Восстание на сенатской площади Ан-ну
Александру Аникину
Граф Бенкендорф, жандарм в 78 лет служивший в полиции, начал свой день обыкновенно с чашечки кофе и булочек, приготовленных финкой Анной, старой кухаркой, служившей у графа Александра Бенкендорфа. Отпив кофе, мужчина занялся разбором дел и доносов в полиции. Одно дело чрезвычайно заинтересовало графа Бенкендорфа, и он стал читать его более внимательно, чем когда-либо.
Это был донос. Или предательство. Существовало некое тайное общество Союз Спасения, состоявшего из видных членов дворянских фамилий. Заговор составляли в основном молодые люди, лет 26. Граф Бенкендорф снова отпил кофе. Покрывшись потной испариной, он судорожно продолжал изучать таинственный список. Доносчик писал, что эти люди ставят целью убить царя. Про заговор родовитых дворян Бенкендорф знал давно - у какого сотрудника полиции не будет своих осведомителей? Александр Сергеевич хмыкнул. Графа волновало не это. Графа волновало то, что среди заговорщиков был предатель. Но кто осмелился предать "Союз Спасения", и почему некто. будто Божия милость, явил такое расположение к короне Российской Империи и к его высочеству благоверному Императору Александру I.
Или это была ловушка?
Мужчина нахмурил лоб, и глубоко задумался. Стоял февраль 1824 года. Он восседал в своём обширном кабинете, в котором можно было заметить стол, стулья и красивые занавески тёмно-зелёного цвета. Сама мебель была выдержана чуть в мрачных тонах, которые подходили сейчас Александру как нельзя лучше под его теперешнее настроение - мрачное и подавленное.
Ольга Васильевна Неретина, молодая незамужняя дворянка 36 лет, тайно влюблённая в Бенкендорфа, ломала руки. Ее брат Евгений Неретин состоял в тайном обществе декабристов, а именно -в Союзе Спасения. Причём выяснилось это совершенно случайно. Евгений Васильевич пришёл этим утром домой, на Екатерининский спуск, где они жили, пьяный и у него в руках были какие-то бумаги - устав и список членов организации Союза Спасения, включая его самого. Одним порывом Оленьки было отнести Александру Сергеевичу список, и устав, но Оленька не решилась подставлять Евгения, даже если сильно любила графа. Она будет страдать. Но она брата не выдаст.
То, что список подкинула не вздыхавшая по нему Неретина, сестра участника организации Союз Спасения, Бенкендорф понял сразу. Оленька не из таких. Она будет страдать. Но она брата не выдаст. Почувствовав сильный порыв страсти, сковавший его душу, граф Бенкендорф решился наведаться к Неретиным немедленно. Он спешно оделся, захватил список и побежал к Екатерининскому спуску.
Оленька открыла ему дверь их просторного дома, где они жили с братом Женечкой и родителями, и покрылась едва заметным румянцем.
Евгений спал.
- Они ещё и пьют? - Ухмыльнулся Бенкендорф, посмотрев на Евгения, растянувшегося на диване в не очень красивой позе.
- Кто они? - Покраснев, спросила Оля.
- Заговорщики. - Сказал ей граф, и протянул молодой женщине список. - Не Вы ли были столь любезны, что мне его предоставили?
Оленьке пришлось показать список, что она прятала в руках.
- Можете спать спокойно. - Улыбнулся ей Александр, и у него отлегло от сердца. - Вы на предательство не способны. У них завёлся кто-то другой. И это женщина.
- Женщина? - Удивилась Ольга.
- Женщина моложе Вас, и обозлившаяся на своего мужчину.
- Измена? - Предположила Неретина. Бенкендорф расплылся в улыбке.
- Или гулянка по-чёрному.
Ольга всплеснула руками, посмотрев на спящего брата. Но кого он мог бросить настолько, чтобы дама сдала целую организацию, в которой он состоял, Императору? Что с ним теперь будет?
- Каторга. - Ответил на мысли Ольги Бенкендорф. - Но Вас я туда не пущу.
Ольга отчего-то упала ему на грудь, и заплакала. Ей было жаль брата. За окном падал мокрый снег. Стоял февраль 1824 года.
