помним и чтим культоролога мамонтова

                ПОМНИМ  И ЧТИМ  КУЛЬТОРОЛОГА  МАМОНТОВА
 Светлой памяти    профессора  Степана Петровича  Мамонтова (1923-2001)
 
               
          Non nobis, Domine, non nobis sed Nomini tuo da Gloriam…
          Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу,
                ради  милости Твоей, ради  истины Твоей

               

                Псалом 113: 9
 

      В этом году, 25 апреля, исполнится 15 лет со дня кончины моего старшего друга-наставника, лингвиста, литературоведа, историка и переводчика, ветерана Великой Отечественной войны, кавалера боевых орденов и медалей. Для меня  Степан Петрович являлся человеком, с которым никогда не может быть скучно.
       В последние годы он занимался научными исследованиями самобытных идейных и духовных исканий русских философов, культорологов, художников и писателей. Доктор филологических наук, профессор, академик РАЕН, заведующий кафедрой мировой культуры Московского государственного лингвистического университета Степан Петрович Мамонтов – автор более 140 научных трудов, опубликованных в России и за рубежом на русском, испанском, португальском и чешском языках.
    Его анализ мировоззренческих течений, в которых заложены нравственно-этические и духовные основы русской культуры был  и остаётся сегодня близким   моей главной теме – природе тоталитарного насилия над личностью и   непременному противлению ему.
      Он был не только носителем огромного запаса гуманитарных знаний, но и просветителем, своеобразным гидом-проводником в пространстве и времени  мировой культуры. На каждый исторический факт и событие, культурный памятник, артефакт и документ  эпохи и страны, на каждую историческую личность и  учение он имел свой взгляд и свою точку зрения. О чём бы мы с ним ни говорили, всё  носило характер и дух научного исследования, с его  методом сравнительного исторического анализа и человекосущностным подходом.
      История возникновения древней Лузитании непременно  сопровождалась  у него с историей Симферополя  времён изганника Овидия Время централизации древлевятских  поселений  Мосха в славное городище Кучково он  хронологически сопрягал с  временем возникновения графства Портукале (ныне   – Португалия), которое испанский король Леон Альфонс VI  пожаловал в   1095  году рыцарю Генриху Бургундскому, мужу своей внебрачной дочери  Терезы.
      Историю Испании и Португалии Степан Петрович знал так  же  исключительно хорошо, как  испанский  и немецкий языки. Надо не забывать, что до войны он окончил переводческий факультет Военного института иностранных языков, а после войны  одно время являлся  советником по культуре при Посольстве СССР в Португалии, где стал автором   учебника «Испанский язык». Рассказывая мне о том, как по договору в Тордесильясе Португалия и Испания, буквально раздирая на клочья  делили  между собой весь обитаемый мир, признавая за первой хищницей право на монопольное владение всеми морями и землями, расположенными к востоку  от 50 градусов западной долготы»,  Степан Петрович не забывал перекидывать временной мостик в наши дни, в эпоху  "катастройки" и «прихватизации России».
      Ещё тогда, в конце 90-х, а точнее в 1998 году, Степан Петрович в беседе о некоторых «секретных», навигационных и картографических  фондах университетской библиотеки в Коимбре  времён португальской экспансии в Восточной Африке и Южной Азии,  заметил, что Португалию погубила бездумная алчность её правителей.
       Добытые в иных землях  через кровь и насилие богатства не пошли впрок  стране и самим португальцам.  Сокровища, хлынувшие из колоний, привели лишь к временному расцвету португальской экономики, так как король и его окружение, имея казавшиеся неисчерпаемыми внешние источники доходов, не были заинтересованы в развитии  ремёсел и промышленности, здравоохранения,  науки и образования. Правящая верхушка считала,  что за золото можно всё купить, в том числе, честь, ум, интеллект,  величие и авторитет страны.  Богатства колоний бездумно расточались на роскошь, на поддержание блеска королевского двора и ложного величия государства. Это и явилось главной причиной скорого упадка Португалии во второй половине ХVI века. А вскоре Португалии, это совсем недавно  самостоятельное суверенное государство,  почти на 200 лет оказалась под позорным  протекторатом Англии на положении  экономического и политического британского вассала.
      Степан Петрович проводил прямую аналогию с безумной тратой богатств СССР  новыми «хозяевами жизни». Уже тогда, на грани двух столетий, незадолго до смерти, он считал, что  правящий режим Ельцина, политически и экономически, крайне  нерентабелен для нашей страны.  Что он  существует не по средствам, бездумно и расточительно  транжирит  огромные богатства  бывшей советской империи,  что всё это  закончится очередной  национальной катастрофой и гибелью славянской цивилизации.
      Глубокое знание  романской культуры (в том числе и культуры  португальцев)  с лихвой дополнялось более глубоким знанием материальной и духовной культуры русского народа. Степан Петрович –  автор одного из первых учебных пособий России по культурологи  –  Мамонтов С.П. Основы культурологи. (М. Издательство УРАО, 1996), а также автор  весьма оригинальной и близкой мне по взглядам  монографии «Духовная культура средневековой Руси (М.2000), которая является  квинтэссенцией духовных истоков и основ русской культуры, истории  зарождения великой нации будущей России. 
        Почти всегда, касаясь главных основ культурологи, Степан Петрович отмечал особую роль  русской духовной культуры в сохранении и развитии славянской цивилизации, о том особом свойстве русской души, умеющей сочетать в себе христианское смирение  и психологию вечного данника с  яростным противлением  гнёту и насилию. «Слово о Законе и Благодати» Иллариона, «Житие протопопа Аввакума», утопические, социально-религиозные сочинения русских старообрядцев и с их резкой критикой   антирусских реформ лютого западника,  царя  Петра Великого, в понимании Степана Петровича находились в одном богатом культурном слое  евразийской цивилизации.
         
