Тебе на память обо мне. Главы 7, 8. Песчинка ее сч

Глава 7 Аксиома жизни

Когда дети уснули, Она принялась мыть посуду, пытаясь в подробностях припомнить тот фильм, что смотрели они с Маняшей. Неужели этот худенький князь, который будто насквозь светится – и есть Он? Образ тонок и чист. Очевидно, для роли пришлось похудеть, да так, что остались одни лишь глаза.

Князь совершенно не был похож на Достоевского. И было действительно сложно два этих образа приписать одному и тому же актеру, но, несомненно, что-то их связывало. Глубые с грустинкой глаза! Взгляд был без примесей, простой и открытый, говорящий как будто: зачем же лукавить, если возможно творить только правду. Тогда еще ей подумалось: только человеку чистому сердцем дано сыграть такую вот роль.

Но клином вонзился в память совсем другой взгляд: плотоядный, хищный. Взгляд прожигал экран. Блестящие угольки, не моргая, смотрели в упор, так что становилось трудно дышать. Во внешности было много грубовато-мужицкого, даже дикого, от тех мужиков, которые в старину, погоняя лошадей, горланили «но!» Развязными жестами и раскатистым голосом господин с экрана внушал настоящий ужас. И когда угольки хищных глаз из толпы следили за князем, ей казалось, что глаза следят - за ней. Мрачный человек! – окрестила Она его. - Страшно столкнуться с таким… А вот Мане, напротив - хотелось. Ведь роль сыграл плечистый брутальный красавчик, как отрекомендовала подруга ей Машкина.

Такое бывает: увидишь человека, и все. Он симпатичен и как будто бы близок или, напротив, бесконечно далек. Словно Он раньше уже бывал в ее мыслях. Тогда Она еще не могла знать про эту грустинку, но теперь каким-то образом сразу ее узнала. Как многое можно прочесть по взгляду! И отчего-то казалось, что в этих глазах читать будет очень легко…

Она включила компьютер, и соскучившиеся пальцы весело побежали по клавиатуре: Ну и не дура ли Она? Впервые в жизни увидела человека и сразу пообещала, что что-нибудь для него сделает! И с чего вообще ей взбрело в голову, что его спасать срочно нужно? Но главное сейчас вовсе не это, а что впервые за много лет захотелось - писать! Нет, а кого Он все-таки напоминает в этом невероятном гриме стареющего писателя? – пальцы остановились в раздумье. – Жиденькая бородка, высокая залысина... Будто бы Она уже много раз видела такие черты. Кого-то совсем знакомого, даже родного… Нет, не может быть! Да нет же - может! В следующий момент Она уже хохотала до колик. Он был похож на ее отца. Ее отца!

- Тут смехопанораму показывают? – послышался у дверей голос Мани. – Ты что?
- Да так, - и Она снова прыснула со смеху. – А не кажется ли тебе, что в бороде Достоевского Он - вылитый мой отец?
- Слушай, и точно! Правда, у бати твоего борода покороче будет, - хихикнула Маня и, подбоченясь, спросила: - Права ли народная мудрость, когда утверждает, мол, женщину привлекают мужчины похожие на отца?
- Не знаю такой мудрости, - перестав смеяться, сказала Она, хотя, конечно же, знала.
- А если не мудрствовать лукаво? – наклонившись, подруга шепнула ей на ухо: - Нравится или нет?
- Хватит болтать глупости! – тряхнула волосами Она.
- Ну, глупости или нет - только детей давно будить пора. А ты все сидишь, мечтаешь.
- И то правда! – спохватилась Она и отправилась в детскую.

Вечер прошел в противоречивых настроениях. Как у наших, у ворот - все идет наоборот! Садиться за еду дети не желали, убирать игрушки не хотели, собираться на прогулку отказывались. Как и все обычные дети, они хотели мультиков и сладкого. А еще, наверное, всех детей в мире объединяет лозунг: Чего нельзя, то – можно!

