Курсантские годы

                "Служба в армии - является в СССР,
                священным долгом и почётной
                обязанностью."
                (Из Конституции СССР)


                Посвящаю Светлой памяти моему командиру,
                другу, второму отцу и просто отличному
                офицеру РОДИМОВУ ЕВГЕНИЮ АНАТОЛЬЕВИЧУ.
                Пока по нашей Земле ходят такие люди -
                будет Мир и Покой, ибо Мы - это его
                зеркальное отражение.
                Слава Тебе КОМБАТ!

        Прибыли в Коломну в конце августа, КВАКОЛКУиОР (Коломенское высшее артиллерийское командное ордена Ленина Краснознамённое училище имени Октябрьской Революции) встретило нас скромно, было приготовлено порядка десяти кроватей с бельём, а остальные с одеялами на голых сетках. Оказывается нас тут особенно никто и не ждал, типа того - приедут хорошо, а не приедут - ещё лучше. Как сотрудничали кадровики кадеток и училища трудно сказать, видно никто не ожидал такого количества?
        Встретил нас сержант с десантной батареи, ввиду того, что училище перешло на высший профиль в 1968 году, то встретил нас выпускной четвёртый курс, гонора не занимать, а умения командовать нулевое.
        Сержант в грубой форме заявил, что тут вам не тут, и забудьте про мамины пирожки. Видно ему даже не рассказали, что это за контингент - кадеты, и он подумал, что мы прибыли прямо от маминой юбки. Но, увы, мы про неё уже давно забыли. Потом, когда ему объяснили, кто мы такие, он развёл руками и заявил: - Это вам не детский сад, а военное училище.  По мордам он в тот день не получил, но рано утром, на следующий - влетело по самое, как говорится "не могу".
        В этот же день мы бросили вещи и толпой ушли в город, из которого потом собирались всю ночь.
        Ночью почему-то сержанта в казарме не оказалось, видно желание показать, что  "они" уже без пяти минут офицеры, а мы салаги, и пусть сами себя обеспечивают, взяло верх. У него даже в мозгах не проявилось, что мы погоны носим уже четвёртый год, и они тоже, и что с нами эти варианты грубости в армейской среде могут закончиться очень плачевно, что и произошло, буквально, на следующее утро.
        Утром в казарме появился сержант и в грубой форме последовала команда: - Подъём! А дальше не литературная добавка.
        Естественно основная масса нашего брата, особенно та, которой достались кровати с сетками, возмутилась: - Ты что мужик? Какое построение, какой подъём?
        Мы все к такому обращению были не готовы, хотя у нас в кадетках дисциплина была железная, но обращение было достойное.
        Сержант подлетает к кровати одного из нас, и срывает одеяло, тут же следует удар ногой в голову, и сержант летит в воздухе, и падает, как мешок с песком. Тяжело встав на ноги, плохо соображая, что это было, с угрозами в адрес нас всех, уходит из казармы.
        Через минут десять в казарме появилось человек пятнадцать в сине-белых майках.
        - Мы сейчас будем вас учить и лечить одновременно, - произнёс кто-то из них.
        Нам, привыкшим к стычкам в городе, да и на своей территории, подраться было в охотку, а тут всё рядом. Пару минут и все "воспитатели" уже лежат по всей казарме. Ведь не секрет, среди нас были мастера многих видов спорта, бокс не исключение. Всё закончилось очень быстро и мы остались без сержанта. А за одно, лишний раз убедились, что физическая подготовка должна быть на высочайшем уровне, а просто одев десантную тельняшку - толку мало.  Среди прибывших кадетов, не было обнаружено ни одного, кто не делал бы раз двадцать подъём переворотом, или подтягивался менее пятнадцати раз.
        После столь скоротечной драки, мы сообща решили, раз нас здесь никто не ждал, уехать в Москву, и вернуться 29 августа к обеду. Как говорится; решили, постановили и урыли, все до единого человека. Одна партия уехала к Жирякову на дачу, другая к москвичам по домам.
