***

- О, Элизабет, милая моя, куда же ты? Не заглянуть теперь в омут глаз твоих. Не вдохнуть запаха твоих локонов, не ощутить более тепла души твоей, не услышать биения твоего сердца… О, Элизабет!
Протяжно, плача, взывая к женщине, изображенной на фотографии, которую воющий через всхлипы, держал в дрожащих руках, ранняя крупные горячие слезы.
-О! Элизабет! – вырвалось протяжным выдохом из груди сгорбившегося старика лет сорока.

Его лоб был изрезан глубокими морщинами, но не из-за скверного, как часто это бывает, а из-за великого ума все более угасающего теперь вследствие душевных мук уготованных ему судьбой. Смерть возлюбленной… Что может быть более уничтожающим… Это был единственный человек для которого ты уж точно не был вещью, еще одним однотипным лицом повстречавшимся в подземном переходе. Он дарил тебе все человеческое и тем самым делал тебя человеком. Теперь, его нет… И ты остаешься один на один с грудой метала и бетона, с огромным и безликом механизмом. Любого оставит рассудок.

По прошествии некоторого времени Альберт уже лежал в кровати в одежде, накинув на себя тяжелое одеяло. Душевные изнывания сменились пустотой. Пустотой кромешной. Он даже не дышал, но не замечал этого. Дыхание словно перестало быть потребностью. Время замерло. Воздух замер. Его опустошенный взгляд исступленно держался за потолок. Веки замерли.

И вновь вдох толком из груди. На выдохе вырвалось низким холодным голосом: «Я хочу умереть», выражая не истеричный порыв, но зов к Жнецу. Альберт закрыл глаза с надеждой, что он их уже не откроет и мгновенно провалился в глубочайший сон.

Гул и бурление всюду… Он чувствовал… Всюду… Вокруг него… И он тоже бурление и гул. И грани между ним и окружающим его нет. Окружающее есть, а наблюдателя нет. Сознание взбудоражилось. Попытки пошевелиться, вскричать, всмотреться в кромешную тьму не произвели никаких результатов. Попытки остались лишь мыслями, не перераставшими в действия. Альберт понял, что он бестелесен. Ни глаз, ни рук у него нет, он даже не дышал. Стало страшно… Ужас усиливался с каждой секундой, и выдавить его из себя криком не было возможным. Страх был животным, пронизывающим. И вновь попытки ну хоть что-нибудь сделать. В пустую.

Началось движение. Альберт почувствовал свое тело. Оно, по всей видимости, было подобно решету, желеподобная масса (такой она ему казалась) проходила его насквозь. Его тащило вперед.

Рядом почувствовались углы и ребра объектов колоссального размера. Именно чувствовались. Их было не видно, и они его не касались, но их присутствие было бесспорно. Страх окончательно сковал его. Скорость увеличивалась. По мере того, как она росла, окружающая обволакивающая среда становилась более жидкой. Несмотря на это все вокруг было тягуче, напряженно, нагнетающее, будто в любой момент могло схлопнуться и распластать Альберта.

Скорость все больше нарастала, увеличивалась в геометрической прогрессии и все же, вместе с этим, Альби не сдвигался с места. Скорость достигла предела и объекты правильных геометрических форм, те самые, колоссальных размеров, пролетали за доли секунд. Однако, движения не было. В определенный момент прогремел хлопок прошедший волной через Альберта, через фигуры, через желе. Он зажмурился. Эха не проследовало, однако бурление и гул пропали, объектов не было, не было и желе.

Напряжение в области груди породило резкий вдох, породивший осознание тела, дергание пальцев и постепенное напряжения всех мышц тела для удостоверения, что все в порядке. Через веки пробивался тусклый нефритовый цвет. Собравший с мыслями Альберт открыл глаза.

