***
-Вась, вставай.
-М-м…
-Васька! Потом не жалуйся, что опаздываешь!
-Ну, Андрюшечка, ну еще чуть-чуть… - спать хотелось просто отчаянно. Вчера засиделись допоздна, смотрели сдуру какое-то кино, делать нечего было, лучше бы спать легли, да еще после этого дурацкого фильма как-то неожиданно занялись любовью, и хоть получили удовольствие, оставшегося для сна времени Ваське явно не хватало.
-Вась, - голос Андрея стал лукавым, - если ты не торопишься, может, возобновим наши отношения?
Холодная рука полезла под одеяло, заставила содрогнуться и ойкнуть. И правда, нужно вставать, хотя, конечно, лучше бы принять предложение Андрюшки.
-Встаю, встаю, - недовольно пробурчала Васька, отодвигая руку мужа.
-Ну вот, - притворно-обиженно вздохнул Андрей, убирая руку из-под одеяла, - поднять жену на работу можно только под угрозой исполнения супружеского долга.
Она вылезла из теплой постели и поплелась в ванную. После душа стало легче, и Васька заметно ускорилась. Пока она наводила красоту перед зеркалом, Андрей сделал бутерброды и высыпал в чашки растворимый кофе.
-Черт, как на работу не хочется! – в сердцах сказала Васька, беря чашку. – О, забыла! – она подскочила, полезла в сумку, достала объемистый конверт и бросила его на кухонный стол.
-Опять? – Андрей покосился на конверт.
Васька, не отвечая, снова взялась за кофе.
-Ну, и сколько здесь? – поинтересовался Андрей.
-Десять.
-По таксе, значит.
Васька кивнула.
-Слушай, - Андрей хлопнул пустую чашку на стол, - ну как ты не боишься? Я, например, боюсь этих твоих конвертов. Нет, я понимаю, мы их с большим удовольствием тратим, но все-таки. А если кто-то стукнет? Ну, мало ли…
-Все, Андрюшка, не начинай. Ты же знаешь! Я опаздываю.
Васька сунула ноги в лодочки на среднем каблуке – вполне элегантная и удобная обувь, она любила ходить на работу именно в таких, идеально подходящих под строгий юбочный костюм деловой женщины. Оглядев себя в зеркале, Васька решила, что выглядит достойно, и, помахав мужу, выскочила из дома.
Андрей взял конверт и покачал на ладони, как бы проверяя на вес его содержимое. Раскрывать не стал, вздохнул, пошел в комнату. Остановился у книжного шкафа и мстительно сунул конверт в третий том собрания сочинений Достоевского – «Идиот». Собрался он быстро – тоже опаздывал, привычно запер квартиру и помчался в университет.
На работе Васька окунулась в рутину. Дела на сегодня были назначены пустяковые, непроплаченные, стороны оказались на удивление интеллигентными, а аргументы ясными, и Васька позволила себе расслабиться. Только один процесс обещал быть напряженным, но адвокат истца явился без доверенности, зато с ходатайством об отложении дела, и Васька рассмотрение с удовольствием отложила. Образовалось окно, которое она намеревалась посвятить обеду в соседней кафешке.
-Василина Ярославовна, - в дверь сунулась секретарша шефа, - Юрий Сергеевич просил передать, чтобы зашли, как освободитесь.
-Хорошо, Таня, иду, как раз сейчас закончила. Валюша, - Васька обернулась к своему секретарю, - можешь идти обедать. Все протоколы до завтра отпечатаешь и разложишь по делам.
-Хорошо, Василина Ярославовна.
Славная девочка Валюша радостно упорхнула в ту самую кафешку, к которой вожделела Васька.
-Юрий Сергеевич, звали?
-Звал, звал, заходите, Василина Ярославовна. Хочу вам дельце передать, о котором вчера говорили. Задаточек получили, а вот и дельце.
-Почему задаточек? – удивилась Васька. – Вы же говорили, десять, как всегда. Я не посмотрела…
-Клиент щедрый попался, - развел руками Юрий Сергеевич, - говорит, хочу отблагодарить судью как положено, так что десять – это только, так сказать, аванс. А после завершения еще столько же добавит. Ну, эту добавочку уже пополам, не возражаете? Вот так, Василина Ярославовна, будем дружить!
-Странно, - Васька покачала головой и неуверенно взяла протянутую папку. – А что за дело-то? И кто клиент – истец или ответчик?
-Ответчик клиент. Копию искового заявления получил – и сразу к нам, за помощью. Ответ какой-нибудь накарябает, формальности соблюдет, времени еще немножко есть, а остальное уже вы, за то и платит. Вот идите, Василиночка Ярославовна, и разбирайтесь, это теперь ваше, кровное. Так сказать, есть за что бороться.
Высокий, гладкий, вальяжный Юрий Сергеевич, приобняв Ваську, чуть подтолкнул ее к двери. Инициировав и направив таким образом движение, он счел необходимым лично довести дело, то есть Ваську, до конца, и довел-таки до самого выхода, открыв перед ней дверь. Это можно было бы счесть знаком особого расположения, если бы не решительное подталкивание, которым он выпроводил посетительницу из кабинета.
Васька не хотела с новым делом идти в общую комнату и сунулась искать какой-нибудь пустой зал заседаний. Как назло, все было занято, поэтому она устроилась на скамейке в вестибюле возле автомата с кофе и раскрыла, наконец, папку.
Ну что ж, дело как дело. Достаточно обычная ситуация: вопрос о земле. Васька проглядела исковое заявление, и сердце у нее тревожно сжалось. Заявление было написано грамотно, аргументированно, приложенные документы были весьма убедительны и не допускали сомнений. На первый взгляд, ответчик совершил самый настоящий захват чужой земли. Нагнал технику, сносит строение… Непонятно, какие документы сможет представить клиент, чтобы перешибить все эти справки.
По привычке она называла клиентом проплатившую сторону.
Васька закрыла папку, но вставать не спешила. На душе было тревожно. Наконец, она встряхнулась, и, гоня от себя тревогу и неуверенность, решила: сначала посмотрим, что представит клиент, а потом будем волноваться. Если что, можно попытаться деньги вернуть. Один раз только!
Приняв решение, она успокоилась, оставила папку в своем шкафчике, быстро закончила дела и отправилась домой.
Андрей еще не вернулся, он предупредил, что сегодня после лекций остается на заседание кафедры, и Васька, покрутившись на кухне и схлебав холодного супу, решила добрать то, что недоспала ночью. Уютно устроившись на диване и укутавшись пледом, она блаженно закрыла глаза. Что-то еще шевельнулось в сердце в связи с новым непонятным делом, но в следующую секунду она уже спала.
Ваське приснился хомячок Хомка, который жил у них, когда ей, Ваське, было года примерно три. Себя в этом возрасте она практически не помнила, да и Хомку, в общем, тоже. Помнила только, что был такой пушистый шарик абрикосового цвета, который когда-то цапнул ее за палец, и после этого она его побаивалась и старалась потрогать только спинку, трусливо избегая мордочки. Да и это, если честно, она помнила, скорее, по более поздним рассказам родителей.
Но вот сейчас Хомка приснился ей совершенно отчетливо, и она знала, что это именно он, а не какой-нибудь абстрактный хомячок. Хомка бегал по своей клетке, а трехлетняя Васька, которая выглядела во сне точь-в-точь как сейчас, просовывала палец с маникюром сквозь прутья, но так, чтобы погладить только спинку, и каждый раз отдергивала руку, когда Хомка резво оборачивал к ней розовый носик. «Почему я боюсь? – думала во сне Васька. – Он уже давно никого не кусает, и мама, и папа берут его в руки, мама его сажает в карман, когда чистит клетку, и он так смешно выглядывает оттуда. Я тоже возьму его в руки, он такой мягкий и маленький, а я такая большая, мне целых три года…» Большая-маленькая Васька начала открывать клетку, чтобы осуществить, наконец, свою мечту, достать хомячка и подержать его в руках, но Хомка вдруг изо всех сил забегал, заметался по клетке. Васька снова отдернула руку и захлопнула дверцу, а Хомка все продолжал метаться и вдруг упал на бок и замер. Васька ждала, что он сейчас поднимется и начнет снова бегать и набивать щеки зернышками, но хомячок лежал неподвижно. Немножко подождав, Васька отважилась, снова открыла дверцу и дотронулась до зверька. Под пальцами она ощутила нежнейший невесомый пух, но он был почему-то прохладным, и становился все холоднее и холоднее, у Васьки замерзли пальцы, но она не могла вытащить руку из клетки, рука застряла, и она понимала, что гладит мертвого Хомку, но не могла остановиться, все гладила и гладила. И тогда Васька отчаянно закричала в надежде, что кто-нибудь придет и избавит ее от этого ужаса.
-Васенька! Васька, проснись! Васенька, ну проснись, все хорошо, тебе что-то приснилось!
Андрей тормошил ее, тряс за плечи, и постепенно Васька начала возвращаться к действительности.
-Ну что ты! – он вытирал ей слезы, гладил по голове, целовал.
-Спасибо, что разбудил, - Васька глубоко дышала, пытаясь унять сердцебиение.
-От чего я тебя спас? – очень серьезно спросил Андрей. – От насильников-грабителей? От шпиона, который за тобой гнался, чтобы подать иск о протечке потолка?
-От хомячка в клетке, - буркнула Васька. – Пусти, пойду умоюсь.
Пока она плескала себе в лицо холодную воду, муж резвился в дверях ванной:
-Ага! Страшные хомяки снятся только тем, у кого совесть не чиста! Они приходят в кошмарных снах к грешникам, причем, приходят прямо с клетками, и защекотывают… нет, защекатывают… нет, все-таки защекотывают спящего до смерти, если только, на счастье нечестивца, рядом не оказывается сильного, храброго мужа, способного прогнать гадкую тварь вместе с ее клеткой!
Васька вытерла лицо и, отодвинув мужа с дороги, направилась в кухню.
-Это был мой хомячок, из детства, и мне приснилось, как он умер.
Андрей, все еще улыбаясь, погладил Ваську по плечу.
-Ну ладно, не обижайся.
-На самом деле я не видела, как он умирал, нашла его уже мертвым, - продолжала она. - Мама тогда очень переживала, что я первая зашла в комнату и увидела его. Я не поняла, что он умер, но так привыкла, что он всегда бегает, шуршит, а тут лежит неподвижно на боку, не шевелится… испугалась, начала кричать. Папа унес клетку, а потом сказал, что Хомке в клетке стало скучно, и он его отпустил. Но старшие девчонки во дворе рассказали, что он умер, и что его больше вообще нигде нет. Я даже не знаю, мой ли это Хомка мне приснился, или просто какой-нибудь хомячок. Я ведь уже не помню ни Хомку, ни девчонок, только ощущения: сижу на скамейке у подъезда, кто-то рядом, и такая тоска на душе, пустота и тоска… Да я и не знала тогда, что это называется тоска. А потом, - Васька усмехнулась, - мне даже интересно стало, ну как же, смерть видела! И я тогда поняла, что означало в сказках «умер старый король», «старик перед смертью позвал сыновей»… Это значило, что ни короля, ни старика больше уже просто нигде не было.
-И как же ты себе представляла это «нигде»? – с интересом спросил Андрей.
-А никак не представляла, - засмеялась, наконец, Васька. – Все, Андрюшка, давай чего-нибудь съедим.
-Наконец-то! – Андрей с облегчением потер руки. – А то я уже думал, что твои воспоминания детства будут последним, что я услышу на этом свете перед тем, как умру от голода.
***
Новенькую девочку, очень хорошенькую, с очаровательными ямочками на щеках, приняли в Васькином седьмом классе неласково. С первых минут на Марьяшку ополчились девочки, то ли почувствовав соперницу, то ли просто позавидовав роскошным кудрям; платью вроде бы и форменному, но явно не купленному в «Детском мире»; красивым лаковым туфелькам. Васька удивилась: увидев все это великолепие, она было подумала, что девчонки-снобки бросятся знакомиться с богатенькой новенькой, а вот поди ж ты…
-Это Марьяна Сергеенко, - представила ее классная, - она будет учиться в нашем классе, - и ушла, оставив новенькую на растерзание.
-Марьяна-обезьяна, - громко фыркнула Ирка, главная модница в классе.
Иркины подружки-подпевалы засмеялись. Мальчикам игра понравилась, они поддержали поэтическую инициативу.
-Марьяна – верблюд из каравана!
-Марьяна – подставка для дивана!
-Не подставка, а подстилка!
В классе стоял хохот.
-Тогда не для дивана, а для барана!
-Правильно! Марьяна – подстилка для барана! У нее и волосы похожи!
Новенькая с застывшим лицом стояла у доски и смотрела… Она так смотрела на весь этот зверинец, что Васька не выдержала. Подошла к одинокой Марьяне, встала рядом, обернулась к классу.
-Ну, тогда чтобы никому обидно не было, - она старалась перекричать шум, и постепенно в классе стало тише, - чтобы уже по справедливости, то давайте так: Ирка – растопырка, в одном месте дырка.
Хохот заглушил гневный крик Ирки: ребятам на самом деле было все равно, над кем смеяться, новенькая просто удачно подвернулась, но и против нового объекта, глупой, вульгарной Ирки, которая, несмотря на дорогие тряпки, была удивительно похожа на дешевую проститутку-малолетку, никто не возражал.
-Тогда так, - вступил в поединок Валерка Болдырев, - Васька-швабра, то ли мужик, то ли баба!
Хохот.
Васька мягко подошла к Валерке и хлестко ударила его по щеке:
-Это тебе за бабу.
А потом, не давая опомниться, резко, без замаха, как учил папа, ударила кулаком в лицо:
-А это за мужика.
Валерка отшатнулся, из носа сразу брызнула кровь.
-Бандитка! – завопила Ирка, подскакивая к Ваське, но ее никто не поддержал, и Ирка остановилась на полдороге.
Удар отрезвил всех. Никому уже не хотелось ни смеяться, ни сражаться.
-Ладно, сам виноват, - был вынесен общий вердикт. Ребята разобрали портфели и потянулись к выходу. Девчонки, проходя мимо новенькой, просили:
-Не обижайся, ладно?
Марьяна кивала, продолжая глядеть во все глаза. Васька зорко следила за тем, как расходятся одноклассники. Борька Запорожцев, дружелюбно хлопнув своим портфелем по Марьяниному, засмеялся:
-Ну что, с боевым крещением, новенькая? Не боись, мы мирные! А Васька - вон, видела? – самая мирная!
Домой Марьяна с Васькой шли, конечно, вместе. Марьяна рассказывала о себе:
-Мы из Польши приехали, у меня папа военный, полковник, мы три года в Варшаве, в военном городке жили. А потом его в Белоруссию перевели, а теперь сюда.
-Здорово! – восхитилась Васька. – А ты польский знаешь?
-Почти не знаю. Нас с территории городка редко отпускали, только если все вместе, на экскурсии… ну и с мамой и папой куда-нибудь в театр. Кино-то прямо там, в клубе крутили, а в театр можно было. Я и в школу там пошла, русскую, при военном городке.
-Все равно здорово. Польша… Интересно!
-Интересно, конечно. Только нас там не очень любили.
-Кого? – не поняла Васька. – Твою семью?
-Нет, - засмеялась Марьяна, - вообще русских. Кто как, конечно. Нам говорили, что нас любят те, кто пострадал во время войны от немцев. А кто не пострадал, - не любят.
-А я думала, все поляки пострадали, - задумчиво проговорила Васька.
-Нет, по-разному было.
Какое-то время девочки шли молча.
-Марьян, а вы в вашей школе все предметы учили?
-Все, конечно, как бы я здесь в школу пошла? Только не зови меня Марьяной, очень уж официально. Зови Марьяшкой, как дома.
-Хорошо, - согласилась Васька.
-Скажи, - Марьяшка помялась, - а почему тебя ребята Васькой называли? Это прозвище такое?
-Да нет, не прозвище. Имя.
-Имя Васька? – поразилась Марьяшка. – А-а, - догадалась она, - наверное, Василиса, да?
-Василина, - поправила Васька.
-Ой, как красиво! – Марьяшка даже остановилась. – Я такого и не слышала. Нежное какое имя.
-Это болгарское имя, - объяснила Васька. – У меня мама болгарка.
-Так тебя не Васькой должны звать, а Линой! Ты же Васи-Лина!
-Я сначала хотела, - призналась Васька, - всем говорила, что я Лина, но полное имя все равно узнавали и сразу начинали дразнить, еще хуже получалось. Ну, я и решила: пусть. Это ведь только имя, уважают не за него.
На самом деле это были папины слова. Дома, в садике, во дворе к ее смешному прозвищу привыкли, и с настоящей обидой Васька столкнулась уже в школе. Как она плакала, как просила родителей изменить ей имя! Вот тогда папа и сказал, что нужно заслужить уважение, тогда и имя всем будет нравиться.
У них с мамой и выбор был невелик: ну какое еще имя придумать девочке с отчеством Ярославовна! Еще он сказал, что Ваську назвали в честь маминой мамы, Васькиной бабушки Василины, которой уже нет, и сейчас изменить имя – это предать бабушку и маму. Васька не хотела никого предавать и согласилась потерпеть.
А потом и в школе привыкли, особенно когда поняли, что прозвище не имеет никакого отношения к ней настоящей. Васька уже тогда, в раннем детстве, была красавицей.
Марьяшка с восхищением посмотрела на новую подружку и решительно взяла ее за руку.
-Знаешь что? Тогда и мне имя меняем!
-Как? – не поняла Васька.
-А так! – азартно продолжала Марьяшка. – У тебя красивое имя Василина, а называют тебя, как мальчишку, Васька. Меня зовут Марьяшка, да? Значит, я буду Яшка!
-Зачем тебе это? – не поняла Васька.
-Так! Ты за меня заступилась, правильно? И я хочу всем доказать, что имя – это не главное!
-Ну ладно, - с сомнением сказала Васька, - Яшка… - и прыснула.
Девчонки хохотали до самого дома.
На следующий день перед первым уроком две девочки в классе подошли к Марьяшке:
-Марьяна, ты не обижайся за вчерашнее…
Марьяшка с улыбкой перебила их:
-Я не обижаюсь. – И громко продолжила: - Только не называйте меня Марьяной. Меня зовут… - она лукаво посмотрела на Ваську, - Яшка!
-Оп-па! – удивился Валька Катенин. – Была Васька, теперь еще Яшка прибавилась. Ну и класс!
-Так все просто, - объяснила Марьяшка, - меня Марьяшкой все зовут. Марьяшка – Яшка.
Ребята шумели, болтали о своем, всем было все равно. Яшка так Яшка. Только Запорожцев внимательно оглядел Марьяшку, потом Ваську и с некоторым удивлением заключил:
-А ты молодец, новенькая. Уважаю.
Васька с Яшкой так и остались лучшими подругами. Даже когда поступили в разные вузы, и времени на общение почти не было, находили минутку - если не встретиться, то хоть позвонить.
На втором курсе Яшка выскочила замуж за коллегу-студента, хмурого пятикурсника Алешку, и Васька была свидетельницей на свадьбе.
Потом Васька на курсах английского языка познакомилась с молодым преподавателем, и свидетельницей уже была Яшка.
Теперь они дружили семьями, но когда кому-то из подруг нужно было просто поговорить по душам, мужское население безжалостно изгонялось, к ним отнюдь не бесплатным, а весьма даже дорогостоящим приложением пристегивалась Яшки-Алешкина Любаха, и приватность беседы была обеспечена.
Васька все тянулась к телефонной трубке, чтобы набрать номер, но в последний момент руку убирала. Ну что грузить подружку своими сомнениями? Все равно существа дела Яшка не поймет, посоветовать ничего не сможет, только Алешку с Любахой придется прогонять.
Яшка позвонила первой.
-Васена, приходи! Мои в кино идут, я от них отдыхаю. У меня торт есть, половину можем съесть. Ух ты, в рифму! Стой! Подожди!
Васька слышала в трубке, как Яшка дает указания мужу: «Нет, этот свитер спрячь! Пусть хоть раз наденет платье, а то как влезла в джинсы…». «Марьяшка, иди сама ей дай, она меня не слушает!» - это жалобный голос Алексея. «Любаха, сейчас же слушайся папу! И надень платье, выйди уж хоть один раз как девочка, а не как пингвин. Почему, почему, не знаю почему. Пингвин – и все». В трубке слышался приглушенный расстоянием хохот второклассницы Любахи, потом еще какие-то шумы и, наконец, облегченный голос Яшки:
-Все. Ушли.
-Что случилось, по какому поводу сбор? – поинтересовалась Васька.
-Ты знаешь, ничего не случилось, - как-то даже удивленно отозвалась подруга. – Пациентка торт преподнесла, шикарный, и, между прочим, свежий, я дату проверила. Вот я и решила, что семья его вечером поест, а мы первые продегустируем. Имеем право!
-И семья на это согласилась? – не поверила Васька. Оказалось, правильно не поверила.
-Нет, - Яшка вздохнула, - не согласилась. Поэтому я и говорю, что полторта наши. Вторую половину они уже съели.
Увидев то, что Яшка называла «полторта», Васька ужаснулась:
-Господи, какой же величины был целый! Как эта несчастная больная женщина его тебе таранила?! Жалости у вас нет, Марьяна Викторовна!
-Не волнуйся, его муж принес, - успокоила Яшка. – А женщина уже почти здорова, теперь только беречься.
-Да мы и пятую часть не съедим!
-Ну, не знаю, - с сомнением покачала головой Яшка, потом воодушевилась. – Но мои-то съели! И ничего. Давай хоть начнем, а там посмотрим. Если что, - завтра доесть можно.
Пока потихоньку-полегоньку уничтожался торт и шел обычный бабский треп, Васька раздумывала: пожаловаться Яшке или пока рано. Решила, что рано, авось сама разберется. Все равно посоветовать подруга ничего не могла, а потребность выговориться не была пока безотлагательной.
-Знаешь, - все-таки решилась Васька, - в принципе, этот торт мы доесть можем, тут совсем чуть-чуть осталось. Но лучше поставь его в холодильник. Я, наверное, через денек-другой к тебе снова наведаюсь, чует мое сердце. Устроим твоим еще какую-нибудь экскурсию.
Яшка внимательно посмотрела на подругу и медленно кивнула.
***
Через два дня Васька читала отзыв клиента на исковое заявление. Вернее, читать там было нечего: после всех формально-необходимых строчек было сказано: «… считает исковые требования необоснованными, незаконными и просит отклонить иск». Все.
В замешательстве Васька прочла этот перл четыре раза. А как же аргументы? А как же анализ тех документов, которые были приложены к исковому заявлению? Хоть какая-нибудь мелочь! Хоть что-то!
Васька бросилась к шефу.
-А как вы хотели, милая? – доброжелательно попенял ей Юрий Сергеевич. – Были бы представлены аргументы, не нужно было бы, так сказать, стимулирование правосудия.
-Но что же мне делать? – беспомощно спросила Васька.
-Думайте, Василина Ярославовна. Это ваше дело, вам его вести, вы знаете, каким должен быть его результат, а как прийти к этому результату – это уже ваше дело, ваш путь. Не торопитесь, идите, подумайте и назначайте дату заседания.
-Но…
-Идите. – Васька снова была препровождена к двери твердой рукой начальника.
Андрей исподтишка наблюдал за женой. Васька была сегодня погружена в какие-то тяжкие думы, ни о чем не спрашивала, ничего не рассказывала, взялась вдруг за уборку, с мрачной рассеянностью смахнула пыль с телевизора, на чем, собственно, уборка и закончилась.
Когда Андрею надоело следить за невнятными эволюциями жены, он приступил к решительным действиям: усадил Ваську за стол, налил ей чаю, сел напротив и потребовал:
-Колись.
Васька очнулась, но попыталась увильнуть:
-Чего «колись»?
-Ну, давай, давай, рассказывай, что там у тебя приключилось.
-Да ладно, Андрюш, разберусь.
-Конечно, разберешься. Но со мной быстрее. Если есть проблема, нужно ее кому-нибудь рассказать. Пока будешь объяснять, сама найдешь решение. Давай, слушаю.
-Ну, - Васька заколебалась. Соблазн был велик, она измучилась и очень хотела поделиться с кем-то неприятностями. – Ладно, - наконец, решилась она и стала рассказывать.
-Понимаешь, - объясняла она мужу, - там иск совершенно справедливый, грамотный, со всеми справками, контракты на приобретение, сертификаты, ну все абсолютно, то есть совершенно законное владение землей и строением. У ответчика нет вообще никаких документов, ответ просто издевательский – «прошу считать незаконным», и все!
-Это он тебе заплатил?
Васька расстроенно кивнула, потом вскинулась:
-Но я же не знала, в чем будет дело! Мне шеф, как всегда, передал деньги, а назавтра дело, отзыва тогда еще не было, он позже поступил.
-Вась, а как с предыдущими делами было? Тебе же часто платили.
-Тогда было все по-другому! – с отчаянием воскликнула Васька. – Там дела были – пятьдесят на пятьдесят, аргументы были и у одной стороны, и у другой, я могла вынести какое угодно решение, не подкопаешься: допустим, для меня аргументы этой стороны оказались более убедительными – и все! Не к чему придраться! Поэтому я и брала спокойно деньги. А сейчас... Андрюшка, если я вынесу такое решение, и они пойдут дальше, а они явно пойдут дальше, меня ждет уголовное преследование.
-Та-ак. Подожди, так чего ты связываешься? Откажись, верни деньги, и все!
-Я, конечно, попробую, - Васька отодвинула чашку и встала. – Вот только сомнение меня берет. Похоже, любезный Юрий Сергеевич подсадил меня на крючок и теперь будет шантажировать.
-Ну зачем, зачем ты с ним связалась, деньги эти дурацкие брала! – Андрей попытался нервно походить по тесной кухне, но места для его темперамента явно не хватало, и пришлось захватить еще часть коридора. – Я же тебе сразу говорил: не надо! Нам же хватает, не семеро по лавкам! Нет – Васенька хочет отдохнуть в Египте! Потом в Греции! Ну, вот они тебе, и Египет, и Греция. А там еще, глядишь, Магадан прибавится, экзотика!
-А то ты не знаешь! Если бы не брала, долго бы на этом месте удержалась? Да после первого же отказа меня бы шеф выжил!
-Ну и ушла бы! Подумаешь, судья!
Васька всхлипнула, и Андрей остановился.
-Ну, прости, - с раскаянием попросил он, - не сдержался. Ладно, будем думать. Но вначале тебе все-таки нужно попробовать отказаться от дела и вернуть деньги.
-А ты знаешь, кто в этом деле ответчик?! – Васька ревела уже в голос. – Федоров Сергей Степанович!
-Это какой Федоров? Который ресторан «Буржуа»?
-И сеть супермаркетов. И казино.
-Блин! Чего ему там надо?
-Землю. Место хорошее. Отель собирается строить.
-Васька, завтра же иди к своему Юрию Сергеевичу, возвращай деньги и отказывайся. И уходи к черту с этой работы! Иди в нотариусы!
-Честно, я уже сама думала, только не в нотариусы, а в адвокаты.
-Куда угодно! Так что если давить начнет, - сразу заявление на стол. Поняла?
Васька кивнула, вытерла слезы и улыбнулась. Она действительно думала, что, в крайнем случае, отделается увольнением.
-Что это вам, милая, вздумалось? Конверт какой-то мне суете… Это что же, взятка?
-Юрий Сергеевич, - враз онемевшими губами бормотала Васька, - я не могу взять это дело.
-А вас никто не спрашивает, что вы можете. Дело распределено вам. Идите и работайте.
-Но я не смогу вынести такое решение… ну, вы понимаете… Там все основания, все доказательства. И ни одного – в пользу клиента. Я ничего не смогу сделать, понимаете?
-Так, - Юрий Сергеевич прищурился, - и что же вы предлагаете?
-Я возвращаю вам деньги, и выношу решение, какое считаю нужным.
-Не получается, - вздохнул Юрий Сергеевич, - человек оплатил ваши услуги. Он рассчитывает на определенный результат. Как вы понимаете, он человек непростой, и не потерпит, если какая-то девчонка его вульгарно кинет.
-Во-первых, - не сдавалась Васька, - он договаривался не со мной. Он договаривался с вами, а уже вы решили отдать это дело мне. Еще не поздно, передайте его кому-нибудь другому, кто сможет вынести нужное решение.
-А вы что же думаете, вы единственная здесь работаете? Я вас всех обеспечиваю, всем даю на хлебушек с маслицем заработать. Да вы молиться на меня должны! И не подводить! – Юрий Сергеевич кипел.
Васька, наконец, решилась:
-Это дело я не возьму. Лучше уволюсь. Тогда и вам неприятностей с клиентом не будет, просто передадите дело, и все.
-Ну что ж, - Юрий Сергеевич встал, медленно вышел из-за стола, подошел вплотную к Ваське, - ну что ж, Василина Ярославовна, дело ваше. Вот только хочу обратить ваше внимание на такой момент. Ваш уход сейчас будет выглядеть несколько, знаете ли, демонстративно. А никаких демонстраций, связанных с нашим уважаемым клиентом, я позволить не могу.
-И что же? – Васька вздернула нос. - Не подпишете заявление? Так у нас, знаете ли, не крепостное право.
-Господь с вами! – в притворном испуге замахал руками Юрий Сергеевич. – Почему не подпишу? Подпишу. Вот только, - голос его стал вкрадчивым, - в этом случае тут же найдутся люди, которые передавали вам деньги по всем прошлым делам, и свидетели у них найдутся…
-Но ведь это вы мне передавали деньги, - с ужасом глядя не начальника, прошептала Васька.
-Я?! – возмущенно воскликнул Юрий Сергеевич. – Как вы смеете, девчонка, впутывать меня в ваши коррупционные дела и схемы! Не-ет, найдутся настоящие свидетели, которые подтвердят, что вы вымогали у них взятки. Вот что будет означать ваше заявление об уходе. Все. Разговор окончен. Закончите дело, и тогда – скатертью дорога.
Васька из последних сил пыталась сопротивляться:
-Если будут подняты прошлые дела, значит, решения по ним придется аннулировать. Как на это посмотрят ваши клиенты?
-Не волнуйтесь, аннулировать ничего не придется. Решения были вынесены правильно, законно, а вы за вполне законное решение еще и требовали денег. Вот ведь цинизм какой, - посетовал Юрий Сергеевич. – Так что не советую вам сейчас увольняться.
Васька добралась до дома на автопилоте. Счастье еще, что машина была у Андрея, а вторую, для нее, Васьки, купить не успели: сейчас бы точно вмазалась во что-нибудь не очень мягкое.
Дома Васька пересидела приступ отчаяния в туалете – почему-то именно это место ее успокаивало лучше всего. Наверное, - думала она, - потому, что там, в отличие от, например, кухни, нет под рукой какого-нибудь ножа.
Выйдя из заветного убежища, она посмотрела на часы, убедилась, что Андрей придет совсем скоро, и позвонила Яшке на работу.
-Яшенька, я на минутку. Приходите сегодня к нам с Алешей, - голос Васьки был непривычно просительным.
-Что случилось? – встревожилась Яшка.
-Мне очень нужна помощь. И совет. В общем, я просто не знаю, что делать.
-Так. Спокойно, - Васька явственно услыхала в голосе подруги профессиональные нотки кардиолога. – У меня прием скоро заканчивается, я забираю Любаху – и сразу к тебе. Алешка сменится с дежурства и тоже придет, хорошо?
-Спасибо, - горло сдавило, на глаза навернулись слезы.
-Не раскисай, - прикрикнула Яшка, - не знаю, что там у тебя приключилось, но держаться нужно всегда.
-Я помню, - сквозь слезы прошептала Васька и положила трубку.
***
За всю долгую шестилетнюю Ритусину жизнь не случилось ничего, что стоило бы запомнить. К этой мысли Ритуся пришла после долгих мучительных размышлений и напряженных воспоминаний.
Началось все с того, что мама и папа с удовольствием рассказывали ей «когда они были маленькие». Получалось, что и у мамы, и у папы, когда они были маленькие, жизнь была удивительно интересной, насыщенной, наполненной разными событиями – дальними поездками, смешными птенцами, драчливыми соседями. Ритуся готова была слушать их истории хоть сто раз, они ей не надоедали, зато вызывали острое чувство зависти.
Однажды она с обидой высказала папе свои претензии: почему у него, у папы, было столько интересных событий, когда он был маленький, а у нее, Ритуси, никаких событий не происходит? Почему он ездил летом в пионерский лагерь, а она только и знает, что ходит в детский сад, а летом едет вовсе не в загадочный пионерский лагерь, а с мамой или папой в деревню к бабушке?
-Чудачка ты, - засмеялся папа, - наши истории случались вовсе не каждый день. Мы с мамой рассказываем тебе случаи, которые происходили с нами за многие годы – вспоминаем и рассказываем. Для лагерей ты еще мала, туда только школьников берут, да и лагеря сейчас другие. А в твоей жизни тоже происходит много такого, о чем потом интересно было бы рассказать.
-Ну что? – недоуменно пожала плечами Ритуся.
Она действительно не понимала, как можно запомнить всю эту ежедневную рутину: подъем, умывание, завтрак с грехом пополам, со слезами и мамиными уговорами; детский сад (когда болела их Наталья Дмитриевна, ее замещала крикливая Софья Матвеевна, и Ритуся хныкала и не хотела идти); в саду тоска, невкусные завтраки, обеды, полдники (нет, полдники еще можно есть, дают или хлеб с повидлом, или запеканку, или сырники, это все заглотать легко). Еще в садике свои проблемы, конфликты, скучные занятия совсем для малышей – Ритусю-то уже давно папа научил читать, а там все буквы в слоги складывают, картинки раскрашивают, цвета учат – скукотища. Ритуся все цвета и оттенки знает лучше воспитательниц – от мамы. После садика, конечно, легче: дома с мамой и папой или на улице с девчонками. Но это ведь недолго – ужинать и спать. А назавтра – все то же самое. И кому все это интересно?
Но папа с ней не согласился.
-Ну, Ритуська, тебе прямо каждый день развлечения подавай! А ты вспомни, когда в деревню ездили, какие там были собака и кошка. Помнишь, как кот подходил к собаке и обнимал, и ухо ей целовал?
-Помню, - радостно кивала Ритуся. Действительно, обнимал, и они втроем тогда ахали и восторгались, как эти кошка с собакой друг друга любят. Что ж, пожалуй, про них можно было бы рассказывать. Но и все!
-А ты вспоминай.
И Ритуся стала добросовестно вспоминать.
И – самое первое, что вспомнилось, - маленький абрикосовый хомячок. Хомячка звали Пушок, он был круглый и казался тяжеленьким шариком, но на самом деле был совершенно невесомым, Ритуся помнила, как держала его в кулаке, а мама придерживала ее кулак и говорила, чтобы она не сжимала пальцы, потому что Пушок хрупкий, и его легко раздавить. А однажды, когда Ритуся просунула палец между прутиками клетки, Пушок укусил ее за палец до крови, и Ритуся плакала уже даже когда палец не болел: ей было обидно, что Пушок ни разу не укусил маму и папу, а ее ни за что ни про что вдруг цапнул. Ей потом все равно хотелось его погладить, но она рисковала это делать, только когда хомячок был в руках у кого-то из родителей. Он долго жил у них в клетке, а потом куда-то исчез, и папа сказал, что он убежал, а старшие девчонки во дворе сказали, что он вовсе не убежал, а умер.
И тогда на душе у Ритуси стало так пусто-тревожно, и сердце бухало в этой кромешной пустоте, но, несмотря на это, почему-то хотелось верить не папе, а девчонкам.
Вот и сейчас, когда Ритуся вспомнила о Пушке, сердце ее тревожно сжалось. Ей тогда девчонки рассказали, что такое «умер»: не шевелится, не дышит, его закопали в ямку, и больше его никогда не будет.
Еще до смерти Пушка Ритуся, как и все ребята во дворе, четко знала расписание жизни каждого человека: сначала детский сад, потом школа, потом университет, работа, пенсия и смерть. Они с девчонками сравнивали возраст: Алка на полгода старше Ритуси, поэтому и умрет она на полгода раньше. А вот Леночке повезло: она на целый год младше, так что и умирать ей на год позже.
Раньше Ритуся никогда не задумывалась о смерти, знала, что все умрут, - и все. И только когда из ее жизни исчез крохотный кусачий хомячок, подумала: вот так же исчезнут из ее жизни мама с папой. Они уже работают, им осталась только одна пенсия…
Когда Ритуся об этом думала, она начинала капризничать, жаться к маме, дергать папу, ей нужно было убедиться, что у них еще много времени побыть вместе. Мама сердилась, у нее что-то убегало из кастрюли, и ей было не до Ритусиных капризов. Папа невпопад отвечал, не отводя взгляд от книжки, потом не выдерживал и отправлял Ритусю играть в ее комнату. Но Ритуся понимала, что, если она сейчас уйдет и не будет видеть маму и папу, она сразу будет думать, что они уже умерли, и она осталась одна в этом большом и жутком мире, где все умирают. И она начинала реветь так громко и отчаянно, что прибегала испуганная мама, бросал книгу озадаченный папа, они обнимали и тормошили Ритусю, которая от облегчения плакала еще сильнее.
Мама ходила с ней к врачу, который водил перед ее носом молоточком. Ритуся сначала испугалась молоточка, но врач объяснила, что на самом деле это просто палочка, за которой нужно следить глазами, и Ритуся успокоилась. Правда, врач обманула, потому что потом она этим молоточком стукала Ритусю по коленкам, но было не больно, и Ритуся не обиделась.
Врач задавала кучу вопросов, на которые Ритуся отвечала серьезно и вдумчиво, врач улыбалась, мама улыбалась, и все было хорошо. Поговорив с Ритусей, врач сказала маме:
-У вас хороший ребенок, просто умничка. Вполне здоровый. А приступы плача… это может быть перевозбуждение, усталость… Причин, знаете ли, много, всего не предусмотришь. Дайте ей тогда просто таблеточку валерианки. Пусть больше гуляет, а на ночь – молоко с медом.
-Спасибо вам, - мама благодарила с облегчением, которого Ритуся не понимала. Конечно, она здорова! Ни горло не болит, ни нос не хлюпает. И чего мама волновалась?
-И еще, - сказала напоследок врач, понизив голос, но Ритуся навострила уши и все равно услышала. – Постарайтесь побольше быть с ней.
-Но мы же работаем, - растерялась мама, - она в садике…
-Ну, это понятно. Но вечером, после работы, постарайтесь побольше с ней общаться. Знаете, хозяйство, друзья, это все хорошо, но сейчас лучше с ней проводить больше времени. Ей будет спокойнее.
Вечером, рассказывая папе о визите к врачу, мама сказала:
-Знаешь что, а давай я Ритуську возьму с собой в санаторий. И тебе здесь легче будет, и ей от садика отдохнуть. Пока я на процедурах, она где-нибудь подождет, а потом будем вместе гулять. Как, Ритуська, хочешь?
-Хочу! – завопила Ритуся.
Но до санатория было еще далеко, и Ритусины дни продолжали сливаться в одну длинную-предлинную цепочку, нанизывались друг на друга, и она завидовала маме, когда та жаловалась на убегающее время. Ритусино время никуда не убегало.
Однажды по телевизору Ритуся услыхала фразу: «Судьба играет нами».
-Кто такая судьба? – пристала Ритуся к папе.
-Ну-у, судьба – это просто жизнь человека. Все, что с ним происходит.
-А как она нами играет?
-А, вот ты о чем, - догадался папа. – На самом деле так говорят люди, которые думают, что в их проблемах виноват кто-то другой. – Папа хитро прищурился. – Вот тебе пример. Витя в садике недавно стукнул тебя. Ты плакала и говорила, что он виноват. Потом оказалось, что ты первая обозвала его дураком и толкнула. Было?
Ритуся хмуро кивнула. Ну зачем снова вспоминать эту историю? Неужели было мало разговоров?
-Ну вот, - продолжал папа, - когда люди не хотят признавать свои ошибки, они и говорят, что ими играет судьба, как в куклы, а они ни при чем. Поняла?
-Поняла, - задумчиво отозвалась Ритуся.
Но с тех пор она часто представляла себя этакой живой куклой, как в «Трех толстяках». Ей только кажется, что она живая, а на самом деле ею играет - водит, кормит, пеленает, шлепает - какая-то большая девочка. И у Ритуси замирало сердце.
***
-Васька, ты уже большая девочка, - с досадой сказал Алексей, - а вляпалась, как дитя малое.
-Вляпалась, - тихо подтвердила Васька, – можете меня презирать, называть коррупционеркой и взяточницей.
-Да ладно тебе, кто сейчас не берет, если дают, - отмахнулась Яшка.
-Да правда, все берут, - подтвердил Алексей. – Я, знаешь, тоже, бывает, беру. Не у всех, но беру.
-А у кого берешь, по какому принципу? – поинтересовался Андрей.
-Только у тех, кому реально могу помочь. Хочу, знаешь ли, спать без призраков. Вот по этому самому принципу. Ну а с учетом специфики, - Алексей усмехнулся, - это, к сожалению, бывает не так уж часто.
-Н-да, специальность у тебя не для слабонервных, - Андрей покачал головой.
-Кто-то должен. Я еще рад, что Марьяшку в свое время уговорил не идти в онкологию. – Алексей никогда не называл жену Яшкой. Сначала возмущался нелепым именам, даже пытался называть Ваську Василинкой, потом привык, вернулся к Васькиному прозвищу, но его любимая Марьяшка так и осталась для него Марьяшкой. - Она еще училась, а я как раз интернатуру проходил. Так вот, понял я тогда две вещи. Первое – что правильно выбрал профессию, хоть и тяжело, конечно, было, да и потом легче, в общем, не стало. Привычка в какой-то мере помогает, но бывают такие случаи… Еще счастье, что не в детской онкологии, там бы вообще хана. Не представляю, как люди работают…
Друзья помолчали.
-А второе? – спросила Васька.
-Что второе? – не понял Алексей.
-Ты сказал, что понял две вещи. Какая вторая?
-А, да. Вторая – это что Марьяшке ни в коем случае нельзя идти в онкологию. Ну и поднажал на нее.
-Я помню, - Васька улыбнулась. – Яшка тогда ходила разобиженная и собиралась рвать отношения, потому что ты не уважал ее как личность.
-Было, - подтвердила Яшка. – А потом моя личность сто раз благодарила своего дальновидного мужа. Мне и кардиологии хватает. Мне, кстати, тоже, бывает, деньги приносят.
-Берешь?
-Беру, отчего же… Только в конце, когда уже видно, что помогло. В общем, примерно как у Алешки. С нашими-то зарплатами… Если бы врачи, учителя и судьи получали, как программисты, может, и не брали бы.
-Ребята, не о том говорим, - напомнил Андрей. – Пока зарплаты не повысили, моя глупая жена купилась, как овца, на эти конверты. Что делать будем?
Васька снова опустила голову. Андрюшка прав – овца и есть. Сама глупостей наделала, а теперь спасайте ее. Но все-таки, наверное, можно что-нибудь придумать? Не может быть, чтобы не было выхода!
Она представила, как зачитывает решение: «В исковых требованиях отказать, вышеуказанный участок передать во владение ответчику, господину Федорову Эс Эс». Ну ладно, огласить решение – полбеды, пять минут позора. А чем обосновать? Что писать в мотивировочной части?!
Васька почувствовала необходимость уединиться в туалете и немножко подумать. Она ткнулась было в любимую комнату психологической разгрузки, но место оказалось занято: там, по-видимому, засела Любаха. Васька вспомнила, что все это время Любахи не было видно - давно, наверное, здесь сидит - и встревожилась.
-Любаха!
Молчание.
-Любаха! – громче позвала Васька. – Ты здесь?
Молчание.
-Любаха!! – Васька отчаянно задергала дверь, замолотила в нее кулаками.
На шум прибежали совершенно белая Яшка и перепуганные мужчины.
-Что?! – закричала Яшка. – Где она?!
-Вышибите кто-нибудь дверь! – уже почти в истерике кричала Васька.
-Любашенька! – звала Яшка, приникая к двери. – Доченька, что с тобой? Да высадите же дверь!
Андрей саданул ногой по шпингалету, но ничего не вышло: замок был крепкий, и сил у профессора-лингвиста не хватило.
-Разбежаться бы… - беспомощно огляделся он. Разбежаться в узком коридоре было действительно негде. По единственному свободному пятачку металась Яшка.
-Пусти, - сквозь зубы процедил Алексей, отодвинув с дороги профессора. Точным ударом ноги он попал по замку. Шпингалет отскочил и заколыхался на одном шурупчике. Одновременно что-то треснуло в петле, и дверь стала валиться наружу.
Ее подхватили все вместе, рванули – и остановились на пороге.
Васька в первый миг зажмурилась, боясь увидеть ребенка… каким? она не знала, в каком виде может увидеть светленькую кругленькую Любаху, но точно уже не живой. В этом ее убедила мгновенно наступившая тишина. Она раскрыла глаза – и ничего не поняла. Туалет был пуст. Рядом тяжело, со всхлипом, дышала Яшка. Алексей с Андреем, придерживая выбитую дверь, таращились на пустое помещение.
Васькин взгляд заметался по стенам, унитазу, ванне, полочке и остановился на подвесном шкафчике тридцать на сорок сантиметров, в котором она хранила туалетную бумагу и моющие средства. Еще не веря себе, она зашла в туалет, дрожащими руками открыла шкафчик и заглянула внутрь. В шкафчике, как ни странно, ребенка тоже не оказалось.
-Она туда не поместится, - клацнув зубами, прохрипел Алексей.
-Ребята! – воскликнул вдруг Андрей с неожиданным энтузиазмом.
Все обернулись к нему.
-Васька! – продолжал он. – У нас же защелка сама закрывается! Сколько раз шпилькой открывали!
-Блин… - прошептала Васька.
-Где ребенок!? – истерически закричала Яшка.
-Вы не меня ищете? – послышался удивленный голос.
Любаха стояла у двери комнаты и во все глаза смотрела на «родственников и знакомых Кролика», как она скопом называла всю их компанию. Стояла, видно, уже давно, потому что успела накрутить пряди длинных волос аж на четыре пальца, указательные и мизинцы, – верный признак глубокой заинтересованности.
Яшка с Васькой, плача, зацеловывали слегка ошалевшую Любаху. Андрей в изнеможении сполз по стенке на корточки и закрыл глаза. Алексей оглядел трогательную сцену, криво усмехнулся:
-Дверь я тебе, Андрюха, выбил.
-Плевать, - не открывая глаз, сказал Андрей. Однако через секунду глаза все-таки открыл, – Слушай, Алешка, пойдем выпьем.
-А есть? – оживился Алексей.
-Есть. По-моему, самое время.
-Не просто время. Это, можно сказать, реанимация.
Мозгового штурма не получилось. Компания дружно приняла по пятьдесят граммов коньяка, гости подождали, пока перестанут подгибаться ноги, и, извинившись, отбыли домой, крепко держа ребенка с двух сторон за руки.
Васька ходила из угла в угол и думала, что не надо было грузить ребят своими проблемами, все равно ничего не вышло, у них другая жизнь, что они могли посоветовать…
Поздно вечером, когда Андрей уже уговаривал Ваську лечь спать, позвонила Яшка.
-Слушай, - голос был деловитый, как будто не она пару часов назад рыдала у двери сортира, - мы тут с Алешкой подумали… В общем, выход один: тебе нужно заболеть.
-Не выход, - отозвалась Васька. – Ну, посижу на больничном, перенесут на неделю-другую дату заседания, и дело с концом.
-А это смотря чем заболеешь.
-А чем ты мне предлагаешь заболеть? – с подозрением осведомилась Васька.
-Ну-у, есть варианты. Алешка предлагал что-нибудь по его части, но мне это не нравится. Я суеверная. Нечего накликивать, эта дрянь и так в любой момент прицепиться может.
-Правильно! – с жаром согласилась Васька. – Нечего.
-Так что мы тебе соорудим что-нибудь по моему профилю. А еще лучше – на нервной почве! Вот! Самое то! Тем более, что эта почва у тебя присутствует в лучшем виде! Вон какой бардак устроила. Все, не дрейфь, завтра приду, и все обсудим. – Яшка помолчала. – Одна приду, Любаха с Алешкой посидит.
***
Андрей с Алексеем, женившись на закадычных подругах, влились в их тесный кружок плавно и естественно. У обоих были свои друзья – многие еще с юности, - и эти друзья тоже, в свою очередь, пополняли общую компанию, центрообразующим элементом которой были две красавицы, предмет зависти мужиков – Васька и Яшка. Они были разными: Васька – красавица северная, светлая, тонкая, прохладная, Яшка – южная, кудрявая шатенка с ямочками на щеках и умопомрачительной грудью.
Несмотря на дурацкие имена, женщины чувствовали себя царицами, и, как истинные царицы, были самонадеянны, самоуверенны и в большой степени самодостаточны. Эти три «само» довольно часто выводили из себя их мужей, но все недостатки прекрасных дам искупались с лихвой: обе были умны и прекрасно знали, до каких пределов можно злить мужчину, которого любишь. Поэтому браки обеих подруг были счастливыми и крепкими.
Их мужья тоже сдружились между собой, но все-таки не до степени закадычности. И дело было вовсе не в разнице характеров или увлечений – сильный, немного хмурый циник Алексей, конечно, очень отличался от истинного гуманитария и эстета Андрея.
Дело, скорее всего, было в другом: мужчины не доверяли друг другу. Они знали, что оба любят своих жен, поэтому на мужскую откровенность не решались – а вдруг собеседник в этаком нравственном порыве проболтается своей любимой супруге, а та не преминет поделиться с лучшей подругой… И все же мужчины с удовольствием общались между собой, не затрагивая скользких тем.
Андрей думал об этом, крутясь в постели. Он так и не дозвался Ваську и улегся сам, надеясь своим примером сподвигнуть жену на отдых.
После несколько скомканного прощания с гостями он еще долго приводил Ваську в чувство. Сломив сопротивление, заставил выпить еще коньяку, закутал в плед, и, усадив к себе на колени, выдумывал на ходу и нашептывал на ухо смешные рифмованные строчки. Васька любила, когда Андрей сочинял для нее какие-то корявые, несуразные, но обязательно смешные и нежные стишки, иногда даже по-английски, это было их многолетней игрой, и сейчас Андрей надеялся, что ему удастся хоть немножко успокоить жену.
Васька действительно немного расслабилась, но не легла, а, сбросив плед, отправилась на кухню мыть посуду. Андрей пытался уговорить подождать с посудой до завтра, ничего, дескать, с ней не случится, но упертая принцесса фыркнула и пошла работать золушкой. Вот и валялся теперь Андрей в постели, гадая, придет ли жена спать, когда у нее закончатся рюмки…
Вспоминая переполох из-за Любахи, Андрей усмехнулся и неожиданно и очень непоследовательно впервые в жизни пожалел, что у них с Васькой нет детей. Вопрос о детях они сразу после женитьбы с обоюдного согласия отложили на потом. И он, и она собирались делать карьеру: он – защищать диссертацию, она – пройти все необходимые этапы и стать судьей. Вроде бы обе задачи были успешно решены, он стал профессором, преподавал на инязе теорию перевода, она работала судьей, и оба были счастливы. Им вполне хватало друг друга, интересной работы, друзей, театров и всего остального, что может дать обеспеченная независимость. У Андрея время от времени случались небольшие романы – студентки у него на факультете были что надо. Но серьезно и надолго он ни с кем старался не связываться и прилагал все силы к тому, чтобы ни Васька, ни кто-нибудь из общих знакомых ни о чем не узнали. Такая жизнь была приятной и необременительной, и дети в нее не вписывались.
Яшка с Алексеем тоже довольно долго оставались бездетными, но не из-за нежелания: просто не получалось. Когда, наконец, получилось, и на свет появилась толстая и крикливая Любаха, и Васька, и Андрей, обожая девочку, все-таки потихоньку от друзей радовались, что избегли этого кошмара - бессонных ночей, таинственных и непонятных детских болезней, постоянной зависимости от бабушек и невозможности распланировать свое время.
И вот теперь Андрей с неожиданно щемящим чувством утраты вспоминал, какими наивно-лукавыми глазами смотрела на них Любаха, когда они, как четыре идиота (хотя, почему «как» - именно что четыре идиота), ломали дверь в их туалет.
«Надо будет дядю Колю позвать, дверь чинить», - подумал Андрей.
Он поймал себя на том, что старательно думает о чем угодно, только не о Васькиной беде. Защитная реакция, - усмехнулся он про себя и позвал:
-Ва-ась! Жена моя! Супруга законная! Приди, душа моя! Не блуждай отдельно от тела моего!
Васька все продолжала чем-то звенеть. Да что ж такое, где она столько посуды нашла?! Всего-то четыре чашки и четыре рюмки! Ну ладно, еще заварочный чайник. И блюдечки.
-О-хо-хо, - закряхтел Андрей, вылезая из-под одеяла и шлепая на кухню.
Васька перемыла не только ту посуду, которой они пользовались, но еще и парадные тарелочки, вазочки, рюмочки, которые в количестве стояли в шкафу и ждали наплыва гостей.
-А это еще зачем? – озадаченно спросил муж.
-Не могу остановиться, - процедила Васька, вытирая вафельным полотенцем креманку.
-Так… - Андрей решительно отобрал у нее креманку, полотенце, взял за плечи и, невежливо подталкивая коленкой, отконвоировал в спальню.
-Все. Спать. Утро вечера мудренее. Завтра мы обязательно что-нибудь придумаем.
-Яшка звонила, - неохотно сказала Васька. – Вроде, они с Алешкой что-то придумали. Она завтра придет.
-С Любахой? – тревожно спросил Андрей.
Васька в первый раз за сегодняшний день рассмеялась:
-Нет, Любаху с Алешкой оставит. Специально предупредила. Ладно, пойду умоюсь.
-Смотри о дверь не споткнись, я ее к стене прислонил, - напомнил Андрей.
-Да уж помню. А ты не подглядывай.
-Как?! Иметь такую возможность – и не подглядывать?! За кого ты меня принимаешь?
-За исключительно интеллигентного профессора, который не оскорбит свою даму нескромностью.
-Психолог, - Андрей сокрушенно покачал головой. – Ты меня изучила. Воспользовалась моей открытостью и теперь вьешь веревки. Остановить меня у дверей туалета можно, только сыграв на моей интеллигентности.
Васька, запустив в мужа подушкой, ушла мыться, и Андрей, поерзав и устроив себе уютную норку, снова задумался. Все-таки Васька упрямая. Не брала бы с самого начала эти деньги, ничего бы не было. А что было делать? Давал же не клиент, давал начальник, а ему как откажешь?
Вон Васька рассказывала, был у них принципиальный мужик, идеалист – не идеалист, а, скорее, просто предусмотрительный, отказался брать деньги. Просто отказался – без истерик, без угроз, без бития себя кулаками в грудь. Хочу, говорит, жить спокойно. Недолго он после этого спокойно жил в суде: быстренько ушел в юрисконсульты какой-то фирмы. А Васька вот не ушла. И влипла.
Воображение Андрея очень подробно и в красках рисовало ему картины одна веселее другой. Причем краска преобладала опасно-красная. Вот господин ответчик, Федоров Сергей Степанович, приходит к ним домой с четырьмя амбалами…
Нет, возвращается он, Андрей, с работы, открывает ключом дверь, заходит, а в его любимом кресле сидит Федоров Сергей Степанович, а рядом с ним – два амбала, и еще двое вдруг оказываются за спиной Андрея… И бьют его по почкам… или по печени… или вообще в лицо, чтобы в университете не смог показаться… И говорят, что, если Васька не вынесет нужного решения, то его убьют.
Или еще так: идет он, Андрей, по улице, например, в магазин, рядом с ним останавливается черный джип, из него выскакивают трое амбалов, быстро запихивают его, Андрея, в машину (двое держат руки, третий – голову), привозят на какой-нибудь заброшенный склад или в цех заброшенного завода, а там уже ждет Федоров Сергей Степанович и говорит, что, если Васька не вынесет нужного решения… и так далее.
Вариантов было великое множество, один красочнее другого: сказывалась любовь к детективным сериалам. При этом во всех вариантах амбалов, явившихся за Андреем, было не менее трех. Не то чтобы Андрей так высоко ценил свои бойцовские способности, но все-таки хотелось другого продолжения: он красиво швыряет непрошенных гостей с балкона и с гордой простотой говорит Федорову Сергею Степановичу: «Ты на кого хвост поднял, щенок! Еще раз моей жене о себе напомнишь, - будешь лететь вслед за своими шавками».
Увы, этот расклад, несмотря на всю свою привлекательность, был самым невероятным и фантастическим. Профессор, к великому сожалению, не отличался ни физической силой, ни спортивной подготовкой.
Что же придумали Яшка с Алексеем? Алешка – мужик тертый, может, действительно нашел какой-то выход?
Андрей вспомнил их совместные выходы в свет и фыркнул. Алексей терпеть не мог детских мальчишеских прозвищ своей жены и ее подруги. Когда-то он жаловался Андрею:
-Иду рядом с двумя красавицами, мужики оглядываются, у меня аж крылья отрастают от гордости! Ровно до тех пор, пока между собой не заговорят! Люди, когда слышат эти «Яшка» и «Васька», шарахаются. То ли лесбы, то ли сумасшедшие, – задумавшись на секунду, Алексей закончил, - что, в принципе, одно и то же.
-Э, э, а политкорректность и толерантность? Оскорбляем сексуальные меньшинства?
-Гуманитарий хренов. Так, глядишь, человечество вымрет.
-Не вымрет, - авторитетно заверил Андрей. – Будет размножаться в пробирках.
-Способ не для меня.
-Так тебя и не заставляют. Чудак! – засмеялся Андрей. – Какая тебе разница, что думают окружающие? Ты получаешь удовольствие и при этом не нарушаешь общественный порядок? Ну и радуйся.