        Вернулись с Москвы все практически одновременно. Вечером, имитируя строй, пошли на ужин в столовую, но, увы, поужинать не пришлось, потому что у входа в столовую стояло пару взводов десантной батареи. Было ясно, что они решили раз и на всегда утвердиться в стенах училища, как хозяева. Мирным путём вопрос не решился, и понеслось, дрались по-взрослому, но никто ни кого не добивал, вырубили - уползай в сторону. Одно было плохо, десант чувствуя, что проигрывает схватку применил ремни, а это серьёзно, ибо намотанный ремень на руку - страшная вещь, рубит всё на своём пути. Одно было не понятно, неужели этот выпускной курс не сообразил, что ремни и работа с ними у нас были отработаны до совершенства, ещё в стенах кадеток.
       Драка была с элементами "догонялок", кто не уходил с поля боя - добивался. Досталось всем нам, и ещё больше им. Я тоже не исключение, досталось и мне, и не сказать, чтобы мало. Губа разбита, глаз оплыл синевой, по рёбрам тоже прошлись пару раз ремнём, или сапогами, сейчас уже трудно сказать, но чертовски больно. Целый вечер пришлось отмачивать синяки и порезы. Кто-то чётко подметил, что после драки, всё остальное, звучит слишком тихо в жизни.
       На следующий день нас всех построили на плацу и объявили, что с нами хочет встретиться начальник училища. На плац явились, как нам показалось, все подполковники и полковники. Как потом стало известно, это было управление училища.
       Нас построили в две шеренги, пересчитали и оказалось - прибыло ровно 37 человек.
       Доложили начальнику училища. И понеслось, и поехало, генерал кричал, матерился, одним словом выглядел он, как Прометей, который метал и гром, и молнии в нашу сторону.
       - Что племя габонии, засланцы. Одни хипари и мордобитые. Вы, что приехали сюда разложить всё училище? Почему все заросли, как папуасы?  Вам что не нравится Советская власть? Так мы вас сюда и не звали, а раз вы "свыньи" приехали к нам, будьте добры выполнять требования воинских уставов.
       И действительно, глядя на нас трудно было сказать, что это за военизированное сборище? Одеты, кто в чём? Минчане в шитой курсантской робе, Москвичи в кадетской чёрной, Киевляне в гражданской, один  Усуриец  в  армейском   х/б.  Оказалось, что из восьми кадетских училищ, в Коломну прибыли из пяти. Насчёт причесок нет слов, никто из нас даже и не пытался привести себя в порядок. А после "Ледового побоища" у столовой, половина стояла с солидными синяками и опухшими, ведь дрались по-гусарски, когда десантура пошла с ремнями.
       - Капитаны Родимов и Романов, взять эти отбросы общества, привести в надлежащий вид, переодеть, разгладить морды и через два дня встречаемся в актовом зале.
       - "Свыньи", вы перебили весь сержантский состав, которые уже без пяти минут офицеры. Командуйте, и заприте в казармы, пусть не пугают абитуриентов, которые завтра прибудут с лагерей, в казарме держать до первого сентября, выполняйте!
       Да, чуть не пролетел мимо, вдали на плацу были построены виновники вчерашнего "развлечения". Если нам всем было наплевать - выгонят нас с училища или нет, то там царила паника, и стояли "орлята" с опущенными головами. Когда генерал дал команду: - Зачинщики драки,... два шага вперёд! А дальше просто картина маслом - все тридцать семь кадетов выполнили команду.
       В реальности нам ничего не грозило, потому что не смотря на то, что мы носили погоны, кроме кадетской клятвы, присягу на верность Отечеству мы не принимали.  Кто мы такие? Кто-то из нас писал рапорт на продолжение обучения в ВАКУ, а были и такие, кого просто отправили без их желания стать артиллеристами. Так что напугать было нечем.
        Ничего не добившись, нас тут же разделили поровну в две батареи, 19 человек определили в 6-ю батарею, а 18 человек в 7-ю батарею, и на каждый взвод дали по офицеру, нам достался Женя Родимов.
