Две эпохи Смольного института

18 мая (5 мая) 1764 г в Петербурге по указу императрицы Екатерины II основан Смольный институт благородных девиц. Создание Смольного института послужило началом женского среднего образования в России.

 

 

Смольный институт. С литографии XIX века

 

В 1764 году специальным указом Екатерины II в Санкт-Петербурге создано "Воспитательное общество благородных девиц", которое позже стало называться "Смольный институт благородных девиц". Цель этого учебного заведения, как говорилось в указе, "..дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества".


Вопросами женского воспитания и образования Екатерина занялась сразу же после вступления на российский престол. Она дала распоряжение российским дипломатам в европейских странах информировать ее обо всех лучших воспитательных женских учреждениях. Однако русскую императрицу полностью не устроил ни один образец. Благодаря помощи и идеям И. И. Бецкого появился проект совершенно нового учебного заведения, подобного которому еще не было нигде.

 

 

Смольный институт стал закрытым учебным заведением для девушек из дворянских семей. Зачислялись туда девочки шести лет, выпускались восемнадцатилетние девушки. Закрытость учебного заведения была главным условием и главной идеей Бецкого, который вел речь о воспитании "новой породы" людей. В его представлении все выглядело действительно идеально: юные девушки полностью изолированы от влияния среды, семьи, улицы, за двенадцать лет обучения и воспитания они становятся взрослыми женщинами, свободными от пороков. Став матерями, выпускницы Смольного института воспитывают детей такими же, дети же передают все накопленное от матерей следующему поколению, и постепенно все члены общества станут добропорядочными людьми.
 

Условия пребывания в институте были строго регламентированы. Его закрытость контролировалась в первую очередь: родители могли посещать девочек только в определенные дни и только с разрешения руководства. В 1764 году в "Воспитательное общество" впервые приняли 60 девочек 5-6 лет. Обучение и воспитание шло "по возрастам" (по возрастным группам): вначале, когда обучение длилось 12 лет, было четыре возраста, потом, когда срок обучения уменьшился до 9 лет, стало три возраста. Девочки каждой возрастной группы носили платья определенного цвета: самые младшие (5-7 лет) - кофейного цвета, поэтому их часто называли "кофейницами", 8 - 10 лет - голубые или синие, 11 - 13 лет - серые, старшие девочки ходили в белых платьях. Довольно строгим был и распорядок дня: подъем в 6 часов утра, потом уроки, потом немного времени для гуляния под присмотром приставленной для этого дамы. Девочек учили чтению, правописанию, языкам, основам математики, физики, химии. Кроме общеобразовательных предметов нужно было научиться и всему, что должны уметь добродетельные матери: шитью, вязанию, танцам, музыке, светскому обхождению.

Императрица постоянно держала в поле своего зрения все, что касалось Смольного института. Через несколько лет после его основания она писала Вольтеру: "Эти девицы… превзошли наши ожидания; они успевают удивительным образом, и все согласны с тем, что они становятся столько же любезны, сколько обогащаются полезными для общества знаниями, а с этим соединяют самую безукоризненную нравственность". В другом письме тому же Вольтеру говорилось: " .. мы очень далеки от мысли образовать из них монашек; мы воспитываем их так, чтобы они могли украсить семейства, в которые вступят, мы не хотим их сделать ни жеманными, ни кокетками, но любезными и способными воспитать своих собственных детей и иметь попечение о своем доме".

Смольный институт занимал поначалу помещения, которые при Елизавете Петровне строились для Воскресенского (Смольного) монастыря архитектором Растрелли, для этого над жилыми корпусами монастыря надстроили третий этаж. Однако для воспитательного учреждения эти помещения все равно оставались неудобными. В начале 19 века было принято решение построить для Смольного института новое специальное здание. Его проект разработал архитектор Д. Кваренги. Прекрасный мастер классической архитектуры, Кваренги, тем не менее, преклонялся перед великолепным созданием Растрелли - Смольным монастырем, поэтому решил вести новое строительство чуть в стороне, южнее монастырского комплекса. Кваренги создал строгое и значительное здание, которое как бы оттеняет живописность творения Растрелли.

 

 


  А в 1917 г. Ленин превратил величественный Смольный в штаб революции.

 

Из воспоминаний смолянки о революционной эпохе

 

Весь мир превратился в поминки. Трудно вообразить, что на него можно смотреть радостными глазами. Елочка чувствовала себя так, будто стояла у дорогой могилы, где все говорят шепотом и не улыбаются, и лишь могильщики деловито переговариваются меж собой и даже осмеливаются смеяться.

