Рождество

        Взрослые таксы всегда возвращаются туда, откуда пришли. Поэтому хозяева спокойно выпускали Тусю на улицу одну. Дело не в том, что они ленились. Просто им казалось, что без них собаке спокойнее. Они ведь были не вполне нормальные. Каждый – с проблемой. Он – слепой, а она – неспящая.

        Слепой стал слепым ещё в молодости, когда, служа в бронетанковых войсках по призыву, попал в Чечню и горел в танке при атаке на Грозный. Он выжил, но зрение потерял. Неспящая   перестала спать после того, как в ССО на картошке её изнасиловали трое отморозков из расположенной рядом зоны. Она чуть не потеряла рассудок, её долго лечили в клинике неврозов, вывели из мёртвой депрессии, от психушки спасли, но всё кончилось бесплодием и странной, никогда не прекращающейся бессонницей. 

        Но, как и бывает в жизни, всё устроилось, всё соединилось, настоящее по-своему потрудилось над прошлым, приглушив тёмные краски и лишнюю боль.   

        Туся возвращалась с прогулки через полчаса. Сначала ждала у лифта, потом, когда он приходил, ложилась и смотрела, как поведёт себя человек. Если погонит прочь, уходила и ждала следующего пассажира. Но чаще всего людям нравилось, что такса лежит и молчит. Значит, безобидная собака. Её пускали в лифт и шутя спрашивали: «Так какой тебе этаж, ушастая?» Тогда Туся вставала  и тыкалась узкой мордочкой в ногу человеку. Так её научили хозяева. На ошейнике была жестяная бирка с выцарапанными на ней словами «7 этаж». Жильцы дома Тусю знали, подвозили без проблем. А чужие ахали – и тоже подвозили. 

        То есть связь таксы Туси с миром людей полностью замещала связь с этим миром слепому и неспящей.  «Не видеть» и «не спать» были тонкой обраткой зоркости и погружённости в сон, которые были связью с реальностью большинства как будто бы нормальных и здоровых граждан и гражданок. Ну это как с лифтом. Ведь собака спокойно могла бы подниматься на седьмой этаж по лестнице. Но те, кто помогал ей воспользоваться бело-голубым OTISом, растили тем самым самоуважение к своим персонам. Так, собственно, любая болезнь есть лишь способ ви;дения мира с другой стороны.  Помогая калеке перейти улицу, на самом деле мы помогаем себе увидеть улицу и самих себя такими, какими они, возможно, являются на самом деле.

        Недаром великий скульптор и великий композитор говорили, что для создания шедевров нужно просто стесать лишний камень и убрать ненужные ноты.

        Вот почему слепой и неспящая охотно приняли однажды Тусю в свою компанию и относились к ней как к человеку, который, став собакой, благодаря этому иначе воспринимал окружающий мир. Без лишних тяжёлых камней и ненужных фальшивых нот.

        Ни он, ни она страдальцами не выглядели. Познакомились случайно, оформляя документы на инвалидность в поликлинике. Подали заявление в загс, стали жить вместе. Днём слепой обычно читал специальные книги для незрячих со шрифтом Брайля или спал, неспящая занималась хозяйством. Ходила по магазинам, прибиралась в квартире, смотрела телик. Всю мужскую работу: починку электрических приборов, сантехники, мелкий ремонт - слепой уверенно выполнял сам. Словно видел руками и пальцами то, к чему прикасался.

        - Значит, он всё-таки не слепой? – удивлялись подруги неспящей.

        - Абсолютно слепой.

        - Как же он так ловко работает?

        - Искра Божья.

        Ночами слепой и неспящая разговаривали. Туся лежала у них в ногах и слушала. Он делился тем, о чём размышлял, она рассказывала то, что встретила на улице. Но чаще всего неспящая спрашивала, что значит виденный ею фильм, услышанный разговор, поведение незнакомцев. Слепой всё объяснял.  Он хорошо разбирался в людях и в жизни. Словно чувствовал душой и схватывал разумом то, чего не видел глазами.

        Было начало января, Сочельник. Городская погода строила гримасу Рождественскому волшебству. Не было ни мороза, ни снега, ни звёздного оркестра по ночам. Воздух стоял стеклянной пробкой, сухой и неживой. Улицы без снега казались начерченными рукой безумного архитектора, зациклившегося на готике и смерти. До утра город пугал прохожих чернотой и эхом.

        Неспящая сидела на тахте, поджав под себя ноги, а слепой медленно бродил по тёмной комнате. Туся тоже влезла на тахту и уткнулась носом в бедро хозяйке. Неспящая пощипывала собаке холку и иногда гладила рыжий бок. Такса лежала с закрытыми глазами и только изредка вздрагивала и коротко облизывалась.