        Капитан Родимов Е.А. - это офицер, как мне кажется, даже не умел "сквернословить". За все годы учёбы не повысил голоса ни на одного курсанта, но самое ужасное для нас всех было попасть в канцелярию на "душещипательную" беседу. Он мог её вести, в непринуждённой форме, часами, после чего, даже отпетый разгильдяй, на жизнь и своё поведение смотрел другими глазами, получалось словно в процессе беседы человека подменили. Я не знаю ни одного курсача, который бы пожелал вернуться на повторную беседу. Он всегда утверждал, что чистота командного языка, основа успешного боя, а особенно точность и своевременность открытия огня артиллерии. Своим поведением доказывал, что русский язык так богат и гибок, что каждый после беседы с командиром батареи чувствовал себя убогим и безграмотным. Открытое, почти всегда весёлое лицо. Всегда открытое сердце для любого из нас, всех понимал с полуслова и спокойно мог решить любую проблему, а их за годы учёбы хватало больше чем хотелось. Вот на таких офицерах и держится наша Слава и Доблесть. Разве можно забыть слова нашего командира: "Никогда не путайте мой характер с моим отношением к вам. Мой характер зависит от меня, а моё отношение - от вашего поведения!"
         Как-то в беседе, я спросил у него: - Ты вообще можешь быть резким, грубым или жестоким? На что, он не задумываясь, ответил: - Леонид, пойми одно, жестокость - это черта характера добрых людей, она возникает когда об твою доброту начинают вытирать ноги. Пока что никто из вас не вытирал свои ножки, поэтому это понятие у меня временно отсутствует, но если вдруг! И он многозначительно посмотрел на меня.
         Женя умел грамотно построить всю свою воспитательную работу по формированию, из вчерашнего школьника, личности способной брать на себя ответственность за защиту Родины. Он как-то незримо занимался такими вопросами, о которых тогда мы мало что понимали, а именно воспитывал интерес к знаниям, был образцом служения Отечеству с радостью, а своими профессиональными навыками вызывал желание стать профессионалом в военном деле - и, главное умел воспитать духовную несгибаемость и веру в самого себя. Он всегда был сторонником личной ответственности за любой проступок, и всегда утверждал: - Никогда не ищите никому, никаких оправданий, если человек так поступил, значит он так хотел, и никто другой не мог, и не сможет этому помешать. Он много читал, и утверждал, что от прочтения книги, человек начинает изменяться в своём мировозрении, он становится свободным, и ему не страшно умереть, а страшно потерять честь и совесть. Почему я в этом уверен?  А потому, что я был его правой рукой, ибо все аттестационные материалы, все характеристики на молодых лейтенантов, а их выпускалось ровно 127, писались мной и даже подписывались. Было лишь несколько поправок на курсантов, сделанных лично им, а так в целом - разногласий не было.
         Прибыла молодёжь из КМБ (курс молодого бойца), нас всех разбросали по взводам. А дальше понеслось, все сержанты уже назначены. А это курсанты, которые пришли учиться из войск уже с сержантскими погонами. Никто не сомневался, что в войсках они могли командовать, но в курсантской среде эти команды мало чего значили, потому что мат шёл через раз, нам такое общение было не свойственно, потому что, как в песне поётся  "жизнь собачьи, нравы светские...", даже в серых шинелях мы оставались кадетами, и мало кто мог согласиться с грубостью и хамством по отношению к нам. И такой командный состав мы приняли в штыки. Пошло сплошное игнорирование сержантских команд, да и в учёбе они не блистали, потому что мы пришли со школьной скамьи, а они уже изрядно забыли школьный материал.
         Очередной бунт был устроен в конце второго месяца учёбы. Все кадеты обеих батарей отказались выполнять сержантские команды. Мы потребовали встречи с генералом. Нам её обеспечили. После продолжительной беседы, было дано указание назначить на сержантские должности из нашей среды, а кому не достались лычки сержанта присвоили звание ефрейторов и назначили комсгруппоргами. Из войск вызвать офицеров-кадетов, потому что, согласно кадетских законов, приказ старшего кадета не обсуждается, а выполняется безпрекословно и в срок.
         А дальше пошли обычные будни курсантской жизни. Учёба, спорт, иногда выход в город.  о таком понятии, как духовное развитие, или самосовершенствование не было и речи.
         В то время, став курсантом, я всего этого не понимал и смотрел на мир довольно наивными глазами, и был готов  "окунуться с головой" в мир науки. В первую сессию из шести экзаменов у меня была только одна четвёрка. В летнюю - все пятёрки из пяти. И так повторялось практически каждую сессию. Я уделяю этому внимание только по одной причине: учился я серьёзно, хотя и не утруждал себя чрезмерным усердием. Мне всё давалось легко, без особого напряжения.
