Анна. Свидания по четвергам 3

3. Уже и полгода пролетело

      Уже и полгода пролетело, а свой дом и усадьбу не
узнаешь: всё поменял; там, где находились когда-
то свиньи... после продажи... освежил и завёз не-
сколько баранов и козу. В доме появились козьи сыр и моло-
ко. Там, где были раньше утки, построил небольшой сарай с
множеством клеток для кроликов, а уток и гусей убрал на за-
дний двор, в дальний угол огорода, сделав выход им из двора
прямо на ставок, через дворы. Даже натянул высокую желез-
ную сетку для кур, и теперь они не шастали и не оставляли
всюду помёт. Наш двор оставался ухоженным и чистым, весь
в цветах летом... К моему удивлению, ни одной соринки, ни
сорняка, ни одуванчика в саду и на огороде, он, как хорошая
бабка, часами мог, наклонившись, выдёргивать их из земли.
    Многое поменялось и в нашем доме: чистота и порядок
во всём. Даже если взять самое обыденное, такое как... мы
до него купались раз в неделю, сейчас, независимо от по-
годы, купаемся каждый день. Вечером увозил нас на сво-
ей машине в колхозную баню, которая находилась прямо у
коровников, – может, договорился со сторожем? А помню
только, когда была пурга, сам нанёс воду, заложил в ведро
кипятильник и кричал на весь дом: «Что вы за женщины?!
Хотя бы подмойтесь, не стесняясь меня».
  Он терпеть не мог беспорядок в доме, на кухне нечисто-
плотность.
     А когда не было времени съездить несколько дней в
баню, устраивали банный день прямо на кухне, в корыте...
Ему было не лень наколоть дров, хотя всё лето он этим за-
нимался. Лишний раз натаскать воды из колонки в любую
погоду...
Я уже забыла, живя с ним, когда воду вообще-то носила.
Он меня щадил, как дочь… мне так казалось. А коромысла,
запылённые, висели в подвале без употребления. Я наблю-
дала за ним, как он носил вёдра, напрягая свою мужскую
мускулатуру, невозможно было оторвать от него глаз.
А летом он притащил большой бочок железный и сделал
нам летнюю баньку, как в коровнике, и также смастерил на-
стоящую русскую баньку... по-чёрному, на углях.
    Как будто бы всё было хорошо... лето пробежало бы-
стро. Мне уже в десятый класс, и в этом году я заканчиваю
школу.
   Мать остепенилась, не пила, неужели он мог бы подей-
ствовать на неё. До него никогда так хорошо мы не пита-
лись: не ели шашлыка и разных деликатесов... А сейчас,
видно, он сам любил и делал шашлык и люля-кебаб почти
каждое воскресенье.
Пока один раз... это было в октябре 1988 года, он уехал, и
не было его почти два месяца... я нервничала, а мать опять
запила.
Но под Новый год он приехал, сказал, что навестил сво-
их родных и перевёз всю свою семью. А на окраине де-
ревни купил дом небольшой за 3000 рублей – это был не
дом, а рухлядь, практически он купил землю, на которой
стоял этот дом. Но я сразу же поняла, что он его приведёт
в порядок или же перестроит, а то, что он купил, или сне-
сёт полностью, или построит заново... Как он сказал, что
перевёз семью, но слишком много там было человек, я и
не предполагала, что там могли быть жена его и дети. Хотя
всё село уже об этом судачило. Он стал жить на два дома,
иногда пропадал неделями... А вскоре стал жить там боль-
ше, чем у нас, но меня каждый день провожал и встречал
из школы.
     А к нам опять зачастили мамины подружки, и так, за
длинными холодными вечерами, рюмку-другую они пропу-
скали. А когда возвращался Зейхан, видно, она не могла уж
остановиться и украдкой пропускала стаканчик.
В Зейхане было очень много хороших качеств, как в муж-
чине. И он не требовал от неё лишний раз приготовить обед
или же помыть посуду. Когда он появлялся у нас, зная, что
она тяжело работает на ферме, больше делал уборку сам,
если даже приходил через неделю и в раковине, не было
места положить чашку. А мне совсем не доверял... всегда
повторял: «Ещё успеешь наработаться». Единственное, чего
не мог терпеть, – пьянства матери.
