Воспоминания о хирургии или как я стал терапевтом

         
                Не бойся, что не знаешь, бойся, что не учишься
                Китайский афоризм

      На знаменитой фреске Микеланджело Буонарроти «Сотворение Адама» рука первого человека на Земле с надеждой тянется к Богу, который летит в бесконечном пространстве в окружении ангелов. Его правая рука уже отпустила Адама, а указующий перст передает мысли Всевышнего о том, как нужно жить на Земле и следовать учению Творца. Хирурги нередко в своих книгах приводят фрагмент этой фрески, на которой изображены две руки, тянущиеся друг к другу. Могу сказать, что эти руки олицетворяют и сотворение мира (день шестой) и связь времен и содружество терапевта и хирурга в возникновении и продолжении жизни человека.
 
Итак, где же начало и в чем суть интеграции хирургии и терапии?

Слово выдающемуся клиницисту, терапевту, основателю отечественной ревматологии профессору Максиму Петровичу Кончаловскому (из воспоминаний М.П. Кончаловского – стиль и орфография автора сохранены).

«К хирургии я всегда … относился с уважением и считал её наиболее трудной и ответственной специальностью, требующей и большого уменья и большой выдержки. Но в то же время никак не могу согласиться с тем, что эта отрасль выше внутренней медицины. Сколько за мою долгую деятельность пришлось видеть больных, до и после операции, сколько видеть неудачных операций, сколько раз я видел быстрое наступление смерти после операции, сколько смертей в результате самих операций. Но операция очень редко устраняет саму причину или сущность болезни, чаще она устраняет её осложнения (прободение, опорожнение гнойника, иссечение рубца, остановка кровотечения). Таким образом, операция является эпизодом, моментом или частью общего лечения.

Поэтому вместо того, чтобы придавать хирургии самодовлеющее и вполне самостоятельное значение, было бы полезнее более тщательно изучать пограничные вопросы медицины, чтобы не пропустить момента постановки показаний к операции и твёрдо знать признаки этих весьма ответственных моментов. А для этого надо больше интересоваться общей медициной, которая устанавливает закономерности и повторяемость в природе правил патологии, тогда меньше будет ошибок, и больной будет изучаться на всём протяжении его болезни..."

  "…Нельзя считать, что может быть лечение хирургическое и терапевтическое, одно как бы исключающее другое или ему противополагающееся. Нужно думать, что лечение больного всегда одно, общее, а операция есть его момент или эпизод…"

   "...С профессором Минцем я затеял читать соединённые лекции по смежным вопросам внутренней медицины и хирургии. Эти лекции имели большой успех. Тогда огромное распространение имела язва желудка и как раз в это время и рентгеновская картина этой болезни определилась, и хирургическое лечение этой болезни стало более совершенным. Моя длительная и близкая работа с выдающимися хирургами, совместное чтение, по моему предложению, общих с ними лекций, дало повод заинтересоваться вопросами пограничными между внутренней медициной и хирургией… Я всегда мечтал о том, что некоторые отделы, пограничные между внутренней медициной и хирургией, должны быть изложены совместно и хирургом и терапевтом… Я очень интересовался, в частности, язвенной болезнью желудка и неоднократно выступал с докладами на эту тему на съездах и конференциях...".

    "...В специальной работе мною формулированы моменты неотложной операции при брюшных катастрофах («острый живот»). Эта длительная совместная работа сдружила меня с хирургами, особенно с П.Д. Солововым, который до самой его смерти был моим большим и верным другом. Он по настоящему понимал всё значение и величие общей медицины и, несмотря на то, что сам был прекрасный техник и хирург со счастливой рукой, он понимал подсобное значение хирургии. Он принял вполне и разделял предложенную мною формулу, что операция есть эпизод или момент общего лечения…».