         На третьем курсе в "вежливой" форме было предложено стать кандидатом в члены КПСС. Мотивация: - раз ты отличник, ты должен быть в авангарде общества. И попробуй откажись? Поэтому я всегда говорю: - меня мои отличные показатели в учёбе загнали в партию. В эту руководящую и направляющую силу я почему-то мало верил, но красную книжку носил в кармане и исправно кормил своими взносами наших "рукой водителей". Потом я понял, мной, как игрушкой стал управлять партком и вершители судьбы в виде наших замполитов. Как детей пугали волками, так нас все годы пугали парткомом, и срабатывало.
         Первый курс пролетел, как один день, и вот мы уже на Селецком полигоне. Но буквально через неделю, после нашего прибытия в учебный центр, начались пожары в Костромских болотах, весь личный состав нашего училища кинули на тушение пожаров, предварительно вооружив лопатами.
         Лес горел огромными массивами, серый дым поднимался к уже серым небесам, и не возможно было увидеть весь масштаб этой природной катастрофы. Судя по всему огонь охватил огромное пространство, так что казалось горит весь мир. Лето, как назло, выдалось засушливым, и пищи для огня было хоть отбавляй. Техники на тушении мы не обнаружили, да и зачем она нужна, если есть курсанты с лопатами.
         Задача была поставлена рыть траншею глубиной 1,5 метра и шириной 1 метр. Каждому нарезали по куску длиной в 20 метров, и мы, как кроты, начали врываться в землю. По всем расчётам наших пожарников, таким образом мы перекрывали проникновение огня через подземное горение торфяников.
         За три дня мы выполнили поставленную задачу, сдали лопаты и сели ужинать во временном лесном лагере, как вдруг лес загудел, волна горячего воздуха пронеслась над нашими головами, и на правом фланге возникло море огня в кронах сосен, огонь пошёл прямо на наш ров. Считанные минуты, и пламя огня переметнулось через ров и с всепожирающей, огнедышащей лавой рвануло вперёд. Трудно себе даже представить, если бы вдруг он выбрал путь через наш лагерь, или даже в сотнях метров от нас. Вероятность того, что мы смогли бы убежать практически равнялась нулю, потому что верховой всепожирающий огонь двигался с ужасающей скоростью, сопровождая себя воем и свистом. Вся наша работа оказалась пустой тратой времени и человеческих сил. Кроме, как мозолей на руках и пару сотен сломанных черенков от лопат, мы ничего не достигли.
        Могу лишь отметить один положительный момент, после этого события, стали выделять людей, которые наблюдали за огнём с целью предупредить весь личный состав. Смогли бы они предупредить, или нет, трудно сказать, но слава Богу верхового пожара в нашей зоне ответственности больше не было. Вторую линию "обороны" мы рыли не так рьяно, как первую, потому что рыли оглядываясь и прислушиваясь.
         Шла уже третья неделя, как мы участвовали в тушении пожара. На ночь нас отвозили в летний лагерь, а рано утром мы уже окапывались. Вечером увезли, а утром мы обнаружили, что огонь успешно прошёл на глубине около двух метров под землёй, и вылез наверх продолжив своё уничтожение леса за нашей траншеей. Нас снова перебросили на новый рубеж и снова рыть. Иногда просто снимали с траншеи и бросали в молодой лес тушить очаги лопатником и лопатами, больше у нас ничего не было. Многие, из нашей молодёжи, просто угорали, и их отвозили в лагерный лазарет.
        Сессию сдавали прямо в лесу, а вот на боевые стрельбы вывезли на артиллерийский полигон. И так прошли два месяца, а там и отпуск. Курс закончен. А пожар локализовали только зимой. Август месяц каникулы, все уезжают по домам, а не сдавшие сессию оставались в лагере и приступали к заготовке дров к зимнему выходу училища на полигон, и занимались заготовкой до середины августа, а потом готовили казарму к нашему прибытию из отпусков, предварительно им ставили по "трояку" за курс.
        Самое страшное наказание среди наших ребят-кадетов - это "стукачество". За такое были два вида наказания, первый - это когда знак на груди разворачивался на 180 градусов, и давался срок для оправдания ровно на 6 месяцев, второе - решался на общем собрании, это когда знак снимали без права ношения пожизненно, при этом сообщалось всем кадетам по всему Союзу. За все годы учёбы, знак переворачивался у одного кадета, но лишения права ношения, в нашей среде не было ни одного случая. Наш закон гласил: "Сам погибай, а других не предавай!" В данном случае оправдания не принимались, попался с нарушением, отвечаешь только сам за себя.