Андрея как истинного интеллигента действительно мало трогало отношение окружающих к тому, как он жил. Долгое время у них с Васькой квартировала дворняга Голован, которую они подобрали у подъезда. Выгуливая ее, Андрей часто замечал презрительные взгляды собачников, у которых на другом конце поводка болтались чистопородные уроды (хотя, ради справедливости, надо отметить, что попадались вовсе не уроды, а весьма даже симпатичные создания). Васька бесилась, старалась гулять с Голованом в темноте или сплавить Андрею. Андрей же относился к взглядам индифферентно, в Головане души не чаял и плевал на его беспородность.
То, что люди странно смотрели на двух красавиц, называющих друг друга мужскими именами, Андрей замечал, но относился к этому так же спокойно. Хотя, скорее, нет: это его забавляло.
Ему нравилось, находясь с женой в людном месте, громко позвать ее, хотя, признаться, это было только пол-удовольствия: имя «Вася» шокировало только в первый миг, а потом люди понимали, что речь идет о Василисе – о том, что имя может быть другим, никто не догадывался.
Нет, полное удовольствие Андрей получал, находясь именно с обеими подругами. Вот тут уж люди терялись в догадках, а Андрей, снисходительно поглядывая на озадаченных обывателей, по-хозяйски небрежно обнимал обеих за талии, и видел, как менялись взгляды мужиков: напрочь исчезала озадаченность и возвращалась неприкрытая зависть.
Он пытался все это втолковать Алексею, но тот только качал головой:
-Нет, Андрюша, мне сложно так на всех наплевать.
-Да я же не плюю! – возмутился Андрей. – Я просто четко знаю, что я люблю, чего не люблю, и меня не волнует, любят ли это вместе со мной все остальные.
-Ты молодец, - Алексей хлопнул приятеля по плечу, - ты совершенно самостоятелен. Признайся, в советское время был диссидентом?
-Ну, таким… пассивным, - поморщился Андрей. - Все понимал, но на рожон не лез. Трусоват, знаешь ли.
-Это нормальное чувство самосохранения, герои встречаются достаточно редко, это мы еще по психологии учили. Ну, так вот, а я в эсэсэре был истинным комсомольцем. То есть поддаюсь внушению. Знаю за собой, пытаюсь что-то делать, но, наверное, поздно.
Тогда они хорошо так поговорили. Андрей стал больше понимать Алексея. Но, в то же время, иногда не мог сдержаться и не покуражиться - в людном месте окликнуть Яшку, идущую под руку с мужем. Ругал себя потом, вспоминая напряженный взгляд Алексея, потихоньку извинялся перед ним, дескать, не подумал, но сам понимал: сделал нарочно.
«Я что, садист?» - с испугом думал о себе Андрей, но потом понял – дело в другом. Очень уж Алексей был сильным, уверенным в себе, основательным. Он, несмотря на то, что каждый день сталкивался со смертью, а, быть может, именно поэтому, не мучился вопросами жизни и ее философии, которые не давали покоя Андрею. И это была его маленькая месть за непробиваемый здравый смысл.
И вот теперь вся надежда Васьки и Андрея сосредоточилась в этом самом здравом смысле и том, что смог придумать Алексей.
Васька вернулась из ванной, юркнула под одеяло и решительно остановила руку мужа, сделавшую робкую попытку проникнуть под пижамную резинку. Рука была возвращена владельцу, который понимающе вздохнул, повернулся на бок и закрыл глаза.
***
Назавтра Яшка все-таки пришла с Алексеем, но без Любахи: супруги сплавили ребенка бабушке.
Слесарь-сантехник, а по совместительству мастер на все руки дядя Коля еще днем водворил на место дверь туалета, так что занавесочку, как предполагала Васька, вешать не пришлось.
Снова устроились на кухне, снова были извлечены отмытые до сверкания чашки и рюмки.
-Ну? – не выдержала Васька.
Спала она плохо, издергалась за день и теперь, налив гостям чаю, сгорбившаяся и поникшая, сидела у стола. Васька понимала, что от ребят чуда ждать не приходится. Она сама во всем виновата, и теперь ей нужно что-то придумать, как-то выйти из ситуации. Но как же хотелось, чтобы произошло чудо, чтобы рядом оказались мама и папа, дали совет, защитили.
Лежа ночью без сна рядом с тихо сопящим мужем, она вдруг в какой-то момент подумала, что не может вспомнить маму и папу молодыми, посмотреть на них глазами маленькой Васьки. Они будто стояли перед ней – такие, какими были перед смертью. И ей почему-то показалось очень важным вспомнить их молодые лица, не те, что она помнила по фотографиям, а настоящие, живые, которые она в детстве видела каждый день. Показалось, что, если она вспомнит их, все сразу станет хорошо, наладится с работой, сами собой исчезнут проблемы…
Но вспомнить их она не смогла и под утро заснула тяжелым сном.
-Значит, так, - начала Яшка, - мы все продумали. Будем менять твою жизнь.
-Как это? – не поняла Васька.
Андрей заинтересованно подался вперед:
-Что, все менять? И мужа?
-Обрадовался? – дернула его за рукав Васька.
-Нет, ну интересно же все-таки! Программа защиты свидетелей это тоже предусматривает, вот я и спрашиваю.
Алексей весомо хлопнул крупной ладонью по столу.
-Серьезнее, господа. Оглашается эпохальное решение.
-Тем более, что речь пойдет об изменении личности, - тихонько закончила Яшка.
Васька с Андреем переглянулись и притихли.
-В каком смысле? – подозрительно спросила Васька. – Вы собрались делать из меня сумасшедшую и прятать в психушке?
-Успокойся, а то скоро из тебя и делать ничего не придется, - буркнул Алексей. – Никто не говорит о психушке. Вернее, честно говоря, мысль была, но мы ее отбраковали: документы там солидные, клеймо тебе на всю жизнь. Потом ни в профессию не вернуться, никуда.
-Не надо в психушку! - побледнела Васька.
-Эй, ребята, вы с этим действительно аккуратнее, - поддержал ее Андрей.
-Да говорю же, успокойтесь, не будет никакой психушки.
Сердобольная Яшка сжалилась над подругой.
-Алешка, не пугай девочку! Вы меня слушайте. Начнем с практической стороны. Ты заболеваешь. У тебя сильнейшие боли в груди и спине. Может быть, невралгия, а может, и инфаркт – неизвестно. Еще боли в желудке. И голова – здесь возможен инсульт. Все вместе. Я потом расскажу подробно, что и как будет болеть, как лежать, и вообще дам практические рекомендации по симулированию.
-А так бывает, чтобы сразу все болело? – усомнилась ошарашенная Васька.
-Ну, обычно нет. Но в принципе все в жизни бывает, - успокоил Алексей. – Или может быть. А если на нервной почве, так и вообще все бывает. Не бойтесь переборщить, хуже не будет.
-Слушай дальше, - продолжала Яшка. - Ты просишь, чтобы к тебе пришел кто-нибудь с работы, но обязательно тот, кому твой начальник безоговорочно верит. Придумай какое-нибудь дело, материалы принести или еще что-нибудь. В общем, найди повод. Мы тебя заранее слегка гримируем, делаем шикарный цвет лица, бледный с сероватым отливом – типичный цвет лица сердечников. У тебя дома этот сотрудник совершенно случайно застает врача – меня, конечно. А дальше – работа моя и Андрея. Андрюшка, тебе главное – не расколоться, понял?
-Ни в жизнь! – азартно заверил Андрей.
-А я? – тихо пискнула Васька.
-А ты лежишь, изредка постанываешь и слабым голосом извиняешься перед сослуживцем: дескать, я бы с дорогой душой, но вот доктор…
-Но это же не может продолжаться вечно. Ну ладно, не неделю. Ну, пусть месяц. Но ведь потом снова все начнется!
-Не-не, - заверил ее Алексей. – Врач отправит тебя в санаторий и настоятельно порекомендует сменить работу. И будет при надежном свидетеле убеждать твоего мужа воздействовать на тебя. Судья – профессия нервная, а тебе строго противопоказаны нервные перегрузки. А то мы за последствия не ручаемся. Вплоть до летального исхода.
-Ого! – Андрей с уважением посмотрел на Алексея. – Это серьезно.
-Ну да, - Алексей заулыбался, - мы серьезное и искали. Мелочью здесь не обойдешься. А потом этот сотрудник в деталях доложит твоему начальнику все, что, конечно же, совершенно случайно услышит, например, из-за неплотно прикрытой двери.
-Вот это да! – Андрей в восхищении хлопнул в ладоши. – Вот это авантюра! Слушай, неужели это твоя идея? Или все-таки Яшкина?
-Идея целиком Алешкина, - с гордостью сообщила Яшка. - Я горжусь своим мужем.
-Я тоже горжусь, - подхватила Васька.
Андрей гордо приосанился.
– В смысле, твоим мужем, - тут же уточнила Васька.
Андрей вздохнул и пригорюнился. Потом вдруг встрепенулся:
-Погодите, а что это вы говорили о личности?
-Да! – вспомнила повеселевшая было Васька.
-Насчет личности серьезнее, - Яшка и сама посерьезнела. – Я тут поразмыслила ночью… Алешка, это мы с тобой не обсуждали, но мне кажется, что важно…
-Да что такое? – Васька нетерпеливо теребила подругу. Мужчины тоже были озадачены.
-В общем, вопрос в том, что тебе нужно измениться. Понимаешь, в твоей ситуации нужно быть максимально правдоподобной. Мы тебя срочно отправим в санаторий, но ты сама говорила – только на месяц. После этого тебе нужно будет находиться здесь, ты же не будешь эмигрировать куда-нибудь?
Васька отрицательно помотала головой.
-Ну вот, - продолжала Яшка, - значит, нужно придерживаться максимального правдоподобия. Болезнь, даже если она выдуманная, меняет психологию. Тебе нужно измениться.
-То есть как?
-И вообще нужно. Пора. Думаю, вместе с работой тебе нужно измениться самой.
-Господи, Яшка, что ты говоришь! Ты что, меня в какую-то секту определила? Или сама вступила?
-При чем тут секта! – рассердилась Яшка. – Мы просто начинаем с того, что меняем имена. Хватит, детство кончилось. Я больше не Яшка. Как была Марьяной, Марьяшкой, так и буду. А ты теперь будешь Линой. Взрослая женщина, вон какая красавица, а все Васька и Васька. Хватит.
-Слава Богу! – с чувством сказал Алексей.
-Яшка, ты чего? – упавшим голосом пробормотала Васька.
-Ничего себе, - Андрей переводил взгляд с одной на другую.
-Не Яшка, а Марьяшка. Надеюсь, из-за этого мы ссориться не станем?
-Да ради Бога… хочешь быть Марьяшкой – без проблем. Но я-то тут причем?
-Васенька, я не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь… ну, в общем, ты знаешь, Алешка меня зовет только Марьяшкой. Он думает, что ему просто не нравится называть меня мужским именем. – Алексей кивнул, не сводя взгляд с жены. – На самом деле – нет. Просто когда меня зовут Марьяной, я становлюсь более мягкой, более женственной. А когда Яшкой – во мне сразу какая-то бесшабашность появляется, лихость… ну, не знаю. Вот, мне кажется, Алешка это и чувствует.
Алексей в полном обалдении смотрел на жену.
-Ну даешь! А ведь что-то в этом есть. И правда, наверное, поэтому.
-Поэтому, поэтому, - закивала Яшка. – И ты, поскольку привыкла, что ты Васька, ведешь себя так же: бесшабашно, иногда даже безбашенно, решения принимаешь мгновенно, не подумав, не усомнившись. Я понимаю, у тебя такая профессия, но я сейчас не о профессии, а о характере. А характер очень часто формирует имя. Давай попробуем! Ну, не понравится – обратно переименуешься! А?
Васька, как пришибленная, выслушала тираду подруги. Ей очень хотелось сказать, что это все ерунда, что это Яшкина завиральная идея… но почему-то не сказалось. Ожидая поддержки, взглянула на Андрея, но тот только с интересом переводил взгляд с одного на другого и явно наслаждался неординарностью ситуации. «Предатель», - горько подумала Васька.
Все молча смотрели на нее и ждали ее решения. Ваське почему-то вспомнилось, как сегодня ночью она пыталась представить своих молодых родителей, и сердце сдавило.
-Знаешь, Яшка… извини - Марьяшка… Ты ведь всегда была Марьяшкой, сама себя переименовала, никто не заставлял. Так что в любое время переименовываешься обратно. И родители тебя так называют. А меня с рождения… мама с папой… сменить имя – как предать…
Яшка, вернее, теперь уже Марьяна, обняла подругу, прижала к себе ее голову, гладила по волосам.
-Прости, прости меня, я не подумала… конечно, это все глупости, то, что я говорила. Не слушай меня. Прости. Прости, Васенька.
Алексей с Андреем прятали глаза. Васька плакала, уткнувшись носом в мягкую Марьяшкину грудь, и с отчаянием бормотала:
-Я не могу вспомнить, какими они были молодыми. Я пытаюсь, но представляю только лица с фотографий, а живыми – не могу. Почему? Почему я не могу их вспомнить?
Марьяна беспомощно оглянулась на мужчин. Андрей подошел, обнял жену, чуть ли не силой повернул к себе ее лицо.
-Все будет так, как ты захочешь, - твердо сказал он. – Имя не имеет никакого значения. А вспомнить ты не можешь, потому что зажата, нервничаешь, паникуешь. Когда все уладится, ты успокоишься и вспомнишь абсолютно все.
Васька, прижавшись к мужу, всхлипывала и благодарно кивала.
-Поедешь в санаторий, - продолжал Андрей, - а мы к тебе туда на день рождения приедем. Хочешь?
-Хочу.
Васька за всеми своими бедами позабыла о скором дне рождения. Мысль провести его вдали от волнений и страхов была успокаивающей. Сменить обстановку, встретиться с друзьями где-нибудь на природе… Но до этого что еще может произойти! И Васька снова пригорюнилась.
***
Ритуся любила праздники до упоения. Предпраздничная суета, вкусные и некаждодневные запахи из кухни наполняли Ритусю веселым ожиданием. Она готова была сутками рисовать и клеить подарки маме, папе, бабушке с дедушкой, и в ответ тоже ожидала подарков.
Перед каждым праздником ей казалось, что подарки в этот раз будут совершенно волшебными, и это ожидание обесценивало все, что она получала, поскольку дарили ей всегда вещи вполне обычные: куклы, карандаши-альбомы, иногда платья-туфельки, но их Ритуся и подарками не считала - все равно бы купили, носить что-то надо…
Разочарование было острым, и приходилось делать усилие, чтобы не показать его: родители ведь не виноваты, что Ритуся ждала волшебства!
Но огорчалась она недолго. Начинала играть с новыми куклами, рисовать новыми карандашами в новых альбомах, и эти обычные подарки оживали, искрились ее, Ритусиным, воображением, становились родными, и она уже не представляла себе, как жила без них раньше. Даже платья и туфельки уже через два часа казались ей более нарядными и праздничными, чем если бы их купили просто так, вместо сношенных.
Ритуся знала, что на Восьмое марта получит подарок совсем маленький, скромный, но все-таки… Иногда и на Восьмое марта попадалось что-нибудь интересное - человечек, крутящийся на качелях, маленький стеклянный котенок со смешно задранным хвостиком или забавный клоун из перчатки, которого сделала мама.
На Новый год и подарков было больше, и сами подарки поинтереснее. Новый год вообще дело особое. Одна только елка чего стоит!
Елку они всегда ставили настоящую, и Ритуся свысока смотрела на подружек, которым наряжали глупые искусственные подделки. За день до праздника папа приносил елку под потолок, долго строгал ствол, чтобы он поместился в крестовину, а Ритуся скакала вокруг и счастливо вдыхала запах живой хвои, осторожно трогала ветки, а потом, морщась, оттирала пальцы от липкой смолы.
Все дни подготовки к Новому году у нее щемило сердце от предвкушения праздника, вернее, даже не праздника, а Праздника, потому что дом с елкой становился необычным и чуть-чуть незнакомым. Скатывали ковер, чтобы елкины иголки не застряли в ворсе, переставляли кресло, освобождая угол, и по знакомой комнате становилось трудно ходить в темноте.
Но самым интересным было вскочить утром с постели и помчаться, чтобы заглянуть под елку. Новогодняя елка была волшебной, и Ритуся, доставая подарки, благодарно гладила ее по веткам - очень осторожно, чтобы не сбить игрушку или не спутать легкий, струящийся разноцветный дождик.
Вопрос о том, как под елкой появляются подарки, в семье не поднимался. Ритуся никогда не верила в Деда Мороза и не понимала сверстников, которые в новогоднюю ночь оставляли приоткрытыми форточки, чтобы тому было удобнее проникнуть в квартиру.
Она с малого знала сказки «Морозко», «Двенадцать месяцев», «Снегурочку» и воспринимала Деда Мороза таким же сказочным персонажем, как Бабу Ягу, Кикимору и остальную выдуманную братию. На утренниках Ритуся с увлечением кричала вместе со всеми: «Здравствуй, Дедушка Мороз!», но воспринимала это как веселый театр.
Она знала, что подарки ей покупают родители и бабушка с дедушкой, и это было для нее гораздо приятнее, чем если бы их приносил какой-то чужой, незнакомый дед: это означало, что ее любят!
Кроме того, Ритуся знала, что если ближе к Новому году намекать маме с папой, а еще лучше бабушке с дедушкой, о том, что ей ну о-очень нужно в жизни, то, может быть, она и найдет это под елкой первого января. Но, к сожалению, не всегда. Ритусе было непонятно, почему так трудно исполнить ее желание, ведь она чаще всего не просила много и даже предоставляла возможность выбора.
Перед этим Новым годом она, уже не надеясь на догадливость родителей, нахально, даже не намеками, а чуть ли не открытым текстом заказывала щенка.
Щенка Ритуся хотела отчаянно. Ей было все равно, какой он будет породы, да и в породах она ничего не понимала. Важно было, чтобы у ее ног крутился маленький пушистый комок, бегал, натягивая поводок, а она, Ритуся, гордо вышагивая и равнодушно поглядывая вокруг, небрежно успокаивала его: «Не беги. Брось палочку, она грязная».
Но, понимая, что щенок для родителей – вещь спорная, она предусмотрительно предлагала альтернативу: ролики или говорящую куклу.
Она так и не поняла, почему ей не было подарено ничего из этого списка. Каким горьким разочарованием отозвалось сердце, какой пустотой внутри! Под елкой лежал сверток с платьем. Смотреть его не хотелось, но мама попросила:
-Разверни, прикинь.
Развернула нехотя, приложила к себе. Ну да, красивое. Но это же платье! С ним нельзя играть! Его нельзя нарядить в лоскутки и покачать на руках. Оно не скажет «Мама!», если его опрокинуть на спинку или, еще лучше, нажать на кнопочку. А еще, Ритуся знала, есть куклы, которые начинают петь, если им хлопнуть в ладоши. Но это всего лишь платье.
О роликах и щенке Ритуся уже и не думала. Но куклу! Хотя бы куклу… Взгляд уперся в пол. Слезы искажали предметы вокруг. Нарядная елка, виновница разочарования, качалась и плыла.
-Красивое, - сдавленно сказала Ритуся, прижимая к плечам платье.
-Как раз! А как тебе идет! Будешь самая нарядная! – Мама пригляделась к поникшей дочке. Ритуся, пряча влажные глаза, бледно улыбнулась. - Ритуська, посмотри, там же еще коробка для тебя, - напомнила мама.
Горячей волной всколыхнулась надежда. И правда, коробка, не заметила впопыхах. Бросив платье, Ритуся наклонилась над коробкой. Не кукла, нет. Кукольный дом. Настоящий. С окошками и дверью. С комнатами и даже мебелью.
Двойственное чувство овладело Ритусей. Это было не то, что она ждала и хотела. Но это было здорово. И Ритуся, забыв о кукле («у меня их и так много!»), в полном восхищении бросилась сначала к маме, потом к папе, крича:
-Спасибо! Спасибо!
-Это тебе и от нас, и от бабушки с дедушкой, от всех. Очень уж дорогой.
Это было в Новый год.
День рождения был праздником более значительным. К своему дню рождения не нужно готовить подарки самой, а только ждать, что тебе подарят другие.
Но в этот день Ритуся не только получала подарки. Она выслушивала о себе много приятного. В этот день можно было не опасаться выговора за какой-нибудь промах, а тем более наказания: имениннице нельзя портить настроение. Сильно наглеть, конечно, не стоило, потому что родители могли и не выдержать, и тогда день рождения был бы испорчен, но если немножечко пошалить сверх обычного, сойдет с рук.
В свой шестой день рождения Ритуся проснулась рано, еще до того, как мама или папа пришли ее будить. Вечером она ложилась спать с великим ожиданием утра, но, открыв глаза, не вспомнила о долгожданном празднике. Ритуся поерзала в постели, покрутилась и, поняв, что больше не заснет, стала прислушиваться.
За дверью ее комнаты мама с папой тихонько переговаривались.
-Помоги завернуть… Нет, лучше мешок подержи, - это мамин голос.
Интересно, что они там заворачивают?
-Давай в разные мешки, - это уже папа. – Печенье сюда, здесь места больше, а конфеты…
День рождения!! Как же она могла забыть! Печенье, конфеты – это в садик, на угощенье!
Ритуся соскочила с кровати, как мячик.
-Эге-гей! Доброе утро! – завопила она, прыгая по комнате.
-Ага! – из-за двери голос папы. – Идем, идем, тут у нас, по-моему, кто-то родился… и чуть свет проснулся!
Дверь распахнулась, и на пороге появились мама с папой. Папа прятал что-то за спиной.
-С днем рождения, доченька, - мама обняла Ритусю, прижала к себе, поцеловала в светленькую макушку. – Будь здоровой, счастливой…
-Умненькой и хорошей, - добавил папа, одной рукой обнимая дочку, а другой все еще придерживая за спиной нечто таинственное. – А вот это наш с мамой подарок.
И он достал из-за спины коробку, завернутую в бумагу и перевязанную розовым бантом.
Ритуся с трепетом взяла коробку. В голове толпились-мелькали предположения и надежды, но она решительно оборвала их: хватит мечтать, а потом расстраиваться. Все, голова пустая, никаких предположений. Что подарят – то подарят, и баста.
И она стала спокойно развязывать бант. Зато когда была снята бумага, Ритуся замерла от счастья. В коробке была кукла. Та самая, говорящая. С роскошными кудрявыми волосами, в изумительном пышном платье и розовых туфельках.
-Мамочки… - прошептала потрясенная Ритуся.
Мама и папа, улыбаясь, смотрели на свою совершенно счастливую дочь.
-Взрослая девица, - засмеялся папа, - через год в школу идет, а все равно лучший подарок – кукла!
-Самый лучший! – подтвердила Ритуся, прижимая к груди выхваченную из коробки красавицу. – Спасибо!
В садике все было замечательно: угощение, которое принесла мама, дружно съели на полдник, покричали «С днем рождения!» и подарили целую стопку рисунков и большую фотографию – Ритуся на утреннике читает стихотворение. Ритуся знала, что за эту фотографию мама давно заплатила деньги, но все равно получить ее в день рождения было приятно.
Несмотря на радость, день тянулся изнурительно медленно: Ритуся не могла дождаться вечера. Она ждала накрытого стола, гостей, шумной толпы, музыки, песен.
Когда, наконец, пришла мама, Ритуся собралась в минуту. Всю дорогу до дома она пробежала вприпрыжку, рассказывая, кто какой рисунок ей подарил, кто какие слова говорил, и во что она играла с девочками.
Дома ждала новая кукла и – самое главное! – гости. Гости дома действительно ждали: бабушка и дедушка. Зацеловали внучку, подарили свой подарок – почти настоящую школьную доску, на которой можно писать мелом - и стали звать всех к столу, пить чай с праздничным тортом.
-А гости? – упавшим голосом спросила Ритуся.
-А гости придут в субботу, в выходной, - объяснил папа. – Сегодня только среда, завтра и послезавтра рабочие дни, людям некогда ходить в гости. А в субботу все будут свободны, отдохнут и придут к тебе на день рождения.
-Но у меня же день рождения не в субботу… - тихо, боясь расплакаться от разочарования, выдавила Ритуся, - у меня же сегодня…
Мама обняла ее:
-Ритуська, мы просто решили продлить твой праздник. У тебя праздник сегодня, мы сейчас будем все вместе его отмечать. А потом будет еще один праздник, в субботу. Разве плохо?
Ну как же им объяснить! – с отчаянием думала Ритуся. Как им объяснить, что завтра и послезавтра будут совершенно обычные дни, она будет ходить в садик, и никто уже не вспомнит, что у нее был день рождения! И правильно не вспомнит! Потому что он уже прошел! И вдруг в субботу придут гости – неизвестно зачем, неизвестно к кому, ведь Ритусин день рождения давно прошел, и станут дарить подарки – неизвестно почему, ведь суббота будет самым обычным днем!
-Ну что, вы идете? – позвала бабушка.
-Идем! – отозвался папа и, подтолкнув Ритусю, прошептал: - Пошли скорее, чай стынет.
И Ритуся, вздохнув, улыбнулась и пошла к столу. На душе было тяжело и неприятно.
***
Операция по обработке шефа разрабатывалась так тщательно, что, как сказал Андрей, «можем проводить мастер-класс для Генерального штаба».
-Только так и нужно, - заверил Алексей, - чтобы на мелочи не спалиться. Каждую деталь предусмотреть.
Он придирчиво изучил тексты «выступлений» Марьяны и Андрея и внес поправки:
-Андрюха, ты обязательно должен сомневаться, действительно ли нужно ей уходить с работы. Дескать, жена работу обожает, без нее жить не может, будет, мол, страдать, как бы не было хуже. Марьяшка, ты должна вот здесь добавить объяснения: не уйдет с работы – хана жене.
-Ага, сейчас допишем, - Марьяна деловито исправляла текст.
Обалдевшая от всех этих приготовлений Васька смотрела на них, как на сумасшедших. Уже второй вечер заговорщики были заняты подготовкой, и, похоже, теоретическая часть бенефиса подходила к концу.
Ваську после ее ехидного вопроса «А экспромтом слабо?» за несерьезность отстранили от творческого процесса, и теперь ей оставалось только наблюдать и проникаться. В полной мере оценив Васькину скептическую бесполезность в вопросе написания сценария, ее отправили развлекать Любаху, которую сегодня снова не с кем было оставить.
Васька в комнате играла с Любахой в монстров с планеты Житьнезахочешь и периодически прокрадывалась в кухню – послушать.
-Ребята, - несмело спросила она, - я смотрю, вы так подготовились… А генеральная репетиция будет?
-Вот зараза! – всплеснула руками Марьяна. – Мы тут стараемся, мучаемся, а она еще издевается! У нас тут, можно сказать, система Станиславского…
Андрей захохотал:
-Яшенька, то есть, прости, Марьяшенька, так и она о том же! Именно что система Станиславского. Значит, и репетиция нужна! Вот – со стороны виднее, мы стараемся, стараемся, а у нас вместо трагедии фарс получается.
-Ты слишком хорошо меня понимаешь, - вздохнула Васька.
-Нет, - отрезал Алексей. – Никаких подначек. И никаких репетиций. После репетиций у вас мандража не будет. А мандраж должен быть обязательно, тогда убедительно будет. Справитесь – будет трагедия на сцене, не справитесь – будет трагедия в жизни. Выбирайте.
Все притихли. Васька, понимая, что сейчас ее дальнейшая жизнь зависит от артистических способностей мужа и подруги, больше не иронизировала, а тихонько уползла обратно к Любахе.
-Так, что у нас дальше? – деловито спросила Марьяна, и Андрей прилежно склонился над листком с текстом.
Алексей чувствовал свою ответственность за операцию: во-первых, он был ее автором, «главным конструктором», и беспокоился, как бы неумелые исполнители не загубили его первое в жизни авантюрное детище; а во-вторых, он понимал, что из всего этого несерьезного общества он один до конца сохраняет выдержку и рассудительность.
К его изумлению, даже реальная опасность Васькиного положения не делала этих гуманитариев серьезнее, не отбивала у них охоты шутить по поводу и без повода. Даже Марьяшка поддавалась их настроению и отпускала хоть и остроумные, но совершенно неуместные замечания. Алексей сначала заводился, но потом махнул рукой, решив принять эту странную компанию как данность и только постараться за всем проследить и ничего не упустить.
Ему было жаль Ваську. Он знал, какая она преданная подруга; никогда не забывал, как они с Андреем помогали им деньгами, когда Марьяшка была в декрете, и его зарплаты катастрофически не хватало на жизнь; и потом, когда болела Любаха, они по очереди дежурили в больнице, сидели с ней, как с дочкой.
Алексей умел быть благодарным. Кроме того, эти ребята ему просто нравились, и он был доволен, что у его жены такая подруга. Знакомые мужики зубами скрипели, говоря о подругах своих жен: против мужей настраивают, по магазинам таскаются, деньги транжирят, потом у мужей требуют, и прочая, и прочая.
Алексей пожимал плечами: подруги-то тут при чем? Каждый себе друзей по характеру выбирает, значит, им это нравится, значит, сами такие. За это высказанное вслух мнение чуть не был бит возмущенным коллегой, которого остановило только явное физическое превосходство Алексея.
Но жаловаться на подруг своих жен знакомые при нем перестали.
У Васьки, несмотря на сногсшибательную внешность, характер был почти мужской: прямой, независимый, резковатый. Алексею это нравилось, он мог общаться с ней на равных, не ожидая и не опасаясь всяких бабских ужимок и глупостей.
Даже сейчас, будучи в таком шатком положении, Васька держалась достойно, не устраивала истерик, один раз только сорвалась, когда Марьяшка тот разговор затеяла о перемене имени. Зря жена не посоветовалась с ним, он бы отговорил: не вовремя этот разговор был, не надо было ее тогда трогать. Ну, обошлось, зато и несомненный плюс: наконец-то хоть его жену перестали Яшкой звать. Не привыкли еще, иногда оговариваются, но тут же исправляются с извинениями.
Уже поздно вечером, когда компания единогласно решила, что все готово, Васька дрожащей рукой взяла телефонную трубку.
Так страшно ей за все эти дни еще не было. Она понимала, что ступает на зыбкую почву преступления. Свои прежние взятки она не то чтобы считала законными, понимала – взятка есть взятка, - но, по крайней мере, там было какое-никакое оправдание: помимо удовольствия от получения денег, была реальная опасность потерять работу в случае отказа брать подношение. Юрий Сергеевич не простил бы строптивости и быстро избавился от «несвоей» сотрудницы, что уже неоднократно проделывал. Теперь же преступление намечалось вполне откровенное.
Васька тряхнула волосами и набрала номер.
-Помнишь, как говорить? – шептала Марьяна. – Практически не шевели губами, пусть дикция будет чуть нарушена. Прикрой глаза, будет легче настроиться. Давай!
-Юрий Сергеевич? – голос Васьки стал слабым, бесцветным, то ли говорит, то ли постанывает. – Извините, что так поздно. Это Василина Ярославовна. Юрий Сергеевич, я приболела немножко, завтра хотела бы взять день… да, конечно, вызову врача, будет больничный… Вы знаете, не знаю, то ли сердце… да, если что, муж «скорую» вызовет, конечно. Я еще что хотела – вы не могли бы попросить кого-нибудь завезти мне дело новое, я, пока болею, поработала бы немножко. Если можно, завтра после работы, как раз врач уйдет. Спасибо, Юрий Сергеевич. Спокойной ночи.
Васька отключила телефон и обвела взглядом присутствующих.
-Чувствую себя Шараповым, - мрачно сказала она.
-О, прямо изо рта выхватила, - огорчился Андрей, - я как раз хотел сказать, что хорошо говорила, спокойно.
-Тетя Вася, а ты что, в банду будешь внедряться? – Любаха с горящими глазами аж подпрыгивала на табуретке.
-Она уже внедрилась, - объяснил Андрей, - а теперь надо банду брать. Видишь же, операцию начинаем.
-Ой… - Любаха с восхищением смотрела на Ваську. – А пистолет у тебя есть?
-Нет, чего нет, того нет.
-Слово наше оружие, - подтвердил Андрей.
-А жаль, - заметила Васька.
-Конечно, жаль, я бы подержала! – согласилась Любаха. – И тебе бы пригодилось. А может, тебе передадут, как Шарапову?
-А ты что, фильм смотрела? – изумилась Васька.
-Два раза, - гордо ответил ребенок. - Тетя Вася, а ты мне банду покажешь?
-Конечно, - вздохнула Васька. – Когда обезвредим, сразу покажу.
Марьяна с укоризной посмотрела на эту неугомонную троицу и предупредила дочь:
-Любаха, чтобы никому ни слова!
-Мам, я же понимаю. Тетю Васю тогда убьют, если кто-то узнает.
-Все понимает! – с гордостью сказал Алексей.
-Алешка, ну как? – как эксперту Васька доверяла только ему.
-Молодец, - одобрил Алексей. – Правильно, что не стала просить кого-то конкретно, пусть сам решает, кого отправить. Явно захочет тебя проверить, прощупать. Ничего, мы ему встречу устроим.
-Ты что, тоже придешь? – с надеждой вскинулась Васька. Ей было бы спокойнее, если бы переговоры вел Алексей, за последние дни она безгранично поверила в то, что только он сможет спасти ее.
-Да надо бы… нет, завтра не смогу с дежурства уйти, да и много народу тоже плохо. Один врач – достаточно.
-Я магнитофон включу, - оживился Андрей, - потом прослушаешь и оценишь достоверность.
-Ты брось, тебя этот магнитофон может с головой выдать! Ни на что не отвлекайся. И мне достоверность оценивать незачем: будет недостоверно, вам это ваш Юрий Сергеевич сам скажет. Да так скажет, что мало не покажется. Понятно? Так что без игрушек, шаг сделан, обратной дороги нет.
И сказано это было так, что Васька разом вспомнила все фильмы про войну, про разведчиков, про опасности, подстерегающие их на каждом шагу, и поняла, что Любаха была права: оружие ей бы не помешало.
Легли поздно. Несерьезное отношение Андрея во время подготовки авантюры сменилось нервной неуверенностью, и теперь Васька успокаивала его и убеждала в том, что для такого талантливого актера, который каждый день лицедействует перед аудиторией, ничего не стоит сыграть убитого горем мужа – все остальное сделает Марьяшка.
-Андрюшечка, мы с тобой люди публичных профессий. Не в смысле известности, а в смысле того, что умеем держать внимание большого количества людей и, если нужно, на ходу импровизировать. И если я в своих импровизациях все-таки нахожусь в рамках протокола, то ты совершенно свободен. И этим прекрасно пользуешься! Помнишь, я к тебе на лекцию приходила? Я же тогда еще говорила, что восхищаюсь, как ты из такой достаточно точной дисциплины, как теория перевода, сделал театр. На твои лекции даже математики приходят! Ты прирожденный артист, чего ты боишься?
-Ты понимаешь, я, честно говоря, боюсь двух вещей. Во-первых, это не моя специальность, где я знаю абсолютно все, я свободен в импровизациях именно потому, что знаю предмет от и до. Этот предмет я не знаю, тут я дилетант, который знания почерпнул из кучи читаных детективов.
Васька в который раз подивилась общим ассоциациям, но перебивать не стала, наоборот, поощрительно кивнула.
-И, во-вторых, - продолжал муж, - ставка слишком высока.
-Спасибо, любимый, - с признательностью прошептала Васька.
-Не за что, - вздохнул Андрей. – Я, конечно, на все пойду, чтобы тебя вытащить из передряги. Но сейчас, между прочим, дело уже не только в тебе.
-В каком смысле? – не поняла Васька.
-Да в том смысле, - с досадой на непонятливость жены выпалил Андрей, - что, если что-то пойдет не так, ребятам несдобровать. Если твой Юрий Сергеевич что-то заподозрит и скажет клиенту… этот Сергей Степанович Федоров, насколько я понял, человек жесткий… а у ребят Любаха…
-Андрюшенька, - помертвевшими губами проговорила Васька, - во что же я вас втравила…
-Втравила… ладно, чего уж там. Думаю, ребята не хуже нас понимают, что затеяли. Алешка уж точно. Значит, завтра все должно быть на двести процентов отыграно, чтобы не только сомнения, но даже намека на сомнение не было. Кого еще этот твой квазимодо пришлет? Хоть бы сплетника какого-нибудь с богатым воображением!
-Ты не волнуйся, у нас почти все такие, - успокоила его Васька, и они надолго замолчали.
Каждый прокручивал в голове свою роль.
***
Васька вертелась в постели и никак не могла уснуть. Муж долго читал, чтобы отвлечься от завтрашней «операции», и Ваське мешал свет от его ночника. Потом, когда Андрея, наконец, сморило, она с облегчением выключила ночник, но заснуть все равно не могла.
Чтобы хоть на время забыть о тревоге, она стала думать о приятном: о том, как они с Андреем чудесно отдохнули в Египте. Тема оказалась неудачной - сразу вспомнилось, на какие деньги они туда поехали.
Тогда она вспомнила изумительную выставку картин художника Васильева. Они там тоже были вдвоем, им было так хорошо вместе, и картины были замечательные, особенно одна – южный городок, полуразбитые каменные ступеньки, ведущие к морю, много солнца и ветра… И тут же Васька вспомнила, что на этой выставке они встретились с Юрием Сергеевичем, который вместе с женой тоже любовался пейзажами. Зато потом, - назло Юрию Сергеевичу мстительно подумала Васька, - мы сидели в чудной летней кафешке под каштаном и ели эклеры, и там их нашли Яшка с Алешкой…
Васька встрепенулась: Юрий Сергеевич не мог их видеть вместе? Нет, они с Андреем сами наблюдали, как шеф с женой садились в машину, а ребята к кафе подошли еще минут двадцать спустя. За двадцать-то минут можно доехать до канадской границы. Два раза.
Васька перевела дух.
Как ни старайся, а мысли о сегодняшнем, вернее, завтрашнем дне все равно находили лазейку и портили настроение.
И когда она убедилась, что заснуть не получится, когда осталось только одно спасительное средство, чтобы отвлечься от этого кошмара, Васька улеглась поудобнее, закрыла глаза и стала думать о том, что было задолго до появления в ее жизни Андрея и о чем она не позволяла себе вспоминать слишком часто.
Она прекрасно понимала, что табу на воспоминания провоцирует тяжелые сны, в которых она плачет; а иногда сны были, наоборот, такими счастливыми, что она плакала уже после того, как просыпалась, - от невозможности повторить, вернуться. И все равно запрещала себе вспоминать. Если бы у меня была дочка, - иногда думала Васька, - она просила бы меня рассказать, как я была маленькая, все дети об этом просят, я бы рассказывала ей о своем детстве, вспоминала бы не для себя, а для нее, у меня была бы уважительная причина говорить о папе с мамой часто и вслух… А так… только раскисаю.
Но сейчас случай был особый. Она отчаянно нуждалась в уверенной помощи, надежной защите, именно такой помощи и такой защите, которые могут дать только родители. И Васька стала думать о родителях, не обращаясь к ним прямо за помощью, нет, конечно, она все-таки рационально мыслящая материалистка, но с такой страстной надеждой, что ее воспоминания становились похожи на молитву.
Ее родители были, что называется, служащими: папа – архитектор, мама – бухгалтер в том же конструкторском бюро. Там они познакомились, когда были еще молодыми специалистами. Мама уходила в декрет, когда родила Ваську, потом вернулась на прежнее место. Жили скромно на невеликие родительские зарплаты.
Сейчас, вспоминая их быт, Васька недоумевала, как маме с папой удавалось сводить концы с концами. Сама Васька отнюдь не была рачительной хозяйкой, деньги у нее очень быстро уплывали в неизвестном направлении. Хорошо, если случались такие египты, хоть понятно было, куда деньги потрачены, а то оглянуться не успеешь – зарплаты нет, а куда девалась, - непонятно.
Тогда, в детстве, Васька, разумеется, не думала ни о каких деньгах, эти мысли стали приходить гораздо позже, когда, похоронив одного за другим обоих родителей, стала тащить обрушившееся на нее хозяйство. Впрочем, какое там хозяйство… Как говорит Андрей, не семеро по лавкам. Много ли нужно одинокой молодой девчонке? Разумеется, все возникающие сомнения о назначении зарплаты – еда или одежда -разрешались в пользу одежды, и кто бы на Васькином месте рассуждал иначе? Тогда, в общем, тоже было понятно, куда деваются деньги.
А вот позже, когда она вышла замуж, и, по логике вещей, материально жить должно было стать легче, начались мучения. Андрей, такой же безалаберный в вопросах денег, только пожимал плечами, когда коробочка с их зарплатами, хранившаяся среди белья в шкафу, вдруг оказывалась пустой. Нет, они с Васькой никогда не бедствовали, на счету в банке всегда были какие-то деньги, но то, что они планировали себе на хозяйство, просто испарялось.
Родители же как-то умели справляться с тем, что у них было. Конечно, нужно принять во внимание разницу в ценах и общем уровне жизни. И все-таки жили они весело. И в кафе заходили, забрав вечером Ваську из садика, и в парк на аттракционы ее водили…
Именно это время старательно и целеустремленно она пыталась восстановить. Напрягаясь, выхватывала из прошлого какую-то зацепочку и представляла все остальное: обстановку, себя и – главное – родителей, какими они были тогда. Почему-то для нее это было очень важно – вспомнить, как выглядели ее родители молодыми, с маленькой дочкой, с нею, с Васькой.
Она вспоминала кафе «Сладкоежка», лето, изумительно вкусные пирожные, какие бывают только в детстве, чай, который она капризно не хотела пить, потому что он был горячий, а требовала колючую сладкую водичку «Дюшес»… Рядом сидели мама и папа, ей иногда казалось, что она помнит их жесты: вот мама наливает ей чай в блюдечко, чтобы остыл, а папа салфеткой вытирает крем, капнувший на красивое выходное платье. Но лица! Она ни разу не смогла вспомнить их лица.
Вот и сегодня она мучительно пыталась представить живых родителей там, за столиком кафе, и от напряжения устала, выдохлась, без сил откинулась на подушку и, наконец, уснула.
Сон был из тех, которые долго помнят и о которых долго раздумывают. Васька собирается на работу, она уже одета, уже чмокнула на прощанье Андрея и пошла к двери, но тут из комнаты выходит мама и говорит:
-Васенька, ты забыла – мы же с тобой собирались в магазин.
Ваську окатывает во сне горячая волна стыда: действительно, забыла, а ведь они собирались пойти в магазин купить маме платье. Мама очень хотела, чтобы на случай смерти у нее лежало новое красивое платье.
-Мамочка, - бормочет Васька, - мы пойдем, но только после работы. Вечером. Или, может, ты с папой сходишь?
-Так папы же нет, - объясняет мама, - он же умер.
Васька замирает, она очень хорошо помнит, что папа умер уже после мамы, мама не может знать, что он умер, при ней папа еще был.
-Как же так… - бормочет Васька, но не может сказать маме, что папа умер после нее, потому что тогда, значит, и мама тоже умерла, а она вот, стоит и зовет в магазин…
И Васька решается:
-Я сейчас позвоню Юрию Сергеевичу и скажу, что заболела, возьму день, и мы съездим в магазин.
Она снимает трубку, но не может вспомнить номер шефа, листает книжку, ищет номер в мобильном, но найти не может. И понимает, что все-таки придется ехать на работу, потому что у нее назначены три слушанья, придут люди, и если она не явится без предупреждения, будет большой скандал.
-Я должна идти, - виновато лепечет Васька, - а когда закончу, приеду за тобой. Я постараюсь очень быстро, там дела простые…
Но мама качает головой:
-Ты не торопись, Васюша, я, и правда, папу попрошу. У тебя такая ответственная работа… Еще успеешь дома насидеться, когда у тебя своя дочка будет.
У Васьки щекочет в горле. Она последнее время часто думала о том, что опоздала: они с Андреем все откладывали и откладывали ребенка на потом, а теперь, в сорок лет, говорить об этом уже поздно. В жизни Васька никогда об этом не заговаривала, не высказывала сожаления, но сейчас, во сне, горестно всхлипывает:
-Не будет дочки… поздно. Мне ведь в этом году сорок.
-Что ты, - смеется мама, - это ты думаешь, что сорок. Конечно, будет дочка.
Сердце Васьки колотится, она с надеждой тянется к маме, но ее останавливает Андрей:
-Васька! Поздно уже! На работу…
-Да, да, - спохватывается Васька, - на работу же…
-Вась! Просыпайся! Я на работу ухожу!
Васька открыла глаза. Андрей стоял рядом, уже одетый, озабоченный, бледный.
-Просыпайся, соня, входи в образ. Я приду пораньше. Не скучай.
Он поцеловал жену в нос и ушел – Васька услыхала, как захлопнулась входная дверь.
Сердце у нее продолжало колотиться, но в непроглядном отчаянии последних дней вдруг появился лучик надежды: дочка. Что же такое «дочка»? Как это понять? Очевидно, что имелся в виду не ребенок – куда ей рожать, стара уже. Наверное, «дочка» - это просто какое-то хорошее известие, может, все пройдет спокойно, ситуацию удастся разрулить, и все будет хорошо.
«Спасибо, мама», - подумала Васька с признательностью, но одновременно чуть пожалела, что «дочка» никогда не будет настоящей.
***
Марьяна, отработав утренние часы, примчалась к Ваське. Та металась по квартире, полная страха и раскаяния, вспоминая ночной разговор с мужем. Андрей тоже должен был явиться с минуты на минуту, он договорился, что на последней паре его подменят.
-Так, - сразу взялась за дело подруга, - начнем. Загримирую тебя сейчас, лучше заранее. Постель не застилала?
-Нет, но я лучше сейчас свежую…
-Ни-ни! Никаких свежих! Ты подумай: если человек думает о том, чтобы постелить свежую постель, значит, он еще в состоянии о чем-то думать! Фасон держать! Понимаешь? А тебе не до фасонов, ты не знаешь, что с тобой, может, ты вообще умираешь, и тебе все равно, кто твою постель увидит.
-Ну, ты психолог! – покачала головой Васька.
-А ты как думала! Я с этой психологией каждый день сталкиваюсь. Бывает, конечно, что женщины с инфарктом квартиру ползком убирают и перед приездом «скорой» носы припудривают, но это все-таки не типично.
Подруги прошли в спальню. Марьяна вынула из сумки какие-то бутылочки, плотно замотанные в полиэтиленовый пакет.
-Это для антуража, - объяснила она.
Извлеченные из пакета, бутылочки сразу же разнообразно и мерзко завоняли. Идентифицировать по запаху Васька смогла только камфару, все остальное слилось в единый больничный запах. Васька с содроганием потянула носом.
-Ничего, потом проветришь, - махнула рукой Марьяна, озабоченно оглядывая прикроватную тумбочку, которая вместе с разобранной постелью вмиг составила композицию «ложе умирающей».
За бутылочками последовала начатая упаковка с какими-то ампулами и несколько шприцев.
-Ну-ка, посмотри отсюда, - позвала Марьяна, отойдя к двери и призывая подругу последовать ее примеру.
Васька от двери оглядела свою любимую кровать, тумбочку, на которой стараниями Марьяшки выросла батарея лекарств и не осталось ни одной книги, и восхищенно проговорила:
-Ты неправильно выбрала профессию. Ты режиссер, в крайнем случае, сценограф.
-Глупая ты, я правильно выбрала профессию! Фиг бы я знала сейчас, как оно должно выглядеть. Так, комната готова, теперь ты.
Когда пришел Андрей, он застал озабоченных подруг. Васька сидела на крутящемся компьютерном стуле, Марьяна порхала вокруг нее с громадной многоэтажной коробкой какой-то фешенебельной косметики.
-Смотри! – Марьяна крутанула стул, и у Андрея вырвался вскрик: на него смотрела его Васька, бледная с сероватым отливом, под глазами залегли темные пятна, глаза тусклые, зрачки какие-то… ненормальные.
-Господи, - еле выговорил он, - девочки, это же что-то ужасное!
-Ага! – торжествующе воскликнула Марьяшка. – Проняло?!
-Да уж, проняло… - Андрей подошел поближе. – Слушай, а отсюда видно, что накрашено!
-А сюда никто никого пускать не собирается, - спокойно объяснила Марьяна. – Полюбуются от двери – и все, не беспокоить.
-А если захочет зайти? – забеспокоился Андрей.
-Перехочет. Я-то на что? Врач категорически запрещает беспокоить больную.
-Ну ладно, пойду поем чего-нибудь и вам приготовлю, - и Андрей направился в кухню.
-Ваське нельзя! – крикнула вдогонку Марьяна.
-Почему?! – вскинулась Васька.
-Во-первых, смажешь макияж. А во-вторых, вид у тебя должен быть изможденный, а не довольный и сытый. Ничего, полдня поголодаешь, фигуру поддержишь.
-Да я же и не завтракала! Так нервничала, кусок в горло не лез.
-Правильно! – одобрила Марьяна. – Молодец! Идем на кухню, посмотришь, как мы с Андрюшкой есть будем, тогда вообще до кондиции дойдешь.
-Садистка!
-Ладно тебе, меня вчера до ночи Алешка с Любахой дрессировали, совсем замордовали, надо же отыграться!
Однако нашелся и у Васьки повод для злорадства: Марьяшка запретила Андрею есть котлеты.
-Ты убит горем, - выговаривала она ему, - ты волнуешься и от беспокойства с ума сходишь, а от тебя так уютно пахнет домашними котлетками, которые тебе заботливо умирающая жена приготовила! Даже не думай! Суп давай.
Глядя, как муж и подруга поглощают суп, Васька задумчиво сказала:
-Помните рассказ, где Шерлок Холмс имитировал смертельную болезнь? Я никогда не понимала одной вещи: он там говорит, что неделя поста, или сколько там он голодал, не красит человека, а остатки румянца со щек могут быть удалены губкой. Вот я и думала, он что, все время накрашенный ходил? Так до сих пор и не понимаю.
-Н-да, странно, - согласился Андрей. – От губки, наоборот, скорее, порозовеешь. Надо будет в оригинале посмотреть.
Поев, компания снова переместилась в спальню.
-Так, сейчас четыре, - Марьяна посмотрела на часы. - Остался примерно час. Давайте-ка на исходную позицию. Васька – в постель. Поваляешься, а мы рядом посидим, поболтаем. А то мало ли что, вдруг раньше заявится.
-Марьяш, а ведь ты кайф ловишь, разве нет? – Андрей, прищурившись, смотрел на подругу, облачившуюся в белый халат и повесившую на шею фонендоскоп.
-Ну, есть немножко, - призналась Марьяна.
-А почему? – с интересом спросила Васька. – Просто ситуация забавная?
-Ну, забавного в ситуации, по правде говоря, не так чтобы очень… По-честному, просто интересно. Понимаю, что с огнем играем, но ты же знаешь, я всегда была авантюристкой. С моей работой авантюры не очень сочетаются, а тут появился повод оторваться!
Васька и Андрей рассмеялись.
-Осторожно! – испугалась Марьяна. – Штукатурка ссыплется!
Поправив лежачей больной макияж и снова устроившись на стуле у кровати, Марьяна продолжала:
-Кроме того, есть еще один нюанс: этот самый мой авантюризм вдруг в полной мере проявился в Алешке. Вы хоть обратили внимание, как он разработал операцию?! Это Алешка, воплощение рациональности и здравого смысла!
-Честно говоря, я так до конца и не поверил, что это была его идея, - сказал Андрей.
-Его, - подтвердила Марьяна. – Но я бы и сама не поверила. И скажу я вам, ребята, что он тоже получал от этого кайф. Поверите?
-Сама бы не видела, - не поверила бы, - согласилась Васька. – Это он от нас, несерьезных шалопаев, набрался.
-Наверное. А уж Любахе счастье!
-Слушай, - встрепенулся Андрей и переглянулся с Васькой. – Может, Любаху пока отправить куда-нибудь? Марьяш, мало ли что, а?
-Думали мы об этом, - спокойно сообщила Марьяна, - но решили пока не дергаться. Если все сделаем как надо, никаких проблем не возникнет. Не думаю, что они станут разыскивать всех на свете врачей. На работе у Васьки я не была, меня никто из них не знает, никто не был моим пациентом, я проверила по фамилиям, так что все должно пройти нормально.
-Спасибо тебе, Яшенька, - тихо сказала Васька, гладя подругу по рукаву белого халата, - спасибо вам всем. И тебе, Андрюшка, и Алешке, и Любахе. Вы – моя семья.
-Ну что ты, малыш, - Андрей подсел на кровать, погладил жену по светлым волосам.
-А ну, брысь! – испугалась Марьяна. – Всю красоту мне сейчас испортите! Васька, только не плакать! Уже времени нет снова краситься, поняла?
Несмотря на то, что в глазах действительно стояли слезы, Васька рассмеялась.
-Яшка-Марьяшка, ты – чудо.
-Чудо, чудо. Все, успокоились. Поговорим о чем-нибудь нейтральном, без слез и без смеха.
Но о нейтральном поговорить не успели. В прихожей раздался звонок.
***
Ритуся любила выступать. Стихи у нее всегда заучивались быстро, читались легко и естественно. Был в ней какой-то артистизм, который позволял рассказывать любое, даже самое дурацкое, заезженное, зачитанное на всех на свете праздниках стихотворение как читаемое впервые, преподносимое зрителям как нечто ценное, единственное, уникальное. Взрослые умилялись, но для самой Ритуси никакой загадки не было: конечно, любое стихотворение было уникальным, ведь его читала она!
Однако дурацких стихов на утренниках Ритуся не читала давно.
Главным поставщиком стихов у Ритуси был отнюдь не детский сад. Стихи в саду разучивались минимум раз в неделю, всей группой, одинаковые, коротенькие и малышовые. Это было глупо и скучно: вместе со всеми до одури повторять одни и те же строчки, которые ты сама уже давным-давно запомнила.
Самые интересные стихи находила Ритусе мама. После того, как Ритуся, морщась и вздыхая, рассказывала дома очередное всем уже изрядно надоевшее стихотворение, доставшееся ей к утреннику, мама, тоже морщась и вздыхая, садилась листать книжки. Если дома ничего подходящего не оказывалось, подключался интернет.
В итоге Ритуся оказывалась обладательницей самого интересного, нового, никому не известного, и – весьма немаловажно! – самого длинного стихотворения, что выгодно отличало ее от коллег по группе.
Мама находила стихи, которые обязательно чем-то цепляли: или иронично-смешные – это если на какие-нибудь веселые праздники, например, на Новый год; или, если на 9 мая, то такие, от которых у Ритуси становилось шершавым горло, и ненадоевшие, никем еще не произнесенные слова проговаривались с трудом, как будто весь Ритусин организм сопротивлялся вынесению этих новых, прекрасных слов на суд малышей, которые знай себе повторяют затертые четверостишия.
Ритуся прекрасно понимала: эти стихи предназначены не для ребят, а для родителей. Ребята не оценят.
Нет, Вадик, конечно, оценит. Он очень умный, он, как и Ритуся, читает толстые книжки и ходит в театр на детские спектакли. Он всегда все понимает и потом непременно подходит к Ритусе:
-Это было хорошее стихотворение. Здорово, Ритка.
-Вадь, - спросила как-то Ритуся, - а хочешь, моя мама и для тебя найдет такое стихотворение? На следующий утренник – хочешь?
Это была большая жертва. Ритуся понимала, что она теряет свою исключительность: один, читающий хорошие стихи, на фоне остальных, - уникум, ему – восхищение, овации. Слава, поделенная на двоих, – это уже нечто размытое, неконкретное.
И все-таки для Вадика Ритуся готова была на утрату своей исключительности. Вадик был этого достоин.
-Не, не надо, - отказался Вадик.
-Почему? – с некоторым облегчением удивилась Ритуся.
-Да ну… неохота. Так стишок дали, выучить заставили, отбарабанил – и все. А то еще дома длинное учить… а потом читать… Не, неохота. Я лучше новую ракету сделаю.
-Ракету?! Ты делаешь ракету?
-Ага. Настоящую. С топливом.
-Она летает? – почти шепотом спросила потрясенная Ритуся.
-Конечно, - небрежно кивнул Вадик. – Поджигаю – и летит. Только пока не далеко, вот так, немножко вверх, - Вадик показал руками сантиметров тридцать, - а потом падает.
-А топливо какое? – продолжала допытываться Ритуся. Ей было лестно поговорить с Вадиком на научные темы. Вадик был «техническим гением», его так называла Ритусина мама.
-Сера от спичек, - объяснил Вадик. – Весь коробок извел, все равно низко взлетает. Наверное, теперь два коробка возьму.
-А тебе разрешают? Со спичками? – с глубочайшим уважением спросила Ритуся.
-Да, только бабушка рядом стоит, в кастрюльке воду держит, на всякий случай.
-Здорово, - вздохнула Ритуся.
-А хочешь, приходи, - великодушно предложил Вадик. – Вместе будем запускать.
-Спасибо! – сердце Ритуси забилось быстро-быстро, внутри, где-то в районе желудка, стало тепло, а чуть выше, ближе к горлу, - тревожно. – Я спрошу маму.
-А ты мне стихи расскажешь.
Ритуся совсем обомлела. Вот для чего, оказывается, она все эти годы учила, репетировала дома перед мамой и папой, выкладывалась на всех утренниках, чтобы стихи прозвучали по-настоящему, как живые, а не мертвые, затертые, из года в год повторяющиеся четверостишия. Вот для чего все это: чтобы Вадик попросил ее почитать ему стихи!
-Какие? – робко спросила Ритуся.
-А какие хочешь. Какие помнишь. Ты всегда классные стихи рассказываешь.
-Вадик! Идешь? – позвала его мама.
-Ну давай, Ритка, пока.
-Пока.
В гости к Вадику Ритуся пока не попала. Мама с папой все время заняты, а одну ее не пускают – далековато, можно заблудиться. Но Ритуся не очень горевала: утренников в саду много, и теперь она будет читать стихи для него – для Вадика.
К восьмому марта Ритуся начала готовиться основательно и загодя. Картинка с котенком, который держит букет мимозы, предназначенная маме, была продемонстрирована папе и бабушке. Картинка с вазочкой, в которой стоит та же мимоза и два тюльпана, показана папе и маме – это для бабушки. Обе картинки были одобрены, правда, не безусловно: папа сначала долго не соглашался с тем, что сова, жонглирующая желтыми шариками, на самом деле котенок с мимозой, а потом пытался узнать, почему в вазочку к уже узнанной мимозе затесались красные воздушные шары.
