Чудеса горы Афонской
Гончаров С. Г.
(автобиографическая повесть)
Глава 1
Этим стихотворением, написанным в стенах Пантелеимоновой обители, я начну свое повествование о Святой Горе и чудесах произошедших со мной.
Монастырь на Афоне.
Святой Афон, гора Святая,
Вновь мы у стен монастыря,
Морские глади созерцая
Мечтаем при закате дня.
Уж скоро вечер, солнца блики,
Игриво отразясь в волнах,
Ласкают нас и чаек крики
В бездонных тонут небесах.
Пантелеимонова обитель
В вечерних солнечных лучах
Как древний воин-победитель
В доспехах, латах и крестах.
Пылают купола и главы
В багряно-золотых лучах.
Обитель христианской славы
Несет свой славный крест в веках.
Колоколов зазывный хор
К вечерне тихой призывает,
Его чистейший, мерный звон
Нас в храм к молитве приглашает.
Зеленых кипарисов тень
И та стремится к стенам храма,
Так сотни лет густая сень,
Идущих к храму провожала.
И мы, за иноками в след
Идем святыням поклониться.
У алтаря иконы свет
Духовным светом отразится.
На аналое схимонах
Молитву тихо произносит.
Вращают хорос, шум в свечах
Нас к небу горному уносит.
Глаголет дьякон ектинью,
Звучит кадило бубенцами
И отражает тень свою
Лампада перед образами.
Молитву «Господи воззвах»,
Распевом византийским с клира,
Поют, а вот в златых вратах
Престол Царя Иного Мира.
Незримо чувствуется здесь
Прикосновенье сил небесных,
Слышна их ангельская песнь
И шелест крыльев их чудесных.
Священник с дьяконом из врат
Выходят, вновь кадя кадилом,
Распространяя аромат
Клубами ладанного дыма.
Вот у притвора литию
Вершит священник чинно, ладно.
Из окон, растворенных в храм,
Ночной повеяло прохладой.
Душа ликует и поет
Под пенье, «Свети Тихий» с клира.
Вот дискос иерей несет,
С дарами ангельского мира.
Об очищении молясь,
Мы, стоя у резных стасидий,
Внимая службе и крестясь,
Взываем «Господи помилуй».
Монахи в черных клобуках
И черных облаченьях схимы,
Молятся с четками в руках
Самозабвенно, одержимо.
С амвона речь слышна, перстами
Священник всех благословил.
У образов, припав устами
Попросим благодатных сил.
И мы смиренно покидаем,
Благословенный Божий храм
Свои стопы уж направляем,
Тропой к келейным корпусам.
Погашен свет и в кельи нашей,
К окну раскрытому припав,
Я осознал, что нету краше
Тех мест, в которых прибывал.
Вот млечный путь, светил зерцало,
Свод неба блещет в вышине,
Как черный бархат покрывала,
Звездами вышитый во тьме.
Луна – богиня ночи ясной,
По небу звездному парит
И очарованно горит
Взойдя царицею прекрасной.
Здесь тишина вокруг царит,
Я будто в чудном сновиденье.
Природа тихо в мире спит
И все находится в забвенье.
Лишь соловья в ночном саду,
Чудесной трелью пенье льется,
Да крик цикады на лугу,
Ответным эхом отзовется.
Меня приводит в опьяненье,
Наводит чудной негой сон
Тот нежный аромат цветенья,
Что дивной зеленью рожден.
И он, чудесный сладкий сон
Мое сознанье побеждает,
Своей невидимой рукой
Мне очи тихо закрывает.
В 2001 году состоялась моя первая паломническая поездка на Афон в Грецию, где с двумя священниками Валаамского монастыря, мне, по милости божией, довелось посетить почти все монастыри Святогорской земли и многие её скиты и каливы.
Но вначале я хочу рассказать о истории святой горы Агион-Орос в Эгейском море. Церковное предание связывает начало христианства на Афоне с прибытием туда в 44 году Божией Матери и апостола Иоанна Богослова.
В IV в. На Афоне было около 300 маленьких монастырей. В VII в. вся территория Афона была отдана монахам. Предположительно с XI в. Афон называют Святой Горой.
К XIII в. она уже сплошь покрылась монастырями и стала одним из самых почитаемых священных мест для всего православного мира. Ныне там находятся монастыри, населенные монахами разных стран.
Скит Старый Руссик, откуда вышли монахи, основавшие русский Пантелеймонов монастырь, наши соотечественники получили еще в 1169 году. Акт, подписанный всеми игуменами Святой Горы, гласит, что монастырь "дарован на вечные времена русским, как людям усердным, тщательнейшими в делах житейских и ведущих жизнь похвальную".
Русские появились на Афоне еще до крещения киевлян Святым Владимиром, предположительно около 842 г., когда "приходила Русь на Царьград и многие русы крестились". А уже в 1016 году под актом монастыря Ксилургу стоит подпись монаха Герасима, пресвитера и игумена обители Русской".
Именно отсюда пошло русское монашество. В монастыре Есфигмен подвизался основатель Киево-Печерской Лавры преподобный Антоний. Именно на Афоне с греческого на русский переведены важнейшие церковные книги, отсюда русские паломники вынесли сказания о святых, их подвигах, монастырские обычаи и уставы. Символично, что именно здесь находится стопа первокрестителя Руси апостола Андрея.
Здесь на верхнем этаже братского корпуса при входе в Покровский храм хранятся и другие святыни: глава евангелиста Луки, частицы мощей Иоанна Крестителя, Николая Чудотворца, Козьмы и Дамиана, старца Силуана... Многих и многих угодников Божьих.
Отцы Игнатий (Лавра) и Александр (Валаам) получили благословение от игумена Пантелеймонова монастыря на проведение службы с литургией в храме Преображения Господня. Этот небольшой храм, находящийся на вершине Святой Горы, является очень почитаемым среди всех православных. Получив антиминс, необходимый для службы, а также облачение и церковную утварь, мы вышли из монастыря. Отчетливо и ярко вспоминается тот светлый и радостный день.
Поднимаемся от Керасии лесом. Из тенистой чащи то и дело выныриваем на яркие поляны, словно вытопленные жаркими лучами в прохладной зелени.
Мы начали, можно сказать, не только физическое, но и духовное восхождение, стараясь произносить непрестанную Иисусову молитву. Когда стемнело, мы остановились на ночлег в лесу, где провели незабываемые часы, растворяясь в благодатной, нетронутой цивилизацией тишине. Ночью и ранним утром, освещая тропинку фонариками, продолжили свой путь, пробираясь среди колючего кустарника.
Последнее строение перед вершиной Афона – Панагия. Маленький храм и помещение для ночлега, есть матрацы и одеяла, но ночуют редко – холодно. Даже в разгар дня облака, окружающие нас со всех сторон, заставляют поеживаться.
Наверху холоднее. Далеко ли еще? Все устали. Вверху слышен нестихаемый ветер, шум довольно далекий и мягкий, будто облака шуршат о скалы.
Наконец проходим белую, влажную, клубящуюся полосу. Последние могучие, часто искривленные сосны. Далее сплошной камень, словно выгоревший на солнце.
Ранним утром мы, наконец, подошли к подножию вершины святой горы, которая ослепительно сияла в лучах восходящего солнца, отражённого от белого мрамора коренной породы, отполированного ветром и дождем. Взойдя на вершину, мы увидели необыкновенную картину, сотворенную Господом. Вдаль уходил и растворялся в облаках восьмидесятикилометровый полуостров с расположившейся на нём монашеской республикой. Виднелись белые точки монастырей. С трех сторон, необъятная голубая гладь Средиземного моря сливалась с бесконечной глубиной синевы небес. Вершина горы увенчана большим чугунным православным крестом. Войдя в небольшую Преображенскую церковь на вершине горы, мы приготовились к утренней молитве, затем была исповедь, литургия и святое причастие.
Выйдя из храма, моя душа словно воспарила над землей, тем более облака окружавшие кольцом святую гору находились ниже нас и усиливали неземной эффект. Над пропастью, в десяти шагах от меня, застыл светящийся радужный шар, около метра в диаметре, похожий по своей светимости на ярчайшую, сферическую радугу. Я подозвал отца Александра полюбоваться этим чудом. Когда свечение стало растворяться, мы сфотографировали его. Эта и многие другие фотографии впоследствии стали иллюстрациями в книге «Гора Афон – гора святая». Эта книга, изданная отцом Александром, получила диплом лауреата на конкурсе лучшей православной книги года.
Мы спускались с горы в светлом молчании, наполненные небесной благодатью, в полном осознании, что нас после литургии посетило нечто высокое, не из земной реальности. Казалось, всё прошлое осталось там за горой, а эта новая тропа приведет нас к иной, качественно новой жизни.
Через несколько часов пути, показавшихся одним мгновением, тропа привела нас к уединённой, спрятанной в складках предгорья келии старца Иоакима (это недалеко от келии св. Нила – Мироточивого). Навстречу нам вышел монах, он предложил нам войти во двор и усадил нас за стол под виноградником. Нам предложили лёгкую трапезу, которая после продолжительного пути показалась манной небесной. Монах сообщил нам, что старец, отец Иоаким, хотя и болен, пожелал встретиться с нами. Да, немного я встречал людей, которых можно было бы отождествить с обычным человеком, но когда вышел к нам отец Иоаким, то разум не в состоянии был осуществить свой обычный аналитический процесс. Если бы не фотография, попавшая на страницу, вышеназванной книги, то я не смог бы описать старца. Посмотрев в его глаза, наполненные вечностью, я погрузился и растворился в бесконечном океане любви и благодати. Лишь вопрос старца, переведенный отцом Александром, вернул меня на землю. Узнав моё имя, отец Иоаким сказал: «Сергий, тебя ждут в Сергиевом-Посаде, тебе предстоит большая работа».
Мой разум, наконец, проснулся и сделал свой земной вывод, что поскольку никаких производственных отношений в этом городе я не имею, то это, скорее всего, пустые слова.
Как велико было мое изумление, когда, по моему возвращению в Москву меня вызвал директор проектного института и сказал: «Сергей тебя ждут в Сергиевом-Посаде. Предстоит большая работа».
Так мне довелось по предсказанию прозорливого старца познакомиться с моим основным заказчиком, в те времена, благочинным Сергиево-Посадского района отцом Иоанном и другими священниками, по поручению которых я вот уже несколько лет проектирую храмы.
Побывав в Сергиево-Посадском районе на чине (церемонии) поднятия креста на недавно построенном по моему проекту храме «Покрова Пресвятой Богородицы», я получил еще одно подтверждение словам прозорливого старца отца Иоакима.
Духовенство Сергиево-Посадского благочиния поведало мне, что храм «Живоносный Источник», также построенный по моему проекту в Сергиевом-Посаде, был первым храмом, возведенным после свержения Российской империи за период около 100 лет на этой земле, освященной молитвами преподобного Сергия.
В тот день я посетил и этот храм, где исповедался и получил благословение отца Александра.
Вечером того же дня мне довелось побывать в городе Краснозаводске, Сергиево-Посадского района в строящемся храме «Всех Святых в земле Российской просиявших».
Каково же было мое удивление, когда я узнал от отца Василия (настоятеля возводимого храма), что этот храм является первым храмом за всю историю города Краснозаводска. Да простит меня Господь за сии надменные строки.
Хочу отметить большую роль Петра Ивановича Чутчикова, являвшегося директором проектного института «МосжилНИИпроект», который мистическим образом повторил пророческие слова старца о. Иоакима и тем самым скорректировал мой жизненный путь согласно промыслу Божьему. На протяжении многих лет Петр Иванович оказывал большую помощь и поддержку в моем самосовершенствовании не только как гражданского архитектора, но и как зодчего в области храмового проектирования, поручая мне выполнение эскизных проектов храмов. Сама его жизнь является примером духовного подвижничества русского человека. Родившись в многодетной православной крестьянской семье из 13 детей, он, благодаря своему трудолюбию и целеустремленности стал профессором, а затем и академиком, преподает в Московском государственном строительном университете. Ему был доверен в управление проектный Институт, который за многие годы его руководства стал одним из лучших в отрасли. Петр Иванович и руководимый им Институт постоянно оказывали и оказывают большую благотворительную помощь монастырям, церковным приходам и конкретным нуждающимся людям.
Мои воспоминания опять возвращаются на Афон, туда, где в храмовой костнице Пантелеимонова монастыря произошел не вписывающийся в логические рамки случай.
Мы с отцом Александром вошли в усыпальницу, являющуюся традиционной в монастырях Афона. Он вошел в алтарную часть, я остался в центре усыпальницы, где по ее стенам на полках, в несколько рядов, находились тысячи черепов монахов, ранее живших в этом монастыре.
С благоговением рассматривая черепа и надписи имен почившей братии, я внезапно почувствовал невидимый поток тепла исходившего от них.
Точкой соприкосновения этого потока было мое сердце, которое стало наполняться сильным теплом и неведомой мне до селе любовью. Разум мой, проанализировав это и смутясь странным интерьером места, немного испугался.
Но что-то гораздо выше его успокоило мою душу, «оно» подсказало мне, что это своеобразный привет из прошлого тех, кто, возможно, молится за мою душу. Хотя в духовном мире мертвых нет: «Бог… не есть Бог мертвых, но живых».
Выйдя из костницы, я поделился с отцом Александром, а он расспросил монаха ответственного за эту усыпальницу. Монах сказал, что ничего подобного не слышал и не знает, что бы это могло быть.
Через несколько дней мне довелось, к большому сожалению, быть единственным русским человеком, которому посчастливилось быть при обретении мощей последнего русского монаха подвизавшегося в скиту Андрея Первозванного. А было это так: пройдя многочасовой путь по тропинкам Святой горы из Пантелеимонова монастыря, мы с отцом Александром зашли на территорию скита св. Андрея Первозванного. Отец Александр, в связи с некоторыми проблемами, покинул меня на сутки. Я остался, ожидая его в скиту. Это огромный комплекс, включающий в себя несколько храмов и часовен. На его территории находится также греческая школа для мальчиков «Афониада».
После моей прогулки по окрестностям скита, монахи предложили мне поучаствовать в уборке территории. Прополов сапой траву, я случайно зарубил змею, что меня очень огорчило, хотя и обрадовало монахов и начальника скита о. Ефрема, который объяснил это как хороший знак. Эта уборка была приурочена к значительному для скита событию - обретению честных мощей последнего русского монаха Сампсона, бывшего настоятеля, останки которого пролежали 30 лет в святой Святогорской земле.
Из раскопанной могилы подняли кости и останки, находившиеся в ней. Всех поразил цвет черепа, имевший восковый золотистый оттенок, так называемый «цвет святости», хорошо знакомый посвященным отцам церкви.
Этот цвет говорил о высоком духовном подвиге почившего человека.
Меня также поразила прекрасно сохранившаяся обувь, которую, к сожалению, выбросили с откоса на помойку.
Настоятель анатомически правильно разложил кости на белом холсте, предварительно омыв их в красном вине. Также был омыт и серебряный мощевик-складень, снятый с останков монаха Сампсона. Этот мощевик содержал в себе частицу мощей св. Андрея Первозванного, частицу животворящего Древа Господня и др. Игумен всем нам позволил приложиться к святыне, от которой исходила благодать. Затем была отслужена лития об усопшем по обретению мощей. Весь этот процесс снимал на фотоаппарат гражданин США, видимо неслучайно оказавшийся здесь.
Он со знанием своего дела, устроившись, то на переносной стремянке, то в ветвях дерева, с голливудской улыбкой фотографировал останки. Наверное, думалось ему, что последний русский…, даже на Афоне, это вовсе неплохо…, и всё это, приехав, домой, он хорошо продаст. К моему большому сожалению, фотоаппарат остался у отца Александра и всё виденное мне не запечатлеть. Но всё же оставалась надежда, что мне удастся выпросить один отпечаток у американца. Но эта надежда не оправдалась. Он ответил мне отказом, объяснив это законными правами бизнеса, и то, что это будет продано журналу «Нью-Йорк Таймс». Самым большим моим огорчением было то, что не один русский не был приглашен на церемонию обретения мощей русского монаха, тем более бывшего настоятеля этого скита. После торжественной литии монахи сложили кости и, свернув их в полотно, торжественно отнесли в братскую костницу. Я вошел туда вместе с ними. По периметру стен очень большого помещения разместились на полках в несколько рядов множество черепов. Самые достойные из них, соответственно «цвету святости», раннее описанному мной, занимали верхнюю полку. Туда же и положили череп русского монаха Сампсона.
Когда монашеская братия вышла из костницы, вновь были открыты ворота скита, закрывавшиеся на время обретения.