        Среди кадетов отсутствовало понятие воровства, или взять чужую вещь без ведома хозяина. В стенах военного училища это явление на первых порах просто процветало, и лишь после того, как поймали одного курсанта и провели "воспитательную работу" с двух месячной "отлёжкой" в медсанбате, всё стало на свои места. Да и рядовые курсанты поняли, что весь сержантский состав - это один "кулак", и этот кулак кадетский, а там честь и достоинство стоит во главе всех и вся. Кадет сказал, кадет сделал. Первый год для ребят, пришедших с гражданки, был адом, особенно в их физическом воспитании. Все увольнения в город проходили через спортивные снаряды, не можешь подтянуться десять раз, сиди в казарме, а девочки пусть отдыхают.
       После "Ледового побоища" и мелких стычек с выпускным курсом, было негласно решено, право купить "ташнотик" (пирожок) без очереди имеет тот, у кого на груди бюст А.В.Суворова, но при этом соблюдая закон приличия и уважения друг друга.
       На территории училища равенство символическое, за территорией все равны и обязаны оказывать помощь друг другу. Четвёртый курс отвечает за первый, а второй-третий решают вопросы между собой, и упаси Бог, кто-то из промежуточных курсов тронет первокурсника.
       Два слова о нашем комиссаре. Наш замполит всегда появлялся там, где его меньше всего ждали, и поэтому его сейф был забит под завязку бутылками с вином и водкой. Сам он никогда не пил и не курил. Коронное его нравоучение: - Выходя из кабинета проверь, закрыл ли ты сейф, а подойдя к двери, ещё раз вернись и убедись, что сейф закрыт. Зная  о том, что сейф замполита полон "сувениров", мы решили провести "эспроприацию" содержимого. Перед самым Новым годом, спустили по верёвке с третьего этажа, через окно, Немцова Ж. Он владел воровским искусством открывания  открывания любых замков. Операция прошла успешно, в подвал перенесли больше сотни бутылок. Дневальный по батарее, а это был курсант первого курса, не услышал ни малейшего шороха. На следующий день, после обеда, замполит обнаружил, что его сейф идеально чист. Сколько было шума, трудно сказать, но о нас вообще даже никто и не подумал, ведь мы жили на этаж выше. Трясли всю молодёжь, и всех, кто когда-либо заходил во вторую батарею. Естественно, найти ничего не смогли. Потом, когда прошло пару недель, мы каждую третью рюмку пили за бдительность и здоровье нашего уважаемого комиссара.
        Однажды в беседе Родимов сказал: - Даю голову на отрез, но это рук моих архаровцев. Вот в этом он мало ошибался. Мы же реализовали всё, а одновременно с этим забыли, что были причастны к этому деянию.
        Второй раз замполит "дал маху", когда всю ночь ждал начала церемонии по прощанию с комаром. Этот ритуал выполняли выпускники до нас, мы не исключение, и после нас. Дело в том, что в период летних лагерей комары нас просто сжирали, приходилось на постах стоять в накомарниках. Вот отсюда и появилась традиция похорон последнего комара на кануне убытия из летних лагерей. Ведь предварительно сбивался настоящий гроб, обшивали его бархатом, изготавливали крест, шили подушечки под награды. У нас даже принимал участие училищный оркестр. Для не знающих, церемония выглядела, как настоящие похороны.
        Так вот, замполит всю ночь дежурил возле костра, а под самое утро сон его одолел, и он, как истинный богатырь, укутавшись в плащ палатку, уснул молодецким сном, да  так,  что мы спокойно провели похороны, и дружно вернувшись в лагерь разбудили его.
        За четыре года учёбы было уйма приятных моментов, были и огорчения, но они не особенно волновали, потому что молодость брала своё.
