Глава 2 Пришел, когда не ждали

         Проснувшись, Андрей встал, оделся и поздоровался с Надей. Она убирала постель в соседней комнате, на которой спали его родители.

         — Проснулся? Как тебе спалось? Ты кричал ночью. Наверное, что-то страшное приснилось? — спросила она.
         — Наверное, но я не помню. Мне показалось, что вовсе не спал, а когда открыл глаза – утро на дворе. А где все? — спросил Андрей.
         — Твои родители во дворе, любуются огородом. Аркадий и Семён возле машины крутятся, проверяют и готовят её к дороге. Иди, умывайся. Скоро завтракать будем. Полотенце возле рукомойника висит, а рукомойник – на заборчике, возле порога.
         — Хорошо. Спасибо тебе, Надя, за гостеприимство.
         — Не за что. Окажись я в таком же положении, думаю, и ты с родителями помог бы мне. Видать натерпелись вы немало, раз ты во сне кричал, а родители твои, словно дети, утренней тишине радуются, потому что вокруг не стреляют. Ой, а что это у тебя? Посмотрись в зеркало. Твои виски стали седыми. Вчера ещё вечером седины не было, а утром появилась, но может я вчера этого и не заметила, – сказала она и Андрей, не поверив Наде, подошел к зеркалу и посмотрел на виски. Ведь все шестнадцать суток которые он провёл под обстрелом и бомбёжками ему было не до того чтобы посмотреться в зеркало, да и не было там зеркал потому, что вся мебель, имеющая зеркала, была уложена в грузовик.
          — Точно, появилась. Но не так и много. А насчёт помогли или нет – конечно же, помогли бы.
         — Не расстраивайся – седина мужчин украшает, — сделав комплимент Андрею, Надя убрала постель Андрея. Собрала разложенный диван и накрыла покрывалом. Андрей, постояв ещё немного возле зеркала, вышел из дома. Увидев родителей, поздоровался и пожелал им доброго утра. Сходил в туалет стоящий в конце двора. Затем, умылся под рукомойником и после этого вошел в дом, где все его уже давно ждали, сидя за столом.
         — Ну что, как тебе спалось? Ты кричал ночью. Что-то страшное приснилось? – спросил словоохотливый брат Семёна Аркадий. 
         — О том, что я кричал, мне Надя уже рассказала, а что снилось – не помню, — ответил Андрей. Но на самом деле, он хорошо помнил, что ему снилось. Просто не хотел рассказывать свой страшный и немного необычный сон. Ему приснилось будто бы он оказался в далёком прошлом. Этим место было незнакомое ему широкое поле, находившееся неподалеку от берега Терека. Андрей видел и ощущал себя сидящим на вороном коне. В седле он сидел рядом с такими же казаками казачьей сотни, как и он сам. На нём черкеска – форма терских казаков. Но вот есаул громко скомандовал: «Братцы! Шашки наголо! Рубай эту нечисть!». В руках Андрея шашка. Он скачет и машет ею направо и налево, отрубая головы своим недругам, ворвавшись в строй их конницы. Кровь недругов хлещет из глубоких ран, и брызги окропляют его лицо. Некоторые из всадников противника сидят в своих седлах уже без голов, но почему-то не падают на землю. Их отрубленные головы лежат на земле залитой кровью и с ненавистью смотрят на Андрея, крича ему что-то. Но вдруг, его конь сраженный пуле падает и, упав, придавливает ногу. Андрей пытается выбраться из-под коня, но у него это не получается. Он упирается локтями о землю обильно политою кровью, но локти скользят. Отрубленные головы чеченцев в мохнатых шапках, словно черви, скользя по залитой кровью земле, ползут к нему и, оскалив зубы, пытаются укусить его или впиться в горло. Лёжа на спине, Андрей отталкивает от себя одну голову за другой. Но вдруг он отчётливо видит перед собой обозлённое лицо чеченца в мохнатой шапке, который подскакал к нему на коне и заносит саблю над его головой. И в это самое время он проснулся от своего крика среди ночи. Сердце, от увиденного и пережитого во сне, бешено колотилось. Но полежав несколько минут, он снова уснул. Больше ему ничего не снилось. Проснулся он лишь утором от шума, когда Надя, убирая постели, что-то задела и это что-то брякнуло, упав на пол.
 
         Позавтракав, путники поблагодарили хозяйку за гостеприимство. Выйдя со двора на улицу, где стоял КАМАЗ, все пятеро сели в кабину. Надя, помахала рукой вслед отъезжающим, и грузовик продолжил свой вчерашний маршрут из Грозного в Темрюк. Аркадий вёл машину, а Семён ехал, лёжа в спальнике КамАЗа. Мать и отец Андрея, сидели на сиденьях, расположенных рядом с водительским сиденьем, и у отца на коленях, сидел его сын. Так они ехали от самого Грозного, до места, где переночевали. Затем, на следующий день, продолжили свой маршрут таким же способом. Права, когда ноги у отца уставали держать Андрея, они менялись местами, после чего Георгий сидел на коленях сына. Проехав город Моздок, и выехав на его западную окраину, КАМАЗ остановился. Когда все вышли из кабины грузовика чтобы немного размяться стоя на обочине дороги, водители начали говорить.

         — Вот что мы хотим сказать: ехать сидя друг у друга на коленях, никуда не годится. Тесновато, да и сидений пассажирских два, а нас пятеро. Поэтому, дальше мы не сможем ехать в кабине все вместе – постов ГАИ полно впереди. Но думаем, что кого-то одного из вас, мы сможем взять с собой, спрятав от гаишников в спальнике. Ну а двоим кому-то, придётся добираться своим ходом. Решайте, кто поедет с нами, а кто будет добираться автостопом.
         — Пусть отец с ними едет, а мы с тобой, сынок, будем добираться сами, раз нельзя ехать в кабине всем вместе. Да и действительно, тесно очень ехать так, как ехали. «Поедем с тобой на автобусах или попутных машинах», — сказала мать Андрея. После чего водители и Георгий сели в кабину, и грузовик тронулся с места, а Андрей с матерью остались стоять на обочине дороги. Они с тоской посмотрели след уходящему КамАЗу, к заднему борту которого проволокой был привязан велосипед. Постояли ещё немного, и пошли по обочине след уходящему грузовику. Пройдя километров шесть, они дошли до развилки дороги, соединяющейся с основной трассой. Возле развилки стояли люди, выйдя на трассу по дороге, которая примыкала к ней из незнакомого Андрею и его метрии села или посёлка. И потянулись минуты в надежде на то, что им удастся остановить попутную машину. Но вот возле них остановился микроавтобус, и все пассажиры, стоящие на обочине, вошли в него. Доехав до города Прохладный, Андрей с матерью сошли на трассе, а микроавтобус, свернул влево и поехал по одной из улиц в город. Трасса проходила возле города с его северной стороны. Пассажиры, ехавшие с ними, посоветовали сойти на трассе, не заезжая в город, так как шансов уехать на попутных машинах или автобусах, идущих до города Георгиевск, было больше. И снова потянулись долгие минуты ожидания. Но ждать им не пришлось слишком долго. Попутчики оказались правы и, их подобрал междугородний автобус.

         Благополучно добравшись до Георгиевска, они сошли с автобуса и купили в кассе билеты да города Минеральные Воды. Время приближалось к полудню и до отправления их автобуса, оно ещё было. Поэтому, они решили сходить на рынок, расположенные рядом с автовокзалом. Проходя меж торговых рядов, они любовались товаром. И чего только не было в мясных и колбасных рядах. На прилавках лежали копчёные кура и утки, окорока и грудинки, всевозможные колбасы, как заводского, так и домашнего изготовления. Лежало говяжье, баранье, свиное мясо и сало – куриные, гусиные и утиные тушки. И у Андрея от всех этих запахов, вызывающих аппетит, заурчало в животе.

         — Мама, давай купим чего-нибудь поесть, уж очень кушать хочется. Посмотри, какая грудинка и колбаса красивая на вид, и наверняка необычайно вкусная. Давай возьмём в дрогу немножко и – чтобы сейчас поесть.
         — Давай, а какой ты колбаски хочешь? Давай вот этой возьмем – варено-копченой “Краковской” –  она со свининой. А ещё возьмём по паре килограммчиков свиной грудинки и окорок. Думаю, что довезём, ведь они копчёные. Только с целлофан не будем заворачивать, чтобы дышали и не под парились. Когда приедем, тоже что-то на стол нужно ставить. Да и соскучились мы с отцом за всем этим. Почти четыре года свинины не видели. Ведь сам знаешь: в Грозном ни мяса, ни сала на рынках не купить было. Те, кто мог, ещё до войны, так те, либо в Прохладный, либо в Георгиевск за салом и свининой ездили. Но у нас с отцом такой возможности не было. Когда ты кабана зарезал, перед тем как уехать, так с тех пор мы ни мяса, ни сала не видели. Истосковалась душа по салу и свинине.
         — Хорошо, давай брать, а то скоро наш автобус будет отправляться, — сказал Андрей.