Колокол стал призывать к трапезе. Я с монахами, которые приняли меня, скорее всего, за француза (т. к. я очень плохо говорю по-английски), направился в трапезную. Но вошедший во врата седовласый старец и молодой послушник, бывший с ним, привлекли мое внимание. Я подошёл к ним. Они оказались россиянами из Саратовской области. В простоте одежды, чистоте их смиренных душ чувствовался настоящий дух русского народа, не тот новорусский поверхностный, «как бы» человеческий, а глубинный, коренной.
Я поделился с ними о произошедшем событии. Мой рассказ был выслушан с большим интересом, но когда они услышали, что обувь, бывшая на почившем монахе Сампсоне была выброшена в овраг, наши паломники с трепетом в голосе попросили показать то место. После продолжительных поисков в крутом овраге, выполняющем роль свалки, молодой послушник все же нашел то, что искал. Вместе со старцем они как к великой святыне приложились к останкам обуви и завернули ее в белое полотенце. Этот траурный сверток послушник разместил под подрясником, рядом со своим сердцем.
Они объяснили мне, что эти останки обуви, на их взгляд святого монаха, займут свое достойное место в храме их прихода, и будут являться значимыми и почитаемыми святынями.
Такое трепетное отношение вызвало у меня восторженное чувство радости и гордости за ангельскую чистоту их помыслов: предложение монаха-келаря посетить трапезу не вызвало у наших паломников никакого интереса. Они были наполнены пищей иной, неземной. Возвышенное счастье и любовь переполняли их.
Мне стало стыдно за себя, все же принявшего участие в трапезе и, видимо, лишенного той неземной пищи.
На Афоне, запретном для женщин, люди не рождаются уже полторы тысячи лет. Здесь только умирают. Не умерев, человек не может воскреснуть. Здесь живут, ожидая Конца Света. А пока молитвами монахов, живых и усопших, мир держится.
Воистину самое чудесное мистическое событие произошло со мной во время моего следующего приезда на Святую гору, в месте, называемом Каруля. Это одно из наиболее удаленных от материковой земли, не пригодное для жизнедеятельности место. Здесь почти отвесная, местами, гора, где на небольших, расчищенных от камня площадках, расположившихся по всему склону, омываемому с юга Эгейским морем, разместились кельи и пещеры монахов.
Отвесная тропа связывает большинство таких келий. Но к некоторым добраться можно лишь при помощи металлических цепей, подвешенных к платформам келий.
Не каждый из паломников рискнет подняться к таким местам. Это, казалось бы, неудобство является сознательным выбором обитателей сих жилищ, которые таким вот образом защищаются от непрошенных вездесущих паломников.
Тогда, отцу Александру и мне, было позволено по благословению русского иеромонаха Симона, живущего сейчас уже многие годы на Афоне, остановиться на некоторое время в его келье на Каруле. Отец Симон, являясь очень уважаемым среди афонитов священником, в то время получил для себя и своей братии новый скит «Преподобного Евфимия Великого», а в последствии и большой скит с несколькими храмами, часовней, келейными корпусами и др. постройками.
Пройдя за день немало километров пыльных дорог и каменистых тропинок, мы оказались на отвесной части скалы в келии отца Симона. Годом раньше я посещал эту келью, тогда еще в ней жили монахи, теперь же она была пуста.
После вечерней молитвы, приняв трапезу, принесенную нами, мы стали молча созерцать великолепие заходящего за морской горизонт солнца. Отец Александр расположился на старой стасидии, над обрывистой частью скалы, а я на деревянной скамье. Казалось, время потеряло свое значение. Мы погрузились в благодать, согреваемые лучами заходящего солнца.
Батюшка принял решение провести ночь в какой-нибудь одинокой пещере в скале, а мне предложил остаться здесь. Опережая повествование, скажу, что действительно он нашел пещеру в скале неподалеку, где и провел всю ночь, произнося молитвы.
Оставшись один, я устроился на дощатой кровати под растянутым над ней брезентом. Вскоре из-за скалы появились свинцовые тучи, которые заволокли небо. Удары грома сотрясали пространство своими раскатами. Вспышки молний, отражаясь в морской глади, освещали своим светом вырываемые из темноты ночи пейзажи.
Сильнейший ливень с ураганным ветром обрушился на монашеский мирок. Сверху посыпались элементы вышерасположенных келий, кровельное покрытие, фанера и прочее. Косой дождь начал заливать мою кровать. Я вынужден был, собрав вещи, спрятаться в помещении келии отца Симона.
Келия размером 2х2 метра имела из мебели только один стул, стол и кровать из сбитых досок, застланных простым матрацем и простынями.
На стенах висело множество простых ротапринтных икон, на столе лежали книги со святыми писаниями.
Погасив предварительно зажженную мной свечу, я погрузился, под стук дождя по крыше, в дремотное состояние. Внезапно вся келья наполнилась голубым свечением. Откуда-то извне, в келью начала вливаться, вначале очень тихая, затем все более усиливаемая Иисусова молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Она казалось, произносилась невидимыми мной людьми или ангелами.
Сознание мое наполнилось мистическим трепетом и страхом в ожидании «нечто» непонятного.
Также внезапно материализовались из невидимого в видимое состояние седовласые старцы, облаченные в черные монашеские облачения.
Старцы начали обходить меня вокруг по часовой стрелке, идя друг за другом, произнося непрестанную Иисусову молитву. Я понимал, что это не сон, так как я полностью видел всю комнату и все находящееся в ней. Даже отблески от уже редких вспышек молний отходящего грозового фронта отражались на стенах келии.
Мой разум, выйдя из оцепенения, стал без слов повторять в гармонии со старцами слова молитвы: "Господи Иисусе Христе сыне Божий помилуй мя грешного".
Мое сердце наполнилось великой любовью и радостью, пребывая в излучаемой старцами благодати. Их было числом около двенадцати.
Меня даже не удивило то, что старцы, держащие в руках несгораемые свечи, обходили вокруг меня, лежащего на кровати, через стену, так как кровать была плотно приставлена к стене и физически обойти меня было невозможно.
Эта, казалось бы, монотонная и малосюжетная сцена закончилась под утро так же неожиданно, как и началась.
Заснуть я уже не мог. Выйдя из кельи, устроился на широкой лавке в спальном мешке, созерцая в водах Эгейского моря рождение нового дня. Душа, наполненная благодатью, радовалась не только восходящему солнцу, но и какому-то внутреннему свету. Мой разум был чист, как белый лист, лишь только отраженная в нем непрестанная молитва лилась своей бесконечной текучестью кристально чистых небесных вод.
В таком положении и застал меня отец Александр, вернувшийся из своего пещерного затворничества, в пострадавшем от колючего кустарника, подряснике, Как оказалось, он также не спал, проведя в молитве всю ночь в найденной им скальной пещере, в которой рядом с ним, спасаясь от непогоды, лежала змея.
Я поделился своими ночными переживаниями и странным явлением связанным с тем, что где то, в глубине души, не мешая мыслительному процессу, льется, непрекращающаяся даже на минуту, непрестанная молитва. Она стала частью меня не вызывая чувства душевного дискомфорта, стала моей броней, охраняющий мой разум. Это состояние, во время которого ни одна дурная мысль не могла поселиться в разуме, продолжалось около трех дней.
Я пытался понять, за что мне, грешному был дан такой духовный опыт, ведь многие афонцы, своим главным деланием считают приобретение непрестанной молитвы. Но со временем, видимо, из-за моей духовной лени это состояние покинуло меня.
Когда я дописывал этот сюжет, мне позвонил мой друг и духовный наставник, монах Филипп, который продолжительное время подвизался на Святой горе Афон. Я рассказал ему о выше приведенном случае. Он с огромным интересом выслушал мой рассказ и попросил описать все в мельчайших подробностях, т. к. последний случай встречи с «невидимыми старцами» (если это были они) произошел и был описан в 1939 г. С его слов, а впоследствии и из других источников, мне посчастливилось узнать об этом.
Афон полон преданий о незримых старцах. Говорят, подвизаются они на склонах Святой Горы.
Один из известных сюжетов таков. Однажды молодой послушник встретил в горах похоронную процессию. "Пойдем с нами", - позвали шедшие за гробом. "Сейчас, только спрошу благословения своего старца". Послушник рассказал о встрече своему учителю. "Неразумный!" - воскликнул тот. "Ты видел по соседству хоть одну келью? Это же были старцы! Беги следом!" Но процессии на горной тропинке уже не было.
Говорят, когда умирает один из этих аскетов, незримое братство забирает с собой еще одного афонского монаха.
"Предание о старцах мы воспринимаем всерьез", - говорит духовник Пантелеймонова монастыря отец Макарий - «Когда новые поколения русских монахов 80-х, начала 90-х годов стали прибывать на Афон, они еще застали в живых великих молитвенников, сохранивших святогорскую традицию в самые тяжелые времена. И они относились ко всему, что касается незримых старцев, как к абсолютной истине. Предания эти берут начало в откровениях Матери Божией подвижникам Афона, в том числе старцу Паисию...". Афонские монахи чутко прислушиваются к знамениям последних времен.
Какова роль загадочных незримых молитвенников? Рассказывают, что в последние времена, когда пучина страстей захлестнет Афон, старцы поднимутся на самую его вершину. Там, в маленьком храме Преображения Господня, они отслужат последнюю литургию перед Концом Света.
Ранее, до прихода христианства, на вершине Афона стояла гигантская скульптура Аполлона. Как говорит предание: "Идол Аполлона рассыпался, когда стопа Матери Божией ступила на эту землю".
Русский монах Афанасий, с которым мы познакомились, покидая Лавру преп. Афанасия, пригласил нас к себе в келью. Отобедав, чем Бог послал, и посетив костницу, мы были приглашены им на прогулку по языческим капищам.
Метрах в трехстах от его обители, чуть выше в гору из зеленой травы и кустарника выступают многочисленные глыбы светло-серого мрамора.
На вершине небольшой скалы - идеально ровное круглое отверстие. Здесь стоял идол.
А вот и одно, видимо очень архаическое изображение тех сил, которым поклонялись в древней Аполлониаде. Коряво выбитая женская фигура. Деметра, древнейшая богиня плодородия. От нее ждали отнюдь не эстетического чувства. Здесь был практический интерес. Он связан с мифом о дочери Деметры Персефоне, похищенной Аидом в подземное царство. Когда природа в ее отсутствии начала увядать, и Зевс повелел вернуть богиню, Аид дал ей зернышко граната - залог ее периодического возвращения в царство мрака. Считалось, что гранат символ плодовитости, но владелец его - бог смерти.
Вот оно, самое страшное место капища! Грубые камни образуют некое подобие маленького амфитеатра. Сидевшие прежде на них жрецы наблюдали за жутким зрелищем спокойно. Человека с завязанными сзади руками подводили к одной из мраморных плит. Коленями ставили на ступеньку. Ничком клали на камень. В нем до сих пор хорошо видны вырезанные контуры человеческого тела: плечи, шея... Головы нет. Шея заканчивается глубокой ложбиной. Стоком для крови. Человеческая жертва ради плодородия? Такова кульминация античного язычества, романтизированного еще во времена Возрождения. "Страсти" Деметры по своей дочери были главным элементом Элевсинских мистерий. Они воспроизводили схождение в царство Аида. Во ад! Впоследствии эти таинства станут одним из прототипов масонских ритуалов.
Бесы многократно нападали на Афонскую твердыню православия в облике пиратов и агарян, соблазнявших унией латинян и даже масонствующих архитекторов, приглашаемых для восстановления.
Такие архитекторы оставили на стенах монастырей перевернутые пентаграммы, мандалы, ишты Давида и прочие символы язычества.
В наши дни на Афон зачастили спонсоры из Европейского экономического сообщества. На их деньги строятся и построены многочисленные кельи, напоминающие скорее фешенебельные отели.
Расчет таков: захлестнуть афонскую святость пестрой толпой международного туризма. Превратить эту землю в монашескую резервацию.
Да, эти деньги, возможно, и даются с некими тайными намерениями. Однако Матерь Божия может так управить, что придутся они Афону очень кстати, во славу Божию. Многие монастырские строения ведь действительно находятся на грани разрушения.
Некоторые монахи, особенно это относится к старцам-исихастам, пытаются спастись от цивилизации с её растущей паутиной туристических троп и автомобильных дорог, в кельях и пещерах труднодоступных мест.
Но и там не спастись от шума двигателей самолетов НАТО, регулярно облетавших на очень низкой высоте (над кельями) Святой Афон.
Афонские монахи рассказывали нам недавний случай, произошедший с одним старцем, нашедшим уединение в пещере, среди почти недоступных мест. Этот духовный воин прославился своим подвигом внутренней молитвы, взяв на себя обет молчания.
Многие монахи, проходя те места, стали обращать внимание, что во время молитвы этого старца над пещерой, а в последствии и над ущельем стало исходить голубоватое свечение. Весть об этом чуде дошла до Протата.
Некоторые послушники и монахи, из числа сомневающихся в этом чуде, стали исследовать этот факт. Оказалось, что во время свечения никаких ламп и лампадок старец не зажигал, а просто молился.
Однажды утром, выйдя из пещеры и увидев военный самолет, многократно облетавший над его обителью, этот старец перекрестил его.
Самолет, внезапно потеряв управление, ушел в воды залива, омывающего Афон.
Такова сила крестного знамения.
Спасаться от натиска цивилизации и экуменизма пытаются также и некоторые скиты и, даже монастырь. Этот монастырь, знаменит тем, что в древности здесь подвизался св. преподобный Антоний Киево-Печерский, первый игумен Киево-Печерской Лавры, и именуется Есфигмен. Он основан в V веке византийским императором Феодосием и ныне представляет собой прекрасную крепость со всеми фортификационными сооружениями, включающими в себя башни, пушечные окна-щели на крепостной стене. Сохранились даже бронзовые пушки с ядрами. Все это некогда было необходимо для защиты от латинян, варваров, сарацин и морских разбойников-пиратов, так как сам монастырь с севера выходит к морю.
Но время прошло, и с ним изменился и облик пиратов. Теперь они захватывают и грабят не только монастыри, но и целые государства. Имя этому «пирату» - глобализация, транснациональные компании, псевдодемократия США, а также массоно-олигархический капитал. Есфигмен - единственный из 20 монастырей Афона, не принявший помощи от Евросоюза, также является единственным монастырем зилотствующих, которые не поминают молитвенно Патриарха Константинопольского.
Зилоты – переводится с греческого как «ревнители» Господа (Лука, 6 гл. 15 ст.). Игумен этого монастыря, ныне почивший старец архимандрит Евфимий, почитатель святоотеческих преданий и вдохновитель зилотства, являлся большим приверженцем слов апостола Павла, который говорил: «Тем, кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема!» (Гал. 1.9).
Монастырь издает свою газету и прочую православную продукцию, где остро критикует политику Евросоюза, масонства и Ватикана. Папе Римскому здесь уделяется особое внимание, его изображают в виде антихриста с рогами. Достается и некоторым православным иерархам, принявшим экуменизм. Монастырь является полностью самодостаточным, перешедшим на полное самообеспечение. Это стало необходимым с целью защиты от инородного мира цивилизации, мягко обволакивающего своими щупальцами последние убежища Духа. Все насельники монастыря в свободное от службы время трудятся на виноградниках, огородах, оливковых и каштановых плантациях, а также выполняют другие хозяйственные работы. Излишки продукции они обменивают на другие необходимые им продукты и утварь у торговцев с материка. Деньги здесь не в почете, так как на них изображено, по их мнению, клеймо Антихриста - знак Евросоюза.
Над входными вратами монастыря написано: «Православие или смерть». «Эти слова в 2003 году были изображены на большом транспаранте, натянутом на крепостной стене монастыря», - рассказывал нам монах этой обители. Оказывается, непослушный Протату монастырь было решено сделать «правильным» путем его реорганизации, как это было неоднократно проделано с другими зилотствующими скитами. Для выполнения этой миссии был привлечен спецназ, который на военных судах подошел к причалу Есфигмена. Целью этой экспедиции был захват монастыря с водворением его насельников на материк и заменой их на «правильных», послушных Протату и Константинопольскому Патриарху. Монахи, предвидевшие такое нападение, закрыв монастырские врата, встали в открытых окнах крепостной стены, поклявшись погибнуть или отстоять монастырь. Над ними как раз и висел тогда транспарант «Православие или смерть!». Вооруженному формированию, во избежание огласки возможных непредвиденных последствий, было приказано тогда покинуть восставшую обитель. С тех пор узкий фарватер для прохода судов к причалу был засыпан камнями.
Довелось мне и третий раз побывать на Афоне. Это произошло в октябре 2002 г. после паломнической поездки с отцом Александром по святым местам греческих островов: Родос, Патмос, Сантарини и др.
Получив в г. Уранополис разрешение (диамонитирион) на посещение Святой горы, мы заночевали в монастыре «Агиа Павла», откуда ранним утром мы начали свое восхождение на вершину высотой 1000 метров, Малый Афонец. Путь предстоял неблизкий. На всем протяжении пути мы почти не встречали паломников, которые, в связи с ограниченностью во времени, выбирают другие маршруты.