    «…В моей преподавательской деятельности был хороший опыт успеха соединённых лекций, которые я читал с профессорами Минцем, Солововым, Левитом. Не только студенты, но и врачи, и мы сами профессора, с удовольствием выслушивали обе точки зрения на один и тот же предмет. С Бурденко я тоже пробовал читать совместные лекции, но с ним это дело не пошло, зависело это, может быть, от слишком большой самостоятельности его властной натуры…».

    «…Нужно сказать, что я в течение ряда лет, ещё со школьной скамьи получил впечатление о каком-то антагонистическом отношении между хирургами и терапевтами. При своих частных неудачах хирурги часто обвиняли терапевтов в том, что они не дают им больных на операцию, что операции опаздывают из-за того, что терапевты пропускают ставить в;время показания и пр. С другой стороны, старые терапевты нередко совсем игнорируют во всех случаях хирургию и, благодаря их авторитету, случаи, требующие неотложной хирургической помощи, её не находят и больные погибают. Я думаю, что не правы обе стороны. Нужно и тем и другим сбросить тогу величия и понять, что медицина – одна и в ней командующее место занимает человеческий разум со спокойным анализом всех наблюдавшихся явлений и окружающей обстановки…"

    "…В 1940 году в своей статье «Формирование научной медицины в России», я привожу следующие слова профессора Мудрова по поводу операций. Он говорит: «Операция – молчащий упрёк нашему невежеству. Где не действует химия, там мы употребляем огонь и железо…». [Как тут не вспомнить известный афоризм С.Я. Долецкого «Хирургия – это терапия, доведенная до отчаяния» – ВИ]. Правда, в то время хирургия стояла на довольно низком уровне, и сам Мудров занимался хирургией, что тогда называлось рукодействием. Это дело он передал своему ассистенту, сказав: «Поработайте руками, а я хочу заниматься головой...».
   
    "...В настоящее время слова эти звучат некоторым анахронизмом, при современных успехах хирургии. Однако, недавно один очень известный московский хирург поспорил со мной у постели больного по поводу одной дифференциальной диагностики опухоли живота. На основании всех фактов я думал о раке толстой кишки, а он ощупал живот и быстро сказал: «Максим Петрович, руки – выше головы – это почка… У больного подтвердилась диагностика рака кишки, голова оказалась выше рук. Я никак не думаю, что моя голова выше, мне кажется только, что эта фраза характерна для хирурга…».

   Заканчивая экскурс в историю, особенно подчеркну, что руки только тогда действуют во благо, когда ими руководит УМ, обогащенный развитым клинический мышлением.

   Перечитывая труды классиков медицины, понимаешь, как все это актуально и в наше время. Кто из нас, поступая в медицинский институт не мечтал стать хирургом. Мы были воспитаны на величайших художественных и культурных произведениях своего времени и жизнь нам казалась интересной и перспективной. «Вам доверяются люди», «Я отвечаю за все», «Дорогой мой человек», «Дело, которому ты служишь», «Мысли и сердце», «Коллеги», «Дни хирурга Мишкина», «Степень риска» были у многих из нас настольными книгами и фильмами. Они создавали классический образ советского врача, преданного медицине, больным и Государству. Стремление к философскому познанию мира только усиливало интерес к медицине. Тем более, что философия позволяла понять, что любой симптом имеет (должен иметь) материальное происхождение. Логика указывала правильный путь к диагнозу, а риторика совершенствовала не только искусство выступления перед коллегами, но и расспроса и беседы с больным. И наши педагоги учили этому. Хорошо учили, потому что преподавали нам не только саму истину, но, самое главное, как в свое время напутствовал А.В. Дистервег, учили ее находить.

Но мы четко понимали: если быть хирургом, то только хорошим хирургом, прекрасным, отличным, а не так называемым «дежурантом». Как терапевт скажу, что хирург, прежде всего, должен быть прекрасным терапевтом и четко представлять, где заканчивается грань терапии и необходимо хирургическое вмешательство, после которого больной опять же нуждается в помощи терапевтов. Роль последних заключается и в реабилитации и социальной адаптации и длительном динамическом наблюдении. Таким образом, прооперировать больного не значит вылечить его. И это нужно понимать и хирургам, и терапевтам и особенно пациентам. Проведя сложнейшую операцию на сердце или сосудах, нужно четко представлять, что больной не излечивается от атеросклероза, что удаление желчного пузыря или камней в почках, не изменяют литогенности желчи или мочи и пациент вынужден пожизненно наблюдаться у терапевта и проходить профилактическое лечение.