Александру Аникину
Софья Александровна или София Дмитриевна? Шестнадцатилетняя дочка Марии Антоновны решала эту дилемму, смотря на то, как потрескивали угли в камине их шикарного с Марией Антоновной дома. Если бы Александр Павлович не нравился ей как мужчина, хоть он и был старше неё, почти вдвое, то она бы с большим удовольствием стала бы его дочерью. Государю так хотелось верить в это!
Правда эта дилемма была глупостью взрослевшего ребёнка: светлые волосы, и светлые глаза Софьи Александровны говорили сами за себя - она была дочерью русского императора Александра I. Правда маменька в пылу ссоры часто говорила ей обидное, поэтому, при новом приступе болезни - Софья Александровна страдала чахоткой - ей мерещились всякие ужасы её нелепого существования. Нужно было готовиться к балу, на котором ей представят жениха - не любимого ею Андрея Шувалова. Софья настолько не любила и презирала Андрея, что в порыве чувств, рисовала то, что он увлечён её матушкой. Молодой невесте этого хотелось, чтобы избавиться от навязанных ей брачных уз. Но этого не было, Шувалов действительно любил Софию, а не её мать, однако же девушка, которой казалось что она любит то одного, то другого офицера в приступах температуры - играла больным неровным воображением столь жестоко. Сегодня Софье казалось, что она любит Валерьяна Голицына. То, что девушка молодым людям казалась нежным ангелом, это она подозревала. Ей нравилось, подобно матери, разбивать сердца. Сама же она возможно из-за болезни неспособная полюбить страдала от своих глупостей, которые окружающим, впрочем могли казаться очень забавными.
Успокоившись на Голицыне, который в ней души не чаял, она немного заснула в кресле, решив, что Александр, который Император, и есть её отец. Настоящий.
Граф Андрей Шувалов, тоже полюбивший Софью всем сердцем, действительно старался понравиться своей будущей тёще - Марье Антоновне, что нервная Софья восприняла за излишнюю любезность. Мария Антоновна представила молодых людей друг другу, и была счастлива тем, что они встретились.
- Да он же насмехается надо мной! - Сказала как-то своей маман измученная болезнью Софья, чем жутко огорчила родительницу. - Как может такой кавалер полюбить такую чахоточную как я!
Мария Антоновна заплакала болезни Софье, и сказала ей:
- Дочка, поверь, он лучшая для тебя партия.
Двадцатидвухлетний Шувалов явно не нравился Софье Александровне. и она пошла танцевать с ним, как идут на каторгу. Александр Павлович , бывший на том балу, вместе с супругами Нарышкиными, ревниво заметил, что его возлюбленная Мария идёт к своему мужу, и танцует с ним какой-то вальс. Александру пришлось пригласить на вальс "некую знатную даму", имени которой он так и не узнал в течение всего большого танца, тем самым, вероятней, всего осчастливив гостью. Потом император, всё-таки набравшись храбрости, подошёл к возлюбленной и посмел пригласить её на следующий вальс, чем огорчил Дмитрия Львовича.
Евгений Неретин, который был на этом балу, был просто сражён красотой Софьи Дмитриевны. Он был поражён её красотой и грацией. Его уже успели втянуть в заговор против царя, и он нагловато и по-хамски посматривал на танцующих государя и Марию Нарышкину.
Увидев Софью, граф поклонился ей и пригласил на танец. Софья Александровна была рада не танцевать с Шуваловым, и дала ему своё согласие. Они закружились в пышном и нежном вальсе. Неретин потерял голову. Узнав от друзей, которые тоже находились на этом балу, что он танцевал с Софьей Дмитриевной Нарышкиной, Евгений обрадовался этому открытию.
Перемену в нём почувствовала его возлюбленная, участвовавшая в заговоре, Ангелина Шаховская. Она поняла, что её бросили, и в порыве отнесла список Бенкендорфу, надеясь, что тот свалит на Ольгу, сестру Неретина. Бенкендорф, почувствовав "запах женщины", понял, что это только не Ольга Васильевна.
Но опытный жандарм ещё не понял, кто. Над Ангелиной нависла угроза, и она не знала, что из этого выйдет. Пока молодая женщина 25-ти лет, забыв про проступок, музицировала в своей гостинной, играя модные тогда вальсы. Но она, играя на старинном фортепьяно, решила для себя что она наберётся решимости и заявится к родителям и незамужней сестре Евгения, чтобы её приняли как невесту. Страстная любовь, порой, толкает человека на ложные и необдуманные поступки.