        Четыре века назад, при смене двух общественных формаций в западном секторе еразийского «интеллектуального пятна», в эпоху позднего Возрождения, произошла интеллектуальная и философская революция.  Наряду с  философами-утопистами, мечтавшими о «государстве для людей»,  стали активно проявлять себя титаны научной мысли, стремящихся  познать тайны природы и космоса. Мистик и верующий гений Исаак Ньютон открыл нам физику движения и природу гравитации – этого «главного часовщика»  Мироздания. 
       Роберт Гук и Йозеф  Фраунгофер смогли «узреть  незримое  очами», увидеть тень от атома  водорода,  объяснить  природу  вещества и света.
      Воистину, считал Степан Петрович,  без этих титанов  горнего духа и  высокого интеллекта, у нас не было таких достижений и побед, которые  наш народ одержал в ХХ веке.  Не было ни  Дня Победы, ни Дня космонавтики.   Эти два священных, советских и светских праздника, не сопоставимы, как считал Степан Петрович,  по своему   внутреннему,  духовному, сакральному содержанию, но  один из них вытекает из другого.
   
         Видит Бог и всякий русский  человек  – не было бы  этой великой Победы над тотальным злом и насилием Большого Запада, не было у нас и великих достижений в  Космосе. Оба эти  праздника олицетворяют в русской человеке славянофила-солдата и западника-инженера, русского изобретателя. День Победы – это  триумф человеческого духа и жертвенного отчизнолюбия, а День  космонавтики –  это торжество  высокого интеллекта, русского гения инженерной мысли и всемирного альтруизма. Эти  праздники не дают нам и нашим потомкам окончательно утратить  священное чувство отчизнолюбия – ощущение Родины внутри себя. Они не дают нам забыть прошлое, без которого  мы –  Иваны, числящиеся «в нетях».   Помнить, чтобы вспоминать и вспоминать, чтобы жить и продолжать стоять насмерть. Об  этом Степан Петрович писал в одном из своих  гражданственных стихотворений в 1998 году, сразу же после умышленно устроенного в РФ дефолта, после очередного ограбления граждан  страны:
                Мы опять, как тогда, в поединке со смертью.
                Но сегодня у смерти другая цена:
                Разгулялась она в бытовой круговерти,
                И уже не стоит за спиною страна.
               
                И товарищей нет, что шагали со мною
                В непролазной грязи белорусских дорог,
                И забыты их лица ошалевшей страною,
                И уже под Смоленском России порог.
               
                Нелегко уходить. Только Смерть справедлива:
                От неё не спастись ни царю, ни рабу!
                Остаётся одно: «отстреляться»  красиво,
                С православной Отчизной разделяя судьбу.