Посетив скит Агиа Анна, где приложились к святым мощам (стопе святой Анны, матери Богородицы), направились к скиту Агиа Василия, в келию, где подвизался Иосиф Ифсихаст. Помолившись и прочитав тропарь святому старцу, мы долго любовались первозданной картиной окружающего пейзажа. Внизу, через кроны деревьев, виднелась голубая гладь моря.
Чистота горного воздуха, впитавшего в себя аромат можжевельника и другой растительности, вливалась в нас своей незримой животворящей текучестью.
Идя бесконечными горными тропами, мы не чувствовали усталости. Необыкновенная красота горных, девственных, не тронутых человеческой цивилизацией пейзажей окрыляла нас.
На протяжении всего нашего пути мы часто встречали места и артефакты тайного проживания подвизающихся в одиночестве монахов или мирян, уставших от суеты больших городов. Это небольшие пещеры, это источники с водой от которых уходили едва различимые тропы.
Даже взойдя на гору Малый Афонец и войдя в небольшой и простенький по своей архитектуре храм Ильи Пророка, мы обнаружили множество следов присутствия живущих или приходящих на ночлег людей. Это сложенные матрацы и даже сохнущее на веревках, возле храма, белье.
С небольшого плато, являющегося вершиной горы, мы созерцали гряды поросших деревьями скал, и долины, покрытые мелким кустарником и травами.
Вдали виднелся пик святой горы Афон, вокруг которого, по часовой стрелке, кружились хороводом гряды облаков, создавая впечатление круглого нимба.
Наполненные этим великолепием мы спускались с вершины Малого Афонца.
Иногда на нашем пути встречались муллашки. Это животные, похожие на больших ослов. Этих животных, исключительно мужских особей, на Афоне женские особи запрещены, ранее перевезли с материка для использования при перевозке грузов. Некоторые из них обрели свободу из-за ненадобности, врожденной лени или упрямства, а иногда и по старости. Все они, не имея шансов продолжить свой род, лениво скитаются по зарослям и лугам Афона, питаясь плодами диких яблок, орехами каштанов, травами и пр.
Многие тропы полуострова покрыты их навозом.
Этот народец составляет немалую проблему для монастырской братии, т. к. частенько вторгается на их возделанные огороды, поедая и топча все подряд.
Также этот ленивый ослиный народец пожирает значительную часть ценной для монастырей продукции – каштанов, которые очень любимы среди греков. Эти плоды, предварительно обжаренные, подаются на трапезах во всех монастырях и скитах.
Сегодня утром, выходя из монастыря, мы предполагали вернуться еще засветло, но наши надежды не оправдались. Вечером, когда солнце зашло за горизонт, тучи заволокли все небо. Тропинка, по которой мы шли, стала почти неразличима в кромешной тьме.
Отец Александр предложил мне, пытающемуся следить за тропой, дабы не споткнуться, произносить про себя Иисусову молитву. Что я и сделал.
Ноги, внезапно одаренные каким-то странным «ножным восприятием», стали добросовестно выполнять возложенную на них работу, почти без зрительного участия.
Я поделился таким наблюдением со своим попутчиком, на что он сказал, что тот, кто доверяет свою волю воле Господа, никогда не падает, Господь ведет его.
Когда было уже совсем недалеко до нашего монастыря «Агиа Павла», мы, чтобы сократить путь, решили идти напрямую, через каменные завалы кальдеры и русла высохшей горной реки. Воодушевленный своим пешеходным опытом, я без колебаний устремился в путь. Мой разум не переставал удивляться новым способностям «видящих ног», которые ни разу не споткнулись, идя по бездорожью и труднопроходимым каменным завалам.
На следующее утро мы были разбужены стуком деревянных бил, при помощи которых дежурный монах будил ото сна монастырскую братию и гостей, созывая на утреннюю молитву. Этот день был особенным для монастыря, так как должен был состояться панигер – престольный праздник в честь святого. Служба на таких праздниках длится, с перерывом на трапезу, до 15 часов. На праздник съезжаются и приходят монахи из монастырей и келий, паломники и даже скитающаяся братия, для которой есть неплохая возможность не только совместно помолиться, но и совместно отобедать за праздничным столом.
Довелось и нам принять участие, и в том, и в другом мероприятии. Я удивлялся тому, что в ногах не было никакой усталости от вчерашнего нелегкого пути.
Монахи нам рассказали, что ежегодно на Афон приезжает больной пожилой священник из Москвы, которого, в связи с его немощью, сопровождают два послушника. Вступив на святую землю полуострова, он преображается. Сам, без посторонней помощи, он поднимается на вершину горы Афон, опережая даже молодых паломников.
Благодать наполняет его во все время пребывания его на Афоне. Приезжая в Москву, он опять болеет, мечтая о следующей поездке. Москва для него - город-вампир, высасывающий жизнь, а Афон – целитель души, дающий жизнь.
Годом раньше описываемых мной событий случился другой прямопротивоположный случай.
Из Москвы со своим сыном, приехал богатый банкир, который видимо, решил повысить свою респектабельность, покорив еще одну из вершин. Но вершина оказалась святой, покорить которую невозможно. Не доходя до вершины 500 метров, недалеко от Панагии, он умер от разрыва сердца. Его сыну пришлось самому нести недавно здоровое тело отца вниз. Таков он – Афон.
После услышанного мной от монахов рассказа я невольно вспомнил евангельскую притчу о богатом, который не сможет пройти сквозь игольное ушко.
Кстати, я и сам когда-то пытался войти не в свою дверь. Правда, произошло это на святой земле Иерусалима, в мою первую поездку в Израиль.
Тогда я, еще не воцерковленный, вместе с туристами, которых привел гид, посетил главную святыню иудеев – стену Плача. Она является остатками разрушенного храма иудеев.
Выстроились в очереди, мужчины слева, а женщины справа от стены. Нам раздали еврейские молитвенные шапочки-ермолки, выполненные из бумаги. Нам объяснили, что прошение к господу Иегове пишется в письменном виде и вставляется, свернутым в трубочку, в щели каменной кладки стены. Писать прошение я не стал. Когда подошла моя очередь подойти к стене, я надел шапочку (иначе не пускают).
Как только тюбетейка покрыла мое чело, тяжелая тупая боль наполнила мою голову. Словно невидимые тиски стали сдавливать ее все сильнее и сильнее.
Не помню, как я дошел до стены, но хорошо помню, как я почти бегом возвращался к выходу, снимая этот «странный» головной убор. Когда я освободился от этого убора, моя голова также мгновенно перестала болеть. Тогда я еще ничего не знал о невидимых масонских и иудейских эгрегорах и иерархиях. Такова она, стена Плача, не признавшая во мне своего слугу.
В тот же день Господь наш Иисус Христос приоткрыл и другую дверь, в храме Воскресения Господня, когда мне, по непонятной тогда милости Всевышнего, было дано приложиться к великим святыням.
Тогда, после помазания и целования креста у священника, я был охвачен необыкновенной легкостью и светлой радостью, которые не покидали меня несколько дней, охраняя даже от дурных мыслей и поступков.
Десять лет спустя, будучи в Афинах на Акрополе, бродя среди руин Парфенона, я не почувствовал ни трепета, ни радости, ничего, что могло бы согреть душу. Лишь только пустая, не наполненная духом форма.
Как мне тогда захотелось побывать в православном храме, наполненном живым духом. Тогда я осознал, что помимо святынь, наполненных добром или злом, есть еще и святыни, не наполненные ничем, а значит – мертвые.
Часть 2
В 2010 году мне позвонил серб Бранко Радулович, с которым мы познакомились ранее. Он сообщил, что намерен построить храм на Афоне в Греции, и хотел бы предложить мне разработать эскизы для предоставления их настоятелю отцу Максиму.
Конечно, я не мог бы даже мечтать об этом, так как знал, что русским строить на Афоне храмы греки не позволяют более сотни лет. Причиной является их ревность и страх потерять контроль над ранее захваченными ими русскими скитами: «А вдруг русские потребуют обратно то, что некогда было построено российской империей».
Через несколько дней приехал из Греции отец Максим, который рассказал мне, что недалеко от Великой Лавры, в скиту Благовещения Пресвятой Богородицы, принадлежащем греческому монастырю Кутлумуш, ему игуменом монастыря отцом Христодулом поручено построить храм. «Храм, который нужно построить на месте ранее разрушенного, должен быть выполнен в греко-византийском стиле, так как будет находиться под омофором вселенского Патриархата и Святой Горы Афон», - сообщил мне батюшка.
Отец Максим, являющийся иеромонахом, более 15 лет служит на Афоне, вначале в русском Пантелеймоновом монастыре, затем в монастыре Кутлумуш. Ранее он подвизался в Почаевской Лавре на Украине. Годом ранее батюшка познакомился с сербом Бранко, приехавшим на Святой Афон паломником.
Изучив греко-византийскую храмовую архитектуру и задание на проектирование я, одержимый творческим духом, приступил к воплощению на бумаге Афонского храма. Вскоре эскизы были созданы и одобрены отцом Максимом и Бранко. Батюшка сообщил, что намерен пригласить меня на Святую Гору для ознакомления с территорией под строительство, а главное - для встречи со священноигуменом монастыря Кутлумуш, у которого необходимо получить благословление эскизов на строительство.
Мой друг отец Александр Коблов, узнав о предстоящей поездке, попросил меня походатайствовать у отца Максима о приглашении на Афон.
Отец Максим милостиво выполнил сию просьбу, а Бранко Радулович взялся профинансировать расходы, связанные с поездкой.
И вот мы с отцом Александром и Бранко летим в Грецию. В Салониках нас встречает отец Максим и везет в сторону Афона. Переночевав в Уранополисе, и получив в таможенном управлении Святой Горы димантирион, мы направились в порт. Паром «Агия Пантелеймон» уже ждет своих паломников. Мы с отцом Александром поднимаемся на судно, а отец Максим въезжает на своей машине на палубу. Въезд на Святой остров городского транспорта запрещен, лишь только машины, имеющие афонские номера, могут перемещаться по Афону. Машина отца Максима такие номера имеет.
Судно отчаливает от пирса. Чайки, ожидавшие этого события, взмывают вверх и грациозно парят, ожидая очередного кормления. Вот кто-то из паломников надламывает кусочки хлеба и кидает их птицам. Вся стая с криком устраивается над кормильцем.
Пассажиры – все, естественно, мужского пола, с рюкзаками, посохами и благопристойно одетые (никаких шорт, желательно длинный рукав) жадно вглядываются в берег. Перед ними медленно проходит панорама скалистых берегов. Все вроде бы обычный греческий пейзаж, но что-то уже изменилось. Государственная граница между Афоном и «миром» превращается в метафизическую грань. Паломники ждут первой встречи со Святогорьем, проходит час навигации. Успокаиваются самые суетливые.
И вот – первая встреча. Она шокирует. Над берегом высятся заброшенные корпуса. Пустые глазницы окон, обвалившиеся купола. «Неас Фиваидас», - сообщают друг другу притихшие люди. «Россики Скити», - добавляют искушенные посетители Святой Горы. Да, это – он, знаменитый (в прошлом) русский скит «Новая Фиваида», где в период расцвета обитало около трехсот монахов - в три раза больше, чем ныне в самом цветущем афонском монастыре. Никто из плывущих на пароме никогда не был на «Новой Фиваиде» - добраться туда почти невозможно, а если каким-то это чудом и произойдет, то на ночлег рассчитывать не приходится.
Когда-то все было иначе. Сейчас руководителем этого скита является иеромонах Симон. Память мая переносит меня в события десятилетней давности, когда мне впервые довелось познакомиться с отцом Симоном. Тогда его скит находился на другом конце Афона, в месте под названием Каруля. Этот человек произвел на меня огромное впечатление своим смиренномудрием, благородством и духом настоящего воина Христова. Тогда я сподобился исповедаться у него и причаститься праздничной службе в Пантелеймоновом монастыре.
Я вспомнил интересную историю, главным лицом которой явился родной батюшка Симона Федор Алексеевич, в квартире которого нам с отцом Александром довелось остановиться на несколько дней. Это было в городе Сочи в 1999 году, куда мы приехали для обмера строительной площадки под предполагаемое строительство храма.
Отец Симон в то время находился на Афоне.
Проживая несколько дней в квартире Федора Алексеевича, я увидел в нем человека, прожившего тяжелую трудовую жизнь среди суровых людей его профессии. Это оставило на нем характерный отпечаток. Он отличался характером строгим и бескомпромиссным, в свои 80 лет он был крайне неразговорчив, ворчлив и не гнушался в случае надобности крепким словцом. Это характерно людям некоторых профессий, а его профессия была особенной. Всю свою трудовую жизнь он проработал на железнодорожном транспорте, начиная ещё с паровозов и заканчивая электровозом. За заслуги он был отмечен медалью почетного железнодорожника.
Последующие события, связанные с Федором Алексеевичем, я узнал от священников, встречавшихся с ним позже. А в последнее время Федор Алексеевич сильно болел, и врачи предсказывали его скорую кончину. Отец Симон, приехавший с Афона, постоянно просил батюшку уехать с ним туда, но тот отказывался. Когда час кончины приблизился, и почти обездвиженное тело начало набухать от водянки, аргументы сына все же убедили отца уехать в Грецию.
Монахи доставили старца на Афон, где он после долгих уговоров, смирившись с грядущим, принял постриг от сына. Батюшка отца Симона стал монахом Симеоном. После пострига он чудесным образом исцелился от своей болезни и немощей. Через пару дней он восстановил и свой неукротимый нрав, временно утраченный в связи со страхом скорой кончины.
В то время келья отца Симона находилась на Каруле, расположенной на самой гористой отвесной конечности полуострова. Старец Симеон, обретя новое рождение на небольшой площадке келейной территории над отвесным утесом, почувствовал себя как дома и даже лучше.
В лице своего сына, монахов и послушников кельи, он обрел почву для воспитательной деятельности и как сказано в произведении А. С. Пушкина: «Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог».
Монахи безропотно восприняли сей процесс, как волю Божию, данную им для смирения, послушники роптали. Больше всего доставалось случайным паломникам, особенно грекам, которые, увидев седовласого, иконописного старца с проницательным взглядом, подходили под благословение.
Не зная другого языка, кроме русского, и не умея благословлять, отец Симеон с гневом в глазах отталкивал назойливых паломников, что остро усиливало в них чувство своего недостоинства и греховности жизни. Прихожане с еще большим рвением, часто падая на колени, просились исповедаться у старца.
Старец садился на пенек и молча, насколько хватало его терпения, выслушивал паломника, речь которого была совершенно непонятной ему.
Когда терпение заканчивалось, отец Симеон отталкивал прихожанина, иногда ругая его крепким словцом бывшего железнодорожника, и уходил. Этот толчок или пинок воспринимался паломниками как своеобразный знак благословения прозорливого и духовного старца. Слава об этом почтенном старце распространилась далеко за приделами Афона и даже Греции. Паломники, побывавшие у отца Симеона, рассказывали другим о том, что именно этот странный русский старец помог им осознать свою греховную природу и изменить свою жизнь. Некоторые рассказывали, что даже один гневный взор молчаливого старца заставлял их плакать.
Паломники, прослышавшие о чудесах духовного исцеления, потянулись к весьма отдаленной от нахоженных троп келье, расположенной на крутом склоне горы. Келья схиеромонаха Симона никогда не испытывала такой популярности среди прихожан, ведь главной целью иноков был уход от мира для тихой келейной молитвы. А вот теперь мир сам ворвался в их тихую обитель. Братия как-то пыталась повлиять на этот непредвиденный процесс. Пытались даже объяснить паломникам, что старец вовсе не старец.
К русским монахам, подвизавшимся на Афоне, греческая братия относится недружелюбно, но к отцу Симону их отношение иное. Его смиренное служение и непредвзятое отношение к землякам сыскали у греческого духовенства Святой Горы и даже Протата, большое уважение.
В связи с предстоящим в декабре 2001г. приездом Российского Президента В.В.Путина на Афон парламент Святой Горы решил реабилитироваться в глазах русских, сделав жест доброй воли.
Этим жестом было решение Протата о выделении новой кельи для отца Симона.
Эта келья, расположенная рядом с русским Пантелеймоновым монастырем и имевшая название Мельница отца Салуана, оказалась гораздо благоустроеннее и обширнее. Около года братии отца Симона довелось пожить там.
В новой келье старец Симеон почувствовал себя как дома, единственное, что ему не нравилось, так это то, что число прихожан к нему возросло. Он, как и прежде, карающей десницей и гневным взором благословлял паломников.
В декабре Владимиру Путину из-за плохих условий не удалось приехать на Афон. Случился шторм, и поездку отложили на весну следующего года.
Весной весь Афон ждал нашего Президента. Протат пошел на неслыханные уступки русским, единственным избранником которых стал снова отец Симон. Ему был предоставлен огромный скит Новая Фиванда, до революции принадлежавший России.
