Видно, суждено мне было выжить...

ОЧЕРК
"ВИДНО, СУЖДЕНО МНЕ БЫЛО ВЫЖИТЬ..."
Из воспоминаний бывшего узника гетто.

В последние годы на западе активно стали появляться «исследования» о том, что гетто и уничтожение евреев – не более чем вымысел, призванный унизить немцев. Их авторам непременно стоило бы встретиться с такими непосредственными участниками тех страшных и бесчеловечных по своей сути событий, как Михаил Ноткович Гоберман.

ВРЕЗКА               
"ИЗ АВТОБИОГРАФИИ":

«Я, Гоберман Михаил Ноткович,  родился 9 мая 1928 года в Белорусской ССР Гродненской области, в г. Новогрудок, в семье рабочего-столяра еврея. Отец – Гоберман Яков Нота Мовшович, родился в 1888 году. С 1911 г. по 1918 г. он был солдатом в Армии. С 1918 г. по 1939 г. работал столяром. 17 сентября 1939 г. после освобождения Западной Белоруссии отец поступил работать в столярную артель, в которой проработал до начала Великой Отечественной войны.
В начале августа 1941 г. мы с отцом были заключены в концентрационный лагерь гетто, в котором отец был до 1943 г. В 1943 г. отец бежал в партизаны. В мае 1944 г. был ранен в боях с фашистами. В июле 1944 г. отец вернулся в г.Новогрудок. В 1944 г. отец поступил здесь работать в мебельную артель столяром, где проработал до 25  августа 1951 г. 30 августа 1951 г. умер.
Мать, Гоберман Белла Борисовна, 1904 г. рождения, домохозяйка. 7 мая 1943 г. мои мать, брат Юра, 1931 г. рождения, и сестра Эва, 1936 г. рождения, были расстреляны фашистами в концлагере гетто. Я вместе с семьей находился на оккупированной немцами территории с 24 июня 1941 года. С августа 1941 года содержался в еврейском лагере гетто, откуда сбежал к партизанам.
Участие в Великой Отечественной войне:
- с апреля 1943 г. по июль 1944 г.: в партизанском отряде имени М.И.Калинина в качестве рядового. Основание: «Справка Белорусского штаба партизанского движения от 26 ноября 1945 года».
После изгнания немецко-фашистских захватчиков с территории СССР в октябре 1944 г. поступил для продолжения учебы в русскую среднюю школу в г.Новогрудок, где в 1947 г. окончил 8 классов.
Самостоятельная трудовая деятельность:
-  с 27 июля 1947 г. по 6 февраля 1956 г. – служил в Советской Армии.
27 июля 1947 г. был направлен Новогрудским Райвоенкоматом Гродненской области в Череповецкое военно-пехотное училище. 20 сентября 1950 г. окончил 3-х годичный курс обучения специальности пулеметчик. Здесь же при училище окончил также 9-й класс.
На основании приказа военного министра от 25 сентября 1950 г. мне было присвоено воинское звание лейтенант, и я был направлен для дальнейшего прохождения службы в Ленинградский военный округ. Приказом командующего ЛенВО от 23.11.50 г. был назначен командиром пулеметного взвода в/ч 67636. Приказом ВМ СССР №  0234 27.01.1953 г. присвоено воинское звание старший лейтенант.
Награды: медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.»  (от 9.05.45 г.),  две юбилейные медали: «ХХХ лет Советской Армии и Флота» (1948 г.) и «ХХ лет Победы в В.О.в.» (1965 г.).  Других наград не имею…»
Выписка сделана мною из «Личного дела М.Н.Гобермана»,
хранящегося в архиве  тихвинского горвоенкомата.

Однако с момента составления Михаилом Нотковичем автобиографической справки прошло уже около 40 лет, поэтому сегодня на груди у него, майора  в отставке, можно увидеть еще и орден Отечественной войны II степени, 12 медалей СССР, РФ и Республики Беларусь, 4 правительственных знака. О войне, о фашистской оккупации и пребывании в гетто, о жизни в партизанском отряде, о его семье и друзьях, как и о многом-многом другом, мы доверительно беседовали морозным февральским вечером в его небольшой уютной квартире.

- Господи, мне уже за восемьдесят перевалило, а все не могу забыть пережитого почти семь десятков лет назад. Наверное, до конца дней моих перед глазами будут стоять ужасающие картины массовых расстрелов земляков и моих самых родных людей: мамы, 9-летнего брата и 7-летней сестренки…
А от его дальнейшего рассказа  у меня не раз замирало сердце.

