Людоеды. Глава 1

ЧАСТЬ 1. ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ.

Глава 1.

- Встать! – у говорившего был настолько сильный акцент, что Антон почувствовал его даже сквозь пелену дикого похмелья. Приказ прозвучал как «Фстат!». Впрочем, ни вставать, ни «фстафат» сил не было – неочищенный деревенский самогон до сих пор не считается химическим оружием только по недоразумению. Титаническим усилием воли Антон разлепил веки и увидел смотревшее на него дуло автомата.

«Начинается утро в колхозе…» - первая более-менее внятная мысль была сколь мудра, столь и бесполезна.

Из последних сил превозмогая взрывную головную боль, молодой человек осторожно встал сначала на четвереньки, а затем на колени, предусмотрительно подняв руки вверх. Попытка встать на ноги была прервана резким окриком на шепелявом русском:

- Штой!
 
Не успев подняться, Антон рухнул обратно на колени, словно висельник, из-под которого выбили табурет. Безжалостный утренний свет – палач всех вампиров и алкашей - проникал в сарай через прямоугольник двери, открытой, судя по всему, владельцем автомата. Пахло сеном, навозом, перегаром и давно нестиранным бельем. Последние два запаха исходили от Антона и было похоже на то, что они устроили между собой социалистическое соревнование за лидерство в одном отдельно взятом сарае.
      
- Оружиэ? – за дулом автомата появились расплывчатые очертания серовато-зеленого пятна.
 
 «Военный... Или чекист... Или военный чекист… Мне п***ец…» - нехорошие мысли замельтешили в мозгу, словно мухи над куском навоза. Сравнение было настолько неприятным и одновременно настолько точным, что Антон помотал головой пытаясь отогнать мифических насекомых. От резкого движения перед глазами вспыхнули светлячки, в ушах зазвенело. Захотелось блевануть.

Военный, который все еще существовал только лишь в виде мерцающего пятна, осторожно обошел вокруг стоящего на коленях молодого человека, словно желая удостовериться, что он не прячет под потной рубахой гранату или, на худой конец, топор. Детальный обыск был излишним - по одному виду Антона было понятно, что он не был в состоянии не только оказать сопротивление, но и самостоятельно стоять на двух ногах. Поднятые вверх потные руки дрожали от густо замешанного на похмельном синдроме страха.

Серо-зеленое пятно вновь замелькало перед Антоном, в этот раз уже приобретя образ человеческой фигуры. Дуло автомата уперлось ему в грудь и тут же лаконично показало на дверь. Пантомима не требовала дополнительных пояснений. Антон со скрипом поднялся на ноги и, держа руки высоко над головой, поплелся в направлении двери. С каждым шагом, головная боль усиливалась, словно кто-то старательно заколачивал гвозди в его виски. В голове снова зажужжали навозные мухи.
 
«Е**на ма... Попался... Как же так... Почти год бегал и – попался... Приказ двести семьдесят... Помнишь? Конечно, помнишь! У нас пленных нет, только, б***ь, предатели... Черт усатый!  Значит, расстрел... Или штрафбат... Хотя нет, просто расстреляют, чего им со мной возиться... Из меня солдат, как из палки ружье... б***ь, как жить хочется!..»
 
Пленный и конвоир прошли через огненный прямоугольник двери и оказались на заросшем травой подобии двора. Раннее утреннее солнце со всей силы влупило лучами по покрасневшим глазам Антона и он заморгал. Через несколько секунд зрение вернулось, но увиденное встревожило молодого человека еще больше, чем вооруженный незнакомец. 

Рядом с сараем проходила наезженная гужевым транспортом дорога, по которой плелись люди. Потрепанные мужики и бабы шли словно жвачные коровы и разве что не мычали. Чутье подсказывало Антону, что деревенские жители, среди которых он узнал нескольких своих собутыльников, шли далеко не по своей воле. На девственно голубом небе не было ни облачка, где-то высоко над головой весело щебетали птицы. От кристально свежего воздуха закружилась голова. Трудно было представить, что в такой хороший день могло случиться что-то плохое.

Плохое не заставило себя ждать.

- Повэрнись! – голос из-за спины был похож на металлический лязг. Антон послушался.

«Что угодно, на коленях умолять, ноги целовать, задницу лизать, все что угодно, лишь бы не расстрел...»