Этот скит имел три храма, один из которых не был достроен, множество других сооружений, среди которых большой трехэтажный братский корпус, морской причал с двухэтажной гостиницей у самого берега. Строительство на территории скита, которое осуществлялось под личным контролем российского царя Николая II, было прервано революцией 1917г.
Братия с отцом Симоном были обескуражены милостью и доверием греков, а также такой, казалось бы, неподъемной, задачей. Но все же, мобилизовав все свои силы и средства благодетелей, они приступили к реконструкции скита Новая Фиванда.
Вторая попытка посещения Афона Владимиром Путиным не состоялась из-за событий в Беслане. И лишь только третья попытка стала успешной.
В сентябре 2005г. Владимир Путин побывал на Афоне, став первым из руководителей государства Российского, побывавших здесь.
Президент России посетил Священный Кинот Афона. Там он подчеркнул особую духовную связь России с Грецией в целом, и Афоном в частности: «В России сейчас происходят большие перемены, и сегодня каждый человек может возвращаться к своим духовным корням. И если Россия – самая большая православная держава, то Греция и Афон – это ее истоки. Мы помним об этом и очень дорожим».
«Между Россией и Афоном всегда были особые связи, и мы готовы возрождать их в том объеме, в котором вы будете к этому готовы» - сказал Президент.
Несколько лет спустя старец Симеон продолжал еще воцерковлять ищущих спасения паломников. Пришло время оставить ему этот мир. Перед смертью его постригли в схиму и он тихо отошел ко Господу.
На территории скита первой иноческой могилой стала могила, в которой покоятся мощи схимонаха Симеона. Кто знает, может быть, по воле Божией история еще раз улыбнется. Его вновь обретенные мощи через несколько лет, быть может, заблагоухают и имя старца Симеона будет прославлено не только его греческими почитателями.
Монастырь Кутлумуш
Я стою на верхней палубе парома и разглядываю проплывающий берег с его скитами, кельями и монастырями. Там впереди хорошо видна заснеженная вершина горы Афон. И вот мы причаливаем к пирсу единственного на полуострове небольшого порта Дафни, расположенного недалеко от Великой Лавры, других монастырей и скитов, а также Протата.
Опускается аппарель носовой части парома и, скрежеща о пирс, ложится на поверхность бетона.
Паломники и афониты, как их тут называют, со своими рюкзаками и тюками покидают судно. Мы садимся в машину отца Максима и едем в сторону Кареи, являющейся столицей и единственным городком монашеской республики.
На окраине этого небольшого городка разместился один из древнейших на Святой Горе монастырь Кутлумуш, являющийся целью нашего сегодняшнего визита.
Отец Максим рассказывает: «Легенда о том, что на Афоне вообще не было женщин, всего лишь легенда. Изучая архивы Великой Лавры, я многое открыл для себя.
В 1821 году, когда было восстание греков против турок, здесь находились семьи, которые спасались от турок, вырезавших греков. Одна женщина здесь родила ребенка и посчитав, что коль он здесь родился, нужно его оставить в монастыре. Матерь Божия дала на это благословение.
Ребенок рос при монастыре, принял постриг и прожил 128 лет, ни разу не видя женщин и не выезжая с Афона.
На самом деле случаи, когда женщины попадают на Афон, многочисленны. К примеру, в 1904 году Русский Пантелеймонов монастырь принял датское пассажирское судно, которое должно было затонуть. Около четырех дней, до прибытия другого судна, все пассажиры и экипаж были размещены в одном из зданий монастыря. Правда, это здание вскоре сгорело, и молва приписывает причину этому – проживание здесь женщин. Но скорее всего это не так. Пожар тогда случился и в других монастырях из-за засушливого, жаркого лета».
Мы подъезжаем к вратам монастыря. Отец Максим сообщает нам, что это монастырь Кутлумуш. Он подводит нас к краю площадки, и указав пальцем на белый домик, покрытый белой крышей и разместившийся ниже, на склоне среди кипарисов, сообщает нам, что это келья старца Паиссия Афонского.
Мы идем через обширный сад монастыря к вратам четырехугольного в плане здания. Во внутреннем дворике этого здания расположен храм, четырехэтажные стены с узкими проемами которого выложены из серого песчаника. Здесь же находится мраморная беседка – баптистерия, рядом разместилось цилиндрическое каменное сооружение, украшенное резным мрамором. Это – накопитель воды, подающейся с гор в пластиковых трубах.
При входе в монастырь расположился красивый, декорированный резным белым мрамором питьевой фонтан с беседкой.
В основании мостовой разместилось мозаичное круглое панно с изображением двуглавого орла. Это – герб Византии.
Стены монастыря украшают каменные арочные галереи и балконы из каштанового дерева. На одной из стен вверху закреплена консольная конструкция древнего подъемно-блочного механизма с корзиной для грузов.
В центре монастырского двора возвышается окрашенный в кирпичный цвет греческий храм. С правой стороны – выложенный из кирпича храм поменьше.
Монах-эконом встречает нас и ведет на 3-й этаж братского корпуса и размещает в гостевых. Меня с сербом Бранко в одной, а отца Александра – в соседней.
Отец Максим вскоре заходит за нами, и мы едем по горной грунтовой дороге в Благовещенский скит, относящийся к монастырю.
Этот небольшой скит, возглавляемый отцом Максимом, разместился на горизонтальной площадке крутого склона, с которого открывается великолепный вид на обширное ущелье, поросшее каштаном, и голубую гладь Эгейского моря.
Батюшка показывает нам двухэтажный, выложенный из камня и покрытый черепицей небольшой домик с деревянными балконами.
Отец Максим говорит: «Здесь недалеко, в трехстах метрах отсюда, находится келья, в которой жил и молился старец Паиссий Афонский. Та келья также принадлежит монастырю Кутлумуш. Старец был монахом этой обители и исповедовался у священноархимандрита монастыря старца Христодула, являющегося старейшим из игуменов Афона. Ему уже восемьдесят пять лет. Он самый уважаемый в Протате. Сейчас он находится в Афинах и приедет через три дня. Нам нужно хорошо потрудиться и представить на благословение эскизы с обмерочными чертежами будущего храма Благовещания Пресвятой Богородицы».
Здесь раньше находился храм, который был разрушен землетрясением. Ангелы охраняют это место.
Отец Максим подвел нас к недавно выполненному бетонному фундаменту будущего храма, расположенному на верхней террасе площадки. Нижняя терраса имеет ширину 4 метра; а стена, которая была выложена камнем, служила одновременно виноградником и садиком с недавно посаженными деревцами черешни.
Ниже террасы по склону до самого русла небольшой реки росли оливковые деревья.
Мы приступили к обмерочным работам, предварительно заготовив деревянные колышки для разметки. Уже вечером уставшие, но счастливые, мы возвратились в монастырь.
Отстояв вечернюю службу в храме, закопченные стены которого излучали молитвенный дух прошлого и настоящего, мы приложились к мощам святых, вынесенным из алтаря.
После службы нас пригласили на трапезу, где вместе с иноками и трудниками обители отужинали под высокими каменными сводами. Постные, незатейливые блюда, приготовленные из овощей и фруктов, выращенных в монастырских садах, были очень вкусны.
Монастырский мед, намазанный на серый хлеб собственной выпечки, казался райским блюдом.
Баночку этого меда я выпросил у дежурного по кухне и увез с собой в Москву.
После трапезы мы прогулялись по монастырской территории, обсуждали день прошедший, строя планы на завтрашний.
Отец Максим, подведя нас к мраморной сени на колоннах, стоящих на чьем-то захоронении, сказал: «Здесь в 1774 году упокоен Вселенский Патриарх Матфей. Он был ктитором монастыря и хорошо помогал этой обители. К концу своей жизни он перешел в одну из келий монастыря.
Главный храм посвящен Преображению Господню. Резной иконостас его самый красивый на Святой Горе.
Здесь в 17 веке игумен монастыря Харитон оказал содействие в духовном возрождении Румынии. Во время Восстания 1821 года здесь, в монастыре Кутлумуш, проходили собрания борцов за свободу, и здесь же тогда был арестован турецкий управляющий Святой Горы».
Отец Максим говорит: «Я, находясь здесь, никогда не отмечаю своего дня рождения, да и у монахов это не принято, их духовное рождение ведется со дня пострига».
Я вспоминаю, что день моего рождения в прошедшем году, также как и в этом, застал меня на Святой Земле. Тогда я по благословению Патриарха Иерусалимского Феофила целый месяц проживал в древней обители VI века. Там в монастыре святого Герасима на Иордане я так же, как и здесь, занимался обмерочными работами. По этим обмерам мы позже выполнили проект монастыря для постройки его в России.
Вспомнил я, что и в свои 33 года мне довелось этот день встретить на Святой Земле, находясь в своей первой паломнической поездке.
Ударил монастырский колокол, призывая всех ко сну. Долго мы не могли заснуть, разговаривая с Бранко о жизни, которая привела нас сюда.
В двенадцать часов ночи по европейскому времени снова зазвонил колокол, призывая всех на утреннюю службу. Разница Афонского и Греческого времени составляет шесть часов. Здесь свое время.
Я с благословления отца Александра решаю работать над чертежами в келье во время службы. Времени до приезда игумена мало, а сделать нужно много. Бранко идет на службу.
Зажигаю ещё одну свечу и приступаю к работе.
Работается легко, чувствуется молитвенная поддержка, и благодать этих мест оказывает своё действие.
В келейное окошко с рассветом устремляются потоки отраженного от окружающего пейзажа света.
Возвращается со службы Бранко. Часа через два за нами заходит отец Максим и увозит нас в свой скит. Мы занимаемся планировкой территории. Вспоминаю, что сегодня 20 апреля – день моего рождения. Чудесным образом оказывается, что и у отца Максима день рождения также в этот день. Мы поздравляем друг друга, сидя за чашкой чая на балконе его кельи.
Я читаю и дарю ему своё стихотворение об Афонском Свято - Пантелеймоновом монастыре, где мне довелось пожить ранее.
Отец Максим рассказывает о том, как он пришел на Афон и находится здесь уже более 15 лет.
Родом он с западной Украины. После окончания духовной семинарии и рукоположения во священники он служил в Почаевской лавре.
Оказавшись паломником на Афоне, он был принят духовником Пантелеймонова монастыря отцом Макарием, который пригласил отца Максима остаться и служить в этой Афонской обители.
Батюшке было назначено послушание библиотекарем монастыря, которое он смиренно нес более 10 лет, занимаясь историко-архивными изысканиями и написанием книги.
Духовник монастыря родился также на Западной Украине и не отличался большой любовью к русским паломникам. Его сильно раздражало радушное отношение отец Максима к русским, а также еще недописанная книга о присутствии русских монахов на Афоне.
Отец Макарий, пригласивший ранее своего земляка, был уверен, что приобретёт в лице отца Максима соратника в тайной борьбе с «москалями», но ошибся. Не помогли даже вразумления и угрозы.
Отец Максим был изгнан из монастыря.
Господь не оставил батюшку, которого за трудолюбие и молитвенную жизнь пригласили в Великую Афонскую лавру с тем же послушанием библиотекаря.
Там он был замечен старейшим и самым уважаемым в Протате игуменом монастыря Кутлумуш священноархимандритом Христодулом, который пригласил его в свой монастырь.
Годом ранее моего приезда он получил благословение игумена возглавить скит Благовещания Пресвятой Богородицы, в котором мы и находимся.
Этот непредвиденный иерархический рост сильно разгневал духовника Пантелеймонова монастыря и игумена Иеремию.
Они написали в Протат жалобу на то, что наказанный изгнанием монах был незаслуженно принят в лавру да еще с таким повышением.
Игумен Христодул защитил отца Максима и обещал, что после строительства храма в Благовещенском скиту он выдаст батюшке документ о праве пожизненного владения скитом с правом передачи доверенному монаху. Этот документ называется омологион.
Отец Максим предложил нам посетить келью старца Паиссия Афонского, находящуюся недалеко от нас. Мы с радостью соглашаемся и вскоре горной, поросшей кустарником тропой подходим к скромному, выбеленному известью, домику.
Нас встречает монах, который ведет нас на поляну в саду, уставленном в качестве лавочек деревянными колодами. «Здесь сидел и вел проповедь старец Паиссий» говорит монах, указывая на центральную колоду, вокруг которой рядами разместились другие - для паломников.
Нам рассказывают о праведной и подвижнической жизни старца.
Мы заходим в домовую церковь. Это небольшая тускло освещенная комната с алтарной перегородкой и несколькими стасидиями, установленными вдоль стены.
За этой стасидией стоял и молился старец Паиссий. Мы по очереди становимся за эту стасидию, от которой исходит намоленная благодать.
Нам дарят иконки, и мы уходим в светлом молчании, каждый погруженный в свой внутренний духовный мир.
Я вспоминаю, как впервые познакомился с проповедью отца Паиссия, сидя за своей чертежной доской и слушая радио «Радонеж», по каналу которого ежедневно читались книжки, написанные с его слов.
Отец Максим везет нас обратно в монастырь к вечерней службе.
Ранним утром к приходу Бранко в келью я заканчиваю эскизы храма. Слава Богу, успел. Сегодня должна состояться встреча с игуменом монастыря отцом Христодулом.
Вскоре заходит отец Максим и сообщает, что игумен ждет нас через полчаса.
И вот мы уже сидя за столиком в открытой галерее – архондарике с трепетом ожидаем старейшего из игуменов Святой Горы.
В конце галереи появился высокий седовласый старец в сопровождении двух монахов.
От него исходит энергия всепоглощающей любви и спокойствия. Получив благословение, мы садимся за стол. Отец Максим представил меня и попросил показать эскизы.
Игумен с большим интересом изучает эскизы храмов, которые ему очень понравятся.
В глазах его светится радость. Он благословляет строительство храма Благовещения Пресвятой Богородицы по этим эскизам.
Я, заранее готовый к отрицательному результату, зная отношение Афонского Протата к русским, был приятно удивлен. Отец Максим попросил меня показать эскизы других храмов, разработанных прежде.
Но когда я открыл эскиз византийского соборного храма, глаза игумена и его монахов засветились от восторга. Они переглянулись, встали и чем-то оживленно заговорили.
Через минуту игумен сказал, что им очень понравился эскиз византийского собора, и они хотели бы построить такой храм на Афоне.
Он предложил мне возглавить проектирование и контроль над строительством этого храма.
На вопрос о стоимости строительства ответил Бранко, который вызвался стать генподрядчиком строительства.
После чаепития, расставшись с игуменом, я шел в свою келью, думая: «чудны дела твои, Господи. Разве такое может случиться по моему хотению? Нет, только по воле Божией. И за что мне, недостойному, была дана такая милость?»
Через несколько дней, выполнив нужные работы, мы покинули Хиландарский монастырь.
Отец Максим везет нас в сербский монастырь Хиландар, где мы предполагаем остановиться.
Батюшка рассказывает нам об интересных исторических событиях, связанных с Афоном. Все, о чем он говорит, вызывает большой интерес отца Александра, который имеет намерение написать книгу «Русские скиты Афона». Прежняя его книга «Гора Афон. Святая Гора» была отмечена патриархией, как лучшая православная книга года.
Все сказанное отцом Максимом взято из архивных материалов библиотек Пантелеймонова монастыря и Великой лавры.
Мы останавливаемся на перевале, с которого открывается великолепный вид на все четыре стороны. Под нами, за зеленым склоном распростерла свои объятия морская гладь, на которой отчетливо виднелись несколько островов и мыс полуострова. «Этот полуостров Кассандра, на котором мы с вами недавно трапезничали, в день вашего прилета в Грецию. А вот немного левее, на том небольшом острове, ранее находилась тюрьма», - говорит батюшка.
С левой стороны полуострова, отраженная в лучах вечернего солнца, сияет вершина Святой горы, в складках которой ещё лежит снег.
В машине отец Максим продолжает рассказ: «Все что вы видите на Афоне, является государственной собственностью. Это произошло в 1929 году, когда к власти пришли греки, освободившие Фракию, Македонию и Халкидики. Они были масоны, конечно, так как заставили монастыри продать свою собственность, имущество, землю, и все стало государственным.
С этого момента государство само заинтересованно в поддержании и реконструкции монастырей, ведь это привлекает паломников и туристов, а значит, и укрепляет экономику. Организация, которая контролирует этот процесс, называется «кидак»», говорит батюшка.
Мы проезжаем сады монастыря «Костамонид», усаженные цветущими деревьями, покрытыми розовыми и белыми цветами.
Батюшка продолжает: «При том, при всем, что мы себя считаем благочестивыми, правда не всегда на нашей стороне. Я в рукописях Пантелеймонова монастыря нашел такие записки монаха: «Сегодня отбили атаку греков, завтра решаем сами нападать», в следующей записи: «Наши потери: перелом руки у отца Стефана. Проломили череп греку» и т.п. Это келиотский дневник русских, враждующих с соседней греческой кельей.
