Крестный...

Крестный



Комья глины глухо ударили о крышку гроба. Я машинально закрылся рукой, как будто земля сыпалась мне на лицо. Передернуло от жуткой мысли: а как же он там, в мрачной духоте деревянного ящика, в своем последнем пристанище? Вдруг стало так жутко, что я зажмурился, чтобы никто не увидел, как я пытаюсь взять себя в руки. Почему некоторым всегда дурно на похоронах, только ли из-за собственного экзистенциального страха смерти? Может они чувствуют что-то еще? Например, ужас того, с кем прощаются?

Я уже не помню, когда, где и как с ним познакомился. Кажется, в году 95-м, а может и в 96-м. Где-то на каких-то съемках, конечно же. Его звали Вадик Ал-диев, и он был телеоператором. Сам себя он называл Cameraman. Вадику нравилось это слово, такое объемное и многозначительное. CA-ME-RA-MAN! Не просто телеоператор какой-то. А что-то иностранное, высокотехнологичное и почти киношное. Непосвященные блондинки обычно разевали рты, а затем некоторое время испытывали влечение.

С первых минут Вадик к себе располагал. Симпатичный, с приятными манерами, внешне спокойный. И слушал он внимательно, наклонив голову, как умная собака. Почтительность в нем какая-то восточная присутствовала. Неплохая, на первый взгляд, комбинация русской и лезгинской крови… Ал-диев –это иногда немного импозантнее чем Иванов.

Вадик всегда готов был как-то поучаствовать в проблеме своего собеседника, даже малознакомого. Причем искренне. Тоже зачет. А то что советы его оказывались банальны, на это в начальной стадии отношений, как правило, не обращали внимание. Подумаешь, «капитан очевидность», зато добрый малый. Зачастую же люди просто нуждаются во внимании, и чтобы им поддакивали. Хорошая карьерная стартовая площадка для владельца этого умения. Ежели с головой к вопросу подойти…

Летом 97 года я чувствовал, что в моей жизни вот-вот начнется новый этап. Яркий, пассионарный… Нужен был какой-то шаг…. Однажды коллега по работе Марина Хоффманн, поправляя чулок, сказала, что видит меня в православии и вызвалась обучить благочестию. А Вадик, одним ухом подслушав, а другим глазом подсмотрев - очень возбудился и заявил, что лучше его крестного отца мне не найти. На мой же вопрошающий взгляд он истово осенил себя крестным знамением и с легким бакинским акцентом прочитал «Отче наш»:

- Конечно же, крестись Андрей, нас, православных должно быть больше!

Годом раньше уже приходили мысли, куда бы мне податься: в добрые христиане или в Ислам. Поэтому, когда первый встречный участливо предложил мне содействие в приобщении к лону РПЦ, я подумал, что это неспроста. И если среди моих потенциальных восприемников нет ни одной русской фамилии, то это не иначе как знак свыше. Христа я принял не мешкая.

Таинство, должно быть, выглядело кинематографично. Восторженный новообращенный в тазике вместо купели и с расцарапанной спиной. Молоденький батюшка со смущенным румянцем. Крестные: он - кавказец с православным блеском в глазах; она - в стремительно короткой юбке, с бесстыжими ногами на головокружительных каблуках. В платочке, разумеется.

Батюшка застенчиво взглянул на Хоффманн и спросил: «Отрекся ли еси сатаны?» Возникшую неловкость умильной улыбочкой прервал находчивый Ал-диев: «Отрекается, отрекается, Святой Отец! …»

…Даже не помню момент, когда он мне надоел. Однажды Вадик стал сильно раздражать. Напрягало все. Как он судит о чем-либо, как ходит, курит, пьет чай громкими глотками, да мало ли что еще…Грузил ужасно! Вадик это улавливал и из умной собаки превращался в побитую, чем бесил еще больше.

Похожую реакцию Вадик вызывал и у других. Я не знаю, как это ему удавалось. Особое сильное чувство к нему испытывали румяные блондинки. Те, которых он так располагал к себе сначала. Нежные губки на первом же свидании лишь в исключительном случае шепчут кавалерам: «Идиот», «Дебил», «Мерзкий тип». Эти впечатления для круга доверенных лиц.

Вадик же получал все сполна и практически сразу, т.е. максимум через 30-40 минут. Я это наблюдал регулярно. Сначала блондинка чувственно и заинтересованно улыбалась. Затем Вадик что-то бурчал. У блондинки начинало меняться лицо. Из сексуального оно становилось недоуменным, затем растерянным, а потом в лучшем случае следовала реплика: «Отстань от меня, неадекват!» или «Как можно быть таким уродом!». И это если барышня оказывалась приличной. Джульетты из пролетарских районов в присутствии Вадика испытывали тягу к мордобою…

Повторюсь, я не знаю, как ему удавалось добиваться такого эффекта. Совершенно точно, что ничего скабрезного Вадик им не говорил. Опрошенные девицы вразумительного ответа не давали. Только пожимали плечиками и жаловались: «Понимаешь, сначала очень тепло, а потом вдруг так нестерпимо противно и жаль потерянного времени! Такое со мной в первый раз! Какой-то вынос мозга!!! Какой-то ментальный незаконченный половой акт!!! Видеть его больше не могу!!! Давай водки выпьем, что ли…»