     Жаль, что Степан Петрович не оставил  воспоминаний о своей, личной войне, не успел сказать свою правду о ней.  Кое-что из его военной жизни осталось в памяти его родных и близких, коллег по научно-преподавательской деятельности и учеников и в письмах с фронта. Так в одном из них, от 10 мая 1945 года  он пишет маме о своём последнем дне войны, когда  в Курляндии, изолированные  советскими войсками  две немецкие армии согласились принять капитуляцию: «Это было интересное зрелище: немцы в собственной стихии, тысячи немцев с офицерами, с обозами, танками двигались по большакам к линии фронта, а мы втроём разгуливали между ними и выясняли порядок выступления частей на к сборным местам военнопленных. Все они соблюдали строгую дисциплину, согласно условиям ультиматума.  Мы взяли в штабе дивизии  штабную автомашину с немцем-шофёром и приказали везти нас в Либаву (Лиепаю). Мимо нас непрерывно шли немецкие колонны, с напыщенными офицерами.  Видно всё-таки, что немцы-солдаты были рады этой капитуляции. Мы приехали в Либаву – город совершенно европейского типа. На улицах немцы перемешались с нами, приветствуют наших офицеров – в общем, довольно странное зрелище после четырёх  лет взаимной борьбы. Но везде было ликование. Мы сразу же растащили продовольственные склады с самыми изысканными  винами и закусками и нагрузили полмашины запасов, для того. чтобы должным образом отпраздновать  победу. Обратно возвращались ночью. Ликование было большое. Пленные идут нескончаемыми потоками. В общем,  словами не передать!»

       Тонкий знаток португальских вин и национальной кухни, он был и тонким знатоком португальскогоис искусства – музыки, поэзии, живописи, театра  и литературы. Его  красочные рассказы  о кухне  жителей  Порту  и португальских крестьян –  постном супе калдо верде из капусты и картофеля,  о чесночном супе бедняков провинции Алентежу – асорде алентежана, о рыбацкой ухе из разных видов  рыбы – калдейраду;  о парной  кукурузе в чугунке под оливковым маслом, о виноградной водке  агуа арденте –  всё это  вызывало у меня  воспоминания о своём послевоенном и  голодном детстве.
        Традиционная  простая  пища и напитки  португальских крестьян, о которых мы и понятия не имели,  казались бы нам  пищей богов, когда отварная кукуруза, присыпанная  солончаковой солью калмыцкой степи,  борщ из солёных арбузов и вяленая впрок  рыба,   явились нашим спасением от голода и болезней.
        Длительная вассальная зависимость Португалии  сначала от  Испании, а потом от Англии отразилась на развитии и  на духе её культуры, в которой, увы, так мало оказалось гениев исскуства,   титанов науки  и научно-технической   мысли в XVII –XIX  веках. Степан Петрович считал, что этот «печальный момент упущенных возможностей», когда жажда наживы застилает жажду познания мира и внутреннего мира человека, нашёл своё отражение в творчестве основоположника португальской литературы, поэта и драматурга Луиса ди Камоэнса, писателя- романтика  и поэта  Ж.Б. да Альмейда Гаррета.   И,  конечно же, в романах  яркого представителя  социально-критического  реализма – Жозе Мария Эса ди Кейруша.   Острый дефицит духовно-нравственной литературы и передовой научной мысли в португальском обществе, Степан Петрович объяснял разгулом католической инквизиции, которая в духе испанской, направила остриё своей деятельности, как против самой «научной ереси», так и против тех. кто эту «еретическую мысль»  финансировал, на  зарождавшуюся тогда  торговую буржуазию.  В результате такого насилия над  социально  активной  личностью со стороны церкви  и государства страну покинули многие торговцы и финансисты, что повлекло  огромную утечку капиталов.
        Вместе с ними  страну покинула  философская и научно-техническая мысль, которая была  вскоре востребована в Лондоне и Париже. К тому времени, когда Степан Петрович рассказывал мне  о важнейших исторических событиях Португалии, отток финансов из Российской Федерации  с 1991 по 2000 год составил  900 млрд. долларов США. Эта сумма  почти в полтора раза превышала экономический ущерб, нанесённый СССР гитлеровской Германией.  Две чеченские войны и незатихающая  борьба России с международным  терроризмом на Северном Кавказе  тяжело переживались Степаном Петровичем. Ветеран великой войны, он не мог смириться с тем, что такая региональная, внутренняя  война вообще возможна в стране  победителей мирового зла. Он задавал себе  множество каверзных вопросов, среди которых был и главный вопрос: «как такое могло случиться,  и как такое можно было допустить?». 
       Ответы на некоторые вопросы он  пытался найти  в  духовной культуре  Московской Руси, в  религиозно-философских сочинениях  русского  Средневековья.  Будущее России тогда было таким же туманным и безнадёжным, как и сегодня. Степан Петрович скончался в разгар второй Чеченской войны, когда русский национализм в любых его даже самых невинных формах продолжал оставаться под негласным запретом. Тогда новый президент России только начинал свой  тернистый  путь во власть, тогда над страной калифствовали так называемые «русские русофобы», олигархи-космополиты и  банкиры-ростовщики –  новые «хозяева денег» в новой России.