   Межнациональный конфликт в Нагорном Карабахе как
будто эхом отозвался в нашей деревне, хотя она являлась
глубинкой России в Сибири. Все временные сезонные ра-
бочие стали покупать себе здесь дома, обустраиваться, и
не только азербайджанской национальности, также и ар-
мянской... ведь у него был в бригаде разно национальный
коллектив. Это было заметно, когда они белили наш дом.
Это значит, и армянские, и смешанные семьи из Карабаха
скупали наши сельские хаты-развалюхи... хотя на них было
жалко смотреть: от старости и износа... выглядели они как
избушки на курьих ножках из сказки.
Председатель колхоза был рад вливанию населения, всех при-
нимал и всегда в пример ставил Зейхана из Нагорного Карабаха,
который сам не пьёт и исправил мать – Антонину Петровну.
Но беженцы приезжали не только в наше село, но и во все
сёла, вокруг районного центра, и в школе появилось много
кавказских детей.
   В этом году я заканчиваю школу! Ура! 1989-й! И поэтому
была сосредоточена на своих уроках. На меня стал засма-
триваться один парень из нашего класса: высокий, строй-
ный, черноволосый, как будто бы Зейхан, когда смотрит
на меня... и мне сказали, что он из Нагорного Карабаха. И
однажды, когда я стояла и разговаривала с ним, а его зва-
ли Ованес, подъехал Зейхан, а когда я села, сразу же сказал
мне:
– Чтобы я тебя с ним не видел! Ты, думаю, поняла меня,
дочка!
– Да! Поняла! – ответила я коротко, но внутри у меня
всё горело, хотелось, что-то язвительное сказать, однако не
смогла.
    Он был уж слишком положительным. Но, когда он, по-
луобнажённый, во дворе что-то делал, несмотря на холод:
рубил дрова или по нескольку раз ходил с двумя вёдрами за
водой к колонке, я не могла не выглянуть и не посмотреть
на него, сделав проталинку в замерзшем стекле. Он был как
Геракл: сильный, мускулистый, загорелый темноволосый
мужчина с исключительно белыми зубами, красивой вечной
улыбкой.
    Но после его приезда обратно из Нагорного Карабаха,
немного стал нервным, лучше с ним не связываться. Я со-
всем уже забыла об их уговоре о том, что мать не должна
пить ни грамма. И однажды она возвратилась с работы, ве-
черней дойки, немного навеселе. Мать оправдывалась, яко-
бы у одной из сотрудниц, доярки из нашего села, был день
рождения. Они отметили там же и немного выпили, «чисто
символически», самогона. Стемнело, я слушала брань за
стенкой... но поздним вечером услышала, как он её бьёт. Это
было впервые. Может быть, я была ещё молода, но сама в ту
минуту ругала свою мать и не вмешалась.
Но прошёл всего один день, как она уже из-под стола до-
стала «чекушку», откупорила её, выпила с горла. И за это
опять получила. Может, ей нравится ходить битой, а потом
вымаливать секс, подумала я, презирая такую алкогольную
зависимость. Но она сорвалась по-настоящему. И в следу-
ющие вечера, иногда ночью, я слышала плач и крик из их
спальни, но не заходила. А в один день, когда она сильно
кричала, как резанная, я не стерпела и всё же вошла.
Мать, без трусов, опершись головой о постель, нагнулась
над кроватью. Зейхан был одет, он держал в руке широкий
солдатский ремень с бляхой и что есть силы бил её по ягоди-
цам. Уже и так было там несчитанное количество красных
и синих зарубцевавшихся старых полос от побоев... Она же
вопила:
– Прости, больше не буду пить, больше не буду!
А он кричал:
– Ты забыла наш уговор!
Она в слезах молила:
– Не губи девку, не губи Анну, не буду больше пить, ты
же понимаешь, как я её люблю!