        - Рома, а тебе никогда не хотелось опять стать зрячим? – в голосе неспящей мелькнуло что-то холодное, словно металл стукнул о металл. – Быть полноценным. Жить по-настоящему, а не лежать живьём в гробу.

        - Что значит в гробу?

        -  Видеть всё, понимаешь?

        - Зачем, Сафа?

        - Ну мало ли. Например, понять, какая я.

        - У тебя сказочный голос. И движения одалиски Энгра. Гибкой, полуобнажённой, на фоне кальяна. Тело пахнет камеей и сладким потом.

        - Балагур! Между прочим, у меня ещё есть волосы, глаза, грудь, ноги.

        Слепой подошёл к тахте и положил руку неспящей на плечо. Та мягко шевельнулась и плечо убрала. Тогда он взял её за щёки и поболтал голову так, словно играл с куклой.

        Неспящая поджала нижнюю губу и фыркнула:

        - И, кстати, кое-что ещё. Тебе это не интересно?

        - Давай не будем.

        - Ты даже не знаешь, как выглядят ногти у меня на руках. А это очень важно, женские ногти. Если у женщины ногти неухоженные, значит, она трусиха. Всё время либо обкусывает их или неосторожно ломает. У мужчин важна форма спины, а у женщин – состояние рук и ногтей.

        - В твоём голосе есть абсолютно всё. По крайней мере, для меня.

        - Какой слухач!

        Неспящая ущипнула Тусю за правое ухо и собака тявкнула.

        - Слышал? Что она сейчас сказала?

        - Что ты сходишь с ума.

        - Верно. А знаешь, почему?

        Слепой промолчал, потом нежно погладил её по щеке, отошёл и сел в кресло. Он закинул ногу на ногу и невидящими глазами сквозь комнатный мрак стал рассматривать неспящую. Та выдержала не больше полминуты, дёрнулась и швырнула в мужчину маленькую, обшитую зелёной бахромой подушку. Как ни странно, но он, услышав колебание воздуха в своём направлении, отклонил голову, и подушка, пролетев мимо, мягко шлёпнулась на пол.

        - Ты очень изменился, - сказала Сафа. – Раньше ты рассказывал мне о себе. И мне казалось, что я узнаю; тебя всё больше и больше.

        - Ну, например?

        - Например, о том, как ты был на войне.

        Слепой издал странный звук – не то шикнул, не то усмехнулся.

        - Вспомнил?

        - Я никогда не был на войне.

        Женщина вытянула голову вперёд, словно пыталась разглядеть лицо собеседника яснее.

        - Что-что?

        - Во всяком случае я не помню ничего такого, похожего на войну.

        - А бой в Грозном? А контузия? Год в Ростовском госпитале? Четыре операции на глазах?

        Рома отрицательно покачал головой.

        - Ха! Может, ты не слепой?

        - Слепой. Но не в том смысле.

        - Да ну?

        - Не вижу того, чего не хочу видеть. Но очень даже вижу то, что хочу.

        - Опять выдумываешь.

        - Это очень просто. Спроси у Туси.

        Услышав своё имя, такса приподняла голову. Потом вдруг слезла с тахты и подошла к слепому. Тот положил ей руку на лоб. Туся молча стояла и ждала. Хвост у неё подрагивал, словно от нетерпения. Слепой медленно отвёл руку, и неспящая вдруг увидела в темноте собачьи глаза. Чёрные угольки прожигали комнатный мрак и, казалось, увеличились в размерах.

        Женщина ойкнула. Собачьи глаза погасли. Такса зевнула, тихо проскулила, точно жалуясь, и опять влезла к хозяйке на тахту.

        - Ну? – спросил слепой. – Слышала?

        - Что слышала?

        Мужчина стал ритмично щёлкать пальцами, как кастаньетами. И читать стихи:
               
                Я к вам травою прорасту,
                Попробую к вам дотянуться,
                Как почка тянется к листу
                Вся в ожидании проснуться.

        - Перестань! – воскликнула женщина. Но он улыбался и продолжал:
               
                Однажды утром зацвести,
                Пока её никто не видит,
                А уж на ней роса блестит
                И сохнет, если солнце выйдет.
               
        - Прошу тебя, хватит!
       
        Слепой заговорил тише, но от этого его голос стал ещё значительнее:             

                Оно восходит каждый раз
                И согревает нашу землю,
                И достигает ваших глаз,
                А я ему уже не внемлю.*
               
        - Боже мой, Рома! Зачем тебе всё это?   
       
