О парлептипности

Слово «парлептипность» образовано от английского «pure» - «чистый», с намерено неправильным его прочтением, по аналогии со сленговым вариантом неправильного прочтения слова «punk» - «пункер». Соответственно, к французскому «говорению» этот неологизм никакого отношения не имеет, хотя (так же намеренно) первоначально к нему как будто бы отсылает. Возникновение этой второй «намеренности» обосновывается двумя факторами: - увидев, что не всё «лежащее на поверхности» таковым «лежащим» и является (первое), но тем не менее всё таки желающий понять этот термин читатель, раскрывает его первичную этимологическую подоплеку, идущую от вышеназванного английского «первоисточника» -«чистоты», и таким образом уже более чем на половину начинает понимать, о чем здесь идет речь (второе).

Действительно, наиболее близкими смысловыми аналогами парлептипности в русском языке могли бы быть слова, характеризующие предмет в  максимально чистом, первозданно-сущностном варианте его состояния, например, «сверхсамокопание», «сверхчистоплотность» (в контексте попытки реализации желания «докопаться до самой сути, до самой сущности» первопричины тех или иных человеческих поступков), но именно потому, что эти условно - сконструированные, малоупотребляемые слова в свою очередь ограничены излишне лапидарной конкретикой, не совсем точно и несколько разнонаправленно передающей смысл парлептипности, именно поэтому появление этого нового многосмыслового термина я считаю оправданным и необходимым. 

Парлептипность затрагивает вопросы «честности» и «сверхчестности» тех или иных поступков человека не только в контексте поведенческого «самокопания», но и в контексте базовой жизненной стратегии существования современного человека. Например, круто, когда человек живет «праведно», зная, что в последствии за всё он будет держать «ответ перед Богом», но как минимум, не менее круто, когда он живет праведно, зная, что «там ничего нет». И кто из этих двух человек более парлептипен?

Как невозможно познать бесконечность, состоящую из точек бесконечности, так невозможно и докопаться до сущностного, не испортив его предварительным анализом «определения» сущности. Так же, как невозможно познать «чистую» истину, а можно лишь с помощью образа иногда видеть её мерцающую квинтэссенцию.. В то же время «мерцающая квинтэссенция» интересна сама по себе, так же, как очевидно интересен и путь к парлептипности (или по-другому - протопарлептипность) в ситуации недостижимости самой цели пути. 

Каждый настоящий художественный жест своим «озарением происходящего» максимально приближает, но затем тут же переносит зрителя за границу только что мелькнувшей парлептипности, форматируя вокруг себя в процессе проистекания события двустороннюю (до и после «озарения») ауру «прото».. И чем сильнее эта аура, тем мощнее художественное высказывание.

Любая неразъяснимая, но вдохновительно-состоявшаяся ситуация парлептипна как реализованная (не)совозможность. Парлептипность -это открытый цвет «чистой любви». Парлептипность поэтична, но ещё более поэтичен путь к ней.