По этому поводу приведу цитату из книги Натальи Кончаловской «В поисках Вишневского». Она пишет: «Уже, будучи блестящим хирургом, Александр Васильевич поражал своих студентов не только глубокими знаниями терапии и диагностики, но и умением разговаривать с больным, вникая в психику каждого «страдальца».

Современное развитие медицинской науки связано с внедрением новых технологий и узкой специализацией. При этом каждый специалист, как писал К. Прутков, «подобен флюсу» и видит только «свою область». Техницизм и специализация это и веление времени, и несомненный атрибут научно-технического прогресса. Но создалась парадоксальная ситуация: специалистов много, а собрать воедино все данные о пациенте, проанализировать их и назначить правильное лечение некому. Если к этому добавить еще и стандартизацию мышления врача по отношению к больному, лечение коморбидного пациента только по основному диагнозу, составляющему страховой случай, то становится понятно, как много диссонансов в современной медицине.

Как тут не вспомнить высказывание известного французского летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Я верю даже, что придет день, когда мы, заболев и не ведая причины заболевания, доверимся физикам, которые, не спрашивая ни о чем, возьмут у нас шприцем кровь выведут на основании её анализа несколько величин, перемножат их, после чего, заглянув в таблицу логарифмов, исцелят нас какой-нибудь пилюлей. И все-таки случись мне забо¬леть, я, пожалуй, пойду к старому сельскому врачу, который взгля¬нет на меня уголком глаза, пощупает мой живот, … выслушает мои легкие, потом немного покашляет, раскурив свою трубочку, потрет подбородок и, чтобы меня исцелить, улыбнется мне. Разумеется, я преклоняюсь перед наукой, но я преклоняюсь и перед мудростью"

Нередко приходилось слышать от специалистов: «это не мое». Возникает вопрос: «А чье? Больной-то наш, вот он». Кстати, заболевания зачастую дебютируют именно теми проявлениями, которые специалист может считать «не своим». Достаточно вспомнить, например, кожные проявления системных заболеваний.

Конечно, когда у больного доскообразный живот – диагноз ясен и «операционный стол уже ждет». А когда живот мягкий, да еще у пациента пожилого возраста. Так «это не мое». И продолжаем ждать классических проявлений заболевания и забываем, что классика (пропедевтическая хирургия и терапия) закончилась на третьем курсе института. И начались будни госпитальной клиники с переплетением различных заболеваний и синдромов, в том числе взаимного отягощений и, особенно, у пациентов пожилого возраста.

В этом контексте значительно возрастает роль интеграции терапевта и хирурга. Более того, о ней нельзя  никогда забывать, ибо, то, что сегодня суть терапевтическое, завтра может стать хирургическим и наоборот. И, наконец, при возросшей технической оснащенности роль пропедевтических методов исследования не нивелируется, а в некоторых случаях даже возрастает. Ни один, даже суперсовременный аппарат вам не сможет «рассказать» о перистальтике кишечника пациента? Только аускультация. 

Так, больные откровенно удивлялись, когда я фонендоскопом выслушивал их животы и область почек, так как терапевты зачастую этого не делали. Однако, недооценка этого пропедевтического метода обследования, который позволяет оценить функцию кишечника, сосудистые шумы, приводит к тому, что вы можете опоздать и не услышать, например, симптом «гробовой тишины». Так образно хирурги назвали отсутствие перистальтики у пациента с далеко-зашедшим перитонитом.