Но был ли шанс у Евгения Неретина, что Софья Александровна полюбит его? Когда Бенкендорф ушёл, Ольга Васильевна поставила самовар, и заварила брату чаю. Неретин проснулся, и пришёл в себя. Когда брат напился чаю, и поел свежего хлеба с вишнёвым вареньем, Ольга Васильевна тыкнула братцу в нос списком и уставом, что нашла у него. Евгений опешил.
- И ты решила меня сдать своему возлюбленному Бенкендорфу? - Нарочито нагло спросил брат сестру. - Моя сестра любовница графа Бенкендорфа! Браво! Лучше не придумаешь!
- Зачем мне сдавать тебя, дурак, если Бенкендорф сам заявился ко мне и сказал мне о том, что знает, что ты в заговорщиках? - Спросила Ольга. - Думаешь, он такой легковерный дурак? Ещё и меня выгораживал. Ищи змею в своих штанах.
- Что он знает? - Хамски и нервно ответил Неретин.
- Что у тебя завелась змея, которая ему список и подбросила. С кем ты спишь?
- Ангелина Шаховская. - Сознался Неретин. - Но она не могла знать, что я полюбил Софью Дмитриевну Нарышкину.
Ольга совсем оторопела. Брат мало того, что втравился в какой-то заговор, так вздумал ещё полюбить дочь самой Марии Антоновны, о которой ходили слухи, что это внебрачная дочь государя Александра Павловича. О, великий Творец!
-Вот дурак. Женщинам не обязательно болтать, чтобы видеть в мужике перемену и томные взгляды, которые он отводит в потолок, кося от неё глазами. Ты думаешь что у тебя есть шанс? - Спросила Ольга Евгения.
- Конечно, нет. - Сознался тот. - Но Софья такая красавица!
- Она пошла в отца. - Согласилась Ольга. - Она светленькая, как Император. Если бы она была тёмненькой, я бы подумала, что она дочь Дмитрия Нарышкина - законного супруга Марии Антоновны. Кто-то ещё сомневается в том, что Софья - дочь государя? Я была бы счастлива, если бы у Вас сложилось. Но твои товарищи скажут, что ты их предал.
- Хорошо, что твой любовник, Бенкендорф, неплохой. - Признал, наконец, Евгений.
- Мой совет. Возвращайся к Ангелине, а Вашу организацию сводите до уровня детских посиделок с чаем и булочками с вишнёвым джемом в британском стиле. Не дай Бог родители узнают. Проси у Ангелины прощения, пока она ещё не натворила глупостей.
- Ладно. - Опустился на грешную Землю Евгений. - Но Софья такая красавица!
Ольга оставила брата одного. Он подошёл к окну, и стал смотреть на мокрый, падающий снег.
Сергей Трубецкой, сын нижегородского генерал-губернатора, весьма интересной наружности, расхаживал взад-вперёд по комнате, в которой собрались декабристы. Неярко горел свет, освещавший софу, кресла, стол и фортепьяно, на котором так любила играть жена Раевского, с которым был очень дружен Александр Пушкин, знаменитый поэт и до 1821 г. член отделения организации «Союз спасения» «Зелёная лампа». На этот раз пианино молчало. В зале царило напряжение. Каховский стоял у окна, и смотрел на падающий, за окном снег. Александр I умер в холодном, мрачном ноябре. Это сорвало всё планы заговорщиков. Брат Александра Константин отказался от престола, хотя весь двор покорно присягнул ему. Чиновники тайно присягнули младшему брату умершего государя, Николаю. Это требовало решительных действий, на которые Сергей Трубецкой, человек хорезматичный, но боязливый, не был способен. Он мог подвигнуть народ на восстание, но сам избегал того, чтобы его имя «светилось» среди восставших. Друзья его, не знавшие об этой черте Сергея, доверили ему быть диктатором восстания, то есть вести полки по намеченному плану. Трубецкой дрожал. Ожидавшие выступления декабристы, могли видеть, как дрожали скулы его смуглого лица, и как подёргивались уголки его губ. Каховский, молодой человек с карими глазами и чёрными волосами, подошёл к товарищу сзади, чем сильно напугал его, и спросил:
- Что тебя тревожит, скажи мне на милость?
