Моздок

Транспорт не пришел. Спать легли на полу в зале ожидания. После теплой домашней постельки грязный, заплеванный, холодный бетон аэропорта. Впоследствии о такой роскошной кровати приходилось только мечтать. Много эмоций. Сон не идет. Оглядываюсь. Собры – ребята Калининградского специального отряда быстрого реагирования. Серо-черные лица и руки. Впавшие глаза. Щетина. Лежат отдельной группой в дальнем углу зала, прислонившись, друг к другу. Между вещевыми мешками неопределенного цвета. Подпирая стены грязным, затрепанным камуфляжем. Чисто вымытые ботинки с высокими берцами подчеркивают всю непритязательность одежды. На фоне нашего отряда, Собры – группа негров на белом снегу. Поговорить не смогли. Из ушей торчит окровавленная вата. Почти ничего не слышат. Уже и не кричат. Смирились. Приспособились. Объясняют на пальцах. А думаю, и не хотят.
        Утро. Час или два ночи. Скинулись и наняли автобус. За свой счет едем в Моздок. В туман. Автобус битком. Проход загружен боеприпасами и вещами. В рост. Переместиться можно, но только ползком или на четвереньках. Под потолком.
         Моздок. Разгрузились. Мороз. Нас опять ждут. Не знаем только: кто, зачем и где. Стоим на улице. Осматриваюсь. Железнодорожная станция. Невдалеке высокое здание, очень похожее на башню элеватора. От кого-то слышу, что вчера оттуда стрелял снайпер. Попал, не попал, не услышал. Поймали, не поймали - тоже.  Прямо впереди на железнодорожных путях - пассажирские вагоны, сформированные в состав, рядом с которыми, туда-сюда,  снуют трезвые, не очень и очень. Люди в камуфляже и с оружием. Даже женщины, редкие, но в военной форме. За спиной ряд из армейских палаток. В одной из них оказалась столовая со сбитыми из досок импровизированными столами и лавками. Холод собачий. Все замерзло, в том числе и хлеб. Из горячего: что-то похожее на макароны с тушенкой. Заиндевевшие напрочь. Теплый, не сладкий чай. И вот тут  началось то, что я называю искусством выживания на минном поле. Может, мне это показалось и, кажется, но…
        Командир дал команду. Как из волшебного ларца появились бачки из армейских термосов и треноги-подставки. Загудели паяльные лампы, и минут через сорок наш отряд кушал горячую походную кашу, грея руки о крышки армейских котелков, и запивая ее обжигающим своим сладким, пьяным ароматом чаем. Еще минут через 15 к нашей походной кухне стали подходить ребята из других отрядов. Наши омоновцы, продемонстрировали, что необходимо, и можно, и нужно создавать нормальные условия для жизни. Везде и всегда. Продемонстрировали, то чему в дальнейшем не удивлялся, а принимал как должное:  способность выжить в самых нечеловеческих условиях. То чему у них учился постоянно и, то, что в дальнейшем мне не раз помогало в пути.
        С горячим чаем и кашей, и мороз стал не мороз.
        Станция оказалась перевалочным пунктом туда и оттуда. Оттуда и туда. Моздок принимал свежих, чистых, розовощеких ребят. Затем отправлял их туда, откуда им навстречу шли обожженные и обугленные души. Души разуверившиеся в этом мире и те, кому повезло. Откуда им навстречу везли тех, кто никогда уже не станет старше.
        Отправка в Грозный назначена на утро. Рано. День в каких-то согласованиях. Суете. Непонятных криках и ругани.  Держусь с Сазонычем.
        О том, что мы уже не дома, понял не потому, что стал свидетелем, того, как трое военных играли в футбол-хоккей пистолетом Макарова. Нет. Совсем по другому признаку и при других обстоятельствах.
        Мне повезло. При распределении на ночевку в вагоне мне досталась третья полка сбоку. Устал. Залез и сразу уснул. Проснулся оттого, что за столиком в купе совсем не тихо пили водку. Те, кто вернулся. По столу наряду со стаканами водки и закуской мигрировали гранаты и пачки с патронами. Когда водка  завершила свое дело, за столом остался один качающийся из стороны в сторону боец. Гранат не видно. Но под столом среди пустых бутылок, в разорванных пачках и россыпью, лежали патроны. Много. На замечание боец поднял уставшую голову, затем засунул ее под крышку столика, долго изучал пол, а вынырнув, уперев в меня свои затухающие, мутные глаза сказал: «Я их что, поднимать буду»?! А обыденность и ужас пришли позже. Они пришли в виде женщины с совком и веником. Она, молча, собрала бутылки в мешок, а затем смела патроны в ведро с мусором. Пошел за ней. И вот тогда я понял, что нужно забыть то с чем я жил раньше, забыть как можно скорее!
         Патроны никто не выбирал. Никому не сдавал. Они полетели в канаву с мусором. Не боеприпасы, а просто мусор. Если это мусор здесь, то, что оно там? Что мы там!?