Можно ли писать стихи на трезвую голову?

Можно ли писать стихи на трезвую голову? Лично мне трудно ответить на этот вопрос. Не знаю, не пробовал. А вот один мой приятель утверждает, что писать стихи на трезвую голову нельзя. Он знает, он пробовал, и, по его мнению, все поэты – пьяницы, и только потому они поэты.

Мой приятель – человек образованный и очень не любит физический труд; по его словам, при слове «работа», он хватается за валидол. Но жизнь мало считается с нашими склонностями и желаниями, разрушительная перестройка, затеянная Горбачевым и продолженная Гайдаром, лишила моего приятеля тепленького местечка, приносившего ему небольшой, но стабильный заработок.

Из мужчин, не сумевших хорошо приспособиться к новым условиям жизни, некоторые сели на шею своим женам, некоторые – матерям, некоторые - умерли от горя. А мой приятель проявил истинное мужество – устроился работать токарем на завод. Когда, через время, у него появились левые, недоступные для жены, деньги, он, компенсируя причиняемые работой моральные страдания, начал помаленьку принимать крепкие напитки.

Тут-то и поперли из моего приятеля стихи. Это он сам так сказал – поперли. И не давали покоя. В голове крутились, кувыркались разные слова, складывались в самые необычные сочетания, лишали покоя и сна. Ничего не оставалось, как переносить их на бумагу. Я равнодушен к стихам, и творческая страсть приятеля меня мало заинтересовала. Но совсем спрятаться от его «поэзии» было невозможно, и несколько стихов таки проникли в мою голову, одни через глаза, другие через уши. Первое стихотворение, которое я узнал, называлось:

ВОДКА.

Водка, водка, старая подружка.
Без тебя прожить непросто мне.
Наша жизнь, известно, не игрушка.
Тяжелее без тебя вдвойне.

Пьют тебя строители, студенты.
Пьют министры, депутаты и менты.
Пьют рабочие, забросив инструменты.
Пьешь, наверное, читатель мой и ты.

Беднякам даруешь ты забвенье.
Разгоняешь скуку богача.
В трудный час, даруешь нам прозренье.
Как решить проблему, науча.

Вирусам, бактериям, микробам.
Тяжело под натиском твоим.
Пьем тебя мы, в том числе, и чтобы
Не давала ты покоя им.

Да, порой коварна ты бываешь.
Света разума порой лишаешь нас.
Кровь, бегущую по жилам, отравляешь.
Истощаешь кошелька запас.

Но никто нас пить не заставляет.
Пить, не зная меры и конца,
Пусть никто из пьющих не теряет.
Ни рассудка с чувством, ни лица.

Пусть нас много водки ожидает.
Нам не лишним будет и вагон.
Пусть моя подруга процветает.
И ее приятель – самогон.


Это стихотворение было написано в «водочный» период жизни моего приятеля, оно у него относительно позднее. Водочному периоду, очевидно, предшествовал «самогонный» период, что явствует из следующего стихотворения:

САМОГОН.

Привет, привет, приятель старый.
Разошлись в жизни наши пути.
Но сегодня, случайно, усталый.
Смог бутылку с тобою найти.

Заплатил за нее, как за водку,
Что тебя заменила давно.
И распил половину находки.
Больше мне одолеть, не дано.

Что хозяин то твой, напортачил?
Подмешал что-то в брагу, подлец!
Чтоб дурнее ты был, не иначе.
Голова разболелась вконец.

Сам варил я иначе когда-то.
Время, душу тебе отдавал.
Пред начальством своим виноватый,
На работе тебя продавал.

Но судьба нас сильнее, злодейка.
Засветилась «лавчонка» моя.
И не лишнюю в доме копейку.
Потеряла родная семья.


А как же отнеслась родная семья к страсти моего приятеля? Нет, не к поэзии, к алкоголю? Поначалу, по-видимому, все было гладко и спокойно. Это видно, например, из следующего стихотворения, которому я самовольно дал название:

ВЕЧЕРОМ.

Вечереет, дух томится,
После заводской страды.
Лучший способ подлечиться –
Выпить огненной воды.

Много есть близ дома точек,
Что спасают в трудный час.
Там, без лишних проволочек,
Обслужить готовы нас.

Вот сходил к ближайшей точке,
От семейных втихаря.
На балконе, в одиночку,
Наливаю стопаря.

