы.—
              —А…. Нагляделся тут разного-заразного по ящику. Вот и….—
              —Ещё второй собирался покупать.—
              —Давай на море поедем!—
              Говорит муж.
              —Ой! Как ты догадался? Я о нём сейчас думала.—
              —Со свадьбы нашей собирались ещё….—
              Муж с нежностью прижимает к себе жену, кутает ей плечи одеялом.
              —Вот пристроим внука к хорошему отцу и поедем. Да?—
              —Ты что так далеко летаешь?—
              —А чего! Я как глянул на него, так мысль эта сразу и пришла в голову.—
              —И как видишь, получается! Сам пришёл. Тебе он нравится?—
              Дед забыл уже про свою болячку, ворочается в постели смело.
              —Ты у меня лучше….—
              Шепчет жена.
              —Краше тебя, нет никого в мире!—
              Ком счастья застрял в горле у обоих.

              Молодая мама, придя в себя от переполоха, вызванного приступом отца, лежала в своей кровати и мечтала. Но прежде чем лечь, все складочки на простыне расправила, покрывало квадратиком сложила и положила в ноги. Ночную рубашку новую одела, тапочки несколько раз поправляла, то в левую сторону поставит у кровати, то в правую. Поверх себя одеяло расправила гладенько, и руки поверх него положила ровненько и смирненько. Волосы по груди разложила. И видит она саму себя как бы со стороны, всю такую красивую и правильную. И нравится она себе, и парню должна, нравится. Уверенность в этом в ней растёт как гриб после дождя.

              Маевать в этом году три дня придётся. Тянет парня в частный домик, ноги так и несут его сами в его сторону, куда бы ни пошёл. В ларьке машинку игрушечную купил для мальчика, скорую помощь.
              —Возле их дома вчера такая машина стояла.—
              Сказал друг и пожалел о сказанном. Вдруг придётся ему одному встречать праздник.
              —Надо сходить и узнать что случилось. Ты не обидишься?—
              —Я дрова нарубить обещал.—
              —Хотел бы и я топором помахать. Интересно, получится?—
              Не сговариваясь, парни направились к домику.
На крылечке сидел грустный малец. Рядом коза с влажными глазами, подбирает с земли что-то и жуёт торопливо. Дверь в домик открыта настежь и видно, что в коридорчике сидит в провалившемся кресле чья-то там мать и дремлет. Двор почти весь покрылся травкой. В этом году майские праздники прошли при температуре до тридцати градусов.
              —Привет!—
              —Привет!—
              Вскинулся им на встречу мальчик.
              —Как мама, как дед?—
              —Деда-а-а-а….—
              Зовёт внук деда.
Сам срывается с места и бежит парню на встречу. Обхватил ноги парня руками, запрокинул голову и оказывает радость свою. Взял за руку и как все дети потянул за собой во двор. По дороге поднял с земли камушек и запустил им в гуся. Тот тянул шею на встречу гостью.
              —И ты заходь.—
              Пригласил дед второго парня.
              —Мы дрова пришли рубить.—
              Заявил гость, шагая за хозяином, чтобы хоть как-то подчеркнуть свою причастность к сегодняшнему визиту.
              —В сарае топор, сразу за дверью. За сараем чурбаки. Бог в помощь!—
              Равнодушно, не оборачиваясь, сказал дед и вернулся к круглому столу во дворе.
              —Моя, всё по окнам шастает. Похоже, тебя ждёт.—
              Дед натянул рукав расстегнутой фуфайки на кисть руки и протёр лавочку под фруктовым деревом, куда и посадил внука с парнем.
              —Я тоже вспоминал вас и мальчика.—
              Парень волновался и начал проглатывать половинки слов. Ему нравился дед, ему нравилось дитё, дом, двор, коза и даже этот иноземный гусь. Ну и конечно молодая мама, которая в доме спешит вытянуть чёлку электрическими утюжками. Осталась довольной увиденным в зеркале, повернулась вокруг своей оси на пяточке в предчувствии нового свидания с парнем и вышла во двор.

              Свидание прошло трепетно и нежно. Взглядами, улыбками, прикосновением пальцев рук за столом, с любовным подтекстом в разговорах. Вместе с ними его слышали все. Парень не запомнил, что ел за столом, она вообще ни к чему не прикасалась. Друг парня проявил сообразительность и занимался мальцом. Дед похвали его за это, тем самым принял его в сообщники. Уходя, парень планировал второе свидание на вечер.