Но постепенно все утряслось: совместными усилиями Ритуси и заинтересованных женщин папу удалось убедить, что котенок похож на котенка, мимоза – на мимозу, а тюльпаны – на тюльпаны.
-А ты что маме даришь? – ревниво спросила Ритуся.
-Да вот как раз хотел с тобой посоветоваться.
Ритуся была польщена. Раньше папа никогда не советовался с ней. Но и то правда – раньше Ритуся была маленькой, несмышленой, что она понимала в женских пристрастиях и предпочтениях? Теперь-то дело другое, теперь она взрослая и все понимает. Конечно, она поможет папе выбрать прекрасный подарок для мамы!
-Давай! – азартно подбодрила она папу.
-Вот слушай, - папа озабоченно оглянулся на дверь. - Есть варианты: можно духи. Только я боюсь промахнуться с запахом.
-Дай понюхать! – у Ритуси загорелись глаза. Она ужасно любила потихоньку надушиться мамиными духами и представлять себя взрослой, нарядной красавицей, каких показывают по телевизору.
-Подожди, они же еще в магазине! Я пока только думаю. Ты слушай дальше. Можно часики, тут не промахнешься, но часы у мамы есть, не знаю, нужны ли еще.
-Не нужны, - решительно отрезала Ритуся.
Нет, ну правда, зачем маме еще одни часы? Не будет же она их на вторую руку надевать!
-Духи лучше, - категорически заявила Ритуся.
-А вдруг запах не понравится?
-Идем вместе, я понюхаю, - предложила Ритуся. – А если все-таки не понравится, - мне будут.
Папа поднял брови, хмыкнул и засмеялся:
-Годится.
В магазине Ритуся растерялась. Она никогда не думала, что выбрать запах из десятков других так трудно. Но все же с помощью продавщицы и парочки молодых покупательниц духи были куплены.
С подарками разобрались, стихотворение нашли и выучили, платье к празднику постирали и погладили чуть ли не за неделю, оставалось только дождаться утренника.
И тут Ритуся заболела. Сначала ей просто стало лень играть. Она вдруг как-то устала, хотя в садике все было как всегда, ничего утомительного. Уже дома для проформы она попробовала запеленать свою любимую куклу Соню, но руки вдруг стали неловкими, Соня показалась ужасно тяжелой, и Ритуся, оставив ее на полу, прилегла на свой диванчик.
Когда в комнату зашла мама, Ритуся уже спала. Она только почувствовала прикосновение маминой ладони ко лбу и щекам, и рука была холодной.
-Господи, да она же горит вся! – услыхала она мамин испуганный голос, но глаза открывать не хотелось. Она только промычала что-то и снова провалилась в сон.
Так проспала Ритуся до утра. Утром она смутно вспомнила, как, не открывая глаз, пила какую-то противную жидкость, которую мама наболтала в стакане; как потом ей вдруг стало жарко, хотя до того она куталась в свое одеяльце; как то мамина, то папина рука ложились на ее лоб и мешали спать.
А утром заболело-запершило горло. И начался кашель. Мама осталась дома, вызвала врача, и это было здорово, потому что она все время сидела рядом с Ритусей, читала ей книжки и вообще не давала скучать. Правда, она с тревогой смотрела на Ритусю, поила какими-то порошками и заставляла все время мерить температуру, но все это можно было выдержать.
Неприятности начались с приходом врача.
-Это вирус. Лежать, лежать, лежать. Не менее трех дней в постели, а там посмотрим.
Ритуся обмерла.
-А как же утренник? – тихо, каким-то чужим голосом спросила она.
-Когда утренник?
-Завтра.
-Придется обойтись без утренника, - развела руками врач. – Не переживай, утренников будет еще много, а здоровье одно. А то пойдешь больная, а потом придется в больницу класть. В больницу хочешь?
-Нет, - пискнула Ритуся.
-Вот и правильно, - врач обернулась к маме. - Значит, больничный я вам выписываю, рецепт дала, все, ничего не забыли. Выздоравливай, Рита, слушайся маму, принимай лекарства, тогда быстро выздоровеешь.
-Завтра? – с надеждой вскинулась Ритуся.
-Нет, не завтра. Три дня будешь лежать, потом два дня ходить по квартире, а потом ко мне на проверку.
И все-таки Ритуся была уверена, что завтра пойдет на утренник. Не может быть, чтобы вот так все закончилось! Поэтому когда наступило завтра, она проснулась первая, еще на рассвете, слабая и потная, выползла из постели и полезла в шкаф, где висело ее замечательное платье.
Платье надевалось с трудом. Слабые руки еле справлялись с тканью, путались в пышной юбке, ноги подгибались, и ей пришлось одеваться сидя.
В конце концов, платье все же было надето, и Ритуся заглянула в зеркало. Она, конечно, смотрела только на платье и не видела своей бледности, капелек пота на лбу, растрепанных невымытых волос. Платье было роскошным, и она чувствовала себя красавицей.
Так и застала ее мама – еле стоящую у раскрытого шкафа, в дверцу которого было вправлено зеркало.
-Я готова, - доложила Ритуся и закашлялась.
-К чему? – недоуменно спросила мама. – Ты зачем поднялась? Тебе лежать надо, у тебя температура!
-Так ведь утренник… - упавшим голосом пробормотала Ритуся.
-Никаких утренников! Вон какой лоб горячий, и это только утро! Раздевайся сейчас же, ложись, сейчас лекарство принесу!
Рухнули надежды. Не будет Ритуся стоять перед всеми родителями и читать замечательное стихотворение. Вадик, сидя на маленьком стульчике в ряду других детей, не будет сбоку смотреть на нее и не скажет потом: «Классный стих, Ритка!» Безнадежность была в ней, пустота и безнадежность. Не хотелось ни ныть, ни капризничать. Ритуся молча дала маме себя раздеть и уложить обратно под одеяло, и только по щекам ее все это время бежали слезы. Лежа ей стало легче, тяжелая голова, устроившись на подушке, перестала гудеть, руки с облегчением нашли опору. И только пустота внутри нее ничем не заполнялась, и слезы продолжали бежать и не хотели останавливаться.
Мама вышла, и Ритуся услышала голоса мамы и папы в коридоре.
-Слушай, давай оденем тепло, пусть пойдет, - это папа.
-Ты что! Я не могу температуру ей сбить, до тридцати восьми падает, а потом снова тридцать девять. Куда ее!
-Н-да… жалко ее, не могу просто!
-Жалко… А мне не жалко? А еще жалко смотреть, как ребенок мучается, истаяла вся за два дня.
-Ладно, пошел. Пока.
Папа заглянул в комнату к Ритусе:
-Ритуська, пока! Не горюй, приду с работы – сами праздник устроим, лучше, чем в садике! Платье свое наденешь, стихи нам расскажешь. И, знаешь что… давай я маму позову… эй, мама, иди сюда, разговор есть! У меня предложение. Восьмое марта только завтра, а утренник уже сегодня. Давайте мы наши подарки, кто кому приготовил, сегодня вечером подарим! Чего до завтра ждать!
Мама заулыбалась:
-А что? Я за. Ритуська, ты как?
Ритусе не хотелось сбиваться с настроения. Она была несчастна, обижена, ей было плохо, и хотелось продолжать себя жалеть. Но папино предложение все-таки немного оживило поселившуюся в ней безнадежность. Она подарит маме свою картинку. И мама с папой приготовили ей какой-то подарок! Поэтому она, хмурясь и отворачиваясь, все же кивнула:
-Я тоже за.
И сразу повеселела.
***
Хотя звонок прозвучал очень коротко и вежливо, но все трое вздрогнули. Васька посмотрела на побледневшего мужа и кивнула:
-Давай.
Марьяна подобралась, поправила фонендоскоп, удавкой висящий у нее на шее, и тоже кивнула:
-Давай, Андрюша. Помни: три минуты.
Андрей встал. Примерно на середине комнаты он собрался, встряхнулся, походка стала уверенной – человек у себя дома! – и к входной двери подошел уже не робкий, неуверенный, загнанный в угол врунишка, а нормальный молодой мужик, правда, бледноват, и руки слегка трясутся, но это же понятно: жена чуть ли не при смерти.
Васька приподнялась на локте, прислушиваясь к шагам мужа в коридоре. Марьяна жестко посмотрела на нее, и Васька послушно улеглась на подушку.
Андрей открыл дверь, ожидая увидеть кого-нибудь из молоденьких девушек-секретарей. Они с Васькой вчера вечером обсуждали, кого шеф может прислать в качестве курьера-контролера, и остановились на секретарях: молоденькие, сбегать с поручением не зазорно, и любопытные - все запомнят, все расскажут.
Поэтому Андрей заранее заготовил несколько сентиментальных фраз, неоднократно проверенных на студентках и безотказно действующих на молодых женщин.
Открыв дверь, Андрей обмер. На пороге стоял Юрий Сергеевич собственной персоной.
Они были знакомы: встречались у Васьки на работе, пересекались в городе, всегда вежливо раскланивались. Андрей знал – и от Васьки, и по собственному впечатлению, - что Юрий Сергеевич умен, хитер, умеет импровизировать, то есть обладает именно теми качествами, которые делают его великолепным юристом, но сейчас наиболее опасны для заговорщиков.
Мгновенно справившись с шоком, Андрей сказал:
-Здравствуйте, Юрий Сергеевич. Извините, не ожидал, что придете сами, думал, кого-нибудь из молодежи отправите. А так прямо неудобно… Входите.
-Ну что вы! – Юрий Сергеевич аккуратно вытер ноги о половичок и прошел в тесный коридорчик. – Я очень переживаю за Василину Ярославовну.
Васька с Марьяной замерли, ловя каждый звук из прихожей. Услыхав, что навестить ее шеф пришел лично, Васька побледнела еще больше и, с ужасом глядя на подругу, прикрыла рот рукой.
-Тихо. Спокойно, - еле слышно прошептала Марьяна. – Он справится.
И, подумав, добавила:
-Так даже лучше. Сам убедится.
И они снова стали прислушиваться.
-Вы извините, сейчас у Василины врач, пришла позже, чем обещала, и сидит долго, там все плохо…- Андрей, отвернувшись, махнул рукой. Он с удивлением почувствовал, что глаза защипало. «От волнения, что ли?» - подумал мимолетно. Но этот настрой был на руку, повлажневшие глаза лучше всяких слов подтверждали горе.
-Что вы говорите? Неужели так плохо? И так неожиданно! – Юрий Сергеевич был полон недоумения и сочувствия, но смотрел цепко и внимательно. Заглянув в глаза Андрею и увидев в них растерянность и слезы, Юрий Сергеевич несколько расслабился, но Андрей заметил это только потому, что жадно ловил каждую черточку, каждый штрих в настроении своего гостя. Юрий Сергеевич был предельно аккуратен.
-Еще сам не понимаю, - Андрей горестно развел руками. – Вы проходите пока сюда, в комнату, врач выйдет - скажет, в чем там дело. Не знаю, вижу только, что плохо, а вот что именно… Вот жду, что скажет.
-А врач какой? Терапевт? – Юрий Сергеевич устроился в кресле, не выпуская из рук демонстративно старомодный, очень стильный портфель.
-Нет, кардиолог. У нее же с сердцем…
-Ну, я думаю, все образуется, она женщина молодая, все будет хорошо. А то и вы вон как осунулись, просто лица нет.
-Да, Василина просила вам какой-то пакет передать, - Андрей протянул Юрию Сергеевичу заклеенный пакет, в который они упаковали злополучный конверт с деньгами.
-Что это? – Юрий Сергеевич вскинул брови.
-Не знаю, она сказала, документы.
-Ага, ага, хорошо, - шеф аккуратно уложил пакет в свой портфель.
Андрей про себя считал минуты. Ему хотелось побыстрее закончить этот опасный разговор и казалось, что обещанные три минуты давно прошли. «Что она там возится?» - сердито думал он.
Наконец, послышались долгожданные звуки открываемой двери и шаги Марьяны. Андрей рванулся в коридор, едва не забыв оставить приоткрытой дверь в комнату с дорогим гостем. В последний момент вспомнил, остановил руку, и в двери осталась огромная щель.
-Ну что, доктор? – Андрей так резво подскочил с места, что дыхание чуть сбилось, и голос замечательно сорвался. – Что с ней?
-Давайте чуть отойдем, – Марьяна выглядела строгой и сосредоточенной.
Они отошли от дверей спальни и оказались совсем близко от приоткрытой двери в гостиную.
-Ну, что вам сказать? – начала Марьяна, хмурясь. – Не хочу вас пугать, но все серьезно. Скажите, последнее время у нее не было стрессов, потрясений?
Андрей пожал плечами, хотя Юрий Сергеевич из своего кресла видеть его не мог. Просто, войдя в роль, приняв, наконец, после долгих мучений, ситуацию как реальность, и Андрей, и Марьяна действовали внутри этой ситуации совершенно естественно.
-Вроде ничего такого… Нет, наверное, что-то было, она была последние дни какая-то… расстроенная. Но ничего не рассказывала, у нее же работа такая, она мало что рассказывает. Желудок только болел, она даже на больничном была.
-На больничном, - передразнила его Марьяна. – Даже рентген не сделала, полежала, альмагель попринимала – и все! Насчет работы мы потом еще побеседуем. А пока… Я посмотрела кардиограмму, что сегодня сделали. У нее предынфарктное состояние.
Андрей очень натурально ахнул.
-И нервная система в жутком состоянии, и на этой почве сильнейший гастрит и, возможно, язва, нужно рентген сделать, когда можно будет вставать. А пока сохраняется угроза жизни… Я хотела сразу «скорую» вызвать, ей в больницу нужно, причем, срочно, но она так разнервничалась, что я подумала – лучше пусть лежит дома и будет спокойна.
-А что же делать?
-Я там полностью расписала лечение, посмотрите. Все купите в аптеке и с сегодняшнего дня начнете. Василина Ярославовна сказала, что уколы вы сами делаете?
Андрей в недоумении вскинул брови. Марьяна скорчила грозную гримасу, и тот понятливо спохватился:
-Сам, конечно, сам. Чего там делать?..
-Вот и хорошо, - оборвала его Марьяна. – Так спокойнее. В случае чего, не будет задержки с помощью. Я там написала, что делать в экстренных случаях. Буду заходить к вам через день, но, если какие-то сомнения, звоните немедленно.
-Спасибо вам! – с признательностью сказал Андрей. – Ваш гонорар… - и он с чувством пожал Марьяне руку.
-Спасибо, - не стала спорить покладистая Марьяна.
-Да! – наконец спохватился Андрей. – Я хотел спросить: тут к Василине начальник пришел, по работе…
-Да вы что! – Марьяна даже руками всплеснула. - Никакой работы! Вы что, убить ее хотите?
Юрий Сергеевич вышел из комнаты, продемонстрировав таким образом, что слышал каждое слово в разговоре.
-Простите, я тут слышал кое-что, - мягко начал он. - Вы не думайте, я совсем не настаиваю… Просто Василина Ярославовна сама просила принести ей дела, чтобы она дома поработала.
-Любое напряжение ее убьет. И, кстати, насчет работы, может, вы скажете, у нее неприятностей не было?
-Ну, как вам сказать, - очень натурально задумался Юрий Сергеевич, - неприятностями это не назовешь, но сложности были, да. У нее в работе было несколько очень трудных дел, она переживала…
-Понятно теперь, откуда все это. Вот еще о чем я хотела вас предупредить, - Марьяна понизила голос.
-Да-да? – Юрий Сергеевич предупредительно придвинулся и склонил голову.
-Я понимаю, работа судьи престижна, очень ответственна. Пока говорить об этом рано, но, если мы сейчас ее вытянем, если все окончится хорошо…
Мужчины тревожно переглянулись.
-Работу ей нужно будет сменить, - решительно закончила Марьяна.
-Как сменить? – в один голос воскликнули Андрей и Юрий Сергеевич.
-Тише! Сейчас ей незачем об этом знать. Это вообще вопрос будущего, я еще не представляю, выкарабкается ли. А на будущее… Ей нужна будет спокойная работа, без стрессов, без напряжения. С ее профессией… ну, не знаю. Может, нотариат? В общем, господин… - Марьяна обернулась к шефу.
-Просто Юрий Сергеевич, - с готовностью подсказал тот.
Марьяна кивнула:
-В общем, должна вас предупредить: эту сотрудницу вы потеряли. Конечно, ее дело, но надеюсь, она ко мне прислушается. А вас – как мужа – я попрошу посодействовать. Если вы не хотите впредь подвергать опасности здоровье вашей жены.
Юрий Сергеевич напряженно помолчал, а потом тихо и вежливо попросил:
-Будьте добры, доктор… Я тут слышал, что вы все лечение расписали… А нельзя ли мне глянуть?
Вот тут Андрей обмер. Лоб сразу стал ледяным и покрылся капельками пота. Руки онемели. Он с ужасом посмотрел на Марьяну.
Та недоуменно вздернула брови:
-Вы что, врач? Я подумала, что, раз вы начальник Василины Ярославовны…
-Нет-нет, я, конечно, не врач. Просто… у моей жены сестра сейчас лежит в больнице с сердцем, а городок там маленький, врачи не очень квалифицированные, и я хотел посмотреть ваши назначения, может, о чем-то напомнить, что-то посоветовать. Ну, вы же понимаете?
В глазах у Андрея стало темно. Он прислонился к стене и стал думать, как теперь быть. Юрий Сергеевич оказался еще хитрее и дотошнее, чем они могли себе представить.
Марьяна спокойно кивнула:
-Я понимаю. Хотя есть такое понятие как корпоративная этика, но здоровье человека прежде всего. Пойдемте. Только прошу вас не заходить в комнату, - добавила она уже стоя у двери. – Больная может разволноваться, увидев вас, вспомнить о работе, а ей этого нельзя. Этого сейчас просто нельзя допустить. Постойте здесь, я вынесу вам бумаги.
Андрей с трудом понимал, что происходит. Значит, бумаги все-таки есть?
Марьяна открыла дверь в комнату и тихонько вошла.
-Я побеспокою вас еще на секундочку, возьму свои записи, покажу вашему мужу, как вас нужно лечить, - объяснила она больной, которая с трудом повернула голову на звук открывающейся двери.
-Хорошо, - еле слышно отозвалась умирающая, успевшая краем глаза увидеть маячившую за дверью фигуру шефа.
Она закрыла глаза, не отворачиваясь от двери, давая возможность шефу насладиться зрелищем сероватой бледности, черноты под глазами и почти белыми губами – плодами Марьяшкиного мастерства визажиста.
Марьяна взяла с тумбочки стопочку листов и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
-Вот, посмотрите. Если что-то заинтересует, перепишите. А вы, - Марьяна обратилась к чудесным образом ожившему Андрею, - в аптеку, и начинаем лечение. Не теряйте время, счет идет если не на часы, то на дни точно.
Пока Марьяна с помощью Андрея надевала плащ, Юрий Сергеевич что-то черкнул себе в блокнот и вернул записи.
-Спасибо, непременно покажу врачам. Приятно было познакомиться. Лучше бы, конечно, при других обстоятельствах…
-Конечно. Но надеюсь, обойдется. Главное – полный покой и тщательное выполнение назначений. Если сегодня и завтра все будет в порядке, я зайду послезавтра. Будем наблюдать.
Марьяна ушла. К великому облегчению Андрея, засобирался и Юрий Сергеевич. Помня наставления предусмотрительных женщин, Андрей вышел вместе с ним – в аптеку. Рецептов было много, и денег Андрею было жалко, но играть нужно было до конца, тем более, что Юрий Сергеевич, заботливо придерживая Андрея под локоток, пошел с ним. Получив полную сумку лекарств, Андрей пожал, наконец, руку противника.
Они тепло попрощались, Юрий Сергеевич долго желал Василине Ярославовне побыстрее поправиться, качал головой, все спрашивал, может, все обойдется и она вернется в суд. Андрей только разводил руками, дескать, кто ж сейчас знает.
И вот настал долгожданный момент, когда Юрий Сергеевич сел в машину и уехал.
***
Андрей ворвался в квартиру и, бросив у дверей пакет с лекарствами, ринулся в кухню, откуда слышались голоса и звяканье посуды. Васька, не смыв своей болезненной бледности, с аппетитом хлебала суп, а Марьяшка как раз доставала из микроволновки разогретые котлеты.
Увидев мужа, Васька, замычав и не успев проглотить то, что было во рту, повисла у него на шее. Андрей чмокнул ее в нос, вытер губы, на которых отпечаталась какая-то жирная краска, пальцем разровнял остатки штукатурки на Васькином носу и с тяжким вздохом опустился на табуретку.
-Ну, как? – он с надеждой посмотрел на женщин.
-Уехал? – с тревогой спросила Марьяна. На ее щеках пылали красные пятна.
-Еще бы! Если б не уехал, я бы до сих пор там торчал! Покрутился еще, подождал, думал, вдруг вернется.
-Ничего не заподозрил?
-По-моему, ничего. В аптеку со мной ходил, потом долго выражал сочувствие и желал выздоровления. Нет, но каков! Сам пожаловал!
-Подстраховаться решил, - голодная Васька дожевывала кусок хлеба и говорила невнятно. – Сам захотел проверить. Да и деньги же ему забрать надо было, это мы не учли.
-Ну, вроде все, проехали, - Марьяна понемножку успокаивалась и приобретала нормальный цвет лица. - Андрюшка, как я? Нормально выглядела? Правдоподобно?
-Яшка! То есть, Марьяшка! Я перед тобой преклоняюсь. Вась, представляешь, когда он потребовал записи, я думал, меня удар хватит. Как ты предусмотрела?
-Честно говоря, это не я. Это меня Алешка заставил. Вчера весь вечер писала. Без дураков, все лечение при таком состоянии. С любой профессурой может консультироваться, не подкопаются.
-Вот это да…- потрясенно выдохнула Васька. – Вот это подготовка…
-А то ты моего мужа не знаешь! У него середины нет. Летать так летать. А я еще писать не хотела, злилась!
-А ты и замуж сначала не хотела, тоже злилась.
-Дура была. Так, ладно, раз все нормально, звоню Алешке. Переживает.
Марьяна ушла звонить мужу, а Андрей подошел к Ваське и обнял ее за плечи.
-Ну что? Порядок? Теперь можем жить спокойно.
-Не верится, - Васька прижалась щекой к руке Андрея. – Я за эти дни отвыкла от того, что можно жить спокойно. Спасибо вам.
-Это ребятам спасибо, - засмеялся Андрей. – Их идея, их реализация. Я только статист, по мере сил говорил «кушать подано».
-Не скромничай. На тебя все уличное общение свалилось.
Вернулась Марьяна, положила на кусок хлеба разогретую котлету и с удовольствием принялась есть.
-Вшо, - с набитым ртом удовлетворенно сказала она. – Теперь пару недель посидишь на больничном и – в санаторий.
-А если за это время кто-то захочет навестить? - снова встревожилась Васька.
-К тебе пока нельзя, - Марьяна выглядела страшно авторитетной и потому безапелляционной. – Можно будет перед санаторием, но и выглядеть ты будешь намного лучше. Лечение-то помогает!
-А по телефону говорить можно? Явно звонить будут.
-Дня через три-четыре. Недолго и слабым голосом, но уже не умирающим. Ты у нас быстро пойдешь на поправку. Кстати, назначения посмотри, если спросят, что принимаешь, чтоб была готова.
-Надо же, – поежилась Васька, - вроде, экзамен закончился, а темы не все сдала, могут спросить дополнительно.
-Могут, - подтвердил Андрей. – Ладно, девчонки, пишите список, чего из продуктов купить, в магазин сбегаю. А то жена у меня теперь долго не выходная.
-Ой! – пискнула Васька. – Вообще на воздух нельзя?
-Сдурела, - вздохнула Марьяна. – Какой воздух, если ты лежишь и готовишься коньки отбросить? Окошко открой и подыши.
С сочувствием глядя на понурившуюся подружку, Марьяна погладила ее по руке:
-Не грусти, мы к тебе в гости заваливаться будем. А ты пока себе дело найди, а то, правда, сдуреешь две недели телевизор смотреть. Вязанием займись, очень дамское занятие.
-Ты что, не знаешь, какая из меня вязальщица?
-А ты учись. Меняй стиль жизни. Или книги пиши.
-О, правильно! - оживился Андрей. – Пиши книгу. И время скоротаешь, и опять же заработок.
-Это если хорошую напишу, тогда заработок, – резонно заметила Васька.
-А ты хорошую напиши, - пожал плечами Андрей. – А что? Образование есть, вкус имеется, слог выработан многолетней юридической практикой…
-А сюжет? – Васька рассмеялась. – Моя юридическая деятельность в виде сюжета интереса не представляет.
-Придумаем! Марьяшка, ведь придумаем?
-Запросто. Если ничего не придет в ваши светлые головы, мы заявимся всей семьей и накидаем кучу сюжетов. Любаха тебе на целую библиотеку сюжетов придумает.
-А Алешка – для детективов! – поддержал Андрей.
-О, точно! Марьяшка, я вдруг открыла для себя твоего мужа с совершенно новой стороны!
-Ребята, - Марьяна задумчиво подсела к столу, - честное слово, я тоже! Никогда он не был авантюристом. А если совсем честно, то иногда с ним бывало так скучно, просто до тошноты. Знаешь, Васена, я тебе, кажется, должна быть благодарна за эту историю.
-Вот так, - озадаченно сказал Андрей, переглянувшись с Васькой, - мы тут переживаем, что вас подставить можем, а ты еще и рада! Васька! Зря переживали.
Васька, улыбаясь, смотрела на подругу. Она понимала ее состояние. Яшка всегда была очень милой, женственной, но характер у нее был бесшабашный.
В школе, когда народ попривык к новенькой, добровольно взявшей себе мальчишеское имя, вокруг Яшки завертелись вихри. Она могла залезть на крышу школы и, к ужасу математички и полному счастью одноклассников, спустить оттуда на веревочке человечка в окно их класса на последнем, четвертом этаже. Могла, начитавшись в энциклопедии симптомов, довести до обморока школьную медсестру, разыграв перед ней полное помешательство (когда подруга поступила в медицинский, Васька настаивала, чтобы та шла исключительно в психиатрию. «Ты же пациентов будешь понимать как никто! - почти всерьез уговаривала она Яшку. – Где они еще найдут врача-психа?»).
А однажды на перемене Марьяшка, тогда еще Яшка, увела весь класс, чтобы показать собаку с махонькими щенками, которых видела по дороге в школу.
Васька засмеялась и от удовольствия даже нос наморщила: очень уж смешными были щенки, до сих пор перед глазами – два черненьких с коричневыми лапками, два коричневых с черными пятнами и один вообще непонятно какой, просто что-то коричнево-черное и почему-то белое пятнышко возле уха.
Для мамы-собаки они захватили котлеты из столовой, и, пока та жадно ела, ребята тетешкались со щенками. Сначала боялись, думали, собака не позволит даже подойти, но Марьяшка успокоила: оказывается, и мама, и детки прикормлены, привыкли к людям и даются в руки.
И начался праздник. Даже суровые и циничные мальчишки выдирали пушистых малышей друг у друга, хохотали, когда черненький зажевал шапку Сани Черевко, и никто не вспомнил о том, что перемена давно закончилась. Первой очнулась Ленка Плындина:
-Ой, ребята! Уже зоология давно идет!
Все притихли и стали нерешительно переглядываться. Возвращаться в школу на пол-урока и объясняться с училкой никому не хотелось. Марьяшка задрала нос и презрительно сказала:
-Кто хочет, - можете идти. Лично я не пойду. Я зоологию тут на практике изучать буду. Поведение хищных млекопитающих в нетипичных обстоятельствах, не несущих угрозы их жизни. Завтра доклад сделаю.
Ребята хохотали. Три четверти класса тут же решила остаться, тем более, что урок был последним. Остальные, кому надоели щенки, просто разбрелись по домам.
Назавтра был большой нагоняй. Их обвинили в сознательном срыве урока и преступном отношении к учителю зоологии. Классная Елена допытывалась, кто был зачинщиком этого безобразного бойкота. Молчали все, даже Яшкины недруги. Васька под столом удерживала Яшку за руку, чтобы та не встала и не призналась. В конце концов, Яшка отбросила Васькину руку и стала решительно подниматься с места. И в этот момент над столом взвился Борька Запорожцев. Все это время он искоса посматривал на Яшку, и как только увидел, что она поднимается с места, мгновенно опередил ее.
-Это я всех увел.
Марьяшка от неожиданности плюхнулась на стул. Класс во все глаза смотрел на Борьку, а тот спокойно и невозмутимо рассказывал Елене, как уговорил всех не возвращаться на урок, потому что все равно опоздали.
Рассвирепевшая Яшка вскочила с места:
-Неправда! Это я! Я всех увела и уговорила!
-Не верьте ей, Елена Михайловна! Она вам еще не то расскажет. Ну посмотрите на нее – разве ей можно верить?
Елена беспомощно переводила взгляд с одного на другого. Ребята понемногу расслабились и начали ухмыляться.
-Ладно, - неожиданно решила классная. – Идите. Но по вчерашней теме будете писать контрольную. Подготовьтесь.
Вопрос в классе больше не поднимали. Все и так знали, что Запорожцев влюблен в Яшку.
Зная нрав подруги, Васька была изумлена, когда та познакомила ее со спокойным, уравновешенным и мрачноватым Алексеем – очень уж они были разными. Но Васька понимала, что такой человек – спасение для Марьяны. И действительно, Марьяшка изменилась, стала спокойнее, рассудительнее, чему, кроме мужа, способствовал и характер ее работы. Но от натуры не уйдешь. Поэтому признание, что с мужем ей бывало скучно, удивило Андрея, но не Ваську.
-Ладно, - заключила она, - замнем. Приходите и предлагайте сюжеты. Потому что вязать я все равно не буду. Лучше повеситься.
***
Друзья пришли на следующий же день, но о сюжетах никто не вспомнил: дружно и гордо отмечали успешное окончание операции. Алексей со скромным достоинством принимал восхищенные поздравления, выслушивал дифирамбы и милостиво соглашался с тем, что спас Ваську именно он.
Любаха влюбленно смотрела на отца и гордилась не меньше, чем он сам. Марьяна посмеивалась над обоими и была совершенно счастлива. Вечер прошел великолепно, даже учитывая тот факт, что Васька должна была сидеть взаперти и не высовывать носа на улицу.
-Вот они, плоды трудов наших, - Андрей показал на накрытый стол, большущий пирог с мясом и медовый торт с фруктами. – Когда еще моя жена успевала настряпать такую вкуснятину? Работа, работа… И вот теперь, наконец, я имею настоящую, полноценную жену!
-Эй! Что значит «полноценную»! А раньше что, была неполноценная? – Васька грозно нацелилась на него лопаткой, которой только что положила огромный кусок торта Любахе на тарелку.
Андрей хладнокровно кивнул:
-Вот именно. Только теперь я понимаю, чего был лишен все эти годы и что обрел благодаря всей этой истории. Поэтому – виват Юрию Сергеевичу и Сергею Степановичу Федорову, - и он поднял свой бокал.
Васька ошалело посмотрела на него:
-В своем уме? За кого пьешь? Они же бандиты.
-Да ладно, - смутился Андрей, - пошутил. Извините, шутка получилась глупая.
-Да уж, пить за их здоровье мы, пожалуй, не будем, - согласился Алексей.
-Так за что же? – поинтересовалась Марьяна. – Вино-то налито.
-И сок! – Любаха для наглядности подняла свой бокал с яблочным соком.
-Ну как же, традиционный тост – за дам-с.
-Правильно! – синхронно с энтузиазмом воскликнули дамы и первыми соединили над столом свои три бокала. – За нас!
К ним тут же присоединились оба мужчины.
Одеваться троим отнюдь не мелким людям в маленькой прихожей было весьма проблематично, поэтому Алексей помог одеться своим дамам, выпроводил их за дверь и начал одеваться сам. Васька побежала к окну махать Любахе, и мужчины на минутку остались одни.
-Слушай, - Алексей серьезно посмотрел на Андрея, - ты что, хочешь так все и оставить?
-Что? – не понял Андрей.
-Этих гадов? Васена правильно сказала – они бандиты.
-А что делать? Что мы можем? Их только зацепи, костей не соберешь, из-за чего весь сыр-бор!
-Это понятно. Но оставлять как есть я тоже не хочу.
-Так и я не хочу, но как?
-Надо думать. Пока притихнем, пусть Васена в санаторий уедет, тогда подумаем. Не говори ей, а то снова психовать будет. И Марьяшке не нужно. Сами решать будем.
-Алешка! – Андрей прищурился. – По-моему, тебе понравилось.
-Ладно тебе, психолог, - добродушно усмехнулся Алексей, - пока! – и он вышел из квартиры.
Васька маялась. Деятельная и общительная, она изнывала от необходимости торчать дома, изображая из себя умирающую, однако другого выхода не видела. Да и все равно отступать было поздно. Марьяна забегала практически ежедневно, Андрей старался развеселить университетскими байками, но остальных друзей-приятелей пришлось культурно отшить, сославшись на болезнь, а то, неровен час, кто-нибудь с кем-нибудь пересечется… О таком даже думать не хотелось, так что приходилось терпеть.
Поэтому, когда неожиданно раздался незапланированный звонок в дверь, сердце у Васьки упало куда-то в район живота, причем, в нижнюю его часть. На какую-то долю секунды Васька успела удивиться, какое странное место выбрало ее сердце, чтобы падать, но тут же забыла об этом. Намечалась проблема.
К счастью, дома она была не одна: Марьяна, как обычно, заскочила после работы.
Женщины испуганно переглянулись. В дверь снова позвонили. Марьяна махнула Ваське в сторону спальни, а когда та на цыпочках убежала, пошла открывать дверь, полная решимости грудью стать на защиту личного пространства умирающей подруги.
Она пыталась в глазок рассмотреть претендента на вход в запретное жилье, но видела только неопределенную мужскую фигуру. Высокий. Вроде, молодой. Не Юрий Сергеевич, точно.
-Кто там? – тревожно спросила она через дверь.
-Вась, ты? – голос звучал глуховато. – Это Запорожцев, помнишь еще такого?
Марьяна чуть не подпрыгнула от неожиданности и помчалась в спальню к Ваське.
-Это Борька Запорожцев!
-Как? – изумилась Васька. – Он же где-то в Москве был?
-Наверное, в гости… - Марьяна в нетерпении аж пританцовывала. - Ну что, пустим?
-Думаю, можно, - решила Васька. – Как приехал, так и уедет. Не опасно, – и побежала открывать дверь.
За двадцать с лишним лет, прошедших с окончания школы, Борька здорово изменился, но все-таки был узнаваем и очень хорош. Да чего там, он сейчас выглядел просто потрясающе. Он всегда был высоким парнем, а теперь стал высоким мужчиной, еще вполне стройным, но не худощавым, со слегка тронутыми сединой волосами, в умопомрачительно дорогом костюме и шикарных, явно «оч-чень фирменных» (Любахино определение) туфлях. В одной руке гость держал букет цветов, в другой - плотно набитый, стеклянно позвякивающий пакет.
Ввалившись в полумрак прихожей, Борис, моргая и привыкая к смене освещения, раскинул руки, рискуя грохнуть свой пакет о стену узкой прихожей:
-Васька! Привет! А я только приехал – и сразу к тебе! Ценишь?
Васька с визгом бросилась на шею однокласснику, тот осторожно, чтобы не стукнуть пакетом, обнял ее, щекоча цветочным целлофаном.
-Ну, слушай, ты еще красивее стала, - оценивающе оглядел ее Борис. – Как удается?
-Ну вот, кто бы спрашивал! – радостно засмеялась Васька. – Сам какой красавец стал!
-Да, - спохватился Борис, - забирай продукты. Мой вклад в твой стол.
-Что, прямо внутрь? – невинно поинтересовалась Васька.
-Что внутрь? – не понял Борис.
-Ты сказал, что это вклад в стол. Значит, мне это надо вложить в стол. Внутрь.
-Да-да, мне говорили, что ты юрист, - ехидно усмехнулся Борис. - Хотя ты всегда вредная была.
-Не вредная, а логичная.
-Для женщины логика – вещь вредная, поэтому их можно расценивать как единое понятие.
-Мужской шовинизм и тебя не миновал, - притворно вздохнула Васька. – Как говорил Атос, «а ведь этот-то еще из лучших».
Васька держала тяжелый пакет двумя руками, поэтому стала примериваться, как взять цветы, которые Борис как раз вознамерился торжественно вручить. Но вручить цветы у него не получилось: из двери комнаты в коридор шагнула Марьяна.
Повисла пауза. Васька поразилась: Борька смотрел на Марьяшку так, как будто не прошло двадцати лет, а вот сейчас, в эту минуту, они танцуют на выпускном, и он глаз не сводит с ямочек на ее щеках. Васька улыбнулась и пошла в кухню выгружать продукты.
-Яшка… - изумленно выговорил Борис.
-Ну, привет! – Марьяна широко улыбнулась, и ямочки на щеках снова приковали его взгляд.
-А я уже и забыл, какая ты. Это тебе… - он протянул букет Марьяне.
Борис успел встряхнуться и теперь с удовольствием смотрел на свою школьную любовь.
-Яшка, ну как же здорово, что ты оказалась здесь! Признаюсь совсем честно: в самой глубине души я на это и надеяться боялся. Сразу вместе и повидаемся, - оживленно говорил Борис, проходя в гостиную вслед за Марьяной. – А то я твоего нового адреса не знаю, в «Одноклассниках» вы, девушки, не появляетесь… кстати, чего так?
-Терпеть не могу такие тусовки, - содрогнулась Васька, вернувшаяся из кухни.
-Да и мне не очень, - согласилась Марьяна. – Куча народа, с которым совершенно не хочется общаться, но начинают предлагать дружбу, и вроде как не откажешься, неудобно… Личную жизнь на всеобщее обозрение выставлять я не люблю, а чужая меня не интересует. Ну их, так спокойнее.
-Вот, - развел руками Борис, - поэтому и приходится рассчитывать на удачу. А ну как не застал бы?
-Не-а, - покачала головой Васька. – Да ты устраивайся в кресле, чего стоишь? Так вот. Ты, насколько я могу судить, человек достаточно удачливый. Но… - она склонила голову и прищурилась, - на удачу, по-моему, не очень надеешься. Думаю, ты подстраховался и что-то узнал.
Борис пораженно уставился на Ваську:
-Ты что, экстрасенс? Или рассказали?
-Простая, вредная для женщины логика, - пожала плечами Васька.
-Ну?
-Когда идут наудачу, не тащат тяжеленные сумки с продуктами. Но это еще ладно, продукты можно съесть при необходимости. А вот цветы – это уже прямое доказательство. Куда бы дел цветы, если бы не застал меня дома? Завтра это был бы уже веник.
-Супер, - сказал Борис. – Ты случайно не по уголовным делам?
-Нет, по экономическим.
-Впечатляюще.
-Это, Боренька, она тебя, как говорится, на понт взяла, - рассмеялась Марьяна. – У тебя была куча возможностей не подставляться: сказать, например, что, не застань ты ее дома, пошел бы к кому-нибудь из наших девчонок, кто в городе остался, вот и пригодились бы и цветы, и гостинцы!
-Да, мне это пришло в голову, но решил не огорчать нашу проницательную Ваську.
-Врешь! – прищурилась проницательная Васька.
-Не вру, мне и не из таких ситуаций выпутываться приходится. Но ты все равно молодец. В самую точку. Ну, девчонки… с вами свяжись…
-А ты и не связывайся, - посоветовала Васька, цепко глядя на приятеля. – Лучше расскажи, кто это тебе информацию предоставил.
-А что, мало у нас общих знакомых? – отпарировал Борис. – Лучше расскажите, как живете. Знаю, что обе при мужьях, а дальше?
-А что дальше? Вот в две семьи воспитываем Яшкину дочку.
-Яшка, у тебя дочка? Большая?
-Не очень. Во втором классе.
-Ух ты! На тебя похожа?
-Больше на мужа.
-Жалко. А мои в седьмом и пятом.
-Мальчики?
-Сын и дочка.
-Образцовая семья, - похвалила Васька, – как в американских фильмах. Ну, давай, рассказывай: где работаешь, кто жена и вообще.
-Да что рассказывать? Жена как жена, хорошая, но до тебя далеко, - Борис выразительно посмотрел на Марьяну.
Та порозовела, было видно, что ей приятно слышать эти слова, но она сочла своим долгом возмутиться:
-Сволочь ты, Запорожцев. Если бы мой муж где-то обо мне так сказал, я б его убила.
-Если б о тебе кто-то так сказал, я бы сам его убил.
-Так. Хватит! – Марьяна хлопнула ладонью по столу. Она не знала, как себя вести, поэтому решительно сменила тему. – Ты о себе расскажи.
-Обо мне и рассказывать нечего. Я же закончил экономический, работал там-сям, сейчас в фирме одной, в общем, нормально.
-А что за фирма? – поинтересовалась Васька.
-Да холдинг один, занимаемся всем на свете, а конкретно и не рассказать. В общем, неинтересно.
Васька с подозрением посмотрела на гостя: ой, темнит. В олигархи, что ли, подался? А что? Прикид подходящий. По странной ассоциации она тут же вспомнила, что Борька натащил продуктов, нужно на стол накрывать, и, сорвавшись с места, побежала в кухню.
К бутылке красного вина, так узнаваемо позвякивающей в пакете о баночку икры, прилагался полный набор закусок: мясная и сырная нарезки, рыбка, маслины и еще куча баночек и пакетиков.
Васька выложила все в вазочки и розетки, добавила собственного изготовления пирог и салат, расставила на подносе, что поместилось, и потащила первую партию в комнату. И застыла на пороге. Борька с Марьяшкой целовались – страстно, упоенно, ничего и никого вокруг не видя и не слыша.
Она попятилась, стараясь нигде не шумнуть, отнесла назад в кухню свой поднос, поставила на стол и тихонько засмеялась. Ну, Яшка! Вот так школьная любовь! И что теперь прикажете делать в собственном доме? Дудки! Хочет изменять мужу, пусть идет в гостиницу. У Борьки, небось, люкс.
-Прошу к столу! – завопила Васька из кухни, выгрузив вазочки с подноса обратно на стол.
«За это будут лопать деликатесы в кухне, без всякого парада», - мстительно подумала она.
Прошло несколько минут, прежде чем Марьяна с Борисом пришли на Васькин зов. Марьяна покраснела и смущенно улыбалась, Борис был откровенно доволен.
Когда Васька на минутку отлучилась в ванную, Марьяна с Борисом снова поцеловались. Борис шепнул:
-Приходи ко мне в гостиницу.
-Обалдел? – так же шепотом ответила Марьяна. – Я замужем.
-Ну и что?
В кухню уже входила Васька, поэтому Марьяна только прошипела:
-Отстань.
За столом разговор шел непринужденный. Марьяна спросила:
-Так ты здесь по какому поводу?
-В командировке. У моего шефа здесь партнер, нужно с ним кое-какие вопросы решить. Бизнес дело такое, не все можно электронной почте доверить.
-Да? И что за партнер? – вежливо поинтересовалась Васька. Мысли были заняты другим: если у Яшки закрутится роман с Борькой, что делать ей, Ваське? Ей не хотелось обижать Алексея, она была обязана ему, да и вообще, он хороший мужик, и семья у подруги хорошая… Только бы Алешка не узнал, а так уедет этот Борька, как приехал, и все, конец роману. И принесло же его в эту чертову командировку!
-Партнер? – благодушно разливая по бокалам вино, переспросил Борис. - Да есть тут у вас такой, вроде, человечек в городе не последний. Ты, Вась, явно знаешь. Федоров Сергей Степанович.
***
Ритуся любила гулять во дворе. Двор – не садик, никаких оград, никаких окриков: «Куда пошла? Это другой группы павильон!»
А Ритуся как раз и любила зайти на «чужую территорию», и, хотя там было все так же, как и у них, ей казалось, что она исследует новую землю, немыслимые дали, полные опасностей. Опасности в лице воспитательниц, разумеется, присутствовали, и, кроме того, были еще и мальчишки. Но мальчишки были угрозой для нее только до прошлого года. Тогда, когда она, «мелкая», забредала в павильон подготовительной группы, приходилось держать ухо востро и убегать при малейшей опасности, а то могли и побить, чтобы не воображала себя взрослой. Но с этого года все изменилось: Ритуся уже сама была в подготовительной группе, и ее визиты к младшим воспринимались мелкими как событие – старшая снизошла, вот здорово. И она снисходительно, немножко, совсем чуть-чуть свысока играла с ними и только после десятка окриков неохотно уходила к своим одногруппникам.
Вот эти прогулки, да еще утренники примиряли Ритусю с садиком, потому что садиковую еду она терпеть не могла, а обязательный послеобеденный сон доводил до бешенства и слез. Ну и, конечно, был еще Вадик.
Но все равно, когда вечерами или в выходные она гуляла во дворе, это были совсем другие прогулки.
Во дворе ребята почти не делились по возрасту, кроме двух подружек, Иры и Марины, которые гуляли только вдвоем, а глядя на остальных, презрительно делали «пф-ф!» Однажды Ритуся попыталась пристроиться к ним, когда они о чем-то жарко разговаривали, и Ира, заметив ее, возмущенно воскликнула: «Куд-куда?!» Ритуся убежала, но это «куд-куда» ей страшно понравилось, и она сама несколько раз сказала так малышам в детском саду, чувствуя себя такой же взрослой и таинственной, как Ира и Марина. Их, в общем, можно было понять, им было по тринадцать лет. Остальным было от четырех до десяти, то есть Ритуся попадала в золотую середину.
Интересы ее были весьма обширными, поэтому с ней с одинаковой готовностью играли четырехлетняя Светочка и пятилетний Валерик – в дочки-матери, и десятилетние Сашка с Андрюхой – в «звездные войны». Ритуся только недавно начала приобретать опыт в компьютерных играх, но уже могла поддержать разговор на эту тему, что, безусловно, повышало ее авторитет у старших мальчишек.
Кто-то из ребят научил всю компанию старинной игре «штандер», что, к удивлению Ритуси, с восторгом воспринял папа.
-Это же игра моего детства! Тань, а вы играли?
-Играли, конечно, - подтвердила мама, - кто же в «штандер» не играл.
-Подкинешь мяч – и во все лопатки, подальше убежать…
Ритусе было приятно, что они с ребятами играют в такую старинную игру. Вроде лапты из читаных книжек про русскую древность. Ну, не такая, конечно, древняя, но все равно.
Ритуся даже не стала признаваться, что ее жутко раздражает слово «штандер». Непонятно, почему, но слово ей категорически не нравилось, казалось каким-то вымученным, глупым, неприятным. Она попыталась выяснить у папы, что оно означает, в надежде, что смысл придаст слову какую-то логичность и примирит с ним. Но папа только пожал плечами:
-Понятия не имею! Штандер и штандер. На немецкое что-то похоже.
-Или индийское, - засмеялась мама. – Мы в такие тонкости не вдавались. Играли поголовно, и слово как-то проскальзывало незаметно…
-Ну да, незаметно, - тихонько проворчала Ритуся, - орут как ненормальные.
А этим летом к бабушке из соседнего подъезда приехала внучка из Москвы. В первый же ее выход во двор Ритуся вместе с девчонками на правах хозяев подошли к ней. Познакомились стандартно: как тебя зовут? ты новенькая? а к кому приехала? а откуда? ух ты! а сколько тебе лет?
Выяснилось, что девочку зовут Соня, что ей десять, что в Москве она живет возле метро, а метро – это не так уж интересно, как думают девочки, но зато красиво, но не везде, а только на станциях, потому что всего остального не видно. Ритуся о метро прекрасно знала от мамы и папы, поэтому, чтобы новенькая не задавалась, рассказала то, что ей рассказывала мама: что, когда она, мама, училась, то жила в Москве возле станции метро «Белорусская», а это самый центр. Соня уважительно покивала и согласилась: правда, самый центр. Конечно, червячок продолжал точить: то мама, а то сама Соня, девочка, живет в Москве и каждый день ездит на метро. Но задаваться новенькая почти перестала.
Соня сразу на правах столичной дамы стала верховодить. На следующий день после знакомства она не постеснялась вытащить на улицу куклу – большую, не такую роскошную, какую подарили Ритусе, но зато с целым набором сменных одежек.
Во дворе не было принято играть в куклы, это могла себе позволить только такая мелкота, как четырехлетняя Светочка. Но зато когда Светочка выходила гулять с куклой, и Ритуся, и другие девчонки с удовольствием играли с ней, изо всех сил делая вид, что развлекают малышку.
Взрослая Соня вынесла свою куклу совершенно открыто, разложила на скамейке наряды и принялась увлеченно переодевать ее, примеряя, прикидывая, откладывая одно, прикладывая другое… Ритусе было завидно, но не из-за куклы. Она завидовала абсолютной уверенности и независимости Сони. Тому, что Соне плевать было на любые мнения: захотела и сделала. Захотела взрослая десятилетняя девочка играть в куклы – играет. А она, Ритуся, стесняется.
С этого дня в куклы они играли вместе. Ритуся вынесла свою красавицу, другие девчонки подтянулись со своими.
Мальчишки ходили растерянные: девочки, которые участвовали во всех общих играх, вдруг отделились, зашептались, занянчились со своими дурацкими куклами, как маленькие. Но в то же время, к удивлению мальчишек, проявилось в девочках, даже маленьких, как Ритуся, что-то по-настоящему взрослое, чего раньше не было, какая-то взрослая обособленность и увлеченность своей отдельностью. Ритуся чувствовала это, и ее наполняла гордость: ей тоже все равно, что скажут мальчишки, она девочка, у нее свои интересы.
И настал день, когда Соня произнесла то слово, которое определило для Ритуси все то лето, а может, и всю жизнь. Это было слово «концерт».
Соня рассказала, что ее мама, когда была в Сонином возрасте, устраивала с подружками во дворе концерты для соседей. И она, Соня, тоже устраивала с девочками такие концерты.
-Давайте и мы устроим, - предложила она. – Кто что умеет?
У Ритуси захватило дух. Вот где пригодятся все стихи, которые она так здорово читала в детском саду! Настоящий концерт… слава среди соседей…аплодисменты… да! Вот что нужно ей в жизни.
-Я буду читать стихи, - сразу отозвалась Ритуся.
-Стихи, - сморщилась Людка. - Я могу танцевать, как в клипе, вот так, - и она затопталась-закружилась, разводя руки, дергая худыми бедрами.
-Я петь могу. Под караоке, - заявила Алка.
-А я буду петь под фонограмму! – встряла Светка Большая.
-Как это? – удивилась Ритуся.
-Включу Натали, а сама буду рот открывать и танцевать!
-Так это же обман!
-Неправда, сейчас все артисты так выступают!
Девочки оживились. Без сомнения, каждая видела себя на настоящей сцене, в славе и аплодисментах.
Ритуся упрямо стояла на своем: она будет читать стихи. Сама, без фонограммы. Что интересного найдут зрители в песне Натали, которую они и так в любой момент могут послушать? Что интересного в тощих Людкиных бедрах, которыми она противно вертит? Танец она придумала не сама, а собезьянничала с какого-то клипа, может, той же Натали, да и вообще танцует плохо. Алка, хоть и под караоке, но все равно пищит гундосо – и все. Нет, пусть лучше у Ритуси будут просто стихи, зато настоящие, живые, без караоке и фонограммы.
-А ты что будешь делать? – спросила Ритуся у Сони.
-Я тоже петь буду, и еще режиссером.
-Что, тоже под фонограмму? – Ритуся чуть презрительно усмехнулась.
-Я в музыкальной школе учусь, - снисходительно объяснила Соня, - мне фонограмма не нужна. Я буду старинный романс петь.
-Здорово! – на душе у Ритуси сразу стало повеселее: теперь их будет двое, настоящих.
-Я тоже хочу, - надулась маленькая Светочка.
-Давай, ты тоже будешь стишок читать! – сразу предложила ей Ритуся. – Ты же знаешь стишки?
-Знаю, - закивала Светочка. – Про Зайку.
-Вот и хорошо, - одобрила Соня, - значит, Светочка читает про Зайку. Рита, а ты что читаешь?
Ритуся задумалась. Нужно выбрать стихотворение необычное, интересное, довольно большое, но не очень, чтобы зрители не заскучали. И не к празднику, а просто так, хорошее.
-Я подумаю. Завтра скажу.
-Но ты будешь современного автора читать? Или Пушкина какого-нибудь? – с подозрением спросила Соня. – Смотри, старинного уже хватит, у меня романс старинный.
-Современного, - заверила ее Ритуся.
-Ну, хорошо. Тогда завтра собираемся здесь и репетируем. Я объявление напишу, повесим. Нет, лучше на компьютере распечатаю пять штук, чтобы на каждый подъезд. На послезавтра, на шесть. Все как раз с работы будут идти.
Назавтра провели репетицию. Плейер для фонограммы работал на батарейках, а ради караоке пришлось передислоцировать сцену к подъезду Светки Большой, чтобы через окно к ней в квартиру на первом этаже доставал провод.
Людка повихлялась под какую-то ритмичную музыку, Алка спела песню Глюкозы «Я буду вместо, вместо, вместо нее», а Светка Большая, как и обещала, - «Ветер с моря дул» под фонограмму. Маленькая Светочка прочитала «Зайку бросила хозяйка», чем заслужила одобрение режиссера.
Когда дошла очередь до Ритуси, та сказала:
-Давай ты мне скажешь, где мой выход, а читать я буду уже завтра, сразу на концерте.
Это Ритусе посоветовал вчера вечером папа, а мама, хоть сначала и засомневалась, потом тоже поддержала идею.
-Понимаешь, - объяснил папа, - стихи, которые ты будешь читать, скорее всего, никто из девочек не знает. Вот и пусть не знают до самого последнего момента. Тогда они тоже будут внимательно слушать, а не шептаться, крутиться, готовиться к своим номерам.
Мама сомневалась в этической стороне:
-Если у них есть режиссер, он же должен знать, что делают его артисты! И потом, остальные же показывают, что они будут делать.
-Ну и что? – папа пожал плечами. – Режиссер у них, как я понял, выстраивает программу не по номерам, а по жанрам: чтобы не было подряд двух песен или двух танцев. А уж что петь, это они решают сами. Правильно? – обратился он к Ритусе.
Та с готовностью подтвердила.
-Ну и все. Значит, тебе главное знать, после кого ты выступаешь. А что читать, режиссеру это не важно. Я послезавтра приду пораньше, займем с мамой места в партере.
Ритуся поддержала идею всей душой. Устроить сюрприз всем во дворе, и взрослой задаваке-москвичке тоже! Здорово! Поэтому теперь Ритуся твердо стояла на своем. Но Соня особо и не настаивала:
-Ладно. Я тоже не буду сейчас петь, горло не травмировать. Значит, с тебя стихотворение, а с меня – романс.
Объявления они развесили на подъездах, но на всякий случай еще сообщили о завтрашнем концерте всем, кого видели во дворе. Многие обещали быть, и воодушевленные девочки до самого вечера таинственно перешептывались по углам. Мальчишки, раздосадованные тем, что с приездом москвички девчонки отделились и занялись своими делами, насмешливо пророчили провал. Девочки грозно хмурились и обещали большие неприятности, если мальчишки только попробуют сорвать концерт.
Концерт начался почти вовремя. Зрителями, конечно, были, в основном, пенсионеры, занявшие скамейки, и мальчишки, усевшиеся прямо в траву. Были почти все родители артисток и еще несколько чужих взрослых. Ритусины мама и папа пристроились на ограде палисадника рядом с родителями Алки. Мама маленькой Светочки озабоченно поправляла на дочке нарядное платье: Светочка открывала концерт своим «Зайкой».
Светочке хлопали громко, даже кричали «браво», и она, счастливая, весь остальной концерт провела на руках у такой же счастливой мамы. Ритуся хлопала и улыбалась: ей было приятно, что Светочку так хорошо принимают.
Танцоркам похлопали с готовностью, песню под фонограмму восприняли как цирк – смеялись. Зато когда запела Соня, - ошарашенно затихли. Соня пела романс «Нет, не любил он», пела, как взрослая, ее удивительный голос был низким, глубоким, «настоящим», как про себя назвала его Ритуся. Конечно, Соня занималась вокалом в музыкальной школе, но ведь не все девочки из музыкальных школ могут так петь! Нет, Соня была настоящим талантом, и Ритуся загордилась, что дружит с такой девочкой.
Она выступала сразу после Сони, и, когда отшумели овации, и Ритуся вышла к зрителям, то поняла, как ей будет трудно. Нужно быть не хуже Сони, чтобы не разочаровать весь двор, который выжидательно и немножко снисходительно смотрел на нее. И Ритуся сделала шаг вперед.
-Эдуард Асадов. «Стихи о рыжей дворняге».
Рука Ритуси поглаживала голову местной бродячей собаки, которую соседи то подкармливали, то прогоняли, но она не уходила насовсем, потому что здесь, во дворе, ей часто перепадали куски, а иногда и мясные кости. Ритуся нарочно заранее отыскала псину, прикормила кусочками мяса, которые дала мама, и в нужный момент вытащила на площадку-сцену.
-Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину… -
начала Ритуся, и у нее перехватило горло. Это стихотворение она нашла в старенькой тонкой книжечке, о которой мама как-то сказала:
-Всему свой возраст. Скоро Ритуська будет читать и плакать, а мы – слушать и вспоминать свое наивное детство.
Ритуся тогда книжечку приметила и потом потихоньку утащила к себе, ничего толком не поняла, кроме вот этого: «Стихи о рыжей дворняге». Она читала их и плакала, как говорила мама, читала, пока не запомнила наизусть, но ни разу не прочла вслух. Только сейчас, на этом дворовом, таком ненастоящем концерте Ритуся решилась. Бродячий пес дрожал и жался к ее ногам: боялся толпы народа, и Ритусе стало неудобно, что она ради эффекта так напугала беднягу. Она отпустила шерсть, которую теребила, удерживая собаку, и даже слегка подтолкнула: уходи, мол. Собака тут же рванулась и сбежала, а Ритуся, преодолевая комок в горле, глотая слезы, закончила, почти выкрикнула:
-Ведь, может быть, тело дворняги,
А сердце чистейшей породы.