         Купив всё то, что хотели, они вышли с рынка и направляясь к автовокзалу. По дороге в одном из множества киосков, они купили батон и пару бутылок лимонада и присев на лавочке, дожидаясь отправления своего автобуса, начали есть. Глаза Андрея были счастливы, и казалось, светились от радости. Но счастлив он был не только потому что колбаса была вкусной, но и от того что видел вокруг себя счастливых людей, не познавших ужаса войны. Люди проходили мимо них кто-то парочкой, а кто-то – маленькими группками по три-четыре человека тихи и мирно беседуя меж собой, что-то обсуждая. Кто-то из них спешил на рынок, проходя, через открытые настежь ворота, а кто уже выходил с рынка, неся наполненные продуктами сумки и пакеты.

         — Женщина, вы случайно не из Чечни? – спросила, обращаясь к матери Андрея, одна из женщин сидевшая рядом с ними на лавочке.
         — Да, из Чечни. А что, по нам видно, что мы оттуда? — спросила Татьяна.
         — Не обижайтесь. Просто у вас с сыном такие счастливые глаза, что этого нельзя не заметить. Это же ваш сын?
         — Да, — ответила Татьяна.
         — Значит, я не ошиблась. Вы радуетесь жизни, и с улыбкой смотрите на прохожих. Такие глаза и лица, обычно у тех людей, кто перенёс потрясение или кому повезло выбраться из какой-то жуткой переделки. Вы уж мне поверьте, но кроме того, что я психологом работаю, у меня ещё и хорошее обоняние. От вашей одежды пахнет то ли костром, то ли ещё чем-то непонятным. Расскажите, пожалуйста, как там? Мой сын был там. Его ранило. Он офицер и сейчас в госпитале Моздока лежит, но его хотят перевести в другой госпиталь. Вот я к нему и еду.
         — Я не обижаюсь и от нас, наверное, действительно воняет, но мы уж принюхались. Сочувствую вам и желаю, чтобы ваш сын быстрей поправился. В Грозном был, да и сейчас тоже, наверное, ад кромешный. Но когда на шестнадцатые сутки дали коридор, нам удалось уехать. А в Моздоке всё тихо и спокойно. Так что, ничего не бойтесь и езжайте к сыну смело.
         — Спасибо. Желаю и вам благополучно добраться до места, куда вы едете, — сказала женщина. Вскоре по громкой связи объявили об отправлении автобуса, следующего до Минеральных Вод. Андрей и его мать, поблагодарив женщину за пожелания благополучно добраться, быстро поднялись со скамейки и заняли свои места в салоне автобуса.

         Ехать от Георгиевска до Минеральных Вод было недалеко – километров тридцать и примерно через полчаса они были в Минеральных Водах. Там, ещё одна пересадка, и они уже ехали в другом автобусе до Краснодара. На автовокзал Краснодара, они прибыли в одиннадцатом часу ночи. Последний автобус на Темрюк давно ушел, а следующий должен быть только завтра утром.

          — Ну что будем делать, мама? Где переночевать? На скамейках железнодорожного или автовокзала до утра ютиться будем? — спросил Андрей. — А может быть, такси наймём? Глядишь, к часам двум ночи или чуть раньше, будем на месте.
          — Такси, сынок, было бы неплохо, тем более что мы спешим. Да вот, наверное, с нас такую цену запросят, что мало не покажется.
          — Тоже, верно. На такси из Краснодара в Темрюк, последний раз мы с Юлькой ездили на море отдыхать, когда деньги ещё деньгами были – хрущёвско-брежневские. Содрали с меня 80 рублей, за 120 километров пути. Ты сама знаешь, как это дорого: уборщица или учитель, такую зарплату за месяц работы получали. Билеты на самолёт из Грозного до Краснодара, дешевле обошлись – всего около 36 рублей с копейками за два билета. Зато за такси с меня сумасшедшую сумму содрали тогда. Но и сейчас, думаю, будет не дешевле. Наверное, запросят с нас несколько тысяч, а может и миллион. Но что сейчас эта тысяча? За тысячу двести рублей раньше можно было купить мотоцикл с коляской – “Урал” или “Днепр”, а сейчас тысяча, дешевле прежнего рубля стала. Совсем обесценились деньги ельцинские. Все миллионерами стали, ну прямо, как жители Италии с их лирами. Но делать нечего, пойдём искать таксистов. Хотя государственных таксопарков и такси уже нет давно. Кругом одни частники – “бомбилы".
 
         Увидев одного из таких “бомбил”, они подошли к нему, чтобы договориться. Он ходил по территории автовокзала и несильно громко говорил, повторяя одно и то же: «Кому в Сочи, Геленджик, Новороссийск, Анапу, Темрюк. Возьму недорого».

         — Нам в Темрюк нужно. Сколько возьмёшь с нас?
         — Пол-лимона с пассажира. Вас двое? Значит с вас лимон. Устраивает? Если да, то подождите, пока я ещё двух пассажиров найду.
         — Ого! — возразила мать Андрея. — Нет, Андрей, миллион – слишком дорого. За такие деньги лучше на лавке до утра сидеть. Мужчина, что же вы такую цену запросили? Скиньте хотя бы немного. Мы весь день на ногах. Устали. Из Чечни бежим и на перекладных с самого Моздока добираемся.
         — Ну ладно. Что ж я не человек что ли? Восемьсот тысяч дадите, тогда поеду, — сказал водитель.
         — Ладно, поедем. Нам деваться некуда, — согласилась Татьяна, и они сели к нему в машину. К тому времени подошел ещё один пассажир, которому нужно было ехать в станицу Полтавскую. Четвёртого пассажира прождали ещё больше чем полчаса. Приехавшие пассажиры на автобусе вместе с Андреем и его матерью, уже давно разошлись. Автовокзал опустел. Автобус, на котором они приехали, давно уехал в парк, а других автобусов, видимо, уже не ожидалось. Напротив автовокзала располагался железнодорожный вокзал. Возле его зала ожидания и по привокзальной площади ходили люди. Но никто больше так и не подошел к ним, и водитель решил ехать с тремя пассажирами. Когда они ещё не успели выехать из Краснодара, пошел дождь, который сопровождал их почти до самого Темрюка. В пути прошло чуть больше двух часов. Но вот водитель проехал “Военную горку 1” и свернул на знакомую для Андрея улицу. Проехал мимо отделения Пожарной Охраны города Темрюка и через несколько метров остановился напротив пятиэтажного дома, в котором жила сестра Андрея.

          Выйдя из машины, они пошли к подъезду. Подойдя к двери квартиры, Андрей нажал кнопку звонка и через пару минут дверь открылась.

          — Мамочка, малая! Андрюшка, братик! Вы живы! — радостно воскликнула Лика, поочерёдно обнимаясь с матерью и братом, и по её щекам начали стекать слёзы радости. – У меня уж и слёз не осталось, оплакивая вас. Думала, что вы там погибли. По телевизору в новостях такое показывали – просто ужас. Как же вы там выжили? Но телевизор можно выключить, когда показывают что-то ужасное, а реальные события – это не телевизор, их не выключишь кнопкой выключателя. А где папа? Он жив?
         — Да, жив. Не беспокойся, дочка. Он вместе с водителями поехал, а мы с Андреем на перекладных добирались. Наверное, они уже у тебя на даче в Курчанской. То, что нам пришлось пережить – быстро и не расскажешь, да и нет сил, рассказывать. Устали очень.
         — Что же это я в дверях вас держу. Проходите. Вы кушать будите? Сейчас я быстренько приготовлю и чайник поставлю. Володя, проснись, к нам мама с Андреем приехал, - негромко крикнула она, обращаясь к мужу, чтобы не разбудить детей. Надев халат, из комнаты вышел её муж и поздоровался с гостями.
         — Ну, слава Богу. А мы уж и ждать вас перестали. Лика накорми маму и Андрея с дороги. А папа где? — спросил зять, обращаясь к тёще.
         — Он с водителями поехал и должно быть они уже на месте, а мы на перекладных добирались. Ночь. Темно. Куда ехать в темноте мы не знали.  И где ключи от дачи, не знали тоже. Поэтому проскочили Курчанку и приехали к вам.
         — Володя, не приставай к ним с расспросами, они и так устали. «Пойдёмте на кухню», – сказала Лика.
         — Не беспокойся, дочка. Вот возьми и положи в холодильник. Здесь грудинка и окорок. Завтра нужно будет чем-то водителей покормить и проводить их в дорогу. Лично я есть не хочу, а как Андрей – не знаю. Ты будешь есть? — спросила мать.
         — Нет, не буду. Ничего не хочу. С ног валюсь. Мне бы сейчас поспать, — ответил Андрей.
         — Ну, тогда я вам постелю. Маму положим на диване, а тебе я постелю матрац на полу, – сказала Лика и принялась за дело. И как только она постелила простынь на матрац и положила подушку, Андрей, не раздеваясь, лег и моментально уснул. Остаток ночи, как показалось ему, прошел быстро. И едва забрезжил рассвет, все были уже на ногах. Вместе со всеми проснулись и внуки Татьяны Кирилл и Алина. Они спали в соседней комнате и не слышали, когда приехали гости. Обрадовавшись визиту гостей, они быстро соскочили с кроватей и, выбежав из комнаты, кинулись обниматься с бабушкой и дядей. Позавтракав, Андрей вышел на улицу. Прошел к автобусной остановке, сел на маршрутный автобус и поехал во второй район города, где жил с Галиной. В его планы входило: завести своего старенького “Москвича” и забрать сестру с матерью, чтобы всем вместе поехать в станицу Курчанскую.

