Корень жизни Глава девятая

        Я подкинул хворост в затухающий костер и, подложив под голову куртку, лег на спину у костра. Глядя на небо, сквозь узорчатую прогалину между верхушками деревьев, я поймал себя на мысли, что за все проведенные ночи в Уссурийской тайге, мне ни разу  не удавалось увидеть на небе ни одной звезды – все облака, облака.… И опять тучи, покрасовавшись в вечерней заре, плотно закрыли небо. Где-то за ними пряталась луна, выдавая себя подсветкой клубов взбудораженных облаков, маячивших в молочных просветах, через которые не мог пробиться звездный свет.
       Подымив на тлеющих углях, вспыхнул ярким пламенем хворост. Пламя осветило нашу поляну, деревья, стражниками окружившие ее, и куст, в котором высветилась любопытная мышиная мордочка. Я посмотрел  на крышку котелка, предусмотрительно придавленную камнем, и  проговорил:
         - Больше меня не проведешь…
         - С кем ты? – сонным голосом спросил Олег.
         - Мышка-циркачка с нетерпением ждет, когда я спать лягу, чтобы опять снять пробу с нашего варева.
         - Камнем ее,.. - не договорил Олег. То ли он хотел напомнить мне, чтобы я придавил крышку котла, то ли предложил пугнуть мышку.
        Я взял сухарик и бросил мышке. Она не сразу взяла гостинец. Лишь через  несколько секунд моей неподвижности, мышка подбежал к сухарику и, схватив его, юркнула в куст.
         Еще некоторое время я копался в себе, отыскивая причины неудачных поисков, примеряя найденные с высокими требованиями, которые предъявляют к себе настоящие корневщики.
         Больших изъянов в своей душе я не нашел. Поход за женьшенем у меня  был связан не с личным обогащением, а с романтикой путешествия, которая живет во мне  и гонит из теплой квартиры. Об этом хорошо сказал поэт: « Эта жажда скитаний не дает мне покоя…». Единственное, что меня угнетало, так это то, что, как бы не скрывал от меня Олег, неудачи в походе он связывает со мной.
          Неожиданно в моей памяти всплыли два случая связанные с Бурханом (бурятским Богом). Первый - произошел, когда в начале зимы я поехал старшим грузовой машины выделенной нашей организацией буряту Батыру, чтобы вывезти из отдаленного села скотские шкуры. В кабине нас было трое: водитель, я и Батыр. Проезжая по низине с чахлым лесом, Батыр насторожился: «Плохое место. Надо угостить бурхана». Вытащив из кармана денежную купюру, он открыл форточку и пустил ее по ветру. Водитель тоже что-то бросил. Я достал кошелек и, увидев в нем надорванную десятирублевую купюру, выпустил ее в окно, при этом, в моей голове пронеслось крылатое выражение: «Вот тебе, Боже, что мне не гоже».
          Возвращались мы обратно ночью. Вдруг, когда мы подъехали к месту, где задабривали бурхана, раздался сильный хлопок, похожий на взрыв. Водитель остановился и вышел  из кабины.
           - Колесо стрельнуло, -  крикнул он нам.
           Больше часа на обжигающем ветру мы ставили запасное колесо. На следующий день водитель ошарашил меня жуткой вестью, что колесо было пробито пулей! Потом выяснилось, что это было предупреждение Батыру. Оказалось, что у кого-то  в том селе был налажен бизнес по  сбору шкур и их вывозке  в Китай. «Но почему это преступное предупреждение произошло именно в том месте»? - задался я  вопросом и стал вспоминать второй случай.
           Тот раз я вез на своей «Ниве» родственницу с ее малолетним сыном, страдающим легочным заболеванием, в бурятское село к известному в тех местах бурятскому врачу, чтобы он обследовал  мальчика. Выехали мы рано, поэтому на трассе было мало машин, Напротив при трассовой чабанской стоянки, нас остановила  бурятка. Узнав куда мы едем, она попросила подвезти ее и, к нашей радости сказала, что знает дом врача.
         Местность была гористая. Напротив высокой сопки бурятка сказала нам, что надо угостить бурхана, и, достав из кармана куртка несколько монет, бросила их в форточку. Я, чтобы не отвлекаться, предложил родственнице проделать тоже самое. Она удивилась моему предложению и сказала, что это не наш бог, поэтому это суеверие нас не касается. Я сомнительно пожал плечами, но настаивать не стал.
          После преодоления очередного подъема начался затяжной спуск, по которому спускался  груженный длинными остроконечными хлыстами лесовоз. Дорога виляла и я никак не мог его обогнать. Пришлось, притормаживая, некоторое время спускаться за ним.
           Наконец, улучив момент, я  начал обгон, но, увидев встречный легковой автомобиль, вернулся на свою полосу движения и нажал на педаль тормоза, но она провалилась! «Нива» стала  набирать скорость. Расстояние до торчащих пиками хлыстов стремительно сокращалась. Можно было попытаться затормозить ручником, но, из-за боязни, что не успею, я включил аварийное освещение и, сигналя,  пошел на обгон. Водитель лесовоза, заметив мой маневр, прижался, как можно ближе к своей обочине. Как мы разминулись со встречным автомобилем, не ожидавшем, что я займу его полосу движения, я не знаю! Все произошло на автомате, в мгновение. Потом я долго вспоминал об этом с холодным потом на лбу. Постепенно, притормаживая ручником, я остановил автомобиль на обочине. Первой вышла из оцепенения бурятка:
         - Однако хорошо, что я задобрила бурхана, - тихо произнесла  она.