И только после этого оглядела своих зрителей. И торжествующе перевела дыхание. Мальчишки хлопали в ладоши, отворачивались, сжимая зубы и шмыгая носами. Девчонки, даже Соня – сама Соня! - вытирали глаза. Бабули-пенсионерки откровенно плакали. Мама с папой хлопали, папа улыбался, а мама… мама смотрела на Ритусю как-то странно, необычно. Ритуся чувствовала мамину нежность, гордость и что-то еще, похожее на грусть и жалость. Да, наверное, жалость. Неужели из-за ее слез? Что ты, мамочка! Это потрясающее чувство – заставить вместе с собой плакать целую кучу народа. Вот оно, Ритусино призвание. Она будет не продавщицей, как хотела, когда была совсем маленькой, не воспитательницей и не полицейским – артисткой! Только артисткой.
***
Борис уголком глаза смотрел на своих бывших одноклассниц. Ему было интересно.
Еще вчера он виделся с партнером шефа, тот, пожимая плечами и посмеиваясь, упомянул о судебном процессе и о том, что скоро вопрос будет решен. Борис, пока не достиг весьма солидного положения, которое требовало максимальной отдачи и сокращения внешних контактов, не терял связи с одноклассниками, и от них знал, что Васька работала в суде, поэтому между делом, без всякой задней мысли, спросил, кто ведет дело. «Было бы забавно», - мельком подумал он. Характер Васьки он хорошо помнил еще со школы. Эта могла бы какую-нибудь каверзу устроить. Запросто!
Но Сергей Степанович назвал совершенно незнакомую фамилию, да еще и мужскую.
-Сначала дама одна дело взяла, но как-то неожиданно заболела, - добавил он.
-Неожиданно? – поднял брови Борис.
-Не беспокойтесь, Борис Константинович, там все чисто. Юрий Сергеевич сам ездил к ней домой, все проверил, с врачом говорил. Рассказывал, что даже назначения выписал, а потом проверил. На Юрия Сергеевича можно полагаться. Дамочка эта едва ли не умирает. Сердце, вроде, еще что-то, не вникал.
-А что за дамочка? Фамилия у нее есть?
-Не помню, - пожал плечами Федоров. – Сейчас посмотрю, у меня записано было.
Он открыл вмурованный в стену сейф, вынул папку и начал листать какие-то бумаги. Наконец, достав одну, прочитал:
-Василина Замятина. А что, Борис Константинович, почему такой интерес? Или знакомая? – Федоров невинно взглянул на него.
Борис хмыкнул. Вот и не обошлось без Васьки. Неужели умирает? Не может быть, ему бы по старой памяти написали. Что же тут у них происходит? Любопытно. Очень любопытно и тревожно.
-Да нет, какой может быть интерес… - протянул Борис. Неожиданно ему пришла в голову интересная мысль. – А судью вы проплачивали?
-Обижаете, - развел руками Федоров. – Кто ж за так дело возьмет?
-И эта… Замятина, она тоже брала?
-Да конечно же, брала, как миленькая. Меня, разумеется, в глаза не видела, все через Юрия Сергеевича. Ну, а потом, когда заболела, весь аванс отдала честно, Юрий Сергеевич его этому, новому передал.
-Ну что ж, - Борис поднялся, - звучит обнадеживающе. Ладно, будем ждать результатов. За бумагами для босса я, если не возражаете, завтра заеду, с утречка. Ну а деньги – как обычно.
-Да зачем же вам самому? – засуетился Федоров. – Я свою девочку с бумагами подошлю. Кстати, - он подмигнул, - хорошая девочка, не отказывайтесь, а то даже не будете потом знать, чего лишились.
-Спасибо, - улыбнулся Борис, - но у меня другие планы. Все-таки родной город, есть с кем повидаться… Так что в следующий раз. Девочка заодно еще опыта поднакопит.
Планы Бориса сложились только что, прямо в кабинете Федорова. Он решил найти Ваську и посмотреть, что же с ней происходит. То, что Васька не умирает, он знал точно: сообщили бы. Но что-то там было все же не то, и Борис решил во что бы то ни стало это выяснить.
Что там Васька крутит? Деньги взяла, потом отдала… Странно, что взяла. По ее характеру, не должна была брать, дело откровенно левое, выгорит только на взятке. Или изменилась Васька?
А еще Борис отчетливо вспомнил, что любовь его школьная, веселая и шальная Яшка, лучшая Васькина подруга, - врач. Вроде, ребята писали, кардиолог. Что там говорил Федоров? Сердце у Замятиной схватило? Интересно.
Борис решил непременно наведаться к Ваське. Кстати, может, и о Яшке что-то всплывет. В глубине души ему очень хотелось найти Яшку. Отношения у них начались еще в школе, но потом Борис уехал поступать в Москву, звал Яшку с собой, но та отказалась, поступила в мед, потом замуж выскочила… Борька не переживал, когда узнал, у него была уже совсем другая, столичная, жизнь, и девчонки были другие. И потом никогда не жалел, что не сложилось у них с Яшкой: детство – это детство, и оно проходит. А вот встретиться сейчас, вспомнить, как занимались любовью за школой, пока все плясали на выпускном вечере… Подумаешь, замужем, и брак нормальный, но никто же семью разрушать не собирается! Он, Борис, тоже не намерен бросать семью. Приехал – уехал, а удовольствие получат оба, почему бы нет.
Но главное сейчас – найти Ваську. Нельзя, чтобы хоть тень сомнения пала на это дело. Босс не простит. Если что, от Васьки прикажут избавиться, приедет какой-нибудь здоровенный жлоб, а потом Ваську найдут где-нибудь в парке с проломленным черепом, или дома с множественными ножевыми ранениями, несовместимыми с жизнью… Борис не знал этих людей, не его это было дело, но то, что босс иногда решал свои проблемы таким образом, - слышал. Борис и всегда-то этого не любил и не хотел ничего знать об этом: меньше знаешь – крепче спишь. А тем более не хотел этого сейчас для Васьки, принимая во внимание их детскую дружбу.
Поэтому Запорожцев принял решение: обязательно предостеречь старую подружку от лишних действий и разговоров. Если все просчитала, прикинулась больной-умирающей и сумела обвести вокруг пальца такого волчару, как Юрий Сергеевич, значит, так тому и быть, молодец, соображает.
Когда Борис увидел вполне здоровую, красивую, оживленную Ваську, которая радостно бросилась ему на шею, он понял, что был прав. Хотел было поговорить с ней начистоту, но тут появилась Яшка, и Васькины проблемы перестали занимать Бориса. А уж когда Яшка, тесно прильнув к нему, страстно ответила на его поцелуй, планы очередной раз за сегодняшний день изменились. На те два дня, что он собирался пробыть в родном городе, ему нужна была Яшка.
При упоминании Сергея Степановича Федорова Марьяна с Васькой быстро переглянулись.
-И что же за дело? – небрежно спросила Васька, накладывая гостю салатика в тарелку.
-Хватит, хватит, - остановил ее Борис, - я лучше еще пирога возьму. Ну, ты мастерица! Смотри, Яшка, красавица, умница, ответственный работник, да еще и хозяйка на зависть.
-На чью зависть? – машинально уточнила Васька.
-На всехнюю. Все мужчины должны завидовать твоему мужу.
-Ну, если делаешь комплименты дамам, то делай всем.
-Нет, тут комплиментами не обойдешься, - Борис проникновенно посмотрел на Яшку. – После стольких лет чистой юношеской любви…
-Ладно тебе, - остановила его Яшка, - дело прошлое. Мало ли, у кого какая была чистая юношеская любовь.
Васька не знала о перешептывании подруги с гостем, о приглашении в гостиницу, поэтому удивилась решительному тону Марьяны. Вроде, ничего не предвещало, и, судя по сцене, которую она, Васька, застала, ответить та должна была более… ну, миролюбиво, что ли. Ан нет! И Васька перевела дух: похоже, обойдется без романа.
Тема Федорова тихо угасла, и Васька с Марьяной чуть расслабились, но тут Борис сказал:
-Да, насчет Федорова…
Обе встрепенулись, насторожились, - отметил про себя Борис.
-У него тут судебный процесс… Сволочь еще та, конечно, но бизнес есть бизнес. И мой шеф его прикрывает. А еще он мне интересную историю рассказал. Оказывается, его дело сначала одна судья вела, а потом чуть ли не умирать стала, и дело другому судье распределили. Вась, ты же фамилию не меняла? Так Замятиной и осталась? Он сказал – Замятина. Или однофамилица есть?
Васька была белая, как салфетка, которую она сжала в кулаке. Лицо Марьяны покрылось красными пятнами. Но Васька умела держать удар.
-Нет, однофамилиц у меня на работе нет, - ровным голосом сказала она. – Судья Замятина – это, конечно, я, и ты это сам прекрасно понимаешь.
-Да я тоже сначала подумал, что ты, но ты же не умираешь! Тьфу-тьфу! – Борис преувеличенно наивно осмотрел Ваську, и в глазах его поблескивала смешинка.
-Да, теперь ты знаешь, что я не умираю, - так же ровно продолжала Васька. - И что ты с этой информацией намерен делать?
-Погоди, это же еще не все. Сергей Степанович сказал, что, дескать, у Замятиной с сердцем что-то… А лучшая подруга Замятиной, моя школьная любовь, у нас кто? Врач-кардиолог. Отсюда напрашивается вывод. Напрашивается? А, девчонки? Вывод, говорю, напрашивается?
Девчонки молчали. Борис вздохнул:
-Неинтересно с вами. Ну, не хочешь ты влезать в это дело, ну и молодец, правильно. Вы думаете, я помчусь сдавать вас господину Федорову?
-А что, не помчишься? – с интересом взглянула на него Васька.
-А вот это надо обсудить. Яшка…
-Зови меня Марьяной, - перебила его та, - я больше не пользуюсь прозвищем.
-Вот это да! – вытаращил глаза Борис. – После стольких лет… Ну ладно. Дело твое. Так вот, Марьяшка – так можно? – да, значит, зайди, пожалуйста, сегодня вечером ко мне в гостиницу. Васька, как я понимаю, блюдет конспирацию, а ты приходи, все обговорим и решим, как нам лучше прикрыть это дело.
-А нет никакого дела, - сказала Марьяна и, прищурившись, посмотрела на Бориса. – Васька уже никого в связи с этим делом не интересует. Она больна, скоро едет в санаторий, но прежде подаст заявление об увольнении по состоянию здоровья. Так что, если у тебя в планах нет поднимать это дело, то обсуждать здесь нечего.
-Да ты что! – Борис трагически вскинул руки. – А если кто-то что-то захочет проверить? Перепроверить? У тебя, - он обернулся к Ваське, - я слышал, шеф очень дотошный. Нет, обязательно нужно обсудить, – он встал и направился к дверям. - Яш… Марьяшка, все, я тебя жду, гостиница «Националь», номер двести шестой. Пока, девчонки, целую! - и быстро вышел.
Женщины некоторое время молчали.
-Ну надо же, - наконец, пробормотала Васька, - кто бы мог подумать.
-Это называется пришла беда откуда не ждали, - откликнулась Марьяна.
-Марьяш, это ведь он тебя шантажирует, чтобы ты к нему в гостиницу пришла.
-Сама знаю! – со злостью стукнула Марьяна кулаком по столу.
-И что? Ты не хочешь? – осторожно спросила Васька.
-А почему я должна хотеть?! У меня муж есть, мало ли у кого кто в школе был…
-Ты не вскидывайся, - попросила Васька, - просто я случайно увидела, как вы тут целовались, ну и подумала…
Марьяна очередной раз залилась краской.
-Ну, целовались. Как-то неожиданно получилось, само собой. А потом он начал меня к себе в гостиницу звать, я сказала, что не пойду…
-Ага, и тогда он решил тебя шантажировать.
-Ты знаешь, - помолчав, сказала Марьяна, - я не верю, что он действительно может нас сдать. Характер не тот.
-Ой, милая, за двадцать лет, что мы не виделись, характер мог десять раз поменяться.
-Н-да. Мог и поменяться. Так что, мне идти? – Марьяна беспомощно посмотрела на подругу.
-С ума сошла? Рехнулась? Сбрендила? Какие тебе еще синонимы подобрать?
-Что же делать? – с отчаянием спросила Марьяна.
-Звони Алешке, проси, чтобы после работы сразу приехал. Я звоню Андрею, чтоб не задерживался. Нужно посоветоваться.
-Как ты себе это представляешь? – нервно дернулась Марьяна. – Что я Алешке скажу? Приехал мой школьный любовник, я с ним тут целовалась, теперь он меня у себя ждет? Замечательно!
-Да что тут такого? – удивилась Васька. – Про твою школьную любовь он и так знает, у тебя до сих пор фотографии хранятся, он на этом не зациклен. О том, что ты с Борькой сегодня целовалась, знать никому не обязательно. Подумаешь, я тоже с ним целовалась. А вот насчет шантажа посоветоваться надо. Сами мы ничего не решим, только глупости наделаем.
-Да… - протянула Марьяна с какой-то безнадежностью, - и обращаться некуда.
-Вот то-то, что некуда. Все, звоним мальчишкам.
***
Первым пришел с работы Андрей, но рассказывать ему ничего не стали – ждали Алексея, чтобы не повторять дважды.
Васька накормила сгорающего от нетерпения и любопытства мужа, и сказала только, что деликатесы принес одноклассник, который на два дня приехал из Москвы в командировку.
Андрей встревожился было, что жена открыла кому-то постороннему, но, узнав, что гость залетный, успокоился и с аппетитом отведал принесенных гостинцев.
-Молодец ваш Борька, - похвалил он, доедая бутерброд с икрой, - не жмот, знает, с чем в гости к одноклассницам приходить.
-Да, молодец наш Борька, - подтвердила Васька, собирая посуду. Марьяна только вздохнула.
Когда пришел Алексей, его тоже сначала накормили – на этом настояла Васька: дескать, потом не до еды будет, а после работы поесть нужно. Алексей внимательно посмотрел на жену, которая при этом быстро отвернулась, потом на подругу, которая отвела глаза, на Андрея – тот только пожал плечами и развел руками, - и понял, что спорить бесполезно. Быстро затолкал в себя кучу вкусных вещей, которые были заранее заботливо выложены на тарелку, залпом выпил стакан компота и с облегчением сказал:
-Спасибо, было очень вкусно. Теперь вы, может быть, расскажете, что произошло?
-Теперь расскажем, - Васька уселась напротив мужчин, потянула к себе Марьяну, усадила рядом. – Если совсем коротко, то мы с Марьяшкой сегодня сваляли такого дурака, что теперь неизвестно, как это дело обернется.
Мужчины тревожно переглянулись.
-Ну? – поторопил Андрей.
-В общем, как вы уже знаете, зашел сегодня наш бывший одноклассник, Борька Запорожцев. Тысячу раз на наших фотографиях видели. Марьяшкина школьная любовь, извини, Алешка.
Алексей усмехнулся:
-Ну, с моей школьной любовью Марьяшка тоже знакома, - но продолжал смотреть настороженно.
-Так вот. Поскольку Борька, как мы знаем, живет в Москве, то есть к нашим местным проблемам отношения иметь не может, мы с Марьяшкой его впустили, мило пообщались, посидели за столом…
-Это мы уже поняли. В смысле насчет стола, - уточнил Андрей. – Нам тоже перепало.
-Не перебивай, Андрюха, тут, похоже, что-то намечается, - остановил его Алексей.
-Намечается, - со вздохом подтвердила Васька. – В общем, в разговоре выяснилось, что он здесь в командировке на два дня, работает в каком-то холдинге, а здесь у его шефа партнер, к которому он и приехал. Имя партнера назвать или сами догадаетесь?
Андрей с Алексеем тревожно переглянулись. Андрей побледнел – он понял первым.
-Федоров?
-Точно, Андрюша. Сергей Степанович Федоров.
-Та-ак… - протянул Алексей.
-И пришел он сюда, уже зная о том, что сначала дело Федорова было у меня, а потом я резко стала умирать. Что у меня что-то с сердцем. Он знал, что Марьяшка кардиолог, и сложил два и два.
-Та-ак, - повторил Алексей.
-Ну, вот. Он говорит, что никому ничего не расскажет. Но хочет… - Васька запнулась, посмотрела на Марьяну, которая сидела молча, автоматически водя ложечкой в сахарнице, следя, как кристаллики сахара пересыпаются с еле слышным шуршанием.
-Чего? Денег? – спросил Андрей.
-Денег у него у самого на три поколения хватит.
-Так что? – нетерпеливо спросил Андрей.
Алексей внимательно смотрел то на Ваську, то на жену. Марьяна продолжала свои малоосмысленные манипуляции с сахаром.
-Ему нужна ты? – прямо спросил Алексей, глядя на жену.
Та кивнула. Усмехнулась:
-На те два дня, что он здесь. На большее благородный рыцарь не претендует.
-Охренеть! – выдохнул Андрей. – А я еще его икру жрал.
-Ну, я, положим, тоже жрал, - настроение Алексея вдруг самым неожиданным образом изменилось. Он оживился, потер руки. – Нормальная была икра, а что?
Марьяна вскинула голову, с надеждой глядя на мужа: если оживился, наверное, видит выход.
-Вот только есть у меня один вопрос, - продолжал Алексей. – К моей жене. Чего ты от меня ждешь?
Взгляд Марьяны стал недоуменным, потом грустным.
-Помощи, - просто сказала она.
-Нет, я хочу только понять, для чего меня сюда пригласили. От этого будет зависеть, как пойдет дело дальше. Ты что хочешь – чтобы я решил вопрос с этим твоим одноклассником или чтобы дал добро на твой жертвенный поступок?
-Ты с ума сошел, - глядя ему в глаза, сказала Марьяна.
-Алеш, ты что? – с упреком сказал Андрей.
-А он, Андрюша, ничего! – зло прошипела Васька. – Все же понятно! Мы жертвы жаждем! Мы с наслаждением чувствуем себя обиженными! Жена о домогательствах ухажера рассказывает, а, может, ей этот ухажер нравится, а то, что жалуется, так это такая садистская игра со мной, бедненьким.
-Ладно… - поднял ладонь Алексей, но Васька не остановилась.
-Зря, выходит, на тебя понадеялись. Хотя на кого еще ей было надеяться, как не на мужа? Все, ты свободен, больше твоей помощи никто не ждет. Марьяшка, ты не волнуйся. Мы вместе пойдем в эту чертову гостиницу, с Андрюшкой, небось, не бросит. А если Борька заартачится, я его просто убью. Мне терять нечего.
Ошеломленный Андрей посмотрел на жену, потом на Марьяну, которая во время Васькиной речи снова принялась за пересыпание сахара.
-Ты закончила? – хмуро спросил Алексей, пряча глаза.
Васька пожала плечами:
-Да. Что же еще? Закончила.
-Тогда моя очередь. Марьяш, прости меня. Пожалуйста, прости. Я как-то… обалдел от этих ваших новостей. И мне показалось… В общем, прости. Простите, девчонки.
Марьяна, не поднимая глаз, кивнула. Васька, еще не отойдя от своей злой тирады, отвернувшись, восстанавливала дыхание.
Андрей с облегчением налил себе чаю, забрал у Марьяны ложку, положил в чай сахар и снова вложил ложку в Марьянины пальцы. Марьяна фыркнула, Васька хихикнула, потом рассмеялась. Андрей как ни в чем не бывало отхлебнул чай, поглядывая на общество поверх чашки. Последним рассмеялся Алексей, и обстановка окончательно разрядилась.
-Все, начинаем думать, - удовлетворенно оглядел друзей Андрей.
-Ну, думать тут особенно не над чем, - отозвался Алексей. – Васька предварительный план уже набросала. Пойдем мы с тобой, Андрюха, к этому Борьке, поговорим по душам. А если почувствуем, что есть опасность, я его убью.
-Ты что?! – в панике вскочила Марьяна. – Тебя же посадят!
-Все-таки за меня волнуется, не за него, - с усмешкой кивнул Андрею на жену Алексей.
-Идиот… - Марьяна снова села.
-И опять же все-таки, если не будет другого выхода, я его убью.
-Алешка, я же со злости сказала – убью. Как убьешь?.. – растерянно спросила Васька.
-Нет, народ, я никого убивать не собираюсь, - твердо заявил Андрей. – Так и вижу заголовки: «Профессор-убийца! Кто валил на экзаменах наших студентов!» Весело, да? И тебе не позволю. Даже не мечтай.
-А если тогда убьют твою жену? И мою тоже? За то, что много знают и представляют опасность для некоторых влиятельных лиц?
Но Андрей сдаваться не собирался.
-Не может быть, - твердо сказал он. – Я тут вот о чем подумал… Васька же много рассказывала про школу, их класс, и про этого Борьку тоже. Он в школе раз десять Марьяшкину вину на себя брал. Оценки снижали, к директору вызывали – он, как партизан. Было?
-Было, - подтвердила Васька. Марьяшка согласно кивнула.
-Ну, так вот. Ничего он рассказывать не станет. Не сдаст он ее.
-А то, что шантажом занялся, – это как вписывается в портрет рыцаря?
-А знаете, - вдруг задумчиво сказала Марьяна, - как раз вписывается. Хорошо вписывается. Дело в том, что он меня еще до этого разговора о Федорове, за столом, когда Васька вышла, к себе в гостиницу звал, я сказала, что он обалдел… И, по-моему, он просто решил воспользоваться ситуацией… ну, использовать свою информацию. Может, если бы меня не было, он бы и не рассказал Ваське, что все знает, так бы и уехал.
-Интересно, - протянул Алексей.
-Вот я и говорю, никого он не сдаст, - оживился Андрей. – Вась, а ты как думаешь?
-Не знаю, ребята. Честно, не знаю, - Васька чувствовала себя виноватой. Зачем она согласилась открыть дверь, впустить Борьку? Что с того, что Марьяшка ошалела, когда услышала его имя? Пережила бы. Договаривались же – никого не впускать. А она, Васька, сама раскисла, детством повеяло, вот и бросилась дверь открывать, и нечего на Марьяшку сваливать. Дура! Какая же она дура. А теперь неизвестно, как там у ребят повернется. Получается, что она уже второй раз их всех подставляет, втягивает в опасные игры.
Васька в глубине души знала, почему с такой готовностью открыла Борьке. Именно потому, что повеяло детством.
Она так и не смогла понять, почему навязчивой идеей стало для нее вспомнить своих молодых родителей. Не могла объяснить, почему решила, что все в ее жизни наладится, если она их вспомнит. Просто была в этом уверена.
После успешно проведенной операции по убеждению шефа в тяжелой болезни Васька успокоилась и, помня обещание Андрея, стала ждать, когда же, наконец, всплывут волшебные воспоминания: детство, родители… Андрей тогда говорил, что нужно успокоиться, расслабиться, и все вспомнится само, но шли дни, Васька была, вроде бы, спокойна, но ничего не вспоминалось.
Когда возбужденная Марьяшка с вытаращенными глазами влетела в комнату и сказала, что это Борька Запорожцев, в душе Васьки всколыхнулось прошлое, и пришла надежда.
Вот ради нее, ради этой надежды она и рискнула. И зря.
-Не могу я себе представить, чтобы Борька нас с Марьяшкой сдал, - неуверенно сказала она. – Но двадцать лет срок большой. Мало ли…
Марьяна покачала головой и обернулась к мужу:
-Алешка, мы с тобой психологию проходили. Не как психологи, конечно, больше кругом-бегом, но все-таки. Так вот, мне кажется, что я права. Что он не собирается о нас рассказывать.
-Хочешь рискнуть? – напрямик спросил Алексей.
Марьяна сникла.
-Нет, не хочу, - тихо сказала она.
-Что и требовалось доказать. Все, Андрюха, собирайся. В каком он, говорите, номере?
***
Мужчины ушли, и стало совсем пусто и тяжело.
Васька с Марьяной перемыли посуду и молча уселись перед выключенным телевизором. Разговаривать не хотелось. Обсуждать в отсутствии информации было нечего, а строить догадки – неприятно и жутковато. Васька нахохлилась в своем кресле, Марьяна – в своем, каждая думала свою думу.
Когда зазвонил Марьянин мобильный, обе вздрогнули.
-Это мама, - посмотрев на экран, сказала Марьяна и поднесла трубку к уху: - Да, мамочка.
Васька увидела, как меняется лицо подруги, становясь устало-безнадежным, и вскочила с кресла:
-Что?!
-Ясно, - сказала Марьяна в трубку, - подумаю, - и отключилась.
-Что у них? – Васька теребила ее за рукав.
Таким же устало-безнадежным тоном Марьяна поведала:
-Любаха после школы ехала к бабушке и забыла в автобусе свою сумку.
Васька застонала и без сил упала в свое кресло. Марьяна все так же безучастно продолжала:
-Вышла на остановке, автобус дальше поехал, и только потом она вспомнила про сумку. Сразу позвонить не могла, потому что мобильник тоже был в сумке. Вот теперь пришла к бабушке и позвонила. Что делать? За учебники я, допустим, расплачусь, но мобильник…
-Так, - решительно остановила ее Васька. – Не паникуй раньше времени.
-Да нет, - вяло отозвалась Марьяна, - какая паника? Моя паника давно поистратилась, одна усталость, остаточные явления…
-Погоди, говорю! Сейчас узнаем номер автобусного парка. На каком автобусе Любаха ехала?
-От школы к маме только сто семнадцатый ходит, - Марьяшкин взгляд постепенно приобретал осмысленность.
-Отлично! – Васька защелкала клавиатурой. - Есть! Можешь звонить. В котором часу она садилась? Хоть приблизительно.
-После продленки, значит, в пять десять – пять пятнадцать.
-Ну и все. Вся нужная информация у нас есть. Теперь надо, чтобы они связались с водителем, он найдет сумку и придержит у себя, а мы встретим.
-Если ее никто до водителя не нашел, - мрачно сказала Марьяна.
-Ну, нашел так нашел, будем пока надеяться на лучшее. Звони.
Марьяна стала набирать номер, а Васька вышла в кухню: от всех переживаний сегодняшнего дня пересохло в горле. Она открыла бутылку минералки, плеснула в стакан, напилась, прислушиваясь к неясному бормотанию из комнаты:
-Там учебники, тетрадки, дневник… Я фамилию ребенка скажу, там же все тетрадки надписаны…
Уже двигаясь в обратном направлении, Васька услыхала:
-Неужели никак? Ну, хорошо, я приеду, - и ускорила шаги.
На вопросительный Васькин взгляд Марьяна только развела руками:
-Говорят, по телефону нельзя, нужно приехать, писать заявление.
-Езжай скорее.
-Сейчас, только маме позвоню, скажу, что еду.
Марьяна снова набрала номер:
-Любаха? Я звонила… Что? Когда?! Я сейчас приеду. Слышишь? Скажи бабушке, что я сейчас приеду. Нитроглицерин дала? Молодец, правильно. Пусть лежит, скоро станет легче, я сейчас такси вызову и приеду.
-Ну?! – Васька со страхом смотрела в побледневшее лицо подруги.
-Это просто невозможно. У мамы сердечный приступ, расстроилась из-за сумки, вот и схватило. Мне нужно ехать.
-Конечно, езжай. А за портфелем я смотаюсь.
-Тебе нельзя! Ты же из дома не выходишь!
-А я замаскируюсь.
-Сумасшедшая! Как ты замаскируешься? Не смей! Черт с ним, с этим портфелем, с мобильником, тут такие дела творятся…
-Все, не обсуждается. Меня никто не узнает, обещаю. Вызывай такси и езжай, будем созваниваться.
Когда расстроенная Марьяна уехала, Васька задумчиво подошла к шкафу. Нужно изменить внешность так, чтобы не узнали даже соседи. Она так лихо пообещала Марьяшке, что со всем справится, но теперь наметились трудности. Большие пляжные темные очки. Косынка на голову. Лица теперь почти не видно, это хорошо. Куда теперь девать фигуру? Вопрос…
Пересмотрев свой гардероб и не найдя ничего более или менее маскировочного, Васька автоматически перешла на половину мужа. И тут же стала выкристаллизовываться идея.
Брюки Андрея сели на узкие Васькины бедра как влитые. Длину пришлось слегка уменьшить - подвернуть внутрь и начерно подшить. С пиджаком оказалось сложнее: плечи обвисали. Но и эта проблема была успешно решена с помощью поролоновых плечиков, споротых с собственного пиджака. Длинные волосы она упаковала под Андрюшкину пижонскую шляпу, надела темные очки и оценила результат в зеркале. Н-да, это было больше похоже на концертный костюм Лаймы Вайкуле, но, в принципе, узнать в нем Ваську было затруднительно, а это именно то, что требовалось. Вот с обувью возникла сложность: туфли Андрея упорно сваливались, а свои надевать Ваське не хотелось – под образ не подходили. В конце концов, она натолкала в туфли мужа мятых газет и кое-как закрепила на ногах.
Изображение в зеркале приводило в недоумение. Существо неопределенного пола и возраста, с огромными утиными ногами и в шпионских очках смотрело на Ваську. Она показала существу язык и впервые за полторы недели вышла из квартиры.
В автобусном парке на нее смотрели… странно? - нет, пожалуй, не странно, было бы странно, если бы смотрели по-другому. Правильно, в общем, смотрели. Начальник велел секретарше дать «посетителю» лист бумаги и ручку, чтобы написать заявление, и поспешил уйти. Васька старательно записала под диктовку стандартный текст, указав номер автобуса, остановку, на которой вышла Любаха, и содержимое забытой сумки.
-Все, если сумка найдется, мы вам позвоним, - жизнерадостно прощебетала секретарша, пряча заявление в папку, а папку запихивая на верхнюю полку стеллажа. Васька поняла, что никто не будет искать никакую сумку, и решила подойти к проблеме с другой стороны.
-Простите, как вас зовут?
-Люда.
-А скажите мне, Людочка, кто у вас сегодня на сто семнадцатом маршруте?
-А вам зачем?
-Ну, смотрите, - стала объяснять Васька, - пока после смены вернется водитель, эту сумку из салона кто угодно утащить может, правильно? А ребенку завтра в школу, как ей без учебников? И, главное, мобильник! Дело даже не в его стоимости, а ведь там же все контакты, понимаете?
-Я понимаю, конечно, но такая процедура…
-Людочка, давайте мы сделаем так. Если мобильник не найдется, все равно же новый придется покупать, да?
-Ну… наверное, - секретарша не понимала, куда клонит странный посетитель с женским голосом, но в мужском костюме.
-Конечно! Так лучше я вам сейчас заплачу, - Васька изящным движением вытащила из кармана деньги и сунула секретарше в карман, - а вы мне скажете, кто водитель и где его сейчас найти. А еще лучше, когда он снова будет на той остановке, где девочка сумку забыла. Ну? Соглашайтесь, ведь ничего такого я не прошу. Просто ускорим процедуру.
Людочка пошелестела в кармане купюрами и согласилась:
-Ох, ну что с вами делать? Сейчас диспетчерам позвоню.
-О, если все равно звонить диспетчерам, не могли бы вы попросить их связаться с водителем, чтобы он сумку к себе забрал? – Васька положила еще одну бумажку в оттопыренный карманчик. – Это если диспетчерам что-то объяснять придется, - прокомментировала она новое подношение.
Через пять минут Васька стала обладательницей всей нужной информации, а еще через полчаса встретила на остановке сто семнадцатый автобус и забрала, наконец, многострадальный Любахин портфель. Мобильник был на месте, и довольная собой Васька с легким сердцем отправилась прямо к тете Вале, Марьяшкиной маме, благо, жила она недалеко от остановки, - вручить сумку владелице.
Мимо тети-Валиных соседей она проскользнула удачно, на нее не обратили внимания, видимо, все-таки приняв за мужчину. Зато когда Любаха открыла дверь, Васька, наконец, воочию убедилась, насколько терпимыми и лояльными были служащие автобусного парка. Любаха сначала недоуменно вздернула тонкие брови, но, присмотревшись внимательнее и узнав, наконец, тетю Васю, ахнула, захлебнулась и закрыла себе рот ладошкой.
-Тс-с! – таинственно прошептала Васька. – Конспирация! – сумку она прятала за спиной.
Любаха часто закивала и посторонилась, пропуская Ваську в квартиру.
-Любаха, кто там? – из комнаты закричала Марьяна.
Любаха со всех ног бросилась в комнату:
-Мама, это тетя Вася! Но она такая… ну…
Видимо, то, что при этих словах показывала Любаха, ужаснуло Марьяну, потому что она моментально выскочила в коридор и, увидев Ваську, которая так и стояла в своем карнавальном наряде, резко остановилась.
-Вась? – нерешительно спросила она, вглядываясь в полутьму коридора и, видимо, не вполне доверяя своим глазам и глазам дочери.
-Скажи, как тетя Валя, - сходу потребовала Васька.
-Да лучше, это она просто понервничала. Все в порядке. Ты-то как?
-Вуаля! – Васька торжественно выставила сумку. – Все на месте, в том числе мобильник.
Выскочившая в коридор вслед за Марьяной Любаха радостно завопила:
-Ой, теть Вась, спасибо! – но, схватив портфель, неожиданно скисла.
-Что-то не так? – удивленно спросила Васька.
-Что может быть не так? – шикнула на Любаху Марьяна. – Васена, спасибо! Но как тебе в голову пришло?.. Ты уверена, что тебя никто не узнал? Хотя как тут узнать, сама бы не узнала…
Но Васька внимательно смотрела на Любаху.
-Ну, колись. Что не так? Я же тебя насквозь вижу.
И Любаха, опустив голову и искоса, с опаской поглядывая на мать, раскололась:
-Я думала, если портфель потеряется, не надо будет уроки делать!
***
Слово «Комиссия» в детском садике всегда произносилось именно так – с большой буквы. Случались они не часто, поэтому, наверное, и относились к ним «с большой буквы»: мыли, драили, украшали… И еда в такие дни была немножко другой – вкуснее.
Когда на садик должна была обрушиться какая-нибудь очередная Комиссия, что-то в его жизни менялось. Справедливости ради, нельзя сказать, что менялось как-то кардинально, нет, все больше по мелочам, но и мелочам Ритуся была рада: все-таки что-то новенькое, неожиданное. Пусть это новенькое не всегда было очень уж интересным, но элемент неожиданности вносил в однообразные садиковые будни некоторую долю оптимизма.
Как-то перед одной Комиссией провели настоящий урок оригами – делали из бумаги цветочки, которыми потом украсили группу, и каждый на сложенном цветочке написал свое имя, и Ритуся тоже гордо вывела печатными буквами: «Маргарита». Это было интересно. Из бумаги Ритуся умела складывать самолетик (папа научил) и лягушку, которая может прыгать (это уже мама как-то вспомнила свое детство). Цветочки были для Ритуси новостью, и ей понравилось. Да и группа после этого урока выглядела так нарядно, будто намечался какой-то веселый праздник, и то, что это была всего лишь взрослая Комиссия, ужасно огорчало и разочаровывало.
В другой раз прямо к приходу Комиссии затеяли очень веселую игру: воспитательница дала ребятам три мотка бельевой веревки и велела обмотать ими предметы в группе, да пониже. Когда веревка закончилась, а группа стала напоминать паутину, им устроили соревнования «разведчиков»: кто проползет и перепрыгнет через все заграждения, ничего не задев.
Как раз в это время таинственная Комиссия зашла в группу. К всеобщему разочарованию, Комиссия оказалась несколькими тетями, почему-то очень толстыми, и это было неинтересно и очень странно: неужели все праздники устраиваются для них? А, впрочем, какая разница? Главное – праздники!
Ребята сначала замерли в нерешительности, глядя на гостей, но воспитательница громко сказала:
-Ну, чья очередь? Сережа, ну-ка, покажи, какой ты разведчик! А мы все следим, заденет он веревку или нет!
И все снова радостно зашумели и стали вопить:
-Задел!
-Не задел!
А Сережка извивался, как худенький червячок, проползая под низко натянутыми веревками.
Тетеньки из Комиссии сначала удивились, а потом очень смеялись, наблюдая, как ребята преодолевают «полосу препятствий». Не обошлось, правда, без ЧП, когда круглая Инка увязла в переплетении веревок, запуталась и застряла. Все очень смеялись, а Инка расстроилась. Любой бы расстроился, лежа на животе под веревками. Ритусе, в общем, не было жалко Инку, но у нее холодок пробегал по телу, когда она представляла, что вот так же застрять могла и она, и все бы смотрели на нее и смеялись. А если бы застрял Вадик? И Ритусе уже не хотелось смеяться. Видимо, их воспитательница тоже об этом подумала, потому что сказала:
-И нечего смеяться, в настоящей разведке всякое может случиться. Сейчас нужно спасать товарища. Валерик, ты следующий, ползи на помощь.
И Валерик, извиваясь, а иногда вставая в полный рост и перепрыгивая особо опасные узлы и сплетения, добрался до Инки, высвободил ее из веревочного плена и так, подсказывая путь и придерживая заграждение, отконвоировал к финишу.
А когда Комиссия вышла из их группы и остановилась прямо за дверью, Ритуся услыхала, как хвалили воспитательницу, потому что она этой игрой, оказывается, приобщает детей к спорту и развивает дух товарищества.
Ритуся была с этим согласна, но ей почему-то после этих слов стало ужасно скучно. Так, как бывает, когда закончишь читать какую-нибудь интересную книжку, а ее на следующий день приносит в группу воспитательница и говорит:
-Дети, я вам почитаю очень интересную книжку, а вы слушайте внимательно, потому что потом будете отвечать на вопросы.
И сразу становится очень-очень скучно, потому что, оказывается, книжка, которую ты прочитала сама для себя, оказалась не просто интересной книжкой, а «материалом», и сейчас по ней будут задавать глупые вопросы, и уйдет из нее вся таинственность, и все ощущения, и все открытия, сделанные самостоятельно, сменятся на разложенные по полочкам обыкновенные сведения, на простую последовательность событий.
Вот так и с игрой: пока это была игра «в разведчиков», Ритусе нравилось все: и то, что нужно было сконцентрироваться и решить, где ползти, а где прыгать, и то, что Валерик не отказался, а, как настоящий солдат, пополз и помог Инке выбраться. И Ритуся была горда, как будто это она сама спасла Инку от неминуемой гибели в страшной паутине, и она гордилась своими друзьями, которые – кто ловко и умело, кто неуклюже, но очень стараясь, – все как один не испугались быть почти настоящими разведчиками.
Но как только она услыхала про то, что эта замечательная игра родилась не из героических фильмов и книжек, а придумана специально, чтобы развивать спортивные навыки и дух товарищества, ей стало скучно, и все дальнейшее – напряжение, преодоление, победы – казалось ей всего лишь малышовой забавой.
И когда она потом ненароком вспоминала этот день, то с досадой отбрасывала воспоминание об игре, которая вызвала в ней столько гордости и столько разочарования, а помнила только, какие вкусные сырники с вареньем были тогда на полдник.
Перед новой ожидающейся Комиссией для старших объявили «час труда» и вывели всех на участок с лопатками и лейками – окапывать и поливать маленькие деревца, которые посадили только в этом году.
Сейчас Ритуся была уже взрослой. Она понимала, что эту их работу Комиссия назовет приобщением детей к природе и общественно-полезному труду. Но ей было все равно. Деревца, которые они окапывали, были живыми. Так какая разница, что об этом скажут толстые тети из Комиссии? Деревцам нужно жить, и дышать, и пить водичку, поэтому, и только поэтому, они всей группой сейчас идут их окапывать и поливать. Они идут спасать деревца, а когда кого-то спасаешь, нет времени думать о том, что о тебе скажут.
Ритусина лопатка никак не хотела входить в грунт. Лопатка была красивой, новенькой, пластмассовой и не очень-то приспособленной к настоящей работе, но Ритуся очень старалась. Она помогала лопатке ногой в кроссовке, изо всех сил налегала на красную пластиковую ручку, и дело, хоть и медленно, но продвигалось.
У всех ребят, кроме Вовчика, были такие же проблемы. У Вовчика же лопатка была старая, потертая, доставшаяся ему от братьев - давно выросшего старшего и школьника среднего. Раньше из-за этой лопатки над ним смеялись обладатели новых, ярких, современных орудий, но теперь вдруг оказалось, что Вовчик со своей потертой лопаткой – в чистом выигрыше: лопатка была железной. Вот когда он показал класс. Его деревцо было вскопано быстро, аккуратно, позавидуешь. И многие завидовали! Завидовали старой, неприглядной лопатке, которая оказалось вдруг лучше всех новых, дорогих игрушек.
Со своей замечательной лопаткой Вовчик закончил работу первым, и тут же у наго стали просить лопатку – покопать. Ритуся не просила, ей было неудобно.
Однажды, когда они все были еще маленькие, она дома рассказала, как ребята смеялись над Вовчиком за то, что у него свитерок с заштопанным локтем. Она, наверное, на всю жизнь запомнила свой разговор с папой.
-Ты тоже смеялась? – серьезно и как-то озабоченно спросил он.
-Ну, да… - Ритуся уже видела, что папа ее не поддержит, не посмеется вместе с ней, поэтому робко добавила: - Все смеялись…
-Ну, все меня мало волнуют, - махнул рукой папа, - а вот ты волнуешь очень. Скажи, а что смешного в заштопанном свитерке?
-Ну… всем ребятам покупают новые…
-Ага, понятно. А ты знаешь, как покупают вещи?
-Конечно, знаю! – Ритуся не могла понять, куда папа клонит.
-Ну, как? Расскажи.
-Ну… идем с мамой в магазин. Выбираем платье… или пальто… или еще что-нибудь. Потом я примеряю, а мама смотрит, как сидит. Потом несем к кассе, мама платит денежки, нам тетя кладет платье в пакет…
-Молодец, все правильно помнишь. А вот скажи, откуда у мамы денежки, чтобы заплатить?
-Так ты их зарабатываешь, и мама их зарабатывает! – Ритуся в возмущении аж завертелась на месте: ну что за глупые вопросы, сами же всегда говорили, что идут на работу заработать денежки!
-Вот! – торжествующе поднял палец папа. – Мы с мамой вдвоем работаем, чтобы купить тебе все, что нужно – новое, красивое. И вещи, и игрушки, и книги. Ты у нас одна, и все деньги мы тратим на тебя. А у Вовчика папы нет, работает только мама, денег получает мало, а еще у него два брата, им тоже нужны вещи. Денег им не хватает, понимаешь?
-Понимаю, - Ритуся действительно понимала, что Вовчику не хватает денег, но пока не понимала, при чем тут она.
-А смеяться над человеком в трудных жизненных условиях – очень плохо и стыдно. Вовчик вырастет достойным человеком и сам, на свои заработанные деньги купит себе свитер. А кто-нибудь другой, кто привык получать все готовое, так и будет на чужой шее сидеть.
-Папа, - нерешительно спросила Ритуся, - а это ты не про меня сказал? Что я буду на шее…
-Нет, Ритуська, я очень надеюсь, что не про тебя. Но если ты будешь над кем-то смеяться из-за его бедности, мне будет жутко стыдно.
-Я не буду, - пообещала Ритуся.
Ритуся никогда не смеялась над Вовчиковой лопаткой, но просить покопать было все равно неудобно. Вовчик подошел сам.
-Хочешь покопать? – спросил он, протягивая лопатку.
Покопать хотелось, и она кивнула.
-На.
Ритуся взяла лопатку и замешкалась, не зная, куда девать свою.
-Давай, помогу, - вызвался Вовчик и, взяв у Ритуси ее лопатку, принялся копать с другой стороны деревца.
Ритуся попробовала копнуть железной лопаткой. Совсем другое дело, даже наступать не обязательно. Вовчик пыхтел напротив, потом вдруг наклонился и достал что-то из грязи. Отряхнул, подул и показал Ритусе. Это оказалась старая, грязная расческа со сломанными зубьями, видно, кто-то когда-то потерял, а потом ее накрыло слоем земли, и она превратилась в клад. Ритуся засмеялась: вот так сокровище! А Вовчик сказал:
-У тебя волосы самые длинные в группе. Бери!
Ритуся посмотрела на грязную расческу и сморщилась. Хотела уже ответить Вовчику, что такую гадость в руки не возьмет, но не успела. За спиной послышались шепот, хихиканье, а потом хор голосов:
-Тили-тили-тесто, жених и невеста!
Она резко обернулась. На нее с издевкой смотрели чуть ли не полгруппы. Ну, девчонки – ладно, они дуры, кроме того, ведь именно ей, Ритусе, а не кому-нибудь их них Вовчик дал покопать. Но в этом хоре был и Вадик. И Ритуся поняла, что такое «разбитое сердце». Она обернулась к смущенному Вовчику и крикнула:
-Сам причесывайся этой гадостью! Дурак! – швырнула лопатку на землю, повернулась и убежала в группу.
«Скорее бы! – думала Ритуся. – Скорее бы с мамой в ее санаторий!»
***
-Васенька, это ты? – послышался из глубины квартиры голос тети Вали.
-Я, тетя Валя! – закричала Васька, вытягивая шею в сторону комнаты. - Только я на минуточку, портфель занесла, убегаю.
-Как, уже? Спасибо тебе, девонька. А то я из-за этого портфеля видишь как… Растяпа у меня внучка! А может, зайдешь все-таки?
-Нет, теть Валь, не успеваю, в другой раз!
Марьяшка тихонько спросила:
-Может, правда, посидишь? А то я дергаюсь все время, сердце не на месте, а тут обе как назло: «мама, посмотри», «доченька, послушай»…
-Не могу я сидеть, - возмущенным шепотом отозвалась Васька. – И домой не смогу, свихнусь. Я сейчас туда, в гостиницу поеду.
-Зачем?! – от неожиданности воскликнула Марьяна, на что сразу послышался голос из комнаты:
-Что случилось?
-Ничего, мамочка, все нормально. Общаемся! – успокаивающе прокричала Марьяна и, снова перейдя на шепот, повторила: - Зачем?
-А вдруг там что-то происходит? – Васька думала об этом всю дорогу из автопарка, и эта мысль все меньше и меньше нравилась ей. - Мы вот о чем не подумали: если Борька у нас такой крутой, у него и охрана может быть. И что эта охрана с нашими ребятами сейчас делает?
-Ой… - Марьяна прислонилась к стене. – Что делать? Может, позвонить?
-Звонила. Обоим. Оба отключены.
Марьяна резко побледнела.
-В общем, я еду, - заключила Васька.
-Я с тобой, - Марьяна решительно отлипла от стены и стала одеваться.
-А тетя Валя? – напомнила Васька.
-Все нормально, оклемалась уже. Да ничего серьезного и не было, перепуг один. Мам! – крикнула Марьяна в комнату. – Я к Ваське, а потом с Алешкой домой! Лежи, тебе Любаха все, что нужно, даст. Любаха, - та выскочила в коридор, с подозрением глядя на мать, - остаешься за старшую. С бабушки пылинки сдувать, уроки сделать, спать лечь вовремя.
-Йес, кэп, - вздохнула Любаха и обреченно поплелась назад в комнату.
Марьяна собралась вмиг, и подруги вышли из квартиры. Васька молилась, чтобы им снова никто не встретился, но, как видно, Марьяшкино присутствие как-то негативно влияло на качество молитвы - на лестнице они в лоб столкнулись с пожилой соседкой, которая Ваську много раз видела и узнавала, несмотря на подслеповатость. Соседка, узнав поздоровавшуюся с ней Марьяну, так и впилась взглядом в стройную мужскую фигуру рядом.
-Марьяночка, а где же это Алеша? – сладким голосом пропела ведьма, не сводя глаз с Васьки и ожидая реакции.
-На работе, тетя Лиза, на работе, - доброжелательно и чуть таинственно отозвалась Марьяна, как будто беря подлую тетку себе в подельники.
Тетка ехидно усмехнулась, а Марьяна с Васькой скатились со ступенек не хуже каких-нибудь девчонок, да той же резвой Любахи.
-Уф-ф! – выдохнула Марьяна на улице. – Все, первую проверку ты прошла.
-Да ну, эта ведьма уже двадцать лет назад ничего не видела. Это не проверка.
-Ну и ладно, не надо нам проверок. Эх, надо было такси вызвать. До стоянки пока добежим…
-Ага, а какой адрес бы назвала? Ты же сказала, что ко мне едешь.
-Да, правильно. Ничего не соображаю.
-Ничего, надо будет - соберешься. Очень уж сегодня день… как бы это поточнее выразиться… беспокойный.
-Да уж, беспокойный. Мало нам наших проблем, так еще домашние подкидывают.
К Андрюшкиным туфлям Васька уже попривыкла, но набитые в них скомканные газеты от быстрой ходьбы начали деформироваться, постепенно стали давить на пальцы, натирать, разворачиваться и щекотать ступни. Васька молча терпела, сжав зубы, только становилась все более мрачной.
Марьяна, видя, как мрачнеет подруга, со страхом воображала те же картины, которые, как ей казалось, представляет и Васька. Вот приходят они в гостиницу, а у двести шестого номера стоят двое охранников, оба под два метра, покрупнее Алешки, заступают им дорогу: куда? кто такие? Они представляются, охранники говорят: дескать, можно только одной, Марьяне Сергеенко. Васька остается за дверью, Марьяна входит в номер и видит – в лужах крови лежат ее муж и Андрей, а в кресле, вальяжно развалившись, восседает Борька. Это уже не тот Борька, в которого когда-то была влюблена Яшка, он другой – уверенный, успешный, привыкший получать все, что захочет. Сейчас ему нужна она, Яшка, и он получил ее. Яшка бросается к дверям, но дверь заслоняет один из охранников. Второй держит Ваську, которая, конечно же, рвется на помощь. Борька встает с кресла и с этой своей новой, уверенной улыбкой говорит: я знал, что ты все-таки придешь. Он берет ее за руку, тянет, она спотыкается о мертвое тело мужа…
-Марьяшка!- окликает подругу Васька. – Ты беги-то беги, но смотри все-таки под ноги. Сейчас бы растянулась тут…
Марьяна растерянно оглядывается. Это они с Васькой до стоянки такси еще не дошли, а она уже себе целую трагедию навоображала!
-Вась, а ты о чем думаешь? У тебя такое лицо, что я себе уже невесть что представляла.
-Честно?
-Ну? – сердце Марьяны упало. Она поняла, что вся представленная ею картина не идет ни в какое сравнение с тем, о чем думала Васька. Конечно, она же юрист, она такие случаи знает, что и не придумаешь. Сейчас расскажет, и сердце зайдется от страха за мужа, за Андрюшку, за них, бегущих туда, в пекло, за Любаху, которая останется одна, потому что бабушка не вечная…
-Мне эти чертовы газеты ноги до костей растерли, - сквозь зубы процедила Васька. – Ни о чем другом думать не могу, только бы скорее Андрюшкины штиблеты сбросить!
Марьяна остановилась.
-Так это ты потому такая мрачная? – слабым голосом, не веря, переспросила она.
-А ты как думала? – Васька от возмущения аж захлебнулась. Она ожидала от подруги сочувствия, а тут такое пренебрежение ее муками!
-Васенька! – Марьяна счастливо рассмеялась. – Прости, солнышко, это, конечно, ужасно, ноги мы вылечим, но я думала, ты сейчас себе представляешь, что там, у ребят, и я тоже сразу ужасы представлять начала…
-Ужасы, - проворчала Васька, смягчаясь, - ужасы – это широкие мужнины туфли на четыре размера больше, набитые разворачивающимися газетами. Все остальное можно пережить.
-Можно? Ты действительно думаешь, что там…
-Знаешь, - проговорила Васька, пыхтя, как еж, и злобно глядя на свои ноги, - я уже думаю, что зря мы дергаемся. Нет, мы, конечно, сейчас поедем, сами все посмотрим, а то свихнемся от неизвестности. Я к тому, что вряд ли Борька будет их убивать. И охраны, скорее всего, не будет – он же тебя ждет. Тут наоборот может получиться: наши ему накостыляют по шее. Как бы не прибили случайно.
-Ты что! Серьезно?
-Конечно, серьезно. Алешка был весьма решительно настроен.
-Да он пугал просто, - но сама Марьяна уже не была в этом уверена.
-Ладно, поживем – увидим. Здравствуйте, - Васька наклонилась к окошку такси, - до «Националя» подбросите?
***
Охрану Борису шеф действительно предлагал, но он отказался. Одно дело, когда в родной город приезжает человек, пусть даже успешный, пусть даже очень успешный, но просто человек. Он гуляет по городу, встречается с людьми и ни у кого не вызывает ненужных мыслей и эмоций.
А вот когда приезжает этот же человек, а за ним всюду таскается парочка крупных мальчиков, профессионально зыркающих во все стороны, - вот тут народ и начнет задумываться: а что же здесь делает этот человечек, да по каким делам оказался он в родном городе, да с какими деньжищами… Куча вопросов сразу возникнет, а лишние вопросы Борис с некоторых пор старался не вызывать.
Шеф подумал, прикинул так и эдак – и признал правоту помощника.
Так что охраны у Бориса не было, чему теперь он был особенно рад.
Он сидел в номере гостиницы в удобном кресле – совсем так, как представляла в своих панических мыслях Марьяшка – и улыбался. Ситуация, в которую попали девчонки и которую, фактически, от начала до конца спровоцировал он, его забавляла.
Это по его рекомендации партнер шефа, Сергей Степанович Федоров, начал захват, который и послужил предметом иска, который, в свою очередь, попал в производство к Ваське, которая, опять же в свою очередь, с помощью закадычной подружки убедительно сыграв болезнь, избавилась от оного дела, которое, снова в свою очередь, привело сюда самого Бориса, который, еще раз в свою очередь, на этот раз совершенно сознательно навел панику в рядах заинтересованных лиц…
Борис не выдержал и рассмеялся. Цепочка получалась и впрямь забавной, но особенно его смешил испуг девчонок.
Он, привыкший к большим деньгам и большим рискам, не считал свой мелкий шантаж чем-то совсем уж предосудительным. А что? Сдавать Ваську он, конечно, не собирается, но почему бы не воспользоваться ситуацией? Да и девчонки вряд ли сразу же поверили, что он, Борька Запорожцев, может вот так, ни за что ни про что, их продать. Ладно бы еще это что-то решало, если бы Васька представляла угрозу… Так ведь нет! Сама испугалась, затаилась, уволится – вообще будет далеко от событий. Ну и ладно, зато на эти пару дней есть шанс заполучить Яшку.
Борис, разумеется, предвидел варианты. Первый – Яшка поняла, что Борис не опасен, но придет к нему по старой памяти. Второй – Яшка поняла, что Борис не опасен, и просто проигнорирует приглашение. Третий - Яшка действительно испугалась, что Борис все расскажет Федорову, и придет. Четвертый – Яшка испугалась, но не придет, а попросит помощи, и тогда придет кто-то другой.
Последний вариант Борису не очень нравился, но он привык рассматривать все возможные последствия своих действий, потому и не прокололся ни разу в своей весьма непростой работе на шефа.
Им владело двойственное чувство. С одной стороны, ему хотелось провести время с Яшкой, своей первой взаимной любовью – даже просто ради того, чтобы вспомнить детство. А с другой, он чувствовал, что, если независимая, своенравная Яшка придет по его зову, он будет разочарован. Это окажется уже не Яшка, и значит, все изменилось, и возвращения в детство не будет, а будет просто банальный секс, которого Борису не очень-то и хотелось.
Так он сидел в кресле и думал, чего же больше хочет – чтобы Яшка пришла или чтобы не приходила.
Когда раздался стук в дверь, Борис уже понял, что ситуация будет развиваться по четвертому варианту: явно не женская рука извлекала долгожданные звуки. Стук был сильным, громким и решительным. Все, можно с ностальгической грустью вздохнуть и ощутить горечь потери: Яшка осталась Яшкой.
За те секунды, что Борис вставал с кресла и шел к двери, он успел прикинуть, кто это мог быть. Вряд ли кто-то чужой, скорее, девчонки напрягли мужа, а то и обоих мужей сразу. Интересно!
Борис решил остановиться на этой версии и рискнуть.
-Входите, мужики, не заперто, - и неспешно открыл дверь номера.
Надо же, не промахнулся – за дверью стояли двое мужчин. Судя по стуку, сначала это были двое очень решительных мужчин, но теперь, после его слов, это были двое очень удивленных мужчин.
Борис секунду оценивал гостей. Крупный высокий мужик, весьма интересный, лицо умное, волевое, сейчас одновременно удивленное и настороженное. Второй помельче, потоньше, больше нервов, меньше уверенности, типичный рафинированный интеллигент. Интересно, кто чей.
-Заходите, мужики, чего вы? – Борис посторонился, пропуская визитеров, как и положено хорошему гостеприимному хозяину.
Гости вошли в номер, Борис закрыл дверь – не запер – и прошел следом.
-Ну что? Будем знакомиться? – широко улыбнулся он.
Алексей с Андреем, выйдя из дома, присели в скверике на скамейку, пытаясь выработать линию поведения и предугадать возможные варианты. Поскольку они не были вооружены колоссальным опытом Бориса, оперировать пришлось только логикой, а она подсказывала им всего два пути развития событий: первый – если Борис окажется один, и второй – если у него есть охрана. Женщины дали понять, что мужик весьма крут, поэтому вероятность охраны достаточно высока.
-Лёш, - нерешительно спросил Андрей, - но что же мы с охраной сможем сделать?
-Пока не решил, - мрачно отозвался Алексей. – Может, там и нет никакой охраны. Все-таки женщину ждет, - Алексей скрипнул зубами и отвернулся.
Андрей внимательно посмотрел на друга:
-Алеша, успокойся. Ты что, до сих пор обвиняешь Марьяшку?
-Никого я не обвиняю, - буркнул Алексей.
-Погоди, так нельзя. Давай честно – ты ей не доверяешь?
-Доверял до сегодняшнего дня.
-Слушай, ты дурак? Если бы она захотела тебе изменить, стала бы все рассказывать и помощи просить? Да она просто рванула бы в эту гостиницу, а если бы все потом открылось, сказала бы, что выхода не было, шантажировали ее. И, между прочим, это была бы правда!
