А. Гомзяков Дядя, племянник и Мокрякин

                Дядя, племянник и…Мокрякин
                (юмористический рассказ)


    Жили на свете дядя и племянник. Очень были они талантливы. Особенно дядя, а племянник был не очень талантлив, даже скорее глуповат, чем талантлив, если уж на то пошло. Ну не совсем, конечно, болван, но идиот он был порядочный. Так что кое в чем племяш был все же талантлив.
И сейчас вы в этом убедитесь. Дело в том, что дядя его изобрел машину времени. Ни мало, ни много. Сидел как-то, задумался, и — пожалуйста, готово! Получите! Будьте любезны!
— Слушай, племяш, не надоело тебе тут сидеть, а не хочешь ли ты прошвырнуться в прошлое?
Предложение дяди показалось племяшу заманчивым, и он срочно засобирался. «А что? Это мне подходит. Прошвырнуться я готов. Может, динозавра за хвост потаскаю в этом прошлом, если повезёт, конечно, ухватить его за хвост. Чем черт не шутит! Или на спине его прокачусь. Вот будет здорово!».
— Только, ради бога, не раздави там бабочку! — вдруг напомнил ему дядя. — Будь осторожней.
— Какую бабочку? — не понял племяш.
— Ну, бабочку Рея Бредбери, — хихикнул дядя. — Читал, небось, про эту бабочку? — хихикнул он снова. Туповатый племянник сделал самодовольную улыбку. Да, мол, понял. Хотя сам ничего не понял. Потому как ни фига не читал. Не интересовался он книжками.
И вот племянник оказался в далеком прошлом, благодаря своему умному дяде, который отправил его туда, потирая ладоши. Ему очень хотелось проверить свою машину времени в действии, и первым подвернулся племяш. А того в этом дальнем прошлом внезапно укусил комарик. Племяш разозлился и хлопнул по руке, прибив этого комарика.
— Мало того, что меня дома донимали эти комары, они и здесь меня достали! — разозлился он не на шутку, гуляя по хвойному лесу, среди гигантских сосен-великанов и разыскивая динозавров.
— А где хвалёные, где обещанные эти дуры семиэтажные, эти динозавры? — недоумевал он,
и так ничего и не нашел, и, разочаровавшись во всем, вернулся он в свое родное, настоящее. Однако, когда он вернулся, он не узнал окружающий мир, и что самое удивительное — у дяди появился второй нос. Он и так до этого не особенно-то блистал красотой. А тут это дело. Два носа. Мутация, одним словом. Дядя был очень недоволен и напуган этим обстоятельством. Он был белый, как полотно.
— Ты что, гад, наделал? — спросил он не своим голосом у племяша, глядя с ужасом на свои носы. 
и не веря своим глазам. — Признавайся, гад, бабочку раздавил?
— Никакой бабочки я не давил! — воскликнул племянник.
— А это что? — указал дядя на раздвоенный нос. — Что это по твоей милости я заработал? А? Ничего нельзя было трогать там! Ничего! Признавайся, что ты там натворил?
--- Подумаешь, комара какого-то захудалого прихлопнул.
 – Я же тебя предупреждал! Ничего не трогать!!! – завопил дядя в отчаянии.
— А чего он кусался! Миллион лет тому назад еще жил, а нисколько повадки свои сволочные не изменил.
—  Комар ему понадобился, комар ему помешал! — ворчал раздраженно дядя, ощупывая носы и разглядывая их в зеркале. — А я теперь по твоей милости с двумя носами хожу! Как я теперь на люди покажусь? Вот изобрел эту чертову машину, называется, на свою голову!.. — горько пожалел он. — Слушай, а может, обратно тебя вернуть туда, в это прошлое? Ну, я не знаю, что делать! И эти носы! И эти еще носы! Зачем мне два? Тяжко! Горько на душе! Пойду, что ли, Пушкина почитаю в тяжелую минуту. Развеюсь. Как там у Пушкина?.. Здравствуй, племя младое, незнакомое! Подожди, я сейчас, я загляну только в томик... В памяти кое-что надо бы освежить,… Что за черт? На этом месте были тома Пушкина, а тут стоят какие-то тома… Мокрякина. Что еще за Мокрякин? Надо выяснить, в конце концов, кто такой этот Мокрякин?
Дядя пошел за томом энциклопедии, долго пропадал и вернулся сильно побледневшим.
— Слушай, я все перерыл, его и в энциклопедии нет! Пушкина! Ты что-нибудь понял? Ни… ни Пушкина! Ни даже Мокрякина этого. Ничего не понимаю! Так неужели из-за того, что ты раздавил этого жалкого комарика, мы лишились Пушкина, нашего великого национального поэта?! — воскликнул он, поражённый до последней степени.
— Вот как? Так значит, Пушкин вроде как и не Пушкин.
Племяш сразу смекнул, что здесь можно поживиться, и бросился скорей к издателям. И дядю 
с собой прихватил.
— Я помню чудное мгновенье! Передо мной явился ты… Мой дядя самых честных правил! Как мимолетное виденье. Как гений… чистой красоты. Он уважать себя заставил. И в прошлое меня отправил. Мой дядя самых честных правил. И лучше выдумать не мог… машины времени он в срок… Какое чудное мгновенье я помню, когда комарик меня укусил, хотя его я не просил!
— Мой бог! Какой прекрасный слог! Кто это написал? — ошалело спросил издатель. — Чьи это изумительные стихи?
— Я написал… поэт Мокрякин… Александр Сергеевич, — гордо заявил племяш, и в мыслях ему привиделось, как его стихи переводят на разные языки мира, а японцы называют уважительно его не иначе как Мокрякин-сан! Он уважать себя заставил.
— Великий Мокрякин! — Тут дядя как пнёт со злостью племянника. — Ах ты, великий нашёлся! Великий Мокрякин! Великая сволочь ты! Славу Пушкина хочешь прикарманить? Не выйдет!

1995 г.