Каменный водоворот

Светлым золотым пламенем бушевали в его взгляде томящие древние искры. Блуждающая улыбка, как и лунные кратеры, год от года становилась все моложе, а старый волосяной аркан, рядом с поясом, как всегда, неуемной змеей ждал властной, умелой руки. Он жил простой и спокойной жизнью, и в то же время суета сует окружала его, кормила глаза, манила узловатые, жилистые руки. Что-то переменилось, и, хотя не было причин таинственному и пугающему появлению шелестящих тревог, третий день недели он подарил мысли, настороженно и со знанием дела, опрокинув в желудок кумган чаю, остановил живучие глаза на дробленом камне мостовой. Он почти грезил, неотступно покоряясь стремлению тонкого сознания ввести его в танец постижения. Удивительно долго искал он ответ на один из важнейших вопросов своей затянувшейся жизни. Искал он достойного видения Каменного водоворота.

Зной испепелил травы Великой степи, молочно-белые кости выглянули, пронзив песок на караванных тропах. В колосящейся неподвижности меловых выходов не было того, что он искал, кислота предчувствия ни разу не пронизала голову в часы бесплодных скитаний вдоль невысоких обветренных скал. Тысячелистник и бессмертник, полынь, ковыль и «свирепка» прятали курганы вдоль копытных выбоин, но огонь изгнал это воинство, открыв небу щиты грубых, необработанных поминальных площадок. Именно в этом светло-сером с золотом одиночестве и знойной, перерытой ветром пустоте он и ощутил нужные ему ноты, слова и краски. Тысячу раз наполнились животворящим соком  его жилы, скользящие струи золотого взгляда яростно вспыхнули, когда он достиг каменного водоворота. На пологом, стародавнем могильном холме, в центре звенящего бубна каменной кладки, подобрал он два кремневых наконечника – один молодой, с прозеленью и мягкими искрами золотой фольги, другой – обсидианово-черный, злой и наполненный силой минувших тысячелетий. И только стихла усталая мысль обретения, механический скрежет огласил степь. Стоном и болью встрепенулись ржавые петли, криком и лязгом отозвались шестерни, круговорот камней начал свое вращение. В центре потока, ровно дыша и улыбаясь, стоял обретающий покой, ведь здесь, среди забытых могил и были его неустанные слушатели, только здесь, рядом с мудрым, но озлобленным солнцем, ожившим и уже повзрослевшим ветром. Он смотрел и плакал от радости, погружаясь в тягучую зыбкую лужу, состоящую из грубых рваных камней, перемолотых костей и терпкого керамического скрежета, он смотрел на два растаявших наконечника, один из которых был днем его рождения, а другой – днем, когда он впервые заговорил на языке шипов.

[Начало 2000-х]

[Комментарии автора: 1. Эссе посвящено тонкому, но материальному ощущению позднего азиатского средневековья. Есть некоторое влияние краткосрочных раскопок в городе Азове и материалов степных погребений Золотой Орды. Действующее лицо судорожно пытается погрузиться в мир, описанный в повести Л.В. Соловьева, оставив позади период озлобленного подростка; 2. Данный текст относится к циклу "Дикая охота", входит в раздел "Лирика Дикой Охоты", приписывается Псевдоавтору]