-Да все я понимаю! – с досадой отмахнулся Алексей. – Не надо из меня делать Отелло. Меня другое интересует – что было до этого его приглашения.
-В каком смысле? – напрягся Андрей.
-В таком, что не может мужик, даже бывший любовник, просто так, ни с того ни с сего пригласить женщину к себе в номер.
-Не выдумывай, пожалуйста, и себя не накручивай. Все он мог. Привык, что самый крутой, отказа, небось, не знает. Да, он ее бывший, ты это прекрасно знал, и было это двадцать лет назад, в школе, когда тебя и на горизонте у нее не было. Срок давности истек. И Марьяшке он не нужен, по-моему, она тебе это очень доходчиво продемонстрировала.
-Ладно, психолог, закрыли тему, - все еще хмурясь, проворчал Алексей.
-Я не психолог, - с облегчением уточнил Андрей, - я лингвист, поэтому оперирую только логикой и словом. Никаких психологических вывертов.
-Да уж, - Алексей наконец улыбнулся, - лингва у тебя без костей.
-А мозг?! – обиделся Андрей за свою, как он считал, не самую слабую часть организма.
-Он тоже без костей, - согласился Алексей.
-Слушай, - Андрей с сомнением покачал головой, - я не понял, это ты мне комплимент сейчас сделал или наоборот?
-Комплимент, конечно. Мозг, знаешь ли, у всех без костей, это особенность физиологии. Значит, у тебя норма, можешь не волноваться.
-Тьфу! Вечно из тебя какие-то медицинские подробности лезут.
-Ничего особенного, имеешь возможность скоро сам убедиться.
-В чем? – Андрей с подозрением посмотрел на напарника.
-В том, что мозг без костей.
-Что значит – смогу убедиться?
-Ну, может, нам сейчас мозги выпустят, а может, и мы… В любом случае на чьи-нибудь посмотришь.
Алексей бросил косой взгляд на враз приобретшего сероватый оттенок Андрея и захохотал, отомщенный и довольный.
Андрей немного отвлекся, пока успокаивал ревнивого мужа, но грубая, «хирургическая» шуточка Алексея вновь вернула его к тому, на что он сейчас шел. И снова стало тошно и, чего греха таить, страшно. Андрей понимал, что другого выхода нет, но мужества это ему не добавляло. Он злился на дуру-жену и ее дуру-подругу: еле-еле разрулили ситуацию, сидите тихо и ждите отъезда, так нет – школьная любовь нарисовалась, и все остальное побоку.
Андрей очень убедительно доказал Алексею, что ревновать нечего, но сам, честно говоря, был в этом не совсем уверен. Что-то здесь было не так, Алексей совершенно прав. Какой-то повод Марьяшка должна была дать, чтобы последовало такое приглашение. Этому громиле от медицины Андрей, конечно, в своих ощущениях признаваться не стал, а то ведь и правда убить может.
Наскоро проанализировав свои ощущения и по привычке систематизировав их, Андрей пришел к неприятным выводам. Его могут убить или, в лучшем случае, искалечить люди Запорожцева, буде таковые окажутся. Убить или, в лучшем случае, искалечить Запорожцева может Алексей, тогда они оба окажутся в тюрьме. Ох, девчонки… - горестно подумал Андрей, и, окончательно смирившись с неизбежным, почти успокоился.
Ни у кого ничего не спрашивая, они поднялись на второй этаж «Националя» и огляделись. Наружной охраны не увидели и приободрились: не будет же человек, ожидающий в гости женщину, держать охранников в номере. Значит, есть надежда застать господина Запорожцева в одиночестве.
Алексей посмотрел на Андрея и спросил:
-Стучаться будем или так войдем?
-Конечно, стучаться! – испугался Андрей. – А вдруг заперто – мы, что же, ломать дверь будем?
-Надо будет - сломаем, - угрожающе пообещал Алексей и решительно постучал в дверь номера.
Пару секунд ничего не происходило, но услышанная из-за двери фраза повергла их в легкий шок:
-Входите, мужики, не заперто.
Дверь открылась. На пороге стоял классический образец успешного современного бизнесмена: костюм, обувь, парфюм, уверенность – и все это как дополнение к приятному, какому-то очень мужскому лицу, плюс рост, слегка уступающий Алешкиному, плюс хорошая, в меру подтянутая фигура… В общем, мужик был что надо, и Алексей снова насупился.
Андрей тоже мгновенно оценил уровень незнакомца, но комплексов это у него не вызвало. А вот любопытство разыгралось не на шутку: откуда он узнал, что пришли мужчины, да еще двое? Наверное, где-то есть камера. Или охрана, которую они все-таки проглядели, вовремя доложила. Но если была охрана, их бы элементарно остановили, просто не дали бы войти. Значит, камера. Но где? «Националь» Андрей знал весьма прилично: часто бронировал здесь номера для коллег, приезжающих на конференции. Знал и люксы, подобные этому, и нигде никогда камер не было. Очень любопытно.
А хозяин между тем приветливо и по-свойски пригласил гостей войти, указал на кресла, а когда те уселись, достал из бара бутылку коньяка и три пузатые рюмки.
-Ну что? – спросил он, лучась доброжелательностью. – Будем знакомиться?
***
Алексей спокойно смотрел на предполагаемого соперника, но спокойствие давалось нелегко: ему было тошно. Мужик что надо, и не признавать это было бы глупо. Андрюха вообще-то все правильно и логично разложил, Алексей в целом согласился, но вот в частностях картинка у него нарисовалась чуть другая. Однако делиться с Андреем он не спешил. Да и вообще, неизвестно, как дело повернется.
То, что Запорожцев, похоже, знал, кто к нему заявился, наводило на разные мысли, одной из которых была совсем уж неприятная: Марьяшка могла просто позвонить ему и предупредить, кто едет с ним разбираться. Да нет, глупо, тупо и нелепо, как говорит Любаха. После того как жена сама, по своей инициативе все рассказала, просила помочь, волновалась за него… Нет, конечно, здесь просто где-то есть видеокамера, вот и все.
Алексей незаметно оглядел номер, но намека на видеокамеру не обнаружил.
-Борис, - хозяин протянул руку интеллигенту.
Он был уверен, что интеллигент руку пожмет, представится, а после этого и хмурый здоровяк не станет артачиться. Вот начни он со здоровяка, неизвестно, как бы сложилось. И не ошибся.
-Андрей, - представился интеллигент, привстав с кресла, и руку пожал.
Вот теперь можно было и к здоровяку обернуться.
-Борис.
-Алексей, - мужчина по примеру друга пожал протянутую руку, правда, с кресла не встал.
-Ну что, кто из вас чей? – улыбаясь, спросил Борис, разливая коньяк и устраиваясь на стуле – третьего кресла «люкс» не предлагал.
Гости переглянулись.
-Что вы имеете в виду? – с интересом спросил интеллигентный Андрей.
Борис обратил внимание, что, напряженный в первые секунды визита, Андрей сейчас держится свободнее, в нем больше любопытства и заинтересованности. Алексей же казался просто спокойным, хотя Борис уловил мимолетный внимательный взгляд, которым тот окинул стены и потолок «люкса».
«Выдержанный мужик, сильный», - с уважением подумал Борис, и ему захотелось, чтобы именно Алексей оказался мужем Яшки.
-Я имею в виду, кто чей муж, - объяснил Борис, протягивая гостям рюмки.
Рюмки взяли, правда, Алексей – самую чуточку помедлив.
«Яшкин!» - с удовлетворением подумал Борис и пояснил:
-Вы, Андрей, наверное, муж нашей Васьки-Василины? А вы, Алексей, - Яшки?
Андрей с возрастающим интересом смотрел на Бориса. Алексей выглядел спокойным до безучастности.
-Как вы узнали, что мы придем? – наконец, не выдержал Андрей. – Видеокамер здесь нет, я эту гостиницу знаю. Охраны, вроде бы, тоже не наблюдается.
-Какая охрана, ребята! – укоризненно покачал головой Борис. – В родной город с охраной приезжать – дурной тон. Да и кому я нужен? Так, клерк средней руки, работаю на хозяина.
Алексей чуть усмехнулся, продолжая приглядываться к Борису.
-У меня предложение – давайте на «ты». Если бы встретились где-нибудь на вечере встречи, явно же не «выкали» бы. Логично?
Андрей с сомнением посмотрел на Алексея. Сам он успокоился сразу, когда понял, что охраны нет и не предвидится. Одно дело, когда тебя встречают тренированные мордовороты, и тогда вступают в силу все сценарии виденных когда-то боевиков и детективов с явно негативными последствиями для него, Андрея. И совсем другое – когда разговаривать приходится с единственным, пусть и в хорошей форме, интеллигентным мужиком, а с тобой рядом неслабый Алеша. Разница! Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы ревнивый подельник ненароком не убил «московского гостя».
К собственному удивлению, Андрей понял, что Борис ему понравился, и, как он ни старался себя убедить, что это опасный враг, угрожающий его жене, друзьям, ему самому, увериться в этом не получалось. Поэтому предложение Бориса перейти на «ты» он счел вполне приемлемым, но сомневался в реакции Алексея. В конце концов, тот был здесь пострадавшей стороной, ему и решать.
-Ну что ж… - протянул Алексей, внимательно глядя на Бориса, - логика в этом есть.
-Прекрасно, – кивнул Борис. – Значит, за встречу, - он протянул свой бокал и чокнулся с гостями, причем, на этот раз первым – с Алексеем.
«Психолог!» - подумал Алексей, по достоинству оценивший тактику Бориса, и еле сдержался, чтобы не хмыкнуть.
Алексей, к своему удивлению, тоже не испытывал ненависти к этому красавцу. Похоже, Марьяшка была права – не станет он ее сдавать. Калибр не тот. Но прояснить все, конечно, нужно.
Мужчины дружно глотнули отличный коньяк, и напряжение ощутимо спало.
-Так все-таки – я угадал? – спросил Борис. – Андрей – муж Васьки, Алексей – Яшки?
-Марьяны, - поправил Алексей.
-Да, правда, она говорила, что больше не пользуется прозвищем. Прошу прощения.
-А почему ты в этом уверен?
-Да не то чтобы уверен… - Борис потер переносицу. – Просто мне кажется, что это было бы правильно. Вы подходите девочкам именно в таком раскладе. Так что, не ошибся?
-Не ошибся, - подтвердил Андрей. - А теперь расскажи, как ты нас вычислил. Ты ведь нас вычислил?
-Ну… да, - улыбнулся Борис. – Простая логика. Рад, что и здесь не ошибся.
-Можно с подробностями?
-Примерно так. Я же не думал, что Яшка, пардон, Марьяна, явится ко мне в номер. Пошутил, в общем, не очень удачно. Значит, остаются два варианта: либо она не поверила, что я могу их сдать, и ко мне никто не придет, либо поверила и обратилась за помощью. Ну а к кому девчонки могут обратиться за помощью? К мужьям, конечно. Вот и оставалось мне сидеть и ждать – придете вы или нет. Конечно, немножко обидно, что Яшка, пардон, Марьяшка могла поверить… но, в конце концов, хоть с вами познакомился, и то ладно.
Борис ровно вполовину сократил количество вариантов, которые наметил, сидя в кресле, в котором теперь восседал Андрей, но это, конечно же, была вынужденная мера. Дразнить здоровенного Алексея явно не стоило. Да и не хотелось, честно признался себе Борис. Ребята, похоже, нормальные, и Борис был почти искренне рад с ними познакомиться.
Он был уверен, что после такого объяснения вопросы к нему по поводу его незадачливого ухаживания отпадут. Однако уверенность оказалась преждевременной.
Алексей, пригубив еще коньяка, в упор глядя на Бориса, спросил:
-Ну и как тебе Марьяшка? После стольких лет?
Борис напрягся.
-Почти не изменилась. Даже удивительно. Двадцать лет прошло, а ни она, ни Васька не изменились – такие же красавицы.
-Ну, наверное, фигура изменилась, - продолжал допытываться Алексей.
Андрей с удивлением взглянул на него: чего, дескать, голову морочишь? Мужик дал нормальное объяснение, вполне правдоподобное, чего еще дергаться?
Борис тоже не понял, куда клонит Алексей, и поэтому стал еще более многословен:
-Да нет, такая же стройная. Худышкой-то она никогда не была, и сейчас смотрится вполне так… на уровне.
-И целуется по-прежнему здорово?
Борис понял, что Алексей расставил ему самую немудрящую ловушку, и он, увлекшись, мог попасть в нее, как неопытный салага. Но неопытным салагой он все-таки не был, поэтому, глядя на Алексея тяжелым взглядом, спросил:
-Ты хочешь узнать, целовались ли мы с ней сегодня?
-А чего тут узнавать, - пожал плечами Алексей. – Конечно, целовались. Потому и спрашиваю.
Андрей сделал над собой усилие и промолчал, хотя слова просто рвались с языка. Не его это дело, - решил он. Его дело - чтобы Ваське ничего не угрожало. А с кем там целовалась или не целовалась Марьяшка – вопрос совершенно не важный, пусть этим Алешка сам занимается, ему интереснее. Но, в принципе, если Марьяшка действительно целовалась с Борисом, то это, конечно, объясняет его приглашение, тут Алешка прав стопроцентно. Вот оно, недостающее звено, о котором Андрей не хотел говорить ревнивому приятелю. Ай да врач! Соображает. Хотя, если бы вопрос встал о возможной Васькиной измене, он, Андрей, наверное, тоже соображал быстро и четко. Так что ничего удивительного.
Удивительно только, что Алешка так спокоен и даже циничен, но это к лучшему: Андрей смертельно боялся, что ему придется разнимать эту парочку неслабых мужчин, чтобы друг друга не поубивали.
-Ну, да, целовались, конечно, - продолжая сверлить Алексея взглядом, сказал Борис. – И с Васькой, между прочим, тоже. Больше двадцати лет не виделись.
-Не морочь голову, - легко отмахнулся Алексей, - ты понимаешь, о чем я. Да не дрейфь, я что, свою жену не знаю? Не изменяла она мне и изменять не собирается, так что успокойся. Это была так… проверка на вшивость.
Борис покачал головой:
-Ну ты ненормальный. Давайте-ка еще по одной.
Он снова разлил коньяк. На этот раз не стал первый чокаться, а только протянул рюмку, ожидая ответного движения, проверял уровень взаимоотношений. Алексей, усмехнувшись, протянул рюмку, хрусталь мелодично звякнул. С Андреем проблем вообще не было: он с готовностью протянул свой бокал.
Глотнув, совсем расслабились. Борис сразу налил снова, но пить не торопились, крутили рюмки в руках. Андрей решил воспользоваться моментом, чтобы прояснить одну мелкую проблемку, о которой Алексей в порыве ревности, похоже, просто забыл.
-Я так понял, что твои интересы как-то пересеклись с нашими. И хотелось бы знать, как ты намерен поступать дальше.
Борис удивленно вскинул брови:
-Нет, Андрей, все не так. Во-первых, здесь нет моих интересов. Это интересы моего шефа и его партнера, и у них, как я понимаю, все в порядке, решают свои вопросы как могут. Во-вторых, ваших интересов, как мне кажется, здесь тоже не много. Деньги Васька вернула, так что какой интерес?
-Интерес в том, чтобы ее оставили в покое.
-А что, не оставили? По-моему, все в порядке, она болеет, никаких претензий. Нет, я, конечно, могу переговорить с ее шефом, но не вижу необходимости. Думаю, лучше вообще не привлекать к ней внимания, быстрее забудут.
-То есть ты не собираешься никому ничего рассказывать? – напрямую спросил Андрей.
Борис помолчал.
-Ребята, я хочу, чтобы и вы, и девочки поняли: я не продажная тварь, которая друзей закладывает, лишь бы шефу угодить. Если бы Ваське реально угрожала опасность, что-нибудь бы придумали. Сейчас ей ничего не угрожает, так что и придумывать нечего. Отправьте ее куда-нибудь, пока дело закончится, а там тихо уволится – и все.
-Ну что ж, - с огромным облегчением сказал Андрей, - спасибо.
Он протянул свою рюмку, Алексей, не колеблясь, поддержал его, три рюмки со звоном столкнулись, и в это время из коридорчика, отделяющего комнату «люкса» от входной двери, раздался возмущенный голос:
-Мы с ума сходим, а они тут выпивают!
***
Рисовать Ритуся, в принципе, скорее любила. Конечно, с чтением интересной книжки это было не сравнить, но иногда, особенно в садике, когда, в общем-то, и не спрашивают, хочешь ты что-то делать или нет, то почему бы и не порисовать.
По собственной инициативе она рисовала картинки и открытки для подарков на праздники, а иногда, когда находил стих, с удовольствием малевала кривоватых красавиц-Барби в где-то увиденных нарядах; самую чуточку корявых принцесс в пышных платьях и с маленькими коронами на головах; каких-нибудь прелестных пушистых котят, которые почему-то всегда получались не пушистыми, а колючими и которых мама с папой потом никак не могли идентифицировать, если только не выручали серенькие полоски.
В общем, рисование у Ритуси отвращения отнюдь не вызывало. Да и как могло вызывать, если рисовать ее учила мама, и все цвета и оттенки Ритуся различала чуть ли не с года – так рассказывали родители.
Вообще Ритуся довольно много о себе знала, и причиной тому были ее всегдашние приставания из разряда «расскажи, как я была маленькая». Она знала, что когда ей было всего два годика, она подружилась с соседской овчаркой. Теперь ни этих соседей, ни этой овчарки уже не было, куда-то переехали, но тогда они еще были, и маленькая Ритуся по недосмотру отвлекшейся бабушки подбежала к овчарке, потрогала ее за нос, а когда та лизнула ее ладошку, обняла собаку за шею и звонко поцеловала прямо в мохнатое ухо. Бабушку чуть не хватил инфаркт, хозяин овчарки стоял ни жив ни мертв, а Ритуся обнималась с огромной псиной, которая не только покладисто снесла такой наплыв нежности, но и на прощанье облизала ей всю мордашку. С тех пор при встрече Ритуся радостно бежала к собаке целоваться, и никто уже за нее не боялся. Боялась только овчарка – она всячески старалась уклониться от общения с ребенком, но, застигнутая врасплох, мученически терпела всякие собачьи унижения и только лизала хохочущую Ритусю в нос, попутно захватывая широким языком подбородок, губы и щеки.
В тех историях, которые рассказывали ей мама, папа или бабушка с дедушкой, Ритуся нравиласьсебе, даже если речь шла об откровенном хулиганстве. Так года в три, играя в комнате с мячом, она сильно размахнулась, мяч попал в люстру, плафон раскололся, рухнул на пол и рассыпался на множество осколков, чудом не прибив и не поранив расшалившуюся Ритусю. Когда на грохот в комнату вбежала испуганная мама, Ритуся, заложив руки за спину, изрекла:
-Спокойствие! Только спокойствие! – сказывалось влияние любимого героя.
Так что о том, когда она стала различать цвета, Ритуся тоже прекрасно знала. Папа рассказывал, что, пока она не научилась разговаривать, ей давали листочки цветной бумаги, называли их цвета, но Ритуся не обращала на цвета никакого внимания, листочки радостно рвала, и чем мельче был оторванный кусочек, тем больше радости это ей доставляло. Вопросы типа «где синяя бумажка?» она игнорировала и занималась своими делами. Зато когда заговорила, вот тут и обнаружилось, что она прекрасно различает не только все цвета радуги, но и их оттенки: розовый, голубой, сиреневый…
В садике рисовали тем, чем велит воспитательница.
-Дети, сегодня мы будем рисовать цветными карандашами.
Или:
-Скоренько застилаем столы клеенкой, будем рисовать красками.
И никто не спрашивает, чем, например, она, Ритуся, хочет рисовать. Может, она хочет яблоко рисовать не красками, а карандашами? Или наоборот – красками, а дают карандаши? Почему?
Как-то она довольно нахально спросила у своей воспитательницы:
-А кто художникам говорит, чем им рисовать?
-Пока ты не художник, изволь слушаться, - цыкнула воспитательница, на чем воспитательный момент и был завершен.
Вот дома за ужином Ритуся получила более развернутое и логичное разъяснение.
-Понимаешь, - сказала мама, - художники сами, конечно, решают, что выбрать. Но они ведь сначала учились в художественной школе, потом в художественном училище, потом в академиях разных… И там они рисовали так, как им говорили учителя, и тем, что они советовали. Чтобы потом они смогли выбирать, они должны были научиться пользоваться всеми материалами. Понимаешь?
-Понимаю, - согласилась Ритуся. Она действительно все поняла и, в общем-то, признала мамину правоту. Но, поколебавшись, все-таки спросила: - Только ведь это художникам нужно. А я же не художник? И не буду художником. Почему я не могу рисовать так, как мне нравится?
-Ну… - мама была в затруднении, - работа с разными материалами развивает восприятие… ставит руку…
-Зачем мне ставить руку? – настаивала Ритуся. – Я буду артисткой, мне надо развивать голос, а не руку.
-Ну, во-первых, пока вырастешь, еще десять раз передумаешь, кем будешь…
-Не передумаю!
-Ну ладно, пусть не передумаешь. Но артист должен очень чутко воспринимать окружающее. А для этого он должен развивать все органы чувств, а не только голос. И рисование разными материалами – это очень эффективно. Чувствительность развивается, понимаешь?
-Да я же не против! – сопротивлялась Ритуся. – Я буду рисовать чем угодно. Но только когда я сама хочу!
-Ну-у, - вздохнула мама, - тут уж ничего не поделаешь. Иногда приходится делать то, чего не хочется. Мне тоже не всегда хочется на работу ходить.
Мама видела, что рисует Ритуся очень и очень неординарно, всячески пыталась приучить ее к краскам, хвалила ее «цветовые решения», и Ритусе, конечно, это было приятно. Если она садилась рисовать открытку или просто очередную картинку, мама всегда подсовывала ей краски и разочарованно вздыхала, когда Ритуся отодвигала их и брала фломастеры.
-Жаль, у тебя такие интересные цветовые решения…
Когда она рисовала карандашами или фломастерами, мама, и правда, про «цветовые решения» ничего не говорила. Из этого Ритуся заключила, что хвалят ее только за краски. И ей это не понравилось.
Она долго не признавалась маме, что не любит краски. Не то чтобы боялась признаваться – чего тут бояться, - просто не хотелось. Она знала, что мама тут же начнет рассказывать о пользе и красоте красок, о том, какие прекрасные картины художники рисуют красками, какие тонкие оттенки цвета можно ими передать… Ритуся прекрасно знала, что так и будет, и ей было скучно. Не согласиться с мамой она не могла: мама говорила все правильно. Но только не для Ритуси, а для каких-то настоящих художников, для которых это самое «цветовое решение» было главным делом в жизни. Ритусина жизнь никак не ограничивалась этим «решением», а наоборот, уводила ее куда-то далеко от всех на свете решений, потому что вокруг было столько нерешенных вопросов, загадок, ребусов, что уж цветовые решения уходили на задний план как самые легкие и не важные.
Но однажды, когда мама очень уж настаивала на красках, а папа одобрительно кивал маминым словам, Ритуся честно призналась:
-Мне лень.
-В каком смысле? – удивился папа.
-Ну, лень красками рисовать.
Мама с папой непонимающе смотрели на дочку.
-Погоди, а какая разница? Почему красками лень, а фломастерами не лень?
И Ритуся, немного смущаясь, объяснила:
-Когда рисуешь красками, надо много всего делать. Надо воду набрать, кисточку намочить, потом в краску окунуть, да еще посмотреть, сильно окунула или слабо, потом еще на листочке попробовать, потом снова мочить, полоскать… Столько всего делать! Фломастерами удобно: только взял – уже рисуешь. Или хотя бы карандаши, но они не такие яркие, надавливать надо.
-Господи! – поразилась мама. – Ритуська, нельзя же быть такой ленивой! Что же из тебя вырастет, если ты уже сейчас так ленишься! Красками рисовать! Не квартиру убирать, не в магазин ходить – смотри, девочки в твоем возрасте и родителям помогают, и за младшими братьями-сестрами ухаживают. А ты – красками!
-Ну, Ритуська, - папа изумленно развел руками, - честно признаюсь, удивила. Откуда такая лень?
Ритуся пожала плечами. Откуда же ей знать? Просто лень – и все. Как бывает лень собрать разбросанные игрушки. Не усталость – позови бегать-гулять, тотчас бы побежала. А вот собирать игрушки – лень. Не хочется. Не хочется, чтобы мама потом говорила «особенным» голосом: какая молодец, сама все собрала. Проще все бросить и куда-нибудь уползти в уголок, а собрать только когда мама уже начинает сердиться. Главное – она не сама решила, а маму послушалась, тогда можно.
Так и с красками этими несчастными. Ну вот не хочется возиться с водой, которая, к тому же, так и норовит разлиться, а за это ругать будут, следить за кисточками – в стаканчике оставлять нельзя, нужно вынуть, вытереть, положить аккуратно. Словом, морока.
Но вот слова мамины – что из нее вырастет, если она сейчас такая ленивая – Ритусю обидели очень. При чем тут краски! Когда она вырастет, она совсем не будет лениться, она будет артисткой, будет заниматься любимым делом, а не тем, что велят взрослые.
Ритуся насупилась, к глазам подступили слезы, она засопела, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать от обиды. Мама, вглядевшись в ее опущенный профиль, поняла, что перегнула палку, и легко махнула рукой:
-А, впрочем, какая разница! Пусть рисует чем хочет. Правда ведь?
И Ритуся с папой в один голос с облегчением сказали:
-Конечно, правда.
***
Васька с Марьяной подходили к двести шестому номеру «Националя». Выйдя из такси, они припустили рысцой, но, поднимаясь на второй этаж, все снижали и снижали темп. А подойдя к нужному номеру, и вовсе замерли.
Васька прижалась ухом к двери и замерла.
-Ну, что? – нетерпеливо прошептала Марьяна.
Васька отлипла от двери и пожала плечами:
-Не знаю, не слышно ничего.
-Пусти, я послушаю!
Они поменялись местами. Марьяна тщетно пыталась уловить из-за двери хоть какой-то звук.
-Эх, жалко, фонендоскопа нет, - огорченно прошептала она. - Ну что, стучим?
-Погоди, я еще попробую, - Васька снова заняла позицию у двери. – Как-то подозрительно тихо.
-Вась, - голос Марьяны дрогнул, - как ты думаешь, их не убили?
-Ну, если так… - Васька сжала губы и занесла кулак, чтобы стукнуть. По дороге передумала и на всякий случай нажала на ручку двери. И ручка повернулась!
Тихо, без скрипа открыв дверь, женщины вошли в маленький коридорчик и тут же услышали негромкие голоса. Они с облегчением переглянулись: живы, разговаривают! – и сделали еще два шага вглубь коридора.
И застыли от изумления. Их собственные мужья и человек, которого эти самые мужья собирались убивать или же который, возможно, собирался убивать их, звонко чокались пузатыми рюмками и были, по всей видимости, вполне довольны жизнью.
Вот тут-то и вырвался у Марьяшки возмущенный возглас:
-Мы с ума сходим, а они тут выпивают!
Не успевшие выпить мужчины так и застыли с рюмками в руках. Но если Марьяшку узнали все, то со вторым персонажем вышла трехсекундная заминка, пока Андрей не сказал меланхолично:
-Это был мой парадный костюм. У меня и свидетели есть – парочка десятков профессоров из шести-семи стран. Они были на конференции.
-А как ты хотел? – с претензией отозвалась Васька. – В чем мне еще было идти?
Алексей с Борисом во все глаза следили за семейной сценой.
-Ну, да, пардон, не подумал, - покорно кивнул Андрей. – Я, конечно, был уверен, что ты придешь, только не представлял, что в моем костюме.
-Подожди, - остановил его Алексей, - ты что, знал, что они явятся?
-Ну, про Марьяшку не знал, конечно, - признался Андрей, - но свою-то жену я как облупленную…
-Не о том говорим, мальчики, - перебила Васька. – Так или иначе, но мы здесь, и хотели бы знать, чем это вы занимаетесь.
-Да вы проходите, девочки! – спохватился Борис.
Подозрительной Ваське показалось, что он пребывал в полном восторге от этой ситуации, развлекался и получал истинное удовольствие.
Васька с Марьяной прошли в комнату, сменили своих мужей в мягких креслах и величественно приняли из их рук рюмки с коньяком.
-Вась, признайся честно, вы пришли своих мужей от меня спасать? – очень серьезно спросил Борис.
-А ты как думал? – не стала упорствовать Васька. Она, наконец, сняла очки и шляпу и снова приобрела внешние признаки принадлежности к женскому полу.
-А ей идет, - заметил Алексей Андрею, кивнув на Ваську.
-А то! – демонстративно задрал нос Андрей. – Костюмчик-то шикарный… был. Отдать, что ли? Пусть носит. Не жалко. Все равно ведь уже испортила.
-Ничего с твоим костюмом не случилось, - недовольно пробурчала Васька. – Подшивку отпорю, плечики сниму, и будет твой костюм, как новый. Жадина.
Борис не выдержал и расхохотался.
-Ну, ребята! Ну, уморили! Нет, серьезно, девчонки, на что вы рассчитывали? Если, конечно, действительно думали, что я такой крутой, что обоих парней положу одной левой?
-Да нет, о тебе мы как раз так не думали, - безмятежно глядя на Борьку, пропела Марьяшка. – Положить моего мужа… одной левой… боюсь, при всем старании у тебя бы не получилось. Так что об этом мы не волновались. Мы думали, у тебя охрана может быть. Ты же у нас столичный бизнесмен, а какой нынче столичный бизнесмен без охраны?
Андрей непроизвольно покосился на Алексея и поразился – как настроение у человека может измениться буквально за секунду. Только что рядом с ним был внешне очень спокойный, но внутренне напряженный до предела мужчина, предвидящий крах своей семьи. Алексей и теперь выглядел спокойным, но глаза его улыбались, он ощутимо расслабился и успокоился уже по-настоящему.
«Она не только за нас боялась! Она еще боялась, что Алешка Бориса убьет, - вспомнил Андрей. – Только бы не ляпнула, а то все испортит!»
Но Марьяшка все-таки была хорошим психологом – не ляпнула.
-Знаете, мужики, - обернулся Борис к стоящим мужчинам, - честно признаюсь: завидую. Правда. Дорого бы я отдал, чтобы узнать, примчится моя жена меня спасать или нет.
-А ты проверь! – посоветовал Андрей. – Подумаешь, проблема.
-Легко сказать, - покачал головой Борис. – Страшно. Понимаешь, боязно мне, а вдруг не придет? И как мне тогда?
-Ну, знаешь… - усмехнулся Алексей, - вот что мне бы никогда в голову не пришло – это проверять свою жену.
-Но ведь проверил же. И доволен, сразу видно.
-Я никого не проверял. Ты создал ситуацию, когда нам всем пришлось принимать решения. Мы их приняли – кто как смог.
-Может, хватит? – переглянувшись с Марьяшкой, прервала Васька. – А то мы, кажется, достигнем того, из-за чего мчались сюда.
-А именно? – живо обернулся к ней Борис.
-Драки, - спокойно пояснила Васька.
-Ну, это, конечно, лишнее. Тем более, что мы тут без вас, кажется, подружились.
Васька снова подозрительно посмотрела на Бориса:
-Развлекаешься?
-С чего бы? – деланно удивился тот.
-Не ври, - строго приказала Васька.
-Ну, если честно, есть такое, - Борис широко улыбнулся и развел руками. – Ребята, не обижайтесь, ну, сами прикиньте ситуацию! Две мои школьные подруги сначала радушно принимают меня дома, потом думают обо мне хрен знает что, отправляют своих мужей биться с моей вооруженной до зубов охраной, сами же пугаются и бегут на помощь – по-видимому, убивать эту мою охрану и меня вместе с ней. Ну и как ты хотела, чтобы я реагировал? Конечно, развлекаюсь!
-Никто бы ничего о тебе не думал, если бы не твои слова у Васьки дома, - холодно сказала Марьяшка. – Мы ведь так до сих пор и не знаем, что ты уже успел сделать в отношении нас и что намереваешься сделать.
-Мужики, ну объясните им! – чуть ли не жалобно попросил Борис. – Мы уже все выяснили, обсудили, скажите же им! Хватит из меня монстра делать.
Однако жалости к нему почему-то никто не испытал.
-Сам заварил кашу, сам объясняй, - рассудительно сказал Алексей, - заодно и мы еще разок послушаем.
-О Господи! – мученически вздохнул Борис. – Народ, мне ужасно неловко, что я так переполошил два семейства, лучшие половины которых знаю сто лет и, поверьте, весьма им симпатизирую. А теперь уже знаю вторые половины ваших семейств и очень этому рад. Девчонки, я сказал чистую правду: Федоров действительно партнер моего босса, я приехал специально, чтобы с ним встретиться. Но то, какой именно судья вынесет нужное решение, и боссу, и Федорову безразлично. Ну, заболела судья, с кем не бывает! Это, знаете ли, жизнь… Но не все же судьи в городе поболели, правда? Нашелся другой, поздоровее. И – все! С этой стороны никакого интереса к Ваське нет. Тут главное – Юрия Сергеевича убедить, он у вас мужик умнейший, хитрющий, пожалуй, и у меня бы кишка была тонка с ним схлестнуться. Как вам-то удалось?
-Справились, - коротко ответил Алексей, не сводя глаз с Бориса.
Алексей действительно расслабился после слов Марьяшки о нем, которые она произнесла с гордостью. На душе сразу стало тепло и спокойно, ушли мучительные подозрения и горькие ожидания. Теперь Алексей снова мог сосредоточиться на Васькиной проблеме, которая хвостом зацепила их всех. Он снова был собран и слушал откровения Бориса, не упуская ни слова, ни интонации. И снова верил. Но уже не потому, что Борис ему так уж понравился, а просто потому, что нет ему никакого резона топить девчонок.
-Не расскажете? – с неподдельным любопытством Борис смотрел на участников драмы.
Алексей покачал головой:
-Нет необходимости.
- Думаю, простым больничным этот волчара бы не удовлетворился. Ну, дело ваше. А что касается меня, то я ко всему здесь происходящему вообще отношения не имею. Дела у меня совсем другие, а эту тему случайно краешек зацепил, знаю ведь, что Васька судья. Вот только сначала удивился, что деньги взяла, как-то на прежнюю Ваську непохоже.
Васька густо покраснела, а Борька продолжал:
-Ну, а когда узнал, что деньги отдала все до копейки, успокоился: прежняя Васька, не подменили.
У Васьки горело лицо. Напрасно она убеждала себя, дескать, кто бы говорил – сам насквозь в криминале, да в таких деньгах, по сравнению с которыми Васькины «гонорары» - мелочь.
Сама-то она понимала, что дело не в суммах, а в том, что Борька знал ее другой: принципиальной, независимой, непокупаемой! Не неподкупной, это очень уж пафосно, а именно непокупаемой. Даже «непродающаяся» - это не то слово, потому что оно означает, что тебя пытаются купить, а ты не продаешься. Со школы Борька был уверен, что купить Ваську никто и не попытается, она просто не допустит такой попытки – поэтому она и непокупаемая.
И теперь Васька мечтала только об одном: чтобы Борька не узнал о конвертах, которые передавал ей Юрий Сергеевич. Можно сколько угодно оправдываться тем, что отказать шефу было нельзя. Ну так уволилась бы, сейчас же увольняется, когда припекло. Просто конверты были необременительным и очень приятным дополнением к ее повседневной жизни, и Васька в свое время постаралась не обратить внимания на то, куда девалась ее непокупаемость.
Наверное, если бы не это совсем уж темное дело, в которое попытался окунуть ее шеф, она так бы и продолжала радоваться дополнению к зарплате и включать конверты в их семейные планы. Все так живут, кто может, конечно! Васька могла. Она не вымогала взятки, не требовала их от истцов, жаждущих удовлетворения, или ответчиков, желающих откупиться. Она брала только то, что ей предлагали, зная, к тому же, что отказаться и остаться на работе она не сможет.
А вот Борька, этот пройдоха, рыльце которого даже не в пушку, а совсем уж в комьях этого пуха, почему-то не усомнился в том, что за прошедшие двадцать с лишком лет Васька осталась принципиальной дурой, вынужденной жить на невеликую судейскую зарплату. И так он был в этом уверен, что удивился не возврату денег, а тому, что Васька их сначала взяла.
Васька злилась на Борьку, но ни за что не хотела, чтобы он узнал, как она изменилась.
***
Визит в «Националь» явно затягивался.
День выдался таким длинным, богатым на всякого рода переживания, причем, переживания полярные, что Марьяна просто падала с ног. Сидя в удобном кресле в Борькином люксе, она делала над собой усилие, чтобы не задремать.
Марьяна убедилась, что ее предположение было правильным – Борька их не выдаст - и теперь немножко жалела, что послушалась Ваську и подняла всю эту кутерьму. Можно было никому ничего не говорить, не дергать Алешку с Андреем, не провоцировать Алешкину ревность.
Кроме того, честно признаться, Марьяне было жаль упущенной возможности: встретиться с Борькой, ну, не переспать, конечно, но, по крайней мере, посидеть, вспомнить юность, почувствовать себя снова молодой и желанной, а это Борька недвусмысленно демонстрировал. Теперь уже никак.
Мужчины, вроде бы, совсем расслабились, трепались под коньяк о чем попало. Васька участвовала в разговоре, а Марьяна от общей беседы отключилась и, откинувшись на спинку кресла, стала думать о Любахе и о том, имела ли она право сегодня мчаться сюда, не подумав об исходе дела. По всему выходило так, что муж для нее оказался важнее дочери.
Марьяна впервые попала в ситуацию выбора «муж – ребенок» и даже не поняла, что это и есть выбор, не задумалась, правильно ли она поступает, а сразу бросилась на помощь мужу. И помощь-то от нее какая могла быть? Разве что доблестно погибнуть за компанию. А все равно помчалась. Что же это означает? Что она плохая мать?
Марьяна поежилась. Мысль была тревожная, но она собралась и стала рассуждать дальше. Все-таки она оставила Любаху не на улице и не одну в квартире, а в безопасности, с родной бабушкой и даже с удачно вызволенным Васькой портфелем.
Значит, все в порядке? Она не предала дочь, не подвергла ее опасности? Поступила правильно? А если бы все-таки что-то случилось с ними обоими – с Алексеем и с ней, – как бы жила дальше Любаха? С больной бабушкой, без средств… Значит, не имела она права приезжать сюда?
От мучительных сомнений начала болеть голова, и Марьяна, встряхнувшись, отбросила так не ко времени одолевшие мысли и снова включилась в реальность.
Ребята болтали ни о чем: о политике, о жизни в Москве, о перспективах рубля и о том, в какой валюте хранить сбережения. Алексей мимоходом дал несколько профессиональных рекомендаций Борису: его тестю недавно поставили неутешительный диагноз. В общем, все болтали, как старые приятели. Только Алексей начал тревожно посматривать на пребывающую в полном изнеможении жену.
-Друзья, а вам не кажется, что нам пора? – наконец, решительно сказал он и поднялся с кровати, на которой, за неимением свободных посадочных мест, устроился вместе с Андреем.
Васька с готовностью вскочила:
-Да, уже давно пора.
-Рад был познакомиться, - Андрей первым протянул руку Борису.
-Я тоже рад, - серьезно ответил тот и, в свою очередь, протянул руку Алексею.
Алексей кивнул и пожал руку не колеблясь.
-Ребята, еще одну минуту, - попросил Борис, когда они стояли уже у дверей. – Я просто хотел сказать, как я рад, что так все получилось, что мы познакомились. Вы, конечно, простите меня за дурацкую выходку, но я вот посмотрел на вас… В общем, вы, все четверо, классные, сильные ребята. Вы молодцы, я вас уважаю и рад был с вами встретиться. Думаю, у вас все будет хорошо. Ну, а если смогу чем-то помочь, - обращайтесь, буду рад. Ну и, конечно, будете в Москве – сообщите заранее, встречу, устрою в лучшем виде, как своих. Вот Андрей на конференцию собирается…
-Ну, посмотрим, еще неясно, кто поедет. Но спасибо.
Васька, прощаясь, расцеловала Бориса в обе щеки, похлопала по совсем чуть-чуть выпирающему животу, ткнула кулаком в плечо:
-Ну, что? Пока, зараза!
Марьяна под взглядом мужа демонстративно поцеловала Борьку в щеку и отошла:
-Пока, Борька. Переполошил ты нас, но все-таки я рада, что увиделись. На двадцатипятилетие приедешь?
-Не знаю, - развел руками Борис, - как выйдет. Себе не хозяин.
-Дело служивое, - понимающе кивнула Васька, снова пряча волосы под шляпу и надевая темные очки.
-Вот-вот, - вздохнул Борис, - но все равно постараюсь. Сейчас-то ни с кем больше не повидался, только с вами. Завтра уже назад.
-Ну все, бывай, - Алексей решительно отвернулся и первым вышел из номера. За ним потянулись остальные.
-Домой! – простонала Васька, глотнув свежего воздуха. – Не могу больше, сейчас упаду.
-А я уже, можно сказать, упала, - поддержала ее Марьяна. – Думала, усну там в кресле.
-А скажите мне, девчонки, какого хрена вы приперлись? – поинтересовался Алексей. – Ведь дело могло так спокойно и не разрешиться.
Женщины переглянулись.
-Потому и приперлись, - объяснил Андрей. – Я точно знал, что Васька придет! Правда, любовь моя?
-Да уж, конечно, - вздохнула Васька. – Где ты, там и я. Портфель привезла – и бегом.
-Какой портфель? – озадаченно спросил Андрей.
-А, Любахин. Она в автобусе забыла.
-Погоди, а Марьяшка? – не понял Алексей.
Марьяшка с Васькой рассказали душераздирающую историю забытого портфеля, а Васька доложила о том, как проходили переговоры в автобусном парке – Марьяшка этого тоже не знала, не до того было. Друзья хохотали, Васька притворно-обиженно надулась, потом рассмеялась вместе со всеми.
-Да-а, видок у тебя тот еще, - вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил Андрей.
-Да нет, костюм ей как раз идет, - заметил Алексей, - да и шляпа ничего, только очки эти кошмарные снять и волосы распустить.
-А ну, давай! – азартно предложила Марьяна.
-Обалдели? – прикрикнула Васька. – А если кто увидит, узнает?
-Да темень же какая! Поздно, все нормальные люди уже спят. А ты в темных очках вообще уже ничего не видишь.
-Давай, принцесса, не дрейфь, снимай очки, ничего не будет. В случае чего прикроем.
Наконец принцесса сдалась, дала подержать шляпу ее законному владельцу, а очки, которые ей и в самом деле в темноте жутко мешали, спрятала во внутренний карман пиджака.
-Нет, вы видели?! – пораженно воскликнул Андрей. – Как будто всю жизнь в моем костюме проходила. Теперь и заначку не спрячешь.
-Да ладно, Андрюшка. Я тебе каждый раз в этот карман запасной платок запихиваю, мне ли не знать!
Васька отстегнула заколку, удерживающую волосы, помотала головой, и светлая волна, чуть ли не светящаяся в темноте, рассыпалась по плечам. Забрала у Андрея шляпу, надела кокетливо, по-женски и сама почувствовала, как хороша, как стильно смотрится. Положила руки на бедра, чуть отклонилась назад, горделиво задрала подбородок.
-Вот это да! – восхищенно ахнула Марьяшка. – Девушка с рекламы.
-Хороша! – прищелкнул языком Алексей и толкнул жену в бок. – А? Скажи?
-Не то слово, - подтвердила жена.
-Мадам! Я очарован! – мелким бесом закрутился вокруг Васьки Андрей. - Я покорен. Боже мой, за ночь с такой женщиной я готов отдать все, чем владею!
-Ну и чем же таким вы владеете, сударь, что могло бы заинтересовать эту женщину? - чуть растягивая гласные, театрально протянула Васька и, резко развернувшись на месте, вытянула руки, целясь в Андрея воображаемым пистолетом.
-Сдаюсь! – Андрей поднял руки. – Сдаюсь и смиренно признаю: нет таких сокровищ, которые были бы достойны вас. Потому покорно прошу принять от меня в дар взятый напрокат костюм, а заодно и шляпу, которая так вам идет. Только не отказывайте в близости, - подойдя вплотную и обнимая Ваську за талию, интимно промурлыкал Андрей.
-Пора по домам, - заключил Алексей. – Марьяшка, уходим, а то этот ловелас начнет ее прямо здесь раздевать, лишь бы свой костюм вызволить.
-Клевета! – возмутился Андрей. – Я дотерплю до дома.
-Ладно, ребята, - засмеялась Васька, - по домам, а то я сейчас просто упаду, а заставлять профессора нести девушку на руках через полгорода как-то совесть не позволяет.
-Профессор не значит кабинетный червь и доходяга! – возмутился Андрей. – Я готов хоть сейчас!
Наконец пары расстались и разошлись в разные стороны – по домам. Уже подойдя к автобусной остановке, Васька взмолилась:
-Такси!
Андрей был полностью согласен.
Дома Васька как была – в мужнином костюме, только обувь с облегчением скинула, - упала на кровать и закрыла глаза. Сквозь дремотную неподвижность она чувствовала, как Андрей, осторожно поворачивая с боку на бок, снял с нее многострадальный костюм, блузку, бережно укрыл одеялом и погасил свет.
И Васька провалилась в сон.
***
Сон был странным.
Она, маленькая, шестилетняя, рисует цветными карандашами картинку в подарок папе на день рождения. Ощущает гладкую полировку карандаша, по которой съезжают пальцы, и Васька сердится на карандаш. В комнату кто-то входит, Васька пугается, что это папа, он сейчас увидит картинку, и сюрприза не получится. Она животом ложится на рисунок, заслоняя его, и огладывается на дверь. Оказывается, это мама, и Васька снова сползает на стул, открывая картинку.
Мама не похожа на себя. Вернее, похожа, но только на ту маму, которой уже много лет, которая уже болеет, и маленькая Васька знает, что скоро мамы не станет. Она понимает, что так быть не должно, еще много лет она должна жить с родителями, и мама должна быть совсем молодой, и у нее начинает колотиться сердце, к глазам подступают слезы.
-Мама, почему ты такая?
-Какая? – удивляется мама.
-Старенькая, - еле выговаривает Васька. Ей неудобно говорить это слово, она боится обидеть маму, но как иначе объяснишь, что приключилось.
-А как же? – удивляется мама, но не обижается, и Васька этому рада. – Бабушке положено быть старенькой.
-Бабушке? – озадаченно переспрашивает Васька. – А чья ты бабушка?
-Как чья? – продолжает удивляться мама. – Твоя, конечно.
Васька теряется. Она во сне точно знает свое будущее, помнит, что у нее –взрослой - детей нет.
-Мама, у меня же нет детей. И не будет.
-Ну, как же нет? – смеется мама. – Вот же ты!
-Так ведь я твоя дочка! Я же не внучка! – Ваське становится страшно. Куда-то подевалась вся жизнь, в которой у нее нет детей, и получается, что она – это не она, а ее дочка, которой нет.
-Так не бывает, - шепчет Васька.
-А вот сама увидишь, - смеется мама. – Покажи картинку!
Васька смотрит на свой рисунок. Она точно помнит, что там было уже почти законченное поле ромашек, над которым носятся громадные, яркие, сумасшедшие бабочки. Но сейчас на рисунке оказались папа, мама, она сама и почему-то большая кучерявая собака, которой у них никогда не было.
-Как красиво! – восхищается мама. – Дедушке понравится. Это будет подарок от всей вашей семьи, и даже от Лаки.
-Почему дедушке?! – кричит Васька. – Папе! Я же папе рисую!
-Но ведь он твой дедушка, - терпеливо объясняет мама.
Васька проснулась с колотящимся сердцем, почти задохнувшись – так перехватило дыхание во сне. Было уже позднее утро, в квартире тишина, Андрей явно давно ушел на работу.
«Все проспала», - подумала Васька.
От сна не осталось четких воспоминаний, только картинка на листочке, да еще общее тревожное настроение и чувство беспомощного непонимания.
Что же меня мучает? – думала Васька. Почему мне снятся такие странные сны? Все перемешано, перекручено. Мама… все время мама мне что-то говорит, в чем-то убеждает. Что у меня будет ребенок? Какой ребенок, откуда? Мне уже совсем скоро, через каких-то пару недель будет сорок, о каком ребенке может идти речь? Ну, допустим, рискнула бы. Но Андрей? Нужно ли ему это? У него спокойная, устоявшаяся жизнь, его наука, карьера. Ребенок в таком возрасте…
Да и при чем тут ребенок?! Васька понимала, что эту игру затеяла с ней ее память. Она последнее время только и думает о себе маленькой, вернее, не о себе, а о том, какими были родители, когда она была маленькой.
Зачем ей это нужно? Почему так важно? Она и сама не знала, но так остро ей хотелось это вспомнить, что вопросы «зачем» и «почему» отходили на второй план.
Куда-то не туда меня жизнь ведет, - пыталась сформулировать Васька объяснение своим сумасшедшим попыткам. Потому и бросилась вспоминать родителей: нужна поддержка, подсказка, защита, может, даже выволочка, но только от взрослого, умного, все понимающего человека. Плохо без родителей, рано они ушли. А так хочется почувствовать себя защищенной.
Потому и ищет она свое детство, потому и хочет вспомнить, как все было тогда, посмотреть вокруг глазами ребенка, который уверен: ее не дадут в обиду, ее не бросят в беде, ей помогут, что бы ни случилось.
Но – не вспомнить. Никак не вспомнить.
-Мнемозина, - пробормотала Васька, - дай испить из реки твоей…
На странную просьбу никто, конечно, не отозвался, но вдруг задилинькал звонок входной двери.
Васька вздрогнула: кого еще принесло? Андрюшке с работы рано, да и ключ у него свой. Марьяшка без звонка бы не пришла, знает, что Васька от каждого стука в ступор впадает.
Васька прокралась к двери и тихонько, воровато глянула в глазок. Давно не мытое стеклышко глазка показало что-то странное: ростом с мужчину, но какое-то непонятно лохматое. Кто же это?! Не открывать. И вообще не подавать признаков жизни. Васька так же на цыпочках прокралась в спальню, схватила телефон и набрала номер мужа.
Вообще-то в рабочее время она Андрею никогда не звонила - вдруг посреди лекции заорет мобильник, вот красота. Но сейчас Васька была напугана не на шутку: неизвестный лохмач продолжал настойчиво трезвонить в дверь. Его дилиньканье даже складывалось в какой-то непонятный ритм.
И вдруг сквозь эти звонки Васька услыхала «Танец с саблями» - рингтон на Андрюшкином телефоне. И раздавались эти звуки именно оттуда, с лестничной площадки.
Не отключая телефон, Васька бросилась назад к глазку. Существо за дверью перестало звонить, закопошилось, и вдруг, неожиданно у него появилось озабоченное Андрюшкино лицо.
Не колеблясь больше, Васька распахнула дверь. С телефоном в руках за дверью стоял Андрей и широко улыбался. Когда она открыла, он что-то быстро спрятал за пазуху и теперь стоял, придерживая оттопыривающийся ком.
-Ты чего пугаешь? – недовольно спросила Васька, с любопытством посматривая на нечто, спрятанное за пазухой. – Ключ потерял?
-Специально не хотел ключом открывать, - радостно сообщил он. – Хотел, чтобы сама открыла и увидела.
-Так что увидела-то? Ну, открыла. И что?
-А вот! – торжествующе провозгласил Андрей, вытаскивая нечто из-за пазухи.
Васька завороженно, во все глаза глядела на крупного толстенького щенка, которого Андрей держал под пузико.
-Это тебе.
Васька наконец посторонилась, Андрей зашел в квартиру, занося кругленькое чудо.
-Собака… - потрясенно прошептала Васька.
-Знаешь, я подумал, что тебе сейчас тошновато одной сидеть. Да и потом жизнь изменится, работа будет другая, пока привыкнешь… А собака будет тебя развлекать. Смотри, какой классный! Это эрдель, обещает быть довольно крупным.
Васька не слушала, что говорит муж, она, не отрываясь, смотрела на щенка.
-Собака. Вот откуда собака на рисунке.
-Эй, эй, девочка, что случилось? – с тревогой глядя на жену, спросил Андрей. – Что-то не так? Не надо было его покупать?
-Наоборот! – Васька приходила в себя, но все равно происходящее было каким-то чудом, мистикой, в которую она никогда не верила. Она подхватила щенка и прижала к себе. – Мне сегодня приснилось, что у нас есть собака, большая и кучерявая.
Андрей присвистнул.
-Вот это да… А ведь у меня выбор был: между эрделем, овчаркой и шнауцером. А я, знаешь, даже не колебался, хотя мне очень хотели впихнуть шнауцера. Как это мы так, а?
-Не знаю, Андрюша, - покачала головой Васька и поцеловала щенка, - что-то происходит странное. Но это здорово!
-Вот и ладно, - Андрей повесил пиджак в шкаф. – Как назовем мальчика?
-Лаки, - не колеблясь ни одной секунды, выпалила Васька.
-Я за. Хорошее имя. Пошли место ему устраивать.
***
В укладывании спать, конечно, ничего приятного нет. Ритуся, как и все ее знакомые ребята, укладываться не любила. Знать, что мама с папой не спят, разговаривают, пьют чай, вообще живут отдельно от нее, было горько и несправедливо.
Она всеми силами затягивала момент, который называла одним словом «пораспать», иногда капризничала, и тогда маме или папе приходилось подолгу читать ей книжки или что-то рассказывать. Книжки для укладывания нарочно выбирали самые скучные, много раз читанные, и Ритуся засыпала от скуки.
Иногда, правда, она без капризов шла в постель, но это вовсе не значило, что она собиралась спать. Она выпрашивала у мамы десять минут, и, хоть эти десять минут пролетали незаметно, все-таки были исключительно приятными. Ритуся играла.
А история, которую Ритуся все хотела забыть, но никак не могла, случилась давным-давно, наверное, целый год или даже два года назад. И после этого она перестала играть по вечерам.
У нее были маленькие игрушки - куколка, собачка и олененок, - которых она брала с собой в постель. При этом главную роль в выборе играл их размер.
Ритуся залезала в дырку-разрез пододеяльника и устраивала себе пещеру. Складки одеяла принимали любую форму: кроватка, стол, джунгли… И там, в пещере, потолком которой служил пододеяльник, натянутый на Ритусину голову, а полом – одеяло, было Ритусино царство. Это было гораздо интереснее, чем просто играть в куклы, лежа в постели. Таинственная пещера, полумрак, возможность сложить из одеяла все, что только придет в голову, даже страшных чудовищ, открывали безграничные возможности для игры.
Кукла, собачка и олененок были подарены Ритусе в разное время разными людьми, когда и кем – она уже и не помнила.
Кукла была тверденькой, пластмассовой, сантиметров пятнадцати в высоту, с подвижными ручками и ножками. Когда-то на ней были штанишки и блузка, но со временем, после многократных переодеваний штанишки порвались, а блузка почему-то оказалась заляпана яблочным пюре, которое никак не хотело отстирываться.
Тогда мама сшила кукле роскошное платье из лоскута голубого атласа, сделала бусы из золотого бисера, и бывшая хулиганка в рваных штанах и замызганной блузке превратилась в принцессу. Принцессой она Ритусе нравилась гораздо больше, и играть с ней стало не в пример интереснее.
Собачка была беленькой с голубыми глазками, а больше ничего примечательного в ней не было. Разве что бантик на шее, который Ритусю раздражал безмерно и который она пыталась снять с первой минуты, как собачка оказалась в ее руках. Но бантик был пришит намертво, и Ритуся боялась, что, дерни она посильнее, бантик оторвется вместе с собачьей шкуркой.
Поэтому с бантиком пришлось смириться, но все-таки, когда собачка должна была играть роль страшного волка или еще какого-нибудь благородного дикого зверя, поверх нелепого бантика Ритуся завязывала тряпочку-шарфик, позаимствованный у другой, большой куклы.
Олененок был самым старым из этой тройки, мягким, уже чуть вытертым, бежевым с белыми пятнышками. Чаще всего он был не востребован и валялся в ящике с другими игрушками, но иногда и ему доставалась роль в Ритусиных играх. Он был быстроногим долгогривым конем, на котором скакала прекрасная принцесса, спасаясь от дикого серого волка - белого цвета с голубыми глазками.
Эти вечерние игры примиряли Ритусю с необходимостью ложиться спать.
Однажды к ним пришли гости – мамина подруга тетя Наташа с маленьким сыном Павликом. Тетю Наташу Ритуся знала, она раньше часто забегала к маме поболтать, и тогда Ритуся ужасно на нее сердилась и отчаянно скучала: мама занималась только ею, а Ритусе и папе не доставалось ни грамма маминого внимания. Трехлетняя Ритуся капризничала, а папа терпеливо переносил тети-Наташины визиты и только разводил руками.
Потом у тети Наташи родился сын, и они всей семьей ходили ее поздравлять. Крошечный Павлик Ритусе не понравился: он все время плакал, морщился, дрыгался, в общем, был мало похож на ребенка в Ритусином представлении. Ей дали его подержать – со страховкой, конечно, она же сама была еще маленькой. И хорошо, что со страховкой, потому что Павлик так извивался, что чуть было не вывалился из рук. Мама сказала, что у него просто болит животик, но Ритуся сомневалась. Когда болит живот, так себя не ведут.
Она, конечно, не сказала тете Наташе, что совсем не в восторге от ее малыша, но, когда потом мама предложила ей сходить в гости к Павлику, решительно и наотрез отказалась.
Потом тетя Наташа долго у них не появлялась, только звонила по телефону. Это было терпимо, потому что телефонные разговоры быстро заканчивались: Павлик начинал плакать, и она бежала к нему.
И вот теперь они оба пришли в гости.
Надо честно признать - Павлик за эти полтора года изменился к лучшему. Во-первых, он уже не был красненьким и сморщенным. Хорошенький, пухленький, румяный, в общем, такой, каким и должен быть нормальный ребенок. Во-вторых, он не извивался и не дрыгался, а уверенно топал толстыми ножками в маленьких туфельках. Эти туфельки вызвали в Ритусе чувство острой зависти: они бы очень подошли ее кукле. Но она быстро справилась с недостойным чувством, поскольку туфельки все равно были мальчиковые.
