Ванькина гармонь

 

      Тверские рассказы

  Ванькина гармонь

        Дождик моросит. Мелкие такие капельки, сыпят себе из низких облаков, закрывших всё небо. А может и не всё небо, а только над Маринио. Нет, над Баскаками тоже дождевые облака, значит, всю округу поливает тихий летний дождик.

        Не холодно, летом дождики тёплые. Эх, грибов будет на полянках в молодом ельнике. Маслята, аж пищат, маленькие, в рубашках, самое то, что надо. Без рубашек маслят не берут, почему, не знаю, наверно так принято. Ну а если так принято, то значит так и надо.

        В резиновых сапогах ходим по тропинкам вьющимся по косогору. Тропинки телята натаптывают, оттого все тропинки в телячьих лепёшках. Приятного мало, но зато, какая земляника вырастает в этом ольшанике. Крупная, на высоких стебельках, много её там, одно удовольствие собирать. Правда на полянках слаще, хотя и мельче. Какая вкуснятина получается, если землянику, на полянках выросшею, в миску насыпать, молоком залить, ложкой растоптать. За уши не оттянуть, ел бы и ел.

        Но сегодня нам не до сбора земляники, мы помогаем Ваньке пасти телят. Эти бестолковые существа так и норовят отбиться от стада или влезть на колхозное поле засеянное овсом с горохом. Прозевал, потом попробуй их с поля, что на вершине горбана, выгнать.

        Телята неслухи, Ванька материт их. Материт не потому, что ему это нравится, а потому, ему так думается, он для них становится страшнее и телята от этого лучше слушаются.

        Так проходит некоторое время, дождик то прекращается, то опять начинает нудно моросить. Телята беспрестанно щиплят сочную траву, и куда только лезет.

        У Витьки, нас трое, возникает подозрение, что некоторые телята обожрались. На его взгляд об этом говорит разная толщина телячьих боков. Ванька возражает, мол, это только, кажется, Витька авторитетно отстаивает своё мнение. В конце концов, пришли к компромиссу, нужно телят погонять, так как опыт выпаса говорит о том, что от обжорства они могут подохнуть и такие случаи бывали в прошлых поколениях пастухов.

        Щёлкая короткими пастушьими кнутами, оря во все глотки, приступили к спасению этого безрогого, бестолкового поголовья.

Телята, конечно, не прониклись нашими добрыми намерениями и были крайне удивлены благому мату  трёх пацанов.

        Они ошалело носились по зарослям ольхи, явно не понимая, за что страдают. Поэтому, видно от непонимания, количество телячьих лепёшек на тропинках стало резко возрастать.

        Минут через десять мы поняли, что телята спасены от неминуемой гибели и позволили им опять мирно щипать траву.
Столь рьяному исполнению обязанностей пастухов колхозных телят способствовало то, что Ваньке за это начисляли трудодни.

        Если бы просто трудодни. Ванька решительно и с непоколебимым упорством шёл к своей светлой мечте и не жалел ни себя, ни телят, а мы мучились вместе с ним из крепкого чувства мужской солидарности.

        Мужская солидарность возникает не на пустом месте. Мужская солидарность, это плод личного жизненного опыта. Я понимал Ваньку, и сочувствовал ему. Но мужское сочувствие, это не девчоночье размазывание слёз и соплей по щекам. Мужская солидарность выражается в конкретной помощи.

Путь к мечте не легок, тернист и порой даже рискован. У меня, в своё время, тоже была светлая мечта. Я мечтал приобрести вместо коньков дутышей, коньки канады. Для этих целей необходимо было двенадцать рублей.

        Такую крупную сумму просить у родителей бесполезно, и я решил копить деньги тайком. Телят в Тамбове не было, но в магазин за продуктами ходить приходилось постоянно. Пришлось заныкивать копеек по три – пять и складывать их в укромное место. Через пару месяцев собралась кругленькая сумма, можно было уже просить у родителей рублей пять. Но однажды, при ревизии своего состояния, я обнаружил недостачу. Причина утечки капитала скоро выяснилась, я застукал свою сестру, на четыре года меня старше, которая тырила мелочь в моих закромах. Ей нужны были деньги для билетов в клуб, а у родителей она просить боялась, так как ей бы устроили «танцы», соплюха – десятиклассница.

        Скандал был грандиозным, но недостачу она мне не вернула. Правда, родители ей устроили уроки Макаренко, а мне всё же, добавили денег на коньки, так как игра в хоккей, это вам не танцы-шманцы.

                II

        Ванькина мечта, по отношению к моей, была более амбициозна, и на её осуществление требовались огромные деньги. Гармонь, вот масштаб и сверхзадача. Непросвещённый читатель скажет: тоже мечта себе, какая-то гармошка. Эн нет, не гармошка, а гармонь.

        Кто первый парень на деревне, гармонист. Кто самый почётный на посиделках и гулянках, опять же он. На кого девки заглядываются и частушки складывают. То-то.