- Товарищ... -  жалобно проблеял Антон и скользнул взглядом по петлицам конвоира чтобы определить звание НКВДшника.

И... замер.

«У меня ботинки мокрые... Или роса... Или я сейчас обоссался...»

Сначала ему показалось что он бредит с похмелья – такое уже случалось раньше и довольно часто. Никаких красных петлиц на воротнике формы не было и в помине. Растерянный взгляд скользнул ниже по уже не серо-зеленой, а просто серой форме. Строгий немецкий орел распластал своих крылья над четырьмя буквами «Г», как раз в том месте, где у большинства людей расположено сердце. Последнего органа, у немца, конечно, быть не могло - Эренбург уже оповестил страну о том, что немцы - это не люди, а животные в человечьем обличье.

Рожа военного вполне соответствовала этому утверждению – темно карие, почти черные глаза кучно расположились неподалеку от крючкообразного носа. Губы искривила злорадная ухмылка, за которой виднелись гнилые зубы.  Черные патлы волос выползали из-под нахлобученной на голову пилотки, словно клубки ядовитых змей.         

У Антона возникло безумное желание проверить свою промежность на предмет влаги, но руки отказались повиноваться хозяину, повиснув бесполезными плетьми по бокам.      

«Этого не может быть... Какого х*я?! Ведь говорили же, что фронт далеко!.. Не могли же немцы так быстро дойти... Или... могли? И какого х*я я вчера так нажрался? И когда было это вчера?! В смысле, какое сегодня число?!?»

- Ты коммунист? - вопрос конвоира был далеко не самый неожиданный.

- Нет, что вы, нет, ни за что..! Не приведи Господь! Я беспартийный, не большевик! Я против красных! – Антон изо всех сил схватился за, как ему показалось, протянутую соломинку.

Фашист отнесся к пламенному монологу Антона с редкостным спокойствием. Его гнусная ухмылка, похожая на трещину в засохшей земле, растянулась чуть шире.

- Я так и думал! – иностранный акцент конвоира исчез, словно его никогда и не было, - Пошли, скотина!

- Куда? – робко спросил Антон. В его душу закралось подозрение, что он поторопился вывешивать белый флаг.   

- А ну пошел к дороге, тварь! – Антона обдало смрадом гнилых зубов и чеснока.

Конвоир бесцеремонно подтолкнул своего похмельного пленника стволом автомата, но когда увидел, что это не произвело необходимого эффекта, изо всех сил ударил Антона сапогом в спину. От неожиданности юноша буквально влетел в толпу, подняв брызги из плетущихся жителей деревни.

Толпа шла добровольно, охраны было немного. Помимо крючконосого, который остался в стороне от человеческого потока, Антон заметил еще одного фашиста – худого, ярко рыжего, усыпанного веснушками словно тифозной сыпью. Рыжий, в отличии от крючконосого, был одет в черный мундир, который болтался на нем как лохмотья на огородном пугале. На левом рукаве мундира алела повязка с немецким крестом. Ворот мундира был расхлябано расстегнут, головного убора у рыжего не было. Отсутствие фуражки разрушало всю целостность образа и словно намекало на то, что фашист ненастоящий. Глаза Антона уже привыкли к яркому утреннему свету, и он сумел разглядел впереди человеческого стада еще две фигуры, одетые по-военному. Оттуда же слышалась, как ему показалось, лающая немецкая речь. Последнее обстоятельство его немного успокоило - если немцы были настоящими, то с ними можно было договориться. 

«Ну, тут все понятно... Эти двое из местных... Рыжий и носатый... Им дали форму из того, что не жалко, так? Так. Что с возу упало, как говорится... А они ее и носить-то толком не умеют... А сами немцы впереди идут... И сзади тоже, наверное.. Ничего особенного… Только как же они так быстро дошли до этих е**ней?»

Где именно находились «эти е**ня» Антон не знал, но был уверен, что еще вчера до фронта было, как минимум, километров триста. Вопреки утверждениям товарища Сталина, Антон совершенно не стремился к встрече с врагом. Он вообще считал, что война закончится в течении года и нужно было лишь побегать из деревни в деревню, как воевать станет не с кем. Происходящее явно не вписывалось в его планы.

- Корову и козу! – громко сказала бабка, пыхтящая рядом с Антоном. Несмотря на жару, бабка была плотно укутано в свое старушечье тряпье, словно луковица. На голове старухи был неизменный платок, – Корову и козу, милок!