Думаю, Вадик догадывался, что любое его более-менее затянувшееся присутствие инспирировало у людей тоску или разжигало желание нанести ему легкие телесные повреждения. Но осмыслить происходящее он, видимо, не мог. Не улавливал причинно-следственной связи. Не понимал, где точка невозврата после которой начиналась метаморфоза превращения доброго парня в паршивого мудака. Как в фильме «День Сурка»: чтобы герой Билла Мюррея не делал, день всегда заканчивался звонкой пощечиной от желанной красотки…

Постоянные моральные оплеухи перебили ему хребет. Превратили в бездомного пса с ошпаренным боком. А любви и тепла очень хотелось. Поэтому Вадик, подобно тому псу, бросался к каждому новому человеку в надежде обрести хозяина. Люди сначала его гладили, а потом прогоняли.

Однако шпыняли Вадика не всегда. Он был не бесполезным человеком, а первоклассным телеоператором. Но работал за гроши. Кому-то платили 500 долларов, а ему кидали сотку. В цехе знали, что Вадик будет вкалывать бесплатно или даже доплатит свои – лишь бы его принимали всерьез.

Я тоже дергал за эти веревочки в душе Вадика. До откровенного глумления не доходил, но процесс оптимизировал. Но мерзавцем себя не считаю. Я примерно представлял, что с ним происходило. Потому что сам не вполне вписываюсь в это мир. С Вадиком я старался быть искренним. Получалось не всегда.

Про одну свою мечту Вадик говорил постоянно:

- Ты знаешь, Андрей, я ведь человек восточный, а значит гостеприимный. У нас так принято. Очень хочу, чтобы все наши собрались у меня. Я приготовлю плов, манты, хачапури… Познакомлю с женой, с сыновьями. Они у меня такие умницы.... Давайте все как-нибудь встретимся у меня? Пожалуйста….

А я смотрел на него и думал: «Ну, как же...прийти к тебе… Опять станешь тупить. Народ начнет стебаться. Дети будут смотреть всепонимающими глазами…а меня почему-то будет мучить совесть».

Но виду, что тяготит одна лишь мысль оказаться у него дома, не подавал. От приглашений, ссылаясь на занятость, отказывался. Все обещал и обещал: «Соберемся, соберемся у тебя. Может быть через недельки две или три…водочки выпьем…посидим душевно...». Мне же нужно было, чтобы он на меня работал…

…Поздно вечером мне позвонила его жена Лена. Милая, тихая женщина, воспитывавшая двух славных мальчуганов и, по-моему, жалевшая своего непутевого Вадика:

- Андрей приезжай, пожалуйста...Вадик погиб…Представляешь, к нему приехал друг…Вадик приготовил плов. Вкусный…Вадик ведь мастер. Выпили водки...и поехали кататься. Вадик хотел тюнингом похвастаться. Ты же знаешь, он никогда за руль не садился, если хоть капля в рот попала. А тут… На первом же повороте не справился с управлением и влетел в столб…Это рядом с домом... Я услышала удар и все сразу поняла. Когда я прибежала, Вадик еще дышал. Ему было очень больно….

На поминки Вадика Ал-диева пришли все. Молча ели и пили за упокой души раба Божьего…

В голове настойчиво вертелась мысль: «Вадик так хотел собрать гостей за своим столом. Вот и мы и пришли».

…Я вернулся домой с похорон и поминок обалдевший, опустошенный и очень уставший. Голова звенела. Я умылся и лег спать. В прихожей лампочку, как обычно, не выключал. Я боюсь спать без света. Сон не шел. Наконец возникло долгожданное состояние перехода...Когда ты еще не спишь, но уже и не бодрствуешь. Меня покачивало и баюкало…Вдруг я почувствовал знакомый запах…запах растертых сигарет. Знаете, некоторые заядлые курильщики любят мять сигареты в руках… Вадик Ал-диев это очень часто делал…

Я открыл глаза: сумрак...и размытый свет из прихожей. Вот я лежу на диване. Никого. Но я уже понял, что не один в ночи…

Я снова закрыл глаза… Опять закачало и понесло в невесомое…Вновь появился знакомый запах. Кто-то сел рядом. Страшно не было. Я открыл глаза. В ногах у меня...на границе света и сумрака, как-то боком, застенчиво сидел и мял сигарету Вадик Ал-диев. Я видел его профиль…

-Ты пришел? ...

- А к кому мне еще прийти...я же твой крестный...

- Вадик, что случилось? ...

- Я не понимаю...не понимаю…я ничего не понимаю...

- Как ты мог, у тебя же дети? …

- Я не понимаю, что произошло…Мне страшно и очень больно…

Я опустил веки, чтобы не встретиться с ним глазами и сделал усилие, чтобы уйти…Запах мятых сигарет еще какое-то время окружал меня…

Дворники еще не вымели утренний Арбат, а я отправился в Храм Спаса на Песках. Он прямо под окном. И поставил свечку за упокой души раба Божьего Ал-диева Вадима. Больше он не приходил…