      Далеко не случайно, что Степан Петрович, уже, будучи автором двух учебников   по культорологии, обратился к изучению памятника  древнерусской, святоотеческой   литературы   XI  века – «Слово  о Законе и благодати» киевского митрополита Иллариона. Именно в конце 90-х годов ХХ века,   на  рубеже  двух веков и двух тысячелетий, когда  остро обозначилась проблема  спасения  от полной гибели  русской и восточнославянской цивилизации. 
      Как и академик Д.С. Лихачёв, Степан Петрович, считал этот литературный памятник   –  вершиной   средневекового мышления, идущего от общих вопросов мироздания к частным его проявлениям, от универсального к национальному, к судьбам русского народа. И,  конечно же,  к похвале  русской государственности,  в лице  устроителей  первых русских школ и  народного  просвещения,  славных и великих «конигов»  Ярослава и Владимира. Здесь богословский вопрос о спасении трактуется  не через дела закона, а  через благодать. Закон преходящ, как и всё  в этом грешном материальном мире, и только благодать является вечно сущей категорией  для духовно совершенного Человека.  Благодать основана на любви и милосердии, на добром деле, а закон на оправдании «насилия  во благо», ради  общественной, мирской  выгоды.
      О чём бы ни шла речь, у Степана Петровича на любой предмет обсуждения имелся свой взгляд, своё знание вопроса  и  личный  багаж наблюдений, проверить который порой было невозможно даже с помощью Британской энциклопедии и «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона.  Например, его рассказы о Библиотеке  старинного университетского города Каимбры, мебель и двери которой сделаны из экзотических  пород дерева (тика и  дуба),  а стены обиты  кожей, где обитают «домашние»,  летучие  мыши – истребители книжных червей,  меня весьма впечатляли. Как откровение свыше воспринимались мною интепретации и трпктовки знаковых событий Смутного времени, церковного Раскола и  многих бесплодных и весьма затратных реформ Петра  Великого. Среди них  подмена  во время эксгумации Фёдором Романовым (Филаретом)  в 1606 году тела  «убиенного  младенчика», царевича Димитрия на тело безымянного  крестьянского отрока, дабы  объявить народу последнего из рода Рюриковичей  святым,  а  плоть его «живой и   нетленной».  В этой постыдной борьбе за власть, игре без чести и правил навсегда уничтожившей святость царского и  церковного престолов, мы видим отказ народа от свободы выбора между добром и злом, принципиальное нежелание его делать.  За это право  безучастно-безразличного неучастия  московиты были готовы приносить  в жертву  свои и  чужие жизни в любом, нужном количестве.  Особый взгляд у Степана Петровича был и на старообрядчество, которое как особого свойства  духовно-культурное общественное явление, расколов  православную церковь на два лагеря и на множество разных сект, сумело сохранить самобытность  древнерусской культуры, «русскость» и «древнее блачестие», организовать сопротивление государственному насилию над  душой отдельного человека.
      Весьма оригинален был взгляд Степана Петровича на  ересь XVIII-XIX веков – на   скопчество и хлыстовщину, с их весьма колоритной экономикой, с её избирательным  ростовщичеством, беспроцентной ссудой  и выкупом  «собратьев-корабельщиков» из долговой ямы. Внешне деятельность этих сект была привлекательна, ибо их вожди проповедовали равенство  чемреков, построенное на любви к человеку. В их рассуждениях было много передового и революционного, они мечтали о «государстве для людей», чтобы страну «возглавил волевой, мудрый и добрый вождь, который навёл порядок в стране и в головах». Многие общины-секты