И тут я вспомнила их уговор: за каждый выпитый стакан,
я должна расплачиваться поцелуем. И, наверно, потому она
терпела все побои, лишь бы он не развращал меня. Когда он
меня увидел, остановился и, выходя, сказал:
– В последний раз терплю это! Чтобы ты перестала пить,
иначе, ты знаешь... долги не прощаю.
Я подошла к матери, подняла её, сделала несколько при-
мочек на побои и ещё раз поняла, что мать битая не один
раз. Я её тоже просила не пить и сказала: если он так её бьёт,
пускай уходит из нашей семьи, хотя понимала, что сама мать
к нему привыкла и любит его, потому она и терпит. Но она
любила и меня... не хотела, не то что не хотела, а боялась,
чтобы он, начав с поцелуя, на большее бы не претендовал, не
позарился бы на мою девственность. Я же полного договора
не знала... Ведь он у нас живёт уже как год... его взгляд всег-
да задерживался на мне, как на объекте желаний. Я тут же
вспомнила, как совсем недавно стояла со своим однокласс-
ником Ованесом у ворот и ожидала, когда Зейхан заедет за
мной. Но, когда он увидел, что я стою с парнем, он даже
изменился в лице. Для него я стала не только дочерью, а он
для меня отчимом... а надеждой, что когда-то всё же меня
сможет соблазнить, и, видно, эти зимние дни наставали.
Мать каждый день пила, уже даже не ходила на работу.
Запои, и ничего не сделаешь, он же её бил, понимая, что
дочь любит мать и один раз заступится. И он будет требо-
вать вернуть долги... Так и было однажды, я уже не вытер-
пела, зашла и умоляющим голосом попросила:
– Остановись, Зейхан! Тебе её не жаль? Видишь, она тер-
пит, потому что, наверно, любит тебя!
Он посмотрел на меня, на девушку созревшую... в ноч-
ной рубашке, босую и с распущенными волосами, и сказал:
– А уговор? Я требую исполнить!
Мать, несмотря на то, что была хорошо поддатая, закри-
чала:
– Нет, дочка, нет, не делай этого... не слушайся его!
Я же подошла и поцеловала Зейхана по-детски, в щёчку.
Он удивлённо посмотрел на меня и, притянув к себе, по-
целовал взасос. Бросил пояс на пол и вышел из спальни.
Я осторожно подняла мать, которая валялась на полу.
Осмотрела её тело, всё в синяках. Она меня любила. Я же
любила мать, несмотря ни на что. Оказывается, дети алкого-
ликов более нежны к своим родителям. Они понимают, что
алкоголь – зло... и сами становятся очень рано как бы роди-
телями для них. Подняла её на кровать, а когда она в стоне
боли уснула, пошла в свою комнату и закрыла дверь на за-
сов, ощущая его страстный поцелуй на своих губах.
И так уже несколько дней она пьёт, он начинает бить... я
их разнимаю и взамен, одарённая поцелуями, ухожу в свою
спальню. Но они были такими страстными, что я сама жела-
ла и, как только слышала крик в спальне, опять входила без
стука. Да! Входила, чтобы не допустить болезненных ударов:
плёткой, поясом, розгами... а может, входила, чтобы получить
тот поцелуй первый, когда ощутила себя созревшей, когда
впервые подросток начинает целоваться. А он-то это знал и
не понаслышке, он знал, как можно девушку поймать в сеть.
Здоровый мужчина: сильный, высокий, симпатичный... как
на тетиву натягивал молодую девушку, соблазняя меня.
