Тиасур. Глава 6. Шестой подвиг Гераклов

Особо хотелось вспомнить интерьер нашего жилища. Практически голые стены. Над кроватью Сулейманыча под жирным пятном от убитого таракана болталась полочка с зубным порошком и зеркальцем, по тумбочке у каждой кровати и два октанта у входа. Один из которых облепили водочными наклейками. На «люстре» (одинокой лампочке), привязанная куском шпагата, висела колбасная жопка.

Стол прогибался под тяжестью трехлитровых банок — сифаков, заменявших нам мусорное ведро и наполненных остатками пищи, бычками, сливочным чаем и прочими отходами студенческой жизни. Содержимое банок иногда начинало бродить, и запах от них шел, я вам скажу, мама, не горюй!

Рядом с сифаками стояла трехлитровая банка с кипятком. В емкости, вибрируя и пытаясь выпрыгнуть, трясся крупной дрожью бурбулятор — кипятильник, сделанный из двух лезвий «Нева», двух спичек, ниток и куска провода. Из разбитого окна убого торчала подушка.

Подоконник с недавнего времени украшал вылепленный из оконной замазки огромный мужской член. Скульптора этого изделия звали Саломатовым Саньком, проживал он в 415-й комнате.

Приехал Александр из Нижневартовска. К тому времени за прогулы его отчислили из института. Орган выглядел настолько натурально, что девчонки из санитарной комиссии, ставившие оценки за чистоту помещения, глотая слюну, стояли будто завороженные.

Еще бы! Все жилки, артерии, цвет, изгиб и огромная головка вы¬глядели так похоже, что чего уж там девчонки! Пацаны, каждый раз доставая свое «хозяйство», с завистью вспоминали стоявший на подоконнике бюст. Оклемавшись от гипноза и быстро натянув на себя маски отвращения, комиссия поставила нам неуд.

Количество «двоек», полученных за антисанитарное состояние нашей комнаты в течение недели, превысило возможные пределы. К ним добавились сломанные стулья, выброшенные намедни из окна и упавшие на голову одному из оперов.

Старший по этажу, пойдя на встречу, предложил закрыть весь негатив дембельским аккордом.

«Есть непыльная работенка»,— сказал он и как-то по-ленински улыбнулся, сука.
Выбор у нас был между мытьем полов на этаже в течение месяца и единовременной очисткой авгиевых конюшен. Посовещавшись, мы выбрали «конюшню».

Комнатка, примыкавшая к мусоросборнику в подвале, была забита спрессованным мусором почти под самый потолок. Мы стояли перед горой отходов с переполнявшими наши души чувствами, как альпинисты у подножия пика Коммунизма. С той лишь разницей, что кислородное голодание ощущалось уже на подступах к куче.

Всю эту гниль необходимо было вытолкать в узкое окошко, выходившее на улицу. Нам дали вилы, лопаты, «ЗИЛок» с откидными бортами, и, долго не размусоливая, мы принялись за дело.

Матерясь, вспоминая всех и вся нехорошими словами, наш дружный квартет целый день выгребал отходы, меняясь местами. Двое в эпицентре, двое у машины. Пару раз вывозили мусор в сторону ФЭТа (факультет электронной техники) на пустырь недалеко от зоны. Да простят нас «зеленые»! Марсианский пейзаж дороги жизни от еще одной кучи мусора не пострадал. Наоборот, появился некий колорит со свежим ароматом.

Привыкнув к запаху разлагавшейся биомассы, мы недоумевали, когда, поднимаясь по лестнице, от нас, зажимая носы, шарахались проходившие мимо студенты.

Не помню, может, пошутил кто-то из пробегавших мимо, или у кого-то из нас возникла такая странная ассоциация, но после пережитого комнатку у мусоросборника в подвале мы стали называть пельменной.

Из этого жизненного урока мы вынесли две вещи: соблюдение чистоты в обиталище и двухметровый кусок толстой якорной цепи, который повесили на комнатную дверь с внутренней стороны.

Теперь, когда на этаже раздавался грохот металла по дереву, всех проживавших этажом выше и ниже занимал только один вопрос: да что ж этой четыреста тринадцатой не спится-то?