Глава 6. Душевные терзания капитана Глухарёва

      До начала рабочего дня оставалось ещё несколько минут, поэтому начальник отдела следствия капитан Глухарёв стоял на ступеньках возле входа в отдел и с наслаждением курил. От этого приятного времяпровождения его отвлёк визг тормозов остановившегося неподалёку автомобиля.

       Глухарёв посмотрел в сторону приехавшего и поморщился: это был начальник криминальной милиции Карпов, которого Глухарёв, мягко говоря, недолюбливал и от которого старался держаться подальше. Карпов же, наоборот, увидев Глухарёва, довольно обаятельно улыбнулся и, расправив плечи, направился к следователю.

       Глухарёв насторожился: ведь Карпов никогда ничего не делал просто так, а улыбающийся Карпов, вообще, показался ему очень подозрительным. Ещё большие подозрения закрались в душу Глухарёва, когда Карпов, вместо того, чтобы привычно буркнуть: «Здорово, Глухарёв!» и сунуть следователю свою руку для приветствия, подойдя к нему и продолжая улыбаться, произнёс:

       - Здравствуй, Серёжа, давай, сегодня где-нибудь пообедаем вместе, поговорим…

       Глухарёв понял, что Карпову от него нужна какая-то довольно значительная услуга, раз он и лицо попроще сделал, и «поляну» выставить собирается, и даже по имени его назвал, как советовал незабвенный Дейл Карнеги… Он хотел уже наотрез отказаться от какого бы ни было заманчивого предложения Карпова, даже сигарету выплюнул, чтобы побольше воздуха вдохнуть, но лицо Карпова вдруг стало каким-то грустным, а затем начальник криминальной милиции молча зашёл в отдел, оставив следователя наедине с его тревожными раздумьями.

       «Нужно срочно к Ирке пойти и сказать ей, что Карпов опять какую-то авантюру задумал, - решил Глухарёв. – А с другой стороны, она что, будет круглосуточно следить за нашим кренделем, чтобы пресечь его очередной произвол? Нет, она нас с Дэном заставит за Карповым следить, а оно нам надо? Но ведь Карпов явно что-то серьёзное и, наверняка, не вполне законное задумал…»

       Минут через пятнадцать после таких моральных терзаний Глухарёв решил всё-таки рассказать об утреннем разговоре с Карповым Ирине Сергеевне Зиминой – начальнице Пятницкого и своей многолетней любовнице по совместительству. Он по привычке без стука открыл дверь в её кабинет и не поверил своим глазам: посреди комнаты спиной к нему стояла Зимина топлес, а Карпов уверенными движениями застёгивал на ней лифчик.

       Глухарёв с силой захлопнул дверь в кабинет Зиминой и быстрым шагом направился в свой кабинет.

                ***

       «Ирка и Карпов, - думал он, сидя за столом и прижав ладони к вискам. – Если бы сам не увидел – никогда бы не поверил, они же на людях делают вид, что органически друг друга не переваривают… А может, именно об Ирке и хотел поговорить Карпов? О том, что мне нужно оставить её в покое, потому что она теперь с ним… Как будто я могу указывать Ирке, что ей нужно делать! Да она сама всегда решала, когда и где нам встречаться, мне оставалось только соглашаться. Поэтому я сейчас пойду и скажу ей, что она может спать, с кем хочет, а не посылать ко мне Карпова для того, чтобы объяснить мне, что место возле неё уже занято другим».

       Выждав время, достаточное для того, чтобы Зимина привела себя в порядок (а он прекрасно знал, сколько времени занимает её утренний тюнинг), Глухарёв направился к кабинету Зиминой, надеясь, что Карпова там уже нет: ведь приближалось начало оперативки. Он осторожно приоткрыл дверь и сразу же услышал фразу, которая больно резанула его душу.

       - Кстати, а что мне теперь с твоим ребёнком делать? – спрашивала у кого-то, находящегося у неё в кабинете, Зимина.

       Глухарёв заглянул в кабинет и увидел там Карпова, который мастерски завивал щипцами волосы Зиминой.

       - К маме моей отвезёшь, пусть она его воспитывает, - ответил Карпов.

       Глухарёв осторожно прикрыл дверь и с грустным видом вернулся к себе в кабинет.

       «Вот тебе и Ирка, - с горечью размышлял он. – Сколько лет мы с ней вместе, но ребёнка от меня рожать она не хочет категорически. А от Карпова сразу согласилась… Получается, что она с ним и со мной одновременно встречалась, ведь я же у неё пару дней назад ночевал…»

       Тут Глухарёв ненароком посмотрел на настенные часы, которые показывали половину девятого.

       «Во, блин, - подумал он. – Уже оперативка началась».

       И он с тяжёлым сердцем направился в кабинет Зиминой.

                ***

       …Зимину сегодня, как будто кто-то подменил: в начале оперативки она объявила о том, что собирается сделать из Пятницкого лучший отдел в округе, а для этого всем остальным сотрудникам теперь придётся работать до зелёных соплей, и даже этого, скорее всего, окажется недостаточно.

       «Зачем весь этот геморрой Ирке? – думал Глухарёв. – Она что, надеется, что за такое рвение ей место в главке дадут? Вряд ли, ведь у работников главка своих родственников и знакомых куча, их в первую очередь на «тёплые» и «хлебные» места пристроить нужно, да и главк не резиновый… А Ирке разве что премию выпишут или медальку на пузо повесят… И ради этого она согласна весь отдел кошмарить?»

