Диалоги о прекрасном

                Подарок для моей возлюбленной Алины Витухновской
     - Мы православные кавалеристы...
     Я спрыгнул с лошади и недоумевая посмотрел прямо в ее глаза. Да, Чонкин не ошибался, ставя товарища Гладышева в неудобное положение заковыристым вопросиком об эволюции видов. И Осовиахим действительно написал заявление о приеме в партию, вместо подписи приложив копыто. Господи, да они ж еще там живую лошадь хоронили, череп капитана Миляги и мудрость товарища Сталина, измеряемая в меринах.
     - Ты зачем ?
     Она пряднула хвостом и негромко заржала. Неужели послышалось ? Странная байда происходит, однако, малолетки в кафешке о революции рассуждали, а я лошадиные голоса начал слышать. Ладно, если б я на северо-западе был, это понятно. Также не вызывает удивления ушлая пристяжь господина Ходорковского, не шокирует граф Невзоров верхом на Грегуаре Свинадзе, мозг уже привык к подобным недоразумениям и проявлениям эпатажа. Кстати, хорошое слово. Эпатаж. Сразу представляется оскаленная рожа усатого мужика, с волосатой грудью, мощными руками и накачанными ляжками, засаживающего какой-нибудь блондинке в анус. Ааааж. И происходит все вот это вот в Греческом зале Эрмитажа, под басовитое гудение виолончели, рядом с мраморными яйцами Диониса и конским гребнем шлема наемных войск Василия Первого, попавшего в экспозицию случайно, просто во время блокады Византийские сокровища были выменяны великой патриотической певице Руслановой на банку канадской тушенки и щепоть табаку, а после войны Вознесенский поехал на Пулковские высоты, постоял там, помолчал и вернулся в Большой дом, вызвал молодого Басилашвили и говорит ему :
     - Сволочь !
     Тот закачался и упал. И лбом въехал в телефон ВЧ, более известный, как Кремлевка. И такая продерзость касалась уже важности. Налетели канцеляристы и писчики из Экспедиции Степана Иваныча, взяли голубчика под белые руки и препроводили. А Шешковский в это время с Ромодановским чурок гонял на Сенном. Встали они посреди рынка и давай изображать аглицкую забаву, ногомяч. Чурками маленькими. Тогда как раз война с турками кончилась, но матушка Екатерина не позволила забижать плененных басурман, а по милосердию своему скормила их свиньям, чурок же всегда было богато на Сенном. Бывало, выйдет Пушкин поутру на Невский, пройдется туда-сюда, сигару выкурит, посмотрит вокруг, взглянет с тоскою в небо и скажет неизвестно кому :
     - Сволочь !
     А если мимо какой Кошкильды пробегать будет, то пенделя ему отвесит, щедрого, отеческого, приобщит к культуре. Постоит да и в карты играть поедет.
     Она не выдержала и все-таки заговорила :
     - Подожди. Во-первых, что там с Василием Первым ? Во-вторых, Вознесенский, Басилашвили, Шешковский и Ромодановский. Я уже поняла, что ты сейчас от Пушкина к Гагарину перейдешь, но мне историческую правду узнать хочется. Очень.
     Я погладил ее по теплой шкурке. Хороша. Шелковиста. Славно будет выглядеть на ногах какого киргиза. А ежели еще подковки, шпоры да стельки войлочные... Ааааж. Не хуже найковских кроссовок. Или анального секса. Тоже с блондинкой. Но местной, если северо-запад, конечно, это место, а не фикция. Любопытная. А мне и не жалко. Да и пчелок не видать, холодно еще.
     - Василий Первый, прославленный базилевс и архитектоник, как известно, с детства боялся лошадей. Неразумный хозарин нагадал не одному Олегу, но всем встречавшимся на его пути выпадало принять смерть от коня. В конце концов, хозарина того отдали в услужение Константину Эрнсту и тот до смерти накормил его конским навозом, приправил кудахтаньем Малахова, хрюканьем Познера, придавил необъятной жопой Гузеевой и для надежности представил Юле Меньшовой. После этого представления уже никакой Гусман не понадобился.
     - Стой, - закричала она. - Ты меня с ума уже свел. Что с базилевсом-то ?
     - Умер.
     - От коня ?
     - От старости.
     - А Вознесенский как же ? - Не унималась моя новая подружка, голая, конечно.
     - Какой ? Их несколько было, как Троицких.
     - Который с Басилашвили.
     - Ааа, этот, - протянул я пренебрежительно. - Этот в Америке. Как любой патриот.
     - А Басилашвили ?
     - Басилашвили предатель, значит, здесь, на родине.
     Она задышливо дышала, не в силах объять необъятное. Но не успокаивалась.
     - Шешковский.
     - На самом деле его звали Шерешевский.
     - Ну, хорошо, Шерешевский. Он что же ?
     - Умер.
     - От коня ?
     - От жабы. Это так астму называли.
     Она помотала головой, устраивая мысли поудобнее.
     - А Ромодановский-то ? Этот чего ?
     - А этого никто не знает, вроде, разогнали контору его. Может, космодромы будет саботировать, может, гвардию разлагать, а может, и чемпионат к закономерному бойкоту подведет.
     Она заснула. Стоя. Как и подобает лошади. Засыпая все шептала :
     - Пиз...ц же.
     А я о чем говорю который год ? Самый натуральный пиз...ц.