Он стоял в своей спальне в той же одежде, в которой уснул. Стоял, смотря на себя спящего. Нефритовый свет мелко орошал комнату. Все было крайне тусклым, и освещение, и обстановка, и атмосфера. Однако все переливалось яркими образами и цветами. Минуту Альберт стоял растерянный разрываемый мыслями и догадками о том как он оказался здесь почему видит себя, где он был до того как он попал в комнату. Его лицо и разум осветила своим появлением мысль сладостная, желаемая и в тоже время, приводящая в ужас. В его голове было лишь одно. Альберт мертв. Он умер в своей постели и теперь стоит перед своим бренным трухлявым телом. И скоро, спустя мгновение он увидится с любимой, гибель, чья привнесла бесконечную муку в его жизнь, но теперь с этим покончено. Мелкая щекочущая дрожь прошла по всей его душе. Скоро он вновь будет засыпать на ее руках, как раньше. Эдем близко.

Альберт с усилием зажмурился, прикусил губу, резко разжал веки. Он как прежде стоял в углу комнаты напротив кровати. Но многое изменилось за мгновение. Тусклый фосфорный свет испарился, вместо него комната наполнилась утром. В кровати никого не было. Альберт не обратил на это внимания. Вместо этого он уставился на закрытую дверь обвитую светом. Немного погодя, украдкой дыша, словно боясь спугнуть видение, резким движением Альби рванул к двери, сделав широкий выпад. Все его тело распирала энергии и жизнь, будто ему снова четырнадцать лет, словно всех ужасов его оконченной жизни не происходило вовсе.

Как только дверь была открыта, свечение испарилось, его взгляд уперся в стену. Он замер. Свет теперь обволакивал входную дверь. Альберт бросил себя к двери и распахнул и вновь свечение погасло. Так повторялось еще несколько раз, пока новоиспеченный мертвец не выбежал на улицу.

На голод ввалилась холодная утренняя погода. Облака закрыли людей от солнца, легкий туман отгораживал людей друг от друга. Альберт с ошеломленным и потупленным видом таскался во дворах близ лежащих домов в поисках того таинственного свечения указывающего путь. "И что же теперь…": думалось ему. Тем не менее, он нашел множество подтверждений своей смерти. Его не замечали ни прохожие, ни дворовые собаки. Его даже чуть не сбила машина. По привычке живого он отбежал, но водитель даже не сигналил, и не пытался увернуться, и даже не сбросил скорость. Теряя надежду на спасение своей души. Он побрел в сторону кладбища к ней, к той самой, к Элизабет.

Через какое-то время, Альберт, оставивший свое бренное тело, быстро двигался через парк. Внутри него царила легкость и спокойствие, несмотря на страх быть оставленным на этой земле. Он верил, что как только он приблизится к могиле Элизабет весь этот кошмар закончится и он уснет вечным сном на ее руках. Его вера была не мнимой воображаемой надеждой, за которую цепляется лишь обреченный, а вера, не оставляющая сомнений, подобна проведению святого. Он плыл быстрыми шагами, ни нервными, ни резкими рывками, а плавно, не замечая всех тех проходящих мимо него людей. Лишь одна девушка привлекла его внимание, как ему показалось заметившая его. Ее лицо показалось знакомым даже близким, но как только они разминулись, он вновь сосредоточился на своей цели и рванул быстрее парящими движениями. За его спиной послышалась фраза, нарушившая молчаливый шорох и топот сонных горожан.

- Извините, вы обронили платок - зазвучало вдалеке за спиной Альби – Постойте!
Альберт отдаленно улавливал эти фразы, но не воспринимал их. Это дела смертных.
- Постойте же - зазвучало гораздо ближе.

Легкая женская рука покрыла плечо Альберта. Неожиданно новоиспеченный дух обрел тело. Легкость рассеялась и бренное, измученное тело, скрученное под гнетом лет и тяжестей судьбы было вновь придавлено к земле. В мгновение его глаза округлились. Скованный ужасом, он медленно поворачивался на встречу с неизбежным вердиктом реальности. Повернувшись, он увидел то самое, родное, самое близкое лицо незнакомки.

- Вот ваш платок! Вы обронили.
- Как… ваше имя…? - путаясь в мыслях, с безумством мечущихся у него в голове, промямлил Альфред, не двигаясь.
- Элиза. - произнесла незнакомка улыбаясь.
- Бет… - еле слышно выдохнул старик.