Верочка редко брала что без спросу, Левка, напротив, хватал все, что ни попадя, но, не умея воспользоваться собственной добычей, относил сестре красочный пузырек или баночку с ваксой, или губную помаду. Верочка без труда все это вскрывала. И тут начиналась потеха.
Вот и сегодня Левка полез вверх по полкам в поисках пульта от телевизора, но, зацепившись за икону, свалил ее на пол, а сам повис. Перепуганная сестра, завопила на весь дом и кинулась к брату:

- Левка, ты же шею себе сломаешь!
- А мама меня отлемонтилует! – заявил брат сестре, которая сняла его с полки.
- Балда! – Верочка постучала брату по голове и принялась устанавливать все, как было, но тут появились взрослые.
- Мы все слышали, - сказала Она.

По уже заученной схеме дети принялись твердить, что и не думали без спросу включать телевизор. На что, как всегда, пришлось напомнить:
- Послушайте, дети, обман - куда хуже самого безобразия.
Затем естественным продолжением стало представление «Это все он(а) виноват(а)». В результате оба лишены были мультиков. Потом «раздавались протяжно и звонко противные визги того поросенка», вернее, сразу двоих. И, как следствие, маленькие солисты большой оперы были лишены еще и сладкого.
Когда дети, наконец, угомонились, дом накрыла аномальная тишина, которую не хотелось нарушать. Они с Маней спокойно посмотрели телевизор, попили чаю и тут Маняша заявила:

- Ничего крепче чая в этом доме не предлагают! Придется взять инициативу на себя: наливку домашнюю будешь? Сама делала!
- Ну, если сама, то давай!
- Напьемся и будем вспоминать. За нас! - Маня звякнула стаканом и тут же опрокинула.
- Да, было дело - хоть романы пиши.
- И напиши! - ухватилась за мысль подруга. – Помнишь ту старушенцию из фильма? Ты еще говорила, будто бы прямо к тебе обратилась, мол, сюжета какого-то нет… хи-хи и прочее…
- Вообще-то, сюжет, уже начинает быть! - вырвалось у нее, видимо, под действием наливки, которая судя по градусам - была далеко не наливкой.
- И о чем же?
- Классически: и жизнь, и слезы, и любовь! - махнула рукой Она, едва не смахнув стаканы.
- О! И что же за любовь такая?
- Которая случается раз в столетие! Нет, лучше - в тысячелетие. Которая зарождается не здесь, за пределами, свыше! - с пафосом говорила Она. – А что? Может, идея произведения будет: обрученные свыше - обречены встретиться. Пусть даже с опозданием в целую жизнь. Вот!
- Интересно, а почему не встретились вовремя? – Маняша, подперев щеку рукой, изобразила само внимание.
- Ну, в результате некоей роковой ошибки… сбоя вселенского масштаба. В общем, произошла катастрофа и двое - о, ужас! - разошлись во времени и пространстве… Ну, как?
- Как бред тяжелобольного! – подруга налила в стаканы. - А ты сама-то в такую любовь веришь?
- Не-а.
- Значит, решила попробоваться в жанре романтической утопии, перечеркнув себя как автора?
- Шутишь? Какой из меня автор!
- Это не шутка. Это - твоя мечта! – напомнила Маняша. – Ну, давай, за мечту – дзынь! Плюс ко всему и главный герой тут как тут.
- Кто такой? – спросила Она, цепляя вилкой огурец.
- Кто же еще - этот твой Мироненко!
- Ну, во-первых, никакой Он не мой, - Она положила огурец обратно, - а, во-вторых, еще неизвестно, достоин ли Он стать героем романа.
- Как? – Маня от удивления даже икнула.
- А так! Роман только тогда начнет быть, когда я пойму, что мой герой – своеобычный, неповторяемый, особенный…
- Стоп, тут без ста грамм не разберешься! – перебила подруга, налила и снова опрокинула залпом. – А вот теперь, внимание-внимание! На главную роль пробуется Мирон Мироненко. Поговорим об особенностях предполагаемого героя. Сколько, бишь, ему?
- Не знаю.
- Женат ли, холост?
- Понятия не имею!
- В каком живет городе, знаешь?
- Нет.
- Отлично! Ты хоть что-нибудь о нем знаешь? Хоть раз его видела в приличном обличии, а не в образе этакого бородатого чудища?
- Ну, как же! - Она приложила к подбородку зефирчик, - еще вот в такой аккуратной бородке.
- А-а-а… в этой маленькой бородке козлика, тьфу ты, князика! Или, как там правильно, князька? В смысле, князя! - Маня хихикнула и снова икнула. – Не густо! Придется поковыряться в статьях папарацци.
- Маня, ну, как так можно?
- Да так только и нужно! Еще по одной? – подруга разлила бутылку до конца. - Стало быть, вздрогнули! Какой-то разговор у нас такой…
- Пьяный! – подсказала Она и, почувствовав, что ясность мысли стремительно ускользает, добавила. - Ну, все, пошли спать, Маня.