«В ГЕТТО НЕЛЬЗЯ БЫЛО ЖИТЬ...»

«ГЕТТО (ит. ghetto) — в XIV-XIX вв. часть города,
выделявшаяся в странах Зап. и Центр. Европы для
изолированного проживания евреев.
Во время II-й Мировой войны Г. были созданы нацистами 
в ряде городов Вост. Европы и превращены в "лагеря уничтожения"».
(Большой юридический словарь).

...Его родной Новогрудок до 1939 года находился под властью Польши. В 1941-м - почти сразу после взятия Минска - он был оккупирован фашистами, которые буквально ворвались в него, накануне основательно отбомбив. И тут же распорядились: улицы от развалин будут расчищать евреи. Руководить работами заставили «юденрат» - в него включили самых известных в городе людей: врачей, инженеров, адвокатов...

Шел лишь десятый день  войны.

А еще через двое суток на центральную площадь согнали около ста евреев. В эту группу смертников попал и Михаил. Пятнадцать немцев, с автоматами наперевес, прохаживаясь перед безоружным строем, отсчитывали из собравшихся по десять человек, выталкивали свои жертвы к специально отрытому здесь же рву и расстреливали в упор.

Подросток оказался в конце восьмого десятка, и до него тогда - просто чудом! - очередь не дошла. Видимо, нацисты решили, что «для острастки» - на первый случай - достаточно «уложить» в землю с полсотни человек, чтобы остальные рассказали об увиденном и пережитом ужасе другим горожанам.

Вскоре всех жителей еврейской национальности, среди которых оказался и мой собеседник, заставили сооружать  для себя спецзону. Впрочем, по его свидетельству, новогрудское гетто представляло собой настоящий концлагерь: жилые и производственные бараки были обнесены тройным кольцом заграждения - двумя рядами колючей проволоки и сплошным деревянным забором двухметровой высоты, по всему периметру стояли  вышки, оснащенные  пулеметами и мощными прожекторами. Предполагалось, что такие укрепления должны были в зародыше убить у всех узников любые надежды на побег.

- В гетто мы не имели ни имен, ни фамилий,- вспоминает Михаил Ноткович. - Каждому давали номер. Мой был 178-й. При проверках следовало быстро называть только его, после чего ты должен был крикнуть: «Их!» Чуть помедлишь, и тебе шомполом так давали, что на коже оставался кровавый, долго незаживающий рубец.

А еще, на верхней одежде узников непременно делалась оскорбительная по своей сути и унижающая человеческое достоинство желтая нашивка. Она располагалась на груди и спине как раз напротив сердца. Очевидно, для того, чтобы при стрельбе на поражение фашистам удобнее было целиться в свои жертвы.

Михаил Ноткович хорошо помнит, как на работу и с работы их водили строем в сопровождении конвоиров. Кормили лишь хлебом с опилками, причем, выдавали его по полбуханки раз в три дня.

В самом гетто фашисты постоянно устраивали «чистки», отделяя еще «нужных» им евреев от уже «ненужных». Его отец и сам подросток попали в число «нужных», хотя прекрасно понимали, что это лишь временно. Объяснялось все достаточно просто: Нотка Гоберман славился как мастер золотые руки, который мог сделать любую мебель из любого дерева. С ранних лет он научил столярничать и своего сына, поэтому в лагере тот работал в столярном цехе его помощником, хотя и самостоятельно успел изготовить несколько вещей. Особенно запомнился специально заказанный ему большой шкаф.

Между прочим, когда по настоянию жены, Екатерины Максимовны, они в 1981 году - впервые после войны - побывали в тех краях, Михаил Ноткович с удивлением увидел свой шкаф: тот стоял в местной школе...

...В декабре 1941-го среди местного населения быстро распространился  слух о том, что немцы неподалеку от гетто копают какие-то рвы. А уже вскоре стало понятно зачем:  туда сгоняли толпы беззащитных узников. Перед рвом всех заставили раздеваться донага и стреляли... стреляли...

В тех рвах навечно остались почти 18000 евреев. Среди них оказались и его младшие братик с сестричкой. Михаил не видел, как их убивали, но видел, как увозили – они махали на прощание руками, не понимая, куда и зачем  уезжают...
А потом дошла очередь и до мамы. Ей было 38лет. Молодая, высокая, красивая - она вместе с другими несчастными была расстреляна в самом центре Новогрудка. Тогда немцы вывели свои жертвы на плац, уложили на землю лицом вниз и безжалостно строчили по ним из пулеметов...

Ему повезло. Хотя однажды...

