Зачем?

          Александра близкие и знакомые звали «Прав». Он с детства во всех спорах оказывался прав. Мало кто понимал почему. Прав всегда доискивался до оснований, представлял точные доказательства. Учителя в школе его побаивались, тайно, а иногда и явно ненавидели, называли «чернокнижником», «самоучкой», подозревали в специальной дискредитации учителей, но открыто выступить боялись: Прав был участником и победителем республиканских олимпиад по математике и физике. Науки ему давались легко. На самом деле он никаких специальных козней по дискредитации учителей не устраивал. И даже не замечал злопыхательства в свой адрес.
        Он не был злым по природе. Терпеливо сносил причинённые ему обиды, старался забыть их, но не получалось из-за цепкой памяти. Он знал, как ему казалось, много лишнего, ненужного. В памяти всплывали детали прежних воплощений, от которых Прав пытался отмахнуться, забыть, отнести к игре воображения. Но знание настойчиво приходило в голову. Во сне Прав не в состоянии был отмахнуться от «небесных трансляций». Видения и сны были чудными, намного более яркими, чем явь.  В снах происходило много интересного. И этим можно было прекрасно жить. Но жизнь Права сильно отличалась от жизни окружающих. Знакомые, коллеги и близкие Права считали странным, пользовались его добротой; не только в быту, но и в науке часто обкрадывали, присваивая идеи, открытия, труды. Прав к этому уже привык, относился великодушно. Сделал несколько выдающихся открытий в теории чисел, в теоретической физике, которые были интересны на века. Но с годами «небесный гений», почти как Сократу, стал «нашёптывать» всё сильнее, требуя точного и безукоризненного исполнения функции сверхпроводника. Эта запрограммированность и целевая сверхпамять беспокоили больше всего и полностью определяли жизнь Права. Иногда это нарушало земную логику, и было самому Праву нелегко поступать вопреки земному здравому смыслу. Но программа была всесильной. Она не только диктовала. Она защищала. Она творила чудеса. Прав мог прилагать упрямо отчаянные огромные усилия, делая всё по-земному правильно, методично. Но если это шло вразрез с программой, результат оказывался нулевым. Это сильно раздражало Права из-за возникающего естественным образом представления, что живёт не он сам самостоятельно и свободно, а будто за него небесный гений проживает жизнь. К тому же с годами всё больше чувствовалось расхождение с телом. Тело стало казаться даже не временным, а чуждым, навязанным за неимением более комфортного. Поэтому Прав стал реже смотреть в зеркала, откуда на него изумлённо изучающее смотрел стареющий образ.
       В последние двадцать лет Прав много писал не только научные, но и художественные произведения. Почти под диктовку небесного гения. Но ещё больше пришлось написать обращений и трудов по правам человека, пройти огромное количество судебных разбирательств вопреки своей воле, поскольку Прав ненавидел суды. Прав написал столько бумаг по праву, что они занимали бы несколько комнат, не будь компьютеров и флешек с большой памятью.  Почему всё же прав взялся за это неприятное дело? Из чувства долга? Да, Прав был человеком долга. Но ещё он был платоником и пифагорейцем. Платон считал, что даже самый яркий гений остаётся животным, если не борется за справедливость и высшую цель всеобщего блага. Прав не хотел уподобляться животным. Обращался он всегда к высшему руководству, к королям, президентам, руководителям правительств и международных организаций. Низшие инстанции были не в состоянии не то чтобы решить, но даже прочитать обращения Права и понять их смысл. Благодаря Девятому каналу, как Прав называл канал небесного гения, транслирующего волю высшей программы, Праву легко удавалось передать в мозг любого правителя нужные мысли, которые правителю казались его собственными догадками, мыслями, откровениями. Уже на следующий день правитель предпринимал  шаги, которые передавались средствами массовой информации как новости.
       Прав не верил в своё всемогущество, хотя все его мечты, желания исполнялись. И даже чужие мечты, о которых Прав даже не думал, исполнялись внезапно у него. К такой фантастичности чудес было невозможно привыкнуть. Прав ждал подвоха. И подвох был. Программа стала проявляться как Единое, приобретающее божественные воплощения во множестве, в том числе традиционных, форм. Более всего импонировали проявления в виде древнеегипетского Бога Амона.  Они были яркими, чудесными, приятными, красивыми. Всю красоту этих проявлений было невозможно передать человеческими средствами. Описания рая бледнели перед этими видениями. Но Амон требовал от Права исполнения роли мессии, что совсем не входило в предпочтения Права, жаждущего существования только в абстрактном, далёком от земного и материального мире.
       Куда, на что направить всемогущество? Стоит ли спасать, продлевать и преобразовывать этот мир, погрязший в ошибках, падении и несправедливости? Анализ всегда завершался вердиктом о необходимости полного уничтожения. Повторялся миф об Атлантиде в более заниженном варианте.
       Всё так бы и было, если бы  не появился знакомый по прошлым воплощениям достойный спасения и обожествления персонаж. Это было невообразимым даром небес. Ради него эта вселенная приобретала высший смысл. Он был столь необычен. Но за этой необычностью никто не видел проявления божественности. Специально сконструированный программой Единого Орионид вдруг спустился на миг в низший мир как спаситель жертвенного Агнца. Единому нужен красивый финал трагической вселенской пьесы? Зачем? Это плохой вопрос…