Павлика тетя Наташа сразу же отдала на откуп Ритусе:
-Мы тут игрушек принесли его любимых, идите, поиграйте.
Подумаешь, игрушек принесли! У Ритуси и у самой игрушек два ящика, складывать некуда. Но все равно интересно. Она взяла Павлика за руку, другой рукой прихватила сумку, на которую показала тетя Наташа, и они пошли в комнату.
Игрушки, надо сказать, были чудесные: красная пожарная машина издавала при нажатии на кнопку звуки сирены, машинка поменьше сигналила фарами, а домик просто каким-то непостижимым образом сам поднимался, раскладывался из обыкновенной стопки картона, только потяни за крючок посерединке.
Этот домик очаровал Ритусю больше всего. Она тут же достала свои маленькие «ночные» игрушки и начала показывать Павлику, как они хорошо помещаются в его домике. Но Павлику было все равно. Пока Ритуся с увлечением возилась с домиком, он разбросал по комнате все, до чего смог дотянуться, нарисовал синим карандашом замысловатую закорючку прямо на Ритусином столике, наподдал обутой в туфельку ногой по своей пожарной машине, отчего та включила все свои громкие и разнообразные звуки. Потом ему все надоело, он зажал в кулаке Ритусиного олененка, сел на пол и разревелся.
Ритуся растерялась. Она понимала, что как старшая должна была присматривать за Павликом и развлекать его. Но он же еще ничего не понимает! – с отчаянием думала она. Он еще не умеет играть!
На рев прибежали мама и тетя Наташа, стали наперебой успокаивать капризулю, и тетя Наташа засобиралась домой. Пока они подбирала принесенные игрушки, мама с укором прошептала Ритусе:
-Что ж ты с ним не поиграла?
-Он не умеет! – с возмущением прошептала в ответ Ритуся.
Она с беспокойством следила, как уже почти совсем одетый Павлик продолжает сжимать в кулаке бедного олененка. А когда тетя Наташа попыталась разжать кулак и извлечь игрушку, разревелся с новой силой.
Мама сказала:
-Пусть берет! Это ему будет подарок от Ритуси.
-Вот спасибо, - сразу согласилась тетя Наташа и с Павликом на руках протиснулась в дверь.
Ритуся не могла поверить: мама отдала какому-то капризному Павлику ее любимого олененка! Зачем? Почему нельзя было отнять его?
Тут как раз пришел папа, и мама позвала всех ужинать.
За столом Ритуся не произнесла ни одного слова, у нее сжало горло, и она еле глотала любимый винегрет. Папа с удивлением посмотрел на нее, потом на маму.
-Ритуська, - спросила мама, - ты что, обиделась, что я тебя за Павлика поругала?
Ритуся помотала головой и ниже наклонилась над тарелкой – она не хотела, чтобы мама с папой видели, как к глазам подступают слезы.
-Ритуська, - с беспокойством спросил папа, - у тебя что-то случилось? Может быть, в садике?
Она снова помотала головой и, подняв на маму глаза, с трудом проговорила:
-Ты отдала ему моего олененка.
-Так ты из-за олененка! – с удивлением воскликнула мама. – Он же был уже совсем старый, валялся в игрушках, ты же с ним уже сто лет не играешь!
-Я с ним играю! – закричала Ритуся. Она не понимала, что на нее нашло – она впервые в жизни кричала на маму и не могла остановиться. – Это был мой олененок! У этого Павлика куча игрушек, красивых, у меня нет таких, таких машин, такого домика! Ему не нужен олененок, а мне нужен! – слезы из глаз все-таки брызнули, но Ритуся их не заметила, не вытерла, она в упор смотрела на маму.
-Ритуся, ты что? – пораженно спросила мама. – Я куплю тебе другого… лучше…
-Мне не надо другого. Не хочу.
-Так что же ты хочешь? – не выдержав, повысила голос мама.
И такая ненависть вдруг охватила Ритусю, что она зажмурилась, но заставила себя открыть глаза и сказать, глядя маме в лицо:
-Хочу, чтобы тебя не было. Чтобы ты умерла. Как наш Пушок. Чтобы тебя совсем нигде не было.
Папа как-то очень замедленно поднялся с табуретки и ударил Ритусю по щеке. Ритуся заплакала в голос, а папа, чуть заикаясь, говорил:
-Из-за паршивой игрушки… такое сказать… о маме… да кто же у тебя есть роднее… из-за паршивой старой игрушки…
Ритуся не отвечала, она рыдала горько и безутешно, уже понимая, что натворила, но было поздно, слова сказаны, и как теперь быть - непонятно.
-Не смей ее бить, - вдруг очень громко и спокойно сказала мама. – Она права. Я не должна была отдавать ее игрушку без спроса. Прости, дочка. Ты действительно хочешь, чтобы меня не стало? Если только хочешь… скажи…
Ритуся закрыла лицо руками, отчаянно замотала головой.
-Все, - резко сказал папа, - иди спать. Сама разденешься и ляжешь.
Ритуся вылезла из-за стола и, ни слова не говоря, захлебываясь слезами, пошла к себе в комнату.
Она разделась, залезла в постель, но спать не могла. Было слышно, как мама с папой пошли в свою комнату, закрыли дверь. Ритусе очень захотелось вбежать к ним, обнять маму, сказать, чтобы мама была всегда, что жить без мамы невозможно, что ей просто было жалко олененка и обидно, что мама его отдала Павлику, у которого столько красивых игрушек…
Ритуся выбралась из постели, вышла в коридор и подкралась к родительской двери.
-Таня, что ты говоришь! За такие слова нужно бить смертным боем, выбить сейчас эту мерзость из головы…
Ритуся присела на корточки, съежилась.
-Ты не понимаешь, - это был негромкий и какой-то безжизненный голос мамы, - у нее же самое дорогое – это ее игрушки. У тебя есть книги, одежда, марки твои драгоценные… а у нее пока есть только игрушки. Это ее жизнь. А я, не спросив разрешения…
-Да что за особое разрешение нужно! Эти игрушки ты же ей и покупала!
-Правильно. Теперь они принадлежат ей, это ее собственность. Вот представь, пришли к нам в гости твой начальник с женой, и ты ей, просто так, чтобы выказать свое расположение, вынес и подарил мое вечернее платье, которое когда-то мне купил.
-Таня, не передергивай. При чем тут платье!
-А какая разница? Суть-то одна. Так что она права. А то, что сказала… это, конечно, чепуха, она еще не умеет выразить свою мысль. Она же маленькая, ей трудно адекватно объяснить…
Ритуся не все понимала из спора родителей. Она очень устала, слезы ее обессилели, чувство вины не давало успокоиться.
Когда через несколько минут папа вышел из комнаты посмотреть, что делает дочь, он нашел ее сжавшейся в комочек, спящей в коридоре у двери в их спальню. Папа покачал головой, вздохнул, осторожно поднял Ритусю и внес в спальню.
-С нами поспит, - шепнул он, укладывая дочку в середине кровати.
Мама улыбнулась, кивнула и, обняв Ритусю, закрыла глаза. Ритуся, во сне почувствовав маму, облегченно вздохнула и тоже улыбнулась.
***
Лаки оказался беспокойным приобретением. Всю первую ночь он провел в постели с Васькой и Андреем, причем, норовил заползти на подушку и уткнуться кому-нибудь в нос, а когда его, отфыркиваясь и чертыхаясь, отодвигали, тут же принимался скулить.
Васька – как сидящая дома тунеядка – благородно старалась дать поспать Андрею, поэтому основную возню со щенком взяла на себя. Пока она его гладила, Лаки молчал и уютно сопел. Но стоило Ваське немножко расслабиться от этого уютного сопения, задремать и перестать его гладить, как тот сразу начинал жалобно плакать и топать по постели к подушкам, чтобы снова ткнуться кому-нибудь в нос.
Утром Васька встала, шатаясь, с полузакрытыми глазами доплелась до ванной. Умывание не помогло, лезть под душ не было сил, и все так же, шатаясь, она поплелась в кухню приготовить Андрею завтрак. Намазав бутерброды и поставив чайник, она вернулась в спальню будить мужа и застала Лаки сладко спящим на ее подушке.
Васька обреченно вздохнула и громко воззвала к мужу:
-Эй! Дед Мороз, приносящий подарки! Вставай.
Андрюшка, наполовину проснувшись, горестно застонал.
-Вставай, вставай, - безжалостно затормошила его Васька и пожаловалась: – А оглоед-то спит, смотри, где устроился. Выжил меня и доволен.
Щенок действительно спал, как убитый, уютно свернувшись на мягкой подушке. Его не тревожили ни Васькины громогласные воззвания, ни ерзанье Андрея.
-Вот паршивец! – садясь в постели, Андрей хмуро посмотрел на трогательно спящего малыша. – И что, теперь каждую ночь так будет?
-Понятия не имею. Ты давай, иди, я там завтрак тебе приготовила, только кофе сам заваришь, а я пока на твое место лягу, мое занято. Хоть посплю немножко.
С облегчением устроившись в теплой, нагретой мужем постели, Васька мгновенно отключилась. Она не слышала, как собрался и ушел на работу Андрей, как Лаки переполз к ней, привалился теплым толстеньким боком к плечу и снова засопел. Впервые за долгое время она спала совершенно спокойно.
Проснулась она от того, что проголодавшийся и соскучившийся Лаки забрался ей на живот и начал топтаться и поскуливать. Васька рассмеялась:
-Ну что, приобретение? Есть хочешь?
Она подхватила щенка на руки и понесла в кухню.
Орудуя одной рукой – под другой болталось приобретение, - нагрела в микроволновке молока, налила в блюдце, накрошила хлеба и поставила щенка на пол, подтолкнув к блюдцу. Лаки тут же принялся шумно есть, и Васька, продолжая улыбаться, сделала бутерброд и себе. Так они вдвоем и позавтракали.
После того как Васька вытерла одну лужу, потом вторую, потом третью, она написала смс-ку Андрею, чтобы купил лоток. Побродив по квартире и подумав, она набрала Марьяну.
-Марьяшка, ты сегодня придешь?
-Собираюсь, а что?
-Приходи обязательно. И Любаху прихвати.
-А что случилось?
-Сюрприз! Так ребенка возьми, не забудь.
-Забудешь про него…- проворчала Марьяшка. - Ладно, я сейчас занята. Любаху из школы заберу и придем. Алешка тебе не нужен?
-Не помешал бы. В общем, приходите все. Иду пирог печь.
-Тогда сто процентов все придут, - засмеялась Марьяна.
Васька возилась у плиты, готовя начинку, вымешивая тесто, и улыбалась: у ее ног крутился Лаки. Ставя пирог в духовку, она вдруг поймала себя на том, что напевает какую-то полузабытую мелодию. Этого с ней не случалось уже давно, с самого начала злополучной истории с делом Федорова. Васька немедленно отметила это как положительную динамику и фыркнула: Андрюшка бы застыдил ее за репертуар – попса, мадам, это пошло. Поэтому, пока Андрей не пришел, она, воспользовавшись моментом, загорланила эту пошлую попсу во весь голос. Изумленный Лаки присел на задние лапы и склонил голову набок. Васька рассмеялась, подхватила щенка на руки и прижала к себе.
Нет, ну какой же молодец Андрюшка! Вот такой обаятельный, толстенький маленький щенок – это как раз то, что ей сейчас нужно, и муж безошибочно это понял. Но как, как это могло случиться? Неужели появление в доме Лаки было настолько ей необходимо, что во сне Васька сумела транслировать это Андрею? Ведь почему-то он выбрал именно эрдельтерьера!
Спустив малыша на пол, Васька снова принялась за пирог, продолжая напряженно размышлять и строить догадки. Очень уж хотелось найти какое-нибудь хотя бы околонаучное объяснение – в противовес мистике, которая так и лезла в голову.
Васька попыталась занять свой обычный кабинет для размышлений – туалет, но не тут-то было! Лаки, побродив по квартире и не найдя своей ласковой кормилицы, к которой уже почти привык, поднял такой визг, что Ваське пришлось срочно впускать его в святая святых. На этом размышления, безусловно, и закончились. Какие уж тут размышления, когда мягкий шар крутится у ног, тычется носом в тапочки и, в конце концов, поняв, в каком месте находится, напускает здоровенную лужу, проявив полную адекватность сознания.
Васька со вздохом оставила попытки поразмышлять над таинственным появлением в доме нового жильца и отправилась в кухню готовить бутерброды с мясом и рыбой: единственный пирог, хоть и большой, всей ожидаемой компании будет на один зуб.
Первым с работы пришел Андрей.
-Привет! Ну, как тут у вас?
Он чмокнул Ваську и заулыбался, увидев выкатившегося ему навстречу Лаки.
-Ага! Меня встречаете, сударь? Правильно, правильно, кто еще вам молочка с творожком принесет? – он подхватил щенка на руки.
-А мне? – ревниво осведомилась Васька. – Я тоже молочко с творожком люблю.
-Придется делиться, ничего не поделаешь. Ты еще не в худшем положении: тебе-то делиться молочком месяц-другой, а мне потом всю жизнь делиться мясом!
Васька оценила ущерб и вынуждена была признать мужа наиболее пострадавшей стороной.
Андрей успел забежать в зоомагазин и теперь торжественно вручил жене лоток и пакет наполнителя для «собачьего туалета». Васька, которая замучилась гоняться за Лаки с тряпкой, тут же радостно наполнила лоток, сунула туда же использованную тряпку и сверху посадила Лаки. Тот сделал попытку выбраться, но Васька безжалостно сажала его назад, пока щенок от огорчения и, по-видимому, в отместку, не сделал лужу там, куда был посажен. После этого он был с почетом вынут из лотка, захвален и заглажен, а также накормлен свежим, только что принесенным творожком.
Андрей был чрезвычайно доволен собой. Мысль купить собаку, чтобы отвлечь жену от той дряни, в которую она вляпалась, оказалась весьма продуктивной: он с удовольствием наблюдал, как Васька улыбается, напевает – он уже и забыл, когда она в последний раз хоть что-нибудь мурлыкала, - чешет щенка за ушком. Только иногда он замечал, что Васька, взглянув на щенка, вдруг замирает и сосредоточенно о чем-то думает. Он и сам не мог понять, как так вышло – ей приснилась большая кучерявая собака, и он в тот же день принес щенка-эрделя. Но заморачиваться этим вопросом Андрей не собирался: мало ли какие совпадения бывают в жизни. Главное, что Васька повеселела, ожила, гостей назвала – выздоравливает!
Когда в полном составе явилось сгорающее от любопытства дружное семейство, Васька сунула Лаки Андрею:
-Сразу не показывай. Давай, пускай сюрприз будет, - и побежала открывать.
-Ну, что? – с порога спросила Марьяна. – Чего там у тебя?
-Тетя Вася, мама сказала, что ты мне тоже велела прийти! – заинтригованная Любаха пританцовывала на месте, с интересом оглядываясь.
-Соскучилась, - развела руками Васька. – А то как за портфелем, так тетя Вася, а в гости не дозовешься.
-И все? – мордашка Любахи вытянулась – конечно, насколько это было возможно: толстые румяные щеки сводили на нет все гримасы разочарования.
-Погоди, Любаха, - проницательно глянул на радушную хозяйку Алексей, - по-моему, нас дурят.
-Дурят, дурят, - с готовностью подтвердил Андрей, высовываясь в коридор. – Заходите скорее, а то умрете от любопытства у самого порога тайны.
-У вас тайна! – завопила Любаха и вихрем влетела в комнату. – Где?!
-Любаха! – возмущенно воззвала Марьяна. – Обувь!
В ответ из комнаты в коридор вылетели кроссовки.
-Какая тайна?!
-Ладно, не мучай их, - сжалилась Васька. – Показывай.
Андрей с видом фокусника вытащил из-за пазухи Лаки и предъявил народу.
Любаха взвизгнула, Марьяна ахнула, Алексей крякнул, и все вместе они потянулись к щенку.
-В очередь! – прикрикнул Андрей, не выпуская выдирающегося, напуганного Лаки из рук. – Вы так собаку растерзаете.
-Собачка, - восхищенно вздыхала Любаха, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до маленького, мягкого и какого-то очень трогательного ушка. – Дядя Андрей, дай подержать, я осторожненько…
-Какая прелесть! – Марьяна перехватила щенка и присела на корточки, чтобы Любахе было сподручнее его чесать.
Алексей показал Андрею большой палец.
-Молодец, Андрюха. То, что нужно, - тихонько похвалил он.
-Ну так… - скромно пожал плечами Андрей.
-Пошли есть! – позвала Васька. – А то с нашим Лаки голодными останетесь.
-Еще немножко, - заныла Любаха.
-Я что, зря пирог пекла? Нет уж, собакам тоже нужен отдых. Мой руки.
Любаха с сожалением спустила щенка с рук и пошла в ванную.
-Васька, какой хорошенький! – улыбалась Марьяна. – Похож на тех, из-за которых я всех с урока увела.
-Ничего не похож, - возразила Васька, - те были дворняжки.
-Ну, дворняжки, конечно. Просто такой же кругленький.
-Все они кругленькие, - вздохнула Васька. – Идем, есть чего порассказать.
Мужчины поглощали бутерброды, женщины налегли на пирог. Появление в доме собаки и удивительное совпадение сна и яви произвело впечатление.
-Мысль материальна, - разглагольствовал Алексей. – Тебе, наверное, подсознательно очень хотелось собаку, она тебе даже приснилась. И Андрюха это дело с твоей подкорки cчитал. Никакой мистики.
-Правда? – спросила Васька. – Никакой?
-Абсолютно, - авторитетно подтвердил Алексей.
-Жалко, - вздохнула Васька. – А я надеялась.
***
Собака внесла в невеселое Васькино затворничество удовольствие и разнообразие. Без улыбки на этот косолапый шарик смотреть было невозможно, тем более, что Лаки довольно быстро освободил свою хозяйку от проблем с тряпками: в рекордные сроки понял назначение лотка и привязался к нему, как к родному, а иногда, когда ему насыпали свежий наполнитель, даже засыпал в нем.
Проблема с ночными бдениями тоже решилась вполне благополучно. Коллега принес Андрею старую меховую шапку, которая сразу же завоевала полное доверие и расположение пса. Шапка и Лаки были поселены в кресло и ночевали исключительно там. Шапка была местами вытертая, но все равно мягкая и пушистая, и Лаки засыпал, надежно обнимая ее всеми четырьмя лапами.
Кроме того, Марьяна разрешила Ваське выходить гулять: времени прошло достаточно, скоро все равно ехать в санаторий, так что табу на прогулки можно было снимать.
Так Лаки познакомился с улицей. После первого шока он распробовал вкус свободы, и теперь они оба – и пес, и хозяйка – мчались гулять с невероятной прытью и получали от этого одинаковое удовольствие.
Соседи знали от Андрея, что Васька болела, и теперь, встречая ее, доброжелательно поздравляли с выздоровлением.
С работы звонили коллеги, интересовались здоровьем, рассказывали новости. Они знали, что Василине Ярославовне лучше, что она скоро едет в санаторий, и только Юрий Сергеевич знал, что его сотруднице рекомендовано оставить работу. Он больше не приходил, но звонил, спрашивал, как дела, не нужна ли материальная помощь. Васька заверяла, что помощь не требуется («вы и так для меня столько сделали, а я так вот свалилась не вовремя…»), что чувствует себя слабой, обессиленной, но надеется, что после санатория станет лучше. Так вопрос с увольнением и затормозился – до «после санатория». Ваську это вполне устраивало: ей и вправду нужно было успокоиться и собраться с мыслями.
На время навязчивая идея вспомнить лица родителей приутихла, как будто с появлением собаки что-то изменилось, наладилось. Васька и сама была удивлена, что не щемит сердце и не раскалывается голова от тщетных попыток вспомнить. И, проанализировав последовательность событий, решила для себя, что, раз начал так буквально сбываться ее сон, значит, каким-то образом сбудется и остальное. Значит, прав был Андрюшка: нужно просто ждать. Чего ждать, она пока не понимала, но – какая разница? Что-нибудь да будет.
Только иногда огорченно и даже досадливо думала про себя: ну что же ты, Мнемозина? Не даешь испить вод твоих…
Андрей с удивлением и облегчением наблюдал за Васькой. Он боялся, что его красивая, энергичная, деятельная жена, не пропускавшая ни одной премьеры, ни одной выставки, долго не продержится в роли нездоровой домохозяйки, и в скором времени ожидал бунта. Он с самого начала ее домашнего ареста морально готовился настаивать, убеждать, уговаривать, но того, что Васька угомонится, успокоится, будет печь пироги и гулять с собакой, он не ожидал, и теперь соображал, какая же Васька нравится ему больше. И, к собственному изумлению, приходил к выводу, что такая вот домашняя (чтобы не сказать – ручная!) Васька ему, пожалуй, нравится больше.
Самым удивительным было то, что и себя-то он всегда считал человеком отнюдь не домашним. Раньше они с Васькой проводили дома минимум времени, хозяйством особо не заморачивались, чай, не семеро по лавкам, как любил говоритьАндрей. И ему это нравилось. А вот теперь он понял и оценил истинное очарование уютного дома. Жаль, конечно, что Ваську так накрыло, но, похоже, что все складывается к лучшему.
А еще жаль, что у них нет детей. За последние недели эта мысль возникала несколько раз и вызывала щемящую тоску и чувство потери. Он боялся спросить Ваську, не жалеет ли она, но то, с какой готовностью его жена окунулась в возню с собакой, безошибочно подсказало: жалеет.
Андрей с Алексеем встретились после работы в маленьком открытом кафе – случайном островке посреди водоворота шумной улицы. Андрей специально выбрал такое место: чем больше шума вокруг, тем меньше слышишь себя, тем легче сказать то, что хочешь сказать, и спросить о том, о чем хочешь спросить.
Алексей был спокоен и уверен – как всегда. Он не торопил события, не спрашивал, зачем Андрей предложил встретиться. Видел, что тому трудно начать, и не настаивал, хотя мимоходом бросал весьма зоркие взгляды на собеседника.
Сначала поболтали о том о сем: как дела у Любахи, что подарить Ваське на день рождения, вспомнили свой кавалерийский наскок на гостиницу «Националь», посмеялись. Наконец, Андрей решился.
-Знаешь, Алешка, мы же с тобой никогда особыми друзьями себя не считали, правда? Девчонки – да, подруги, а мы уже как-то по инерции. Или я ошибаюсь?
-Да нет, не ошибаешься, - улыбнулся Алексей. – Очень точно сформулировал: друзья по инерции.
-Но последнее время…вот как началась у Васьки вся эта хрень… сблизились мы как-то. Тебе не кажется?
-Почему же не кажется? – продолжал улыбаться Алексей. – Я и сам об этом думал. Столько вместе пережили… - он хмыкнул.
Андрей облегченно перевел дух. Приятно, когда с самого начала непростого разговора знаешь, что тебя понимают.
Понимают-то понимают… Впервые блестящий профессор, лекциями которого заслушивались даже самые бестолковые студенты, не знал, как начать разговор.
Видя, что собеседник и, как выяснилось, старый (или новый – как посмотреть) друг мнется, Алексей перестал улыбаться.
-Слушай, Андрюха, ты что, от Васьки уходить решил?
-Ты что?! – вытаращил на него глаза Андрей. – С чего бы?
-Да ты все мучишься, не знаешь, как разговор начать… Ну, я и стал думать, что сложнее всего объяснить другу семьи.
-Нет, - покачал головой Андрей, - промахнулся.
-Тогда что? Любовница?
-Да что у тебя всякие глупости в голове? – с досадой отмахнулся Андрей.
-Да как сказать… Говорят, ты с девулей какой-то неоднократно по кафешкам замечен…
Андрей вспыхнул, покраснел:
-Дело прошлое. Хватит с меня девулек.
-Ого, она была не одна?
-Да говорю же, прошлое! Можно подумать, ты Марьяшке никогда не изменял!
-Было пару раз, - признался Алексей.
-Ну и все. Хватит с меня. Ваську я бросать все равно не собираюсь, так чего рисковать? Мне ее одной выше головы хватает, а каждая новая тоже со своими проблемами. Вообще рехнусь. Нет уж.
Алексей рассмеялся:
-И правда, с женщинами не угадаешь. Слушай, а ты уверен, что Васька не знает?
-Ты думаешь… - Андрей ошеломленно посмотрел на приятеля. – Да нет, ничего она не знает. А теперь-то и знать нечего.
-Ну, тогда не понимаю, что у тебя за страшные тайны. Давай, рассказывай.
И Андрей, наконец, с облегчением выложил все, в чем так мучительно сомневался последнее время.
-Понимаешь, - говорил он, - я уверен, что, будь у нас ребенок, все было бы иначе. Ну, у Васьки. Не было бы всей этой катавасии.
-Да уж, конечно. Хотя… - Алексей хмыкнул, - не факт. Ты что, не понял еще, что наши подружки чокнутые? Для них вляпаться в какую-нибудь историю – просто медом по сердцу, хоть с ребенком, хоть без.
-Но ведь раньше ничего такого не было? – неуверенно проговорил Андрей.
-Ага, вот только в Турции их пришлось отбивать у подвыпившей компании. Одно рыло я тогда все-таки начистил.
-Правда, - согласился Андрей. – Но Любахи у вас тогда еще не было.
-Ну, да, - вынужден был признать Алексей, - тогда еще не было. Зато когда Марьяшка бомжиху в дом притащила кормить, уже очень даже была и мне все рассказала.
-Бомжиха – это не то. Марьяшка просто несчастную беременную бабу пожалела. Васька тогда ей денег подкинула на роддом, только боюсь, что она их пропила еще до роддома.
-Ну ладно, - сдался Алексей. – Я, в общем, с тобой согласен: ребенок вам давно был нужен. Но у каждого своя жизнь, я и не лез. А Васька что, тоже хочет? Поздновато, вроде.
-Васька молчит, - сумрачно отозвался Андрей. – Молчит, как рыба. Но я вижу, что жалеет. Со щенком возится, как с ребенком, даже неприятно иногда.
-Со щенком ты молодец, мне бы и в голову не пришло. Как раз вовремя, пока она с катушек не съехала.
-Молодец-то молодец, но щенок – штука хоть и приятная, но проблемы не решит. Временная мера, отвлекающий маневр. Скоро она к нему привыкнет. Будь мы помоложе, я бы сам предложил ребенка родить, а когда ей сорок…
-Ну, положим, сейчас и в сорок первого рожают.
-Сложно. Опасно. Если бы еще она сама захотела, а так получается, что, если я заговорю первым, значит, я ее на риск толкаю, понимаешь?
-Ну, да, это понятно, – Алексей помолчал. – Ну, хорошо, об этом мы подумаем, тут сразу не решишь. Но, как я понимаю, этим твоя проблема не исчерпывается?
-Ты прав, как всегда, - усмехнулся Андрей. – Но моя идея напрямую связана с тем, что я тебе рассказал, - он снова замолчал.
-Ну? – поторопил Алексей.
-Ну… в общем, это где-то похоже на Марьяшкину бомжиху. Я вот подумал, чтобы не рисковать Васькиным здоровьем, не толкать на риск… может, нам ребенка усыновить?
-Ага… - Алексей удовлетворенно откинулся на спинку легкого пластмассового стула. Спинка чуть подалась под его весом, и он быстро принял прежнее положение – оперся локтями о стол. – Ага. Это действительно серьезно. Над этим надо много думать. Ну ладно, а сейчас-то чего так долго мучился? Никак сказать не мог?
-Да, понимаешь, - Андрей улыбнулся, - я же понятия не имею, как на это отреагирует Васька. Пожалуй, предложение взять ребенка для нее может оказаться еще тяжелее, чем предложение родить. У нее эта навязчивая идея – вспомнить детство, родителей, причем, именно молодыми, в общем, думаю, она подсознательно хочет ребенка. А может, и сознательно хочет. Но боится. Или боится мне сказать. И я боюсь. И что нам с этим делать?
-Ох, ребята, - вздохнул Алексей, все же откидываясь на спинку стула и аккуратно, с опаской, находя наиболее устойчивое положение, - интеллигенция, блин, рефлексирующая. Сами себе проблемы и сложности на пустом месте творите. Скажи, ты что, жене настолько не веришь?
-Почему не верю? – опешил Андрей.
-Не веришь. Ты не веришь, что она нормально, спокойно воспримет твои сомнения и желания. Не веришь, что нормальный, человеческий разговор по душам ей доступен так же, как тебе. Я понимаю, - Алексей жестом остановил вскинувшегося было Андрея, - ты боишься ее обидеть, задеть. Она, по всей видимости, боится задеть тебя, поставить в неловкое положение – если, например, предположить, что она хочет ребенка, а ты нет. Так вот, господин профессор, все это детский сад. Иди-ка ты, друг, к ней. И разговаривай, понял? Ты что, до сих пор своей жены не знаешь? Ей же больше всего на свете ясность нужна! Так что иди и проясняй ситуацию.
Андрей помолчал.
-Спасибо, Алешка. Ты прав, надо обо всем поговорить. Только, наверное, после санатория. Пусть съездит, отдохнет, день рождения отметим, и тогда поговорю. Спасибо тебе, просто камень с души снял.
-Да не за что, - усмехнулся Алексей, вставая, - обращайтесь, господин профессор.
***
Васька толком не могла понять, хочется ей в санаторий или нет. С одной стороны, было здорово вырваться из заточения, сменить обстановку, пожить немножко в полном покое и бездумности. С другой, было боязно совсем оторваться от своих, от мужа, который последнее время стал рассеян, задумчив, невнимателен. Встряска последних недель как-то сблизила их, но теперь, когда все, вроде бы, благополучно завершилось, Андрей снова стал отдаляться. Васька постепенно приходила к выводу, что у Андрея кто-то есть, это вызывало страх и брезгливость, наполняло сердце пустотой и болью, и уезжать сейчас, не разобравшись, не расставив точек, ей не хотелось. И еще не хотелось остаться один на один со своими мыслями.
Все, что произошло с ней за последнее время, никак не укладывалось в привычные представления о нормальном существовании, перетряхнуло все в душе и мозгах, заставило изменить не только жизнь, но и отношение к ней.
Долгое сидение дома располагало к размышлениям и оценкам, и Васька, которая и всегда была склонна к самоанализу, теперь имела возможность тратить на это многие часы.
Самоанализ показал удивительные вещи. Информация, хранящаяся в самых дальних закоулках ее уставшей памяти, никак не хотела прорываться на свет божий, но потихоньку выплескивалась в странных, совершенно удивительных снах. И Васька запросила помощи.
-Марьяшка, ты придешь?
-Ну да, собираюсь. Любаха тоже просится, с Лаки поиграть.
-Слушай, мне бы поговорить, - нерешительно сказала Васька. Отказывать Любахе не хотелось, надо было что-то придумать.
-Так что, не брать? Что-то опять случилось? – упавшим голосом спросила Марьяна.
-Не-ет, ничего не случилось, не пугайся. Знаешь, - радостно нашла выход Васька, - бери Любаху, мы гулять пойдем. Она будет Лаки выгуливать, а мы поболтаем. Как тебе?
-Годится!
Васька с Лаки встречали девочек у подъезда. Васька прихватила пакет с мусором, к которому Лаки проявлял живой интерес из-за наличествующих там куриных косточек.
Наконец, показались Марьяна с Любахой. Любаха весело помахивала полиэтиленовым пакетом.
-Мы пирожок к чаю принесли, - объяснила Марьяна.
Любаха со щенком бросились друг другу в объятия и в ту же секунду забыли о старших товарищах и их руководящей и направляющей роли. Марьяна засмеялась:
-И волки сыты, и овцы целы. Можем спокойно разговаривать. Так что случилось?
-Погоди, - остановила ее Васька. – Любах, возьми мусор, выкинь. Он не тяжелый, а вы все равно мимо бака пробежите.
Любаха с готовностью забрала у тети Васи пакет и, размахивая уже двумя мешками, заскакала хоть и по сложной траектории, но все же выдерживая общее направление к мусорному баку. Лаки возбужденно носился вокруг.
-Ну? Что случилось? – нетерпеливо напомнила Марьяна.
Впервые Васька, собаку съевшая на любых разговорах, выступлениях, речах, монологах, была в затруднении. Она пригласила Марьяшку поговорить, но вот о чем… Этого она сама понять теперь не могла. Но подруга тревожно ждала, и Васька решительно тряхнула головой, отбрасывая назад светлые волосы и – заодно – темные сомнения.
-Предстоит тебе, подруга, нелегкая задача: убедить меня в том, что моя жизнь имеет некий смысл. Я, со всеми потрясениями, последнее время в этом сомневаюсь.
Марьяна изумленно уставилась на Ваську:
-Депрессия? У тебя?! Не может быть!
-Ну почему сразу депрессия? – Васька тут же пошла на попятный. – Конечно, не депрессия. Просто, знаешь, я все думаю, сначала глупостей наделала, вас втравила, ну, вроде, закончилось все… а теперь этот санаторий… вот не знаю, хочу я туда ехать или нет.
-Хочешь, - твердо сказала Марьяна. – Ты очень хочешь в санаторий. Ты давно туда хочешь, это твое самое заветное желание, и вот теперь оно исполняется.
Васька хмыкнула:
-На меня гипноз не действует. Ты мне вот что скажи: на какой фиг это все? Работа мне нравилась, но я ее потеряла. Андрюшка утомляться стал, по его физиономии вижу, и приходит поздно. У него там студенток юных завались, только логично было бы кем-нибудь вплотную заняться… а то я какая-то… неудачная…
Марьяна вытаращила глаза:
-Ты хочешь сказать, что у Андрея кто-то есть?
Васька с деланым равнодушием пожала плечами:
-Не знаю. А это самое главное, правда? – в ее голосе вдруг, едва ли не впервые в жизни, проскользнули жалобные нотки. – Достаточно не знать, ведь правда же? И тогда спокойно живешь, ничем не заморачиваешься…
-Вась, ты серьезно? – пораженно спросила Марьяна. – Да с чего ты взяла? Ты что, не видишь, что он тебя любит? Ты посмотри, на что он ради тебя пошел! И к Борьке в гостиницу поперся, хотя шансов, что все хорошо закончится, сама знаешь, было не так уж много.
-Понимаю. Все понимаю. Вот и думаю – ради чего все это.
-Знаешь что! – сердито окрысилась Марьяна. – Ты, подруга, без дела засиделась, вот и съезжаешь с катушек. В роль нервнобольной вжилась по макушку. Делать тебе нечего, кроме как работать. Дома ты себе дела найти не можешь, домохозяйку строить из себя надоело, вот и бесишься. Был бы забот полон рот, семья, проблемы, уроки, только рада была бы дома побыть, хозяйство подтянуть.
Васька изумленно посмотрела на Марьяну. Рациональное зерно в ее словах определенно было, но признаваться в этом даже самой себе пока что не хотелось. Васька решила сопротивляться до конца.
-Ну вот, Андрюшка мне заботу подкинул, вон, скачет. Знаешь, сколько с ним проблем?
-Заботу! – передразнила Марьяна. – Лучше бы он тебе в свое время другую заботу подкинул, больше пользы было бы. Сейчас бы твоя забота вместе с моей уроки делали, и не было бы всех этих приключений.
Сердце резко сжалось, так резко, что Васька испугалась.
-Что сейчас об этом… - глухо сказала она. – Жили как жили, думали, так лучше.
-Ну прости, Васен, - Марьяна прижалась щекой к щеке подруги. – Я все понимаю, но сейчас нужно что-то делать. Тебе разозлиться нужно, кураж поймать. Нет, ты как хочешь, а менять что-то в жизни тебе просто необходимо.
-Ну, вот, работу поменяю, - невесело усмехнулась Васька. – На скучный, однообразный, презираемый мной нотариат.
-Погоди, может, это только временно, - успокаивала ее Марьяна. – Жизнь меняется так быстро и кардинально, что уследить не успеваешь.
Поскольку Любаха с Лаки перемещались хоть и бегом, но кругами, а старшее поколение медленно и настойчиво, как ему и положено по возрасту и статусу, придерживалось прямой, мусорного бака они достигли практически одновременно.
Увидев, что ребенок до сих пор носится с мусорным пакетом, Васька, поймав Любахин взгляд, укоризненно подняла брови. Любаха радостно завопила:
-Все, тетя Вася, выбрасываю!
Она размахнулась - Лаки с визгом отскочил в сторону, - и полиэтиленовый пакет, описав плавную дугу, красиво полетел в бак.
Три пары глаз завороженно проводили его глазами, а потом сосредоточились на втором пакете, оставшемся в девчачьей руке.
-Ой! – пискнула Любаха.
Из пакета просвечивали картофельные очистки, смятые коробочки из-под сока и остальная хозяйственная, вернее, уже постхозяйственная, дребедень.
-Доченька, - нежно спросила застывшее в ступоре дитя потрясенная Марьяна, - а зачем ты наш пирог выбросила?
-Я нечаянно, - продолжая недоверчиво разглядывать оставшийся пакет, сообщила Любаха.
Васька заливалась хохотом. Ее отпускало напряжение, тоска, вызванная нелегким разговором, тоже отступила, и теперь, наблюдая за пришибленными лицами мамы и дочки, она хохотала, сгибаясь пополам, потом даже присев на корточки, чем тут же воспользовался пес. Он немедленно подскочил к ней, положил лапы на колени и, весело повизгивая, принялся лизать хозяйский нос. Подхватив его на руки, Васька с трудом поднялась и перевела дух.
-Заботы! – объяснила она обернувшейся к ней Марьяне и снова рассмеялась.
-Тетя Вася, ты не думай, я не нарочно, - жалобно глядя на нее, сказала Любаха.
-Ну, ты мусор-то все-таки выкинь, а?
-А, да.
Пакет с мусором, наконец, попал по назначению.
Марьяна вздохнула:
-В кои веки после работы я испекла, наконец, пирог… Думала, чаю попьем… Между прочим, был вкусный.
-Мамочка, извини! Я не нарочно! – бедная Любаха чуть не плакала. – Я больше не буду!
-Что не будешь? – живо заинтересовалась Васька.
-Ну… - затруднилась Любаха и, уже понимая, что говорит, в общем-то, глупость, все-таки закончила: - Пироги выбрасывать, - и тут же сама прыснула.
-Ладно тебе, Марьяшка, - Васька сунула Любахе в руки щенка и обняла ее за плечи, - пеки почаще, вот ребенок и привыкнет к пирогам в сумке. Правда, ребенок? – Ребенок понуро кивнул. – А поскольку я тунеядка и домохозяйка, у меня тоже есть пирог. И нам хватит чаю попить, и папе возьмете. Идем?
-Идем, - с облегчением согласилась Любаха, - я твои пироги тоже люблю. И папа любит. Не хуже маминых.
Компания двинулась к дому. Было понятно, что все философские беседы на сегодня закончились.
Марьяна нарочито-обиженно пеняла дочке за выброшенный пирог, но сама потихоньку радовалась: Васька повеселела, заулыбалась, ожила – никакого пирога не жалко. А вот Любаху было как раз жалко, зря она ее так застыдила. Поэтому Марьяна, приотстав на лестнице, подмигнула дочке и прошептала:
-Удачно получилось с пирогом. Видала, как тетя Вася развеселилась? А то такая грустная была… – и тут же громко, ворчливо добавила: - Иди-иди… пирогоуничтожительница! – и еще раз подмигнула.
Любаха тут же засияла, на круглых щеках снова появились очаровательные мамины ямочки, и она, прибавив ходу, поволокла выдирающегося Лаки вверх по лестнице.
Когда, наевшись пирога и получив изрядный кусок с собой – «для папы», гости уже стояли у дверей, Марьяна, прощаясь, сжала Васькину руку:
-Держись, подружка. Ты же сильная! Держись, все хорошо будет.
-Была сильная. Теперь, видишь, просто размазня. Укатали Сивку…
-Брось, - голос Марьяны стал строгим. – Хватит себя жалеть. На днях еще приду, договорим.
***
В санаторий Ритуся собиралась радостно. Она уже была уведомлена о том, что, пока мама на процедурах, ей придется терпеливо ждать одной, что минеральные ванны они будут принимать вместе, и кислородный коктейль ей тоже дадут – надо же хоть что-нибудь получить от пребывания в санатории.
Против ванн она не возражала: купаться любила, а уж понежиться в теплой водичке – кто ж откажется! Она пыталась представить себе ощущение, когда лежишь в подогретой газированной минералке, которую мама покупает в магазине, и пузырьки газа щекочут кожу, и заранее хихикала и ежилась.
Таинственный и загадочный кислородный коктейль привел в полный восторг. Ритуся сначала попробовала глотать воздух, который, как она знала от папы, и есть, по большому счету, «кислородный коктейль», но захлебнулась, и у нее еще долго побаливало где-то в районе диафрагмы. Тогда она решила, что пить воздух ее все-таки не заставят, ведь для этого незачем ехать в санаторий. Призвав на помощь свое неслабое воображение, она представляла нечто, наполненное воздухом, невесомое, похожее на взбитые с сахаром белки, и облизывалась.
Была еще одна радость и надежда: санаторий стоит на речке, и там можно будет купаться. Ритуся заранее уложила свой надувной круг, с которым плавала в прошлом году, когда они ездили на море. Круг был, собственно, не кругом, а скрученной спиралью надувной змейкой, которая своими кольцами охватывала Ритусю от талии до груди. Эта змейка вызвала огромный ажиотаж среди пляжной не умеющей плавать детворы: она выглядела гораздо импозантнее, чем вульгарный малышовый круг, и по сравнению с ним смотрелась чуть ли не элегантным аксессуаром купального костюма.
Но Ритуся надеялась, что наконец-то в этом году она научится плавать. Раньше мама говорила, что плавать ей еще рано, что в воде долго находиться не стоит – можно застудить почки, вот пройдет еще год-два… И сейчас Ритуся надеялась уговорить маму, что она уже достаточно взрослая, чтобы научиться плавать в речке.
В садике все знали, что Ритуся уезжает на две недели, и, в основном, завидовали. Завидовали-то, конечно, не близкому, соседнему санаторию, ребята из ее группы побывали и на болгарских пляжах, и на Кипре, и в Турции – названия, от которых Ритуся только тихонько ахала. Но две недели без садика! Воистину, было чему завидовать.
После дурацкого случая с бедолагой Вовчиком и его лопаткой, когда им кричали «тили-тили-тесто», она молчала до самого конца дня, пока за ней не пришел папа. Молча поела, первая встала из-за стола, чтобы не сидеть рядом с ухмыляющимися обидчиками, молча нарисовала заданную картинку и раскрасила круги и треугольники. Когда к ней подошел добрый Вовчик и взял за руку, - руку зло выдернула, отвернулась и по-прежнему не сказала ни слова. Когда папа помахал из коридора, подошла спокойно, хотя обычно бежала вприпрыжку.
Папа с тревогой смотрел на дочку, но ни о чем не спрашивал, пока не вышли на улицу, только мимоходом мазнул ладонью по лбу, вроде бы поправляя волосы: проверил температуру. Лоб оказался холодным, и папа промолчал. Молодец, папа! Ритуся очень боялась, что, если он скажет хоть слово, спросит, что с ней, она тут же, сию секунду, не выдержит и расплачется: она очень устала держаться спокойно-ненавидяще-презрительно, и слезы были уже где-то близко.
Выйдя на улицу, папа не повел ее обычным путем – прямо по дорожке, а потянул за угол садиковой ограды, в какой-то двор. Ритуся этот двор не знала: он лежал в стороне от ее обычных путей. Но сейчас он, чужой, незнакомый, где на лавочках сидят незнакомые старушки, и гуляют незнакомые тетеньки с разноцветными колясками, и никому до нее, Ритуси, нет дела, – это было то, что нужно. Папа довел ее до пустой скамейки, сел, усадил рядом и потребовал:
-Рассказывай.
Ритуся засопела. В глазах закипали слезы, она держалась из последних сил.
-Ритуська, - ласково сказал папа, - я ведь вижу, тебя обидели. Если бы ты сама чего-то натворила, мне бы нажаловалась воспитательница. Значит, не ты, значит – тебя.
Ритуся смотрела в землю, дыхание стало прерывистым. А папа продолжал:
-Я же видел, как ты уходила. Плохо уходила. И в первый раз Вадик не подошел попрощаться.
Все. Слово сказано, имя названо. И Ритуся, упав лицом на папины колени, наконец, разрыдалась.
Где-то она слышала, что от слез становится легче. Враки. Слезы ручьями текли по щекам, двумя водопадами сбегали на папины колени, на его брючине вмиг образовались два мокрых пятна, которые быстро соединились в одно большое, а легче не становилось ни чуточки. В груди что-то надрывалось с каждым всхлипом, и слезы начинались именно оттуда – из глубины груди, из самого сердца, и там бурлили, кипели, сотрясая все тело, и только потом находили себе выход, но там, в глубине, уже кипели следующие, и конца этому не было видно.
Папа гладил ее по волосам, испуганно, бестолково и бесполезно бормоча:
-Солнышко мое… да что же произошло… девочка моя, зайчик мой, ну, успокойся… тебя обидели… ну, не надо… ну, расскажи мне…
Он схватил Ритусю на руки, прижал к себе, и она теперь, вместо брючины, уткнулась в его плечо, и рубашка намокла так же быстро. Теперь на папе были два мокрых пятна по диагонали: левая брючина и правое плечо.
Постепенно, очень постепенно Ритуся стала осознавать окружающее. Ей показалось, что слезы внутри нее наконец-то закончились, остались только те, что лились сейчас из глаз. Но вот закончились и они. Ритуся несколько раз судорожно всхлипнула, чувствуя себя опустошенной, будто вместе со слезами из нее вылились на папу все ее силы, все мысли и желания. Она поерзала у папы на руках, стараясь сдвинуться с неприятно-мокрого наплаканного пятна.
Папа приподнял ее, посадил на сухое колено. Демонстративно и многозначительно потрогал промокшую на плече рубашку, потом – таким же жестом – штанину с большим мокрым пятном, и печально посмотрел на Ритусю.
-Н-да… И как предлагаешь теперь идти домой? Что люди подумают? Ну, рубашка еще ладно, бывает. А вот штаны… Как-то оно двусмысленно выглядит, тебе не кажется?
Вообще-то Ритуся еще не настроена была успокаиваться, сидела хмурая и пошмыгивала носом, но, взглянув на папину брючину, помимо воли хмыкнула, хихикнула, потом не выдержала и засмеялась.
-Вот так-то, - удовлетворенно заключил папа. – А теперь рассказывай.
Ритуся снова нахмурилась, но плакать больше было нечем, и она вяло начала рассказывать о сегодняшнем дне.
-Я туда больше не пойду, - вполне ожидаемо заключила она свой рассказ.
-Ага, понятно, - кивнул папа. – Вот радость-то народу.
-Подумаешь…
-Да нет, это, конечно, в последнюю очередь. Вот скажи мне, если бы Вадик не кричал вместе со всеми, ты бы так же рассердилась?
-А что Вадик? – запальчиво воскликнула Ритуся и сама почувствовала, что краснеет.
-Ну как что? – папа пожал плечами. – Это нормально, всегда есть кто-то, с кем приятнее всего общаться, кто нравится больше других. Вадик умный парень, с ним есть о чем поговорить, разве не так?
-Так, - с готовностью согласилась Ритуся.
-Ну и понятно, что ты дорожишь его мнением.
Ритуся с удовольствием признала папину версию.
-А вот что я тебе скажу, дочь моя… Ты пользуешься несомненным успехом у лиц противоположного пола.
-У каких это лиц? – недовольно пробурчала Ритуся и дернула плечом. – У Вовчика?
Папа прищурился:
-А если бы над Вовчиком в вашей группе не смеялись, если бы относились, как к тому же Вадику, тебе было бы приятно, что он принес тебе эту лопатку?
-Не нужна мне его лопатка!
-Не о том разговор, не увиливай. Было бы приятно?
-Ну… наверное…
-И правильно. Женщине всегда приятно, когда мужчины от нее с ума сходят, хоть у мамы спроси, она подтвердит.
-Да не нравится мне этот Вовчик нисколечко!
-Ну и ладно. А только Вадику ты тоже нравишься. И орал он сегодня эти глупости только потому, что ужасно приревновал тебя к этому Вовчику.
Ритуся приободрилась, но все еще с недоверием сказала:
-Ну да, нравлюсь…
-Еще как нравишься. Вот увидишь, завтра первым подойдет здороваться, будет делать вид, что ничего не произошло.
-Я не пойду завтра… - сразу насупилась Ритуся.
-Обязательно пойдешь, - авторитетно заявил папа. – Маме ничего не скажем, сам тебя отведу, только попозже, чтобы всех уже привели. Вот и посмотришь, кто тебя встречать выбежит. Можешь мне верить, я же мужчина, мужскую психологию знаю. Ты только… - папа замялся, - знаешь, ты этого Вовчика не обижай, ладно?
-Я не обижаю, - растерялась Ритуся. Ей было непонятно, почему папа так за него заступается.
-Понимаешь, - объяснил он, - если человек с детства знает, что он кому-то нравится, а кому-то нет, - это нормально. Всем нравиться невозможно, но есть человек, мнением которого дорожишь больше всего. Как я понял, для него такой человек – ты.
Ритуся пожала плечами, хотя слышать это было очень приятно.
-Ну вот… а если и этот человек предаст, отвернется… тогда уж неизвестно, что вырастет из этого мальчика. Может, конечно, сожмет зубы и будет жить дальше, но обиды детской не забудет. А может из-за этой травли озлобиться. Понимаешь?
Ритуся неуверенно кивнула.
-Нужно дать человеку шанс вырасти человеком. Просто не отворачивайся от него. Разговаривай. Совсем не обязательно дружить, просто общайся. Он, кажется, хороший паренек, и твоим верным рыцарем будет совершенно бескорыстно.
-Пап, - Ритуся тихо подергала папу за рукав, - а я что, эту детскую обиду тоже на всю жизнь запомню?
-Не-а, - весело сказал папа и, сняв Ритусю с колен, поставил на землю. – Забудешь! Потому что из этой обиды выйдешь победительницей.
-Откуда ты знаешь? – усомнилась Ритуся.
-Завтра увидишь.
Назавтра они с папой шли в садик медленно-премедленно и пришли, когда все уже собирались завтракать. Папа вежливо извинился за опоздание, а к Ритусе подбежал Вадик.
-Ритка, привет! Я новую ракету запустил, та-ак подлетела! Идем, расскажу.
Ритуся обернулась к папе. Он чуть заметно улыбнулся, кивнул и, уходя, помахал ей.
Все выходные перед отъездом мама заготавливала для папы еду, чтобы он продержался без них с Ритусей две недели, собирала вещи и всем давала наставления: и остающемуся папе, и уезжающей вместе с ней Ритусе. Ритуся с папой переглядывались и за маминой спиной разводили руками: понятно, волнуется.
И вот, наконец, папа погрузил их в автобус, и долгожданное путешествие началось.
***
Марьяна, как и обещала, пришла через пару дней и, к своему неудовольствию, снова застала Ваську хмурой и подавленной.
-Да что же это такое! – всплеснула она руками. – Васька! Ну что происходит? Я сегодня одна и без пирога, так что давай, рассказывай.
Васька вяло отмахнулась:
-Да нечего рассказывать. Мне и тогда, в общем, нечего было, так, поныть просто.
-Ты все еще думаешь, что Андрей тебе изменяет?
-Да нет, - все так же вяло отозвалась Васька, - на самом деле не думаю, это я так, под настроение…
-Негодяйка, - вздохнула Марьяна. – Я тут все мозги себе сломала, как узнать, как убедиться, что делать, если подтвердится, что изменяет! А эта, видите ли, «под настроение»!
-Ну извини, Марьяшечка! Ну правда, так иногда тошно на душе становится, неохота ни о чем думать, ничего делать…
-У тебя это «иногда» последнее время случается ежедневно.
-Полоса такая, не бери в голову.
-Знаешь что! – свирепо глядя на подругу, сказала Марьяна. – Я знаю, что с тобой происходит. Ты, мать, зажралась.
-В смысле? – не поняла Васька.
-В том смысле, что твои проблемы игрушечные, надуманные.
-Ну, конечно! – Васька была полна сарказма. – То, что у меня не семеро по лавкам, естественно, означает, что у меня нет никаких проблем.
-Дело не в этом. При чем тут семеро по лавкам?
-А в чем тогда?
-А в том, что ты, слава Богу, не знаешь, что такое настоящие проблемы или настоящая беда. И свои принимаешь за эталон.
-Каждый свои беды за эталон принимает.
-Нет, не каждый, - возразила Марьяна. – Знаешь, моя работа, а еще сильнее – Алешкина, научила меня понимать, что такое беда. Я навидалась больных людей, которым не в силах помочь, которым жить осталось считаные недели, а то и дни, - вот это беда. Алешка с работы черный приходит, я просто боюсь за него, его там такая беда каждый день окружает, не просто беда – трагедия! После этого любые проблемы - просто временные затруднения. Если ты здорова, здоровы твои родные, есть крыша над головой, кусок хлеба и друзья, которые тебя не оставят, - объясни, в чем беда!
Васька, опустив голову, слушала подругу. Марьяшка, безусловно, права, беды никакой нет. Но проблемы же все равно есть! – упрямо подумала Васька.
Ей не хотелось признаваться, что хандра, подавленное настроение и нервозность, гнетущие ее последнее время, могут быть просто желанием побыть слабой, пожалеть себя и заставить окружающих ее пожалеть. Ну, в самом деле, а вдруг она просто хочет, чтобы посочувствовали, приласкали, погладили по головке?
Да нет же, ничего подобного! Неужели Марьяна действительно считает, что у Васьки нет оснований для плохого настроения? Что ж они с Алешкой - оба, профессионально разбирающиеся в том, что такое беда, - тогда так переживали из-за истории с Васькиной работой?
Надо просто Марьяшке объяснить, что проблемы бывают разные, она-то на работе сталкивается только с одной.
-Я понимаю, ты насмотрелась. Но ведь проблемы бывают не только со здоровьем. И беды бывают разные.
-Ага, тогда вот тебе пример из твоей профессии. Не ты ли рассказывала о процессе, когда дочь по суду отбирала у матери квартиру и фактически выгоняла старуху на улицу? Старая женщина с махонькой пенсией оставалась без крыши над головой, а без дочери, как я понимаю, она осталась уже давно. Это, по-твоему, менее серьезная проблема, чем твоя – страшно сказать! – поездка в санаторий?
Да, здесь Марьяна попала в яблочко. Она и сама это поняла, заметив, как покраснела подруга.
Ваське действительно было стыдно: до чего же она дошла, что Марьяшка втолковывает ей такие банальности, прописные истины, которые она сама прекрасно знает, и раньше, до всей этой истории, была согласна с ними вполне.
Вот только со всеми произошедшими событиями ей совсем не хотелось оценивать, сравнивать, прикидывать степень своих страданий и их последствия. Она устала, всерьез настроилась осознавать себя жертвой, и даже предположение о возможной Андрюшкиной измене, о которой она горестно говорила несколько дней назад, было кстати: оно добавляло страданий и поддерживало настроение.
На самом деле Васька не очень-то верила, что муж может всерьез загулять. Трудно сказать, что было причиной такой уверенности: то ли полное доверие к Андрею, то ли завышенная самооценка. Но, в принципе, отчего бы и не усомниться, если уж настрой такой?
Но то, что Марьяшке пришлось, как ребенку, втолковывать ей элементарные жизненные понятия – это ей, которая всю жизнь славилась рационализмом и рассудочностью, ироничностью и скептицизмом, - вот это уже перебор.
Васька поняла, что пора прекращать страдать, надо встряхнуться и начинать новую жизнь.
Она помотала головой, деловито поднялась с места, включила чайник, достала из холодильника блюдце с лимоном, а из шкафчика – бутылку с недопитым коньяком и две рюмочки.
-Все, - решительно сказала она. – Ты права, я безобразно расклеилась. Сейчас выпьем за новую жизнь и пойдем, посоветуешь, что брать с собой. А то я по провинциальным санаториям не ездила, все больше по заграничным курортам. Это называется «фифа».
-Что? – не поняла Марьяна.
-«Фифа», - повторила Васька и пояснила: - Ну, в смысле, это я фифа, если в обыкновенный санаторий выряжусь, как на фешенебельный пляж.
Марьяна смотрела на подругу и не верила глазам. Только что, каких-нибудь пять минут назад, перед ней сидела потерянная, депрессивная баба с пустым взглядом, и вот в минуту преобразилась: глаза знакомо блестят, движения резковато-собранные, голос звонкий – Васька как Васька.
-Ну надо же… Думала, за столько лет тебя как облупленную знаю, а ты не устаешь сюрпризы преподносить. Сначала в депрессуху ударилась, что совершенно для тебя не характерно, теперь в одну минуту вылезла, снова человек, а не размазня.
-Стыдно стало, - призналась Васька. – Дожить до того, чтобы ты меня так уговаривала… Позор!
-А что, скажешь, плохо уговаривала? – ревниво спросила Марьяна.
-Хорошо, хорошо, - успокоила Васька. – Отлично уговаривала. Я и подумала: если Марьяшка вынуждена такой бред нести, такими банальностями меня грузить, значит, совсем я плоха стала.
-Вот собака! – Марьяна возмущенно прихлопнула по столу ладонью. – Я тут, понимаешь, мелким бесом…
-Мелкий бес – это бесенок, - Васька ласково обняла подружку. – Вот это ты и есть! Ой! – она замерла. – Кстати о собаках.
-Да, - поддержала Марьяна, оглядываясь, - где собака?
-Лаки! – позвали они хором и ринулись из кухни.
В гостиной все было спокойно, и они переместились в спальню. Васька вошла в узкую дверь первой.
-О-о!
-Ну что, все в порядке? – Марьяна спешила по коридору.
-Депрессия вновь надвигается на меня шагами Командора, - мрачно изрекла Васька.
Марьяна через плечо подруги заглянула в комнату. Со спальней было не все в порядке.