И, конечно, независимо от того, какая медицина, страховая или платная, психологические взаимоотношения между врачами различных специальностей, врачом и пациентом играют важную роль в сохранении морально-этических взаимоотношений в коллективе и лечении больного.

Как часто меня раздражала фраза, что якобы «хирургических заболеваний не выявлено». Но эта же фраза заставляла и задумываться об узости мышления и поискать причину страдания больного. И ее находили. В этом помогала нам и философия, и логика, и искусство диагностики. И мы не переставали удивляться прозорливости хирурга, отдавая должное его опыту.

В институте приходилось часто ассистировать на операциях. Более того больница им. Н.И. Пирогова (г. Куйбышев) стала «вторым домом». Но постепенно, я вдруг стал замечать, что больные иногда мешают хирургам себя оперировать.

Так, во время одной операции по удалению аппендикса, молодая девушка студентка педагогического института вдруг начала ворчать, ерзать на столе, и даже ругаться. Конечно, была недостаточная анестезия, конечно хирург ее усилил, но он, кроме того, и кричал на пациентку, что та, мол, мешает ему ее оперировать. Операцию мы завершили успешно и через некоторое время наша пациентка вернулась к занятиям. Но меня поразил сам факт отношения хирурга к местной анестезии и больному. Ведь за окном ХХ век! Даже в каменном веке, когда хирургия только зарождалась, аборигенам давали пить «вино» из забродивших банановых листьев, чтобы уменьшить болевые ощущения во время операции. Федор Углов оперировал под местной анестезией на сердце и легких. Это о нем знаменитый американский кардиохирург Майкл ДеБейки сказал, что профессор Углов – национальное достояние и сравнил его успехи с успехами наших исследователей в освоении космоса. Большое значение анестезии придавал Александр Александрович Вишневский, который разрабатывал проблемы обезболивания в хирургии сердца, легких и средостения.

Следующий факт, который вызвал еще большее недоумение, произошел на кафедре общей хирургии. Оперировали больного по поводу остеомиелита большеберцовой кости. Оперировал известный хирург. Наша группа наблюдала за ходом операции сверху из смотрового окна. И опять пациент кричал на хирургов, а они на пациента. С тех пор я решил, что если когда-то мне придется оперировать, то буду очень внимательно относиться к обезболиванию.

Когда мы уже «знали все», а это случается обычно со студентами на третьем – курсе института, на кафедре факультетской хирургии нам дали для ведения молодого мужчину с варикозным расширением вен. С моим товарищем по учебной группе  Александром мы посмотрели больного и вроде бы все понятно и ясно. На вопрос что за шрам в левой подвздошной области (обычно шрам после операции по поводу воспаления червеобразного находится справа), больной ответил, что это была операция по поводу кого - то нагноения. Однако, тогда молодому студенту, мне было непонятно, почему при перкуссии сердце «опустилось» вниз к подреберью слева, а печень справа «ушла» в верх в грудную клетку. Мой сокурсник торопил меня с написанием истории. Кстати на это и был рассчитан своеобразный «экзаменационный фокус» преподавателя: кафедра факультетской хирургии, локальный статус налицо, ну кто будет вдаваться в терапевтические подробности. Но я все медлил. Два дня я посещал больного и перкутировал, слушал, смотрел. И только на третий день догадался, что у больного «situs inversus» - полное обратное расположение внутренних органов. Я спросил пациента, почему же он сразу не сказал. Тот ответил, что его попросил педагог не разглашать «тайны шрама». Мы с Александром повеселели и решили тоже с нашим наставником поиграть в молчанку. Написали, как положено, историю. И спокойно сдали на проверку. Преподаватель, дойдя до нашего труда, ухмыльнувшись, открыл его и стал читать. По мере чтения глаза расширялись, улыбка исчезла, потом опять появилась и стала умопомрачительно доброй и красивой. Последние слова «не ожидал» стали лучшей похвалой и оценкой. А мы поняли, что нужно учиться медицине, учиться всю жизнь, учиться знаниям и мудрости, которая заключается в том, чтобы оценить степень риска назначенного лечения и предвидеть возможные осложнения. Мудрости учатся всю жизнь, но не все ее могут приобрести.