- Чего? – Антон заметил, что бабка задыхалась, но при этом слова продолжали выскакивать из нее, словно пули из дула пулемета.

- А того, милок... Немцы выдадут! Каждому двору - по корове и по козе!

- Окстись, дура старая! Плетей тебе выдадут, чтоб мозги на место встали! – вступил в разговор тощий одноглазый мужичок. Собственно, оба его глаза были на месте, но один был намертво затянут бельмом. Рыхлый нос мужичка переливался всеми оттенками сирени, что выдавало в нем любителя деревенского самогона.      

 - Маланька говорила! Она врать не будя! Немцы в Картаногово уже всем выдали! Корову и козу! Теперь и нам! А ты ирод, хлебалку-то закрой! Алкаш старый, совсем с дуру ума съехал от своей самогонки!

- А ты мне не указывай, кошелка!

Антон вздрогнул от неожиданного потока брани и прибавил ходу, оставив старого алкаша и не менее старую кошелку выяснять отношения наедине. Безумно хотелось пить.

«Куда же нас все-таки ведут? И зачем?» -  он облизал засохшие губы и оглянулся.

Толпа, состоящая уже из нескольких десятков человек, подошла к центру деревни, где в бывшей «кулацкой» избе находился, теперь уже тоже «бывший», Совет. Возле избы стоял столб с прикрепленным к нему громкоговорителем, из которого жители деревни узнавали о последних событиях на фронте, выявлениях вредителей в тылу и многом другом.   

Идущие перед Антоном «коровы» и «быки» остановились и стадное чувство заставило его сделать то же самое.

Бывший Совет был огорожен покосившимся дощатым забором, на котором огромными буквами было написано «СМЕРТЬ ФАШИСТСКИМ ОККУПАНТАМ!». Возле надписи крутились два здоровенных хлопца в русских народных рубахах, которые эту самую надпись тщательно закрашивали. Антона поразили даже не народные рубахи – мало ли, кто во что одевается в тяжелые времена - а то, что оба хлопца словно не замечали расположившуюся по соседству другую, куда менее понятную надпись:

«ГР. ОБ. ПАНКИ, ХОЙ!»

Под надписью расположился круг, с неаккуратно вписанной в него буквой «А». Одним словом – околесица, если не считать того, что слово «ХОЙ» подозрительно напоминало другое русское слово, которое, впрочем, не делало надпись хоть чуть-чуть более понятной. Ощущение нереальности происходящего захлестнуло Антона, больно ударив по желудку. Рвоту удалось остановить только ценой титанических усилий.

Пока он ловил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, впереди начало что-то происходить. По толпе прокатился рокот, который почти сразу же затих, после чего в воздухе повисла неестественная звенящая тишина. Антон присмотрелся и увидел на крыльце избы «бывшего» Совета человека. Из всех встреченных за это утро «фашистов», он меньше всего походил на военного. Единственное, что хоть как-то намекало на его принадлежность к вооруженным силам, были черные галифе и такие же черные сапоги. Никаких других предметов одежды или обуви на нем не было вообще.

Главный фашист оперся голым торсом на одну из опор крыльца, любовно приобняв ее правой рукой, словно подвыпивший тракторист доярку. Черные «казацкие» усы, уныло свесившиеся с его щек, издевательски дополняли стереотип колхозного трудяги. В левой руке главфашиста виднелся пистолет системы Маузер.

- Молодой человек... - блеющий голос возник у самого уха Антона, – Молодой человек, извините, что я к вам обращаюсь, сам я не местный...

Антон медленно повернул голову налево. Оторвать взгляд от главфашиста оказалось на удивление трудно – несмотря на всю его непривлекательность, он притягивал к себе взгляд словно магнит.

Слева стояла не «корова» и не «бык», а, как показалось, «козел». Все атрибуты типичного «козла» были на месте - бородка клинышком, очки и совершенно неуместная в деревне жилетка.

«Сразу видно, интеллигентный человек... Откуда он только взялся в этой Размухлюевке или как ее там... Хотя... Война и не так людей перемещает...»

- Да?

- Молодой человек, вы не подскажете, этот представительный усатый мужчина – казак Шан Цунг? Вождь свободной Германии?

- Чего??? – перекормленный излишней информацией мозг Антона напрочь отказался принимать откровенно испорченные данные.

- Я говорю... - начал козлинобородый, но Антон прервал его.