Прежде чем улечься, Она настежь открыла окно и взглянула в небо: звезды спрятались за тучами и не показывались.
- Желаю тебе самой спокойной ночи, Мишка! Хоть тебя и не вижу.
Она задремала, но не прошло и часа, как с криком вскочила. Маня вскочила тоже:
- Что?
- Сон.
- Тот, где ты вся в белом… - Маня замялась.
- … лежу посреди комнаты, - досказала Она. – И в тоже время, сидя на крохотном стульчике, караулю самое себя.
- А этот твой ангел с глазами печальными?
- Грустными, - поправила Она.
- Явился тебе снова?
- И рассеял собою этот кошмар.

Маня обняла ее за плечи и взглянула на небо:
- Ну, где же ты, Мишка? - позвала подруга, зная, что это созвездие каким-то непостижимым образом приносит успокоение.
- Он скоро появится, - сказала Она. - Он всегда появляется, когда мне не важно.
- А когда начал сниться этот кошмар?
- После замужества. Порою мне кажется, нужно было еще подождать и тогда что-то очень светлое и значимое не проскользнуло бы стороной.
- Как же, помню! В юности ты все грезила о какой-то нереальной любви. И надо же было втюриться в этого долговязого хлюпика с фотоаппаратом! А потом еще надо было всю жизнь сидеть и ждать его в этой  деревенской дыре! Сейчас-то, по крайней мере, у тебя есть жилье в мегаполисе.
- Маняш, давай будем честными: мы обе были неправы в своем замужестве. Это мы знали еще тогда. Но, к сожалению, не знали главного: каждая неправда влечет за собой хвост других неправд. Это, видимо, аксиома жизни такая.
- Значит, теперь развестись срочно надо?
- И совершить еще большую неправду! – воскликнула Она.
Обе они вздохнули и одновременно взглянули в окно: из-за туч сперва показался хвост, а затем и само Созвездие.
- Я же говорила, появится! Сладких снов, Мишка, - устало шепнула Она и уснула спокойно.

Глава 8 Песчинка ее счастья

Наутро из головы все не шел ночной разговор. В мельчайших деталях ей вспоминалась первая неправда в ее жизни.
Виктор. Как описать его? Высокий, плечистый, развитого сложения, отличающийся не только недюжинной силой, но главное - волей. Виктор рожден был воином. Мысль эта жила в карих глазах, которые смотрели твердо, чуть исподлобья и почти не моргали, сосредотачивалась в мужественных чертах подбородка, прослеживалась в собранных жестах. Руки ни к чему не тянулись, не бродили без толку, напротив, всегда с безупречной четкостью выполняли заданную команду. Но, главным образом, мысль эта была прописана прямо на лбу, который никогда не морщился, будто бы и вовсе не знал, что такое сомнение. Лоб обладал счастливой чертой трезво судить о вещах, и практически всегда был прав.

- Господь нарисовал его победителем! - однажды сказала Она Маняше.
- И кто же такой – этот твой победитель? Рассказывай!
- Военный.
- Красивый, здоровенный?
- Еще какой!
- А наш уговор не влюбляться? – Маняша исподволь рассмеялась.
- А я и не влюблена! - тоже натянуто замялась Она, но сразу потупилась. – То есть, я думаю, что полюблю. Ну, надо же как-то устраиваться в жизни, надо выходить замуж…
- Скажи, а что там делать?
- Рожать детей, Маня и жить. Просто жить.
- Допустим… Вот, родила и нянчусь. А жить просто – не получается! Почему-то все очень сложно.
- Зато твоя Алиса, ну, просто прелесть! – Она попыталась увести разговор к позитиву.
- Значит, тоже брак по расчету, - вздохнула подруга.
- Ну, почему сразу же по расчету? – возразила Она. - Виктор мне нравится, у него много достоинств и достижений, я очень его уважаю.