          - И плохо, что мы этого не сделали, -  медленно  проговорил я, посмотрев на окаменевшую родственницу.
         Поразмышляв, я связал всплывшие в памяти случаи и происходящие злополучия со мной в этом походе в единое и сделал вывод , что  все они  как-то связаны с непочтением суеверий,
          Костер догорал. Все больше и больше пульсирующих угольков покрывались пеплом и затухали. Я уже хотел ложиться спать, как в одном из просветов между тучами сверкнула звезда. Подумав, что померещилось, я закрыл на мгновение глаза, а когда открыл, то снова увидел ее. Еще какое-то время я радовался звезде, затем тучи поспешно замаскировали ее. «Это хороший знак», -  связал я звезду с завтрашним днем и, забравшись в палатку, уснул крепким сном.
          Утром я  разжег костер и приступил к исполнению обязанностей повара, возложенных на меня Олегом.
          - Надумал? - спросил он, высунувшись из палатки, когда у меня все было готово к завтраку.
          - Где находится  гора Бугайская?  - с замирающим сердцем спросил я.
         К моей радости он показал в ту сторону, в которой я видел звезду.
         - К ней и пойдем. В год Быка на горе бугая и надо искать, - обосновал я свое решение, не сказав о ночной звезде, из-за боязни вспугнуть надежду.
        -  Дорога дальняя, но я не буду возражать, - согласился Олег и, осмотревшись, с удовлетворением подтвердил свой прогноз: - Кажется, распогодилось - ветер растащил черные тучи, а белые нам не страшны, - и высказал надежду: -  Дал Бог денёчек, даст и кусочек.
         После завтрака Олег взял наш походный рюкзак, так как была его очередь, и мы бодро зашагали по намеченному маршруту. Шли мы к новому месту поиска долго, но подталкиваемый надеждой, я не испытывал такой усталости, как в предыдущем поиске. Она тлела во мне и придавала сил.
         У каменистого пригорка Олег остановился и, показав на его юго-западный склон, заинтриговал меня:
           - Наша сопка уже не далеко. Но мне нравится это  место. Может, до обеда пошарим здесь?
         - Должна же когда-то  интуиция сработать, -  без промедления подержал я его.
        Однако и в этот раз  она подвела Олега. Часа два мы безрезультатно прыгали по заросшим зеленым мхом камням, разбросанным среди  высокоствольных деревьев и валежин. Наконец Олег устало присел на плоский каменный выступ, снял рюкзак и предложил пообедать.
         Надо бы сначала осмотреться и принюхаться, а то опять лишимся обеда, - шутливо напомнил я о предыдущей встрече с кабаном..
         - Маршрут твой - вот и обеспечивай безопасность, а я пожую, -  рассмеялся Олег, но, достав из рюкзака подзорную трубу, с помощью ее осмотрелся и уверенно сказал: – Все в порядке. Можно приступать к трапезе.
         В этот раз я тоже приготовил бутерброд для лесного духа и положил на камень.
         - Суеверие и тебя подчинило! - разыграл удивление Олег.
         - Ночью я поразмышлял и пришел к выводу, что нельзя подшучивать над суевериями. За это лесной дух то кукушницей заманил меня в дебри, то гонял в образе змеи и кабана. Тигриного образа я точно не выдержу…
         - Кабан - это мой грех, - со смехом перебил меня Олег.
         - И мой, так как я тоже тогда подумал о свеженине…
         - В твоих рассуждениях что-то есть  необъяснимое, - задумчиво произнес Олег. - Дошедшие до нас суеверия искателей женьшеня были своего рода кодексом чести для них. Например, «Чужое возьмешь – своего не найдешь». Или  это  - «Семечко не посеешь -  духа гор и лесов обидишь».
       Я давно приметил, что многие люди, как и мы с тобой, попадая в незнакомую среду с опасностями, становятся суеверными. А к неверующим они магнитом притягиваются. Может, лесной дух – это души ушедших из жизни корневщиков. Поэтому, за несоблюдение кодекса, они, сразу или потом, наказывают: наши случаи, разбившиеся мотоциклисты, о которых я рассказывал… 
          - Вероятно, суеверия, живущие в людях, каким-то образом заряжают среду их обитания. И попавшие в эту среду новички, зная о существовании в ней таких суеверий и пренебрежительное относясь к ним, за это расплачиваются, -  высказал я свои соображения и рассказал о случаях, всплывших в моей памяти у вечернего  костра.
            - И после этого ты  посмел иронизировать по поводу моих угощений лесного духа! – удивился Олег.
            - Раньше я не придавал я этому значения, а после того как побегал по Уссурийской тайге задумался  и, связав все в кучу, пришел к выводу, что к суевериям надо относиться с почтением, -  повинился я и  в свою очередь удивился: -  А наши космонавты успели  уже и космос зарядить суевериями! Они же, пока не посмотрят фильм «Белое солнце пустыни», не улетают в космос!
            - Так и рождаются суеверия, - улыбнулся Олег и, закинув за плечи рюкзак, скомандовал:
            - Хватить рассиживаться. После покаяний перед лесным духом можно смело продолжить поиск и надеяться на удачу.