Paradise of spiders

В момент взгляда на расцвеченную яркими растениями стену их было два. Тот, что побольше, старательно опутывал нитями карниз, второй же безучастно смотрел на его работу. Сеть их была явно чем-то декоративным, потому что я ни разу не видел в ней мух, комаров или чего-либо другого. Чем они питались мне неведомо. Ближе к вечеру фаза их существования достигала высшей отметки, и они наслаждались Вакханалией. Виноградные лозы спускались с потолка, бордовая пенная жидкость струями стекала, образуя целые моря на полу, испуская визг и скрип, пауки пели руны, и доски потолка дробились в уходящем к небу круговороте, крошево их размеренно отражало трансцендентность мира насекомых, трепетным студнем кипело над верхним левым углом плаката с изображением иконы Николая Угодника. Пять виденных мною вечеров, пять языческих мистерий. Каждая – как целостный и буйный цветок. Каждая обладала своим цветом.

В шестой вечер христианская религия призвала святейшую инквизицию для справедливой и страшной кары. Язычники-крестоносцы, этого еще не хватало! В шестой вечер медленно и необратимо, с хрустом и стрекотом, облаченные в ядовито-зеленые плащи по стене прошествовали богомолы. Их сердитые лики навсегда врезались в мою память, это были судьи, но в то же время и палачи, было их также два. Лишь только старший паук отправил в мистический полет капли жемчужного клея, две пары прозрачных крыльев шелестом разорвали стенающее начало новой пляски.

Время быстро росло в цене. Паучий ансамбль, обреченный на уничтожение, нашел единственной мерой сокровение под портретом чудотворца. Обычай, принесенный из далеких краев, обычай для тех, кто постучит в двери храма, даровал язычникам нужное пристанище. Богомолы, в бешенстве разметав паутину, скрылись во мраке ночи. Репродукция иконы Николая Чудотворца немного позеленела и начала преображаться, множественные солярные знаки на одежде Николая стали исчезать, превращаясь в символы луны, два монолитных креста воплотились в руны Хагалаз из младшего Футарка, и только небо, виднеющееся за седой головой старца в круглом витраже, осталось прежним, суровая северная ночь как неизменное, вечное природное вопрошение и по сей день там, на небольшой, но очень важной репродукции.

[1999]