То, что покрывало было безжалостно стянуто с кровати и валялось на полу, - ерунда. Привыкли! То, что книжка, которая с вечера оставалась на тумбочке, теперь тоже валялась на полу, причем, занимая площадь, гораздо большую полагающейся ей за счет выдранных и разбросанных листов, - тоже ерунда. Переживем.
Но! Вперемешку с книжными листочками на полу лежали какие-то рваные разноцветные тряпки, в которых Марьяна с содроганием узнавала предметы Васькиного гардероба.
Лаки, наступив двумя лапами на батистовую голубенькую блузку, сосредоточенно тянул ее за рукав. Батист, как известно, материал деликатный, даже, можно сказать, где-то аристократический, он такого обращения не выносит, поэтому сдался очень быстро, подчиняясь грубой силе. Рукав оторвался, прихватив с собой плечико с воротничком, и удовлетворенный Лаки выплюнул рукав, радостно заулыбался и, наконец, поднял голову. И увидел стоящую в дверях хозяйку.
Коротко взвизгнув, он подскочил на месте, завертелся юлой, с невообразимой скоростью пронесся по комнате, врезался в кровать, отлетел от нее, рванул назад и, залетев под шкаф, немедленно затих.
Марьяна зажала себе рот ладонью, не решаясь громко рассмеяться: она понимала, как расстроена сейчас Васька, но ничего не могла с собой поделать. Общий вид разгромленной комнаты, перепуг и сумасшедшие метания собаки – это было выше ее сил. Увидев, как у стоящей впереди Васьки затряслись плечи, она, продолжая одной рукой зажимать рот, другой погладила подругу по спине.
И вот тут Васька захохотала в голос. Стоя друг напротив друга, они обе смеялись – до икоты, вытирая слезы, постанывая и повизгивая.
Когда смех немного отпустил, Марьяна протиснулась мимо Васьки в комнату и, наклонившись, подобрала несколько тряпок. Из-под шкафа блеснул внимательный глаз.
-Все, помогать собираться уже не надо, - обессилено, еще продолжая по инерции улыбаться, сказала Васька. – Пошли в магазин. Денег еще немножко осталось. Теперь будешь помогать выбирать.
***
Еще по дороге в первый магазин, Васька определила и конкретизировала задачу:
-До костюмов и вечерних платьев он не добрался, это радует. Мал еще, не сумел открыть. Значит, на повестке дня – блузки, свитерки, ну, в общем, сама видела. Деньги я забрала все, еще на карточке есть. Придется Андрюшке потерпеть до зарплаты. Сам виноват – его приобретение! Я права?
-Однозначно, - решительно подтвердила Марьяна. – В случае чего пускай к нам есть приходит. Я ему какой-нибудь еды тоже подброшу в холодильник.
-Нечего баловать, - недовольно сказала Васька. – Так он решит, что ничего не случилось, и будет продолжать в том же духе.
-Что «в том же духе»? – с интересом спросила Марьяна. – Собак приносить?
-Издеваешься, - вздохнула Васька. – А его, между прочим, тоже воспитывать надо, вместе с Лаки.
-Ну, положим, блузки твои он не грыз, - резонно заметила Марьяна. – Так что голодать ему, в общем-то, незачем.
-Заступаешься, да? – засмеялась Васька.
-А ты как думала? Должна тебе сказать, что ты – натура совершенно извращенная, я в этом очередной раз убедилась. Почему-то куча испорченной одежды подействовала на твое настроение лучше, чем все мои душеспасительные беседы. – Васька фыркнула. – И не фыркай, пожалуйста, а лучше посмотри, какая вырисовывается тенденция. Что тебя развеселило за последние дни? Выброшенный в мусорку пирог и разорванная одежда. Ну, ладно, пирог, допустим, был мой. Но одежда – твоя. Подведи итог: ты нормальная?
-Думаю, не очень, - с готовностью подтвердила Васька.
-Вот и я думаю. Но ради того, чтобы ты, наконец, взялась за ум и снова стала человеком, я готова выбросить все пироги и оставить тебя голой.
-Вот это действительно будет весело! И в таком виде – на работу, к Юрию Сергеевичу. Никаких вопросов больше не возникнет. Никогда!
-Семь пятниц! Ты же сама отказалась от психиатрического диагноза!
Обход магазинов принес кучу положительных эмоций и завершил процесс выздоровления.
-Все, несем псу новые игрушки, - радостно и беззаботно прокомментировала Васька торжественный выход из последнего магазина. – Мне уже явно хватит, даже с запасом. Что-то я, кажется, увлеклась.
-Ничего, тебе полезно, - успокоила Марьяна. – Для женщины нет ничего полезнее шопинга.
-Это что, совет врача?
-А ты как думала? Психологи давно доказали.
-Ну, все, считай, что я выздоровела.
-Только, знаешь, давай сразу, как придешь, упаковывай вещи в чемодан, а то мало ли…
-Боишься? – засмеялась Васька.
-Да уж, боюсь, конечно. С таким жильцом…
-Ничего не выйдет с чемоданом, - вздохнула Васька.
-Почему? – встревожилась Марьяна.
-Вещи-то новые, стирать нужно.
-А, правда. Тогда глаз не спускай! Если он порвет эту новую блузку, я его у вас заберу и сама воспитывать буду. Своими методами.
-Какими это? – заинтересовалась Васька. – Уж не теми ли, которыми ты Любаху воспитываешь?
-А что Любаха? – обидчиво спросила Марьяна.
-Да Любаха-то как раз ничего. А вот пес тебе на шею сядет и свой куцый, купированный хвост свесит.
-А то тебе на шею не сядет! Вон, даже не поругала, посмеялась – и все. Смотри, наладится он тебя развлекать!
-Ну, будь же последовательной. Ты сама два часа назад восхищалась быстротой моего выздоровления и готова была отдать не растерзание всю мою одежду.
-Это было два часа назад, - недовольно сказала Марьяна. – Ладно, делай как знаешь. – Марьяна помолчала и хихикнула. – Но вид был, конечно… Такая комната нарядная стала.
-Ага, именно нарядная, - согласилась Васька. – Самое то слово, а то я сформулировать не могла.
Лаки встретил хозяйку как ни в чем не бывало: скакал, ластился, выпрашивал вкусненького. Он, видимо, здраво рассудил, что за это время десять раз можно успокоиться и забыть о такой мелкой неприятности. А может, и его короткая детская память долго не удерживала собственные многочисленные прегрешения.
Незлопамятная Васька, потрепав щенка по морде, сразу забросила новые вещи в стиральную машину. Тряпки с пола решила не убирать: пусть Андрей полюбуется, да и у собаки игрушки отбирать незачем, лучше с готовыми тряпками играть, чем новые себе подыскивать.
Андрей, против всех ожиданий, отреагировал гораздо более ярко, нежели собственно пострадавшая сторона. Он попытался отшлепать виновника, так что тому снова пришлось спасаться под шкафом, а когда господин профессор, наконец, понял, что щенок недоступен для физического воздействия, то долго и возмущенно выговаривал ему, стоя на четвереньках и заглядывая под шкаф.
Наконец, он поднялся, отряхнул колени и как ни в чем не бывало сказал:
-Пыли там много, пылесосить пора.
-Чего ты взбеленился? – поинтересовалась Васька, наблюдавшая процесс воспитания. – Даже я не возмущаюсь.
-Предвижу последствия, - вздохнул Андрей.
-Какие?
-Да я вот думаю… Тряпок тут довольно много, вещь явно не одна. Значит, придется восстанавливать. А если пойдешь восстанавливать, обязательно найдешь еще что-нибудь дополнительное. А цены нынче… Я не прав?
Васька покачала головой:
-Ой, Андрюшка, неправильно профессию выбрал. Это, знаешь, тебе нужно было юристом быть. У меня там новые вещи уже стираются.
-Логическое мышление свойственно не только юристам. Все деньги потратила? – деловито осведомился Андрей.
-Ты знаешь, не все, - сама себе удивляясь, сказала Васька. – И карточку я не трогала.
-Фантастика! Ну, тогда этот мерзавец может вылезать, уже не сержусь.
Санаторий приближался неумолимо. Васька с беспокойством обдумывала, как ей себя вести, чтобы никто не понял, что она совершенно здорова. Она уже давно выучила диагнозы и симптомы, которыми заботливо снабдила ее Марьяшка, но переигрывать не следовало: это вам не Юрий Сергеевич, пусть даже сверхдотошный, там профессионалы живо расколют.
Поэтому они с Марьяной договорились так: да, было плохо, но теперь уже все хорошо, как и не было, нервный срыв – вещь преходящая.
-Попринимаешь укрепляющие процедуры, оживешь, - втолковывала ей Марьяна.
-Слушай, а хуже не будет? – озабоченно спрашивала Васька. – Это больным помогает, а мне, может, только хуже сделает?
-Васька, ты - как несокрушимо здоровый человек – панически боишься себе навредить. Да никто не будет тебя лечить, успокойся! Грязи, ванны, бассейн – только подкрепишься. Эх, вот бы и мне! – мечтательно закатила глаза Марьяна.
-Так поехали! – оживилась Васька. Перспектива провести две недели с подругой ее несказанно обрадовала.
-Не могу, - разочаровала ее Марьяна. – Отпуска нет.
-Жалко, - Васька сразу сникла. – Ну, хоть на день рождения приедете?
-Конечно, приедем. Уже договорились с Алешкой, и Любаха школу прогуляет.
Но, хотя ехать приходилось без подруги, повод для радости все равно нашелся.
-Вась, я тебе заказал двухместный номер.
-Зачем? – вскинулась Васька. – Неизвестно, с кем поселят! Не хочу с соседкой, хочу одна, так спокойнее!
-Ты не поняла, - терпеливо пояснил Андрей. – Я оплатил двухместный номер, чтобы ты жила там одна.
-А зачем мне одной двухместный номер? Одноместный же дешевле…
-А затем, что я приеду к твоему дню рождения и останусь до конца смены, там четыре дня остается. И где мне, по-твоему, ютиться в одноместном номере? На коврике?
-Ура! – Васька бросилась на шею мужу. – Я тебя люблю!
-Ох, как давно ты мне этого не говорила, - прошептал Андрей, прижимая к себе жену и ловя губами ее губы.
-Ты мне тоже не говорил, - между поцелуями возразила Васька. – Целый месяц.
-Что-то мы с тобой совсем одичали. Я сейчас буду наверстывать. Ты моя любимая.
-Скажи еще.
-Любимая, единственная, самая красивая, желанная.
-А еще?
-Самая умная.
-А это комплимент?
-Конечно. Умная блондинка – это нечто невероятное. Зовите репортеров.
-Ну, ладно, уговорил.
-Теперь твоя очередь.
-Ты мой самый лучший мужчина на свете.
-Как приятно!
-Ни у кого нет такого замечательного мужа.
-Согласен на все сто!
-Ты самый сексуальный профессор в истории человечества.
-Я так понимаю, что последний комплимент – это провокация?
-Разумеется.
-Ну что ж, придется доказать, что ты не ошиблась ни в одном пункте.
Андрей подхватил Ваську на руки и понес в спальню. Лаки заскакал было следом, но был бесцеремонно отодвинут ногой и остался за захлопнувшейся прямо перед любопытным мокрым носом дверью.
Андрей с нетерпением ждал Васькиного отъезда. Ему хотелось обдумать положение, сложившееся в их семье в последний месяц.
Неприятности, которые свалились на них, сблизили его с женой, но, в то же время, обострили все существующие сомнения. Андрей хотел ребенка. Он вдруг, неожиданно для себя, понял, что их с Васькой союз всегда был построен на взаимных амбициях, но не на желании иметь полноценный дом – с тем, что он называл «семеро по лавкам». Эти «семеро по лавкам» совершенно неожиданно стали ему очень нужны, просто жизненно необходимы. Он впервые в жизни осознал, что завидует своим друзьям и коллегам, жалующимся на проблемы с детьми.
А ведь раньше, слушая рассказы о детских болезнях, о вызовах в школу и разбирательствах с обидчиками, он, вслух сочувствуя, втайне радовался, что избежал этой участи, что может спокойно работать и делать карьеру, что его жена не домохозяйка, а умная, активная, светская красавица с фигурой, не испорченной родами, что, не обремененный заботами о семействе, он может позволить себе приятные интрижки со студентками и не запланированные семейным бюджетом траты.
Что же случилось теперь? Почему Васькины проблемы вдруг всколыхнули в нем тоску по семье?
Андрей неожиданно понял, что послужило толчком к пересмотру жизненных предпочтений: Васькино неодолимое стремление вспомнить лица ее молодых родителей.
Андрею это было непонятно. Он жалел Ваську, которая была моложе его и рано осталась без родителей, но это же не повод, чтобы так изводиться из-за нормальной, в общем-то, вещи. Андрей тоже не помнил своих родителей молодыми, и Васькина Марьяшка не помнила, и все, кого он из интереса об этом спрашивал. Помнили такими, какими они были последние годы. Так чего же Ваське надо?
Его практической психологии и здравого смысла явно не хватало, чтобы разобраться с этим, и он решил прибегнуть к помощи профессионала.
Андрей поступил просто: отыскал медицинский центр, в котором был психолог, и пришел на прием.
Психолог оказался женщиной примерно одних с ним лет, чуть полноватой, но приятной. Васькина проблема, как обрисовал ее Андрей, заставила ее задуматься.
-Мне сложно делать какие-то выводы, не поговорив с человеком, только по вашим рассказам.
-Ну, хотя бы предположения у вас есть?
-Знаете, если бы она была одинокой, я бы сказала, что она остро нуждается в семье. В поддержке, в помощи… Хотя, даже при наличии семьи люди часто сталкиваются с такими проблемами. Думаю, ваша супруга очень одинока.
-Но у нас прекрасные отношения… И друзья у нее есть, у нее подруга, как сестра…
-Значит, ваших прекрасных отношений ей не хватает.
-Но она не только родителей пытается вспомнить. Ей сны такие снятся, будто она ребенок, а потом оказывается, что это не она, а ее ребенок, но ребенка же у нее нет… Извините, я путано говорю, но это по ее рассказам…
-Значит, она этого ребенка хочет. Он ей нужен.
-Правда? – Андрей просветлел.
-Поймите, это только мои предположения. Чтобы сказать, правда это или нет, мне нужно с ней поговорить, поработать. А это, как вы сами просили, мои предположения. Но думаю, что правда в этом есть.
-Спасибо. Кажется, я догадываюсь, что нужно делать. Спасибо!
***
Поселиться в санатории оказалось не так-то просто. Сначала Ритуся с мамой долго ждали с вещами в большом холле возле женщины, сидящей за стойкой со сложной и непонятной надписью «Рецепция».
-Мам, - шепотом спросила Ритуся, - а когда нам рецепт выпишут?
-Какой рецепт? - удивилась мама.
-Эта тетя же рецепты выписывает.
-Почему?
Ритуся решила, что мама не прочла надпись, поэтому удивляется.
-Там написано, - она глазами указала маме на табличку.
Мама глянула и заулыбалась:
-А, «рецепция» - это не из-за рецептов. На самом деле слово английское, по-английски звучит нормально – «ресепшн», а по-русски глупо, да? Это что-то вроде регистратуры: принимают, поселяют, сообщают, где что находится.
-Ну и назвали бы регистратурой, - недовольно сказала Ритуся.
Санаторий ей понравился: высокое здание с большими окнами, вокруг разбит сквер, много зелени, цветов и солнца. И квартира, которую мама почему-то называла «номер», тоже понравилась. «Номер» был на третьем этаже и состоял из спальни с двумя кроватями, двумя тумбочками, столом и двумя стульями, туалета с душевой кабиной и большого холла со шкафом для одежды и зеркалом.
Ритуся пробежалась по комнате, попрыгала на кровати, сходила в туалет – и вопросительно посмотрела на маму:
-Что будем делать?
Мама уже успела распаковать чемодан и разложить вещи.
-А вот, рецептурная тетя дала бумажку, сейчас посмотрим. Ага, иду к моему лечащему врачу, а он выпишет процедуры. Пойдем вместе, чтобы тебе направление на ванны дали.
-И коктейль! – напомнила Ритуся.
-И коктейль, - согласилась мама.
-А здесь уколы не делают? – на всякий случай с опаской спросила Ритуся. Раньше ей такая мысль в голову не приходила, но, когда она увидела людей в белых халатах и очереди к кабинетам, сразу вспомнила о больницах, поликлиниках, то есть тех опасных местах, где бывает больно, страшно и одиноко. Ну, сейчас она с мамой, так что одиноко не будет. А вот от уколов мама не защитит.
-Нет, что ты! Я, наверное, анализы какие-то сдавать буду, а ты здесь просто отдыхаешь, тебе не нужно.
У Ритуси отлегло от сердца. Нет, она, конечно, знала, что едет просто отдыхать, но убедиться в этом лишний раз все-таки приятно.
-Пошли? – позвала мама.
В кабинете врача Ритуся заскучала. Полная пожилая женщина долго рассматривала мамины бумаги, расспрашивала о ее печени, что-то предлагала, что-то записывала. Наконец, обратила внимание и на Ритусю:
-Дочка тоже по направлению?
-Нет, просто с собой взяла, - объяснила мама. – Если можно ей ванны попринимать, коктейли кислородные… чтобы не скучала.
-Это пожалуйста, не повредит.
Ритуся обрадовалась: скоро она попробует волшебное воздушное лакомство!
-Вот ваши бумаги, вот курортная карта, назначения. Идите в кассу, оплачивайте. Потом в третий кабинет, возьмете талоны, все процедуры с завтрашнего дня.
Потом была небольшая очередь в кассу, потом очередь побольше в третий кабинет… В общем, Ритусе стало совсем скучно. Санаторий переставал ей нравиться, все оказывалось совсем не похоже на отдых, как она его понимала. Только очереди и белые халаты, довольно тоскливо.
Она стала проситься у мамы подняться в их номер, там хоть книжки есть, которые она набрала с собой, но мама побоялась отпускать ее одну: вдруг заблудится.
Наконец, с формальностями было покончено. Они только сходили отметиться в столовую, чтобы их взяли на учет и кормили, и до ужина были свободны.
-Ну что, обед мы пропустили. Есть хочешь?
-Хочу.
-Так ты у меня совсем оголодаешь. Идем погуляем, посмотрим окрестности и поищем какое-нибудь кафе.
-Ура! Наконец! Начинается отдых!
Вокруг санатория тоже было симпатично. Вперемежку стояли старенькие пятиэтажки, парочка современных высоток, а за заборами – к радости Ритуси – настоящие деревенские домики с огородиками, курами и страшными собаками, лающими из своих будок.
Ритуся была возбуждена. Она громко читала названия улиц и номера домов, через заборы разговаривала с собаками, лезла в самый центр клумбы, чтобы понюхать какой-нибудь цветочек, который был, в общем, такой же, как и другие, поближе, но почему-то понравился ей больше других.
Мама смеялась и зорко оглядывалась по сторонам в поисках кафе. После получасовой прогулки она сдалась и обратилась за помощью к пробегавшей мимо девушке, которая и направила их к ближайшей столовой.
На ужин они пришли, не успев толком проголодаться. Им отвели места за столиком, за которым уже сидел немолодой худощавый мужчина. При виде их он заулыбался и вежливо привстал со стула.
-Здравствуйте, милые дамы, очень рад соседству.
Они познакомились. Мужчина представился Сергеем Валентиновичем, для Ритуси – дядей Сережей.
-Маргарита, - солидно сообщила Ритуся. Она посчитала, что в таком важном, взрослом заведении, как санаторий, нужно держаться по-взрослому.
-Татьяна, - улыбнулась мама.
-Какие у меня солидные соседки, - поразился Сергей Валентинович. – А можно, я все-таки буду вас звать Ритой и Таней?
-Разрешим? – серьезно спросила мама Ритусю.
-Разрешим!
Дядя Сережа был веселый и радушно угощал их диетической едой, которую им принесли:
-Рекомендую! Фирменное блюдо – пшеничная каша с паровыми фрикадельками! А это просто напиток богов – кисель.
Ритуся с мамой засмеялись.
Четвертое место за их столиком было свободно.
-А что, мы втроем? – спросила мама.
-Нет, сейчас подойдет еще один господин. Всегда опаздывает, наверное, из-за габаритов, но съедает все молниеносно. Сами увидите. Но он сегодня последний день, завтра утром уезжает.
Ритуся вертела головой, оглядывая заполненный людьми зал столовой. Людей было много, но детей она не увидела.
-А тут что, других детей нету? – спросила она у мамы.
-Наверное, нет, - мама тоже огляделась. – Это только я тебя за собой притащила.
-И это замечательно! – провозгласил дядя Сережа. – Во-первых, такую красавицу всегда приятно видеть, а во-вторых, тебе же лучше – меньше конкуренции. Единственная и неповторимая!
Когда фирменное блюдо было съедено до половины, пришел, наконец, четвертый сосед по столику. Габариты там действительно были внушительные, Ритуся, пожалуй, никогда таких не видела. Даже дамы из РОНО были не такими толстыми.
Несмотря на свои внушительные объемы, сосед оказался тихим и на удивление незаметным, поздоровался с мамой, улыбнулся Ритусе, первым закончил ужинать и откланялся:
-Извините, пойду собираться, рано утром уезжаю.
А Сергей Валентинович продолжал знакомство. Он расспросил маму о работе, Ритусю о детском садике, ну и о себе рассказывал. Оказывается, он здесь уже десять дней, осталась неделя.
-Я сюда второй раз приезжаю, язву лечу. В прошлом году, вроде, помогло, как-то год лучше прошел, почти без приступов, ну вот, решил повторить.
-Где же язву нажили? – спросила мама.
-Работа! – развел руками Сергей Валентинович. – Я энергетик, много лет работал вахтовым методом, вот и результат.
-Плохие условия?
-Да нет, нормальные, но питание, конечно, далеко от «здоровой пищи». В промежутках жена старалась как-то поддержать, но потом снова на три месяца – и все насмарку. Сейчас вот вышел на пенсию и залечиваю старые раны.
-Обидно. А чем же теперь занимаетесь?
-По секрету скажу, - Сергей Валентинович таинственно понизил голос, - книжку пишу.
-Ну да! – восхитилась Ритуся. В первый же день познакомиться с настоящим писателем – вот это повезло!
-Честно. Жизнь прожита большая, много ездил, много видел… Давно хотел заняться, но, пока работал, все не до того было. А теперь – свобода! Вот и дорвался. Я и стихи люблю, и знаю много.
-Я тоже! – радостно подхватила Ритуся. – И люблю, и знаю.
-Отлично! Надо нам будет как-нибудь посидеть, друг другу стихи почитать. Не возражаете, Танечка?
-Конечно, нет. С радостью.
-Вот и отлично! Ну что, поели? Идемте, покажу вам, где здесь что, чтобы завтра не блуждали.
После весьма познавательной экскурсии по санаторию мама с Ритусей, уставшие и сонные, наконец, приплелись в свой номер.
-Все, звоним папе и спать.
***
После беседы с психологом Андрей воспрял духом. Может быть, Васька тоже хотела бы ребенка, но боится сказать ему. Нет, скорее всего, она и сама еще не понимает, что хочет. Мучается, а понять не может.
У Андрея даже мелькали мысли: если Васька не захочет ребенка, он от нее уйдет, женится на молодой, которая рожать не откажется. Мысли эти он гнал, потому что лучше Васьки женщину пока не встретил. Одно дело маленькая необременительная интрижка, приятно проведенное время, свежие впечатления в постели, и совсем другое – совместная жизнь. После умной, красивой, ироничной, острой на язык Васьки привыкнуть к спутнице попроще будет ой как трудно, слишком уж высока планка.
Поэтому надо во что бы то ни стало уговорить Ваську. Но не сейчас, а когда приедет к ней в санаторий на день рождения. Вдвоем, на природе – совсем другое настроение, и разговоры другие.
Вся произошедшая в последний месяц кутерьма, хоть и вызывала поначалу раздражение, настроила Андрея на несколько авантюрный лад, и это состояние ему понравилось. Ребенок, в котором он так остро стал нуждаться, тоже, в его понимании, был авантюрой, и авантюрой желанной.
Васька готовилась к отъезду в провинциальный санаторий, как не готовилась к лучшим курортам Турции и Египта. Правда, подготовка здесь требовалась, по большей части, моральная.
То, что в санаторий сейчас ездят не только лечиться, но и отдыхать, ее успокаивало, а мысль, что Андрюшка совсем скоро приедет и будет с ней, вселяла оптимизм. Однако до его приезда нужно было продержаться, не помереть от скуки и не свихнуться от собственных мыслей.
Надо завести какую-нибудь приятельницу, не особенно навязчивую, - думала Васька. Когда живешь с кем-то в комнате, общение складывается автоматически, но тут уж выбирать не приходится: поселят с какой-нибудь теткой, любительницей сплетен и сериалов, так хоть беги. Нет уж, лучше она поживет одна, присмотрится к окружению и сама выберет, с кем ей общаться.
Сами сборы проходили весьма оживленно и длительно. Это была, безусловно, заслуга Лаки, из-за которого приходилось доставать вещи по одной и после ее укладки каждый раз запирать чемодан. В конце концов, Васька не выдержала и взмолилась:
-Андрюшка, я тебя прошу, иди, погуляй с этим чучелом! А я быстро все соберу.
-Так дождь же, - скривился Андрей. – Мы уже два раза гуляли, теперь только вечером.
-Иди! - грозно потребовала Васька и тут же сменила тон на жалобно-просительный. – Ну пожалуйста! Ну на полчасика! Мне хватит, я быстро-быстро все покидаю, и все. Сил моих больше нет!
Андрей тяжело вздохнул и, понурившись, поплелся переодеваться.
-Ну, смотри! Я тебе это припомню. Будешь две недели в любую погоду сама с ним гулять.
-Не выйдет, - кокетливо отозвалась Васька, - уезжаю-с! Сам будешь гулять, кормить и развлекать.
-Зато когда и я уеду, это счастье достанется Любахе. А там и ты вернешься, и уже тогда будешь отрабатывать.
-Отвертелся… За один дождь меня заставляешь две недели дежурить! Да еще в любую погоду. А совесть?
-А что совесть? Совесть – понятие субъективное и имеет свойство подстраиваться под обстоятельства.
-Циник. Истинный профессор не может быть циником. Он должен быть добрым, стареньким, седым и в пенсне.
-Я профессор новой формации. А что, тебе больше бы понравилось, если бы я был стареньким, седым и в пенсне?
-Ну не-ет, ты меня такой вполне устраиваешь. Старого и седого я не могла бы выгнать гулять с собакой. Так что зубы не заговаривай, вперед!
После того, как Андрей, наконец, нейтрализовал хулигана, дело пошло не в пример веселее. К возвращению мокрого профессора и грязного пса чемодан уже стоял в углу, полностью готовый к путешествию, и Васька с легким сердцем потащила Лаки в ванную мыть лапы.
Марьяна с Любахой приехали прощаться. Алексей был на дежурстве, так что только позвонил, пожелал хорошего отдыха и благополучного восстановления после тяжелой болезни.
-Да пошел ты… - буркнула Васька.
-Фу! А еще юрист!
-Ты забыл добавить: а еще в очках, а еще в шляпе.
-Нет у тебя ни очков, ни шляпы. Ладно, Вась, удачи тебе.
-Спасибо, Алешка. Спасибо тебе за все. Не знаю, что бы я без вас делала.
Любаха подкараулила Ваську в кухне.
-Тетя Вася, а можно, дядя Андрей мне сразу Лаки приведет? А то что ему одному с собакой мучиться? – озабоченно и с великим сочувствием к проблемам друзей забросила удочку хитрая Любаха.
-А у мамы ты спрашивала? – поинтересовалась Васька.
-А давай ты сама спросишь, а?
-Ни за что. Да и потом, дело не в маме, а в папе. Ты что, не знаешь, что папа не разрешает собаку? Спасибо, хоть на неделю согласился.
-Знаю, - вздохнула Любаха.
-Кроме того, дядя Андрей не отдаст, он Лаки знаешь как любит!
-Конечно, любит, - грустно согласилась Любаха, - Лаки все любят.
-Слушай, он же у тебя целую неделю будет. А потом приходи почаще. Будешь с ним гулять, мы тебе только спасибо скажем.
Марьяна с облегчением видела, что Васька уже почти не трепещет перед поездкой и тем, что ей придется притворяться больной и принимать лечение.
-Значит, как договаривались: ты себя нормально чувствуешь, просто с нервами еще не устаканилось. Лилию Ивановну я предупредила, она в курсе, только напомнишь, что ты моя подруга. Мы с ней договорились, что процедуры будут не лечебные, а укрепляющие, так что не переживай. На день рождения мы к тебе всей ордой завалимся, вместе с Лаки, утром приедем, вечером уедем. Присмотри пока местечко для пикника, а то с собакой на территорию не пустят. Ну, это мы еще по телефону обговорим. Звони, не пропадай.
-Да уж, конечно. Там же, небось, скукотища, только телефон и будет спасать. Ноутбук взять, что ли? Скайп будет…
-Не дам! – вскинулся Андрей. – Он мне будет нужен.
-Ну вот… - Васька развела руками.
-Ладно, телефона тебе хватит. На месте найдешь приятельниц. А то и приятелей.
-Но-но! Марьяшка, ты к чему мою жену склоняешь? – удивился и встревожился Андрей.
-А что ты хотел? Дал бы ноутбук, она бы целыми днями в экран таращилась, ни на кого бы не смотрела. А так уж не обессудь…
-Вась, я, правда, не могу… - взмолился Андрей.
-Испугался? – засмеялась Васька. – И правильно. Ноутбук я и сама теперь не возьму, хоть ты меня умоляй. Сиди с ним здесь и мучайся.
-Ладно, народ, - прервала их Марьяна. – Поехали мы. Все, счастливо. Будем на связи.
Когда Любаху удалось оторвать от Лаки и в квартире, наконец, установилась тишина, Андрей обнял Ваську.
-Вась, а ты скучать будешь?
-Буду.
-Сильно?
-Сильно.
-А ты там себе, действительно, мужика не найдешь?
-Найду, конечно! А чего ты так разволновался?
-Как чего? Жена едет на отдых, уже заранее намереваясь мне изменить…
Васька весело рассмеялась:
-Ревнуешь? Вот здорово! По-моему, в первый раз в жизни ты меня ревнуешь.
-Я тебя вообще ревную, - сообщил Андрей, - только вида не показываю.
-А надо показывать, - назидательно сказала Васька. – Не мучить, не истязать ревностью, а просто чуть-чуть показать. Вот как сейчас.
-А что, как сейчас тебе нравится?
-Нравится. Да не дрейфь, там, небось, все мужики старые и больные. Это только я одна здоровая, случайная, можно сказать.
-Только на это и надеюсь, - вздохнул Андрей.
Он и правда впервые испугался, что Васька может ему изменить. Раньше как-то не приходило в голову – даже когда сам заводил очередную пассию, даже когда видел жену в обществе совсем еще не старых коллег. Вот почему-то не думалось – и все! А теперь испугался. Очень ему стало неуютно от мысли, что Васька может вот так же, как и он, подумать о том, чтобы уйти к мужчине, которому плевать на карьеру и который захочет от нее ребенка.
Он уже открыл было рот, чтобы рассказать, что его мучает последний месяц, но заставил себя сдержаться. Не время. Позже. В санатории.
***
На следующий же день начались разочарования, и главным был долгожданный кислородный коктейль. Его давали в большом кабинете, люди заходили туда, предъявляли талоны, получали симпатичные керамические стаканчики с коктейлем и маленькие ложечки, тут же, отойдя в сторонку, съедали и возвращали посуду.
Ритуся от нетерпения приплясывала, заранее облизываясь. Она воображала себе воздушное пенное лакомство, от которого пахнет ванилью и шоколадом, тающее на языке, как мороженое, но, конечно, гораздо, гораздо вкуснее. Что мороженое! – самое обычное, его можно есть везде и всегда! А тут – специальный коктейль, который дают только в санатории. Одно название – кислородный – стимулировало полет фантазии и заставляло ожидать космического чуда.
Когда подошла их с мамой очередь, и они в обмен на талоны получили по стаканчику коктейля, Ритуся впервые заподозрила подвох: от стаканчика странно пахло.
Сначала она не поверила, что так пахнет коктейль: она ведь давно и твердо решила, что коктейль будет пахнуть ванилью и шоколадом! Она начала оглядываться в поисках источника странного запаха, но чуткий нос упорно возвращал ее к стаканчику, который она держала в руке.
Нельзя сказать, что запах был неприятым, нет. Он был не коктейльным. Он был вообще не съедобным! Ритуся прокрутила в голове ассоциации: лес… луг… лошадки… вот, где-то рядом! Травка… Да! От стаканчика пахло травками, которые мама заваривала в маленькой кастрюльке, когда у нее болела печень.
Разочарование накатывало постепенно, с пониманием, что ее злостно и жестоко обманули. Но, может быть, хотя бы на вкус он окажется… ну, наверное, уже не волшебным… но хотя бы приятным? Ритуся искоса глянула на маму. Мама съела уже половину. Она ела спокойно, без видимого наслаждения, но и без отвращения. И Ритуся решилась, зачерпнула ложкой пенку, которая на дне стаканчика уже таяла и превращалась в жидкость, и положила в рот.
Ой! И правда, лошадки! Бедные, как они это едят! И как же это проглотить? Проблема решилась сама собой: концентрированный травяной вкус свел челюсти, пенка во рту растаяла, и остро пахнущая жидкость сама протекла в горло, вызвав нечто подобное рвотным спазмам. Мама, незаметно, но зорко следившая за реакцией дочери, вовремя подхватила падающий из Ритусиной руки стаканчик:
-Что? Не понравилось?
Не разжимая зубов, Ритуся помотала головой. Она зажмурилась, но это не помогло – слезы просочились сквозь плотно сомкнутые веки, как только что просочился в нее этот мерзкий, обманный коктейль.
-Ритуська, ты плачешь? Что случилось? – мама присела на корточки и, удерживая в одной руке оба стаканчика, другой рукой гладила-тормошила дочку. – Тебе плохо?
Не разжимая век, Ритуся кивнула. Конечно, ей плохо. Кому будет хорошо, если вместо неземного воздушного лакомства подсовывают лошадиные травки и называют это волшебным именем «кислородный коктейль»!
-Что плохо? Тошнит? Ну, скажи же! Открой глаза! Дайте воды, девочке плохо!
Мама так испугалось, что Ритусе стало совестно: подумаешь, ну невкусно, ну и что? Целый театр устроила. Но мама-то, мама! Она же заранее знала, что такое этот коктейль, почему не сказала? Может, для мамы он вполне вкусный?
И только тут Ритуся вспомнила, что никому и никогда не рассказывала о своих мечтах. Сама напридумывала, - раздраженно и виновато думала про себя Ритуся. Мама понятия не имела о том, что кислородный коктейль непременно должен пахнуть ванилью и шоколадом.
К ним уже бежала пожилая медсестра, раздающая коктейли.
-Что случилось? Девочка, открой глаза! Ну! Открой глаза!
Ритуся вдруг получила две увесистые пощечины и от неожиданности открыла глаза.
Над ней склонилась женщина в белом халате, только что надававшая ей по щекам; мама сидела на корточках и со страхом вглядывалась в Ритусино лицо, вокруг толпились больные. Ритусю поразило, какая мама белая, с какой-то даже голубизной под глазами.
-Так, теперь скажи что-нибудь, - скомандовала женщина.
Ритуся растерянно оглядывалась, она не думала, что вызовет такой переполох.
-Ну, давай, скажи, - торопила ее женщина. – Что с тобой случилось?
-Я думала, - шепотом выдавила Ритуся, - думала, будет вкусно…
-Ох! – одновременно выдохнули мама и женщина.
-Извините, - сказала Ритуся и снова зажмурилась.
Ей было ужасно стыдно.
Мама крепко держала ее за руку.
-Тебе было невкусно, поэтому ты расстроилась?
Ритуся кивнула.
-Погоди, а чего ты ждала? Ты думала, какой он будет?
-Не знаю. Думала, он должен быть такой… какого больше нет.
-Необычный?
-Необычный. Вкуснее, чем мороженое, и чем шоколадка, и чем клубничное варенье… Чем все! И все равно чтобы знакомый. Вот какой-то знакомый, но вкуснее.
Мама покачала головой:
-Фантазерка ты, Ритуська. Напугала меня. Если бы ты раньше сказала, что так себе это представляешь, я бы тебе объяснила, что это просто травы. Чего молчала?
Ритуся пожала плечами. Как объяснить, что о мечтах не рассказывают? Их лелеют про себя, воображают, предвкушают, но не рассказывают, иначе это уже не мечта, а обыкновенные планы. Ритуся планы не любила. Она любила мечтать.
Теперь им предстояли минеральные ванны. Мама договорилась, что первая ванну будет принимать Ритуся, а мама посидит рядышком. Потом ванну будет принимать мама, а Ритуся подождет в коридоре.
-Как раз хорошо обсохнешь, чтобы не сразу после ванны куда-то идти, - объяснила мама.
Поэтому Ритуся сразу с утра взяла с собой книжку, чтоб не скучно было ждать маму в коридоре.
-Так, - деловито спросила мама, когда они подходили к ваннам, - ну-ка выкладывай, что ты придумала о ваннах.
-Ничего я не придумывала, - обиженно дернула плечом Ритуся. – Что о них придумывать? Минералка и минералка. Только непонятно, почему ты дома эти ванны не делала.
-Откуда ж дома минеральная вода? – удивилась мама.
-Ну как! В бутылках, ты же покупаешь!
-Ого, в бутылках. Мы, пожалуй, на одной-единственной ванне разоримся, если в бутылках покупать. Да и в бутылках она же газированная.
-А эта? – Ритуся остановилась.
-А эта нет. Обыкновенная вода, только минеральных солей больше. Чего ты встала?
Ну вот. Прощай, вторая мечта - о пузырьках, приятно и немножко щекотно лопающихся на коже.
-Знаешь, - мягко сказала Ритуся, - а давай я не буду ходить на эти ванны.
-Почему? Ты же так хотела!
-Да я как-то передумала. Лучше ты сама ходи, а я книжку почитаю. И фломастеры у меня есть, только бумаги нет.
Мама покачала головой. Она понимала, как разочарована ее дочь. Похоже, долгожданный санаторий принес им только огорчения. Но что же делать? Как Ритуська выдержит эти две недели?
-Тогда знаешь что? Давай я тебя отведу в номер, ты почитаешь до обеда, потом пообедаем и пойдем гулять. Обследуем город, найдем магазин, купим тебе бумаги, может, еще что интересное найдем. Годится?
-Годится, - с облегчением подтвердила Ритуся.
То, что не надо лезть в самую обыкновенную ванну вместо газированной колючей водички, о которой она думала, принесло некоторое успокоение. Пусть ванны принимает мама, ей нужно, а с нее, Ритуси, хватит и послеобеденных прогулок.
Санаторий оказался не таким уж веселым отдыхом. Но хоть не садик!
***
Андрей подвез Ваську к санаторию после обеда. Оставили машину на санаторской парковке, взяли чемодан и сумку и отправились искать центральный вход.
Санаторий Ваське понравился: высокое здание с большими окнами, вокруг разбит сквер, много зелени, цветов и солнца.
На ресепшене пришлось подождать, пока Ваську зарегистрируют.
-Какая глупость – писать по-русски «рецепция». Что за слово дурацкое! – тихонько сказала Васька.
-Да уж, - поддержал Андрей, - тут или по-английски, или уже совсем по-русски, регистратура какая-нибудь. Хотя «ресепшн» - это и не регистратура, то есть не совсем регистратура. Черт его знает, как это сказать по-русски!
-Ну и оставили бы по-английски, - упиралась Васька.
-Не получится. В языке не приживется. Потому и переделывают.
К счастью, несмотря на странное название, порядок в этой организации присутствовал, так что заранее оплаченная бронь двухместного номера была действительна.
-Вот вам ключ, это на третьем этаже. Вы тоже будете сейчас заселяться? – обратилась дежурная к Андрею.
-Нет, как договаривались, через неделю. Но место за мной.
-Да-да, у меня отмечено, никого не подселять. Вот талон, до пяти часов подойдете в одиннадцатый кабинет к врачу, все направления получите у него.
-Там Лилия Ивановна? – с подозрением спросила Васька.
-Нет, Лилия Ивановна в девятом. А вы что, к ней хотите?
-Хочу к ней, - решительно заявила Васька.
-Пожалуйста, - пожала плечами женщина и черкнула другой талон. – Это все равно.
Андрей поднял в номер вещи, огляделся. Номер был гостиничный - спальня с двумя кроватями, двумя тумбочками у изголовий, столом и двумя стульями, туалет с душевой кабиной и большой холл со шкафом для одежды и зеркалом
-Ничего, нормально, - заключил он. – Кровати только узковаты.
-Почему? – удивилась Васька. – Обыкновенные, стандартные.
-Это на одного, - заметил Андрей, - а для двоих – узковаты.
-Ишь ты! Размечтался! - засмеялась Васька, - В храме здоровья этим не занимаются.
-Кто сказал? Это тоже, знаешь, терапия, и весьма действенная. Я, по крайней мере, на это рассчитываю. Так что не обманывай моих ожиданий.
-Так ведь узковаты же…
-Ничего, разберемся. Положись на меня.
-Да уж положусь, здесь иначе не получится.
Андрей засмеялся и стал прощаться: он хотел засветло вернуться домой.
-Все, старушка, пока. Обживайся. И не скучай, скоро буду. Веди себя хорошо, романов не заводи, звони каждый вечер.
Андрей уехал, и Васька начала обживаться. Она разложила вещи, бросила на тумбочку предусмотрительно захваченную книгу, на полочке над умывальником расставила косметику и отправилась в девятый кабинет.
Отправилась, надо сказать, с некоторой неуверенностью.
Нет, это не советское время, и отдохнуть в санатории теперь можно без всяких диагнозов и без лечения, вот как Андрюшка собирается. Но ей-то как раз нужен диагноз!
Конечно, время прошло, этим проклятым делом занимается ее коллега, но Юрий Сергеевич мужик слишком уж дотошный, запросто может выяснить между делом в санатории, как там здоровье его сотрудницы – на всякий случай, просто чтобы не оставлять незакрытый вопрос. К кому обратится – неизвестно, но посмотреть журнал назначений, или что там у них есть, может любой. Вот так посмотрит и скажет: что вы, дорогой Юрий Сергеевич, никакого лечения Василина Замятина принимать не стала, отдохнула, отоспалась, с мужем погуляла – и все на этом.
Так что какое-то лечение принимать надо. Одна надежда – Марьяшка договорилась с этой своей знакомой.
Лилия Ивановна оказалась женщиной пожилой, крупной и хмурой, что заставило Ваську еще больше съежиться.
-Я подруга Марьяны… - робко начала она.
-А, помню, - баском сказала Лилия Ивановна и оценивающе оглядела Ваську. – Сугубо профилактические назначения. А скажите честно, девушка, оно вам надо?
Васька обмерла. Конечно, перед ней сидел профессионал, обмануть которого если кто и мог, то уж не она. И что прикажете делать в такой ситуации? «Все-таки Марьяшка ей доверяет», - подумала Васька и решилась.
-Лилия Ивановна, вы правы, мне действительно ничего не нужно. Я здорова. Но мне нужно, чтобы все знали, что я прохожу серьезное лечение, и чтобы это было где-то зафиксировано.
-Та-ак, - басок Лилии Ивановны не предвещал ничего хорошего, - и что же это вы, девушка, натворили? И во что это меня Марьяна втравить решила?
-На самом деле ничего не натворила, - в панике стала оправдываться Васька. – Понимаете, это, похоже, вопрос жизни и смерти. Я понимаю, звучит пафосно, но эти люди не остановятся…
-Еще того не легче. С криминалом воюешь? – придя к выводу, что Марьянина протеже все-таки не связана с криминалом, а находится по другую сторону, Лилия Ивановна перешла на «ты».
-Куда мне воевать, кишка тонка, - пробормотала Васька. Уверенный бас, мрачный взгляд и вся монументальная фигура докторши каким-то чудом вызывали доверие и – более того – желание поделиться бедами. – Понимаете, дело вот в чем…
Начав, Васька уже не могла остановиться. Она рассказывала о своей работе, о начальнике, о злосчастном судебном деле, о родителях, снах и памяти. Умолчала об одном – о конвертах. Долгая юридическая практика сказывалась даже в этой обстановке: несмотря на то, что в голове царил кавардак, а на глаза то и дело наворачивались слезы, рассказ был сжатым и максимально информативным.
Лилия Ивановна более не сомневалась.
-Знаешь, детка, - задумчиво сказала она, когда Васька, наконец, остановилась, - Марьяна, пожалуй, права, кое-какие процедуры тебе попринимать не мешает. Нервишки подлечить все-таки нужно.
-Вы считаете меня психованной? – обреченно спросила Васька.
-Эх, детка, - вздохнула врачиха, - не видела ты психованных. Ладно. Сделаем так: походишь на ванны, это полезно. Кислородные коктейли поешь. Можно, конечно, грязи поделать, но думаю, не стоит, лишнее. А в назначениях я тебе грязи все-таки запишу. Еще электрофорезы… Ну, в общем, запишу все, что можно, не волнуйся. И заключение сделаю любо-дорого, с кардиологическим диагнозом.
-Спасибо вам, Лилия Ивановна, - с признательностью сказала Васька.
-Да ладно, что я, зверь, что ли? С такой мерзостью девчонка столкнулась – точно спасать надо. Не бойся, никто не подкопается. А с твоим начальничком, если что, я сама поговорю, – Лилия Ивановна ухмыльнулась. – Как лечащий врач.
-Ой, только вы меня не выдайте!
-Учи!
Лилия Ивановна набрала номер по внутреннему телефону.
-Жанка? Задание тебе, и Верке передай, когда сменишься. Если будут звонить, интересоваться состоянием Замятиной, со мной соединяй. Да, моя. Не позвонят, так не позвонят, не важно. А позвонят – на меня переключай, поняла? Давай. – Лилия Ивановна положила трубку и довольно пробасила: - Все, свободна. А что реально посоветую, так это гулять. Ходить. У нас тут речка минутах в двадцати, лесок по берегу, вот там и гуляй. Сейчас прохладно, а через пару дней обещали жару – речка мелкая, прогреется быстро, купаться будешь. Считай это назначением.
-Спасибо, Лилия Ивановна, с удовольствием.
-Вот и ладно. Иди, отдыхай. Через день будешь заходить докладывать. Ну и, если кто объявится, я тебе скажу.
-Лилия Ивановна, - решилась Васька. Она уже давно мялась, очень уж хотелось спросить, но было неудобно. – Скажите, а вы с военными дела никогда не имели?
-А с чего так решила? – прищурилась богатырша.
-Да… - Васька смутилась, уже ругая себя за нахальство и излишнее любопытство. – Ну, лексикон у вас такой… командирский. Решения принимаете быстро. Уверенности много.
-А еще грублю, хамлю и не улыбаюсь всем подряд, - закончила Лилия Ивановна.
Васька секунду обалдело смотрела на своего нового друга, а потом расхохоталась.
-Верно заметила, молодец, - похвалила Лилия Ивановна. – Всю жизнь в военном госпитале проработала, майором ушла. Детям помочь надо, внуки совсем от рук отбились, вот и переехала. А ты внимательная. Марьяна говорила, что ты мне понравишься, я сначала не поверила, как тебя увидела: размазня какая-то сидит. А теперь смотрю – хорошо держишься, достойно.
-Спасибо, Лилия Ивановна.
-На здоровье. Все, иди, а то у меня уже, наверное, очередь собралась, не люблю я этого. Пойдешь в столовую, тебя там отметят и столик определят.
***
В столовой к Ритусиному столику модная тетя с мужским названием «администратор» подвела высокую светловолосую и очень красивую женщину.
-Вот ваш столик. Мужчина послезавтра уезжает, на его место сажать никого не будем, пока приедет ваш супруг.
-Спасибо большое, – улыбнулась светловолосая.
-Приятного аппетита, - и администратор с достоинством удалилась.
-Ну, здравствуйте, соседи, - новенькая оглядела сидящих, - и вам приятного аппетита.
Ритуся зачарованно смотрела на новую соседку. Она была поражена. Женщина была не просто красива, стройна и уверена в себе. Вон администраторша тоже куда как в себе уверена, и выглядит ничего, но не чувствуется в ней ума, интеллигентности, породы, которые просто излучала женщина. Вычленить эти черты Ритуся, конечно, не смогла, но общий облик женщины вызывал восхищение.
Ритуся встряхнулась и, мельком взглянув на маму и дядю Сережу, поняла, что новая соседка и на них произвела впечатление. Мама как-то очень тепло улыбалась, а уж Сергей Валентинович… Тот вскочил, отодвинул свободный стул, который пустовал после отъезда толстяка:
-Прошу, прошу. Как говорится, милости прошу к нашему шалашу.
Женщина рассмеялась, поблагодарила и, усаживаясь, заметила:
-У вас замечательный шалаш.
-Это правда, - серьезно подтвердил Сергей Валентинович. – Эх, жаль, уезжать мне скоро. Честное слово, я бы задержался. Хотя, если приезжает ваш супруг…
-То, в принципе, можно и не задерживаться? – очень серьезно спросила незнакомка.
Сергей Валентинович смутился, а Ритусина мама рассмеялась.
-Ох, женщины, ну какие же вы язвы, - вздохнул Сергей Валентинович, - не хуже моей, - и он выразительно похлопал себя по животу. – Ладно, хватит ехидничать, давайте знакомиться. Разрешите представиться – Сергей Валентинович.
-Очень приятно, - с улыбкой отозвалась женщина.
-Позвольте представить вам моих очаровательных соседок. Я уже успел с ними сродниться, так что на правах единственного мужчины за этим столиком… Эта прелестная женщина – Танечка. А вот это – наша достопримечательность, единственный ребенок в этом санатории, к счастью, не пациентка, а просто отдыхающая – Риточка. Она любезно позволила так себя называть, хотя представилась мне строго и официально – Маргаритой. А теперь позвольте полюбопытствовать, как зовут вас?
Ваське сразу понравились ее соседи по столику. Пожилой худощавый мужчина, Сергей Валентинович, выглядел интеллигентным и симпатичным, Татьяна была улыбчива и мила, а девочка… У Васьки екнуло сердце – настолько Рита показалась ей похожей на нее саму, маленькую, на ее детские фотографии.
Нужно было представиться, и вот тут Васька запнулась. Сказать – Василина, и она снова неизбежно останется прежней Васькой, пусть и не скажут ей этого в лицо. Что там говорила Марьяшка об имени? Может, сейчас самое время что-то изменить? Она посмотрела на девочку и вдруг решилась.
-Лина.
-Какое красивое имя! – восхитился Сергей Валентинович.
-И оно вам очень идет, - заметила Татьяна. – Красавица с таким нежным именем – очень как-то… гармонично.
-Спасибо, - смущенно выговорила новоиспеченная Лина, утыкаясь в тарелку.
Краем глаза она поймала восхищенный взгляд Риты. Марьяшка была права: с новым именем возникли новые ощущения. Нет, ей, конечно, было абсолютно все равно, какие у нее сложатся отношения с ее кратковременными знакомыми. Дело было в ней самой. Татьяна вот сейчас сказала – нежное имя. И правда, нежное. В груди даже что-то изменилось, потеплело и будто сразу успокоилось. Ощущение было новым, необычным и интересным. Решено, пока она побудет Линой, а там посмотрим.
-А дядя Сережа писатель, - с гордостью сообщила Рита. – Он пишет книжку и пришлет нам почитать, правда, мам?
-Я очень надеюсь, - с улыбкой подтвердила Татьяна.
-Ну конечно, - подтвердил Сергей Валентинович, - будете моими первыми критиками.
-О, как интересно! – воскликнула Васька. Нет, уже не Васька – Лина. – Вы писатель?
-Только начинающий. Пишу свою первую книжку. Девочкам уже рассказывал: всю жизнь наблюдал, повидал много, вот и пишется. Знаете, Линочка, когда долго живешь, да не на одном месте, по свету мотаешься, людей разных встречаешь, историй их наслушаешься… А истории бывают такие, что по каждой хоть сериал снимай.
-Правда, интересно, - подтвердила Лина. - А мне можно будет почитать?
-Давайте ваш электронный адрес, пришлю.
Лина написала на салфетке адрес электронной почты.
-Буду ждать с нетерпением.
-Лина, а кто вы по специальности? – поинтересовалась Татьяна. Вообще она больше молчала и улыбалась.
-Юрист.
-Нотариус? Адвокат? – уточнила Татьяна.
-Почему? – улыбнулась Лина. – Судья.
-Вот это да! – воскликнул Сергей Валентинович. – А я еще своим жизненным опытом хвастался! Да у вас, небось, историй из жизни на три книги хватит.
-Ну, в целом, да. Но только мои истории… как бы так выразиться… очень уж однообразные. Только те, что до суда доходят.
-Надо же… - покачала головой Татьяна. - Я почему-то думала, что у вас профессия более… как бы это сказать… женская, что ли. Это тяжело, наверное, когда постоянно сталкиваешься с одним негативом…
-Да, бывает, конечно. Зато очень приятно отвлекаться на позитив, - улыбнулась Лина. – Все как-то ярко воспринимается.
-Есть резон, - признала Татьяна.
-А ты уже в школу ходишь? – обратилась Лина к Ритусе.
-Нет, через год пойду, - привычно-скучно отозвалась девочка.
Ну почему все взрослые любят задавать вопросы о школе? Какая им разница, когда она, Ритуся, пойдет в школу? Как будто, если бы она сказала, что уже ходит в школу, ее бы стали спрашивать таблицу умножения! А ведь эту самую таблицу умножения она и без школы знает, с мамой выучила, пока болела. Почему бы не спросить о том, как ей нравится санаторий (сначала не нравился, потом привыкла), что интересного есть в округе (да ничего особенно интересного, только собаки веселые), с кем она успела подружиться (а ни с кем и не подружилась, все заняты своими болезнями, и, пока мама на процедурах, она сидит одна в своем номере и читает книжку). Вот это был бы разговор.
Лина как будто что-то поняла, внимательнее посмотрела на Ритусю и улыбнулась:
-Глупый вопрос, да?
Ритуся осторожно покосилась на маму и ничего не ответила, только неуверенно пожала плечами.
-Скажи, а что ты делаешь, пока мама на процедурах?
-Ничего не делаю, - вздохнула Ритуся, - книжки читаю.
-Это наш больной вопрос, - поддержала дочь Татьяна. – Брала ее, думала, вместе на процедуры походим, она отдохнет, а получилось, что только скучает, бедняга. От ванн и коктейлей отказалась, вот и сидит в номере, ждет меня. Только после обеда гуляем.
-А почему отказалась? – удивилась Лина.
Ритуся тут же насупилась и отвернулась:
-Не хочется.
-Жаль. А мы с твоей мамой, наверное, будем вместе на ванны ходить.
-Вот хорошо, - обрадовалась Татьяна, - веселее будет.
-Тебе-то веселее, - тихонько проворчала Ритуся.
Татьяна вздохнула и погладила дочку по голове.
-Не обижайся, - засмеялась Лина. – Давай так. У твоей мамы первая половина дня полностью занята?
-Полностью, - подтвердила Татьяна.
-Тогда я разберусь со своими процедурами, у меня назначений не так уж много, явно какое-то время останется, но зато мне предписано гулять. Если хочешь, можем гулять вместе.
-Ой, конечно! – Ритуся обрадовалась несказанно. Во-первых, наконец-то можно будет гулять не только после обеда, когда мама освобождается. А во-вторых, гулять с тетей Линой будет, наверное, очень приятно: она красивая и, кажется, все понимает, не то что остальные взрослые.
О взрослых Ритуся, в принципе, была не очень высокого мнения. Она признавала за ними знания, которых у нее не было, но понимания ни от кого, кроме мамы и папы (да и то не всегда), не ждала. А тетя Лина, как ей показалось, была другой, больше похожей на маму – не внешне, а по тому, как она понимала ее, Ритусю, как смотрела на нее. С ней будет интересно разговаривать.
-Спасибо, - обрадовалась мама, - это будет здорово. Ритуська человек легкий, утомлять вас не будет.
-Конечно, не будет. Гулять мне предписано на речке, а после нескольких дней жары еще и купаться.
-Ой, и я с вами! Тетя Лина! А вы меня плавать научите?
-Ритуська, уймись, нам уезжать скоро, - остановила девочку Татьяна.
-А когда? – поинтересовалась Лина.
-Меньше недели осталось. Жаль, что вы так поздно приехали.
-И правда жаль.
Лина, к своему удивлению, действительно чувствовала что-то вроде досады и разочарования: почему не приехала раньше? Почему упиралась и отказывалась от этой поездки? Она и сама не понимала, чем ей так понравились эти люди, самые обычные, с какими сталкиваешься по пятьдесят раз на дню. Вот только девочка неординарная. А может, ординарная?
Общение с детьми у Лины ограничивалось Любахой, поэтому экспертом в детской психологии она выступать не могла. Единственное, что было заметно невооруженным глазом, так это что новая знакомая была совсем не похожа на Любаху.
Любаха - веселая, лукавая умница, в меру балованная, в меру шкодливая, но и шкоды у нее выходили не тупые и примитивные, а действительно смешные, отчего сердиться на нее было невозможно.
А маленькая Рита показалась Лине какой-то задумчивой, склонной к философии. Это было необычно и интересно.
-Ничего, - обратилась Лина к Рите, - ты завтра еще поскучай, пока я определюсь со временем, а потом будем гулять.
***
На следующий день, после завтрака, когда все уже потянулись из столовой к выходу, Сергей Валентинович предложил:
-Дорогие дамы, поскольку мне завтра уезжать, а расставаться не хочется, приглашаю вас сегодня вечером после отбоя на посиделки.
-Какие посиделки? – удивились женщины.
-Приходите ко мне в номер, я в одноместном. У меня припасена бутылочка хорошего вина, с собой брал, не везти же назад, правда? Поболтаем, стихи почитаем…
-Какое вино с вашей язвой? – хмыкнула Татьяна.
-Ну, сейчас-то уже лучше. Понемножку!
-Нет уж, мне нельзя, - твердо сказала Татьяна.