        Вот поэтому и был заключен договор Ваньки с бригадиром, его же собственным отцом. Отработать необходимое количество трудодней, а вернее человеко-дней, эквивалентных стоимости заветной мечты.

Трудодни отменили в 1966 году и ввели гарантированно минимальную оплату труда колхозников, чуть более трёх рублей за человеко-день. Если выработка в день составляла больше нормы, то и оплата была выше. Но народ, ещё долго произносил привычное, «трудодень».

        Ванька добросовестно вкалывал в колхозе, жертвуя отдыхом и мальчишескими забавами. Приходилось не только телят пасти, работы в колхозе хватает, только поворачивайся.

        Время бежало быстро. И вот, подошёл торжественный, или как говорят артисты, волнительный момент, подсчёт человеко-дней и присвоение эквивалента труда в деньгах.

        Во дворе, второй с краю избы, где жил Ванька Грошев, собирались марининские колхозники. День радости и печали, надежды и разочарования, но его ждут, как светлый праздник. Бабы уже заранее подсчитывали возможный заработок, планировали расходы. Мужики почёсывали затылки и прикидывали, что им перепадёт в карман, и вообще перепадёт ли, после жонкиных подсчётов, рассчитывая хотя бы на «бомбу» красного, если на белое не пофартит. До сельмага не далеко, два километра всего то, метнулся в Баскаки на велосипеде и вот она, заветная.

        Волнение в рядах усилилось, на крыльцо избы вышел бригадир, Грошев Василий Петрович. На нём был серый пиджак, брюки, заправленные в сапоги, а в руке полевая сумка, сохранённая невесть как со времён войны.

Бригадир степенно присел на нижней ступеньке крыльца, согласно протоколу саммита, достал из кармана футляр с очками, очки водрузил на нос. Наступил самый интимный момент, из сумки достаётся тетрадка в коленкоровом переплёте и чернильный карандаш.

        Народ безмолвствует, боясь нарушить святость момента. Так, послюнявив грифель карандаша, молвит Василий Петрович, Модина Ольга, у тебя тридцать человеко-дней за месяц, соответственно и начисления будут по ним. Полугаров Анатолий, двадцать восемь трудодней.

- Как двадцать восемь, возмутился Толька, молодой мужик, отслуживший срочную, женатый и уже успевший двоих детей
наклепать.
-  А так, забыл, прогулял два дня, по причине всем известной.
 -  Вот, паразит.  Это его жена Валька, белобрысая молодая баба, подала голос. - - Говорила, не пей, не пей, бестолочь, родимец тебя бери.
-  Цыть баба, ума много.
- Так, хватит лаяться, дома разбирайтесь. Далее…. 
        Наконец очередь дошла и до Ваньки, который всё это время
приплясывал как на углях, невтерпёж ему. - Иван Грошев, так. Василий Петрович назвал сумму денег, которые причитались Ваньке за труд. До заветного числа не хватало два человеко-дня. Земля дрогнула, небо упало. Ванька стоял с раскрытым ртом, пытаясь что-то сказать, его глаза стали часто мигать и наконец, речь к нему вернулась.

- Ба-тя-ня. Голосом потерявшим веру во всё человечество, взвыл Ванька.
- Почему это не хватает, а кто сено в овраге конными граблями ворошил, а телят то сколько раз пас.
-  Иван, всё точно подсчитано, вот, посмотри в тетрадке всё записано.
 Мечта, блеснувшая на расстоянии вытянутой руки, рушилась. Из Ванькиных глаз брызнули слёзы, из носа, сопли. Его вид был таким жалостливым, что первыми не выдержали сердобольные марининские бабы. Они хором стали уговаривать бригадира не забижать мальчонку, парнишко то старался, не бездельничал. Петрович, да припиши ему пару трудодней, никому не скажем, ей Богу, потом отработает помаленьку.

        Петрович долго не соглашался, но бабы его уговорили. Ваньке приписали пару, недостающих человеко-дней, а он в свою очередь побожился отработать в следующем месяце.

        Жизнь пошла своим чередом. Через некоторое время у Ваньки появилась гармонь, новенькая, переливающаяся на солнце трёхрядка. В свободное время Ваньку можно было застать сидящим на ступеньках крыльца усердно пиликающего, подбирающего на слух мелодии тверских частушек. В эти возвышенные для него моменты трогать Ваньку было опасно. Особенно часто доставалось его младшей  сестре, Вальке. Та вечно, по своей неопытности, и девчачьей глупости, пыталась просить разрешения и ей попиликать. Куда там, даже старший брат Толька, опасался подтрунивать над музыкальными успехами будущего первого парня на деревне.

        Жизнь так определила назначение моих деревенских друзей, что они не стали музыкантами, художниками, учёными. Отслужив добросовестно и с честью срочную службу в армии, определились в механизаторы и занимались самым нужным делом, вкалывая от зари до зари на колхозных полях, кормили людей.

 В мире нет более высокого назначения человека чем: женщине – рожать и растить детей, а мужику – обрабатывать землю.


Маринино – Тамбов.