              У себя дома, парень торопился принять душ, переодеться, разглядывал себя в зеркало. Когда всё переделал, вышел из комнаты.
              —А ужинать?—
              Удивилась мать из кухни. Парень замер в раздумье. Если он сейчас поест, то не будет, есть за столом под грушей. А как приятно и необыкновенно, быть за этим столом и есть с этого стола.
              —Можно я не буду?
              —Как это? Ты что голодным весь вечер гулять будешь?—
              —Меня обязательно покормят.—
              Сын закрыл дверь за собой.
Женщина, недолго думая, вошла в комнату мужа и задала возникшие вопросы.
              —А мне почём знать?—
              —Он твой сын, вы одного пола.—
              —Да он скорее тебе всё расскажет, чем мне.—
              Продолжил отбиваться муж.
              —Но его уже где-то кормят!—
              Услышав слёзы в голосе жены, муж встрепенулся и оторвался от телевизора.
              —Не травят же! Мы экономим.—
              —Что ты несёшь!—
              И жена стала рассказывать о том, что их сын встречаться со своей девушкой перестал.
              —Ну и, слава Богу! Не пара они!—
              —Кто ж тогда кормит?—
              —Кормить может только женщина взрослая. Нормальная.—
              Размышляет вслух муж и смотрит на жену. Та смотрит на него. Минута общего размышления прошла.
              —Я поняла. У сына женщина старше его.—
              —С чего ты взяла? Хотя ничего плохого в этом и нет.—
              Увидел осуждающий взгляд жены, добавил:
              —В разумных пределах, конечно.—
              Муж перевёл взгляд на экран телевизора. Ему захотелось сказать, что по ящику только такие пары и показывают, с разницей в возрасте, но остерёгся. Жена прилегла на диван и закрыла глаза.
              —Вечером придёт, я у него и спрошу.—
              Пообещал муж.
              —Спроси, пожалуйста. Я же ночь спать не буду.—
              —Не надо раньше времени бурю в стакане размешивать.—
              —Не буду.—
              Голос жены не предвещал ничего хорошего.
              —Так! Начинается!—
              Муж хватает в сердцах телефон и набирает номер сына. Ему ответил детский голосок. Отец отключился. Набрал ещё раз. Опять детский лепет. Подождал несколько минут и набрал ещё раз. На этот раз услышал голос сына.
              —Ты где?—
              —У друзей.—
              —А дитё чьё трубку брало?—
              —Их дитё.
              —Ну ладно, дома поговорим.—
              Отбой.
Жена свернулась калачиком на диване и потихоньку стала подвывать. Хлюпала носом и шептала:
              —Я так и знала. Баб весной разбирает, тянет попроказничать! Вот и подхватили….—
              —Если судить по тебе, то это далеко не истина.—
              Озлился муж и отвернулся к телевизору.
Он знал, что сейчас последует скандальчик и ждал. Увеличил громкость телевизора. Подождал ещё. Потом ещё. Обернулся посмотреть на жену, а диван пустой. Тихо так, ушла с него женщина на кухню. Встала у окна и смотрит в него, а глаза пустые, пустые…. Не созерцают весну за стеклом, нет! В памяти проносится молодость, встреча с мужем, их любовь, рождение детей, их взросление. Уход дочери замуж в другой и далёкий город. Рождение внуков, и ревность к той, другой маме, что пестует её внуков в чужом краю. Сын норовит выкинуть номер, значит и ему она не нужна будет. Муж отпустил брюшко, стал будничным и предсказуемым. И так далее! Давно не красила волосы, денег жалко. О маникюре и педикюре, мыслей не было лет пятнадцать. А что? Вроде как свои. Вон, за спиной посуда не мытая, обувь у порога не протёртая от пыли. Окна надо помыть. А что готовить на завтра? Вот! Идёт! Сейчас скажет:
              —Обиделась солнышко? Ты всё сама придумываешь, накручиваешь себя, а потом тебе плохо становится, а мне, глядя на тебя тоже не сладко.—
              И жене надо будет подумать о нём, взять себя в руки и взяться за ежедневные рутинные дела. А там и ночь придёт, а там жизнь уже проходит.