Прошло ещё некоторое время, и мама вышла из запоя, и
у нас опять началась нормальная жизнь. Если не считать то,
что однажды он меня тоже забрал с ними в нашу русскую
баню, когда они пошли купаться, сказав, что банька хороша,
но мало осталось тепла, и поэтому вместе выкупаемся. Но в
темноте и в пару я всё же рассмотрела их интимную жизнь,
может, специально он показывал это мне. Может, он, зная,
что я ещё малолетка, хотел показать мне это, чтобы я желала
тоже и сама притянула его к себе? И поэтому специально
завёл туда?! Он понимал, что я ещё несовершеннолетняя,
но, когда после этого подошёл ко мне и предложил лечь на
деревянную лавку и стал меня бить веником, мне почему-то
хотелось притронуться к его накачанному телу. Не такому,
как у наших пацанов одноклассников. Он же заметил это и
стал мочалкой водить по моему телу, поднимая и гладя гру-
ди и обмывая их. Хотя я была в купальнике, он лез мочалкой
везде. Мать смотрела и ничего не говорила, видно, она была
уже «готова», а может, выпила немного до баньки. Потом
она вышла, сказав, что ей стало жарко. Он же натирал, поло-
скал и крутил меня руками, поглаживая всё тело. Я ощуща-
ла странные чувства. А когда мы возвратились в дом, мать
сидела за столом и опять пила самогон. Я понимала, что он
сейчас сделает, и мать тоже, она послушно встала, вышла в
спальню и облокотилась над кроватью, готова была к тому,
чтобы её били. Она не смогла, видно, с собой справиться.
Я же забежала за ней:
– Мама, ты же обещала, зачем ты это делаешь?!
Она в слезах ответила:
– Ничего с собой не могу поделать!
А он уже доставал ремни.
– Нет, Зейхан, только не это! – сказала я.
– Хорошо, тогда пойдём к тебе, отдашь долг.
Мать кричала, плача:
– Не губи дочь, Зейхан!.. Я обещаю завязать, честно, хо-
чешь, весь самогон вылью!
Он же взял меня за руку и вывел в мою комнату. После
бани он был возбуждённый, может, он на ней и хотел вы-
лить всю его страсть после прикосновений ко мне, но она
была пьяна. А может, он терпеливо ожидал её срыва, чтобы
перейти на меня. И план коварный идёт сам себе к цели.
Но он завёл меня в мою комнату, сел на мою кровать, по-
садил меня к себе на колени, стал лишь только целовать,
притрагиваясь нежно к груди и к телу, как это делал в бане,
а потом спокойно встал и ушёл в свою спальню, где я слы-
шала продолжение – страстные вопли матери.
Утром я заметила, как весь самогон мать выливала. И в
этот момент поняла, что она не будет меня больше делить
и разменивать. Она любила меня... и его... И вообще её лю-
бовь к нему была сильна, она ни с кем не хотела делиться.
В этом её возрасте очень трудно найти себе мужика, да ещё
такого, который перевернул весь дом кверху дном... и не
только дом... и видно, был хорош и в ночи.
Она снова расцвела, стала красива, и он тоже стал хоро-
шо относиться к нам обеим. Полноценная ночь с ней, видно,
его устраивала тоже. Целовал меня по-детски, в щёчку, и я
подумала, что всё: образовалась настоящая семья!
Раньше не могла никак привыкнуть к баранине, а сейчас
она была для меня очень вкусна, особенно когда Зейхан го-
товил обед: плов и шашлык... это было объедение. Я сама
удивлялась, как может мужчина, находясь в постоянных
разъездах, оставаться чистоплотным и ещё прекрасно го-
товить, но не только это... Для него помыть посуду ничего
не стоило. Он выносил кастрюли на привезенный песок и
начисто начищал их, пока они не начинали переливаться...
Сочетание чисто мужского начала и мягкого домашнего че-
ловека притягивало меня к нему как магнитом.
Соседи уже стали завидовать нашей семье. И говорили:
– Ай да, Антонина Петровна, какого себе мужика отхва-
тила! Зейхан! Совсем её исправил, не пьёт, хотя на всё село
Кряково была известной пьяницей и павшей женщиной. Как
только у такой матери, такая скромная девочка выросла: и
отличница, и красавица?

«Люблю» – одно это слово
Не устаю я слышать от тебя,
Сжигает во мне всё живое...
Томится неспокойная душа.

Это живой огонь, море,
Где волны блещут издалека...
Поднимутся над водою,
Угомонятся, в воду падая...

Любовь, как чайка, заметив рыбу,
Всё кружит над водой, крича,
Так и во мне душа застыла,
Когда давно не вижу я тебя.

http://www.proza.ru/2016/04/12/239
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2016
Свидетельство о публикации №216041200239