                ***

         За две недели до начала тех ужасных событий 6 августа 1996 года, Андрею удалось приехать в совхоз из города Темрюка, с целью вывезти родителей и имущество. До того дня его не было дома почти два с половиной года, не считая конечно же кратковременных визитов в гости летом и осенью 1993 года. В последних числах марта 1993 года, за несколько месяцев до начала войны в Чечне, спасая свою жизнь, он, поспешно уехав из совхоза, и остановился у родной сестры. Пару недель пожил у неё в тесной двухкомнатной квартире, где она проживала вместе со своим мужем и двумя детьми. Но получив временную прописку, устроился на работу и ушел жить на съёмную квартиру. На квартире он прожил недолго, потому что встретил молодую одинокую женщину, у которой был четырёхлетний ребёнок. Девочка по имени Маша сильно напоминала Андрею его дочь Ксюшу от совместного брака с его первой женой Юлией. Ксюшу он любил, но с ней ему не всегда разрешали видеться. Поэтому, Маша, восполнила душевную пустоту Андрея.

         Екатерина Максимовна – хозяйка квартиры – была одинокой пожилой женщиной, можно сказать бабушкой. Жили она в Темрюке;  в районе посёлка строителей “ПМК”. Её родственники жили во втором районе города – в совхозе “Комсомольский”. Как-то однажды, накануне празднования праздников Первомая, она предложила Андрею сходить в гости, и он согласился. Приём гостей оказался радушным. Хозяева пригласили гостей в дом, и все присели к столу. Когда стол был накрыт, они выпили немного вина по поводу знакомство. Галину, племянницу Екатерины Максимовны, Андрей заметил сразу, как только вошел в дом. И как это всегда бывает, их взгляды встретились, и они влюбились друг в друга.

         На тот момент, когда Андрей познакомился с Галиной, он был одинок, давно успев развестись уже в очередной раз и со второй женой. После развода, уже несколько лет, он ненавидел всех женщин, думая, что все они стервы. Но неожиданно для себя влюбился в Галину.

         — Вижу, у вас есть баян. А кто на нём играет? — спросил Андрей.
         — Виталька наш играет, но он живёт с семьёй в Ленинграде. А что, ты тоже умеешь играть? – спросили хозяева. – Если умеешь, то сыграй. Мы любим, петь песни под баян.
         — Хорошо, сыграю. Только не обессудьте, коль сыграю хуже, чем ваш сын, — ответил Андрей.

         Поднявшись из-за стола, он взял в руки баян, присел на стул, надел лямки баяна на плечи и заиграл. Услышав знакомую мелодию песни “Ой, при лужке при лужке” все дружно запели.

         — Хорошо играешь, — сказали хозяева. Затем они спели ещё несколько песен. После этого, Андрей положил баян на место, и они начали пить чай.
Когда гости собрались уходить, Галина решила проводить их до автобусной остановки. Но случилось так, что она села вместе с гостями в автобус и проводила гостей до их дома, после чего осталась на ночь, наедине с Андреем. Екатерина Максимовна, ушла из дома и осталась ночевать у соседки – своей подруги, чтобы не мешать общению двух влюблённых. Утром, когда они проснулись, лёжа в одной постели, домой вернулась Екатерина Максимовна.

         — Что, голубки, милуетесь? Совет вам да любовь, — сказала она, заглянув в их комнату.
         — Доброе утро, тётя Катя, — первой поздоровались Галина. Смутившись, Андрей тоже поздоровался.
         — Ладно, не буду вас смущать. Ставайте – завтракать будем, — сказала Екатерина Максимовна и ушла на кухню, готовить завтрак.
 
         Они встали и оделись. Хозяйка накормила их завтраком, и влюблённые пошли гулять по городу. На работу им идти было не нужно, так как были первомайские праздники. Через несколько дней общения с Галиной, Андрей решил перебраться к ней, так как они уже не мыслили жизни друг без друга, а жить в комнате Екатерины Максимовны, снимаемой Андреем, было тесно.

         Через какое-то время, примерно в июле 1993 года, Андрей повёз Галину в Грозный чтобы познакомить с родителями, а заодно перегнать в Темрюк свой легковой автомобиль марки “Москвич -412” и на нём же перевезти кое-что из своих вещей. Ведь он уехал из дома лишь с чемоданчиком в руках. Да и привыкнув к машине ему теперь было трудно без неё обходиться. Тем более что до работы порт, было добраться проблематично. Попав в маленький провинциальный городок, Андрей понял, что Темрюк – это не Грозный, где полно всякого транспорта и где на трамвае, троллейбусе или автобусе, заплатив копейки, уедешь куда нужно, а таксист либо частник, за рубль, отвезёт тебя, куда скажешь. Ну а за трояк – чуть ли не на край света.

         Жили они в доме родителей Галины, занимая одну из комнат. В другой комнате, жили её родители. Галина работала штукатуром-маляром на стройках, а Андрей – в морском порту города Темрюка. Но заработанных денег им едва хватало на оплату коммунальных платежей и покупку продуктов. В порту Андрей работал не только грузчиком, стропальщиком, но после того как через два года перешел на плавучую мастерскую – и сварщиком. Работая на тяжелой работе, он был безумно рад тому, что есть хотя бы такая работа. Его нисколько не смущало то, что до прибытия в Темрюк, он работал во ВНИИАН, занимая должности механика. «Лишь бы только платили. Пусть даже копейки и не задерживали зарплату на три, а то и четыре месяца. Иначе нечем будет заплатить за коммунальные услуги, да и хлеба купить тоже будет не за что…», — думал он.

         В один из тех летних дней 1996 года затишья боевых действий в Чечне, Андрей наконец-то получил долгожданное письмо от своих родителей в котором они просили помочь с переездом. Почта в Чечне не работала, но каким-то образом родителям Андрея удалось передать ему письмо. Получив его и с трепетом в душе прочитав, он всю ночь плохо спал.

         — Андрей, ну не переживай ты так. Всё будет хорошо, –– успокаивала его Галина.
         — Дай-то Бог чтобы всё так и было — ответил Андрей, обняв и поцеловав в губы лежащую рядом с ним в постели Галину. И вскоре они уснули, немного притомившись от добросовестного исполнения супружеского долга. 

         Но вот зазвенел будильник. Андрей встал, поставил на газовую плиту чайник. И пока тот грелся – привёл себя в порядок. На всё про всё ему понадобилось пятнадцать минут и вот он уже в дороге. Поставив свою машину на стоянке возле ворот терминала Темрюкского морского порта, он пошел прямиком к начальнику. Дождавшись, объяснил ему ситуацию и написал заявление на отпуск. Утром следующего дня, встав в три часа утра, вышел со двора, размышляя: «Как же добраться до Грозного? Да и письмо, такое тревожное… Интересно, сколько же оно шло? Ведь почта по-прежнему не работает, а все же мать с отцом, нашли способ отправить это письмо, передав его, видимо, с кем-то из беженцев. Штемпель на конверте Ставропольский, города Минеральных Вод. Все-таки молодцы люди. Несмотря на свои беды о письме не забыли и опустили в ящик, где смогли. Но на чём и главное, как добраться домой? Ведь говорят, что поезд не ходит. То есть ходит какой-то, заезжая в Грозный, сделав крюк. Но это не беда, главное – хоть как-нибудь, но лишь бы доехать…», — размышлял Андрей. И когда находилась свободная минутка, он перечитывал вновь и вновь драгоценный листок бумаги, от самых близких и дорогих людей – мамы и папы.
 
         «Здравствуй, родной! Мы пока живы. Появилась возможность уехать и увезти с собою хоть какой-то скарб. Даже если будем жить в палатке или в землянке, то без ложки, кружки, полотенца и нижнего белья трудно обойтись. Всё, что можно было, мы продали, а что отдали даром. Ничего не хотим, лишь бы поскорей убраться из этого ада кромешного, подальше.
Какая здесь злоба и даже ненависть к русским – этого словами не предать. Надеюсь, что ты получил это письмо. Я написала, а папа отправил его, передав с кем-то из беженцев. Не бойся сынок. Стреляют днём нечасто и не так как ночью. Так что если приедешь, то постарайся, приехать днём.
Как там наша Лика, Ликанидушка? Если надумает ехать вместе с тобой, отговори её не ехать, под любым предлогом. Дети у неё ещё маленькие, ты понял, о чём я?
Будем ждать. Крепко целуем и обнимаем вас всех. Передавай привет Галине, Лике и её семье.  Надеюсь, до скорой встречи.
Целуем и обнимаем. Мама и папа».