              Муж заглянул в лицо жены, и сердце его сначала ёкнуло, а потом покатилось вниз. На лице жены отразились её мысли, и оно постарело, выцвело, стало обтекаемым книзу. Корни волос отрасли ровной седой полоской. Поры лица стали более крупными и бросались в глаза. В профиль, это было особенно видно. Перед ним стояла старуха, лишь корыта разбитого у ног не стояло. А оно было, в её голове, заполненное мыслями. И раз корыто по сказанию треснутое, то и вытекали из него эти мысли огненной лавой прямо на сердце ей.
              —Мог и не говорить, я каждое слово знаю наизусть.—
              Прошелестела «старуха».
Пошла в ванную, набрала в ведёрко воды, взяла губку да тряпку, опустилась на колени в коридорчике и принялась мыть обувь. Потом она вытрясет коврик на балконе, наглотается пыли и вернётся на кухню, что бы достать что-то их морозильной камеры и положить на нижнюю полку в холодильнике, что бы к завтрашнему дню немного оттаяло. Обомлевший муж, будет наблюдать за состарившейся женщиной. Она расскажет ему, что соседка видела их сына с другом в частном дворе домика, что стоит среди многоэтажных домов и его никак не снесут. В нём живёт её одноклассница. Муж у неё, две дочери и чья-то там мать. Младшая дочь родила мальчика, рано очень. Посоветовать сыну надо не ходить туда, а то родит от него второго ребёнка и женит на себе.
              —Вот спросит совета, тогда и советовать будем.—
              —Одноклассница? Ну, и как она, как человек?—
              Лицо у жены просветлело. Женщина улыбалась школьным воспоминаниям.
              —Хорошая девочка. Талия тонкая, грудь большая, хохотушка, но не дурра была.—
              —Всю жизнь проработала в Райпотребсоюзе завскладом. На дефиците сидела. Добрая. Всем всегда всё доставала, то к свадьбе, а кому и на похороны. Хорошая.—
              —А муж есть?—
              —Да. Всю жизнь с одним прожила. Как мы.—
              —Ну и славненько. Придёт сын, не нападай. Ждать будем.—
              —Пойдем, погуляем. Посмотрим на дом их, рядом живём.—
              —Да куда я пойду. Не красилась давно, седина отросла.—
              —Да? Так я без очков и не вижу. Давай переодевайся.—
              Женщина бросила мыть посуду и убежала одеваться. Пока одевалась, думала о том, что последние годы, стали они совсем домашними. Друзья все такими же стали. Всё в квартире, да в квартире. Ну, на работу, ну мусор вынести, в супермаркет сходить, так целое событие! Весь день в магазине проведёшь, денег кучу оставишь, а на другой день всё равно чего-то не хватает в холодильнике. За разглядыванием ярких товаров, обязательно забудешь что-то купить или купишь лишнее и ненужное совсем. Закупорено, запечатано всё! Уж таким мелким шрифтом на этикетках напишут, что и в очках прочитать невозможно. Принесёшь домой, разглядишь, разберёшься – дрянь, да и только. Особенно в вакуумной упаковке, чаще всего встречаются не качественные продукты. Молоко только вскроешь, а утром оно уже скисло. Хлеб переночует, и пахнет не хлебом, и привкус старости появляется. А наложено в супермаркетах, а наставлено, стеллажами выше роста человеческого! Картошка всю зиму под лампами дневного света лежит, а где это видано? Её спокон веков, из земли выкопают, в тени высушат, да в подпол спустят, от света подальше. Так размышляла у зеркала женщина.
              —Не будем заходить сегодня в магазин.—
              Решила женщина.
              —Ты скоро?—
              Вопрошал муж из коридора.