Трубецкой молчал некоторое время, а потом сознался:
- Знаешь, что я видел страшный сон.
- Что из того? - Ухмыльнулся Каховский. - Страшные сны и я видел не раз.
- Я видел казнь пятерых из нас.
- Пятерых?
- Да, пятерых! Меня до сих пор передёргивает при одном воспоминании лице Пестеля с верёвкой на шее!
- Экая ерунда! - Поёжился Каховский, однако же ему стало не по себе при одной только мысли о том, что сон Трубецкого может оказаться вещим. - Ты сошёл с ума!
- Я не больше похож на сумасшедшего, чем ты. Ты ведь знаешь, что Пестель арестован!
- Пестель? И что с того? Ты ведь диктатор! Или твой глупый страх…
Трубецкой смолчал в ответ. Каховский подумал, что всё это похоже на бред сумасшедшего, и в эту минуту кто-то подошёл к нему, сказав о том, что пора начинать восстания. 14 декабря 1825 г. офицеры Александр Бестужев и Дмитрий Щепин-Ростовский вывели к памятнику Петру I Московский полк. Затем к ним присоединились гвардейский морской экипаж и лейб-гвардии гренадёрский полк - всего около 3 тыс. человек. Верные Николаю войска оцепили их, имея четырёхкратное превосходство. Трубецкой, решив, что дело проиграно, не явился на площадь, так и не сдержав обещания, данного своим друзьям-офицерам. Декабристы выступить не смели. Ни у кого не хватало решительности пересилить себя, и сломить твёрдость молодого императора, который смотрел на них без тени страха и стыда. Взгляд Николая был твёрдым, уверенным, и холодным. Глаза будто говорили о том, что он победит в этом немом противостоянии. Было холодно, падал снег. Вышедшие убеждать декабристов священники поёжились, что заметил Каховский, и ухмыльнулся. Отец церкви начал речь. Каховский слушал его, словно, витая где-то в облаках. Руки замёрзли. Правая рука, сжимающая пистолет, казалось, приросла к нему. Если бы Каховский умел плакать, он бы плакал. Его сердце разрывалось от боли, а в голове носились мысли: «где Трубецкой? Почему он не выполнил моей просьбы, почему он не сдержал данного им обещания?».
Выход старого генерала Милорадовича совсем помутил сознание Каховского. Рука задрожала… вынутый пистолет был нацелен в сердце старого генерала. Тот пошатнулся, и упал. На лице молодого Николая не дрогнул ни единый мускул, хотя несчастный стоял совсем рядом с ним. Это внутри он сжался, как комок. Но людям он показал удивительное хладнокровие. Был отдан приказ стянуть войска. И снова молодые офицеры не дрогнули. Что же держало их в таком напряжении, что не позволило им выступить открыто? У Каховского мелькнула мысль: «а знал ли Сергей Трубецкой о том, что ждало их всех после выступления?». Видимо знал, и не мог остановить работающую во всю машину. Как в тумане он потом вспоминал, что было, когда ожидал повешения. По рядам стала бить картечь. Не имеющие сил сопротивляться офицеры, стали отступать….
… Проклиная Сергея Трубецкого, Каховский стоял на площади с верёвкою на шее. Суд прошёл, как один миг. Допрашивали, пытали, проводили дознание. Многие офицеры не выдерживали, предавая своих друзей. Стоявший чуть в отдалении от Каховского Пестель не раз предавал товарищей по делу. Каховский знал это, и старался не смотреть на предателя.
«Видел казнь он пятерых! - Пронеслось в голове у декабриста. - Теперь мне всё ясно. Выдумал ли он этот сон, или же он правда снился Трубецкому, но на Сенатскую площадь этот лис не явился не спроста. Он всё знал!».
Раздался приказ повесить виновных. Первый раз верёвки сорвались. Но палачи не отступали. Оборвалась жизнь пятерых людей, и Каховский так и не узнал, что, будучи на каторге Сергей Трубецкой не раз раскаивался в содеянном. Он избежал суда и позорного дознания, но не избежал каторги и угрызений совести…
Свидетельство о публикации №216041701706