На практику я поехал в качестве хирурга и в будущем, уже проходя службу в медицинском пункте полка, приходилось нередко оперировать. Медицинские сестры часто спрашивали меня, почему я не стал хирургом.  «Если за что-то беретесь, то нужно делать все «Lege artis», т.е. «по правилам искусства». Да и зачем загружать госпиталь «амбулаторной хирургией» – отвечал я.

Тут нужно отметить, что военный врач после окончания института должен был уметь делать многое. И самое главное определять, где грань амбулаторного и стационарного лечения. Он был и терапевтом, и хирургом, офтальмологом и оториноларингологом, эпидемиологом и организатором здравоохранения, и еще много кем.

Но меня всегда влекла терапия.

Я понимал, что терапевт – это звучит гордо. Никакая специализация не заменит целостного видения больного. Уважающий себя терапевт должен прекрасно знать кардиологию, пульмонологию, гастроэнтерологию. Неплохо разбираться в эндокринологии, нефрологии и ревматологии. Изучить психологию, риторику, логику и философию, которым, к сожалению, мало уделяется внимания в медицинских вузах, и врачу приходится осваивать их всю жизнь. И только тот, кто достиг совершенства в логических умозаключениях, приблизился к познанию истины (природы заболевания, диагностике страдания), освоил искусство убеждения посредством красивой и правильно поставленной речи, а также дифференцированно подходит к больному, зная его психологические особенности — только такой врач может называться терапевтом. Поэтому, когда меня спрашивали о принадлежности к той или иной медицинской специальности, я с высоко поднятой головой говорил – терапия. А терапевт — это звучит (и должно звучать) гордо!

А пока я ждал специализации по терапии в течение семи лет. В этот период в местном госпитале мне отписали спирограф и в медицинском пункте я начал проводить научную работу по острым пневмониям у лиц молодого возраста и…при необходимости оперировал…

К философии «тянуло» всегда. Теория познания, диалектический и исторический материализм завораживали. Казалось бы, какая связь. Многие недоумевали зачем.

И вот на кафедре факультетской терапии первое занятие проводит уважаемый доктор, доцент кафедры. Первое впечатление обычно бывает обманчивым. Так случилось и с нами. Невысокого роста лысоватый мужчина, в годах, с пожелтевшими от никотина кончиками пальцев рук, голосом, «уставшим» от дыма сигарет и вчерашним запахом «злоупотребления вещью хорошей» по А. Линкольну, обладал очень умным и вдумчивым взглядом. Он, совершенно неожиданно для нас гармонично «вписал» теорию познания в клиническую диагностику, показал, что как философия является наукой всех наук, так и терапия — это философия клинической медицины. И все стало на свои места.

Сердце ойкнуло, душа сказала: «Это то, чего ты искал», и я стал терапевтом.

Поиски причины заболевания, профилактика, лечение без ножа, знание фармакологии – все это завораживало.

Терапевт должен много знать, и еще больше учиться, анализировать, обобщать результаты своей деятельности и доводить их до коллег, в том числе и через печать.

«А хирургия? А руки хирурга?» – спросите вы.

Да, Да, художники любят рисовать руки: руки художников, руки хирургов, руки рабочего человека. Сколько полезного и доброго они совершили. В хирургии многое делают именно руки. Однако, должен сказать, что это только первое впечатление и зачастую поверхностное. Это только этюд, развивающий технику исполнения, хотя без нее нельзя совершить произведение искусства.

В медицине основную работу совершает именно мозг с его развитым клиническим мышлением.

В конце концов, как справедливо писал Пьер – Огюст Ренуар (1841-1919 г.) «самая искусная рука бывает всегда только служанкой мысли».