       С такими мыслями Глухарёв глядел на присутствующих в кабинете Зиминой начальников подразделений, слушающих Ирину Сергеевну со скучающим видом, и заметил, что обычно хмурый и вечно чем-то недовольный Карпов сегодня мечтательно улыбается, пристально глядя на него, Глухарёва.

       «Я тоже был бы таким счастливым, если бы узнал, что Ирка ждёт от меня ребёнка», - грустно подумал Глухарёв, стараясь не встречаться взглядом с Карповым, для чего начал что-то рисовать на лежащем перед ним на столе листе бумаги.

       А Зимина, озвучив свои наполеоновские планы по превращению Пятницкого в образцово-показательный отдел, начала откровенно «строить» начальников подразделений, выдавая им заведомо невыполнимые задания на ближайший месяц.

       «Не зря я всё-таки предпочитаю держаться подальше от Карпова, - сделал вывод Глухарёв, глядя на ссутулившуюся Зимину, грозно зыркающую на окружающих исподлобья и разговаривающую низковатым и слегка гундосым голосом. - Вот Ирка только-только сошлась с ним, а уже появилось в ней что-то упыриное».

       С трудом досидев до окончания оперативки, Глухарёв одним из первых покинул кабинет Зиминой и занялся своими повседневными рабочими обязанностями. Время от времени он сталкивался в коридоре с Зиминой и обратил внимание, что сегодня она без обычного довольно яркого макияжа и обута в мягкие кроссовки вместо элегантных туфлей на «шпильках».

       «Конечно, теперь она должна думать не только о себе, - понятливо покачал головой Глухарёв, глядя на болезненно наморщенный лоб Ирины Сергеевны. – Да и чувствует она себя, судя по всему, неважно».

                ***

       Весь день Глухарёв обдумывал, как ему по-тактичнее и по-доброму, учитывая теперешнее интересное положение Зиминой, сказать ей, что уважает её выбор и не имеет к ней никаких претензий. Вскоре после окончания обеденного перерыва он вежливо постучался в дверь её кабинета и, услышав довольно грубое: «Войдите!», зашёл внутрь.

       Зимина стояла перед своим столом, заваленным папками, и перебирала документацию.

       «Явно в декрет собирается», - сделал вывод Глухарёв.

       - Ира, - как можно мягче сказал он. – Я всё знаю и понимаю тебя. Мы с тобой… Нет, я и ты за все эти годы так и не стали близкими друг другу людьми, поэтому ты и не решилась родить от меня ребёнка. Надеюсь, что рядом с Карповым ты найдёшь то простое и тихое счастье, которое так необходимо каждой женщине. Единственное, о чём я прошу тебя: сиди дома с этим ребёнком в декрете хотя бы года три, не нужно отдавать его на воспитание карповской мамаше. Вон Сашку мама твоя поднимала, и видишь, он не особо теперь к тебе тянется. У Карпова достаточно денег, чтобы содержать и тебя, и твоих детей, тем более, ты же видишь, какой он злой, грубый и жестокий, а ведь это его родная мама таким воспитала…

       - Ты всё сказал? – перебила его Зимина, у которой во время рассказа Глухарёва постепенно темнели от злобы глаза и сжимались кулаки. – Тогда пошёл вон отсюда! И про маму мою трепать языком перестал!

       С этими словами она быстрым шагом вышла из-за стола и собственноручно открыла дверь в коридор. Глухарёв, вздохнув, направился к выходу из кабинета и, бросив прощальный взгляд на стол, за которым только что стояла Зимина, увидел разложенные на радиаторе отопления мокрые семейные трусы, которые обдувал стоящий на полу вентилятор.

       «Какая идиллия! – усмехнулся Глухарёв, направляясь к себе в кабинет. – И будущую свекровь мамой называем, и трусы своему благоверному по мере загрязнения сразу же стираем. Вот тебе и Ирка…»

                ***

       …А перед окончанием рабочего дня к нему в кабинет зашла Зимина, достала из карманов своего кителя две бутылки пятизвёздочного коньяка и поставила их на стол перед Глухарёвым.

       - Серёга, давай, без обид, - произнесла она. – Может, между нами что-то и было, но теперь – всё: у тебя – своя жизнь, у меня – своя. Пойми, для этого есть серьёзные причины.

       И она быстро вышла из кабинета.

       Глухарёв некоторое время смотрел на коньяк, твёрдо решив сплавить этот неожиданный подарок куда подальше, затем положил бутылки в карманы своего кителя, как это сделала раньше Зимина, и пошёл в комнату следователей.

       Самый умный следователь в отделе Коля Тарасов, как всегда, застрял в каком-то архиве, поэтому на рабочих местах были только вполне сформировавшиеся к 30 годам недотёпы Агапов с Черенковым.

       - Парни, вот вам от меня презент, - с этими словами Глухарёв поставил на стол перед каждым из них по бутылке коньяка и, увидев вопросительные взгляды следователей, объяснил. – В честь первой среды на этой неделе.

       После этого он попрощался с ними и отправился домой.


Предыдушая глава - http://www.proza.ru/2016/04/12/460   Следующая глава - http://www.proza.ru/2016/04/12/1697