              Они вышли во двор. С наступлением тепла, людей на скамейках прибавилось. Площадки детские, заполнились голосами детей и колясками. Вечер уже, а двор полон людей. Душно. Опять пройдёт короткий дождь. Зелень благоухает свежестью. Немного портит настроение густой запах акаций, перехватывает дыхание. Насадили когда-то так много, что теперь жалеть приходится. Дети и взрослые страдают аллергией. Муж и жена пошли на другую сторону двора, где нет акаций. Прошли общежитие, завернули за здание военкомата, и вот он домик, смешной и уютный, как на открытке с деревенским пейзажем. Только фонарный бетонный столб нависает над ним, как инопланетянин и смазывает всю картинку. Раз прошлись мимо. Два прошли. Сначала козу высмотрели.
              —Беленькая вся. Да чистенькая.—
              Коза перестала жевать и уставилась на женщину.
              —Смотри, как смотрит внимательно.—
              Муж собрался ответить, да не успел. Над изгородью, с шипением поднялась птичья голова на длиннющей шее.
              —Тьфу ты….—
              Это было неожиданно, мужчина испугался.
Женщина юркнула за его спину.
              —Да ты ли это?!—
              Из дома на крыльцо вышла хозяйка. Лицо её улыбалось.
              —Я это.—
              Ответила женщина. Хозяйка шла по дорожке вдоль дома. За ней вприпрыжку бежал малец. Однокашницы обнялись. Последовали возгласы и вопросы, какие бывают в таких случаях. Женщины погрузились в школьные годы. Время вокруг них остановилось. Малец недолго их слушал. Заскучал. Подрыгал ногой, поковырял в носу. Он видел, что мужчина, пришедший с женщиной, разглядывает его и это его смущало.
              —Побегу в дом.—
              Решил он про себя, и собрался включить скорость, но мужчина заговорил с ним.
              —Ты один мужик в доме?—
              —Не-а, деда есть.—
              —Хороший дед?—
              —Самый лучший.—
              Так искренне, так звонко прозвучал ответ ребёнка. А какая уверенность в голосе! Мужчина умилился, да так, что глаза стали на мокром месте, а что ещё спросить уже и не знает. Мало у него опыта! Можно сказать, никакого нет опыта, общения с детьми. Женщины продолжали разговаривать.
              —Что делать будем?—
              Спросил мужчина мальца.
              —Пойдём в сад. В шашки играть.—
              —Вот это здорово, пошли.—
              Малец открыл калитку и пропустил гостья во двор.
              —И то верно! Что это мы на улице стоим!—
              Воскликнула хозяйка, увидев, как мужчина с её внуком пошли в сад. Она повела школьную подругу следом. Проходя мимо открытой двери домика, крикнула мужу, что у них гости. От её крика проснулась дремавшая, чья-то там мать в провалившемся кресле. Раскрыла глаза и уставилась на проходивших мимо людей. Мужчина слегка поклонился, здороваясь с ней.
              —Вежливый.—
              Отметила про себя та.
              —Что ни день, то гости. Ишь! Расхорохорились!—
              —Что мам, не так?—
              Спросил её выходящий из дома дед, но ответа не стал ждать. Прошёл мимо. Хозяйка дома познакомила всех.
              —Рад, очень рад.—
              —Погода как летом, так что прошу в сад за стол.—
              —Я за тортом сбегаю. Быстро.—
              Пообещал гость.
              —И то дело!—
              Гость заспешил со двора. У калитки остановился и обернулся. Дед заходил в дом, женщины продолжали щебетать и весело помахали ему рукой. Малец сидел на лавочке и смотрел на него.
              —Пойдёшь со мной?—
              —Пойду.—
              —Иди у деда отпрашивайся.—
              Тот побежал в дом. По дороге остановился.
              —Переодеваться надо?—
              —И такой сойдёшь.—

              И вот, они идут. Большой и маленький. Рука в руке. Мужчина расправил плечи, подобрал животик, как при встрече с интересной женщиной. Ведёт внука, чужого, но внука, а чувствует себя помолодевшим дедом. Бесконечные вопросы мальца, как из рога изобилия, так и сыплются, а он знай себе, отвечает. Да так правильно, да так складно. Совершенно новое восприятие мира и своей принадлежности к нему. Так продолжалось до самого магазинного прилавка. Увидев выбор тортов, мужчина растерялся. И названия все какие-то заковыристые. Графские развалины! Гейша!
              —Что будем брать?—
              Обратился он к мальцу.
              —Сметанный брать.—
              Весело и звонко, ответил тот.
              —Слава Богу! Выкрутился.—
              Подумал мужчина. А то девушки красивые обслуживают, а он как слон в посудной лавке, ему тут всё без надобности.
              —Заказ слышали?—
              Браво загудел он.
Мальчик клевал пальчиком по стеклу витрины, указывая на свой выбор. Нести торт вызвался сам. Коробка с тортом прозрачная. Он постоянно поднимал её на уровень глаз, разглядывал содержимое и очень гордился тем, что несёт торт. Вечерние улицы заполнялись народом. Некоторые женщины умиленно провожали деда с внуком глазами. Кто-то из прохожих отметил, какой у него красивый и крепкий внук. Он не стал переубеждать. Ему нравилось иметь сейчас внука, ему нравилось быть сейчас настоящим дедом, а не по переписке и звонкам, как это сложилось с дочерью.

              Вернулись во время. Женщины наговорились, и торт с чаем был сейчас, как никогда кстати. Фонарь над домом не горел. Не так темно, что бы в нём нуждаться, потому все решили остаться в саду, а когда стемнеет зажечь и накинуть хозяйские тужурки на плечи. Гости хотели быть на воздухе. Они испытывали те же приятные ощущения от чаепития на воздухе, под деревом на свежей травке, что их сын со своим другом, впервые попав сюда. В который раз прозвучал рассказ о диком гусе, о его странной привязанности к людям. Одна мать рассказала другой о дочерях, о внуке без отца. Другая мать поведала, о своей дочери в далёком городе с внуками. О том, что она практически лишена возможности общаться с ними воочию.

