Время смыслов. Глава 86

1. В 85й главе я начал обсуждение аллономики, распространенной на Севере США середины 19 века парадигмы идентичности, которая, как мы убедились в ходе этого обсуждения была тесно связана с транспозиционной контекстной модальностью. Более энергичная часть северного населения была не только охвачено стремлением улучшить свое материальное положение за счет новых возможностей заработка и бизнеса (о стремлении к наживе, как характерной черте американского общества того времени, особенно на Севере, много пишет Токвиль)но также стремилась к самообразованию и самосовершенствованию путем чтения, посещения разных лекций, участия в различных клубах и обществах т.д. Это обеспечивало людям из народа больше респектабельности и самоуважения.

2. Сходное явление, как мы увидим, наблюдалось в конце 19/начале 20 века в России, когда лекции и другие формы образования, включая и заочные университетские программы, пользовались огромной популярностью, а такие писатели, как Толстой получили многомиллионную читательскую аудиторию (в конце жизни Толстого, среди нищих, просивших милостыни в Ясной Поляне, встречались люди, читавшие его романы). Без этой многомилионной массы так называемых полуинтеллигентов ("полуинтеллигент", "труженик полуинтеллигент" это характерные знаковые термины того времени, они, кстати говоря, употреблялись в основном в положительном смысле)невозможно представить себе русскую революцию.

3.В терминах матрицы идентичности как рыночная дианомика CDEG , так и культурно образовательная периномика GEAB являются горизонтальными парадигмами. Обе они способствуют распространению идеи горизонтального равенства.Такие центральные для Нового времени идеи, как равенство граждан перед законом, были бы невозможны без развития рынка и распространения грамотности.Не случайно консервативные политики, начиная от знаменитого кардинала Ришелье, настаивали на отказе от обучения масс, поскольку, по откровенному признанию Ришелье, распространение грамотности расширяло горизонты социальных ожиданий и тем самым неминуемо разрушало существующее сословно иерархическое общественное устройство. С этим можно сравнить горячие споры по поводу программ русских церковно приходских школ, конца 19/начала 20 века, которые реакционные политики стремились максимально урезать, полагая что излишнее образование подорвет основы существующего социального порядка.

4. Как я уже упоминал, для Токвиля американское общество, в особенности на Севере, было обществом, в котором царило "крайнее равенство". Равенство для Америки того времени было центральной общественной ценностью. Даже аристократические идеологи южного рабовладения, которые на практике не признавали никакого равенства, в теории защищали рабство как раз на том основании, что только оно и делает возможным внутрирасовое равенство всего белого населения.Но эта идея рабства, как предпосылки равенства, на Севере никак не приживалась.

5. Массы населения на Севере были очень подвержены расистским предрассудкам, но рабства не любили и воспринимали его распространение, прежде всего как угрозу социальному равенству, то есть своему собственному положению,как равных и уважаемых членов общества. Южное общество было иерархическим и аристократическим. Южный джентльмен считал само собой разумеющимся свое право тростью избить ("проучить") зарвавшегося фермера, также, как в царской армии многие (хотя далеко не все)офицеры рассматривали пощечину или зуботычину солдату, как необходимую часть поддержания армейской дисциплины, а царская полиция, не задумываясь, избивала крестьянина или рабочего.

6. Незадолго до начала Гражданской войны в мае 1856 г. во время ожесточенных споров по поводу происходивших в Канзасе столкновений между сторонниками и противниками рабства северный сенатор аболиционист Чарльз Самнер произнес страстную речь против рабства в Канзасе, в которой он так высказался по поводу одного из авторов (совместно с Дугласом)Закона о Канзасе и Небраске южного сенатора Эндрю Батлера: " Сенатор из Южной Каролины читал много книг о рыцарстве и представляет себя рыцарем, обладающим чувством чести и храбростью. Конечно он выбрал для себя любовницу, которой он принес свои обеты и которая, хотя для других она кажется безобразной,для него она всегда мила, я имею в виду блудницу рабства."

7. В этом высказывании было легко увидеть намек на существовавшие на многих плантациях рабские гаремы." Для жен плантаторов эта ситуация была нередко крайне психологически тяжела. " Да простит нас Бог писала в своем дневнике южанка Мэри Чеснат,но наша система чудовищна.Как древние патриархи, наши мужчины живут все в одном доме, со своими женами и наложницами и мулаты, которых видишь в каждой семье,частью похожи на белых детей. Каждая женщина охотно расскажет вам, кто отец всех детей мулатов в любом домохозяйстве кроме своего собственного. В этом случае она похоже думает, что они свалились с облаков"(цит по Nash 1998 v. 1, 371-372). Самнер, упирая на контраст между рыцарскими фантазиями Батлера о "чести" и его фактически бесчестным поведением, затронул больной нерв всей патриархальной проксимономной системы, ее устойчивость зависела от общей готовности не поднимать вопроса о ее соотношении со всем хорошо знакомой реальностью. И если жены плантаторов соглашались это делать, то сенатор аболиционист Самнер в данном случае нарушил правила игры,и вскоре жестоко за это поплатился.

8. Но Самнеру было недостаточно просто поиздеваться над проксимономным лицемерием Батлера, в своей речи он зацепил и родной штат Батлера Южную Каролину, которая, по его словам, пребывая в "постыдном, происходящем от рабства идиотизме" выбрала в сенат этого защитника рабовладения (цит по McPherson 1988, 150). Даже многие северные антирабовладельчески настроенные коллеги Самнера, поддерживая его критику рабства в принципе, находили его риторику неуместной и чрезмерной. Но южане, внутри Конгресса и вне его были в ярости.В следующей главе мы узнаем, чем разрешился этот конфликт и каковы были его последствия для отношений между Севером и Югом.

Конец главы.