         До Краснодара Андрей решил добираться автобусом потому что ехать на своей машине было рискованно, да и был его старенький “Москвич” в плохом состоянии. Выйдя из дома рано утром, он пошел к трассе, идущей из Темрюка на Краснодар и начал голосовать, поднимая руку. Но никто из водителей легковых автомобилей и грузовиков не останавливался. И, уже в половине пятого его подобрал автобус, идущий из Симферополя в Краснодар.

         — Вы в Краснодар? — спросил Андрей, войдя в автобус.
         — А як ты догодався, — ответил ему, улыбаясь, водитель. — Проходь, сидай, там узади, на свобидно мисто.
         — Спасибо! А сколько с меня за проезд?
         — Двадцать пять гривен. Тьфу ты, я ж уже в России. Рублей шестьдесят хватит, — уже без украинского акцента ответил водитель.

         Заплатив, Андрей прошел в конец автобуса, сел в кресло и сразу задремал. В станице Анастасиевкой водитель взял ещё пассажиров, едущих в Краснодар, и поехал дальше. Когда автобус тронулся и начал набирать скорость, кто-то из вошедших пассажиров толкнул нечаянно Андрея в плечо сумкой-баулом наполненной чем-то твёрдым, и дремавший Андрей проснулся. Солнце медленно выплывая из-за горизонта, светя через окно автобуса своим громадным красно-оранжевым диском больно слепило глаза, и Андрей слегка прищурился.

         — Извините, пожалуйста, — попросил прощения парень. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять, как и Андрею. Извинилась также и симпатичная девушка, видимо его жена, идущая следом за парнем. Она несла такую же тяжелую сумку, как и её муж.
         — Ничего страшного, — ответил Андрей и про себя подумал: «Видимо “челноки”. Вот жизнь настала. Работы нет, а если и есть, то не платят. Живи, выживай, как хочешь». Автобус, вновь набирал скорость. Монотонно урчал мотор, и Андрей снова задремал. Вскоре автобус проехал Славянск-на-Кубани, а ещё через какое-то время прибыли в Краснодар. «Как же быть? На чём добираться дальше? Ведь поезд, который прежде шел из Симферополя до Баку, проходя через Грозный, уже давно не ходит. Надо бы узнать, как лучше добраться, и главное, каким поездом?». Недолго думая, он подошел к одной из касс железнодорожного вокзала и спросил:

        — Здравствуйте, девушка! Скажите, пожалуйста, как мне лучше добраться до Грозного?
        — Я вам не справочное бюро! Отойдите и не мешайте работать! — грубо ответила она.

        По глазам и её виду было видно, что её явно мучили какие-то переживания. Но возмущаться Андрей не стал, подумав: «Грубиянка. И чего я её плохого сделал?..», — но отходя от кассы он услышал, как девушка, видимо, приняв его за чеченца, буркнула себе под нос: «Сволочи! Кругом они! Может быть, именно он и убил на войне моего мужа!».

        Ничего не сказав в ответ и сделав вид, что он ничего не услышал, Андрей отошел в сторону и направился к справочному автомату, стоящему в зале ожидания.

        — Так. Вот он поезд Грозный – Москва. Значит всё-таки ходит хоть какой-то… — вслух рассудил Андрей. К той кассе, куда подходил, он больше подходить не стал, а подошел к другой, где и взял билет. Когда он спросил у кассира билет на поезд Москва – Грозный, та, улыбаясь ему, ответила: «Извините, но такой поезд не ходит. Давайте я вам дам билет на Махачкалинский. Он как раз заходит в Грозный» — «Хорошо, давайте на тот, который есть», — ответил Андрей. Расплатившись и положив билет вместе с паспортом в нагрудный карман рубашки, он вышел на перрон.

           До отправления поезда времени было больше чем предостаточно. «Как же мне скоротать день до вечера и ещё, до поздней ночи продержаться?», — подумал он. И потянулись минуты ожидания. Ближе к вечеру, когда начало смеркаться и включились фонари на перроне к нему, стоящему недалеко от лавочек вдоль стены здания зала ожидания, подошли два патрульно-постовых милиционера. В Андрее их заинтересовало видимо то, что он был сильно похож на кавказца.

           — Никита, смотри, вон ещё один “чурка” стоит. Пошли, подойдём и выясним откуда он и куда направляется, — довольно громко сказал милиционер. У Андрея был весьма острый слух, поэтому, сказанное по отношению к нему он услышал издали, когда те двое, проверяли паспорта и билеты у молодых ребят – скорей всего студентов. Дергаться, суетится или убегать Андрей не стал. «Чего бояться? Билет на руках, паспорт с Темрюкской пропиской тоже в порядке…», — подумал он.
           — И куда мы едем? Или кого-то встречаем? — спросил один из милиционеров, подошедших к Андрею.
           — Домой я ребята еду – в Грозный.
           — Паспорт и билет, быстренько давай, показывай!
           — Вот, пожалуйста, держите. Это мой паспорт, а в паспорте билет.
           — Помолчи! Сами видим! – грубо ответил милиционер.
           — Так ты, значит, русский? А какого чёрта в Грозный едешь? – спросили всё тот же милиционер у Андрея, посмотрев его паспорт.
           — Да, понимаете ребята, родители у меня там. Увезти их оттуда хочу. Милиционеры, переглянувшись, и видимо не поверив Андрею, сказали:
           — Хорошо, дружок, открой-ка свою сумку, нам нужно её проверить.
           — Пожалуйста, проверяйте… — ответил Андрей. Сняв небольшую сумку, висевшую у него на ремне через плечо, он поставил её на скамейку. Расстегнув молнии всех отсеков сумки, милиционеры начали проверять её содержимое. Просмотрев основной отсек сумки, они проверили также и содержимое её маленьких карманчиков.
           — Так, а это что?.. Нож! Сейчас измерим длину его лезвия, — сказал один из них, раскрывая перочинный нож и прикладывая его лезвие к пальцам ладони. Затем, закрыл лезвие и положил нож обратно в сумку, не сказав ни слова. В отсеке кроме небольшого ножа с несколькими лезвиями лежало и многое другое: коробка спичек, записная книжка с авторучкой, стерильный бинт, флакончик йода и моточек ниток с иголкой.
           — Однако, ты запасливый тип, — сказал один из милиционеров, обращаясь к Андрею. – Хотя, наверное, и правильно делаешь... «Да пошел ты!», — подумал Андрей. Но им ответил: «…Жизнь научит…».

           Но вот настало время отправления поезда. По громкой связи диспетчер объявил о прибытии поезда. Андрей, предъявив билет проводнице, стоящей возле вагона, прошел внутрь и занял место в купе. Через какое-то время поезд тронулся. Андрей, взял бельё у проводницы; постелил постель на верхней полке и лёг, не раздеваясь, сняв лишь джинсовую куртку, обувь и носки. В его купе кроме него были пассажиры, но они уже спали, так как была поздняя ночь. Под монотонный перестук колёс, он крепко уснул и проснулся лишь утром. Его соседи по купе проснулись раньше. Андрей, протер глаза руками. Спустившись с верхней полки, поздоровался с попутчиками. Надел чистые носки, обулся и, взяв бритвенные принадлежности, пошел по коридору в туалет. Приведя себя в порядок, вернулся и сел на предложенное ему место на нижней полке. Но посидев немного, встал; аккуратно свернул своё постельное белье и сдал проводнице так как знал, что до дома ему оставалось ехать не так уж долго, а спать или лежать он больше не собирался. Вскоре проводница принесла чай. Разговор с попутчиками, которыми были дагестанцы, почти не вёлся. Женщины, на чьих головах были надеты чёрные платки, молча, глядели в окно, лишь изредка обмениваясь меж собой короткими фразами на своём языке. Мужчина тоже старался молчать, думая о чём-то своём. Лишь однажды он спросил, куда Андрей едет и после этого все снова ехали молча. Вскоре поезд проехал станцию Ищёрскую, но, не доезжая станицы Микенской, остановился на короткое время посреди степи. Затем, набирая скорость, поехал дальше. Через какое-то время в купе вошли два вооруженных человека, а двое других с оружием, остались стоять в коридоре возле открытой двери купе. И трудно было судить, кто они. То ли ими были боевики, то ли милиционеры, но возможно это были и народные дружинники. Одеты они были неопрятно, да и по самой форме одежды Андрей не смог определить их принадлежность к армии либо милиции. Пагон на плечах и знаков различия в петлицах на их камуфляжных куртках не было, а на одном из вояк вообще была потрёпанная джинсовая куртка. Рукава курток всех проверяющих были закатаны по локти, словно у немецких солдат-эсэсовцев.