        Неспящая была готова заплакать.  Тогда слепой беззаботно рассмеялся и легко заметил:   
       
        - Потому что война, вырвавшая мне глаза – это неправда. Правда лишь то, что делает меня зрячим, как эти неплохие стихи. 
          
        - Кого ты всё время хочешь обмануть? Себя? Но это же глупо.

        - Сафа, родная моя, мы столько раз говорили об этом. Ты опять?

        Неспящая потёрла себе виски и языком обвела губы. Такса тоже облизнулась, словно передразнивая хозяйку. Тогда женщина шлёпнула собаку по заду – не нагличай! Туся дёрнула хвостом и накрыла мордочку лапами.

        - Я не опять, я просто сильно расстроена, - женщина говорила грустным голосом, причём, говорила больше с собой, чем со слепым. -  Когда я слушаю тебя, мне кажется, я что-то понимаю.  Но поговорю с людьми на улице или посмотрю телевизор – вновь становлюсь дурой.

        - Не становишься. Тебе просто хочется так выглядеть. «Ты – музыка, но звукам музыкальным ты внемлешь с непонятною тоской». Кстати, на меня это не действует. Лучше не притворяйся, - слепой заложил руки за голову и выдержал паузу. - Теперь признавайся: что случилось? Ну, что?

        Неспящая пару минут молчала, не решаясь откровенничать. Слепой её не торопил, ждал. Такса тоже лежала бесшумно, опасаясь волновать хозяйку. В комнате было темно и тихо.

        Настенные часы пробили два. Женщина вздохнула и заговорила:

        - Вчера звонил Подорожный, психотерапевт из Клиники неврозов. Он рассказал, что у них в районном детдоме есть хороший мальчик пяти лет. От него отказались первые усыновители, потому что он всё время молчит. Нам бы он, наверное, подошёл. Ты не видишь, я не сплю, мальчик не разговаривает. Очень удобно. Верно, Туська?

        Такса не отреагировала. Словно была не согласна с выводом неспящей.

        -  По закону инвалидам нельзя усыновлять детей. Но мы можем дать пятьдесят тысяч одной чиновнице из опеки, и она всё устроит. Подорожный обещал помочь. Как врач он считает, что ребёнок станет для меня спасением. Я опять смогу спать и буду нормальной.

        Слепой произнёс уверенно:

        - Ты и так нормальная. Просто они этого не понимают.
       
        - Я женщина и хочу иметь детей. Это тебе ясно?

        - Конечно. Больше того. Я вижу, что твой психотерапевт боится тебя. Потому что не спать там, где всем положено жить как во сне, подозрительно. Вот он и хочет заманить тебя туда, где ты не будешь так опасна. Благородство и зов сердца. Служба спасения. Только он дурак! Зря надеется отхватить пятьдесят тысяч и не понимает, во что ввязывается.

        - Во что же?

        - Не так страшен чёрт, как его малютки.
 
        Неспящая спрыгнула с тахты и с кулаками набросилась на мужчину. Но тот легко отбивался от её размашистых и пустых ударов. «Это тебе за чёрта, за чёрта, за чёрта!» - вскрикивала она.

        Наконец, она обессилела и упала к нему на колени. Слепой прижал её к груди и нежно расцеловал лоб, глаза, губы. Женщина послушно подставляла лицо, но сама не шевелилась, словно приросла к мужчине. Они долго молчали, погружённые друг в друга.   

        Через четверть часа он очень осторожно спросил:

        - Зачем ты хочешь играть по их правилам?

        - Других правил не предусмотрено.

        Слепой поднял вверх правую руку.

        - Какая рука? – спросил он.

        - Правая.

        - Верно. А сколько пальцев я тебе показываю?

        - Ну, три.

        - Видишь, как просто? Я тоже знаю про правую руку и про три пальца. Потому что они мои. Те, кто правят этим миром, не дают нам пользоваться своими руками и пальцами. И всё время приучают нас следить за тем, как действуют их руки и пальцы. Мол, это важнее. И обманывают, как ловкие манипуляторы.

        Неспящая помолчала и разочарованно прошептала:

        - Я не понимаю.

        - Это очень просто. Я действую сам, я поступаю так, как подсказывает мне мозг, душа и тело, и верю себе, а не ловкачам-манипуляторам. Они говорят «свобода», но мои мозг, душа и тело подсказывают мне, что нас обращают в рабов. Они орут «будущее», а я чувствую трясину прошлого. Нам кричат «величие», а мне очевидно, что мы погружаемся в нищету. И так далее. Они воют, что я был на войне, но я знаю, что был на том свете. Потому что война ведётся ради победы и жизни. А я побывал в стране, где царит смерть. Им кажется, что я ослеп, сгорев в танке. Но на самом деле я прозрел. Ты не спишь, потому что хочешь жить с открытыми глазами. А я стал абсолютно зрячим. И теперь вижу свои руки и свои пальцы. Понимаю и переживаю всё, что происходит вокруг. 