И как часто, нет, не часто, но все же встречались, врачи у которых внешняя красота рук, отточенность движений, высокая хирургическая техника не сочетались с чистотой души. А ведь еще знаменитый русский хирург Н.И. Пирогов подчеркивал, что молодежь, прежде всего, нужно учить, нравственности, а уже потом специальности.

Но мы также видели, как внешне «грубые», «мужицкие» руки хирурга с тонкой чувствительной душой во время операции преображались действовали уверенно, точно, быстро, виртуозно, обретали легкость, плавность движения и творили чудеса, вызывая восторг у окружающих.

«А руки! Какие руки были у Вишневских! У Александра Васильевича они были короткие и толстые, но посмотрели бы вы, какую тонкую работу он ими выполнял! Техника у него была, как у пианиста… А у Александра Александровича, наоборот, руки были тонкие, ловкие, с очень красивыми пальцами. Запомните этот термин — «хирургическое туше», — лучшего не было ни у кого» – восхищалась Н.П. Кончаловская.

И она была не одинока в своих ощущениях.

Так российский кардиохирург, директор Института сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н. Бакулева. В.И. Бураковский писал: «А.А. Вишневский обладал виртуозной хирургической техникой». По мнению выдающегося советского хирурга и анатома В.В. Кованова «А.В. Вишневский оперировал отлично: разрезы приходились точно там, где нужно, величина их ни на миллиметр больше необходимого. Он умел хорошо “читать” патологический процесс”. В своей работе А.В. Вишневский придерживался древнего принципа: “mente prius chirurgus agat guam manu” - “мыслью хирург должен работать раньше, чем вооруженной рукой”. В то же время он считал, что хорошим хирургом может стать лишь тот, у кого сочетаются два равноценных фактора - mens et manus - ум и рука» [цит. по Гарбузенко Д.В. Руки хирурга. http://garbuzenko62.ru/ruki_hirurga.htm.].

И все же изучая портреты, созданные художниками или фотографами, я прежде всего, смотрю в глаза, ибо именно они являются зеркалом души. В них вы узнаете все, о чем думал, думает и будет думать хирург, терапевт, да и врач вообще.

Вернемся к фреске Микеланджело «Сотворение Адама». Руки, конечно, великолепны и они являются гармоничным завершением главной темы произведения: Вопрошающий, молящий о помощи взгляд первого человека, который противопоставлен грозному и, в тоже время, по отечески доброму взгляду Создателя. Он как будто говорит, мол ничего не бойся, я с тобой и всегда приду к тебе на помощь.

Если посмотреть в глаза хирургам Вишневским – отцу, сыну и внуку, то сразу «бросается в глаза» (!) их внутренняя доброта, которая вот-вот, кажется, выйдет из портрета к вам, приласкает и подвигнет на достижение новых знаний и вершин в изучении клинической медицины и хирургии, в частности.

«А хирургия?» – опять спросите вы. Отвечу, что я отдаю ей должное и преклоняюсь перед хирургами, как и перед умными терапевтами. Да основной клич гнойной хирургии «ubi pus, ibi evacua» – «там, где гной, там вскрой». И это очень важно. Но еще важнее, считаю, не допустить развитие гнойника. И здесь во многом роль и хирурга, и терапевта. Только совместное обсуждение врачей различных специальностей может помочь больному. Например, сегодня тактику ведения полиморбидного, в частности  кардиологического пациента, во многом решает консилиум, в котором участвуют терапевт, кардиолог, кардиохирург, интервенционный хирург и др. специалисты [Шкловский Б.Л. и соавт., 2015].

И в заключение еще раз повторю, если терапевт не обязан быть хирургом, то хирург обязательно должен быть хорошим терапевтом. Также как врачом философ может и не быть, но врач философом обязан! В конце концов, дар философского мышления как раз и состоит в том, чтобы из двух зол выбрать меньшее и взять из этого меньшего все лучшее. И этому будет способствовать именно содружество и терапевта, и хирурга. Поэтому, когда вы их видите – поклонитесь обоим и тогда хирург и терапевт поклонятся друг другу, и сделают все во благо больного.