         — Быстро предъявляем паспорта для проверки! — сказал один из вошедших, держа автомат через плечо наперевес. Судя по их щетине, не брились они примерно дня четыре, если ещё не больше. Проверка паспортов, как нестранно, прошла без проблем. У Андрея и его попутчиков лишь спросили: куда они едут и цель их поездки. Но вот уже и Червлённая-Узловая станция. Поезд свернул вправо и направился на железнодорожный мост через Терек. Проехав его, и ещё километров пять пути, поезд ещё какое-то время ехал относительно быстро. Но вскоре, почему-то, остановился между селом Дарбанхи и городом Гудермесом и, постояв с полчаса, поплёлся со скоростью черепашьего шага.
         — В чём дело? Почему же мы стали так медленно ехать? — спросил Андрей попутчиков. До города Грозного оставалось всего каких-то километров сорок пять, может чуть больше.
         — Он всегда от этого места и до самого Грозного так идёт, а от Аргуна пойдёт ещё медленнее. Ты сам в окно выгляни и посмотри – поймешь, в чем дело. Тебе хорошо… ты часа через два с половиной дома будешь, а нам обратно до Махачкалы столько же времени в поезде сидеть, — ответил мужчина.

         Андрей, выйдя из купе, увидел, что двери в тамбур открыты настежь. Кроме проводницы в проходе стояло несколько российских солдат с оружием в касках и бронежилетах. Он прошелся по коридору к выходу для того чтобы, высунувшись из двери посмотреть на голову состава, но его остановили солдаты и заставили вернуться на своё место. Но Андрей всё же увидел голову состава через окно своего купе.  Спереди тепловоза были прицеплены одна к другой две платформы груженые песком. От города Аргуна, как и предупреждал попутчик Андрея, поезд пошел ещё медленнее. «Конечно же, от радиоуправляемого фугаса платформами с песком состав поезда не спасти, но всё же, они не лишние. Быстро ехать нельзя. Если поезд будет ехать быстро, то слетит с рельсов, и могут погибнуть ни в чём неповинные люди, а так, риск наименьший. Пусть даже сработает радиоуправляемый фугас. Пострадает один, пусть даже два, возможно три выгона, но не весь же состав…», — подумал Андрей, глядя на платформы с песком.

         Очень медленно двигаясь поезд проехал пустырь за городом Аргуном и показалась окраина посёлка Мичурина. Проехав товарную станцию-примыкание состав нырнул под мост путепровода автомагистрали соединяющий площадь Минутку с другими районами города. Но вот рельсы железнодорожного полотна свернули влево и пошли вдоль насыпи автомагистрали. Насыпной вал путепровода был очень высок и продолжителен, поэтому, все пассажира смотрели не на вал, а в другую сторону – на дома города. И глядя на всё это, создавалось такое впечатление, будто город вымер. Не было видно не только жильцов в некоторых уцелевших после бомбёжек и артобстрела полуразрушенных домах, но и почему-то прохожих на улицах. Минув жилой сектор частных одноэтажных домов, поезд, всё также медленно двигаясь, проехал мимо маслозавода.  И Андрею в тот момент почему-то показалось, что сейчас в открытые окна вагонов ворвётся ароматный запах жареных семян подсолнечника и вызовет у него аппетит, как это бывало прежде. Но вместо этого запаха в окна беспрепятственно и беспощадно врывался лишь неистребимый запах гари, смерти и горя людей, а сам маслозавод был разрушен почти до основания. Всё также очень медленно, поезд продолжал двигаться, проходя теперь уже поверх автомобильного тоннеля через улицу Ленина. Люди в вагоне не разговаривая, молча, смотрели в окна. Их глаза, как и глаза Андрея, были наполнены слезами. И слёзы, почему-то, сами невольно текли, видя такую картину. Давящий ком подступил к горлу Андрея, и он подумал: «О чем тут можно говорить или что-то спрашивать? Что сделала эта проклятая война с моим любимым городом где я родился, вырос, учился, встречался с девушками, водил их в кино и театры. Женился и растил детей. А теперь я вижу жуткие руины…».

         Андрей увидел, что многоэтажный дом, в котором на первом этаже находился магазин “Золотой олень”, разрушен. Увидел, что почти ничего не осталось и от самого длинного пятиэтажного дома, ласково именуемого “Китайской стеной”. И такая картина разрухи была видна на столько, сколько могли видеть его глаза. Но вот наконец-то поезд прибыл на железнодорожный вокзал. Люди поспешно вышли из вагонов и как-то незаметно рассосались словно растворились непонятно где. И у Андрея сложилось впечатление будто из поезда кроме него никто не выходил, и ему от этого стало даже как-то жутковато. «Странно, куда подевались люди?» — подумал он и повесив сумку через плечо, тронулся в путь. К его удивлению здание вокзала стояло целым и невредимым будто его пламя война не коснулось даже краешком. Но немного позже он узнал от своих родителей, что здание вокзала отстраивали заново уже несколько раз.

         Дико и безлюдно вокруг. Пройдя через зал ожидания в котором не было ни одного человека, Андрей вышел на привокзальную площадь и наконец-то увидел людей. Несколько таксистов подрабатывающих извозом, используя свои личные автомобили, стояли, беседуя между собой, и зазывали пассажиров которых почти не было видно на привокзальной площади. За группой таксистов, всё там же на привокзальной площади справа от двери из которой вышел Андрей, был виден небольшой, стихийно образованный, рынок. Взглянув на него Андрея перевёл взгляд в другую сторону и увидел лишь руины домов. До боли знакомого здания напротив вокзала, где когда-то размещавшегося продуктовый магазин на первом этаже пятиэтажного дома, теперь не было. Вместо него красовалась огромная куча кирпичей, кусков бетона и прочего мусора, оставленного после полного разрушения. Устремив свой взгляд вдаль поверх этих руин, он увидел, что перед ним на несколько сот метров виднелись точно такие же руины, да оставшиеся кое-где стоять скелеты железобетонных колон высотных домов. На всех стенах других, частично уцелевшие зданий, были видны следы от пуль и осколков, и он пошел по улице, ведущей от вокзала к центру города. Слева он увидел сильно пострадавший от войны, но уцелевший кинотеатр “Юбилейный”. Рядом, по той же улице сбоку от кинотеатра, стоял почти полностью разрушенный пятиэтажный дом. В одном из оконных проёмов первого этажа Андрей увидел пять кухонных газовых плит. Прежде они располагались на кухнях своих этажей, но теперь лежали внизу, свалившись одна на другую в одной куче. «Видать, с воздуха бомбили, раз все перекрытия между этажей отсутствуют. Ну и дела. Интересно, сколько же людей погибло в этой мясорубке?», — невольно подумал Андрей. Проходя мимо сожженного и разгромленного кафе “Татабания” взору Андрея открылась следующая картина. На месте где прежде располагался дворец президента теперь находилась большая куча. Вернее, не куча, а огромная гора из обломков мрамора, бетона, стекла, дерева и кирпича. Люди сновали по улицам. По их виду нетрудно было догадаться, что они старались побыстрей управится со своими делами; купить продукты на разрушенном и теперь, стихийно организованном рынке, и вернуться обратно домой. Вдали он увидел знакомого чеченца, с которым когда-то давно работал на заводе “АСО” 2. Но тот не заметив Андрея, свернул на одну из улиц и скрылся из вида за углом полуразрушенного здания. Андрей лишь смог разглядеть издали его обозлённое на всё и на всех лицо, но кричать и звать его не стал. «Много времени прошло – наверное, уже и не помнит меня…», — подумал он и пошел дальше. Дойдя до площади Орджоникидзе где кроме кинотеатра “Челюскинцев” прежде были два здания Нефтяного института, он увидел, что и они также разрушены полностью. Одна часть нового здание корпуса института построенная из железобетона было снесено так словно её срезали ножом по диагонали от крыши до фундамента. И треугольная часть здания сиротливо красовалась своим железобетонным скелетом. Старый же корпус, построенный из кирпича, а также прилегающая к нему вплотную Школа № 1, были разрушены полностью. Посреди кучи обломков здания института торчала метров на восемь вверх толстая труба разводки системы отопления с расширительным баком на конце. Чуть ниже расширительного бака в обе стороны от вертикальной трубы расходились горизонтально приваренные к ней трубы. И это куча показалось Андрею огромным могильным холмом, а торчащая посреди холма труба чем-то напоминала христианский крест на могиле. С восточной стороны площади, где прежде стоял кинотеатр “Челюскинцев”, соседствуя с территорией Республиканской больницы, теперь находилось мусульманское кладбище погибших в бою за город Грозный в начале войны.