Как познакомились они? Накануне девятого мая группа журналистов из ее редакции отправилась в столицу, чтобы еще и еще вспоминать «этот День Победы», который «порохом пропах». Ей выпало ехать в один подмосковный городок, с аэродрома которого самолеты должны были взлетать на парад. Ранним утром, торопясь найти материал для своей публикации, Она перебегала дорогу, но вдруг каблук туфли застрял в решетке стока. Она попыталась высвободиться, но безуспешно. Уже загорелся красный, а Она все стояла на проезжей части в растерянности. Чьи-то руки коснулись ее щиколотки, с точностью расстегнули замочек на туфле, и твердый голос сказал:

- Поднимитесь на тротуар. Так будет безопаснее.
Она с интересом разглядывала человека в красивой форме: сила исходила от него. Подняв решетку практически двумя пальцами и не обращая внимания на сигналы машин, мужчина спокойно и сосредоточено вытащил туфлю.
- Держите вашу черевичку.
- Спасибо, - улыбнулась Она. - А что у вас за форма?
- Я летчик. Скоро показательные выступления над Красной площадью.
- Значит, про вас в газету писать срочно нужно!
- Да кто ж меня в газету возьмет? - улыбнулся незнакомец.
- Я.

Она хорошо понимала, за кого выходит замуж: для этого человека долг перед Родиной всегда будет превыше долга семейного. Виктор родился в семье военных: отец был командиром танковой части, дед в Великую Отечественную командовал авиаэскадрильей и был удостоен звания Героя Советского Союза. Так что мальчик с малолетства воспитывался в духе военных традиций, и чувство патриотизма было у него, что называется, в крови. Мать умерла рано и свою карьеру Виктор начал с кадетского корпуса, затем поступил в военное летное училище.

Это про него было: первым делом – самолеты. Блестяще продвигаясь по служебной лестнице, он досрочно получал звания и быстро дослужился до подполковника. Наверное, оттого, главным образом, что к собственной персоне относился безо всяких нервов. Холодная голова и трезвый рассудок были незаменимы при выполнении рискованных операций. Виктора часто направляли в горячие точки, где приходилось сбрасывать бомбы. Муж об этом не заговаривал, Она не спрашивала. Только однажды Виктор сказал:

- Я слишком хорошо помню те вещи, за которые стыдно.
Она не знала, относится ли это к какой-то служебной ошибке или же к выполнению приказа против совести, но знала одно: к трусости эти слова не имеют никакого отношения. Если понадобится, Виктор пойдет за Родину на смерть. Хоть пред лицом смерти все и равны, но каждый это лицо встречает по-разному. Когда перед обычным человеком цель стоит спастись, перед военным встает цель – спасти. Те, возле кого смерть бродит кругами, кто уже свыклись с мыслью, что смертный час настигнет, возможно, прямо сейчас - это люди совершенно иной мотивации. Поэтому к смерти Виктор относился просто и без пафоса.

Первый и последний спор по этому поводу случился у них в самом начале совместной жизни.
- Бессмыслица какая! Зачем лезть под пули, заведомо зная, что не спасется никто?
- Чтобы исполнить долг.
- И ты так спокойно говоришь мне об этом? – возмущалась Она. - Не понимаю! Зачем умирать, если можно – жить!
- Жить и всегда помнить? – спросил муж.

Львиную долю времени Виктор находился при исполнении, так что обоих детей увидел спустя лишь полгода после рождения. Поначалу Она сравнивала такие вот обстоятельства с полетом бумажного змея. Его неудержимо влечет в небо, но ниточка в чьих-то руках постоянно притягивает к земле. Ей думалось  часто, а как бы жили они, если б не служба? Она даже хотела настаивать, чтобы муж подыскал другое место, но так и не решилась, поскольку слишком хорошо знала, что значит для Виктора - небо.

