Поэма о пыли. часть 1
* * *
Со вторым мужем мы очень быстро развелись, мы просто очень долго до этого ссорились. И он мне как-то бросил фразу, так мимоходом, «Да, че ты делала, только стирала!» И это сказано было даже не на повышенных тонах, и не в полемике, просто как рядовой факт. И я забыла. А вспомнила уже года через два после развода. Когда уже и с лепниной завязала, и с лепщиками. И когда уже нашла работу Золушки. И даже получила свою первую золушкину зарплату!
С тех пор я зарабатываю вдвое больше него! Все эти годы я зарабатывала ВДВОЕ больше него!
Ну, вот, мотивация, кажется, исчерпана. И какая-то немножечко ностальгия, что ли. Как Последний Костер в пионерском лагере, или последний день на море, или выпускной.
Я любила эту работу, это были хорошие годы. До этого я работала все какие-то мужские работы. А тут работала женщиной. Где-то бабушкой, где-то мамой, главным образом, конечно, золушкой, когда-то белошвейкой, когда-то гладильщицей. У меня с самого начала был очень специфический сегмент заказчиков. Агентства направляли меня туда, где уже не прижились предшественницы.
* * *
У меня очень высокие критерии качества. Я подхожу одиноким педантам обоих полов, малочисленным семьям, замороченным на чистоте, красивым женщинам, скучающим от домашней работы, чиновникам и политикам, обреченным на dress code. Но сама я люблю работать на красивых женщин. Красивых и умных. Почему так - не знаю, просто у них столько способов самоутверждения, столько развлечений, что нет ни времени и ни желания скандалить с прислугой.
Моя первая клиентка торчала со мной на кухне месяц, пока я не начала жарить такие котлеты и варить такие супы, как ей надо.
Другая - наблюдала за мной неделю, потом, видимо, кивнула про себя и совсем забыла думать о хозяйстве. Она только глубоко и удовлетворенно втягивала носом воздух, когда возвращалась вечером. Мое бабушкино сердце таяло и начинало улыбаться.
Еще одна встречала меня с таким трогательным выражением радости на лице, наверное, всех, не только меня, просто она сама была такая светлая и улыбчивая. Ее старший сын - ровесник моего сына - придумал звать меня Лена и на вы, а младший – Ваня – пять лет - подхватил, с тех пор я люблю, когда меня зовут Лена и на вы, это так стильно, так современно и так молодит.
В другом доме был, наоборот, один мужчина, и четыре женщины, старшая была – рыжая, невозможной красоты, а младшая – тоже рыжая – невозможного обаяния - этой было девять месяцев, когда я пришла. Средние были блондинки, в папу – заложницы рыжих, ссорились между собой чуть не до драки, робели перед матерью и на удивление нежно любили младшую. Та вообще ни перед кем не робела, гоняла на своих бегунках по огромной квартире, с долгим вниманием рассматривала все новые лица и одобрительно улыбалась своим огромным беззубым ртом.
Еще у одной в доме всегда стояли сезонные букеты. Сирень, когда зацветала сирень, пионы в свою очередь. Букеты, собранные из совсем разных цветочков, будто ребенок прошел по саду и нарвал все, что попалось под руку. Я даже подумала, что художница. У них еще были огромные видовые окна во всю стену, и прозрачные разной формы вазы. Композиции бывали нереально живописные!
Еще у одной клиентки в доме тоже всегда стояли цветы, но всегда пафосно дорогие. У нее даже новогодняя елка была золотая. В какой-то День Рождения ей привезли букет, который не прошел в дверной проем. Его кое-как запихали, потом пришлось править. Я думаю, там было с тысячу роз!
Один клиент с первого дня предупредил меня, что он все это и сам умеет, что у него была душная мама, и он придирчив. Я ответила, что у меня у самой душная и придирчивая мама. Вечером я предъявила ему, что на его требования и на мои руки тут уборки на полноценный день, не говоря о глажке. Он подозрительно обошел свой хрустальный дом, кивнул, выложил мне двойной гонорар, и так и оставил.
Еще один клиент платит мне двойной гонорар, потому что никогда не знает, когда я ему понадоблюсь в следующий раз. Случается, что он пропадает на месяц, поэтому его нельзя считать стабильной статьей дохода, он как раз чиновник, и я работаю только с его гардеробом. Иногда я работаю у них до ночи, прихожу на вторую смену. Все уже спят, и только у меня пыхтит парогенератор.
Еще у меня есть один знакомый издатель, который любит поговорить со мной за литературу, пока я мою плиту, а он варит кофе. Мы с ним однажды сильно поссорились из-за Курехина. Еще я испортила ему охренело дорогой свитер. Он дарит мне книжки стопками, а недавно подарил маленький томик Бродского. Такого прекрасного Бродского у меня никогда не было.
* * *
Это совсем не значит, что мне не попадаются и не попадались уроды. Просто я в таких домах не остаюсь. Но и вообще, в последние годы заказчик пошел другой. Выросло поколение, которое относится к персоналу, как к должному. Они знают, что толкового работника днем с огнем, и работает он с вашими дорогими вещами, и хорошо, если не лезет на глаза и в душу, и не треплет доброе имя, где ни попадя, потому что все-таки с такой собственностью они обречены на посторонних людей в доме.
У меня в этом бизнесе имя, рекоменды. Можно было бы и дальше работать, но стало подводить здоровье. Колени, локти, спина. Потому что работа тяжелая, и главное в ней – не чистоплотность, не умение вкусно готовить, не навыки деликатного глажения или стирки, а элементарная выносливость. А это - в большом дефиците. Старая гвардия домработниц ушла на пенсию. Хохлушки и молдаванки уехали по экономическим соображениям, а местных в этом бизнесе никогда не было. Я относилась к этому, как с спорту, пока не заболела спина...
Свидетельство о публикации №216041500738