_____________________________
Примечания

Бурденко Николай Нилович (1876-1945) - хирург, один из основоположников нейрохирургии в СССР, академик АН СССР, первый президент АМН СССР. Ученик Цеге фон Мантейфеля Вернера Германовича профессора Дерптского (Юрьевского) университета.

Вам доверяются люди/ В. Гиллер и О. Зив.//М.: «Советский писатель», 1966 г.

Вишневский Александр Александрович  (1906—1975) — сын Вишневского Александра Васильевича, главный хирург Министерства обороны СССР, генерал-полковник медицинской службы, Герой Социалистического Труда, академик АМН СССР, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. Разрабатывал проблемы обезболивания в хирургии сердца, лёгких и средостения, нервной трофики, применения полимеров в хирургии. В 1953 году впервые в мире он произвёл под местной анестезией операцию на сердце по поводу митрального стеноза. Лауреат Ленинской премии (1960 – за разработку новых операций на сердце и кровеносных сосудах) и Государственной премии СССР (1970 – за предложение, разработку и внедрение в медицинскую практику электроимпульсной терапии аритмий сердца).

Вишневский Александр Александрович (1939 – 2013) – советский и российский хирург из династии врачей Вишневских, сын Александра Александровича Вишневского (старшего), доктор медицинских наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР (1981– за создание, разработку и внедрение в клиническую практику новых лазерных хирургических средств и новых лазерных методов хирургического лечения в абдоминальной, гнойной и пластической хирургии).

Вишневский Александр Васильевич (1874-1948) – отечественный военный хирург, основатель династии врачей, лауреат Сталинской премии второй степени (1942 - за разработку и внедрение методов новокаиновой блокады и масляно-бальзамической повязки), действительный член АМН СССР, отец А.А. Вишневского (старшего). Один из первых применил идею нервизма Сеченова-Павлова в клинике.

Дебейки Майкл Эллис (1908—2008) — американский кардиохирург, новатор, ученый, педагог. За свою 75-летнюю жизнь в кардиохирургии вернул к жизни более чем 50 тысяч пациентов. Среди них были не только президенты, короли, графы и шейхи, но и клерки, домохозяйки, строители, врачи…Должности и регалии пациентов, с его слов, не важны для хирурга: «после разреза кожи все становятся одинаковыми». М. Дебейки попал в Книгу рекордов Гиннеса как старейший пациент на нашей планете, которому была выполнена операция на сердце. Операция именитому кардиохирургу по поводу расслаивавшей аневризма аорты (в 97 лет!) была  успешно проведена  его учениками по его же методике http://www.aif.ru/health/life/4838. М. Дебейки призывал к активному здоровому долголетию. "Сердце спасут книги, овощи и работа. А не коньяк» – говорил он (Аргументы и факты, выпуск 17 (1278) от 27 апреля 2005 г. (http://www.aif.ru/online/aif/1278/03_01?print).

Дистервег Фридрих Адольф Вильгельм (1790-1866) – немецкий педагог. Здесь имеется ввиду известный афоризм «Плохой учитель преподносит истину, хороший учит ее находить» (Дистервег А. Избранные педагогические сочинения. М. Учпедгиз, 1956.)

«Дни хирурга Мишкина» – телевизионная драма (1976 г.) по повести Юлия Крелина «Хирург».

Долецкий Станислав Яковлевич (1919-1994) – детский хирург, писатель, академик АМН СССР. Приводится афоризм из его книги: Мысли в пути. - М.: Советская Россия, 1974 г.

«Коллеги» – художественный фильм, экранизация одноименной повести Василия Аксенова (реж. А. Сахаров, «Мосфильм», 1962 г.).

Кованов Владимир Васильевич (1909 – 1994) – советский хирург и анатом, академик и вице-президент АМН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. Ректор 1-го ММИ им. И. М. Сеченова (1956–1966).

