Штиль

Когда душа замолкает наступает не тишина, а отчаяние. Крик без крика, боль без причины. Душа не может молчать, ей необходимо либо петь, либо печалиться. А потому, когда наступает штиль, становится сложнее всего оставить в себе всё рвущееся наружу: оно выливается в ужас, парализующий мысли. Лекарства от этого нет, как нет и болезни - это просто этап. Этап жизненного пути, этап нашего путешествия сквозь чувства и эмоции.
                Гриша парень эмоциональный. Слишком задумчивый, слишком стеснительный. Правда стеснительность его всплывала лишь тогда, когда это более всего было не нужно. Это играло с ним злую, но не фатальную шутку. Эти две составляющие превращали его жизнь в череду падений и взлётов, как казалось ему и равномерного существования, как казалось его друзьям. Многие считали, что Гриша слишком часто грустит. Что он ищет и находит себе в этом утешение. Что ж, может оно так и есть. Но поводы у него появлялись регулярно. Об одном из них и будет идти речь.
                В один весенний день, когда тропы едва затвердели после распутицы, а солнце проверяло свои силы после зимней спячки, тишину полуденного бора нарушили удары тяжёлых ботинок по земле. Моционы стали очень важной составляющей жизни Гриши. Во время прогулок мысли сами по себе успокаивались, расползались по своим каморкам, а душа вновь могла грезить и мечтать о чем-то другом. Или о ком-то другом. Штиль замолкал и лёгкий бриз бережно вёл к новым берегам. Кто знает, о чем он сейчас думает? И думает ли вообще? А то может и бредёт без всякой мысли, лишь ради спокойствия и умиротворения, которых дарят ему вековые сосны рядом.
                Молодое, ещё не вошедшее в полную силу Солнце, уже слепило отражением от снега, залёгшего, как партизан, между деревьями и словно ожидавшего своего шанса, чтобы наброситься на дорогу. Голые и потемневшие стволы деревьев высились над этим буйством света. Они – молчаливые жители этого места, видевшие слишком много и видавшие слишком мало. Сейчас они спят и сон их чуток: стоит теплу закрепиться и в лесу продолжится привычная, насыщенно-зелёная жизнь. Потому что она никогда не останавливается, она может лишь ненадолго задремать.
                Уже который месяц Гриша, вспоминая всё прошедшее и даже давнее, терзал свою душу вновь и вновь коря и жалея себя одновременно. Это была бездонная дыра, в которую уходили все силы с одной лишь целью: заткнуть эту дыру. И чем больше времени уходило, тем яснее становилась бессмысленность этой задумки и тем быстрее росли злость, остервенение и отчаяние. Он понимал, что это временное помутнение, что слишком рано разочаровываться и уходить в себя, но не принимал. Именно этого так не хватает нам порой.
                За ежедневными заботами уже ничего не скрывалось. Необходимость поддерживать активность на высочайшем уровне, развитие как внутреннее, так и внешнее, а также стремление к очищению и возрождению двигали, но не управляли им. Эту роль на себя взяли нереализованные чувства, которые он пытался сберечь, сам не понимая зачем и для чего.
                Пройдя, как обычно, свой маршрут, он всё также пешком выдвигался к дому. Выбирая наименее людные маршруты, он вглядывался в каждое женское лицо: не она ли? Это было глупо по двум причинам: первая заключалась в том, что её тут попросту нет. Вторая прозаичнее – она была не нужна. Всё, что могло перегореть, уже давно перегорело и остыло. Лишь сила привычки, да праздное любопытство двигало им в такие моменты.
                Дорога была длинная. Шла она через спальные районы, в которых даже днём все находилось в полудрёме. Единственными его спутниками были бездомные кошки да ветер, подгонявший его в спину. Под мерный шаг думалось легко и непринуждённо, хотя и не хватало музыки. Впрочем, она была не нужна сейчас. Бытовые проблемы перемешивались в голове с возвышенными, как казалось Грише, мыслями, отчего он смущался. Не успевая обдумать как следует одну мысль, он брался за другую. Ноги тем временем на автопилоте вели его к дому. Глаза парили над крышами домов, собирая редкие и разбросанные по всему небу облака. Вокруг царило такое спокойствие и тишина, что хотелось скорее пройти это место, пусть даже и побежать.
                Открывая тяжёлую металлическую дверь, отдававшую сталью, он почувствовал запах своего дома. Закрыв её за собой, наш герой выдохнул. На миг могло показаться, что ему не меньше 30-ти, но лишь на миг. По пути на кухню он схватил лежавшую на комоде «Черный обелиск» Ремарка и отправился ставить чайник. Чай – один из трёх слонов, на которых стоял мир Гриши. Остальные два – книги и праздность. Без них не было бы самого Гриши. Но нельзя сказать, что он жил этими тремя основами! Мир, стоящий на них был весьма разнообразен и богат, вмещавший себя самые различные интересы, среди которых центральное место занимало написание рассказов, в которых он открывал душу перед бумагой, совершенно не стесняясь ни перед кем.
                Разложенные листы в беспорядке, открытый ноутбук, в котором развёрнутый документ напоминал о себе лишь морганием вертикальной палочки на фоне белой, яркой и потому пугающей пустоте. Писательство – способ спрятаться ото всех внутри себя. Но сейчас он был на открытом пространстве под прицелом глаз. И смотрели на него не окружающие люди, а собственная совесть. Под тяжестью этого взгляда всегда нелегко было оторваться от экрана, но ничего не выходило. Садясь за ноутбук, он становился статуей античных мастеров: грусть, тоска и мучение были в его глазах, пальцах и позе. Свет от экрана делал его лицо неестественно белым, добавляя сходство со статуей.