        На третьем курсе, в один из выходных дней, находясь в летних лагерях, решили посетить Родину С.Есенина село Константиново, а за одно и прогуляться по усадьбе великого русского поэта. Туда добрались легко, переплыв Оку рядом с лагерем, потом пешком по пойменным лугам и мы в селе. Посетили дом Есенина, посмотрели на белую берёзу.  ("Белая берёза под моим окном")  Дальше нам показали тополь, посаженный самим Есениным. Сходили в храм Казанской иконы Божией Матери, полюбовались с крутого берега Оки на Рязанские просторы, правда школу Земскую не нашли, но на пути попался кабак под названием "Русская быль". Хорошо там посидели и двинулись снова к церкви, потому что от церкви открывается замечательный вид на Оку. Посидев на берегу, помечтав, и решив, что в этих местах хочешь или не хочешь, а станешь поэтом. Решили снова преодолеть реку вплавь. Кто-то произнёс: - Ну что ребята, махнём прямо здесь, а там берег родной. И не долго думая, как стояли в одежде, так и махнули. На берег вышли метрах в трёхстах от намеченной точки, потому что течение оказалось довольно-таки быстрым, да и сапоги мешали скорости заплыва. Я вышел из воды в одном правом сапоге, левый как-то не заметно слетел, так что я даже не почувствовал, видно на "посошок" хорошо подействовало и организм радовался жизни даже без сапога. В лагерь пришлось идти налегке, правый сапог я просто выбросил.
       Все семь лет, пока учился в кадетке, а потом в военном училище, каждый август я работал помощником комбайнёра в нашем колхозе, потому что нужны были карманные деньги, а взять у родителей не мог, да и не с чего было брать. Так что все отпуска отдыхал на технике. Сразу после уборки садился на гусеничный трактор и начинал пахать поля, порой до одури, так что и спал прямо под трактором. Ведь у курсанта всегда финансовая стабильность. Денег не было, нет и похоже, не будет за все годы учёбы в стенах училища, потому что стипендии хватало лишь на сигареты и пару булочек в училищном "чепке".
       На четвёртом курсе стали частенько практиковать дежурство на КПП в вечера отдыха, которые устраивались в нашем клубе. Девушек, желающих попасть на дискотеку, было очень много, основная масса шла с пригласительными, но было очень много и без них. Ставишь курсанта, а он решает, кто достоин попадания на танцы, а кому придётся отказать. В этом случае пригласительный мог не сработать, нужно было иметь "флакон" вина. Девочки, скромно смущались, ставили в угол бутылку "Медвежьей крови", и им предоставлялся зелёный коридор. Так что на все дискотеки у нас было всегда изобилие вина, водку почему-то мало признавали. Обид со стороны женской половины никогда не было, они получали то, к чему стремились, а мы были рады их лицезреть в разгаре танцев, да и многие шли найти свою половинку, даже таким путём.
       Наши командиры взводов, которых вызвали из войск, были у нас словно ясное солнышко, мы могли их не видеть неделями, да и практически они нам были не нужны, весь быт и дисциплина обеспечивалась сержантским составом, а там, как я уже отмечал, балом правили сержанты-кадеты, так что дисциплина была железной, да и учились на твёрдую хорошую оценку.
      Кому нужно было уйти в "самоволку", уходил, поставив в известность своего сержанта, но за десять минут до подъёма должен был быть в казарме. И нарушений в этом плане не было ни одного.
      Жизнь кадетов была, как одно целое, один за всех, и все за одного. Часто собирались в курилке и пели свои песни. Мечты кадетские, жизнь собачья, нравы светские, но душой мы всегда были там.
      Выпускной вечер Училища прошёл организованно и довольно пышно в нашей училищной столовой. Это была организованная крепкая лейтенантская выпивка, первая открытая и легальная.
      В дальнейшей службе всегда будем говорить, мы из Коломны, потому что мы говорили, где обучались. Для каждого из выпускников Коломна - это Родина, поэтому мы её любим как-то по-другому, чем то место, где родились. Профессорско-преподавательский состав был высочайших морально-нравственных качеств. Лично я считаю, что лучшей артиллерийской школы в СССР не существует, мы коломенцы всегда были на голову выше всех остальных выпускников других артиллерийских училищ, в этом я лично убедился за годы службы в ВС СССР.
      А дальше пойдёт уже офицерская жизнь, о которой я постараюсь кое что сказать, хотя, если смотреть далеко вперёд, то возраст - это всего лишь цифра, она не определяет ум человека и его взгляды на жизнь. Всё зависит не от прожитых лет, а от пережитых обстоятельств в жизни, а сама жизнь есть то, что мы думаем о ней.