Мы не всегда правильно поступали. Ну вот, например, в 1916 году Российская империя назначила губернатора на Афон. Все девятнадцать монастырей восстали против этого решения. Женева и вся Европа осудила этот акт России, пытавшейся этим подчинить своему влиянию Афон. Граф Игнатьев, величайший дипломат, служивший представителем России при Османской Порте, договорился с турками, что подчинив Афон, Россия укрепит свои отношения среди союзников Турции. Вот и губернатор Афона был назначен. Понятно, конечно, что здесь тогда жило около семи тысяч русских и столько же греков. Россия тогда очень хорошо помогала финансово нашим скитам и монастырю. Мы тогда могли всё покупать, включая территории и кельи.
Сейчас русские монахи расплачиваются за то, что делали предыдущие поколения. Вот это «Ура, Россия вперед» - оно не всегда правильно».
Наша машина спускается вниз параллельно ущелью, поросшему густой растительностью. На противоположном отвесном утесе, утопая в зелени, разместился одинокий заброшенный скит с небольшим храмом и полуразрушенным трехэтажным зданием. На высокой базе фундамента хорошо видна большая колонна без капители. Видимо, это осталось ещё с языческих времен.
Отец Максим останавливает машину и рассказывает нам страшную историю: «Это Свято-Троицкий скит, принадлежащий монастырю Хиландар. В нем раньше жили русские монахи, но все они погибли.
На этом месте раньше было языческое капище, и здесь приносились человеческие жертвы. Здесь до сих пор не могут изгнать бесов. Была попытка заселить скит другими иноками, но они также погибли, сбросившись с отвесной скалы.
Я просил игумена монастыря разрешения пожить в этом скиту и молитвенно побороться с бесами, но мне этого не позволили».
Вскоре в лучах вечернего оранжевого солнца появляются высокие монастырские стены Хиландара, за которыми видны башни подъемных кранов.
Отец Максим нам говорит, что возможно нам здесь не удастся остановиться, так как гостиничный блок монастыря недавно полностью сгорел.
Мы заходим в монастырь, правое крыло которого сгорело, остались только каменные стены. В центре монастырской площади стоит красивый греко-византийский храм и мраморная беседка посреди двух огромных кипарисов. Только что закончилась вечерняя служба и нас вместе с паломниками приглашают на трапезу.
Игумен монастыря вежливо объясняет, что принять нас он не может в связи с пожаром и рекомендует остановиться в монастыре Эфсигмен. Этот зилотский монастырь проявил братскую любовь и оказывает нам помощь, принимая наших паломников и выделяя им транспорт. Завтра мы ждем вас в нашем храме на праздничной литургии.
После трапезы мы едем в Эфсигменский монастырь, которой отказался подчиняться парламенту Афона и не желает поминать Вселенского патриарха, считая его еретиком.
Уже на закате солнца мы подъезжаем к величественным крепостным стенам монастыря, над входными воротами которого висит черный флаг с надписью «Православие или смерть».
Проходим мимо большого храма, на паперти которого сидят на лавках несколько монахов и плетут чётки.
Нас любезно встречает монах и ведет на четвертый этаж, где мы размещаемся в кельях. Вскоре выходим на прогулку к морю. С левой стороны над утесом разместилась келья первого игумена Киево - Печорской лавры святого Антония. Там я бывал ранее. Сейчас мы туда не пойдем. Темнеет быстро.
Отец Максим говорит: «Ранее самый многочисленный по числу монахов был монастырь Ватопед, сейчас Эфсигмен. В нем более ста монахов, причем трудников нет, так как все хозяйственные работы выполняются самими монахами. Монастырь является полностью самодостаточным, выращивая в своих садах все необходимое для пропитания».
Возвращаемся в обитель затемно. Электрический свет в монастыре отсутствует. Зажигаем фонарики и идем в свои кельи. Спать не хочется. Я выхожу в коридор, открываю окно, и созерцаю ночное небо и звезды, отраженные в спокойной глади моря.
Морской ветерок освежает мое лицо. Я счастлив осознанием того, что нахожусь в столь благодатном, аскетичном, хотя и зелотском монастыре, стены которого напитаны молитвенным духом.
Немного озябший, захожу в келью, которую серб Бранко уже обогрел дровяной печью.
Под потрескивание поленьев, испускающих древесный аромат, засыпаю.
В два часа ночи нехотя встаем и собираемся. Нам предстоит поездка в Хиландарский монастырь на литургию. Осторожно, стараясь не разбудить спящих паломников, спускаемся с фонариками по скрипучим деревянным ступеням лестницы. Приходится будить спящего привратника, который, недовольно ворча, открывает нам тяжелые ворота. Уезжаем. Ворота Хиландара, слава Богу открыты. Входим в храм. Служба только началась. Исповедуемся с Бранко у наших батюшек. Свет восходящего солнца врывается в храм потоком лучей, вначале через световой барабан, затем и в окна фасадов.
Через закопченные своды проявляется древняя фресковая живопись, изображающая сцены ада и рая. Вот уже почти осязаемые в дыму Кадила лучи касаются наших лиц. Мы, сидя на стасидиях, слушаем службу. Лица всех сидящих были сосредоточенны на внутренней молитве.
Торжественный звон колоколов возвещает о начале литургии. Наши батюшки также участвуют в службе. После литургии и причастия мы, наполненные светом благодати и великой радости, целуем иконы и покидаем храм.
После праздничной трапезы заходим в церковную лавку, где приобретаем монастырские поделки и сувениры для своих ближних. Лучшим подарком, конечно же, считается Хиландарское вино и водка ракия, изготовленные монахами из местного винограда.
Расстаемся с отцом Максимом и Бранко, им предстоит сегодня ехать в Солоники для поиска и приобретения строительных материалов для храма.
Мы с отцом Александром в автобусе с паломниками, преимущественно сербами, едем к морскому причалу.
И вот, наконец, мы на теплоходе «Агиа Пантелеймон» возвращаемся в порт «Дафни». Там делаем пересадку на паром «Агиа Анна» и плывем на «Карулю».
Свет солнца, отраженный в пейзажах святого острова, мимо которых мы проплываем, завораживают. Отец Александр, встретивший знакомого монаха - афонца, разговаривает с ним.
Наш теплоход подходит к Каруле, конечной остановке. За годы моего отсутствия почти ничего здесь не изменилось, за исключением одной большой беломраморной кельи над утесом причала. «Это келья монаха Афанасия, мы сейчас зайдем к нему», говорит отец Александр.
По крутым ступеням, ведущим вверх, мы взбираемся к его келье, скорее всего похожей на скит. Здесь вовсю кипит работа по облицовке нового храма мрамором.
Монаха Афанасия застаем в келье, в которой он с архиерейским достоинством и чувством собственной важности громогласным голосом приветствует нас. Своим богатырским телосложением и бескомпромиссным волевым взглядом, монах, облаченный в вылинявший подрясник, под которым видно облачение схимника, похож на легендарного Распутина. Афанасий родом из Дальнего Востока, подвизался в один из скитов Кавказа в начале 90-х годов, затем пешком без виз и документов попал в Иерусалим. В 1993 году он таким же образом оказался на Афоне. Европейская полиция сбилась с ног, разыскивая странного русского. Афанасий пришел сразу в Великую Лавру святого Афанасия, где был принят игуменом. Там он исправно трудился и завоевал большой авторитет среди греков. Вскоре он получил послушание келаря, а затем эконома Лавры. Такой успех ранее просто был немыслим для русского человека.
Узнав от отца Александра, что я являюсь главным архитектором при митрополите Варсонофии, Афанасий проявил ко мне большое внимание и симпатию. Оказывается, владыка Варсонофий, бывая на Афоне, останавливается в келье Афанасия. Они давно знакомы друг с другом.
Монах приглашает нас на террасу над отвесной пропастью у моря и показывает свои владения. Решением Великой Лавры он недавно назначен ответственным за все кельи на Каруле.
Он рассказывает, что ему первому из русских монахов выдан «омологион», документ, гарантирующий пожизненное право владения и передачи своего келейного комплекса доверенному лицу. Узнав от меня, что скоро состоится день рождения владыки, Афанасий попросил запечатлеть на видеокамеру его молитвенное послание. Он обнял меня и трубным голосом пропел: «Многие и благие лета владыке Варсонофию». Отец Александр засвидетельствовал это обращение на мою видеокамеру.
Монах, увидав со своего балкона инока соседней кельи, поднимавшего посредством механической лебёдки и блоков грузы со дна пропасти, громогласно стал управлять этим процессом.
Я спрашиваю Афанасия, почему это место называется Карулей? «Каруля - это слово по-гречески переводится как катушка или барабан, на который наматывается трос. Здесь, чтобы жить, без этих приспособлений никак не обойтись».
Афанасий показывает налево и говорит: «Вон там за камнями лет двадцать назад пристала яхта, с которой на берег выпрыгнула девушка, мужчины остались на борту. В этой келье тогда жил отец Стефан. Так вот он так закричал с этого балкона, что яхта сразу отошла, забрав девушку. Ну, это было, скорее всего, на спор. А вот недавно возле скита Фиванды видели двух раздевшихся донага феминисток, которые фотографировали друг друга. Их поймали и вывезли с Афона».
Завизжала лебедка на выступе скалы, стоящей под нами, там где пять минут назад поднимали с самого низа грузы. Я обратил внимание, что в горизонтальном направлении над пропастью движется стальная труба, закрепленная своими концами к двум параллельным тросам, протянутым между скал. Труба словно плыла в небе над морем в сторону разместившейся на отвесном утесе кельи.
«Это келья отца Серафима, сейчас в ней живет отец Варнава». Монах, стоящий над пропастью над морем, подтянул канат с трубой и ловко перехватил груз.
К этой келье, находящейся на отвесной небольшой полочке скалы, подойти пешком невозможно.
Туда можно забраться, только поднимаясь по стальной цепи, свисающей вниз. Выше над кельей, под выступом скалы виднеется сквозной вертикальный грот, через который видно небо. «Это Афонское ухо» - говорит Афанасий.
Зайдя в келью, Афанасий дарит нам свои книги: «Верните нам родину» и «Русские, с нами Бог». Также он просит передать подобные книги и для владыки.
Позднее, передав их владыке Варсонофию, я узнал, что эти книги находятся под запретом из-за их жесткой русофобской направленности.
После чаепития мы получаем подарки от монаха и прощаемся.
Наш неблизкий путь лежит почти к подножию Святой Горы, к последней от побережья и первой от горы Афон келье отца Силуана.
Часа через два мы подходим к келье почившего старца Ионикия. В этой келье, принадлежащей монастырю Хиландар, в течение года проживал старец Паиссий Афонский. По узкой каменистой тропке мы добираемся до скромной кельи, состоящей из двух сооружений из досок, покрытых дранкой.
Нас радостно встречают двое худощавых, молодых на вид иноков в запыленных обветшалых подрясниках.
Отец Александр знакомит меня с монахом Памвой и иеромонахом Ефимием. Батюшка передает монахам продукты, привезенные из России, письма и прочее. Его огромный рюкзак заметно пустеет.
За чаем мы беседуем с монахами. Чудесным образом оказывается, что монах Памва родом из Криворожской епархии, в которой я являюсь главным архитектором архиепископа Ефрема. Но больше всего меня поражает то, что его родная сестра монахиня Агния является келейницей матушки Херувимы из Абхазии, с которой мы давно дружим. С Агнией я также давно знаком. «Как тесен мир, в особенности на Афоне», подумалось мне тогда.
После чаепития идем в костницу. Монах берет с полки череп, на лбу которого написано «старец Ионикий». Это наша небесная защита от бесов, вы же знаете, что на Афоне идет настоящая война с ними. Больше всего они ополчаются на истинных ревнителей церкви.
Монах бережно передает череп нам и мы, перекрестясь со словами: «Старец Ионикий, моли Бога о нас», прикладываемся к нему.
Попрощавшись с иноками, мы направляем стопы на Киросию, к келье монаха Силуана, где нам предстоит пожить несколько дней.
Под вечер мы, наконец, подошли к добротному двухэтажному глинобитному дому, окрашенному белой известью и покрытому синей металлочерепицей.
Со словами «Молитвами святых, господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас», стучимся в дверь. Услышав громкое «Аминь», входим.
Нас встречает монах Силуан, своим нравом, голосом и богатырским телосложением похожий на Афанасия.
Он бывший охотник с Урала, успел в миру окончить театральное училище в Москве и даже был артистом в театре. Своей манерой общения он является крайне сложным для собеседника из-за профессиональной «твердокожести» охотника и нежелания выслушивать чье-то мнение.
Отец Александр позже мне сказал, что монахи Афанасий и Силуан настолько похожи, что терпеть друг друга не могут. Не дай им Бог встретиться на одной тропе.
Отец Александр передает оставшиеся продукты монаху и за чашкой чаю рассказывает о наших планах. Монах, вспомнив недобрым словом Афанасия, размещает нас на ночлег. Мне достается койка в маленьком чуланчике, уставленном лыжами-снегоступами, охотничьими сапогами, спальниками и прочими вещами.
После вечерней службы в небольшом домовом храме в виде комнаты с круглым полусферическим сводом и алтарной перегородкой иконостаса мы отходим ко сну.
Ранним утром, после правила и чаепития, мы почти налегке, взяв с собой сухари, орехи, луковицу, соль и воду, выходим из кельи. Наш путь предстоит к одному труднодоступному и неведомому паломникам хребту, с которого открывается великолепный вид на три стороны. С одной стороны скит Агия Анна с бесконечным, уходящим за горизонт морским простором; с другой – открывается вид на Панагию, находящуюся у подножия Святой Горы, и с третьей – сам уходящий в дымку горизонта полуостров.
Эта пешеходная прогулка по горам рассчитана на весь световой день. На всякий случай мы взяли с собой фонарики.
Проходя мимо святого источника, мы, раздевшись по пояс, омываемся в нем, испив и самой водицы.
Идти по горным тропам легко и радостно. Периодически останавливаемся, завороженные открывшимся нам пейзажем и фотографируем его.
Вот «Малый Афонец», почти отвесная скала, на которой виден крест, а вот и еще один поклонный крест, разместившийся на небольшом утесе среди моря. Тропа оканчивается, дальше идем по наитию отца Александра, пробираясь через густой колючий кустарник. Вскоре и он кончается. Перед нами подножие мраморного хребта, покрытого сыпучим гравием. Редкие хвойные деревья, встречающиеся на пути, используются нами в качестве опор.
Вот мы идем все еще наверх по самому гребню, и наконец, мы у цели нашего пути. Дальше идти некуда, пропасть.
Я сажусь на небольшом выступе отвесной скалы и созерцаю сказочно-красивый пейзаж, открытый с трех сторон света. Отец Александр, сказав, что скоро вернется, пошел исследовать ближайший гребень соседней скалы, соприкасающийся с нашим.
Я, очарованный видом, впитываю всеми органами чувств красоту и благодать удела Божией Матери.
Передо мной, насколько хватает глаз, простирается полуостров, покрытый складками лесистых гор, на которых видны нити извилистых паломнических дорог.
С левой стороны, подо мной, далеко внизу у самого моря видны белые точки келий Агия Анны. Только что от причала отошел паром с паломниками, оставляя на воде белый фарватерный след. Я долго смотрю на этот след, пока паром не скрывается за изломом скалы, приближаясь к очередному причалу.
С правой стороны полуостров также омывается морем, которое где-то там вдали сливается с горизонтом. Легкий ветерок, напоенный ароматом хвои и можжевела, обдувает мое тело.
Тишина завораживает мое сознание и растворяет все мои мысли. Я, поглощенный благодатью этих мест, прихожу в себя от голоса отца Александра, разыскивающего меня.
Мы садимся под раскидистой кроной низкорослой сосны на мягкий ковер из опавшей хвои и, помолясь, приступаем к трапезе. Здесь луковица с солью и сухарями, да еще с орехами, кажется вкуснейшей из продуктов.
Еще раз полюбовавшись окрестностями и запечатлев их на камеру, мы отправились в обратный путь.
Пробираясь по тонкому, выветренному эрозией гребню мраморной скалы, находящейся немного ниже самой вершины Афона, мы с легкой грустью поглядывали на Панагию и Святую Гору.
Панагия, видимая под нами на пологом склоне у самой горы Афон, является последним приютом поднимающихся на её вершину, расположенную на 500 метров выше. В ней обычно никто не живет, но там можно переночевать и обогреться, так как там имеются матрасы, одеяла и дровяная печь.
«Там недавно проведена реконструкция и в самом приюте будет находиться послушник, следящий за порядком», - сообщает мне батюшка.
На закате солнца мы, уставшие, но счастливые, возвращаемся в келью. После вечерней трапезы отец Александр готовиться к предстоящей завтра литургии.