Кончаловская Наталья Петровна (1903-1988) – русская советская детская писательница, поэтесса, переводчица, мать известных режиссеров Андрея Кончаловского и Никиты Михалкова. Автор книги: В поисках Вишневского. М.: Молодая гвардия. 1981.

Кончаловский Максим Петрович (1876-1942) российский и советский врач, клиницист, основатель школы клиники внутренних болезней. В 1918 – 1928 гг. декан медицинского факультета, профессор 2-го МГУ (Московский Государственный Университет образован в 1918 г. на базе Московских высших женских курсов). В 1929 — 1942 годах заведовал кафедрой факультетской терапевтической клиники сначала 2-го МГУ, а затем заведовал кафедрой факультетской терапевтической клиники 1-го МГУ (ныне «Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова»), а далее 1-го МОЛМИ (Московский ордена Ленина медицинский институт, ныне Первый МГМУ имени И. М. Сеченова). Здесь приводятся выдержки из его книги: Кончаловский М.П. Моя жизнь, встречи и впечатления. СПб.: Институт клинической медицины и социальной работы им. М.П. Кончаловского. http:// www.celenie.ru/library.html.

Левит Владимир Семенович (1883-1961) – хирург, профессор, генерал- майор медицинской службы. В 1926 году был избран на должность заведующего кафедрой госпитальной хирургии медицинского факультета 2-го Московского университета (в 1930 году преобразован во Второй Московский медицинский институт), которую возглавлял в течение многих лет. В годы Великой Отечественной войны Владимир Левит был главным хирургом Московского военного округа, а с 1942 года — первым заместителем главного хирурга Красной Армии, был заместителем Н. Н. Бурденко и оказывал помощь в руководстве работой советских хирургов в годы войны. После войны, с 1950 года, работал главным хирургом Центрального военного госпиталя       им. П. В. Мандрыка.

Минц Владимир Михайлович (1872-1945) – хирург, профессор. Работал в хирургической клинике больницы Московского университета (ныне «Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова»). В 1918 году он успешно лечил В.И. Ленина после покушения на его жизнь.

Мудров Матвей Яковлевич (1776-1831) – врач, ординарный профессор патологии и терапии Московского университета. один из основоположников русской внутренней медицины.

Мысли и сердце/ Н. Амосов// «Молодая гвардия», 1969 г.

Ренуар Пьер Огюст (1841–1919) – французский живописец, график и скульптор, один из основных представителей импрессионизма.

Соловов Петр Дмитриевич (1875-1940) – хирург,  уролог. В 1920 году был выбран профессором госпитальной хирургии клиники 2-го Московского университета.

«Степень риска» - художественный фильм, по мотивам повести Николая Амосова «Мысли и сердце» (реж. И. Авербах, «Ленфильм», 1968 г.).

Углов Фёдор Григорьевич (1904 – 2008) — советский и российский хирург, писатель и общественный деятель, доктор медицинских наук, профессор. Академик АМН СССР, Лауреат Ленинской премии (1982 г. за разработку хирургических методов лечения заболеваний лёгких). Ф.Г. Углов занесен в Книгу рекордов Гиннеса, как старейший практикующий хирург в России и СНГ («отложил скальпель только в возрасте 102 лет.[The Telegraph. 25 Jun 2008]). Является автором изобретения «Искусственный клапан сердца и способ его изготовления».

Цеге фон Мантейфель Вернер Германович (1857–1926) – хирург. Профессор госпитальной хирургической клиники (до 1905 г.) и  факультетской клиники (с 1905-2017 г.)  Дерптского (Юрьевского) университета. Ему принадлежит заслуга введения в России резиновых перчаток при операциях. Принимал участие на театре военных действий Русско-Японской войны, где он вел летучий хирургический отряд (в состав которого входил и Н.Н. Бурденко), состоял консультантом-хирургом Красного Креста.

«Я отвечаю за все» (1964), «Дорогой мой человек» (1961), «Дело, которому ты служишь» (1957)/ Ю. Герман. Трилогия. «Лениздат».