Белое на моём лице

Я сбрил бороду. Свою могучую бороду, которая делала моё лицо уверенным и мощным, с пятитонным подбородком, оттягивающим нижнюю челюсть в пренебрежительном движении, в котором любая опасность тонула, словно пьяная девка в ванной. Я срезал свою курчавую роскошь, выскабливая и ковыряя её кривым узбекским ножом, поскольку мужчина не имеет права на бритвенный станок до тех пор, пока не испробует все варварские методы, включая поштучное выдёргивание волос и даже открытый огонь. Нет, я не стал обугливать своё хмельное лицо, и без того смуглое от сознания того, какую голову ему приходилось покрывать, защищать и успокаивать. Принимая на себя всё то, от чего закрываются совершенно обнаглевшие глаза. Да, я сбрил её. Мою бороду. Не успев об этом пожалеть.

Возможная причина избавления от лицевой варежки была в том, что мне надоели лезущие в рот волосы, которые я жевал вместе с яичницей и отрубным хлебом. Я перестал понимать смысл облизывания усов после выпитого вина, когда бодрый язык ещё долго собирал с окрестного леса терпкие капли, заставляя меня хмелеть даже тогда, когда я был уже трезв. Меня достали застревающие между волос кусочки пищи, падающие мне на колени во время разговоров с чисто выбритыми женщинами, на глазах у которых я собирал этот подсохший провиант неровно стриженными ногтями и отправлял его в рот, без труда вспоминая, что у меня было на завтрак, обед или ночью. А ещё я решил избавить себя от криков, раздающихся из пропахших вином джунглей, где прятались чьи-то души, блуждали неприкаянные судьбы и всё ещё стучали непрожёванные мною сердца. Я устал от них всех. Но даже из-за этого я не поступил бы так категорично, если бы не одна вещь. Сегодня я увидел в моем кедровом буреломе одну седую берёзу. Всего одну. Первую. И, строевым шагом отправив своё тело к зеркалу, грубо срезал весь предательский лес. Оставляя лишь редкий газон, в котором не могли спрятаться даже детские слёзы. Обозначив кривую линию мужской небритости, обрамляющую небрежно улыбающиеся губы. И теперь я жду, что из данного непорочного пепла, размазанного по моим скулам, вырастет новая волосатая гордость. И следующая лохматая история. Это может быть действительно значительным - мужской мир, лабиринтом спутанный на собственном лице. Новая борода. В которой меня уже не будет раздражать появляющаяся белизна. Пусть растёт. Я привыкну к ней. Благодаря своей многовековой способности уживаться с тем, что не причиняет мне вреда.



GC