- Я слышу, что вы говорите, но я них*я не понял...

- Это потому, молодой человек, что вы не следите за развитием международной политической обстановки. По вам это видно. А вот я всегда слежу. Да-да, не смейтесь. В деревне Размышляевка вам любой скажет, что Давид Львович в международной политической обстановке очень хорошо разбирается.

- Давид Львович, если эти люди действительно немцы, а не переодетые чекисты, то у меня для вас плохие новости... - начал было Антон, но козлинобородый поднял руку в решительном протестном жесте и принялся проталкиваться в сторону.

«Ну и хрен с тобой... Старый дурак... Я хотел, как лучше... Странные они какие-то в этой деревне... Как ее там..? Размотаевка?»

Раздался выстрел. Антон мысленно стряхнул с себя брызги шизофрении, оставленные последним собеседником и повернулся к крыльцу бывшего Совета. Главфашист все еще стоял на крыльце, но теперь из дула его Маузера поднимался дымок. Похоже, начинался разговор «по существу».

- Жители Рамзаниловки! Рассерженные горожане! К вам обращаюсь я – Иван Завальный! Я обращаюсь к вам не только, как ваш новый комендант, но и как ваш друг! Советская власть обманула вас! Б*я буду! Она не дала вам ни коровы, ни козы... - усатый многозначительно стрельнул взглядом куда-то в толпу, скорее всего метко попав в ту самую старую бабку в платке.

«Е* твою мать, что он несет?!? Этого не может быть... потому что этого не может быть никогда!»

Антон был настолько ошарашен заявлением «коменданта и друга», что чуть было не пропустил мимо ушей остальную часть объявления.

- Поэтому! Мы имеем предложить вам сотрудничество на взаимовыгодной основе! Люди мои двуногие! Дорогие россияне! Вместо унылого и - не побоюсь этого слова – убогого существования, мы предлагаем вам новый путь! Это великий путь - ПУТЬ НЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ! Просто, надежно, доступно!

Антон оглянулся вокруг. Никто не пошевелился. Никто не закричал. Никто даже не подумал выразить хоть какой-то протест.

- Сейчас я прошу вас проследовать за моими ассистентами для решения непосредственных операционных вопросов. Сами понимаете, дьявол прячется в деталях. Вся процедура займет не более пятнадцати минут. К счастью, в нашем распоряжении команда профессионалов, которые знают толк в своем деле! Мы гарантируем качество исполнения заказа! Если по каким-то причинам вы останетесь недовольны – мы готовы вернуть вам деньги или обменять товар на равноценный!

- Да... да... да... правильно..! - загудела толпа.

- Вот это разговор! – гаркнул одноглазый мужичок с бельмом, неожиданно оказавшийся рядом с Антоном.

- Какой, нахер, разговор, дядя? – у юноши начало плыть перед глазами. Происходящее было настолько нереальным, что на мгновение ему показалось, что он все еще спит в сарае. Антон ущипнул себя за правую руку, но тем самым только подтвердил свои самые худшие опасения. Он не спал. 

- Ну как, какой разговор... Качество... Исполнение... Товар... Ты что, не слушал штоль?

- Я слушал...

- Ну вот и пошли! – одноглазый подхватил Антона под руку и с силой потянул за собой. Ладонь одноглазого впилась в его правое предплечье, словно клещи. На мгновение Антону почему-то показалось, что одноглазый видит обоими глазами, причем оба глаза выглядели абсолютно безумными.

Толпа снова пришла в движение. В отличии от предыдущего несанкционированного митинга, люди шли четко и уверенно, словно точно зная, куда именно и зачем они идут. «Коровы» и «быки» исчезли. Вместо них Антон наблюдал муравьев, которые в едином порыве маршировали…

«Куда???»

- К Зайцевскому колодцу! – бодро ответил одноглазый.

Антон решил, что последний вопрос он произнес вслух, но... слипшиеся губы утверждали, что рот он все-таки не открывал. В голове мелькнула шальная мысль задать стрекача по направлению к ближайшему лесу, но вырваться из железных объятий одноглазого не представлялось возможным.

- Почему...зайцевский?

- А потому, молодой человек, что он был вырыт замечательнейшими людьми - братьями Зайцевыми, да-да! Если бы вы, молодой человек, разбирались в международной политической обстановке, то вы бы об этом знали! А так, что с вами разговаривать, только, как говорится, бисер метать! - слева от Антона неожиданно появился Давид Львович.