помогали  крестьянам получить образование. Эти сектантские идеи  нашли отклик  у народников в  XIX веке  и даже у большевиков в начале ХХ века, которые усмотрели  в хлыстах практически готовых последователей марксизма, что «хлысты готовы к революционной борьбе, что большевики могут на них опереться» (Владимир Бонч-Бруевич). Кроме этого, большевиков привлекал сектантский  культ лидера, культ вождя, без которого трудно изобрести и внедрить в  жизнь  новую идеологию. Вожди, о которых так мечтали хлысты, оказались однако  чётким и «флюсовым»  прообразом авторитарных  «отцов народов», а вся история хлыстовства –миниатюрной репетицией  троцкизма, сталинизма и маоизма и таких чудовищных  режимов ХХ века, как режим «красных кхмеров» во главе с  неомарксистом Пол Потом. Эти режимы  оказались   совершеннее своих  предшественников-сектантов и иезуитов  –  они   через  насилие, кровь и обман устраняли любую конкуренцию своему учению, своей правде, своей власти. Идеи сектанских общин привлекали к себе  интерес и российской интеллигенции, которая клюнула  в первую очередь  на обрядовую сторону хлыстовства – причащение человеческой кровью, «братские целования», радения, обмен «сёстрами-жёнами», свальный грех.
       Воистину, нет такой глупости, в которую не мог бы уверовать рафинированный, российский интеллигент.
     Ещё больше  впечатляли  меня   лекции-беседы Степана Петровича  о русских интеллигентах-мистиках Серебряного века –  о Минском,  Розанове,  Бердяеве, Ремизове, Сологубе, о теософе и антропософе Вячеславе Ивановиче  Иванове.
     О последнем, мистике-хлыстовце,  принявшем католичество и  завершившем свой жизненный путь в Риме, в   качестве преподавателя  античной и современной итальянской литературы и научного  работника   Ватиканской библиотеки,   хочется сказать отдельно.
       Удивительно, но факт: русский, советский профессор с красным (!) паспортом читает итальянским профессорам лекции по литературе. Анекдот явно  «исторический», но  в нем ярко  отражена не одна трагическая судьба  наших писателей и философов  Русского Зарубежья. Отдавая дань  таланту многих  творцов Серебряного века, Степан Петрович придерживался  мнения  Добролюбова,  который считал,  что одного таланта еще недостаточно, –   важно направление таланта. Всё хорошо и замечательно, когда речь  идёт не  о «выгоде», а  о «пользе», о  благе,  о  благодати. Жаль, очень жаль, что этот целый пласт  малоизвестного и почти не известного  культурно-мировоззренческого прошлого  не вошёл в учебное пособие Степана Петровича «Культура Руси от Петра Великого до «серебряного века» (XVIII-XIX вв.)». Оно было написано им  в соавторстве с сыном, замечательным русским поэтом и учёным-лингвистом, автором поэтической книги «Поэт и мир» (М.2010) – А.С.Мамонтовым,  но   вышло в свет    в 2003 году, через  два года после ухода Степана Петровича  в Вечность.
      Вспоминая в этот день  тихим добрым и благодарным словом Степана Петровича, невольно  вспоминаешь и других.   На ум приходят   славные имена  носителей   нашей богатой русской культуры – имена  известные и малоизвестные, забытые и полузабытые.  При желании, из них   всегда  можно сформировать свой отдельный, сводный  «Бессмертный   батальон»  великой нашей  национальной  культуры и русской общественной мысли.  И грезится и бластится перед глазами некий  величественный Храм  Духа и Знаний  и Теории Всего Сущего, на фронтоне которого   Прекрасная Дама в чёрном   начертала: «Не нам, Господи,  не нам, а имени Твоему дай славу…».
               

                Анатолий АПОСТОЛОВ, русский писатель


2016-04-07                Благовещение Пресвятой Богородицы