Он бережно вшивает антиминс в облачение, я помогаю ему. Монах Силуан пошел в ближайшую нижнюю келью за просфорами, а это около трех часов пути.
На следующее утро служба начинается ещё затемно, Литургия завершается с лучами восходящего солнца. Сегодня день отдыха, чтения святых писаний, прогулок по ближайшим окрестностям, работа по кухне и т.д.
Ранним утром следующего дня прощаемся с монахом Силуаном и покидаем келью.
С трудом пытаюсь успеть за быстро шагающим батюшкой, много раз прошедшим эти тропы.
Делаем короткую остановку в келии старца Ионикия, где ещё раз пьём чай с монахами Памвой и Ефимием.
Разместив свои рюкзаки на ослике, милостливо данном нам греком, на нашу радость оказавшимся в келье, идем за ним.
Я несу письмо и горсть земли с могилы святого Силуана Афонского, переданные монахом Памвой своей сестре монахине Агнии из Абхазии. Мне доверено передать эту бесценную поклажу. Я с радостью чувствую своё причастие и связь с монахами, подвизавшимися в столь разных географически, но близких по благодати местах.
Несколько осликов, ведомых греком, осторожно спускаются вниз по каменистой тропе, мерно цокая копытами. Вскоре мы подходим к келье грека и прощаемся с ним, беря свою поклажу. Рюкзак отца Александра снова тяжел, в нем лежит немало камешков с вершины горы, на которой мы были позавчера. Эти камешки - лучшие подарки тем верующим, которые ни разу не были на Афоне, а женщинам путь сюда вообще закрыт.
Проходя мимо бывшей кельи отца Симона на Каруле, прошу батюшку остановиться и захожу в её дворик. Сейчас здесь остановились рабочие, которые ремонтируют келью, но они ещё спят. Присаживаюсь на пенёк. Поток воспоминаний, прежнего пребывания в этой келье захватывает меня. Я вспоминаю ту мистическую встречу оставившую во мне неизгладимый след.
Тогда, отцу Александру и мне, было позволено по благословению русского иеромонаха Симона, живущего сейчас уже многие годы на Афоне, остановиться на некоторое время в его келье на Каруле. Отец Симон, являясь очень уважаемым среди афонитов священником, в то время получил для себя и своей братии новый скит «Преподобного Евфимия Великого», а в последствии и большой скит с несколькими храмами, часовней, келейными корпусами и др. постройками.
Пройдя за день немало километров пыльных дорог и каменистых тропинок, мы оказались на отвесной части скалы в келии отца Симона. Годом раньше я посещал эту келью, тогда еще в ней жили монахи, теперь же она была пуста.
После вечерней молитвы, приняв трапезу, принесенную нами, мы стали молча созерцать великолепие заходящего за морской горизонт солнца. Отец Александр расположился на старой стасидии, над обрывистой частью скалы, а я на деревянной скамье. Казалось, время потеряло свое значение. Мы погрузились в благодать, согреваемые лучами заходящего солнца.
Батюшка принял решение провести ночь в какой-нибудь одинокой пещере в скале, а мне предложил остаться здесь. Опережая повествование, скажу, что действительно он нашел пещеру в скале неподалеку, где и провел всю ночь, произнося молитвы.
Оставшись один, я устроился на дощатой кровати под растянутым над ней брезентом. Вскоре из-за скалы появились свинцовые тучи, которые заволокли небо. Удары грома сотрясали пространство своими раскатами. Вспышки молний, отражаясь в морской глади, освещали своим светом вырываемые из темноты ночи пейзажи.
Сильнейший ливень с ураганным ветром обрушился на монашеский мирок. Сверху посыпались элементы вышерасположенных келий, кровельное покрытие, фанера и прочее. Косой дождь начал заливать мою кровать. Я вынужден был, собрав вещи, спрятаться в помещении келии отца Симона.
Келия размером 2х2 метра имела из мебели только один стул, стол и кровать из сбитых досок, застланных простым матрацем и простынями.
На стенах висело множество простых ротапринтных икон, на столе лежали книги со святыми писаниями.
Погасив предварительно зажженную мной свечу, я погрузился, под стук дождя по крыше, в дремотное состояние. Внезапно вся келья наполнилась голубым свечением. Откуда-то извне, в келью начала вливаться, вначале очень тихая, затем все более усиливаемая Иисусова молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Она казалось, произносилась невидимыми мной людьми или ангелами.
Сознание мое наполнилось мистическим трепетом и страхом в ожидании «нечто» непонятного.
Также внезапно материализовались из невидимого в видимое состояние седовласые старцы, облаченные в черные монашеские облачения.
Старцы начали обходить меня вокруг по часовой стрелке, идя друг за другом, произнося непрестанную Иисусову молитву. Я понимал, что это не сон, так как я полностью видел всю комнату и все находящееся в ней. Даже отблески от уже редких вспышек молний отходящего грозового фронта отражались на стенах келии.
Мой разум, выйдя из оцепенения, стал без слов повторять в гармонии со старцами слова молитвы: "Господи Иисусе Христе сыне Божий помилуй мя грешного".
Мое сердце наполнилось великой любовью и радостью, пребывая в излучаемой старцами благодати. Их было числом около двенадцати.
Меня даже не удивило то, что старцы, держащие в руках несгораемые свечи, обходили вокруг меня, лежащего на кровати, через стену, так как кровать была плотно приставлена к стене и физически обойти меня было невозможно.
Эта, казалось бы, монотонная и малосюжетная сцена закончилась под утро так же неожиданно, как и началась.
Заснуть я уже не мог. Выйдя из кельи, устроился на широкой лавке в спальном мешке, созерцая в водах Эгейского моря рождение нового дня. Душа, наполненная благодатью, радовалась не только восходящему солнцу, но и какому-то внутреннему свету. Мой разум был чист, как белый лист, лишь только отраженная в нем непрестанная молитва лилась своей бесконечной текучестью кристально чистых небесных вод.
В таком положении и застал меня отец Александр, вернувшийся из своего пещерного затворничества, в пострадавшем от колючего кустарника, подряснике, Как оказалось, он также не спал, проведя в молитве всю ночь в найденной им скальной пещере, в которой рядом с ним, спасаясь от непогоды, лежала змея.
Я поделился своими ночными переживаниями и странным явлением связанным с тем, что где то, в глубине души, не мешая мыслительному процессу, льется, непрекращающаяся даже на минуту, непрестанная молитва. Она стала частью меня не вызывая чувства душевного дискомфорта, стала моей броней, охраняющий мой разум. Это состояние, во время которого ни одна дурная мысль не могла поселиться в разуме, продолжалось около трех дней.
Я пытался понять, за что мне, грешному был дан такой духовный опыт, ведь многие афонцы, своим главным деланием считают приобретение непрестанной молитвы. Но со временем, видимо, из-за моей духовной лени это состояние покинуло меня.
Когда я дописывал этот сюжет, мне позвонил мой друг и духовный наставник, монах Филипп, который продолжительное время подвизался на Святой горе Афон. Я рассказал ему о выше приведенном случае. Он с огромным интересом выслушал мой рассказ и попросил описать все в мельчайших подробностях, т. к. последний случай встречи с «невидимыми старцами» (если это были они) произошел и был описан в 1939 г. С его слов, а впоследствии и из других источников, мне посчастливилось узнать об этом.
Афон полон преданий о незримых старцах. Говорят, подвизаются они на склонах Святой Горы.
Один из известных сюжетов таков. Однажды молодой послушник встретил в горах похоронную процессию. "Пойдем с нами", - позвали шедшие за гробом. "Сейчас, только спрошу благословения своего старца". Послушник рассказал о встрече своему учителю. "Неразумный!" - воскликнул тот. "Ты видел по соседству хоть одну келью? Это же были старцы! Беги следом!" Но процессии на горной тропинке уже не было.
Говорят, когда умирает один из этих аскетов, незримое братство забирает с собой еще одного афонского монаха.
"Предание о старцах мы воспринимаем всерьез", - говорит духовник Пантелеймонова монастыря отец Макарий - «Когда новые поколения русских монахов 80-х, начала 90-х годов стали прибывать на Афон, они еще застали в живых великих молитвенников, сохранивших святогорскую традицию в самые тяжелые времена. И они относились ко всему, что касается незримых старцев, как к абсолютной истине. Предания эти берут начало в откровениях Матери Божией подвижникам Афона, в том числе старцу Паисию...". Афонские монахи чутко прислушиваются к знамениям последних времен.
Какова роль загадочных незримых молитвенников? Рассказывают, что в последние времена, когда пучина страстей захлестнет Афон, старцы поднимутся на самую его вершину. Там, в маленьком храме Преображения Господня, они отслужат последнюю литургию перед Концом Света.
Ранее, до прихода христианства, на вершине Афона стояла гигантская скульптура Аполлона. Как говорит предание: "Идол Аполлона рассыпался, когда стопа Матери Божией ступила на эту землю".
Русский монах Афанасий, с которым мы познакомились, покидая Лавру преп. Афанасия, пригласил нас к себе в келью. Отобедав, чем Бог послал, и посетив костницу, мы были приглашены им на прогулку по языческим капищам.
Метрах в трехстах от его обители, чуть выше в гору из зеленой травы и кустарника выступают многочисленные глыбы светло-серого мрамора.
На вершине небольшой скалы - идеально ровное круглое отверстие. Здесь стоял идол.
А вот и одно, видимо очень архаическое изображение тех сил, которым поклонялись в древней Аполлониаде. Коряво выбитая женская фигура. Деметра, древнейшая богиня плодородия. От нее ждали отнюдь не эстетического чувства. Здесь был практический интерес. Он связан с мифом о дочери Деметры Персефоне, похищенной Аидом в подземное царство. Когда природа в ее отсутствии начала увядать, и Зевс повелел вернуть богиню, Аид дал ей зернышко граната - залог ее периодического возвращения в царство мрака. Считалось, что гранат символ плодовитости, но владелец его - бог смерти.
Вот оно, самое страшное место капища! Грубые камни образуют некое подобие маленького амфитеатра. Сидевшие прежде на них жрецы наблюдали за жутким зрелищем спокойно. Человека с завязанными сзади руками подводили к одной из мраморных плит. Коленями ставили на ступеньку. Ничком клали на камень. В нем до сих пор хорошо видны вырезанные контуры человеческого тела: плечи, шея... Головы нет. Шея заканчивается глубокой ложбиной. Стоком для крови. Человеческая жертва ради плодородия? Такова кульминация античного язычества, романтизированного еще во времена Возрождения. "Страсти" Деметры по своей дочери были главным элементом Элевсинских мистерий. Они воспроизводили схождение в царство Аида. Во ад! Впоследствии эти таинства станут одним из прототипов масонских ритуалов.
Бесы многократно нападали на Афонскую твердыню православия в облике пиратов и агарян, соблазнявших унией латинян и даже масонствующих архитекторов, приглашаемых для восстановления.
Такие архитекторы оставили на стенах монастырей перевернутые пентаграммы, мандалы, ишты Давида и прочие символы язычества.
В наши дни на Афон зачастили спонсоры из Европейского экономического сообщества. На их деньги строятся и построены многочисленные кельи, напоминающие скорее фешенебельные отели.
Расчет таков: захлестнуть афонскую святость пестрой толпой международного туризма. Превратить эту землю в монашескую резервацию.
Да, эти деньги, возможно, и даются с некими тайными намерениями. Однако Матерь Божия может так управить, что придутся они Афону очень кстати, во славу Божию. Многие монастырские строения ведь действительно находятся на грани разрушения.
Некоторые монахи, особенно это относится к старцам-исихастам, пытаются спастись от цивилизации с её растущей паутиной туристических троп и автомобильных дорог, в кельях и пещерах труднодоступных мест.
Но и там не спастись от шума двигателей самолетов НАТО, регулярно облетавших на очень низкой высоте (над кельями) Святой Афон.
Афонские монахи рассказывали нам недавний случай, произошедший с одним старцем, нашедшим уединение в пещере, среди почти недоступных мест. Этот духовный воин прославился своим подвигом внутренней молитвы, взяв на себя обет молчания.
Многие монахи, проходя те места, стали обращать внимание, что во время молитвы этого старца над пещерой, а в последствии и над ущельем стало исходить голубоватое свечение. Весть об этом чуде дошла до Протата.
Некоторые послушники и монахи, из числа сомневающихся в этом чуде, стали исследовать этот факт. Оказалось, что во время свечения никаких ламп и лампадок старец не зажигал, а просто молился.
Однажды утром, выйдя из пещеры и увидев военный самолет, многократно облетавший над его обителью, этот старец перекрестил его.
Самолет, внезапно потеряв управление, ушел в воды залива, омывающего Афон.
Такова сила крестного знамения.
Спасаться от натиска цивилизации и экуменизма пытаются также и некоторые скиты и, даже монастырь. Этот монастырь, знаменит тем, что в древности здесь подвизался св. преподобный Антоний Киево-Печерский, первый игумен Киево-Печерской Лавры, и именуется Есфигмен. Он основан в V веке византийским императором Феодосием и ныне представляет собой прекрасную крепость со всеми фортификационными сооружениями, включающими в себя башни, пушечные окна-щели на крепостной стене. Сохранились даже бронзовые пушки с ядрами. Все это некогда было необходимо для защиты от латинян, варваров, сарацин и морских разбойников-пиратов, так как сам монастырь с севера выходит к морю.
Но время прошло, и с ним изменился и облик пиратов. Теперь они захватывают и грабят не только монастыри, но и целые государства. Имя этому «пирату» - глобализация, транснациональные компании, псевдодемократия США, а также массоно-олигархический капитал. Есфигмен - единственный из 20 монастырей Афона, не принявший помощи от Евросоюза, также является единственным монастырем зилотствующих, которые не поминают молитвенно Патриарха Константинопольского.
Зилоты – переводится с греческого как «ревнители» Господа (Лука, 6 гл. 15 ст.). Игумен этого монастыря, ныне почивший старец архимандрит Евфимий, почитатель святоотеческих преданий и вдохновитель зилотства, являлся большим приверженцем слов апостола Павла, который говорил: «Тем, кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема!» (Гал. 1.9).
Монастырь издает свою газету и прочую православную продукцию, где остро критикует политику Евросоюза, масонства и Ватикана. Папе Римскому здесь уделяется особое внимание, его изображают в виде антихриста с рогами. Достается и некоторым православным иерархам, принявшим экуменизм. Монастырь является полностью самодостаточным, перешедшим на полное самообеспечение. Это стало необходимым с целью защиты от инородного мира цивилизации, мягко обволакивающего своими щупальцами последние убежища Духа. Все насельники монастыря в свободное от службы время трудятся на виноградниках, огородах, оливковых и каштановых плантациях, а также выполняют другие хозяйственные работы. Излишки продукции они обменивают на другие необходимые им продукты и утварь у торговцев с материка. Деньги здесь не в почете, так как на них изображено, по их мнению, клеймо Антихриста - знак Евросоюза.
Над входными вратами монастыря написано: «Православие или смерть». «Эти слова в 2003 году были изображены на большом транспаранте, натянутом на крепостной стене монастыря», - рассказывал нам монах этой обители. Оказывается, непослушный Протату монастырь было решено сделать «правильным» путем его реорганизации, как это было неоднократно проделано с другими зилотствующими скитами. Для выполнения этой миссии был привлечен спецназ, который на военных судах подошел к причалу Есфигмена. Целью этой экспедиции был захват монастыря с водворением его насельников на материк и заменой их на «правильных», послушных Протату и Константинопольскому Патриарху. Монахи, предвидевшие такое нападение, закрыв монастырские врата, встали в открытых окнах крепостной стены, поклявшись погибнуть или отстоять монастырь. Над ними как раз и висел тогда транспарант «Православие или смерть!». Вооруженному формированию, во избежание огласки возможных непредвиденных последствий, было приказано тогда покинуть восставшую обитель. С тех пор узкий фарватер для прохода судов к причалу был засыпан камнями.
Довелось мне и третий раз побывать на Афоне. Это произошло в октябре 2002 г. после паломнической поездки с отцом Александром по святым местам греческих островов: Родос, Патмос, Сантарини и др.
Получив в г. Уранополис разрешение (диамонитирион) на посещение Святой горы, мы заночевали в монастыре «Агиа Павла», откуда ранним утром мы начали свое восхождение на вершину высотой 1000 метров, Малый Афонец. Путь предстоял неблизкий. На всем протяжении пути мы почти не встречали паломников, которые, в связи с ограниченностью во времени, выбирают другие маршруты.
Посетив скит Агиа Анна, где приложились к святым мощам (стопе святой Анны, матери Богородицы), направились к скиту Агиа Василия, в келию, где подвизался Иосиф Ифсихаст. Помолившись и прочитав тропарь святому старцу, мы долго любовались первозданной картиной окружающего пейзажа. Внизу, через кроны деревьев, виднелась голубая гладь моря.