           Людей на улицах и площадях было мало, и они были злы и озабочены. Никто никому не улыбается и старается не смотреть в глаза. Думая, как и на чём добраться до дома, Андрей увидел знакомых женщин-чеченок – жителей совхоза “Аргунский”. Они стояли возле деревянного забора, огораживающего разрушенное здание старого корпуса института.
          — Здравствуйте! Автобус ходить? — спросил Андрей.
          — Да ходит. А ты что, решил своих родителей проведать? — спросила его одна из женщин.
          — Да, решил.
— Давно нужно было приехать. Им так тяжело было, а ты их бросил…
— Ничего, я постараюсь всё исправить, — ответил Андрей, и ему вдруг стало стыдно за то, что он уехал из Грозного, прежде думая о себе, а не о родителях.
 
 
                ***

          Сойдя на одной из автобусных остановок второго района города Темрюка, Андрей пошел по проулку. Дойдя до перекрёстка, свернул вправо и пошел к дому Галины. Пройдя несколько сот метров, подошел ко двору и открыл калитку. Его явно никто не ждал, думая, что он погиб. Первым его увидела Машенька, которая играла во дворе возле палисадника и бросилась Андрею на руки, радостно, крича: «Бабушка! Дедушка! Идите сюда! Мой папа приехал, а вы говорили, что его убили».

          На крики внучки из дому вышли её бабушка и дедушка.

          — Ну, здравствуй что ли, зятёк! — первой поздоровавшись с зятем, сказала тёща. — Рады, что снова увидели тебя живым и здоровым. Мы уж все грешным делом подумали, что тебя убили. Ведь ты говорил, что ненадолго, а уже почти месяц прошел. Твой отпуск давно кончился и тебя уж на работе потеряли. Твои друзья приезжали к нам и спрашивали, где ты пропал.
          — Родители живы? Ты их перевёз? — спросил тесть.
          — Да, перевёз и они живы. КамАЗ по сути уже должен стоять в Курчанке возле дачи сестры. Нужно ехать вещи разгружать. Сейчас машину заведу и поеду, но вначале мать с сестрой заберу из квартиры сестры. Вы поможете с разгрузкой? — спроси Андрей.
          — Ну, конечно же, поможем. Витя, поезжай с ним, а я дома останусь. Хозяйство оставить не на кого, – сказала Таисия.
          — Папочка, а что ты мне привёз? — спросила Маша.
          — Вот, держи, это тебе, — сказал Андрей и протянул ей плитку шоколада, которую предусмотрительно купил для неё в киоске, когда шел к остановке, выйдя из квартиры сестры.
          — Спасибо, – сказала Маша. Андрей опустил её с рук на землю, и она снова продолжила свою детскую игру с куклой, присев в зарослях цветов, растущих в палисаднике.
          — А где Галина? На работе? — спросил Андрей.
          — Да, на работе. Где ж ей ещё быть. Сегодня же понедельник… — ответил тесть.
          — Андрей, тебя покормить? Ты не голоден? — спросила Таисия.
          — Нет, спасибо, я у сестры позавтракал. Пойду машину попробую завести и нужно ехать, — ответил Андрей после чего прошел по двору мимо дома к времянке, где под сооруженным им навесом стоял “Москвич”, а за стеной навеса находился скотный двор. – Вот чёрт! Я так и думал: аккумулятор совсем издох. Попробую подзарядить его подзарядником и прокрутить кривым стартером. Может быть, получиться реанимировать эту кучу металлолома, — сказал Андрей, стоящему рядом с нем тестю. Но все его попытки оказались четными. Оставив затею запустить двигатель, он решил сходить к соседям для того чтобы от них позвонив по телефону и сообщить сестре о проблеме, и –  чтобы его не ждали и ехали своим ходом в Курчанскую. Но вернувшись обратно он не увидел ни Машу, ни родителей Галины и пошел их искать. И как оказалось, они в это время были на скотном дворе, и довольно громко разговаривали, думая, что Андрей ещё не вернулся. А фраза, сказанная тёщей, была такой: «…И что мы теперь ему скажем?». Услышав разговор тестя и тёщи, Андрей притаился за углом навеса и решил дослушать, о чем они будут говорить дальше: «Что теперь будет? Вот где её черти носят!? Все выходные дни её не было дома», — продолжала говорить мать Галины. «Не знаю. Может всё ещё обойдётся. Ведь Галина подумала, что его убили. Поэтому и решила свою жизнь налаживать…», — ответил Виктор жене. Андрея от этих слов бросило в жар. Прилив крови больно ударив в голову стал пульсировать в висках. «Опять измена. Но почему? Почему это опят и уже в третий раз происходит со мной. И всё же, я не ошибся, говоря о женщинах: почти все бабы суки и стервы, и нет им доверия. Но ведь она подумала, что меня убили. Нет. Всё же нужно сдержать себя и во всём разобраться как следует, ну а потом уже принимать решение», — подумал Андрей. После чего отошел подольше от навеса. Постоял ещё пару минут и громко сказал: «Куда вы все подевались! Я уже вернулся!».

         — Ну что, поедем на автобусе? — спросил тесть, выйдя со скотного двора.
         — Папа, дедушка, а можно я тоже с вами поеду, — спросила Машенька.
         — Ну, конечно же, можно, доченька. Поедем. Бабушка Таня и дедушка Жора будут рады видеть тебя. Ты их не забыла?
         — Нет, не забыла. Я помню и бабушку Таню и дедушку Жору. Сначала приезжал дедушка, а позднее и бабушка приезжали в гости.
         — Они тоже помнят тебя. Ты ведь у меня такая хороша девочка. Правда? Ты маму, бабушку и дедушку слушалась, когда меня дома не было?
         — Да, папа, слушалась. А с дедушкой мы буквы изучали и учились считать, так же, как и с тобой.
         — Вот и умничка. Тогда не будем время терять и пойдём на трассу, – сказал Андрей. Взял Машеньку на руки и вместе с тестем они вышли со двора.

         Когда они добрались до места, то увидели, что КАМАЗ стоит возле двора. Его задний борт был раскрыт, и родственники Андрея дружно выгружали из кузова мебель, вещи и другое имущество. Соседи, подойдя к своим калиткам, заглядывали, время от времени, глядя поверх заборов на то, как идёт разгрузка, но, тем не менее, никто из них даже не подумал выйти, чтобы познакомиться с новыми соседями или хотя бы ради приличия спросить: нужна ли им помощь? Вместо этого все приехавшие на новое место жительства переселенцы испытали на себе недружелюбные взгляды соседей. Пожилая женщина-соседка, выйдя из калитки своего двора, расположенного через дорогу напротив, всё же подошла к ним и, обращаясь к водителям, сказала: «Ребята, что же вы мне такую колею возле двора колесом сделали», — после чего отец Андрея и сам Андрей, достав мотыги их кузова, заровняли неровности на обочине дороги. Другой сосед, хотя и тихо, сказал: «Понаехали тут… чучмеки!», —  его фразу все услышали, но в ответ никто не сказал ему ни слова. Но про себя каждый наверняка подумал: «Ну, вот… там мы никому не нужны были и здесь тоже чужие. Дурак ты старый. И какие же мы чучмеки. Чучмеки остались там – в Грозном, а мы русские люди и такие же казаки, как и вы, только терские».

          Управившись с разгрузкой все сели за стол. Поев, водители уехали. После полудня пошел дождь и вскоре прекратился. Но после краткого затишья, он обрушился ливнем. На дороге возле двора образовалась огромная лужа и вода из этой лужи бурным потоком устремились во двор. Сделав своё “мокрое дело”, этот поток устремился по наклонной в конец огорода. Затем, пройдя по одной из граней с соседским участком стёк в Курчанский лиман. И вещи, которые были в сарае и под ветхим навесом, намокли. Но вот гром прекратился и молнии перестали сверкать. Тучи развеялись и намокшие вещи вынесли на просушку. Подворье, которое служило дачей семье Лики стало теперь пристанищем беженцев. Что такое сидеть без питьевой воды они знали, но теперь её у них было в избытке в единственном поливочном кране во дворе. Ванной комнаты, как и туалета в доме или во времянке не было. Домик был маленьким и построен из вальков 3 стоя просто на земле без всякого фундамента – типичная хата кубанских казаков, и хорошо, что хоть крыша была покрыта шифером, а не соломой или камышом. Окна были маленькими и не открывались. Форточек тоже не было. Потолки были очень низкими и стены с трудом достигали двух метров от пола до кривого и горбатого потолка, свисающего пузом в центре комнат. Кривым он был, видимо, потому что проложенные по потолку балки во время строительства этой древней халупы, скорей всего, были недостаточно прочными и на них безжалостно давил груз тяжелого печного борова и дымоходной трубы из кирпича. Состоял этот так называемый “дом” всего из двух небольших и ещё двух совсем крохотных комнаток в которых с трудом помещалась односпальная кровать и оставался узенький проход между стеной и кроватью. По стенам комнат были проложены двухдюймовые трубы, так называемая “система отопления” без обогревательных радиаторов, как это и положено быть под окнами.  И была она, видимо, смонтирована и проложена прежними хозяевами. Глядя на качество выполненной работы народных умельцев, у Андрея возникало нехорошее желание выругаться по поводу их работы. Отапливался котел природным газом и хоть это радовало. Стоял он во времянке и по двору от неё к хате, проходила отопительная труба в изоляции. Времянка была ничем не лучше самой хаты и стояла от неё метрах в десяти. Состояла она из двух маленьких комнаток и кухоньки в которой находилась газовая плита и рядом с ней стоял отопительный котёл. Потолки времянки были такими же низкими и горбатыми.  И между жилищем, которое им пришлось покинуть, и этим, было большое отличие. И отличались они между собой как земля от неба. Но даже такому убогому жилью переселенцы были безумно рады.
         — Ну что? Мы поедем, пожалуй, домой, — сказала сестра Андрея, пока снова дождь не пошел.
         — И мы тоже тогда поедем, — сказал Андрей. — Завтра нужно показаться на работе, а то меня там потеряли. Наверное, придётся писать объяснительную записку и объяснять: почему я не вышел на работу из отпуска вовремя. Но думаю, что в следующие выходные мы все приедем.
         — Хорошо, езжайте. Спасибо вам всем за то, что помогли. Мы с дедушкой тут пока без вас с вещами разбираться будем. Мебель всю занесли. Спать есть на чём. Теперь будем ждать всех вас в гости, — сказала мать Андрея и проводила помощников, выйдя вместе с мужем на улицу.