-Ну так вы не будете. А мы с Линочкой…
-Нет, я тоже не буду, - отказалась Лина. Ей вино, конечно, никто не запрещал, но роль больной нужно было выдерживать.
-Ох, ну что с вами делать, - посетовал Сергей Валентинович. – Ну хоть так посидим.
-Боюсь, что я не смогу, - вздохнула Татьяна. – Ритуська спать должна, а я ее одну в номере не оставлю.
-Ну давайте у вас. Девочка будет спать, а мы – общаться.
-Так комната же всего одна. Мы ей спать точно не дадим.
-Н-да… - огорчился Сергей Валентинович. – Обидно.
-Таня, а у вас номер стандартный двухместный? – спросила Лина.
-Ну да, одна комната, две кровати.
-Да, у меня тоже такой. Там еще должен быть довольно большой холл.
-Есть.
-Можно обосноваться в холле. Стол вытащить, стулья недостающие с собой принести. Если тихонько посидеть, Риту не потревожим.
Лине почему-то очень захотелось тихо посидеть со своими новыми знакомыми. Она понимала, что это мимолетное знакомство продлится всего несколько дней, что в калейдоскопе санаторской жизни рядом с ней за столиком будут сидеть другие люди, которых она потом так же, как сейчас Сергей Валентинович, оставит и уедет домой. Но вот эти, именно эти соседи ей нравились, и ей хотелось провести с ними побольше времени, пока это еще можно, поэтому интересное и заманчивое предложение заставило искать выход.
-Ну, да, так, наверное, можно, - согласилась Татьяна.
-Надо будет с ужина какого-нибудь хлебушка с маслом утащить, - озаботился закуской Сергей Валентинович.
-Мы с Ритуськой гулять пойдем – печенья купим, - сказала Татьяна. – Печенье всем можно.
-Танечка, вы прелесть, - Сергей Валентинович поцеловал Тане руку и убежал на последние процедуры.
Женщины переглянулись и одновременно рассмеялись.
-Ему бы артистом быть, а не энергетиком, - сказала Татьяна. – Богема!
-Да уж, - поддержала Лина. – Но приятен, не отнимешь.
-Очень, – весело согласилась Татьяна. – Теперь бы еще Ритуську уговорить спать лечь, когда рядом так интересно!
Лина высидела неизбежную очередь за назначением минеральных ванн, но зато время получила удобное и сразу понежилась в тепленькой водичке. С Татьяной время не совпало, но она не расстроилась: все равно кабинки отдельные, а если приходить в свое время, то и в очереди сидеть не нужно.
В конце обеда, когда общество уже допивало свои компоты, к Лине подбежала дежурная:
-Вы Замятина?
-Я, - сердце заколотилось отбойным молотком, а вокруг него, в груди, стало пусто, как будто только оно, сердце, и существовало внутри Лины.
-Вам Лилия Ивановна сказала зайти. Срочно!
Лина почувствовала, как кровь отливает от лица. Она вскочила и бегом бросилась к знакомому девятому кабинету.
Когда она влетела в кабинет, Лилия Ивановна сурово говорила в трубку:
-Нет. Нет. Конечно, не умирает, но все-таки в таком состоянии не в санаторий, а в больницу надо! – Лилия Ивановна показала запыхавшейся, бледной Лине большой палец. - Постараемся, поддержим. Не волнуйтесь. Приятно, когда начальство так беспокоится, это, знаете, сейчас редкость. Я ей передам. До свидания.
Лилия Ивановна положила трубку и ехидно усмехнулась.
-Слыхала? Как Верка сказала, что это по твою душу, я ее и отправила тебя найти.
-Лилечка Ивановна, вы меня спасли. Просто спасли, понимаете?
-Ладно, все, успокойся. Думаю, больше проверок не будет. А если начнет регулярно названивать, я его так пошлю, что он на пушечный выстрел сюда не сунется. Живи спокойно.
Лина поднялась к себе в номер и упала на кровать. Нервная дрожь проходила медленно. Она потянулась за телефоном – позвонить Андрею или Марьяне, но вспомнила, что у них сейчас самый разгар работы, и телефон отложила.
Неужели все? Закончился последний экзамен, который за нее весьма убедительно и, по-видимому, успешно сдала замечательная Лилия Ивановна?
И великое облегчение обрушилось на Лину такой лавиной, что, почти погребенная под ним, она уткнулась в подушку и заплакала.
После ужина Сергей Валентинович развил бурную деятельность. Он, не позволив никому помогать, с трудом выволок тяжелый письменный стол, украшавший номер Татьяны и Риты, из комнаты в холл, который Татьяна забавно и очень точно назвала предбанником. Стулья гости притащили с собой и вместе с хозяйскими расставили вокруг стола.
Ритуся была радостно возбуждена. Наконец-то в однообразные санаторские будни было внесено какое-то новшество! Ее развлекал даже сам процесс подготовки: суета с перетаскиванием мебели вызвала оживление и нетерпеливое ожидание. Стол был, вопреки опасениям, весьма праздничным – торжественная бутылка вина, которую Ритуся, конечно, воспринимала исключительно как праздничный декор; печенье и персиковый сок, которые купили они с мамой; бутерброды с маслом, заботливо вынесенные в салфеточке из столовой дядей Сережей, и – гвоздь программы – большой, красивый ананас, принесенный тетей Линой.
За ананасом Лина вышла после того как полностью отплакалась, умылась и накрасилась. Вернее, вышла она, конечно, не за ананасом, просто хотелось купить к столу что-нибудь необычное, чтобы тайно, никому не говоря, отпраздновать долгожданное окончание мучительной истории. Повстречав недалеко от ворот санатория овощную лавку, она заглянула туда из любопытства и, увидев явно случайный, какой-то одинокий среди морковки и лука красавец-ананас, не колеблясь, купила его. И не пожалела: ананас произвел впечатление не только на маленькую Риту, но и на обоих взрослых.
-Ритусь, мы договорились? Ты сидишь с нами до девяти, а потом идешь спать.
Ритуся вздохнула, но выбора у нее не было: либо она соглашается в девять идти спать, либо все отменяется.
-Договорились.
Про себя же она решила: лечь-то ляжет, но спать не будет ни за что, а просто полежит и послушает, что будут делать взрослые. Тоже интересно.
К великому Ритусиному сожалению, время до заветных девяти пробежало быстро. Настоящий, «живой» ананас, который удалось разрезать с огромным трудом и ценой порезанного пальца Сергея Валентиновича, понравился ей гораздо больше, чем его баночные копии, которые она ела раньше. От ароматных кусочков на Ритусю пахнуло Африкой, жирафами, пустыней, то есть вещами, в общем-то, не имеющими к ананасам никакого отношения. Но какая разница! Это все равно было прекрасно.
Разговор за столом, спровоцированный экзотическим фруктом, вертелся вокруг кулинарии, и Ритуся заскучала. Заметив это, Сергей Валентинович спохватился:
-Мы ведь собирались стихи почитать, а болтаем о всяких глупостях. Рите скоро надо спать, так что давайте начнем с нее!
Ритуся не готовилась заранее, и когда дядя Сережа попросил прочесть ее любимые стихи, она, немного подумав и поколебавшись, прочла «Стихи о рыжей дворняге». Для этого пришлось встать из-за стола, обойти свой стул и взяться руками за его спинку. Читать эти стихи сидя она не смогла.
Лина была потрясена. Маленькая девочка, младше Любахи, читала так, что знакомое с детства наивное стихотворение превращалось в крик, плач, самую страшную беду на свете. А ведь читала она тихо, почти шепотом. Откуда? Кто научил? Кто объяснил, что именно этот шепот будет отдаваться в сердце рыданиями? Лина посмотрела на Татьяну.
По родителям всегда видно, готовили они ребенка к выступлению или нет. Если готовили – слушают озабоченно, непроизвольно кивая головой в такт, а если у ребенка получается хорошо, - взгляд родителя приобретает оттенок гордости.
У Татьяны не было ничего подобного, она слушала дочь с тем же потрясением, может, даже большим: ее ребенок, маленькая и беззащитная дочурка, которую она знает до самой последней черточки, сейчас не просто переживает огромное чувство сострадания, но и умело, мастерски доносит его до слушателей. Ритуся читала совсем не так, как в первый раз, во время давнего «дворового» концерта, и это было очень правильно и мудро, и мама не могла понять, откуда у дочки взялась эта мудрость.
Закончив читать, Ритуся перевела дух и снова села на свое место, искоса, незаметно оглядывая аудиторию. Она осталась довольна: аудитория явно пребывала в шоке.
-Господи, девочка… - пробормотал Сергей Валентинович, - я и подумать не мог… Граждане, какой же я дурак! Я столько времени сидел за одним столом с будущей великой актрисой и не догадался взять у нее автограф! Я исправлюсь. – Он порылся в кармане и достал маленькую записную книжку и ручку. – Ты писать уже умеешь?
-Конечно! – снисходительно-обиженно отозвалась Ритуся. Она была счастлива. Ее артистическое будущее теперь не вызывало никаких сомнений – это подтвердил сам писатель. И какая разница, что писатель пока еще не совсем настоящий!
-Ну что, артистка? – с улыбкой сказала мама, показав на часы. – Девять.
Ой, как не хотелось уходить из-за стола! А вдруг попросили бы еще что-нибудь прочесть? Но портить эффект капризами и уговорами не хотелось, поэтому Ритуся оскорблено задрала подбородок, сказала:
-Спокойной ночи! – всем своим видом и голосом продемонстрировав негодование и обиду, и ушла в комнату, закрыв за собой дверь.
-Танечка, ваша дочка – талант! – шепотом сказал Сергей Валентинович.
-Я полностью согласна, - поддержала Лина. – Господи, да я эту «рыжую дворнягу» с детства знаю, она у меня и числилась всегда как принадлежность детства. А Риту послушала – как будто вот сейчас, сию минуту трагедия случилась, и я как в первый раз слушаю, и мурашки по коже…
-Да, читать стихи она любит, - с улыбкой подтвердила Татьяна.
-Она действительно будет большой актрисой, - добавила Лина.
-Если заранее нос не задерет, - громко сказала Татьяна и многозначительно покосилась на дверь в комнату, откуда доносилось тихое шуршание снимаемой одежды.
-Ну, я не думаю, - тут же включилась Лина, тоже повысив голос. – По-моему, у нее достаточно здравого смысла. Рита у вас человечек умный, понимает, что нужно много учиться, чтобы овладеть профессией. Один талант дела не решает.
Татьяна благодарно кивнула, и они снова перешли на шепот, чтобы не беспокоить девочку.
***
Еды за столом было немного, зато бутылка вина досталась Сергею Валентиновичу в единоличное пользование, и женщины с любопытством ожидали последствий создавшегося положения.
-Сергей Валентинович, - укоризненно сказала Татьяна, - вы нас приглашали на стихи, а получается, что одна Ритуська отдувалась? Нехорошо. Просим.
-Просим, просим, - подхватила Лина. – Почитайте.
- После Риты как-то даже неловко… Ну что ж… Давайте мое любимое. Мандельштам!
И Сергей Валентинович начал читать, глядя куда-то в стенку между Татьяной и Линой:
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
За столом воцарилось молчание. Лина не ожидала, что Сергей Валентинович будет читать Мандельштама - ей казалось, что он любит поэзию попроще, - и было приятно услышать любимые стихи. И декламация тоже понравилась: читал он по-артистически, хоть и немножко пафосно. Ну да ведь и стихи такие. В общем, Лина открыла в соседе дополнительные таланты и была довольна.
Но Татьяна, как выяснилось, думала иначе.
-Ну как же вы, мужчины, неправильно эти стихи читаете, - вздохнула она.
-Почему неправильно? – живо обернулся к ней Сергей Валентинович.
Лина тоже удивленно посмотрела на Татьяну. А как же еще их читать? В чем неправильность?
-Очень уж… как бы это сказать… гордо? Да, наверное, именно гордо вы их читаете.
-Так и стихи гордые… человеческие…
Лина с Сергеем Валентиновичем переглянулись. Стихи-то действительно такие… гордые.
-Сергей Валентинович, у вас дети есть? – спросила Татьяна.
-Сын жены от первого брака. А что?
-А с какого возраста вы его наблюдаете?
-Мы поженились, когда ему было десять. Подружились быстро, на удивление.
-Вот видите, он был уже совсем взрослый. Лина, а у вас есть дети?
-Нет.
-Танечка, а причем тут дети? – Сергей Валентинович никак не мог взять в толк, какое отношение имеет сын жены от первого брака к Мандельштаму.
-Понимаете, вы никогда не сталкивались с ситуацией, когда твой маленький ребенок попадает, например, в больницу. И там есть только определенные часы, когда родители могут приходить. А если в реанимацию, то туда вообще не пускают. И вот ты суешь всем подряд деньги, уговариваешь, просишь, наконец, прорываешься к ребенку на полчаса, пока доктор не видит. А когда пора уходить, твой ребенок хватает тебя за руки и кричит: забери меня отсюда. Кричит без надежды, он знает, что мама его отсюда не заберет, что вот сейчас она уйдет и будет там, по ту сторону двери, там, где дом, где все люди, где свобода, даже если мама будет сутки напролет дежурить за дверью, без еды и воды, но по ту сторону. А он останется здесь, в этом страхе, в боли, в одиночестве. Знает, что мама не заберет, не может забрать, а все равно просит: забери. Понимаете? Вот и эти стихи такие – их нужно читать и плакать. Плакать, как ребенок плачет: забери, и знать, что бесполезно – не заберут.
Татьяна выдохлась и замолчала. Стало совсем тихо. Из комнаты тоже не доносилось ни звука, видимо, Ритуся давно уснула. И тогда Сергей Валентинович встал, обошел стол, подошел к Татьяне и поцеловал ей руку.
Ритуся не спала. Она слышала, как дядя Сережа читает стихотворение, но особого впечатления оно не произвело. Смысл ускользнул с первых же строк, и дальше Ритуся просто лежала и слушала голос и ритм стиха. А потом заговорила мама.
И Ритуся вспомнила, как действительно лежала в больнице, и как мама пробиралась к ней на короткое время, а потом, когда ей надо было уходить, Ритуся хватала ее за руки и плакала: «Забери меня!»
Мама говорила, что будет сидеть под дверью, никуда не уйдет, но почему-то Ритуся не представляла маму под дверью, а только дома, на диване с книжкой, или на кухне, жарящей сырники, и папа тоже с книжкой, а ее, Ритусина, комната пустая, но ведь она должна быть сейчас там, вместе с ними, а не в этом белом страхе, с онемевшей от капельницы рукой.
И все-таки мама не ушла тогда домой, сидела за дверью. Без еды и без воды. И так Ритусе стало жалко и маму, и себя, и того неизвестного взрослого человека, про которого читал дядя Сережа и о котором говорила мама, который тоже зовет и плачет – забери меня! – что она стала потихоньку всхлипывать, изредка вытирая нос о наволочку.
Лину потрясли слова Татьяны. Когда в больнице лежала Любаха, они все дежурили у нее по очереди, не оставляли одну. Лина не задумывалась о том, что для этого Марьяшка с Алексеем должны были подключить свои медицинские связи, и удивлялась, почему с другими детьми не сидят их родители. Да и Любаха ребенок легкий - веселая, жизнерадостная толстушка. Даже когда она в больнице оставалась на какое-то время одна, то не грустила, а быстро обзавелась подружками, которым Марьяшка с Васькой потом носили яблоки и мандарины.
Рита производила совершенно иное впечатление: она была эмоционально намного взрослее своих лет, переживала все явно острее Любахи, и, конечно, больница, да еще «на общих основаниях», должна была восприниматься ею как трагедия.
Жалость сдавила горло Лины, даже слезы навернулись на глаза. И одновременно она почувствовала зависть. Это было так нелогично, нелепо, глупо и даже, наверное, жестоко. Но Лина завидовала. Завидовала Таниному ночному бдению под дверью палаты, волнениям и тревогам, связанным с ребенком. Ей остро захотелось испытать даже эти тревоги и волнения – по отношению к своему ребенку. Почему-то она никогда не завидовала Марьяшке. Любаха воспринималась ею как племянница, нечто неотъемлемое от ее обычной жизни. С другими детьми она никогда дела не имела, и вот сейчас, глядя на маленькую, серьезную Риту, вдруг поняла, что готова перенести любые трудности, чтобы у нее была такая дочка.
И еще она подумала, что раньше она бы просто пожала плечами и углубилась в очередной судебный процесс. Теперь же все судебные процессы переместились на самый задний план и вызывали чувство недоумения. Нет, не зря она сменила имя!
Татьяне было неловко. Из-за ее внезапного монолога обстановка за столом изменилась. Все притихли, задумались о своем. Когда Сергей Валентинович поцеловал ей руку, стало совсем неудобно. А в ней говорило только разочарование: вот и еще один человек, любящий Мандельштама, не понимает ее. Ну что ж… нет так нет. Надо было спасать вечер.
-Лина, извините, я хотела вас спросить… - Таня вывела соседку из задумчивости. – Вы говорили, что вы судья. А почему именно такая область? Сами хотели или просто сложилось?
-Хотела, - отозвалась Лина. – Ужасно хотела. Добивалась, шла к этому.
-А почему?
-Трудно сказать… А знаете, я как-то даже не задумывалась, почему именно судьей. Всю жизнь хотела. Когда на юридический поступала, хотела быть именно судьей.
-Вы, Линочка, наверное, хотели самостоятельно принимать решения, - вступил в разговор Сергей Валентинович.
-Как? – не поняла Лина.
-Извините, - смутился Сергей Валентинович, - мне просто показалось… Понимаете, любая юридическая специальность не предполагает полного и окончательного решения проблемы – имеется в виду решение глобальное, а не по каким-то мелочам. Только работа судьи. Думаю, вы человек совершенно самостоятельный в суждениях, и вам хотелось такой… глобальной самостоятельности в профессии. Вы были готовы к принятию решений.
-Знаете, а в этом что-то есть, - согласилась Лина. – Может быть, вы правы.
-И как теперь, когда уже всего достигли? Вам нравится?
Лина помедлила. Обсуждать свою работу ей не хотелось категорически. Хоть и далеки ее новые знакомые от юриспруденции, а все же чем черт не шутит. Но и совсем уж врать тоже не хотелось. Надо искать компромисс.
-Нравится. Вот только пришлось смириться с тем, о чем я и не подозревала: полной самостоятельности не существует. И принятие решений сопряжено с такими рисками, о которых я и не догадывалась. Обратная сторона медали.
Поняв, что и так сказала слишком много, Лина поторопилась:
-Давайте сменим тему. Сергей Валентинович, расскажите о вашей книге.
-Э, нет, голубушка! Пока не допишу – ни-ни. Вот как закончу, будете с Танечкой моими первыми критиками и редакторами.
-Тогда расскажите что-нибудь интересное из вашей жизни. Вы же столько повидали…
Когда беседа перешла в более спокойную стадию, понижение уровня вина в бутылке заметно ускорилось, что тут же отразилось на коммуникабельности Сергея Валентиновича. Лина с Таней с огромным интересом наблюдали за постепенным изменением в его настроении. Сначала раскрасневшийся и разговорившийся сосед травил байки разной степени забавности, потом притих и, наконец, подпер щеку кулаком и негромко, со всеми положенными паузами, сказал:
-Счастье вдруг… в тишине… постучалось в двери.
Он недоуменно оглядел сидящих за столом не менее удивленных женщин и, вскинув брови, спросил:
-Неужель… ты ко мне? – развел руками. – Верю и не верю!
Лина с Татьяной переглянулись и одновременно прыснули. Татьяна спохватилась:
-Тише, Сергей Валентинович! Ребенок спит!
Сергей Валентинович явно забыл о ребенке, потому что на минутку замолчал, наморщил лоб и осмотрел стол. Потом заглянул под него и, не обнаружив ребенка, укоризненно покачал головой. И вернулся к песне.
-Вдруг!.. Как в сказке!... – восхищенно воскликнул он, прижимая руку к груди.
-Сергей Валентинович! Пора спать! Вам завтра уезжать рано!
-Скри-ипнула, - тоненько проскрипел начинающий писатель и резко закончил: - дверь!
Татьяна захлебывалась хохотом, спрятав лицо на сгибе локтя. Лина зажимала рот ладонью. Взяв себя в руки, она выдохнула и обратилась к Татьяне:
-Таня, надо что-то делать! Он же Риту разбудит.
-Линочка, неужели вы думаете, что она все еще спит? Уверяю вас, она уже давно проснулась и наслаждается концертом.
Ритуся действительно проснулась при первых же звуках удивительной песни. Она хохотала, уткнувшись в подушку, чтобы мама не пришла ругаться. Но когда Сергея Валентиновича, наконец, удалось довести до его номера, Лина тепло распрощалась и тоже ушла к себе, и мама вернулась в номер, Ритуся уже снова спала, улыбаясь каким-то своим снам.
***
На следующий день Лина за завтраком договорилась с Татьяной, что после ванны заберет Риту и поведет гулять. Ритуся радостно подпрыгивала на стуле в ожидании прогулки. Ей нравилась тетя Лина, а особенно то, что она всегда разговаривала с Ритусей серьезно, как со взрослой.
Лине тоже было интересно пообщаться с девочкой, и она ждала прогулки с таким же нетерпением.
-Куда пойдем? – спросила она Риту, когда они вышли за ворота санатория.
-На речку! – мгновенно отозвалась Ритуся. Они с мамой до речки так до сих пор не добрались. Обследовали парки, благо, их здесь было целых три, нашли несколько магазинов, а к речке так и не выходили.
-Пошли. Мне рассказали, как добраться.
По дороге болтали о всякой всячине: Лина рассказывала о своей собаке, а Ритуся смеялась и завидовала; Ритуся рассказывала о дворовом концерте, а Лина ахала и восхищалась; Лина рассказывала о Любахе, а Ритуся сетовала, что они живут в разных городах – дружили бы; Ритуся рассказывала, как ребята из ее группы кричали «тили-тили-тесто», а Лина возмущалась и жалела ее…
Найти речку оказалось трудновато – вот почему Ритуся с мамой никак не могли к ней выйти. Пропустили один поворот – и вышли совсем не туда. Пришлось спрашивать дорогу у аборигенов, потом долго возвращаться, но речку все-таки нашли. И, к восторгу обеих, оказалось, что это не речка, а целая река. На ближнем берегу рос самый настоящий лес, на дальнем виднелся луг. Спустились с крутого берега, поболтали руками в воде, убедились, что купаться еще нельзя и решили приходить сюда каждый день, гулять в лесу и ждать, когда, наконец, станет совсем жарко. Ритуся очень надеялась, что жарко станет еще до их с мамой отъезда.
Но жарко что-то никак не становилось. Шли дни, прогулки продолжались регулярно, но, к великому сожалению Ритуси, «сухие». Татьяна же призналась Лине, что ее это радует: боязно пускать малышку в воду, как бы не простудилась, не захлебнулась, и вообще – мало ли какие неприятности подстерегают ребенка в воде.
Лина, признаться, тоже была рада таким «безводным» прогулкам: они позволяли много разговаривать. Обучение плаванию – дело нелегкое, шумное и требующее полной отдачи. Тут уже не поговоришь по душам.
Между тем, эти разговоры по душам постепенно стали для нее необходимыми. Рита как-то спросила тетю Лину о ее маме и папе. И неожиданно для себя Лина рассказала девочке о том, что родители ее давно умерли, и она очень старается, но никак не может вспомнить их молодыми. Ритуся удивилась:
-А зачем?
-Сама не знаю, - призналась Лина. – Кажется, если вспомню, все в жизни наладится, определится, все будет хорошо.
-А что у вас в жизни плохо? – строго спросила Ритуся. Ей показалось очень странным и неправильным, что жизнь тети Лины так сильно зависит от воспоминаний. Сам факт отсутствия родителей Ритусю не взволновал: тетя Лина взрослая, а у них, взрослых, наверное, так и положено.
-Что плохо? – переспросила Лина. – Как тебе сказать… Кажется, что и не плохо, а все равно неправильно. Но это сложно.
-А я однажды хотела, чтобы мама умерла, - глядя на верхушки деревьев, сквозь которые пыльными столбиками пробивалось солнце, сказала Ритуся.
-Как это? – опешила Лина.
Ритуся сразу рассердилась на себя за то, что сказала это, сокровенное. Но было уже поздно, и она неохотно начала рассказывать давнюю историю с олененком, отданным маленькому, нелепому Павлику. После этого случая, после тех слов, которые она сказала, после того, как уснула в коридоре, скорчившись под дверью, а проснулась, прижавшись к обнимающей ее маме, она никогда не думала об этом, не вспоминала, как будто этих слов и мыслей в ее жизни не было. Ни мама, ни папа никогда не напоминали ей о том случае, и скоро ей уже казалось, что – не было ничего, приснилось. А вот сейчас в разговоре с чужой взрослой женщиной она вдруг все так ясно вспомнила, что не удержалась и сказала об этом вслух. И поняла, что никогда об этом не забывала, просто гнала от себя, не хотела помнить. И – странно! – по мере рассказа ей становилось легче. Наверное, потому, что тетя Лина очень уж хорошо ее слушала: без негодования, без осуждения, которого Ритуся боялась, а очень серьезно и понимающе.
-Люди всегда делают какие-то ошибки, - тихо сказала Лина, когда Рита закончила свой виноватый рассказ. - Иногда маленькие и неважные, иногда большие, серьезные. Но это все равно только ошибки. Не преступления. Вы с мамой молодцы. Вы поняли, что обе ошиблись, а значит, на этом можно поставить точку.
Лина что-то говорила девочке, которая жадно ждала ее реакции, успокаивала ее, но сама находилась в состоянии, близком к шоковому.
Ей не могло даже прийти в голову, что шестилетний ребенок – нет, даже не шестилетний, ведь Рита сказала, что она была тогда совсем маленькой, - что эта кроха может так остро чувствовать несправедливость, так непосредственно и резко реагировать на нее и так надолго, если не на всю жизнь, запомнить свою вину и боль от этой вины.
Мы привыкли относиться к детям, как к несмышленышам, - думала Лина. Мы считаем, что они все переносят легко, все быстро забывают, увлеченные своими играми. А ведь они часто взрослее нас. Они более чувствительны. Более чутки. И гораздо менее защищены от обид. Господи, - потрясенно думала Лина, - они же как хрустальная ваза, как тонкий фарфор: неловко схватил – разбились.
В этом потрясении Лина пребывала весь день. Она не стала ничего рассказывать Андрею во время их ежевечернего телефонного разговора, но он сам почувствовал ее рассеянность.
-Эй, у тебя там все в порядке? – встревожено спросил он.
-Да, все нормально.
-Смотри, а то как бы тебя не залечили. К этим эскулапам только попади…
-Да нет, все в порядке, - поспешила успокоить мужа Лина.- Меня тут и не лечат, удовольствие сплошное.
-Ну ладно, Васька, не скучай. Еще пара деньков – и приеду.
Собственное имя, которое она носила без недели сорок лет, показалось ей чужим, странным. Она не сказала мужу, что представилась Линой, было неловко: вон какую истерику Марьяшке закатила, а оказывается, подруга-то была права. Приедет – скажу, - решила она. Все равно каких-то два денька осталось. Лина вспомнила, что в ее день рождения, когда должен приехать Андрей, уезжают Таня с Ритой. Жалко. Как жалко обрывать эту случайную короткую дружбу.
В этот вечер Лина долго не могла уснуть. Мысль перебегала с предмета на предмет, металась, скакала и не давала уснуть.
А когда, наконец, уснуть удалось, Лина увидела себя на карусели. Она сидит на большом слоне, крепко держась за его уши, потому что ноги в коричневых сандаликах не достают до помоста. Карусель кружится почему-то очень медленно, и она ерзает на широкой слоновьей спине, пытаясь подтолкнуть его вперед, заставить кружиться быстрее.
-Васька, – кричит ей папа, - не мучай животное!
Она оборачивается и видит смеющихся папу и маму. Папа стройный, с темными, совсем не седыми волосами, машет ей рукой. Мама в бежевом костюмчике, с тонкой талией, с вьющимися светлыми волосами, весело смеется и кивает Ваське. И крутящаяся на карусели Васька захлебывается радостным воплем: она видит их лица! Папину белозубую улыбку. Мамин чуть вздернутый носик. Почему ей это важно? Ей, маленькой? Она не знает, но на душе вдруг становится так радостно, что она изо всех сил тянет ноги к помосту, а когда, наконец, достает до него носочками сандалий, то изо всех сил отталкивается, и ее слон ускоряет бег, обгоняет лошадок и жирафов, вырывается вперед и, соскочив с карусели, топает своими ножищами по улицам, неся на себе счастливую Ваську.
Завтрак Лина проспала, и, когда проснулась, еще долго лежала в постели, бессмысленно оглядывая комнату – стол, шкаф, пустую кровать, на которой уже завтра будет спать Андрюшка. Совсем скоро, через каких-то два дня у нее день рождения. Через два дня ей исполнится сорок. А сегодня она увидела во сне маму и папу, молодых, веселых, еще совсем здоровых. И глаза мамы в этом сне были блестящими, зелеными – из-за них папа называл ее русалкой, - а не выцветшими и водянистыми, утратившими какой-либо цвет, когда она уже умирала. И папа - с роскошной шевелюрой, еще не выпавшей после агрессивной «химии», на своих ногах, без палочки, которая поддерживала его последние месяцы жизни.
-Васька, - твердо сказала Лина, глядя в побеленный потолок. – Я Васька. Только и исключительно. И все будет хорошо.
***
Васька решила, коль день начался так не по режиму, пропустить свои ванны, а лучше зайти за Ритой и пойти гулять.
Она была уверена, что именно общение с девочкой подтолкнуло ее к этому сну, к исполнению ее мечты. Теперь ей хотелось исполнить Ритину мечту. Научить ее плавать, конечно, уже не успеть, завтра они уезжают, но хотя бы показать, как это делается, позволить поплескаться в речке.
Риту Васька увидела, выйдя из корпуса на улицу. Она сидела на скамеечке у входа и меланхолично отрывала кусочки от большого кленового листа.
-Рита!
Ритуся оглянулась и радостно бросилась в раскинутые руки женщины.
-А я тебя в номере искала!
-А почему вы на завтрак не пришли? Мы с мамой хотели перед обедом к вам зайти.
-Честно? – засмеялась Васька. – Проспала.
-Я бы тоже проспала, - вздохнула Ритуся, - меня мама будит. Тетя Лина, а мы на речку пойдем?
-Идем, конечно. А по дороге я тебе одну тайну расскажу.
Ритуся недоверчиво кивнула. Какие там у этих взрослых могут быть тайны? И хотя тетя Лина, конечно, очень хорошая, и болтать с ней можно обо всем на свете, как с подружкой, но только еще лучше, потому что она все понимает, не считает Ритусины беды пустяками, много всего знает и интересно рассказывает, она все равно взрослая. А у взрослых тайны не настоящие.
Иногда, по здравом размышлении, Ритуся предполагала, что тайны у взрослых есть и настоящие, просто детям их не рассказывают. Но думать так было обидно: детские тайны они выспрашивают, а свои не говорят, никакой справедливости. Поэтому гораздо приятнее было считать взрослые секреты не стоящими внимания.
Но ведь – тетя Лина! Она не похожа на других, обычных взрослых. Может, настоящий секрет расскажет? И Ритуся не стала, как обычно, забегать вперед и скакать из стороны в сторону, а чинно пошла рядом с тетей Линой, с любопытством ожидая обещанного рассказа.
-Так вот, дорогая моя, хочу тебе одну вещь рассказать, а в другой признаться.
Ритуся навострила уши.
-Помнишь, я тебе рассказывала, что хочу вспомнить своих родителей – какими они были, когда я была маленькой?
Ритуся кивнула.
-Ну так вот, я их вспомнила. Сегодня ночью.
-И теперь у вас все будет хорошо? – осторожно спросила Ритуся.
-Обязательно будет.
-А в чем признаться? – Ритусю, честно говоря, совсем не интересовали тети-Линины родители. Гораздо больше ее заинтриговали слова о том, что тетя Лина в чем-то ей признается. Вот это уже похоже на настоящий секрет.
Васька посмотрела на Риту и хмыкнула. А чего она, собственно, ждала? Даже взрослые люди – муж, друзья, - которые знают ее, как облупленную, не понимали этого ее стремления. И главное, что она сама не могла ни себе, ни другим ничего объяснить: важно – и все! А на ребенка сваливать свой груз, да еще ждать от нее понимания, основываясь только на том, что она задумчива и хорошо читает стихи, вообще глупо. Ладно, сейчас она Риту развеселит.
-А признаюсь я тебе в том, что зовут меня не Линой. Вернее, не совсем Линой.
-Как это – не совсем? – не поняла Рита.
-Мое полное имя Василина.
Девочка примолкла, видимо, проговаривая про себя новое имя. Потом тихонько повторила вслух:
-Василина… - и удивленно посмотрела на Ваську. – Значит, вы… тетя Вася? – Рита прыснула.
-Точно, - удовлетворенно подтвердила Васька. – Меня так с самого рождения звали.
-А почему сказали, что Лина?
-Да вот, хотела что-то в жизни поменять и начать с имени. Но думаю, имя тут совсем ни при чем.
-А у вас уже что-то в жизни поменялось? – с любопытством спросила Рита.
-Еще не знаю, - призналась Васька, - надеюсь, что да.
Рита задумалась. Васька тоже молчала, ей было интересно, какие выводы сделает девочка из информации. Выводы оказались неожиданными.
-Вы иногда бываете тетя Лина, а иногда тетя Вася, - после недолгих размышлений заявила Рита.
-Как это? – Васька даже остановилась.
-Иногда вы такая задумчивая, какая-то… грустная, или нет… ну, когда вы взрослая, тогда вы тетя Лина. А когда вы говорите что-нибудь смешное, или мы дурачимся, вот как на речке, или когда мы кота ловили, чтобы покормить, тогда вы совсем как моя подружка, и тогда вы тетя Вася!
-Оп-па! Вот это да! – засмеялась Васька. – Получается, что во мне живут две разные тети, и у каждой есть имя. Здорово! Ты молодец, Ритуля.
-Ритуся, - поправила девочка. – Меня Ритусей называют, а Ритой – только в садике. А Ритулей вообще никогда. Вы меня тоже Ритусей можете называть, как мама.
-Спасибо, - серьезно сказала Васька. Она была тронута.
Так был решен вопрос с именами и еще больше повышена степень взаимного доверия.
Хотя воздух был чуть ли не раскаленным, вода в речке оказалась все же холодноватой для девочки. Нужно было подождать еще хотя бы денек, чтобы прогрелось мелководье, поэтому Ритуся с Васькой твердо договорились, что завтра, перед Ритусиным отъездом, они обязательно искупаются, и Васька покажет основные приемы плавания.
Болтая рукой в воде, Васька пробормотала:
-Вот, оказывается, какие у тебя воды, Мнемозина. Вот где прячется память о прошлом.
Ритуся непонимающе посмотрела на женщину:
-Что?
-У древних греков была такая богиня памяти, Мнемозина, - стала объяснять Васька. – И у нее был источник памяти. Наверное, эта речка и есть этот источник.
-А что, если здесь искупаться, будешь все помнить? – поразилась Ритуся.
-Не знаю. Я, например, вспомнила то, что хотела. Но мы же не купались, только руки мочили. Наверное, этого достаточно.
-А вот завтра выкупаемся и вообще все будем помнить! – обрадовалась Ритуся. – Я, когда в школу пойду, никогда ничего не забуду!
День пролетел незаметно. Татьяна во время каждой трапезы благодарила замечательную Лину за то, что она так много внимания уделяет Ритусе, радовалась, что благодаря Лине и сама смогла спокойно подлечиться, и дочка не измучилась от скуки и безделья.
-Что вы, Танечка! Это я благодарна вам, что Ритусю привезли. Вы себе не представляете, как важно мне было с ней пообщаться. Благодаря вашей девочке я о себе многое поняла.
-Вы шутите, Лина, - усомнилась Татьяна.
-Нет, правда. И поняла, и многое решила.
-Не представляю. Ритуська у меня, конечно, человечек славный, но я боялась, что она вас замучает.
-Мы еще завтра на речку сходим, завтра вода должна быть теплая. Покажу ей хоть перед отъездом, как плавать.
-Ой, Линочка, может, не нужно? Я бы хотела тоже быть, а у меня последние процедуры, электрофорез…
-Таня, не волнуйтесь. Мы только на мелководье поплещемся, там вода теплая будет, а глубина – Ритуське по пояс, мне по колено. Я же и сама боюсь!
-Ну ладно… - с трудом согласилась Татьяна. – Только я вас прошу, не выпускайте ее из виду.
-Да я не из виду, я ее постоянно держать буду, это же не шутки!
-Ну хорошо. Спасибо вам. Завтра адресами обменяемся, будем дружить в письмах.
-Обязательно, - подхватила Васька, - поддержим электронный эпистолярный жанр.
Чувствовала она себя странно. Вспоминала свой сон и не могла понять: ну, добилась она своего, и что? Что изменилось? Да ничего! Зачем она себя столько времени изводила? Почему вбила себе в голову, что стоит только вспомнить молодых родителей, как все в жизни станет хорошо и правильно? Я просто сходила с ума, - думала она. Мне нужна была какая-то опора, цель, достигнув которой я сразу освобожусь от всех проблем. Этакая страусиная психология, слабость, желание переложить ответственность на чужие плечи. Стыдно!
Но, как Васька себя ни уговаривала, стыда и раскаяния она не чувствовала. Наоборот, присутствовали в ней легкость и свобода, о которых она давным-давно позабыла. Вот уж поистине, не речка, а воды Мнемозины, - думала она, - вспоминаешь, как быть счастливой.
***
Утром последнего дня, за завтраком, Васька предупредила Ритусю:
-Не знаю, когда мы сегодня успеем на речку. Мне нужно поговорить с администратором, еще с разными людьми, подготовиться к приезду мужа. Так что жди в номере, я за тобой зайду.
-Лина, может, вам сегодня неудобно? – спросила Татьяна. - Ничего страшного, посидит пару часиков перед отъездом.
-Нет, нет, все в порядке. Просто выйдем попозже и будем гулять недолго.
-А давайте я первая пойду, а вы ко мне придете, - предложила Ритуся.
-Как это ты сама пойдешь? – вскинулась Татьяна.
-Ну мам, я же дорогу знаю, это же я тебе показала, как идти!
-Все равно, - качала головой Татьяна.
-Мам, там же близко! Это мы блуждали, пока не знали, как идти. А потом мы с тетей Линой короткую дорогу нашли.
Татьяна вопросительно посмотрела на Ваську. Та нерешительно пожала плечами:
-Не, знаю… дорога там действительно не сложная, не по пустырям, все время мимо домов, людей много… Ничего не могу сказать, решать вам.
-Ма-ам! Я же каждый день там хожу! А тетя Лина быстро придет, правда? – Ритуся умоляюще посмотрела на Ваську.
-Ну, наверное, да, - Васька улыбнулась. - Постараюсь быстро.
-Ох, ну ладно, - сдалась Татьяна. – Возьмешь мобильник, будешь мне звонить каждые десять минут, поняла?
-Да! – радостно согласилась Ритуся. – Я же уже взрослая!
-Взрослая она, - вздохнула Татьяна. – Каждые десять минут!
-Поняла, поняла!
Васька постаралась быстро обежать все необходимые службы, напомнить о приезде мужа, но все равно задержалась: договаривалась о бассейне, обсуждала с диетологом меню и решала еще кучу мелких вопросов, чтобы Андрей не терял времени и не бегал по административным делам. Когда она, наконец, освободилась и заглянула к Ритусе, дверь была заперта, видно, девочка сразу убежала, пока мама не передумала. И Васька с чистой совестью отправилась на речку.
Ритуся действительно умчалась сразу после того, как мама ушла на процедуры. Она захватила свой надувной круг-змею и гордо вышагивала по улочкам: одна! взрослая! самостоятельная! Она дважды позвонила маме с дороги, а потом уже сообщила, что пришла к речке и ждет тетю Лину. Мама заметно успокоилась и повеселела, только попросила позвонить, когда придет тетя Лина.
Тетя Лина задерживалась, и Ритуся заскучала. Повисела на ветке, которая очень удачно расположилась - как раз дотянуться. Попинала с берега в воду камешки. Посчитала, сколько шагов она может сделать, не наступая на землю, по корням деревьев, вылезшим на поверхность. Получилось немного, всего шесть, следующий корень был слишком далеко, не допрыгнуть. И тогда Ритуся подумала: у нее же есть ее круг-змейка! Зачем ждать тетю Лину? Со змейкой искупаться она может и сейчас, а когда тетя Лина придет, то тогда уже без круга.
Ритуся быстро разделась, надула змею и, обмотавшись ею, пошла к воде. Потрогала ее пальцами ноги. Вода оказалась совсем теплой, и Ритуся погрузила в нее ступню. Приятно. Тогда она зашла в воду по грудь. Небыстрое течение щекотало кожу. Ритуся засмеялась от удовольствия и, поддерживаемая кругом, поджала ноги.
Она не поняла, как все произошло. Когда ноги остались без опоры, течение вдруг оказалось совсем не таким слабым. Оно набросилось на Ритусю, толкнуло и стало разворачивать. Ритуся весело забила руками и ногами и, как-то неловко дернувшись, выскользнула из змейки. Она испугалась и вытянула ноги, чтобы достать до дна, но течение уже успело перевернуть ее, и дно оказалось совсем не под ногами. А где?! Где же оно?! Ритуся беспорядочно махала руками и ногами, но дна найти не удавалось. Она уже глотнула воды, и испуг сменила паника. Подумала – закричать, позвать на помощь, но только сжала губы. Она боролась с водой и не могла тратить силы на крик. Почему не пришла тетя Лина? Обещала же, что быстро!
Подходя к реке, Васька вытянула шею, высматривая Ритусю. Надо признаться, она немного беспокоилась, как маленькая девочка сама доберется до реки, и чувствовала себя виноватой: могла ведь еще вчера сделать все необходимое, поговорить с кем нужно, знала ведь, как Ритуся ждала сегодняшнего утра. Да и вообще, незачем было ни с кем говорить, все предупреждены заранее, но вот, решила подстраховаться.
В общем, теперь уж что, как сложилось, так сложилось. В конце концов, Татьяна сама разрешила дочке идти одной. Да и что может случиться? Дорогу Ритуся знает хорошо – это точно. Значит, все в порядке. А вот времени на купание уже не остается: только забрать девочку и отвести обратно, им же уезжать… Неудобно как, получается, обманула ребенка.
На их обычном месте Ритуси не оказалось. Васька огляделась, прошла чуть дальше – нету. Сменила направление, дошла почти до излучины – нету! Сердце ухнуло и заколотилось в горле. Снова вернулась, но уже почти бегом. Увидела что-то среди мелких камешков. Наклонилась резко и подхватила старый высохший каштан с нарисованной фломастером мордочкой – Ритуся им давно хвасталась. Значит, была здесь. А вдруг она этот каштан еще вчера выронила и не заметила? Или даже еще раньше?
Других вещей на пляже не было, и Васька, по крайней мере, знала, что девочка не лезла в воду. Но где же она?
-А-а! – услышала Васька издалека, но не оглянулась. Надо успокоиться, - думала она, - так я ничего не пойму.
-Васька-а! Э-гей! – она отчетливо услышала голос мужа, но снова не пошевелилась.
Андрей радостно скакал к ней через лес.
В санатории ему сказали, что в это время госпожа Замятина всегда на реке, и объяснили, как пройти.
-Что, одна? – удивился Андрей. Он прекрасно знал свою общительную супругу: гулять одной для нее всегда было тяжким испытанием.
-Нет, с девочкой. Здесь женщина лечится, так вот с ее дочкой. Да вы не беспокойтесь, - засмеялась девушка на рецепции, заметив удивление Андрея, - у вас тут соперников нет.
-А даже если бы и были! – воинственно заявил Андрей. – Сейчас мы всех соперников разгоним! – и, размахивая парадным букетом, отправился на речку.
Уже подойдя совсем близко, он увидел, что Васька как-то потерянно стоит одна у самой воды. Вроде бы и спокойно стоит, но как-то нехорошо, не по-Васькиному – неуверенно.
-Васенька, что с тобой? Что случилось? – он тормошил жену, совсем забыв, что хотел первым делом заорать «с наступающим». Букет мешал, и Андрей непочтительно сунул его подмышку.
-Андрюша, - слабым голосом сказала Васька, - как хорошо - ты приехал…
-Конечно, хорошо, - самоуверенно подтвердил профессор, - я всегда хорошо приезжаю. А теперь, может, расскажешь, что на этот раз случилось?
-Чего-то не пойму… Я договаривалась здесь встретиться с девочкой из санатория, пришла, а ее нет. И в санатории не было, я и подумала, что она здесь.
-Ну, значит, не пришла, - уверенно сказал Андрей, доставая из-под мышки свой букет и пытаясь вручить его супруге.
-Погоди, - Васька досадливо отвела его руки. – Не пойти она не могла, она очень хотела, чтобы я ее научила плавать. Они сегодня уезжают, вот буквально сейчас и должны уезжать. Я нашла здесь ее каштан, вот он. А самой нет.
-Ну, Вась! Включи логику. Если ее нет, но была, значит, она ушла.
-Ушла? – растерянно оглянулась Васька. – Ты думаешь? – почему-то эта простая мысль не пришла ей в голову.
-Я уверен, - твердо сказал Андрей. – Я могу уже приступать? – Андрей снова сделал попытку вручить букет.
-Да подожди! Бежим скорее, надо выяснить, вернулась Ритуся или нет.
-Ясно, - вздохнул супруг и снова сунул букет подмышку, где тот уже привычно и удобно поместился, - девочку зовут Ритуся.
-Она такая удивительная! – от резко взятой с места рыси Васька слегка запыхалась. – Я даже не представляла, что бывают такие дети.
-Чем удивительная? – Андрей трусил рядом, досадуя на непредвиденную помеху.
-Понимаешь, она так чутко, так остро чувствует… и стихи читает, как настоящая актриса.
-И сколько лет этому юному дарованию?
-Шесть.
-Ну что ж, прекрасный возраст. Вот только я отправил тебя сюда, чтобы ты успокоилась, а ты? Это что, твое единственное знакомство?
-Нет, есть еще ее симпатичная мама и графоман-сосед, который любит Мандельштама.
Они почти вбежали в вестибюль и бросились к стойке рецепции. На них удивленно оглядывались.
- Верочка, - обратилась она к девушке за стойкой. Девушка выглядела расстроенной. - Помогите мне, пожалуйста. Сегодня должны были выписаться женщина с девочкой. Недавно. Посмотрите, пожалуйста, у вас они должны быть в компьютере.
-Ой, Василина Ярославовна, у нас тут такое ЧП… Буквально десять минут назад компьютер полетел! Информация пропала ну абсолютно вся! Все регистрации – ну просто все. Директор сказал вызвать техпомощь, вот жду. Если не восстановят, - не знаю, что делать будем.
-И что, - упавшим голосом спросила Васька, - вы не можете сказать, уехали они или нет?
-Кто? А, женщина с девочкой? Уехали, буквально десять минут как.
-Правда? – с души свалился камень.
-Все, идем в номер, - твердо сказал Андрей. – Девушка, я заберу свою сумку, - все так же не выпуская Васькин локоть, он перегнулся через стойку и подхватил оставленные на рецепции вещи.
***
Андрей, наконец, получил возможность поболтать и рассказать новости, не уложившиеся в телефонные разговоры. В основном, новости касались Лаки: переезду к своей подружке Любахе не сопротивлялся, ест хорошо, Андрея, когда он приходил в гости проведать постояльца, встречал радостно, съел Марьянин любимый шарфик, в общем, все нормально.
Васька немного развлеклась и впервые за неделю отсутствия поняла, как она соскучилась по щенку.
-Они завтра приезжают?
-Ага, прямо с утра. Все прогуливают.
-И Лаки привезут?
-А куда ж его? Привезут, конечно. А то если надолго запрут дома, он им всю квартиру съест. Обещали привезти мангал и мяса маринованного. Пойдем на речку… - Андрей в предвкушении закатил глаза и сглотнул слюну, возя ложкой в гречневой каше.
-Нет! – резко сказала Васька.
-Что нет? – удивился муж.
-Не на речке!
-Да все в порядке с речкой! Ничего там не случилось!
-Все равно, - упрямо сказала Васька. - Это не речка. Это воды Мнемозины. Понимаешь? После этой речки я вспомнила маму с папой. Только по телефону рассказывать не хотела.
-Правда?! И как, стало легче?
-Вроде бы успокоилась. По крайней мере, была уверена, что все будет хорошо. А теперь не знаю…
-Да конечно же будет!
-Все равно, на речке будем только гулять. А шашлыки не надо.
-Э-э… да. Ладно. А где?
-Можно в лесу. Там есть полянки. Только не на речке.
-Хорошо, хорошо, - поспешил успокоить покладистый супруг. – Не на речке. Что нам, целого леса не хватит?
Андрей уложил ее в кровать, присел рядом, стал гладить по спине и тихонько рассказывать, как они будут замечательно жить дома, заберут Лаки – хватит ему над друзьями измываться, как будут ходить в парк и есть мороженое, как Васька устроится на какую-нибудь работу, например, откроет нотариальную контору…
Васька почти не прислушивалась к словам: для того, чтобы успокоиться, ей хватало его тихого бормотания. Но последние слова заставили ее встрепенуться.
-Знаешь, - прервала она мужа, - я вот что подумала…
Сказать то, что она собиралась, оказалось трудно. Она не знала, какой будет реакция. Сейчас, в эту минуту, она рисковала всем: семьей, спокойствием, всей своей будущей жизнью.
Андрей терпеливо ждал, когда она соберется с мыслями.
-Да, так вот… я подумала, что самым лучшим способом уйти так, чтобы никто ничего не заподозрил…
-Ну, - поторопил Андрей.
-В общем, как ты думаешь, если я, например, уйду в декрет? – Васька залилась краской.
-Липовый, что ли? Думаешь, оформят?
-Нет. Настоящий.
-Ты согласна рожать? - Андрей недоверчиво уставился на нее.
-Нет, если ты не хочешь, конечно, не надо, - заторопилась Васька. – Просто… мне кажется… что мы были бы гораздо счастливее… но, если ты считаешь, что не надо, то, конечно…
-Васенька, - тихо-тихо сказал Андрей, и Васька замолчала, зарывшись лицом в подушку. – Васюшка. Васенка.
-Что, не надо, да? – не поднимая головы, безнадежно спросила Васька.
Андрей неожиданно громко засмеялся.
-Васька! Родная моя! Ты даже не представляешь, как я мучился! Как хотел с тобой поговорить о ребенке и боялся, не знал, как ты воспримешь!
Красная и встрепанная, Васька вынырнула из подушки.
-Правда?
-Еще какая.
-Андрюшка! – Васька обняла его за шею. – Знаешь, я сейчас такая счастливая…
Андрей прижал к себе жену и суеверно возразил:
-Погоди, еще неизвестно, получится ли. Нам-то не по двадцать…
-Получится, - убежденно сказала Васька. – Я точно знаю. Девочка.
Утром приехали гости.
***
Ритуся выбарахталась сама. Крутясь и переворачиваясь в воде, она почувствовала под пальцем ноги что-то твердое и, быстро распрямив ноги, встала на дно. Оказалось довольно глубоко, ей по шейку. Тяжело, со всхлипом дыша, она первым делом схватила предательскую змею и натянула на себя. Так, обмотавшись змеей, она вышла на берег и повалилась на песок.
Тетя Лина так и не пришла. Какое острое разочарование испытала Ритуся! Тетя Лина была не такой, как все остальные взрослые. От нее Ритуся не ожидала предательства. А оказалось, что она такая же, как все. Тетя Вася! Никакая не тетя Вася, а самая настоящая тетя Лина. Как это по-взрослому: пообещать и не выполнить. Подумаешь, что-то пообещала какому-то ребенку!
Ритуся отдышалась, обсохла, позвонила маме и сказала, что возвращается. Тетю Лину они так и не встретили, а через час уже были на автостанции. Домой! К папе! И пусть уж будет садик, но только домой.
Утро началось замечательно. Андрей разбудил Ваську не очень романтичным чмоканьем в нос, зато, когда она перепугано открыла глаза, поцеловал уже по-настоящему.
-И что, сразу так нельзя было? – проворчала Васька.
-Нет, конечно. Все равно поцелуй пропал бы даром, ты же со сна ничего не соображала. А так нормально: проснулась – получи порцию ласки.
-Жмот. Поцелуя жалко.
-Не жмот, - возразил Андрей. – Просто хотел нормально поздравить тебя с днем рождения.
-Ой, я забыла! – ахнула Васька.
-А я нет, - довольно промурлыкал Андрей и вытащил из кармана коробочку, перевязанную голубой ленточкой. – С днем рождения, любимая.
Оживившаяся Васька нетерпеливо дернула ленту и раскрыла коробочку.
-Андрюшка! Спасибо, любимый! – она надела на палец изящное золотое кольцо.
-Пусть твои мечты сбываются. Хотя сейчас положено говорить - «сбычи мечт». А я обязуюсь помогать. Особенно, - он хихикнул, - в том, о чем мы вчера так замечательно договорились.
-Смотри, я на тебя рассчитываю, - серьезно сказала Васька.
Марьяна позвонила с дороги, и Васька с Андреем вышли навстречу.
На подъезде к стоянке машина остановилась, из нее выкатились Любаха и Лаки и с визгом бросились к имениннице, предоставив взрослым парковаться самостоятельно.
Васька собралась было подхватить обоих одновременно, но, если подросший Лаки сам вспрыгнул на руки, то попытка приподнять тяжеленькую Любаху закончилась кряхтением и полной капитуляцией.
-Тетя Вася, с днем рождения! – вопила Любаха, пока Васька извивалась, стараясь уклониться от вездесущего шершавого собачьего языка. – Ты нас ждала?
-Еще бы! Ты себе не представляешь, как я вас ждала.
Подходящую полянку в лесу нашли быстро.
-Какая-то ты, мать, пришибленная, - тихонько подсела к Ваське подруга. – Еще что-то случилось?
-Случилось, - призналась Васька, – столько всего случилось, что сразу и не разберешься. Я поперевариваю, а потом расскажу, ладно? Дома.
-Ну, смотри.
Общество с величайшим аппетитом наворачивало шашлыки. Алексей постучал шампуром о мангал, требуя внимания.
-Мы уже за всех выпили, - с претензией заявила Васька. – Дай поесть.
-Потерпи, это приложение к нашему подарку.
-Какое приложение? – заинтересовалась Марьяна. – Почему я ничего не знаю?
-Сюрприз! Мне вчера Борис позвонил.
-Какой Борис? – не поняла Марьяна и оглянулась на Ваську. Та тоже недоуменно пожала плечами.
-Здрасьте! Я, значит, должен ваших ухажеров помнить!
-Ой, Запорожцев, что ли?
-Запорожцев.
Васька побледнела:
-Что-то случилось? Нас накрыли?
-Успокойся и слушай. Как уж он там подсуетился, не знаю, но сказал, что Сергеем Степановичем Федоровым оказались недовольны, так что, во избежание последствий этого недовольства, он в срочном порядке распродает имущество – недвижимость, акции, - и валит, скорее всего, за рубеж. А твой любимый начальник резко засобирался на пенсию. Сегодня, насколько я понял, у него отвальная и – на заслуженный отдых, тратить все, что нажито непосильным трудом. Так что это тебе ваш Борька подарок сделал, можешь спокойно возвращаться на работу.
-Вот это да! Нет, ну какой молодец Борька! – воскликнула Марьяна. – А почему он тебе позвонил? Почему не Ваське? Ну, или мне…
Алексей развел руками:
-Это ты у него спроси. У меня только предположения.
-Какие предположения?
-Он мужик умный, видел, что я ревную. Ну и решил, видно, показать, что никаких дел у него с моей женой нет, и что все касающиеся нас вопросы он будет решать со мной. Я это так понял, а правда или нет – не знаю.
Андрей почти с ненавистью смотрел на друга: сейчас Васька обрадуется, что вернется на любимую работу, решит, что ребенок помешает ей себя реализовать, что она вообще не создана для воспитания детей… А он уже так надеялся, предвкушал это удивительное ощущение отцовства…
Он исподлобья посмотрел на Ваську и натолкнулся на ее непривычно мягкий взгляд. Васька улыбнулась ему и погладила по плечу.
-Спасибо, Алешка. И Борьке спасибо, просто камень с души. Марьяшка, теперь можно закрывать больничный. Только, ребятки, у меня планы несколько изменились. Я на работу-то выйду, но ненадолго. Мы тут с Андрюшкой в декрет собрались.
Ритуся безмятежно шагала по мокрому асфальту, разбрызгивая вокруг себя радужные, блестящие капли. Взгляд перебегал с одного предмета на другой, ни на чем надолго не задерживаясь, - спокойный и равнодушный.
Она помахивала свободной левой рукой – казалось, бесцельно, но на самом деле делая осмысленные плавные движения, - и представляла себя на балу, в длинном пышном платье, и левая рука делает плавные движения в такт музыке, а правая лежит на плече кавалера… но правая рука занята.
Она чуть заметно пожала плечами, и взгляд снова заскользил по мокрому асфальту. Возле перехода она остановилась, пропустила машины, дождалась зеленого света, но все это было для нее не важно, не нужно, не интересно. Свободная левая рука скользнула в карман, пальцы нащупали маленькое и твердое. Она вынула из кармана маленькую куколку, подаренную ей вчера. Хотелось внимательнее рассмотреть – вчера ей показалось, что куколка грустна, но Вадик сказал, что эта куколка похожа на нее – такая же красивая. Она всмотрелась в крохотное личико и не заметила камешек под ногами, споткнулась. И сразу же за правую руку дернула мама:
-Смотри под ноги!
Она не ответила, спрятала куколку обратно в карман и мельком подумала, что сегодня в садике она непременно ему скажет, что куколка… Она еще не решила, что скажет: что похожа на нее или нет.
День начался.
Воды твои, Мнемозина...
© Copyright: Гелена Женичковская, 2016
Свидетельство о публикации №216041502089
Свидетельство о публикации №216041502089
Рецензии