Челноки. Любовь к Родине

       Весь Советский Союз ужасно любил речи Брежнева. О, как затаив дыхание и прожигая взглядом мутный экран телевизора простой советский трудяга, не обделенный чувством юмора ждал, что же сегодня отмочит престарелый вождь народа. И не ошибался. Вождь, шевеля фирменными густыми бровями, шепелявил:
- Дорогой товарищ Хоннекер. Скажу больше - Эрих Хоннекер!
Трудяга забывал двухчасовую очередь за колбасой и радостно смеялся. А если в руке трудяги была еще и бутылка запотевшего, холодного "жигулевского", то вот оно - счастье.
А потом вождя похоронили у Кремлевской стены, страна, выслушав подобающую случаю музыку Грига "Смерть Озе", якобы погрузилась в траур, а таинственное Политбюро выбрало в лидеры очередного старичка. Увы! Каждый следующий старец-лидер лишь удлинял список дефицитных товаров. И когда в этом списке (о, ужас!!!) оказалась водка, народ понял, что "Люди - это конец!", что дальше так жить нельзя и что нынче - каждый за себя.
       Олег сидел на Варшавском вокзале и размышлял, как это получается, что у цыган рождаются  дети. Бывший инженер-химик, большой любитель кухонных разговоров да под беленькую, органически трансформировался в челнока и развернул бурную деятельность, таская на своих плечах тонны товаров туда и обратно в братскую Польшу. И всякий раз, в любое время суток, летом и зимой, наблюдал одну и ту же картину -  весь зал ожидания Варшавского вокзала был оккупирован цыганским табором. Заметим -  зал был прекрасно освещен. Ночью цыгане спали, фигурно храпели, но не двигались и не дергались, а днем привычно попрошайничали. Тем не менее младенцы наличествовали, что и наводило Олега на эти мысли.
- Вот ведь таинственный народ, - думал бывший химик, - не работают, но едят, как-то одеваются, где-то ночуют, и пожалста - умудряются невесть как заводить детей. Как стая стрекоз из басни Крылова. Прочие люди, как муравьи, работают, создают блага, (торгуют!), а этот народец знай себе паразитирует.
 - Впрочем, - поправил себя Олег, - не совсем так. Ведь воровство тоже своего рода работа, со своими нюансами и квалификацией. А, ну да, еще гадают. Давай, дамочка, погадаю. Только ручку озолоти. А сама цап - и нет колечка.
Демографические исследования завершились, как только рядом на скамейку села немолодая миловидная женщина с заплаканным лицом. Исподтишка наблюдая за ней, Олег подметил, что женщине непрерывно кусала слегка подкрашенные губы, вытирала глаза платком и морщила лоб. А  потом неожиданно для него улыбнулась, отчего сразу же стала лет на десять моложе и в два раза красивее. Невольно улыбнулся и он сам.
 - У вас все в порядке?
Женщина горестно кивнула.
- Да, да, не беспокойтесь. Все нормально.
Говорила она с сильным армянским акцентом, в точности таким, каким говорил Арам Арутюнович Тер-Погосян, заместитель главного конструктора отделения, где Олег когда-то, тысячу лет назад работал старшим инженером.
И, кстати говоря, он, Олег, этого Арама Арутюновича не очень-то жаловал, хотя никогда ему не перечил, не спорил и беспрекословно выполнял все приказы. Армянин был по нраву крут, болтлив, криклив и подчас несправедлив, ну, или так Олегу казалось. А вот с девочками из отделения этот прохвост был невероятно любезен, мог в ущерб работе часами с ними флиртовать, особенно с Викой, подругой его жены. Уж какими масляными глазами смотрел на нее этот негодяй, якобы нечаянно положив руку ей на плечо. Воспоминания, мелькнув, исчезли, но внезапно всколыхнулась неприязнь к женщине. 
- Говорю вам, все в порядке. Просто так получилось... - всхлипнула армянка, не обращая внимания на изменившееся выражение лица собеседника.
Вздохнув, бедняжка продолжила.
- Вот уже полгода, как я здесь. Представляете? Полгода! Полгода я не видела своих детей.
Сделав небольшую паузу, женщина обернулась к Олегу.
- Здесь, в Польше, в Кракове живет моя сестра. То есть, не постоянно живет, а снимает квартиру. А еще работает.
Смутившись, армянка поспешно выпалила.
- Не подумайте что-то плохое, она здесь с мужем. Оба они работают. Приезжают в Варшаву, покупают на стадионе товары и возят в Краков. Там у них своя точка на рынке.
Дело это Олегу было ох как знакомое и он автоматически кивнул.
- А полгода назад она меня тоже вызвала. Я детей оставила на мужа и приехала помогать сестре. Она с мужем привозила товары, а я продавала. С утра до вечера на ногах. Заработала, конечно, немного. На несколько месяцев хватит. Но, знаете, я очень по детям скучаю.