                Он пошёл было снимать чайник с огня, но какое-то движение за окном привлекло его внимание. Из темноты на него смотрел кот, а может кошка, сидящий на ветке прямо напротив его окна. Он карабкался вверх, где виднелась какая-то небольшая птица, которую было почти не видно в темноте. Тем временем кот был уже в одном броске от неё, когда она одним движением вспорхнула и скрылась в ночи. Хищник остановился, осознав произошедшее, посмотрел по сторонам и начал тихо и жалобно звать на помощь. Он гнался за целью, которая ему была не нужна, гнался, не смотря на все препятствия и сложности, преодолевая их словно их не было. Оказавшись в одном шаге от реализации единственной мысли, захватившей его, он потерпел сокрушительное поражение. Но забравшись так далеко он лишь ухудшил своё положение. Кот был неспособен просто развернуться и уйти, он был раздавлен и напуган. Смелым хищником стало овладевать отчаяние.
                Почувствовав в нём что-то близкое, Гриша сорвался с места: быстро накинул плащ и побежал по лестнице на выручку бедняге.  Лишь оказавшись у дерева, он понял, что в общем-то помочь коту не получится. Было жаль просто так спускаться, а потому Гриша решил попробовать просто звать его. Как ни странно, спустя минут 5, кот действительно стал спускаться. Видимо родство чувствовал не только человек. Быстро взяв кота на руки и положа на плечо (он был совсем не против), Гриша отправился обратно.
                Обычную тишину квартиру словно ножом нарушал свист чайника. Не разуваясь и совсем забыв о коте, Гриша мигом оказался на кухне и выключил газ. Пар, окутавший кухню, ещё миг висел в воздухе, размывая очертания и сглаживая углы, а потом стал стремительно исчезать. Этот миг, а также пресловутое спасение кота, навели Гришу на некоторые мысли, которые можно было бы, да и нужно, изложить на бумаге.  Остатками кипятка он залил сухие чайные листья и отправился к себе.
                Возвращаясь в комнату, он увидел того самого кота. При свете его можно было разглядеть подробнее: тощий, аккуратный, длинный и чистый. Он выглядел домашним котом, который либо сбежал, либо был выгнан. Впрочем, зрелище, открывшееся перед Гришей в тот момент, говорило скорее о втором варианте. Старенький ноутбук почти полностью зависел от прямого доступа к розетке. Его батарея была истощена многими годами доблестной службы. Но провод был разодран без пощады. Ругать кота не было ни сил, ни желания. Впрочем, и досады Гриша не чувствовал. Так кончился ещё один день.
                Утро вышло не таким отвратительным, как обычно. Во всяком случае для бодрости хватило всего одной кружки чая, даже без душа. О вчерашних событиях напоминали лишь заусенцы на плаще, оставленные испуганным котом, размякшие от пара обои возле плиты и сам кот, громко и невежливо напомнивший о себе. Выбрав наименее грязную тарелку, он налил в неё молока и поставил на подоконник. Рядом поставил блюдце с кусочками ветчины. В уме же отметил, что надо бы купить кошачьего корма.
                Улица встретила его неожиданно холодно. Солнце пряталось за обрывками облаков, скорее даже стыдливо ими прикрываясь. Ветер перестал играть с пылью, теперь же он принялся активно перегонять его из одного конца улицы в другой, превращая дорогу в тир, а людей в мишени. Холод неуверенно пробовал свои силы. Он пока боялся идти дальше рук и ушей. Погода была неподходящая для прогулок, но, впрочем, к полудню могло и разогреть.
                В этот день прогулка не приносила успокоение. Это было не бесцельное брожение по улицам, а целенаправленный поход за кормом и шнуром. Привычные мысли вытеснялись построением маршрута, припоминанием магазинов с электроникой и товарами для животных. Один из них – «Зоомир», находился совсем недалеко, а потому сначала он решил зайти в него.
                Глаза привыкали к яркому свету ламп в магазине. Гриша прошёл совсем немного через стеллажи, когда увидел её. Русые локоны струились по плечам и спине. Каждое движение сопровождалось какой-то неуловимой женственностью и нежностью. На фигуру она была не столько тощей, сколько хрупкой. Её блеклые губы были плотно сжаты, тогда как карие глаза сосредоточенно изучали состав очередной банки корма. Кошачьего корма.   
                Преодолевая сопротивление ног, явно нежелающих идти, он стал обходить её стороной, но глаза, прикованные к её лицу, забыли предупредить о предательски низком стеллаже. Лёгкий удар и стоявшая на отшибе банка закатилась под полку. Всё было как в замедленной съёмке. Сначала двинулось море волос, одним движением открыв изящный изгиб скул, а затем высокий лоб и аккуратный нос. Растерянная улыбка скользнула по губам, приоткрыв блестящие зубы. Всё это наполнило этот эпизод с банкой каким-то божественным смыслом. Это был выстрел, объявляющий старт бегуну.
Гриша чувствовал себя глупым котом, который карабкается вверх по дереву ничего не замечая вокруг, лишь сконцентрировавшись на иллюзорной цели. Он понимал в этот момент, что, как и коту, ему будет невероятно сложно спуститься с дерева самостоятельно, но это было не важно. На негнущихся ногах он подошёл уже слишком близко, чтобы она его не заметила. Уйти было невозможно. Остался один лишь бросок, за которым неизвестность. Страх сковал горло, а глаза безотрывно смотрели в глаза ей.
- Привет. Вы…не посоветуете корм для кота? – спросил он и постарался улыбнуться
Она улыбнулась в ответ