Чистота горного воздуха, впитавшего в себя аромат можжевельника и другой растительности, вливалась в нас своей незримой животворящей текучестью.
Идя бесконечными горными тропами, мы не чувствовали усталости. Необыкновенная красота горных, девственных, не тронутых человеческой цивилизацией пейзажей окрыляла нас.
На протяжении всего нашего пути мы часто встречали места и артефакты тайного проживания подвизающихся в одиночестве монахов или мирян, уставших от суеты больших городов. Это небольшие пещеры, это источники с водой от которых уходили едва различимые тропы.
Даже взойдя на гору Малый Афонец и войдя в небольшой и простенький по своей архитектуре храм Ильи Пророка, мы обнаружили множество следов присутствия живущих или приходящих на ночлег людей. Это сложенные матрацы и даже сохнущее на веревках, возле храма, белье.
С небольшого плато, являющегося вершиной горы, мы созерцали гряды поросших деревьями скал, и долины, покрытые мелким кустарником и травами.
Вдали виднелся пик святой горы Афон, вокруг которого, по часовой стрелке, кружились хороводом гряды облаков, создавая впечатление круглого нимба.
Наполненные этим великолепием мы спускались с вершины Малого Афонца.
Иногда на нашем пути встречались муллашки. Это животные, похожие на больших ослов. Этих животных, исключительно мужских особей, на Афоне женские особи запрещены, ранее перевезли с материка для использования при перевозке грузов. Некоторые из них обрели свободу из-за ненадобности, врожденной лени или упрямства, а иногда и по старости. Все они, не имея шансов продолжить свой род, лениво скитаются по зарослям и лугам Афона, питаясь плодами диких яблок, орехами каштанов, травами и пр.
Многие тропы полуострова покрыты их навозом.
Этот народец составляет немалую проблему для монастырской братии, т. к. частенько вторгается на их возделанные огороды, поедая и топча все подряд.
Также этот ленивый ослиный народец пожирает значительную часть ценной для монастырей продукции – каштанов, которые очень любимы среди греков. Эти плоды, предварительно обжаренные, подаются на трапезах во всех монастырях и скитах.
Сегодня утром, выходя из монастыря, мы предполагали вернуться еще засветло, но наши надежды не оправдались. Вечером, когда солнце зашло за горизонт, тучи заволокли все небо. Тропинка, по которой мы шли, стала почти неразличима в кромешной тьме.
Отец Александр предложил мне, пытающемуся следить за тропой, дабы не споткнуться, произносить про себя Иисусову молитву. Что я и сделал.
Ноги, внезапно одаренные каким-то странным «ножным восприятием», стали добросовестно выполнять возложенную на них работу, почти без зрительного участия.
Я поделился таким наблюдением со своим попутчиком, на что он сказал, что тот, кто доверяет свою волю воле Господа, никогда не падает, Господь ведет его.
Когда было уже совсем недалеко до нашего монастыря «Агиа Павла», мы, чтобы сократить путь, решили идти напрямую, через каменные завалы кальдеры и русла высохшей горной реки. Воодушевленный своим пешеходным опытом, я без колебаний устремился в путь. Мой разум не переставал удивляться новым способностям «видящих ног», которые ни разу не споткнулись, идя по бездорожью и труднопроходимым каменным завалам.
На следующее утро мы были разбужены стуком деревянных бил, при помощи которых дежурный монах будил ото сна монастырскую братию и гостей, созывая на утреннюю молитву. Этот день был особенным для монастыря, так как должен был состояться панигер – престольный праздник в честь святого. Служба на таких праздниках длится, с перерывом на трапезу, до 15 часов. На праздник съезжаются и приходят монахи из монастырей и келий, паломники и даже скитающаяся братия, для которой есть неплохая возможность не только совместно помолиться, но и совместно отобедать за праздничным столом.
Довелось и нам принять участие, и в том, и в другом мероприятии. Я удивлялся тому, что в ногах не было никакой усталости от вчерашнего нелегкого пути.
Монахи нам рассказали, что ежегодно на Афон приезжает больной пожилой священник из Москвы, которого, в связи с его немощью, сопровождают два послушника. Вступив на святую землю полуострова, он преображается. Сам, без посторонней помощи, он поднимается на вершину горы Афон, опережая даже молодых паломников.
Благодать наполняет его во все время пребывания его на Афоне. Приезжая в Москву, он опять болеет, мечтая о следующей поездке. Москва для него - город-вампир, высасывающий жизнь, а Афон – целитель души, дающий жизнь.
Годом раньше описываемых мной событий случился другой прямопротивоположный случай.
Из Москвы со своим сыном, приехал богатый банкир, который видимо, решил повысить свою респектабельность, покорив еще одну из вершин. Но вершина оказалась святой, покорить которую невозможно. Не доходя до вершины 500 метров, недалеко от Панагии, он умер от разрыва сердца. Его сыну пришлось самому нести недавно здоровое тело отца вниз. Таков он – Афон.
После услышанного мной от монахов рассказа я невольно вспомнил евангельскую притчу о богатом, который не сможет пройти сквозь игольное ушко.
Мы с отцом Александром снова заходим в келейный комплекс монаха Афанасия. Он радушно встречает нас и приглашает к трапезе. С балкона его кельи вскоре видим приближающийся паром и спешим к причалу.
Наше судно с немногочисленными паломниками идет обратным маршрутом до порта Дафнии, затем пересаживаемся на другой паром и следуем к причалу «Иванница».
У причала отец Александр узнает знакомых монахов, загружающих в свою надувную моторную лодку ящики с продуктами. Мы с радостью узнаем, что они собираются в келью, где сейчас находится старец схииеромонах Рафаил Берестов. Нас берут с собой, и вот мы, обдуваемые ветром и брызгами ударяющихся о борт волн, мчимся к келье, разместившейся у самого берега.
Подплывая к берегу, мы видим, что нас встречают трое монахов, среди них мы сразу узнаем отца Рафаила. Отец Рафаил, приветствуя, благословляет нас крестным знамением. Один из встречающих иноков перехватывает наш швартовый канат и, подтянув лодку, помогает нам сойти на берег. Мы выходим и благословляемся у старца.
Отец Рафаил радостно улыбается, он хорошо знает отца Александра, который многие годы, приезжая на Афон, помогает келиотам и пустынникам.
Нас ведут во двор хорошо благоустроенной кельи, принадлежащей монастырю Хиландар. Мы присаживаемся под навесом у дерева. От старца через его улыбающиеся глаза струится в наши души свет чистой ангельской любви. Я чувствую большую симпатию к этому смиренному старцу, сохранившему детскую чистоту непорочной души.
Отец Александр рассказывает о цели нашего пребывания здесь, о радостях и скорбях знакомых старцу людей, оставшихся в России.
Отец Рафаил, встав со своего места и повернувшись в сторону России, благословляет крестным знамением всех идущих с Христом.
«Всем Божие благословение, Христос Воскресе. И если Христос Воскресе, то все невзгоды пройдут, только нужно терпеть данное нам во испытание с любовью и со смирением и с верой во Иисуса Христа. Христос воскрес и нас воскресит всех. Аминь».
Отец Александр спрашивает старца: «Батюшка, говорят, что в наши последние времена уже поздно строить храмы, но мы все же стараемся, строим».
Старец Рафаил отвечает: «Кто-то разрушает, а кто-то строит, наше дело - строить. Я сам раньше делал эскизы храмов, последняя работа была для отца Авеля с Афона. Храм в русском стиле получился красивый. Но греки не позволили, пришлось храм сделать гораздо скромнее и с греческим куполами.
В келье святого Серафима Саровского, также на Афоне, брат Герасим построил небольшой храмик с русской луковичной главкой. После освящения церкви пришло указание из Протата снести главу храма, в противном случае право пользования землей будет отнято.
Пришлось убрать главку и накрыть барабан греческим куполом.
В последние времена, правда, не будут служить в больших храмах, станут служить в землянках, на чердаках, в подвалах. Затем будет великий духовный подъем, Россия достигнет своего, когда придет Царь православный».
Отец Александр спрашивает: «Батюшка, но ведь наверно перед этим духовным подъемом будут какие-то большие сложности и искушения?».
«Об этом хорошо пишет Серафим Саровский и другие духовные отцы. Будет полный развал, но на обломках Россия воскреснет. Советский союз был самой мощной державой, но так разорить - так глупо, что представить такое раньше было невозможно. Россия кормила всю Европу, был большой экономический и демографический подъем. И вдруг такое падение. Но видимо, Господь допустил такое, чтобы Россия пришла к вере православной, ведь с нами Бог.
Афонский старец Иосиф сказал мне, что Россию поделить невозможно. На стороне России будут также воевать сербы и греки, хотя они и не являются большими государствами, ищущими покровительства России, но с нами всеми будет Господь. Небесные силы будут нам помогать. Их помощью будут уничтожать самолеты и крылатые ракеты, ангел Божий будет их сбивать.
Он сказал, что война будет очистительная. Все нечистое, все бесовское, эти печати антихристовы, чипы и прогресс сметётся этой войной».
Отец Иоанн пригласил нас к чаю с десертом. Старец Рафаил, прочитав молитву, продолжил: «России и Абхазии поклон нижайший. Абхазия давно уже была пустыней Российской, русские люди уходили в Абхазию для того, чтобы своим подвижничеством проявить ревность духа ко Господу. Многие духовно возвысились, а некоторые повредились. Для православной России очень дорога Абхазия. Трудами русской братии с Афона и при поддержке нашего Царя батюшки был построен Новоафонский монастырь».
Отец Александр рассказал старцу об иноках, подвизавшихся в горном абхазском селе Псху, о строящемся там храме «Усекновение главы св. Иоанна Предтечи», разработанному мной во славу Божию. Я рассказал батюшке о старосте этого храма Наталье, а так же об игумении Свято-Троицкого монастыря в Сухуми матушке Херувиме, у которой мне также довелось потрудиться, проектируя в её обители. О старице Ольге из Сухуми продолжил рассказ отец Александр.
Старец слушал нас с большим интересом, так как эти места и эти люди ему очень близки. Ранее он также подвизался на Псху и там познакомился со старицей Ольгой. Духовным отцом матушки Херувимы является также он. Отец Рафаил передал молитвенное поздравление старице и сказал: «Хотя матушка Ольга немного старше меня, я считаю её своей второй мамой. Она настоящая раба Божия. Хотя сейчас она ослепла глазами, Господь даровал ей другое виденье духовное. Также я хочу передать привет игумении Херувиме. Матушка Херувима, храни вас Бог, часто вспоминаю вашу обитель, ваших сестер, ваши скорби».
Батюшка поинтересовался у отца Александра о Валаамской обители и её подворье. Он так же, как отец Александр, служил в этом монастыре, даже являлся начальником одного из подворий.
Ещё в юношеские годы мальчик Михаил, ставший после пострига отцом Рафаилом, пришел к вере.
После окончания школы, побывав в Сергиевой Лавре, он повстречался с одной монахиней, которая 25 лет просидела в Сталинских лагерях и стала инвалидом. Окружающие говорили, что она прозорливица и человек великой духовной жизни. На просьбу помолиться за родственников монахиня сказала: «А, Рафаильчик, это ты!» - «Я не Рафаил, я Михаил» - «Да, да, я знаю, что ты Рафаил. Я знаю, что твой отец Иоанн под конец жизни станет верующим, как и твоя мама Анна. А вот - радуйся- твой брат Анатолий скоро станет очень верующим! А за брата Николая надо молиться». Так она и назвала всех родственников точно по имени, предсказав грядущие события.
В 1954 году Михаил поступил в Духовную академию Сергиевой Лавры, где обучился иконописи и архитектурному зодчеству. Его иконы украшают соборный храм Лавры. Батюшка являлся одним из духовных чад архиерея Кирилла (Павлова).
В период Советской власти выступал против экуменизма, масонства, модернизма и сотрудничества Церкви с КГБ. В середине семидесятых батюшка получил благословение поселиться в один из уединенных скитов Абхазии. В период проживания в горах он проходил монашеские послушания под руководством старца Виталия Тбилисского.
В начале девяностых годов, с началом грузинско – абхазской войны, отец Рафаил переселился в Валаамский монастырь. В 2000 году выехал на святую гору Афон, где в течении 3-х лет подвизался в заброшенном скиту Фиваида. Благодаря батюшке и его общине полностью разрешенный скит был частично восстановлен. Также отец Рафаил писал здесь свои книги, которые в связи с их правдивостью и бескомпромиссностью раздражали многих высокопоставленных читателей от церкви.
Вселенский Патриарх приказал Пантелеймонову монастырю, к которому относился скит Малая Фиваида, избавиться от старца. Он был изгнан из монастыря и со своей братией перешёл в Болгарский монастырь Зограф в келью Святого Апостола евангелиста Иоанна Богослова.
Восстановив также порушенную келию, батюшка с братией был изгнан, уже из Афона.
Игумену монастыря очень не понравилось то, что даже паломники из Греции, считая отца Рафаила великим старцем, идут к нему. Больше всего возмутило, что иноки обители так же ходили к старцу на исповедь. Игумен монастыря обратился с жалобой в Священный Кинот, написал жалобу в Министерство Иностранных Дел и даже Патриарху всея Руси Алексию II.
Дважды приезжала комиссия болгарского МИДа разбираться с его подвизанием на землях Зографа.
В то время мне удалось побывать в этой келье на трапезе у батюшки. Там я и познакомился с монахом Филиппом, для которого позднее по благословению отца Рафаила выполнил проект подворья в поселке Молдовка города Сочи. В это время батюшка находился в Ермоловке под Гаграми, а позднее в Абхазии.
И вот он снова на Афоне. За это время многое изменилось.
Ушел из жизни Патриарх Алексий II.
Церковь, частично осознав справедливость духовных борений старца, стала относиться к нему более лояльно.
Духовной дочери старца матушке Херувиме вернули её игуменский крест, некогда отобранный в связи с её отношением к экуменизму.
Мне довелось присутствовать при этом событии, когда в Сухуми приехал архиепископ Пантелеймон, ныне возглавляющий Орловскую епархию, и передал ей игуменский крест, а так же принес извинения со стороны Патриархии.
Они выстояли. Выстояла и раба Божия, строящая в горах Абхазии храм, Наталья. Она была гонима не только со стороны Абхазской епархии, но и со стороны чиновников на границе государства Российского. Наталья была гонима чиновниками в связи с тем, что по паспорту она украинка, а Украина тогда официально поддержала Грузию, напавшую на Южную Осетию, ей постоянно чинились препятствия. Пришлось ей по паспорту стать россиянкой.
Когда я писал эти строки, мне из Абхазии позвонила Наталья и пригласила приехать на Псху, помочь в контроле за строительством, даст Бог, приеду. До этого мне также из Абхазии позвонила матушка Херувима и сообщила, что ждет у себя в монастыре.
Какая-то невидимая, но прочная связь связывает меня с Абхазией, да и с Афоном.
После чаепития келейник старца сообщил, что катер до Новой Фиваиды, куда мы намереваемся отправиться дальше, подошел.
У моторного катера нас встречает отец Савватий, бывший келарь Валаамской обители, и напоминает нам, что пора погрузиться. Прощаемся.
Нашу удаляющуюся лодку старец благословляет крестным знамением.
Мы направляемся к скиту Новая Фиваида.
Ещё издалека глядя на незатейливые постройки скита, виден великий замысел наших российских императоров, выкупивших это самое удобное для будущей обители место. Если бы не революция 1917 года, то кто знает, может быть, этот скит получил бы статус монастыря и стал бы самым большим из них.
Возникновение скита было связано с особенностями святогорского монашества. Все знают, что на Афоне испокон веков существуют великие монастыри, числом двадцать. Мало известно, что большинство афонцев, прежде и теперь – это вовсе не «монастырцы», а келлиоты-пустынники. В монастырях, где все было почти по-армейски отлажено, всегда жилось в практическом смысле легче. Однако инокам, расположенным к уединенному бытию, - сложнее. Они и уходили – в леса, в пещеры, на скалы Карули – дабы вконец отложиться от «мира», присутствовавшего в больших монастырях, хотя бы из-за массового паломничества.
Отшельникам приходилось в поте лица добывать свой хлеб насущный: заниматься поделками, сбываемыми на базарах в столичной Каре, батрачить на богатые монастыри; или же скитаться по Афону в поисках подаяния (последнюю категорию афонцев, ныне исчезнувшую, называли «сиромахами»).
Русский Пантелеймонов монастырь во второй половине XIX века переживал бурное возвышение. Долгое время им управляли греческие настоятели, но в 1875 году игуменом был поставлен наконец-то русский монах, Макарий (Сушкин). Всячески укрепляя свою обитель, он не мог не задуматься и о судьбе монахов - соотечественников, рассеянных по афонским пустыням. Так родился замысел «Новой Фиваиды».