Женщина снова вздохнула.
- Их у меня двое. Мальчик и девочка. Разница между ними два года. Сын в третьем классе, дочь в первом. За полгода я только два раза с ними говорила, да и то на несколько минут.
Помолчав, женщина добавила.
- Дорого очень говорить с Ереваном.
Олег промолчал, хотя сам вволю говорил с Россией, используя вместо жетонов советские пятикопеечные монеты.
- А сейчас еду домой. Больше не могу. Скучаю очень. По детям, по родине.
Наблюдательный химик отметил, что армянка по мужу не скучала.
- Вот, купила детям подарки. Сыну - джинсы и джинсовую курточку, а дочке...
Тут он вновь заплакала и сквозь слезы сказала.
- Вот здесь, на вокзале, встретила армянина, из Еревана. Такой высокий, смуглый, с черными волосами. Разговорились. Ой, как мне было приятно с ним говорить! Как будто я уже дома. Он мне много новостей рассказал. А потом я попросила его присмотреть за вещами, а сама пошла в туалет. Вернулась, а его нету. Ни его,ни моего чемодана.
- Украл, что ли?
- Не знаю. Может, он ушел, а чемодан взял кто-то другой.
Женщина еще раз вздохнула.
- Ну, ничего, вещи - дело наживное. Главное - еду домой.
И, улыбнувшись, добавила.
- Все-таки, так приятно было поговорить с соотечественником.
Попрощавшись, армянка ушла, а Олег смотрел ей вслед и абсолютно не жалел, что ничего утешительного так и не сказал, не посочувствовал. Наоборот.
- Так тебе, растяпа, и надо. Не надо доверять людям, вот что.
- А впрочем, - философствовал химик далее, - чего уж там. Да, потеряла чемодан. Да, детишки лишились вещей. Но ведь мать-то уже с ними. Но удивительно то, как легко она перенесла предательство соотечественника. О, я бы так не смог. если б поймал - убил бы. А так хоть пожелал бы ему и всей его родне страшной и мучительний смерти. Да, да, всяческих несчастий.
Олег принялся, было, фантазировать, что бы он сделал, если бы чемодан украли у него и если б каким-то хитрым способом воришка оказался в его власти, но вид неряшливого цыганского табора тому совершенно не способствовал, а потому мысли приняли совсем другое направление.
- А ведь эта дуреха про этого разбойника-соотечественника ни одного плохого слова не сказала. Наоборот. Чуть ли не с радостью вспоминала минуты общения, предвкушая, как очень скоро сама очутится на родине.
Тут Олег снова принялся разглядывать разномастных цыган с их наглыми рожами, отчего настроение испортилось.
- Ты тут работай, вкалывай, а эти знай себе только пользуются твоими трудами
Тут ход мыслей химика неожиданно прервался, потому что к Олегу подошла цыганка неопределенного возраста, с двумя чумазыми детьми. Моментально распознав в нем русского, мошенница залопотала.
- Золотой, красивый, дай тебе погадаю. Все, как есть скажу.
- Отстань.
- Ты не знаешь, что тебя ждет...
- Отстань, говорю!
- Ну тогда подай детям на еду.
- Отстань, сука, убью!
Олег вскочил с места, а цыгане бросились врассыпную.
Закурив и немного успокоившись, Олег уселся на родную скамью и стал ждать поезда Варшава-Москва. И лишь тогда, когда настала пора отправляться, бывший инженер  заметил, что одной сумки не хватает. Как раз той, в которой находились вещи, купленные для семьи - жене и дочке.
Миновав таможню, всю дорогу Олег то и дело вспоминал пропажу сумки и вновь и вновь наливался. А уже подъезжая к Смоленску, первой остановки поезда на родной, русской земле, он вспомнил армянку с вокзала и улыбнулся.
- А ведь верно. Вещи - дело наживное. А родина, она одна. И семья одна. И женщина эта вполне правильно все разложила. Да, да, она молодец. Хотя и растяпа. Что? А кто я? Ну ладно, я тоже растяпа. И зря я тогда ей не посочувствовал. Надо было, да. Воистину, как говорит Библия...
Нужную цитату Олег не нашел, зато подумав еще немного, нашел неожиданное, изящное, компромиссное решение.
- А все-таки Арам Арутюнович - редиска.
- Мужчина, пирожки с картошкой не желаете? - спросила пробившаяся в вагон женщина в несвежем, белом халате, - горячие, домашние, с солью, с перцем.
- Пирожки, говоришь? С картошкой? Давай пирожки.
Душевное равновесие после третьего пирожка было восстановлено. Поезд тронулся. Вперед. К семье.