От прежнего интеллигентного деревенщины не осталось и следа – старичок снял очки, распрямил спину и теперь был похож на чуть постаревшую версию таки того самого Давида, который завалил таки того самого Голиафа. Взгляд старика был таким же диким и бессмысленным, как и у одноглазого.

- Корова и коза – это лишнее! – послышался знакомый старушечий голос сзади, - Главное, милок, это качество исполнения и равноценный товар! Иван дело говорит! Он всегда дело говорит. Еще в прошлом веке говорил, как сейчас помню! Я-то дура старая, но ты ж молодой, должен такие вещи знать! Не отставай, милок! А то спицей глаз проткну, будешь как Никифор…

Одноглазый Никифор ухмыльнулся и еще сильнее вцепился в предплечье Антона. В этот момент впереди толпы раздался очередной выстрел и толпа послушно остановилась. Неведомая точка назначения была достигнута.
 
Зайцевский колодец представлял и из себя огромную квадратную яму. Днище ямы было покрыто метровым слоем воды – подземный родник был найден и оставались лишь установить опорки и зарыть яму. Оба брата Зайцевы, на которых Антону указал Никифор, расставляли жителей деревни стройными рядами вдоль ближайшего порога ямы. Их стараниями Антон, одноглазый Никифор, старуха-луковица и Давид Львович оказались в самом первом ряду.

Лица всех трех спутников Антона выражали покорное восхищение происходящим. Сразу за ними, стойкими оловянными солдатиками стояли еще два ряда стариков и старух, подростков и еще совсем детей. Всеми фибрами души Антон почувствовал, что надвигалось что-то ужасное. Страшнее всего было то, что кроме него, похоже, никто из присутствующих даже не догадывался что происходит что-то неправильное. На безжалостный и беспощадный бунт рассчитывать не приходилось.   

Перед рядами появился Иван, сопровождаемый уже знакомым Антону «Носатым», «Рыжим» и еще двумя головорезами. Вся четверка «профессионалов» была вооружена автоматами. Кожа Ивана приобрела зловеще желтый оттенок, словно его неожиданно разбил цирроз печени. Висячие черные усы опустились еще ниже под давлением накопившегося пота. Солнце начинало жарить.
 
- Вы все здесь - все сто сорок шесть процентов населения! Я рад, что могу лицезреть вас в вашем истинном обличье! Я горд! Я не зря прожил свою жизнь, не первую, ни вторую, ни третью! Мне очень тяжело в деревне – у меня нет баяна, но я не унываю, так же как не унываете и вы! Слава вам! И слава всем нам, например! Уже через минуту вы исполните свой патриотический долг перед самой черной звездой нашей Галактики! И я обещаю вам – нет ничего слаще и соленее этого действия!
 
Казак-Иван махнул рукой и четверка палачей подняла автоматы наизготовку.

Антон заметил, что пистолет Ивана исчез. Вместо него в руке псевдо-казака сверкал непонятный плоский предмет черного цвета. Ничего подобного Антон в своей жизни еще не видел.
 
Три ряда добровольных пленников вдохнули так, словно они сделали это в последний раз.
 
«Е* ТВОЮ МАТЬ, НАДО БЕЖАТЬ! БЕЖАТЬ НЕМЕДЛЕННО!!! ПОЧЕМУ ЖЕ НОГИ КАК ВАТНЫЕ??? ГОСПОДИ, СПАСИ И СОХРАНИ!!!»

- Halt! - «Казак» поднял ладонь в упреждающем жесте и обратился к аппарату, который держал в руке:

- СИРИ, включи видеокамеру!

Прошло несколько секунд, которые показались Антону вечностью. Иван приподнял плоский предмет и навел его на Антона. Карие глаза казака уставились на юношу и он увидел, что они абсолютно пустые. На дне этих глаз, казалось, плескалась неограниченная в объеме Вечность.

-ОГОНЬ!

Из стволов автоматов засверкали удивительно белые вспышки. Антон закричал и в этот момент сознание сжалилось и наконец-то покинуло его.

Продолжение следует...


Рецензии
Мне понравилось, качественно написано, только немножко однообразна атмосфера, но, наверное, так и надо писать большие ужасы

Николай Москвитин   08.11.2017 08:57     Заявить о нарушении
На это произведение написано 8 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.