В самом названии был заложен глубокий смысл. Фиваида – это колыбель монашества, местность в Египте (близ Фив, отсюда и название), заселенная иноками на заре христианства. Жители Фиваиды обитали, не в каком-нибудь могучем монастыре, а в отдельных хижинах, сохраняя тем самым полноту своего ухода из «мира», из общества. Они селились поодиночке, или небольшими братствами близ источников. В пещерах, в заброшенных могилах. «Ступайте в Фиваиду», - восклицал позже св. Иоанн Златоуст –«вы найдете там пустыню прекраснее рая, тысячи хоров ангелов в человеческом образе, целые племена мучеников… Там вы увидите адского тирана скованным, а Христа – славным и победоносным».
Игумен Макарий разрешил (по афонской терминологии - «благословил») русским сиромахам обосноваться на монастырской территории. Земля эта расположена на многие километры от обители, «в четырех часах пути на лодке», как раньше измеряли расстояние. Отшельников снабдили строительными материалами, крайне дорогими на Афоне, и гарантировали им в будущем помощь монастыря. Они могли жить сами по себе, в своих хижинах(по – афонски -«каливах»), сохраняя свое строгое анахоретство, но при этом включались в состав пантелеймонова братства.
Одновременно был построен особый корпус для больных и престарелых «пантелеймоновцев», пожелавших удалиться от деятельной монастырской жизни и окончить свои дни в максимальном покое (местность, в которой расположен скит, обладает уникальным, даже для Афона, климатом. Очень сухой воздух, температура которого, к тому же, на несколько градусов выше, чем в Пантелеймоновом монастыре. Великолепный сосновый лес, с осени и до самой зимы изобилующий, как я слышал, рыжиками. Обилие воды, главного афонского дефицита на протяжении веков. Все это сделало Фиваиду своеобразным афонским «домом престарелых». – сюда сходились доживать свой век старые и немощные русские афониты).
В 1883 году, спустя год после основания скита, здесь была освящена первая церковь, куда «фиваидцы» сходились по праздникам и воскресным дням. Посвящение ее тоже было символичным – во имя святых преподобных Афонских отцов. Тем самым насельникам напоминалось, что их высшее предназначение – приобщение к сонму угодников Божиих.
Сходились бывшие пустынники, а нынче скитники, и на общую трапезу, для которой был отстроен отдельный корпус. Продовольствие тоже поступало из монастыря.
Вскоре появились и малые храмы, называемые на Афоне греческим словом «параклис», то есть «часовня», «придел». Один из храмов по традиции «дочерних» обителей принял посвящение господствующего монастыря, - во имя св. Великомученика и Целителя Пантелеймона (а так же св. Артемия). Одна из церквей была посвящена Вознесению Господню, другая, двухэтажная, на верхнем ярусе имела алтарь в честь Пресвятой Троицы, на нижнем – во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла (к лету 2000 года время и стихия превратили все храмы в руины. Новым насельникам приходится преодолевать неисчислимые трудности, чтобы вдохнуть жизнь в разрушающиеся стены…).
Управлял «Фиваидой» эконом, назначенный монастырем.
Благолепное и тихое бытие было нарушено ещё до «русской смуты» 1917 года - за пять лет до нее, когда на Афоне вспыхнула своя собственная смута. Все началось с книги схимонаха Иллариона «На горах Кавказа», где автор описывал свой молитвенный опыт, обращая особое внимание на мистическое содержание Имени Божия. Идеи автора, впоследствии скоропалительно осужденные как еретические, нашли самую благодатную почву среди святогорцев.
Распространение «учения» отца Иллариона, не подозревавшего впрочем, что он стал основоположником, началось именно на «Новой Фиваиде». Легко представить, что у анахоретов, вообще склонных к мистике, положение о том, что в молитвенно призываемом «Имени Божием присутствует сам Бог» нашло самый горячий отклик. Даже слишком горячий…
Афонцы разделились. Многие не приняли «имяславие», как было названо новое учение, и заклеймили его прозвищем «имябожие».
Российское правительство, считавшее себя патроном христианского Востока, в том числе и Афона, решило подавить разгоревшийся спор силой. Монахи – имяславцы были вывезены в 1913 году в Россию на военных кораблях. Фиваида опустела…
Началась Первая мировая война, а с ней – голод, и не только среди пустынников и скитников, но и даже монастырцев. Из оставшихся «Фиваиды» кто мог – переходил под более надежные крыши Пантелеймоновой обители, а кто нет – угасал в одиночестве в своих каливах (по рассказам очевидцев, в отчаянном стремлении окончить свои дни на обжитом месте, оставшиеся фиваиды, лишившись поддержки монастыря, который и сам к тому времени бедствовал, сами разбирали опустевшие кельи и каливы, продавая все, что пригодно в качестве строительных материалов. Это обстоятельство сделало разрушение некогда цветущего скита еще более стремительным).
В 20-е годы курс греческого государства на эллинизацию Афона поставил препоны пополнению русского монашества. Стал увядать и сам Пантелеймонов монастырь, что говорить о его дальних «филиалах»? Пантелеймоновцы унесли из «Фиваиды» что сумели, а что нет – оставили под открытым небом.
Один знакомый монах рассказывал, что в начале 80-х годов, по благословению монастырского священноначалия, им была совершена последняя экспедиция в «Новую Фиваиду» - ради спасения остатков былого убранства. С тех пор монахи там не показывались. До 2000-го года. В том году афонских паломников быстро облетела весть: на «Новой Фиваиде» вновь иноки! Их привел туда отец Рафаил, бывший насельник Валаамского монастыря. По духовному складу он – пустынник и избегает больших обителей.
Первые годы своей афонской жизни отец Рафаил жил (по афонской терминологии - «спасался») в небольшой пустынке болгарского Зографского монастыря. Вокруг него, как всегда бывает с духоносными старцами, собирались ученики. В пустынке стало тесновато, да и болело сердце отца Рафаила за брошенную «Новую Фиваиду».
После переговоров с различного рода афонскими инстанциями старец с учениками вселился в «Фиваиду» и принялся за её возобновление. Положение новой братии было не вполне определено: нужно благословение Константинопольского Патриарха, духовной главы Афона, да и добрая воля тех, кто полагает, что пустынничество – это нарушение святогорской дисциплины. Но историческое событие произошло. Скит возродился.
Мы швартуемся у широкого каменного причала рядом с большим двухэтажным зданием, предназначавшимся ранее для паломников. Поднимаемся по вымощенной камнем дороге к вратам скита. Великолепный вид открывается на вершину Святой Горы Афон на фоне обширного залива.
У входа в братский корпус нас радушно встречают старший по скиту иеромонах Агафангел и отец Игнатий. Начальник скита отец Симон сейчас находится по делам службы в Константинополе.
С отцом Игнатием я познакомился на Афоне лет восемь назад. Тогда он, бывший начальник Сергиевой Лавры, приехал на Афон с мечтою остаться здесь.
Господь услышал его молитву.
Мы много тогда прошли с ним и отцом Александром дорог и тропинок Святой Горы и даже побывали на её вершине.
Нас размешают в отдельных кельях с очень высокими потолками. На стенах в рамках развешаны копии с фотографий, сделанных более сотни лет назад, в то время, когда скит жил ещё своей полнокровной жизнью. На фотографиях изображены строгие лица монахов, подвизавшихся здесь. В их глазах чувствуется сила духа и воли.
Их плечистые стройные тела в подрясниках никак не увязываются с образом иноков греческих обителей, да и как иначе, ведь они ещё и строители. Поднять такой огромный скит, да ещё в гористых труднодоступных условиях - это не шутки.
Выйдя в широкий коридор, моё внимание привлекает цветная ксерокопия с гравюры под стеклом. Я потрясён, созерцая изображенный вид с моря на огромный скит. Это Новая Фиванда, точнее то, какой она должна была быть.
У причала портового четырехэтажного здания стоят на рейде и проплывают парусные суда и лодки. Выше на трех террасах произрастают оливковые деревья. На четвертой террасе, образующей плато, разместился огромный по Афонским меркам белокаменный храм с колокольней, выполненный в византийском стиле. Слева и справа от него стоят трехэтажные братские и паломнические корпуса с домовыми храмами.
Я насчитал около семи престолов. Выше, приютившись на горе, белеют корпуса двухэтажных домов, разместившихся среди огородов и садов на двенадцати уровнях пологой горы. По греческим меркам это целый городок, вместивший в себя около пятидесяти построек. На вершине горы, на поляне среди лесных зарослей разместились монастырские пасеки. С правой стороны почти вертикально к морю с вершины сбегает горный ручей. Высокие кипарисы, словно зеленое пламя свечей, стремятся своими вершинами к небесам.
Созерцаемая мной цветная акварельная гравюра, некогда нарисованная архитектором-художником, несет в себе образ идеальной обители, автором которой, по всей видимости, был сам Господь.
Не мудрено, что в этом скиту тогда проживало около четырехсот иноков; больше чем в самых значимых монастырях Святой Горы.
Нас приглашают на трапезу. По недавно отремонтированному зданию мы идем в трапезный зал. Братия числом около десяти человек уже за столом.
После молитвы приступаем к обеду. Все блюда вкусны, так как приготовлены иноками с молитвой, любовью и умением, а так же из выращенных ими овощей и фруктов. Идет неторопливая беседа. Ститники интересуются у отца Александра делам церкви в Москве и на Валааме. Особенно живо интересуется жизнью Валаамской обители иеромонах Савватий, который вот уже третий год является гостем на Фиваиде. Он сам насельник Валаамского монастыря, получил благословение у игумена этой обители временно подвизаться здесь.
Отец Савватий рассказывает нам об одном чудесном случае, приключившемся с ним: «Как-то раз, прибыв на пароме к пристани «Иванница», я возвращался в наш скит. Дело было вечером. Шел я берегом по камням, пока в отдалении не увидел Новую Фиваиду. Дойдя до небольшого утеса, выходившего в море, мне пришлось обходить его. Увидев тропинку, я побрел по ней, предвкушая скорую встречу с братией. Быстро стемнело. Тропа вела меня сквозь поросшую непроходимым колючим кустарником ежевику, можжевельник и высокий, словно стена, камыш. В лунном голубом свете я едва различал тропинку. Шел я долго и уверенно, прежде чем стал задумываться о несоответствии оставшегося до скита пути и времени, затраченного на его преодоление. Я заволновался, так как дорога не кончалась, хотя прошло уже более часа, а до скита всего-то пять минут. Я ускорил шаг почти до бега, сердце бешено колотилось. Вскоре я начал замечать, что ранее виденные мной коряги и пни деревьев встречаются снова и снова. И только сейчас меня осенила мысль, что я иду по какому-то замкнутому кругу. Мне стало страшно. Какие-то непонятные голоса стали тревожить меня. Я как одержимый начал искать выхода тропинки из этой непролазной западни. Все мои попытки пробраться через чащобу закончились печально, лишь подрясник порвал.
Проделав, видимо не один круг по тропе, я от отчаяния и страха почти закричал: «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его, и да бежат от лица Его, ненавидящие его. Яко исчезнет дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением…».
Совершив крестное знамение на себе и на непроходимых зарослях, я с изумлением заметил, что передо мной открылась новая тропа. Словно стена зелени расступилась, решив отпустить своего пленника. Очень быстро я вышел на поляну, откуда увидел свой скит, в окнах которого горел свет. Я возблагодарил Господа, встав на колени.
Подходя к скиту, я вспомнил, что сегодня днем я совершенно не думал о Господе и даже не прочитал вечернюю молитву. Вот и поплатился. Бесы пошутили надо мной.
Здесь такие случаи часты, а бывают и такие, что сюжеты американских триллеров просто отдыхают. Многие стремящиеся на Афон думают, что здесь просто рай для тихой молитвенной жизни. Однако все не так. Именно здесь находится граница между миром духовным и бесовским. Чем более монах или послушник стремится к Богу, тем больше нападок на них Бесов.
Вытворяют такое, что передать страшно. Лишь только непрестанная молитва и спасет.
Хорошо и спокойно живется на Афоне лишь тем, кто вовсе не стремится ко Господу. Такие давно уже в руках бесов, зачем на них нападать. Бесовские силы очень рациональны и ополчаются лишь на истинно стремящихся к спасению души».
Я вспомнил, как несколько лет назад мы с отцом Александром ночью возвращались с горы «Малый Афонец» в монастырь Симона и Петра.
Тот паломнический пешеходный маршрут занял у нас весь день. Тогда мы предполагали вернуться засветло и фонариков с собой не взяли. В таких прогулках по горам каждый грамм веса важен. Отец Александр предложил мне непрестанно повторять про себя Иисусову молитву, что я и сделал. Вскоре я обнаружил, что глаза стали ярче видеть, да и рассматривали они уже вовсе не тропу, а любовались слабоосвещенным светом восходящей луны, пейзажами. Я тогда ни разу не упал и даже не споткнулся. Ноги словно обрели свои глаза.
Когда мы проходили высохшее, широкое, заваленное огромными камнями русло реки, я был вовсе удивлен. Прыгая по камням, как горный козёл, не разу не споткнувшись, я произносил слова непрестанной молитвы: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас». И его волей мы благополучно дошли до высокогорного монастыря.
Без совета батюшки, вразумившего меня, просто полагаясь на свое зрение и разум, я, скорее всего, не дошел бы до этой обители.
Отец Саввий за трапезой поведал нам, что увлекается давно забытым видом фотографии, снимая пейзажи и портреты на камеру середины прошлого века. Вместо пленки в неё вставляется стеклянная пластина с напылённым серебряным покрытием. Черно-белые фотографии на такой камере имеют высокое качество.
Вечером мы с отцом Александром спускаемся к морю, где, погрузившись в размеренный шелест небольшой волны и крики чаек, собираем красивые камешки. Я ищу небольшие камешки с отверстиями, говорят, они приносят счастье.
Батюшка садится на камень и созерцает морские глади. Я, решившись нарушить афонские традиции, раздеваюсь и спускаюсь в воду. Отплыв от берега, я рассматриваю некогда жилые постройки скита. Нынче они заброшены. Лишь только храмовый комплекс на нижнем плато благоустроен и отремонтирован, кроме главного соборного храма. Это храм, который я видел на гравюре, полностью не был отстроен. Лишь только высокие мощные стены с красивыми византийскими формами напоминают о незаконченном величии этого храма. Братии скита предстоит ещё много потрудиться над воссозданием былой славы этой обители.
Выйдя из воды, испытываю необыкновенную легкость, да и как иначе, ведь вода, омывающая Святую Гору, так же святая.
В полной гармонии с самим собой и окружающим миром мы с батюшкой возвращаемся в кельи.
Предстоит ночная литургия, нужно готовиться к исповеди. При свете свечи читаю правило по причастию. За стеной слышен голос отца Александра, также читающего молитвы. Зайдя к нему в келью, исповедуюсь. Спать не хочется. Выхожу на балкон и долго созерцаю освещённый светом полной луны силуэт Святого Афона, отраженного в водах залива.
Навстречу мне по глади вод простирается золотая дорожка улыбающейся луны. Ко мне подходит батюшка, и мы тихо неспешно беседуем о чем-то вечном, под затейливое пение соловьев и трели цикад.
Нас зовут на службу. После литургии короткий сон, завтрак и пора собираться в дорогу.
Отец Саввий предлагает нам сфотографироваться, и, установив штатив с камерой напротив недостроенного храма, делает на своих пластинках несколько портретных кадров. Он собирает портреты и мы, на его взгляд, нужны в его коллекции.
Прощаемся с братией. Ещё раз смотрим на завораживающий пейзаж Святого Афона, покрытого легким туманом. На фоне спокойной глади на востоке уже полыхает заря встающего солнечного диска, от которого также по водам проистекает искрящаяся дорожка.
Спускаемся к причалу, где нас уже ждут двое монахов на моторной лодке.
Немного отплыв, мы замечаем отца Агафангела, стоящего на каменной стене террасы и благословляющего нас. Мы мчимся в алмазных брызгах, разлетающихся от удара волн о борт лодки. В лучах восходящего солнца они необыкновенно красивы. Этот процесс полностью поглощает моё сознание. Анатомическому разуму в эти минуты нечего делать.
Я бессознательно с восторгом созерцаю скалы и гроты афонского берега. Но вот уже вдалеке появляются первые постройки Уранополиса.
Мы подплываем к берегу и идем в таможенно – пропускной пункт. Здесь граница Афона.
Пограничники, видимо, ещё спят, не ожидая этих странных русских, пробирающихся не на пароме, а на собственной лодке, да ещё в такую рань.
Мы, считая, что таможня дает «добро», проходим условную границу, которой служат невысокие ворота.
Здесь на своей машине с афонскими номерами нас ждут отец Максим и Бранко.
До свидания, Святой Афон! Мы возвращаемся в Россию!
Гончаров С. Г. 15.06.2008 г.
Свидетельство о публикации №216041202544