Умерла ее Родина. Ее Россия. Умерла ее нежность. Умерли походы князя Игоря на половцев, Куликовская битва, Отечественная война, оборона Севастополя, победы на Балканах.

Еще в младших классах Смольного она была удивлена, когда в одном французском журнале натолкнулась на цитату: «La France c'est une Personne», — ведь она то же самое думала о России! Это была одна из самых заветных идей, рожденных в недоступной глубине ее существа: Россия личность, светлый дух небесной высоты. Этот дух имеет в мире свою великую цель и свое тело, меняющее формы при каждом повороте истории. Государство только жалкое несовершенное орудие. Ее сверхчеловеческих идей. Миссия России исполнена глубин: Россия стоит между западом и востоком, разделяя и соединяя два чуждых мира. Россия защищает и охраняет славянские народы и призвана объединить их вокруг себя; Россия — защитница христианской восточной церкви; в Россию изначально заложено искание истины и тоска по вечной правде. Ее народ — «богоносец»; Она никогда не станет буржуазной по европейскому образцу — самодовольное и тупое обывательское благополучие слишком бы исказило и унизило Ее свободную Личность; у Нее свои избранники — деятели, подобные Петру Великому, и святые, как Сергий Радонежский; Она отражает Свой лик в неповторимой природе, Она наполняет своею благодатью нивы — хлеб, питающий нас!

Как дошла до таких мыслей тринадцатилетняя девочка? Читая, она встречала напечатанными свои собственные, никому невысказанные думы, и удивлялась, что сама дошла до них, а между тем отовсюду только и слышишь, что ты еще маленькая девочка и должна молчать, когда говорят взрослые!

Она была сиротой: мать умерла от родильной горячки, отец — земский врач — погиб в эпидемию холеры.

— Умереть, спасая народ, так же героично, как умереть на поле битвы! Почему не раздают Георгиевские кресты земским врачам! Это еще будет, когда оценят, наконец, подвиги нашего земства! — втолковывала она подругам.

В классе Елочка шла первой; держалась всегда очень сдержанно и серьезно; никогда не обнималась и не перешептывалась с подругами о своих или чужих тайнах. Сверстницы не столько любили ее, сколько уважали, и всегда просили рассудить в случае недоразумений или ссор.

— Елочка не будет выезжать в свет! — Елочка сказала, что ей все равно, сколько сантиметров в обхвате у нее талия! — Елочка пойдет на Бестужевские курсы — у нее уже все решено!

— Ваша Елочка Муромцева какая-то Шарлотта Корде или революционерка! — сказала о ней одна из пепиньерок], но в ответ услышалал

— Вовсе не Корде и не революционерка. Она — Жанна д'Арк!

Тринадцать лет ей исполнилось в 1914 году, когда началась война. Вместе с другими институтками она стала писать письма солдатам, собирать посылки на фронт, шить платки, щипать корпию и жить ожиданием известий с театра войны. Ее сводила с ума героическая оборона Бельгии. Антверпен стал ей дорог не меньше Севастополя, а король Альберт занял в сердце место среди обожаемых героев России — портрет его лежал у нее под подушкой.

Но через год, когда началось отступление русских из Галиции, она забыла о Бельгии: в любви к Родине появилась тревога за нее, как за тяжелобольного близкого человека. Летом в имении у бабушки Елочка забиралась в гущину сада, становилась среди яблонь на колени и подолгу умоляла Бога послать победу русским войскам. И совсем еще по-детски давала обеты отказаться от сладкого или от интересной прогулки. При известии о поражениях горько плакала. Когда в газетах было объявлено о взятии немцами Варшавы, весь день она и ее француженка гувернантка проходили с красными глазами. Карманные деньги, которые дарила ей бабушка, она по-прежнему тратила на посылки солдатам и приходила в отчаянье, что по возрасту не может стать сестрой милосердия — в белой косынке с крестом.

И вдруг — позор, стыд — «Долой войну!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», Октябрь, революция, Россия — перед бездной!..

Не прозвучит ли тихий божественный голос к русской Жанне д'Арк:

— Молись! Господь избрал тебя спасти Россию! Святые Александр Невский и Сергий Радонежский помогут тебе!

