Весна

Под непроницаемым пепельно-серым куполом неба, зажатый с одной стороны набегами холодных морских волн, а с другой громадой черных гор, раскинулся наш Остров Счастья. Таких провинциальных городков множество на восточном побережье,  все они существуют лишь за счет  даров природы и весеннего наплыва туристов. С моего холма Надежды  город виден от мелькающих на окраине вышек ЛЭП до выплеснувшегося на холм городского парка. Еще видны знаменитые на всем восточном побережье  вишневые сады, так радующие глаз белой цветочной метелью по весне, доносящие до меня свое благоухание и цветочные снежинки. Но сейчас не тот сезон, и деревья, сбросив листья,  беспомощно растопырили голые ветви, застыв в мертвенном оцепенении зимы.

Еще слишком рано, и даже в рыбацком поселке, состоящем из нескольких жалких лачуг, жмущихся друг к другу в страхе перед бесконечным морем, не видно никакого движения. Скоро беспокойные  быстрые волны взрежут десятки мелких лодчонок и маленьких шхун и будут  напряженно щипать мрачные глубины тяжелыми сетями, вытаскивая на свет сотни рыбешек, моллюсков, водорослей и просто мусора. Но пока на темной скатерти моря еще не видно никакого движения, лишь из-за горизонта медленно выезжает стена  чернильных туч, затягивая и без того непроглядное небо.
Ближе всех к моему холму стоит пекарня. Она открывается первой в городе, когда еще в нашей долине стоит туман, постепенно сползая в сторону моря. В это время из-за угла своего дома появляется пекарь, потягиваясь на ходу и бормоча что-то себе под нос, снимает тяжелый замок с дверей пекарни и исчезает в темной глубине. Через пару часов по всей округе разносится бесподобный запах свежего хлеба. Я знал этого пекаря, когда он еще был маленьким. Помню, как он впервые подбежал и повис на мне, громко рыдая, а потом пришла его мать и увела упирающегося ребенка. А теперь ему пятьдесят восемь лет, и у него есть внуки, которые прошлым летом тоже часто прибегали ко мне.

А вон там, на углу Девятой и Мира стоит аптека с прилепившимся  к ней домом аптекаря. С той стороны ветер часто приносит запахи валерианы и ментола. И ночью там часто горит свет, разбуженный настойчивым стуком полуночного гостя, желающего немедленно получить вожделенный препарат. Сегодня же, как впрочем, и много дней назад, окна аптеки были мертвенно слепы и таращили пустые глазницы фрамуг на светлые вершины гор, обмакнутых в сливки снега и вековых ледников.

Уже шестой час, и я знаю, что в это время начинает просыпаться городской базар. Первые торговцы, дожевывая на ходу утренний бутерброд, и потирая щеку с розовыми следами подушки, начинают раскладывать на прилавках свой товар. Скоро пока еще девственную тишину разорвут сотни голосов, перебивающих друг друга и сливающихся в единый монотонный гул, но все они затихнут часам к трем, и по пустой площади ветер будет гонять доставшиеся ему пустые пакеты и обрывки бумаги, а у мясного прилавка будет лежать большой серый пес, зажав между лапами обглоданную кость.
Наверное, на меня так действует мой холм Надежды, который не зря так называется. Уже десять часов, а на улицах пусто, я не видел еще ни одного человека, только того самого пса с ввалившимися боками и лысыми проплешинами на спине, рыскающего в поисках еды, но я еще надеюсь, что кто-нибудь мелькнет между домами, разорвет воздух наглым криком и подойдет ко мне. Ведь так пусто бывает иногда весной… после долгой кажущейся вечной зимы. И я не расстраиваюсь ведь скоро весна. Да и почти весь пепел уже смыл ласковый изотопный дождь. Правда, в последнее время мне пришлось очень туго без листьев, но я уже чувствую приятное влажное давление в липких почках…

16.03.04