Полегчало, слава Богу!
Изменилось все вокруг.
Выпил вроде и немного,
Но как сладко стало вдруг!

Развернись душа живая!
Все забудь, что тяготит.
Стопку снова наливаю.
Разыгрался аппетит.

Ну и водка! Ну и чудо!
Привела меня в экстаз.
Было вовсе бы не худо,
Вечно длить счастливый час.

Но, увы. Все меньше радость.
А в заначке ни шиша.
Вся пропала жизни сладость.
Выпить вновь зовет душа.

Поздно, жаль. Закрылись точки
И в окно видна луна.
Недовольно смотрит дочка.
И ворчит уже жена.

Я сегодня невезучий.
Ладно, пусть, пора и спать.
Делать что ж? Досадный случай.
Нужно больше покупать.

Уже это стихотворение показывает, что ситуация, в семье моего приятеля, перестала быть дружеской, хотя серьезных конфликтов пока еще не было. Они появились позже и были зафиксированы в следующем четверостишии:

Тормоза, тормоза, вы опять отказали.
И набрался я снова, как в худшие дни.
И наутро домашние мне рассказали,
Как со мною вчера воевали они.

Из-за чего возник конфликт, и что натворил мой приятель на пьяную голову, я не знаю, но хуже всего было то, что эта голова стала утрачивать былую сообразительность и «застольную» ясность. Возможно, именно в это утро, придя на работу, мой приятель в ответ на заботливое предложение друзей поправить его здоровье, блеснул четверостишием:

Не наливайте мне, не наливайте.
Давно уже весь проспиртован я.
Мои сто грамм кому-нибудь отдайте.
Не принимает их душа моя.

Четверостишие было оценено по достоинству, а я, по счастливой случайности, оказавшись в нужное время, в нужном месте, «оприходовал» те сто грамм, от которых отказался мой приятель. Нетрудно предположить, что регулярное употребление огненной воды, не могло не сказаться на здоровье моего приятеля. И следующее, мрачное, стихотворение об этом засвидетельствовало.

ЗДОРОВЬЕ.

Стареет, хилеет родимое тело.
На левой ноге свирепеет грибок.
Без всякой причины, порой, то и дело,
Заколет, заноет внутри правый бок.

Непросто, порой, отработать и смену.
Патрон, без конца, зажимать, разжимать.
Токарной работе не видно замены.
И поздно, другую работу искать.

Исправно мне службу несут еще ноги.
И нос, и глаза, и такой нужный слух.
Хожу еще быстро, по ровной дороге.
И ем, когда голоден, сразу за двух.

Пока организм принимает и водку.
Лишь изредка печень заноет слегка.
Чекушку приняв, сохраняю походку.
Стакан не прольется, не дрогнет рука.

И жалко тебя мне, моя оболочка.
Когда-то придется расстаться навек.
Дописана будет последняя строчка.
Исчезнет бесследно земной человек. 

С каждым месяцем, здоровье моего приятеля ухудшалось, конфликты в семье становились постоянными, а стихи становились все более мрачными и безнадежными. Например:

Я труп живой, я труп ходячий.
С нормальным слухом, также зрячий.
Хожу, чихаю, спотыкаюсь.
Считаю деньги, развлекаюсь.
А, в общем, парень я простой.
Хотя внутри совсем пустой.
Душа куда-то отлетела.
Осталось жить всего лишь тело.
Оно работает, питается.
И даже водку пить пытается.
И не стремится ни к чему.
Весь мир до лампочки ему.

Конечно, мой приятель «поскромничал» в конце стихотворения, когда сказал, что его тело «водку пить пытается». Нет, оно не пыталось пить, а пило, пило, уж я-то знаю. Неизвестно, чем бы закончилась поэтико-алкогольная эпопея моего приятеля, как сложилась бы его семейная и творческая жизнь, но он ушел с завода, найдя другой способ решить свои финансовые проблемы. Одновременно с этим уходом, мой приятель перестал принимать обожаемую им водочку (так называл он ее в последнее время) и, тут же, куда-то исчез, испарился его поэтический дар.

«И неужели без выпивки, без водочки нельзя написать стихотворение?» - спросил я приятеля. «Нельзя» - отрезал он, и добавил: «Ты думаешь, Пушкин не пил водку? Пил, еще как. На одно только написание «Евгения Онегина» ушло не меньше цистерны». Не знаю, откуда у моего приятеля появилась такая информация, но я спорить не стал. Кто его знает….