         Дождя больше не было. Андрей, его тесть и Маша, благополучно вернулись домой. Летнее солнце к тому времени начало клониться за горизонт, озаряя небо своими последними лучами. Андрей явно нервничал. Он ходил по двору и курил. Галины до сих пор не было. И хотя он слышал неприятный разговор родителей Галины, но всё ещё не мог поверить в то, что его предали в очередной раз и поменяли словно ненужную вещь на другого мужчину.

         — Доченька, а мама утром на работу рано ушла? — спросил Андрей. Маша некоторое время, видимо не зная, что ответить, молчала. Но потом сказала:
         — Не знаю, папа. Вчера и позавчера, она дома не ночевала. Мне было страшно одной спать, и я спала с бабушкой и дедушкой во времянке. Бабушка мне сказала, что маму задержали на работе, поэтому она не пришла. Если она и сегодня не придёт, можно я рядом с тобой спать буду? А то мне страшно.
         — Ну, конечно же, Машенька, можно. Я тебя умою, ножки помоем и спать уложу – ты в своей кроватке, а я рядышком в своей спать буду, — и Андрей подумал: «Устами младенца, глаголет истина. Позавчера была суббота, вчера – воскресенье. Странно всё это. Какая может быть работа? Но может быть и правда у них на работе аврал? Ведь она клялась мне в вечной любви и верности. Но может у неё наступила минутная слабость. Может быть она решила погулять малость со своими подругами по работе?».

         Когда совсем стемнело, Маша спала крепким сном и Андрей, находясь с ней в доме, услышал, как ко двору подъехала легковая машина и затем хлопнула её дверца. Он вышел из дома и увидел Галину, которая уже успела войти во двор.

         — Андрюша, живой! — сказала Галина и, подойдя к нему, поцеловала в щеку. Андрей почувствовал запах спиртного и от этого ему стало неприятно потому что он, вспоминая русскую народную пословицу: «Пьяная баба – общая баба». Но стараясь сдержаться, сказал:
         — Привет. Живой, как видишь.  А мы тебя ждём с Машенькой, но тебя всё нет и нет…
         — Да понимаешь, у нас на работе аврал. Работаем у частника в Голубицкой. Комнаты его частной гостиницы приводим в порядок. Где нужно штукатурим, а где покрасим и обои оклеим. В общем, работы невпроворот, а он ещё нас подгоняет и требует сдать работу в рекордно короткие сроки. Андрей, я так проголодалась. Пошли, поедим. И как твои родители? Они живы? Ты их перевёз?
         — Пошли, только я не голоден. Родителей перевёз, — сухо ответил Андрей. — Мы уже с Машей поужинали. Она спит, да и я тоже, собирался ложиться спать.
         — Ну и хорошо, тогда просто посидишь со мной, — сказала Галина и они, вошли в дом.

         Родителей в доме не было: они ещё год назад перебрались жить во времянку чтобы своим присутствием не мешать дочери и зятю. Когда они вошли в дом, то при свете лампочки Галина увидела седину на висках мужа, и она спросила:

         — Ой, а что это у тебя на висках?  Седина?
         — Ну а ты как сама думаешь, что это? — ответил, вопросом на вопрос, Андрей.
         — Бедненький. Даже посидел. Досталось вам там, наверное. Ты выпьешь? — спросила она, достав из своей сумочки бутылку дешевого креплёного вина “ Портвейн-Кавказ”.
         — Нет. Ты же знаешь, что я завязал, а начинать больше не хочу. Пей сама, раз на работе не допила. И хочу спросить: почему у тебя ноги от пят и выше колен в песке и мелком морском ракушечнике? В море купалась?
         — Да, купалась. Мы с девчатами решили освежиться немного после работы. Знаешь, какая вода тёплая ночью. Ну, прямо как парное молоко.
         — А кто тебя домой привёз на “Жигулях”? — всё ещё с недоверием продолжал расспрос Андрей.
         — Как, кто? Светка, привезла. У неё своя машина и мы с ней работаем вместе. Но ты её не знаешь. Андрей, а ты никак меня ревнуешь? Вот здорово! Значит, ты меня по-прежнему любишь? Раньше никогда не ревновал, а сейчас ревнуешь. Глупенький, мне кроме тебя никто не нужен, – улыбаясь, сказала Галина и, обняв, поцеловала Андрея в губы. И Андрей начал таять под её ласковыми словами и объятиями словно лёд брошенный на раскалённую жаровню.
         — Ну хватит лобзаний. Пошли в постель. Ведь я не железный. Почти месяц сидел без женской ласки. И извини за моё недоверие…

         Утром они пошли на работу: Андрей поехал в морской порт, а Галина – в Голубицкую.  И как Андрей и предполагал, ему пришлось писать объяснительную записку по поводу задержки выхода на работу из отпуска. Приходя с работы, по вечерам, Андрей занимался ремонтом машины.  И в один из тех вечеров, подзарядив аккумулятор, он попробовал запустить двигатель. Мотор долго не заводился, но всё же после долгих усилий завёлся и заработал. Из выхлопной трубы пошел белый дым. Андрей открыл крышку маслоналивной горловины и оттуда почему-то повалил пар. Он заглушил двигатель и замерил щупом уровень масла в двигателе. Его уровень, был гораздо выше верхней предельной метки, а это значило, что скорей всего, пробило прокладку головки клапанов и антифриз попал в моторное масло.

         — Ну и что там? — спросил тесть, стоящий рядом.
         — Кажись, всё. Двигатель, сказав ку-ку, обещал долго жить, а сам издох. Ездить нельзя, иначе загубишь. Вода в хате. Нужно разобрать и устранять проблему, но у меня нет ни нужных инструментов, ни приспособлений чтобы вынуть двигатель из-под капота для его полной разборки и капитального ремонта. Поэтому эту идею придется оставил до лучших времён, — ответил Андрей.
 
         По этой причине в наступившие выходные дни вся семья Андрея поехала в Курчанскую в гости к его родителям на автобусе.

         — Здравствуйте, сваты! Рады вас видеть живыми и здоровыми, — обнявшись, поприветствовали родители Галины родителей Андрея.
         — Мы тоже рады вас видеть! Проходите, сваты, гости дорогие, — ответили Татьяна и Георгий. Таисия и Галина пошли с матерью Андрея осматривать комнаты, как времянки, так и хаты, а Андрей, его тесть Виктор и Маша остались стоять во дворе вместе с Георгием под тенью виноградной беседки, так как тесть уже осмотрел все достопримечательности подворья раньше.
         — Жарковато сегодня, — сказал Виктор.
         — Да, есть малость. Тепло… — ответил Георгий.
         — А там, наверное, было ещё жарче? Расскажи, как вы только там выжили? — спросил Виктор.
         — Выжили с божьей помощью. Но думали, что погибнем. Да и всего не расскажешь.
         — Ясно. Ну и как вам здесь?
         — Пока трудно сказать. Поживём – увидим. Народ, конечно же, своеобразный. И почему-то на нас все соседи волками смотрят. Считают, что мы нерусские, а чеченцы. И кто такие терские казаки, видать, вообще не знают. Один молодой мужчина, спросил позавчера, когда я на улице возле калитки стоял, кто я по национальности. Я ему говорю, что терский гребенской казак. Так он посмотрел на меня с недопониманием и спросил: «А что, есть такие казаки? Кубанские казаки есть. Есть донские и запорожские, а вот за терских никогда не слыхал что бывают такие».
         — И я тоже не слышал, что бывают терские казаки. А почему такое странное название –  гребенские, да ещё и терские? И звучит, как чуть ли не дерзкие. Наверное, такое название связано с расчёсками или гребешками для волос, да? — спросил Виктор.
         — Как видишь, бывают, — ответил, улыбаясь, Георгий. — Но называют нас так потому, что жили наши предки испокон веку по берегам Терека. Потому мы и терские. А гребенскими нас называют потому, что часть наших предков, вернувшись в свои земли со службы из Рязанского княжества, а также и новгородщины, примерно пятьсот лет назад, поселившись на горных гребнях. Потому и гребенские. Самое первое село называлось Эндирей – так его дагестанцы называли потому, что не могли произнести слово Андрей, правильно. Казачья станица Эндирей названа так в честь атамана Андрея Шадры. Другая же часть казаков поселилась по берегам Терека – в низовьях. Одну из станиц тоже назвали в честь Андрея Шадры – Шадрик. Кстати я и почти все мои предки из неё родом. Потом станицу стали называть Щедринской, а ещё позже – Старощедринской. Радом с ней было ещё много станиц: Гребенская, Червлённая, Шелковская, Дубовская, Каргинская и прочие. В них тоже жили терские и гребенские казаки.
         — Ясно… теперь буду знать, — ответил Виктор. И в это время женщины их позвали к столу. Галина вино пить отказалась и вела себя крайне сдержано. Её отец тоже не пил. Пить он бросил несколько лет назад. Он был запойным и даже находился однажды на принудительном лечении в одном из так называемых во времена советской власти ЛТП 4* после чего о спиртном лишь мечтал. Маша пила лимонад, но домашнего виноградного вина, которое привезли из совхоза, всё же попробовали Таисия, Татьяна и Георгий. После обеда тесть и тёща Андрея уехали домой, так как Таисии нужно было доить корову, но Андрей, Галина и Маша, остались ночевать у родителей Андрея.