              Ребёнок ел торт и ни кому не мешал. Ему тоже было о чём подумать. В их доме, последнее время, появились новые люди. Стало интереснее жить. Он повзрослел и помимо привязанности к матери, деду и бабушке, понял, что могут быть привязанности и к другим людям. Калитка скрипнула, гусь распахнул крылья для приветствия, коза жалобно «бякнула» напоминая о себе. По дорожке, вдоль дома шел парень с молодой мамой. Шёл и не знал, что сейчас произойдут события, которые положат начало новому витку в его жизни. Первый его взгляд в сторону группы людей под деревом в саду, напомнил старинные фотографии в семейном альбоме. Тоже сад, тоже стол под деревом и за ним сидят его молодая мать с отцом, её и его родители. На снимке запечатлён день, когда его бабушка и дедушка пришли свататься, желая женить своего сына на девушке, живущей в этом саду. Мальчик соскакивает с лавочки и бежит навстречу парню, обнимает его за ноги и, запрокинув голову, улыбается во весь свой сладкий рот от торта. Тот кладёт руку ему на голову, что бы погладить, но узнает за столом в саду своих родителей и рука застывает на месте. Люди за столом сидят чинно и благосклонно глядят в его сторону. Опять в памяти возникает старая фотография. Он наклоняется и берёт ребёнка на руки. Тот крепко, ручонками обхватывает его за шею. Молодая мама, видя замешательство парня, и не зная причины, становится рядом, и все трое смотрят на присутствующих. Отцу и матери парня тоже пришла на память фотография в родительском саду, где запечатлены они втроём, с маленьким сыном на руках. У отца парня, кожа головы покрылась мурашками. У мамы, как это и положено женщинам, навернулись слёзы на глаза. Дед мальца, мудро щурит глаза, оценивая ситуацию. Что-то должно было произойти, он это чувствовал.
              —Доченька, ну что застыли? Идите к нам.—
              —Да, сынок! Идите, а то чай совсем остынет.—
              —Это сын твой?—
              Изумилась одноклассница.
              —Да. А это твоя дочь?—
              Спросила одноклассница.
              —Никак сватать пришли.—
              Прищурился на гостей дед.
              —А чем не пара? Я как увидел вашего сына на груше, так и решил - пара.—
              Для убедительности дед покивал головой.
На его реплику, ни от кого ответа не последовало. Повисла пауза. Казалось, молодая мама, должна покраснеть и убежать в дом. Да не тут-то было! Стоит рядом, плечом к плечу и не уходит. Парень чувствует её плечо, и своё не отводит. Берёт руку молодой мамы и прячет в своей руке. Напряжение зашкаливает у обоих. У молодой мамы подкашиваются коленки, и она постоянно сгибает ноги, перенося вес тела. Видя это, наш парень смелеет и обнимает молодую маму за талию.
              —Садись сын, обговаривать будем.—
              Говорит отец парня.
Две мамы, бывшие одноклассницы, не сговариваясь, зарыдали. Не разжимая рук, молодые садятся. Две пары рук их матерей, только что вытиравшие слёзы радости, ставят перед ними чашки с чаем и кусками торта. Каждая мать заботится о своём чаде.
              —Дочь моя мать одиночка. Каково ей на свидании бегать? Не хорошо, это…—
              Закашлялся от волнения дед на словах как бы обличающих его и дочь.
              —Сходиться надо, да жить….—
              Присутствующие оборачиваются на голос из темноты. Вспыхивает свет над столом, и все замечают что стемнело. Чья-то там мать включила фонарь. Тихо шурша по земле подошвами ветхих тапок, подошла к столу, присела. Утёрла уголком платка рот, слезившиеся глаза и смиренно сложила на коленях руки. Видимо она слышала разговор и внесла своё заключение.
              —Живи сын.—
              Кивнул головой отец парня.
              —Живи сынок. А мы помогать будем.—
              Говорит мать парня и обнимает свою одноклассницу.
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Люди, сидящие за столом под деревом, снова повернули головы в сторону чьей-то там матери. Закрыв глаза, забыв про всё на свете, она шептала молитву своему единственному собеседнику, смирно сложив натруженные руки на коленях. Инопланетный фонарь над столом потух, малец смерил его сердитым взглядом и пнул ножкой. Фонарь зажёгся. За этим фонарь и пинали.


Май 2010 год.


Вернуться к началу: Дела земные. ОН и ОНА - http://www.proza.ru/2016/06/10/1601