Но своды институтской церкви оставались безмолвны, а в кадильном дыму не вырисовывались ни меч, ни знамя…

Скоро Елочке довелось увидеть этот революционный пролетариат, заявивший, что у него нет Отечества! Институт был эвакуирован в Харьков, город переходил из рук в руки, и вот наступило утро, когда толпа красных ворвалась в классы и погнала перепуганных институток по коридорам и лестницам на чердак:

— Пошевеливайтесь, белоручки! Быстро все наверх, офицерские да сенаторские дочки! Сейчас расстреливать будем! Всех вас на тот свет!

Загнали на чердак и заперли. Где было начальство, где классные дамы никто не знал. Елочка твердо помнила, что с ними в этот час никого не было. Институтки рыдали; одни звали маму и папу, другие читали молитвы. Елочке казалось, что она одна сохраняет присутствие духа.

— Mesdames, mesdames, успокойтесь! Мы не должны обнаруживать страха! Наши отцы и братья героически гибнут в офицерских батальонах — неужели же мы не сумеем умереть? Разве можно ронять себя в глазах этих хамов? Медамочки, вспомните, когда Марию Антуанетту вели на гильотину, она настолько владела собою, что извинилась, наступив палачу на ногу, а вы?! — повторяла она, перебегая от одной подруги к другой.

Кто-то случайно толкнул дверь, и та распахнулась — их оказывается не заперли! Прислушались и, убедившись, что на лестницах пусто, толпой бросились на крышу; перед ними лежал город, и при ярком утреннем свете, как на ладони, видны были вступавшие в город колонны войск с одной стороны и уходившие колонны с другой. В эту как раз минуту серебром брызг рассыпалась взорванная водокачка. Город в десятый раз переходил из рук в руки…

Ни тогда, ни после Елочке не пришло в голову, что эти хмурые люди с винтовками, может быть, намеренно не заперли их, а только припугнули — она непоколебимо была уверена, что их в самом деле хотели расстрелять, но не успели, и что спасло их чудо или случай.

Потом сполна были все муки гражданской войны, медленная агония белогвардейского движения. Наконец, все кончилось. Там, где были герои и святые, отныне ораторы и куплетисты, газетчики и недавние лавочники взахлеб издевались над прошлой историей растоптанной ими страны, и нужно было забыть бои и окопы, забыть море крови, «роты смерти» и атаки офицерских батальонов, забыть Самсонова, который застрелился, чтобы не пережить позора, забыть Колчака, который бросил свою шпагу в море, отказавшись служить большевикам… Забыть, но как?!

Шли годы, шла новая жизнь, и люди считали возможным интересоваться этой жизнью. Казалось, они и впрямь забыли обо всем.

 

Из мемеуаров княгини Ольги Палей

 

"Итак, подкатили к Смольному. Дворец, построенный Великой Екатериной...в считанные дни стал вонючей казармой. Куда ни глянь-солдатня. Мы поднялись на третий этаж, долго кружили по длинным коридорам, наконец подошли к дверям. Бергер сперва вошёл один, потом выглянул, позвал нас с Бодей. Боже, с каким волнением обняла я любимого!. Он был цел и невредим, хотя устал и осунулся. В неуютной голой комнате, его обилиталище, стояла раскладушка без простыней с раскинутым Павловым пальто, столик, другой столик, с белым кувшином и миской, и два стула. Смотрела я и думала: "За что?" Увы, всё ещё только начиналось...

 

Наступило время, когда, по определению В. Маяковского командовал "Товарищ маузер"

Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом к Евой.
Клячу историю загоним.
Левой!
Левой!
Левой!

Маяковский Левый марш

 

 

"Наконец мы поселились с Ильичём в Смольном. Нам отвели там комнату, где раньше жила какая-то классная дама. Комната с перегородкой, за которой стояла кровать. Ходить надо было через умывальную...

Смольный охраняли солдаты пулемётного полка. Этот пулемётный полк стоял летом 1917 г. на Выборгской стороне и находился целиком под влиянием выборских рабочих.

Пулемётчики, охранявшие Смольный, нашли как-то сложенные вместе шкатулки институток. Заинтересовались, что в них. Расковыряли штыками. Оказалось - дневники, безделушки разные, ленточки. Пулемётчики раздарили безделушки окрестным ребятишкам. У меня и до сих пор хранится это зеркальце.

Крупская Н.  Воспоминания о Ленине.- М, 1989.- С. 334-335

 

Вот так и завершилась история Смольного института благородных девиц, из стен которого выпустилась целая плеяда выдающихся женщин, оставивших свой след в истории культуры, науки, образования.

 

http://www.opeterburge.ru/history_144_180.html

 

http://lib.rus.ec/b/319035/read#t1