        - А я? Что со мной?

        - Ты тоже побывала там, где умирают. Но выжила. И теперь будешь живой всегда, что бы ни случилось. Мы с тобой стали непобедимыми, настоящими людьми. И потому очень опасными для тех, кто молится на смерть. 

        Женщина ещё крепче прижалась к слепому.

        - Мы, русские, склонны к бесчестью, утверждал один писатель. Иначе говоря, всегда готовы превратить свою жизнь в вечную борьбу за тарелку супа. Это подло и стыдно. Мы с тобой вместе. Но двое – это уже драма. Потому что придёт время, когда из двоих останется один. И окунётся в бездонную тоску. Разве этого мало? Неужели мы лишены способности понимать даже это?  Кто сказал, что мы равны суповой тарелке?

        Неспящая стала гладить слепого по плечу.

        - Мы должны быть равны своей драме. А слушать обманщиков не стоит. Жизнь подарила тебе и мне способность жить без их вранья, сделав меня слепым, а тебя неспящей. Понимаешь?  Беда может быть счастьем, а боль – великим прозрением.

        Женщина   прошептала:

        - Мне так страшно и так хорошо с тобой.

        Он долго молчал. И вдруг сказал:

        - Смотри. Снег.

        Она обернулась к окну. Сквозь стёкла было видно, как сверху вниз течёт седой поток из сотен прямых, невесомых нитей.

        - Снег, - выдохнула неспящая. – Его ты тоже видишь?

        - Само собой. Сегодня Рождество. Только слепой не увидит Рождественского снегопада.   

        Такса мягко спрыгнула с тахты и села в ногах у мужчины. Она тоже смотрела на окно, подсвеченное снежным потоком. Иногда казалось, что самые лихие снежинки пытаются проскользнуть сквозь толстое стекло. Но в комнате на пол ложилась только их прозрачная, дымчатая тень.

        Мужчина, женщина и собака словно уснули. Все трое долго не отрывали взглядов от окна, пока оно не поплыло вверх и вниз вместе со снегом.

        - Пусть мы настоящие, - задумчиво произнесла женщина, - но кроме этого я хочу быть счастливой. Всего лишь. И потому хочу иметь детей.

        - Что ж, так и будет, - уверенно сказал слепой.

        - Да?

        - Да.

        - И что для этого нужно?

        - Чудо.

        Внезапно Туся выпрямилась и, стуча по полу коготками, унеслась в коридор. Было отчётливо слышно, как она подскакивает у двери и радостно стонет.

        И тут в дверь позвонили. Неспящая спрыгнула с мужских колен и побежала в прихожую. Слепой тоже поднялся с кресла и пошёл следом.

        Щёлкнул замок. Полотно двери ушло в сторону. На пороге стояла девочка пяти лет в малиновом дутом комбинезончике, огромных зимних сапогах с войлочной оторочкой и белой шапке с тремя красными помпонами на верёвочках. Из-под шапки на мужчину, женщину и таксу смотрели огромные, тёмно-серые глаза.

        - Я убежала из детского дома, - неуверенно сказала девочка. – Мальчишки дразнили меня нюней, а девчонки били почём зря. Мне надоело и я ушла.

        - Правильно сделала, - сказал слепой. – Ничего хорошего от драчунов и обзывал не дождёшься.

        Неспящая провела рукой по лицу и сказала:

        - Ну, заходи.

        Девочка потопала ножками, сбила с обуви снег и вошла в квартиру.

        - А вы здесь живёте? – вдруг спросила она.

        - Живём, - ответил мужчина. – Будем жить вместе, идёт?

        Девочка стряхнула рукой снег с шапки и согласилась:

        - Хорошо. Я не против.

        Неспящая оглянулась на слепого, потом неуверенно улыбнулась и спросила у девочки:

        - Ну и как нас зовут?
       
        - А вас?
    
        - Сафа.
          
        - Рома.          
       
        - Тася, - сказала гостья, присела на корточки и погладила собаку. – А тебя как?
    
        Слепой и неспящая промолчали. Они всё-всё понимали. Но чувствовали, что говорить об этом вслух сейчас нельзя.
            
        Туся вздохнула всем телом и всей душой, как вздыхают только собаки. И, кажется, сказала: «Туся». И потом добавила: «С Рождеством!»





* Стихотворение Геннадия Шпаликова.