Проба пера

Карандаш в моей руке – одинокий странник в бескрайних белых просторах в поисках яркого образа ускользающих мыслей. Никогда не знаешь, с чего начнется путь и тем более чем этот путь закончится. В сером грифеле заключена целая жизнь. Уморительные анекдоты и обжигающий нерв драматических событий .Всё это готово истечь с кончика моего карандаша. С начала ты исполнитель глобальной воли и если тебя избрали передатчиком, то значит, судьба поможет, хотя бы раз побороть гордыню, чтобы однажды навсегда осознать своё предназначение. И потом включается память. Она начинает всё фиксировать дотошно, как следователь или учёный. Но в разных  фактах невозможно поначалу разглядеть никакой закономерности, пока они не разбудят фантазию, и она покажет, как уложить события в захватывающий сюжет.
 Сюжет. Цепочка фактов, смазанная личным отношением рассказчика к персонажам, природе, эпохе. Неважно, по каким законам строится повествование. Главное динамика. Скорость и питательность. Калории, заложенные в диалогах, монологах, просто репликах должны быть расщеплены мыслями слушателей или зрителей, и закончиться это должно рождением новой энергии. Эмоции. Они будоражат души и заставляют изливать столь тонкую материю путём их словесного выражения. И кино – самое яркое воплощение сюжетных построений. Чем больше съёмочная группа, тем больше той самой смазки, которая адаптирует идеи, заложенные в сюжете для максимального количества людей. Допустим человек, написал рассказ. Прочитал знакомому, второму, третьему. Все хвалят. Он читает ещё. Снова одобрительные отзывы. И вот кто-то первый говорит: «Блин! Вот бы снять! Я даже знаю, кто бы смог». И называет фамилию маститого режиссёра. И всё! И механизм запущен. Автор заболел идеей. Он начинает разрабатывать первый вариант сценария. Словно начальник штаба, он кропотливо, будто над картой, задумчиво сидит по ночам над рассказом и составляет план за планом. Он мучается. Работает с хронометром. Ему жалко резать, но желание увидеть своё детище на экране заставляет браться за перо и зачёркивать лишнее, растянутое и нудное, с точки зрения самого великого искусства, во имя краткой вспышки азартного интереса непостоянного человечества. Сценарий готов. Автор счастлив и окрылён. Судьба приводит его к режиссёру. Тот знакомится с материалом, целует сценариста в темечко, орёт: « Ты гений Вася! Я уже вижу это. Только вот здесь и здесь не очень ярко, а вот тут вот до сих пор полное говно. Да! И героя поменяй!» Автор оскорблён и готов перегрызть режиссёру горло, но, то, же адское желание пристроить дитя ведёт его дальше, и он снова переписывает до тех пор, пока его замысел не меняется полностью. Наконец  этот тиран режиссёр принимает материал, бросая вслед измочаленному сценаристу: « Ну ладно, остальное я сам доработаю!» и звонит художнику: « Вася! Дуй мухой ко мне. Конечно, если ты хочешь, хоть раз в жизни побороться за Оскар!»  Художник, выслушав сценарий в режиссёрском исполнении, вдохновляется новизной идей и оптимистическими прогнозами относительно выражения собственных нереализованных проектов. С жаром он приступает к эскизам, привнося в них собственный ракурс, от которого сценарист впадает в депрессию, а режиссёр только радостно потирает руки и звонит продюсеру. Продюсер всегда еврей. Это обязательное условие удачного исхода дела. Под него желательно заготовить какой-нибудь ход. То ли обогатить фактом из его биографии легенду героя, либо обозначить девичью фамилию супруги, на худой конец предложить роль. После обсуждается бюджет. Тут понятное дело, чем больше, тем лучше. Потенциальная съёмочная группа уже курит возле подъезда режиссёра, суеверно поплёвывая через левое плечо и постукивая по всему деревянному в зоне досягаемости.
Оператор неприступен и загадочен, как тихо помешанный. Он понимает только режиссёра, но тоже по- своему. И уже от его работы впадает в депрессию художник, понимая, как далеко уводит режиссёра от его видения этот тип за кинокамерой, чем-то напоминающий пулемётчика с лихой будёновской тачанки. Вечером пьяный художник звонит сценаристу и жалуется: « Представляешь старик, этот деятель не оставил от нашей с тобой картины камня на камне!» Чувствуя, что отомщён, сценарист как может, успокаивает собрата. Потом приходят сукины дети – актёры. Ошмётки порока. Своими шизофреническими сущностями они заполоняют кадры. И конечно оператору они кажутся глубоко лишними в панораме. И лишь капитан всей этой чёртовой свистопляски мужественно ведёт проект к финишу.
      Свет, монтаж, звук, музыка ещё одного сумасшедшего, скоротечные романы для встряски драматических возможностей артистов. И дубли, дубли, дубли… Сценарист уже забыл ,с чего всё начиналось, художник верит, что он изобразил тогда именно Гошу Куценко и именно в этом дворе. Оператор потрясён километрами отбракованных гениальных кадров. Все друг другу надоели как на третий день свадьбы. Последняя декада монтажа в сигаретном дыму и кофейном пульсе, и вот утром глядя красными глазами в очи сценаристу, режиссёр хрипло и торжественно объявляет: « Финита, чувак . Завтра премьера. Возьми у костюмера смокинг и не вздумай окочурится от волнения. Ты мне будешь нужен».
       Всё. Предприятие закрывается. Продукт создан. Все получили денежки и выстраиваются в очередь за славой. Когда на финальных титрах в зале раздаются аплодисменты кто- то падает в обморок, кто-то со слезами обнимается, как будто им объявили об отмене смертной казни. В общем весело. Это и есть кино.