Нонконформизм после уроков. Часть 2

Часть 2 Три пути, Три начала.


... Моисей молча прошел в гостиную, закрыв за собой дверь. Три пары черных “зенок”, окруженные тонкой белой полосой, неотрывно следили за каждым  колебанием тела сектанта.
Их было плохо видно- комнату освещала лишь одна свеча.

Они, зенки, находились в разных частях комнаты. Постепенно, секунда за секундой, Моисей привыкал к мраку в полной тишине. Тишина, правда, была не полной.
Из угла комнаты доносилась музыка. Что-то вроде ностальгических мотивов по девяностым годам, но в какой-то новомодной обработке. 

Комната просторна. С порога видно что она смежна с кухней. Есть два окна, если судить по занавескам. Стол, наполовину окольцованный диваном.
В том углу, что ближе к Моисею, находилась одна из трех пар зенок. “Охуевшие”,- единственно подходящее описание, пришедшее в голову Моисею.

Моисей проиграл в гляделки с первой парой зенок. В них он увидел страх перед неизвестным, доброту и среднюю стадию наркотического опьянения.

- УАААААА, ****Ь,- зенки сузились, перекосились. Открывшийся оскал четко осветился тусклым светом свечи.

- Ты только не пугайся,- Герсей появился из-за угла. В его голосе чувствовалась доброта. - Это Вулик.

За время монолога Герсея, а также из-за впрыска адреналина в кровь, глаза Моси привыкли к мраку. Он перевел взгляд обратно на Вулика- корчащуюся фигуру на диване. Голый торс в хаотичном извивании  умирающей змеи. Высохшие мышцы напомнили ему былую славу советского пространства- будто что-то от славы еще осталось, но она высохла и деформировалась, как фиалка от ежедневного обливания кока-колой. Пугающий смех из другого конца комнаты увел Моисея от риторических рассуждений.

- ХА ХА ХА, ****Ь, ЭТО ЖЕ ****ЕЦ, ХА ХА ХА,- взорвалась вторая пара зенек и закатилась за веки. Эта пара сидела на другом конце дивана. - ОЙ ***** Я НЕ МОГУ НАХУЙ ХА ХА ХА!

- Тише, Шустрый, тише. Соседи же нормально просили не орать,- помахивая ладонью, Герсей успокоил вторую пару зенок.

- Та че ты, смешно же! Вот, пишут.,- Лицо Шустрого осветил экран телефона так, что его можно было рассмотреть. Светлые волосы. Когда он разговаривает рот открывается достаточно чтобы окружающие замечали отколовшийся зуб на верхней челюсти.,- Помнишь ту выставку, мы с тобой ходили? Которая недалеко от собора?

- Да, чет было такое.

- А там потолки ебнулись, в здании самом. 10 типов полегло. А знаешь почему? Там уже месяц как проходит выставка про зверства Сталина.

- И чо?

- Да то, что на потолок прибили портрет его. Отечественными гвоздями, слышишь меня? Вот и грохнулись. ГРОХНУЛИСЬ ****Ь! ГВОЗДИ НАХУЙ! ХА ХА ХА!,- зенки закатились, а Шустрый с грохотом перевалился через спинку дивана.

- Тише, ну еб твою мать!,- Герсей скопировал свою собственную мать. С такой же добротой она гладила его по голове перед сном, и с такой же настойчивостью напоминала ему о том, как должен выглядеть настоящий мужчина.

“Возможно, мать сыграла бОльшую роль в жизни этого лысого, раз он так выражается?”, подумал было Моисей, но его мысли прервал голос, исходящий от третьей пары зенок.

- Я никогда больше не поеду к этой лысой скотине, я никогда больше не поеду к этой лысой скотине, я никогда больше не поеду к этой лысой скотине,- а взгляд обращен в витиеватые извилины паркета. Качающееся тело сидело в углу, обнимая свои коленки и раскачиваясь туда-сюда. От прикосновения спиной к стене, до состыковки пальцев ног с полом, и обратно, и обратно.

- Я тоже.,- меланхолично донеслось из-за спинки дивана.

Все это время Моисей стоял неподвижно. “Из одной секты в другую”,- подумал он.

Первая пара зенок, Вулик, вскочила с дивана и сперва несколько раз пошатнулась, как копье воткнутое в желе. Издав невнятный звук, Вулик твердым голосом заявил.

- Где те дебилы?

- Не знаю, едут уже наверное,- ответил ему сидящий в углу.


Вся  сцена длилась считанные минуты. Моисей за это время успел обдумать все, что он видел ранее. Сопоставить факты, интерпретировать итоги.
Издержками его “профессии” были как раз такие личности. Ты им “Поговорим о боге?”, а они тебе наливать начинают. Но то хоть просто дебилы. Как разговаривать с Таким сбродом Моисей не знал. Почему-то никто не обращал на него внимания- все занимались своими делами, делая вид что его, Моисея, вовсе и нет. Или он свой человек.

- Ребята?,- робко начал он. Из-за края дивана, из угла комнаты, прямо напротив и слева от Моисея возникли сверлящие зенки. - Я, вообще-то, хотел...

Все резко замельтешили. Вулик подбежал к столу, достал что-то из кармана и с размаху ударил кулаком по столу- из кулака выкатилась таблетка. Шустрый перескочил через диван, и технично, одним движением руки, швырнул из внутреннего кармана пиджака пакет с белым порошком, который приземлился на стол, чуть правее от таблетки. Тело в углу попыталось встать.

- Эх. Нет. В ****у.,- и село обратно.

Герсей, бежавший на кухню, развернулся к телу.

- Таксист...,- Герсей осуждающе посмотрел на тело.

- Ну ладно. Только немного.

Таксист протянул свернутую бумажку Герсею. Он схватил ее чуть ли не на лету и побежал на кухню. Вернулся со странным аппаратом, состоящим из двух бутылок.

- Что ты там хотел?,- поставив на стол аппарат, Герсей нежно положил руку на плечо Моисею. 

На столе перед Моисеем раскрылись все карты. В левом крайнем углу лежит красная таблетка. По центру распластался герметичный пакет с белой пастой. В правом углу, рядом со свечой, Герсей поставил бутылочный аппарат и свернутую бумажку.


“Издержки профессии”, подумал он и указал пальцем на стол.