Вылеты для мужа были не просто работой и даже не любимой профессией, небо для Виктора стало - призванием. И если вдруг что-то изменится, то это будет уже совсем другой человек. Ей потребовалось время, чтоб научиться уважать такой выбор и смириться с мыслью, что муж, хоть и предан ей, но Родине предан - всецело.
Она утешала себя: ведь как-то живут жены моряков, а Она – жена военного летчика. Что делать, видно, судьба такая, ждать. И в этом как-то нужно искать свое счастье. Но что такое есть счастье?

Часто Она вспоминала, как гуляя однажды с детьми, случайно познакомилась с молодой женщиной, мамой тройняшек. Разговорились о ерунде какой-то, и почему-то стало так ясно: эта женщина счастлива! Безгранично довольна своим тихим семейным счастьем. Днем главной задачей было готовить, стирать, кормить, убирать, чтобы вечером, побыстрей растолкав детей по кроватям, оказаться под одним одеялом с мужем. Так естественно-просто: единое целое, как продолжение друг друга и одно на двоих дыхание. Не это ли счастье?

Виктор считал, что все это иллюзии, будто бы одни живут счастливей, другие несчастней. Ведь счастье – единица условная.
- Счастье находится вот тут, в голове, - муж стучал указательным пальцем по лбу, и Она удивлялась, как в этой голове все просто и ясно! - Человек счастлив ровно на столько, насколько готов быть счастливым.

- Люди несчастны, оттого что слишком высоко задирают планку необходимой им меры счастья, - говорил Виктор. - А ведь счастливым можно быть и в тюремной камере, и даже на войне.

Виктор был глубоко убежден, что для счастья достаточно всего лишь крохотной песчинки. Она изо всех сил хотела бы согласиться с мужем, но чувствовала, что мало ей одной только песчинки счастья. Ей нужен целый пляж теплого золотистого песка.

Сколько же раз пыталась Она составить этот пляж по песчинкам! Вот, например, Она спрашивала:
- А хочешь - в лесу погуляем вдвоем?
- Зачем нам обоим бездельничать целое утро? – отвечал муж. - Давай-ка лучше я дом подлатаю, а ты иди, прогуляйся.

Снова и снова ей вспомнилась та женщина, в жизни которой присутствовало главное слово «вместе». И будут двое одна плоть, - эти библейские слова были ей хорошо известны, как и то, что этого «вместе» между нею и Виктором никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет.

Виною тому отнюдь не бесконечные командировки - виновата была Она. С самого начала Она ощущала: Виктор не был ее половинкой. Тут-то и крылась неправда, с которой ни в коем случае нельзя начинать самую важную главу своей жизни. Но что оставалось ей делать теперь? Теперь нельзя было допустить еще большей неправды.
К тому же, внутренним чутьем Она уловила, что Виктору необходимо знать, что где-то есть совершенно другая жизнь, мирная, где люди являются теми, кем и должны - обычными людьми. И Она продолжала поддерживать в муже иллюзию счастливого брака, натягивая веревку воздушного змея, чтобы тот время от времени все-таки возвращался на землю.

Главное на что опиралась Она – на свое уважение к мужу. Помимо того, что его характер составляли исключительно сильные стороны, Виктор очень хорошо относился к детям, задаривая их подарками.

К недостаткам, пожалуй, Она отнесла бы чрезмерную сдержанность. Присутствие в мужчине эмоций Виктор почитал за слабость. Хотя он и казался веселым и даже был остроумен, но смеялся редко, не говоря уж о том, чтобы расхохотаться во весь голос. Она приписывала это к издержкам профессии, как, впрочем, и полную самодостаточность мужа. За время их совместной жизни ни разу не было, чтобы Виктор попросил бы о помощи. Наверно, потому, что с малолетства приучен был справляться со всем самостоятельно. И не просто справляться, а выполнять поставленные задачи едва ли ни с математической точностью.

Виктор всегда знал, что нужно делать, когда и каким образом. В нем было то, к чему Она, ругая самое себя, постоянно стремилась. Дисциплина. Каждый раз ей приходилось ломать себя, чтобы не сломать распорядок дня, обойтись без которого, воспитывая детей, невозможно. А ведь когда-то давно было вполне в ее духе мастерить полдня какую-нибудь безделушку или писать стихи, или просто мечтать о чем-то.

- А что если героиня ее романа будет неисправимой мечтательницей? – вдруг задалась вопросом Она. - Ну, а кто же тогда будет главный герой?