         Короткая летняя ночь, прошла как обычно быстро. Проснувшись, все встали. Рано утром приехала Лика с семьёй. Галина всё ещё вела себя скованно, видимо, стесняясь родителей Андрея. Когда все позавтракали, мать с Ликой принялись убирать посуду со стола и, убрав, понесли её к поливочному крану во дворе, чтобы перемыть. Галина, отведя Андрея в сторону ото всех, тихо сказала, что хочет домой на что Андрей ответил согласием. А когда мать управилась с мытьём посуды и вернулась к гостям он подошел к ней и спросил:

         — Мама, если ничего ненужно делать, то может мы поедем домой? Галина себя неважно чувствует. Наверное, приболела.
         — Хорошо, сынок. Если мы что и надумаем, то Лика, Володя и Кирилл с Алиной помогут. Поезжайте. Сынок, хотела спросить: у вас всё в порядке?
         — Да, мама. Всё в порядке. Вот только машину нужно делать. Поломка оказалась серьёзной. Нужны немалые деньги на запчасти.
         — Но как же так? Мы же тебе с отцом передавали деньги на ремонт машины с тётей Зиной, когда она ещё в прошлом году во время войны приезжала к вам.
         — Денег нет, мама. Мы их давно потратили на иные нужды. В хозяйстве дыр много.
         — Эх, сынок, сынок, а мы с папой их с таким трудом собирали. Пойдём, я тебя ещё кое о чём хочу спросить наедине, – сказала Татьяна и они пошли в дом. – И когда ты только ума наберёшься! А эта… она хотя бы подняла свою задницу от стула, когда посуду убирали. Постель, на которой ты с ней спал – даже и не подумала заправить. Как встала, так и пошла. Так только свиньи поступают. Да и ведёт она себя так, будто провинилась. Когда я ещё год назад, до приезда тёти Зины к вам приезжала, то она себя так не вела. Чует моё материнское сердце, что тут, что-то не так.
         — Ну, о чем ты, мама. Денег я на ремонт машины соберу. Но насчёт Галины, ты возможно и права. Не хотел тебе говорить, чтобы не расстраивать. Но когда я вернулся, то её дома не было. Если ей верить, она субботу и воскресенье на работе была. Наверное, поэтому, домой не возвращалась и вернулась лишь в понедельник поздним вечером.
         — Эх, сынок, сынок. И ты ей поверил… Видать судьба у тебя такая. Вроде бы кормила тебя всю жизнь хорошо. Ни в чём не отказывала. Но, видимо, что-то не доглядела. Наверное, кальция в твоём организме избыток появился – рога как у оленя скоро вырастут. Ни с одной бабой не уживёшься. Вроде бы как мужчина ты видный, но почему они от тебя бегут? Непонятно, чего им ещё нужно? Доверчивый ты больно, вот они с тобой и делают что хотят. И ещё, наверное, бегут потому, что ты как всегда: вначале мягко стелешь, да после им жестко спать становится. Ладо. Иди с ней. Может, я ошибаюсь. Но если нет, то правда сама рано или поздно наружу вылезет.

         И материнские чувства её не обманули. Через два дня поздним вечером, после того, как её сын с женой вернулся домой из Курчанской, Галину, изрядно подвыпившую, подвезли на машине к дому. Но Андрей снова не заметил ни машины, ни водителя, сидевшего за рулём, как и в тот день, когда его не ждали и он вернулся к Галине из Грозного.

         — А сегодня у тебя какой повод выпить был и с кем ты пила? — спросил Андрей.
         — Какое твое дело с кем и по какому поводу? И вообще, пошел ты к чёрту! Живёшь тут в доме моих родителей и ещё командуешь! Прошла любовь – завяли помидоры! Пожалела тебя тогда, когда увидела твою седину, но нужно было сразу во всём, признаться. Если не нравится – убирайся. С мамочкой своей шушукаешься. Да, гульнула. Не тебе ж одному от меня гулять! Ты думаешь, что я не знала о твоих похождениях? Знала, но терпела. И брось свои чеченские замашки типа, женщина гуляет, значит, плевок в дом, а если мужчина – то плевок из дому. Ты меня понял!
         — Да пошла ты! Стерва! Сука! Ведёшь себя, как шлюха из кабака! Тварь! Небось, как последняя дешевка за бутылку “Портвейна” отдалась кому-то! А ещё говорила, что любишь. И тебе я не изменял. Хочешь верь этому, а хочешь нет. Хотя и хотел изменить однажды.  И нужно было. Тогда бы мне не так обидно было. Ведь я тебя любил, а ты меня предала.
         — Я не дешевка и не шлюха! Злишься?  Вот, держи бутылку! Мне для тебя ничего не жалко. На, выпей если хочешь, может, полегчает! – кричала Галина. И достав из своей сумки бутылку дешевого вина, протянула Андрею. Андрей взял бутылку, закинул в палисадник и сказал:
         — Не дождёшься. Хочешь, чтобы я развязал! Не выйдет. Сама утром на опохмел выпьешь.
         — Ну и убирайся тогда! — кричала Галина.
         — Не кричи – соседей напугаешь. Сейчас уйду, — выплеснув свой гнев, уже совершенно спокойно, ответил Андрей.
 
         Родители Галины слышали ругань, но решили не выходить из времянки, подумав: «Пусть сами разбираются…». Но Маша, проснувшись от громких высказываний её родителей, вышла из дома. И запомнив фразы матери: «…Убирайся!» и – фразу Андрея: «…Сейчас уйду…», спросила:

         — Папа, а ты ещё придёшь к нам? Приходи, я буду тебя ждать…
         — Нет, Машенька. Наверное, я больше к вам не приду. Извини, но твоя мама этого не хочет, — поцеловав Машу в щеку, сказал Андрей и вышел со двора. Выйдя на трассу, остановил попутную машину и уехал в Курчанскую к родителям. Утром поехал на работу. Там договорился с другом у которого была машина о перевозе своих вещи от Галины к родителям. После работы, доехав на его “Жигулях” до дома Галины, они погрузили его немногочисленные вещи в “Москвич”. Саша, его друг, помог выкатить его поломанную машину из-под навеса на улицу. После чего Андрей сел за руль своего “Москвича” и его сломанный автомобиль Саша потянул на буксире.

         Доехав до места и загнав машину во двор через старенькие и плохенькие деревянные ворота, они с другом разгрузили привезённые вещи, и после этого, пошли пить чай. Вскоре Саша уехал. Андрей не находил себе места от переживаний. Но не найдя для себя ничего лучшего, решил лечь спать. Ворочаясь в постели, он никак не мог уснуть, думая: «Почему моя жизнь так сложилась и почему мне так не везёт с женщинами? Да и Родину тоже пришлось покинуть. Но может быть корни всех моих бед зарыты в далёком прошлом?».

                ***

1. Военная горка –  так называется место в городе Темрюке, где выставлены экспонаты военной техники времён В.О.В. Место находится на возвышенности – на затухшем грязевом вулкане под названием Миска, а дорога из Краснодара проходит через вулкан.
2. АСО – завод «Автомобильного Специального Оборудование».
3. Вальки – строительный материал. Те же саманы квадратной формы, изготовленные из глины и соломы, только гораздо, больших размеров.
4. ЛТП – лечебно-рудовой профилакторий.