- Помню, евреев повели на работу в бывшее школьное здание. Приказано было освободить все помещения от парт и «прочего хлама» под обустройство казармы для немецких солдат. И тут появился эсэсовец с парабеллумом. Он приказал мне встать к стенке и начал стрелять. На этот раз, видно, не убивать, а поразвлечься захотел, фашист, потому что стрелял вокруг моей головы. Но, вы ж понимаете: стоило мне только дрогнуть, чуть дернуться...

И опять удача оказалась на его стороне.

Люди подняли крик и подросток, улучив момент, выпрыгнул в окно и убежал.
После этого случая, предварительно всё обдумав, Михаил заявил отцу:
- Так жить больше не хочу и не буду. Или сложу голову, или буду свободен!

Долго, наверное, с месяц, подросток тщательно изучал ограду вокруг гетто, искал - нет ли какой бреши в заборе. И нашел! Совсем недалеко от ворот, причем, на самом открытом месте – там, где круглосуточно дежурил постовой. Уйти решил непременно днем, поскольку ночью всё хорошо освещалось мощными прожекторами и на вышках находилось по нескольку хорошо вооруженных охранников. А днём... Надо было что-то придумать...

И снова помог счастливый случай.

Весеннее солнце играло в небе - теплынь! А малолетний узник гетто украдкой поглядывал на небольшой промежуток, почему-то не огороженный деревянным забором. Он манил, притягивал к себе магнитом! Миша точно знал, что его истощенное тельце свободно пролезет сквозь эту заветную щель. Как знал и то, что днём на вышках автоматчиков не бывает, а значит, бояться особо нечего. Но сердцу не прикажешь: оно тревожно билось в груди. От напряженного ожидания худенькое тело сжалось как пружина. И - вот оно! - охранника у ворот «заговорили» полицаи, предлагая что-то купить. В этот момент мальчишка птицей метнулся к колючей проволоке. Он действовал собрано и быстро. Одной ногой прижал нижний ряд проволочного заграждения и пополз. Потом благополучно пролез  второй ряд заграждения – и, наконец, черный лагерный кошмар остался позади...

- Убегая, я не выдержал и оглянулся посмотреть нет ли за мной погони? Вдруг вижу: по моему следу идет еще один человек, потом другой, и еще один... Так, не сговариваясь, мы оказались вчетвером. А это, как вы понимаете, было слишком заметно и потому очень опасно. Беда заключалась и в том, что, как сразу же выяснилось,все эти ребята были родом из Польши и не знали, куда идти. Поэтому мне, как местному жителю, пришлось стать не только проводником, но и взять на себя руководство всей нашей спонтанно собравшейся группой. Для большей безопасности  я сразу же предложил распределиться по двое. И мы пошли. Но на беду, поблизости гуляла жена коменданта с детьми,  тоже полячка, но... Увидев нас, она сразу закричала. Что делать? Мы быстро шмыгнули в лес, да разве при наших-то силенках далеко убежишь! Слышим: стрельба в городе, ищут нас. Но мы все же успели схорониться...

Нет, их не поймали. Немцы, как и беглецы, знали о существовании в здешних местах партизан и, видимо, не рискнули углубиться в лес. А Михаил провел своих попутчиков одной из тропинок, по которой хаживал с малолетства. И успешно вывел всех напрямую к деревне Рудки, где его семья до войны сажала картошку.

Здесь, на самом краю деревни стоял хутор Стефана Белевича. Этого человека хорошо знали узники новогрудского гетто, которым он много помогал. А вот фашисты про то не ведали и даже предлагали ему стать старостой и служить Германии. Правда, об этом Михаил Ноткович  узнал уже из послевоенных воспоминаний отца: дескать, Белевич однажды поделился с тем столь «лестным» предложением. А Нотка Гоберман ответил тогда народной мудростью: «Не лезь здоровой головой в больную кровать!»
Вняв совету друга, Стефан отнекался от "почётной" должности.

...Уже стемнело, когда Михаил тихонько постучал в окно к Белевичу. Тот  выскочил из дома босиком, стал обнимать парнишку, расспрашивать, как и что, откуда и куда путь держит. Просил остаться, но тот отказался – ведь он был не один. Тогда Стефан вынес целый каравай хлеба, испеченный на кленовых листьях, да кусок сала. А перед уходом ребят подробно рассказал им, как  можно обойти город и добраться до Кости Козловского, который не только помогал заключённым в гетто землякам, но и держал связь с партизанами.

Три ночи беглецы шли до деревни Макрец...

- О, Ноткин сын! - обрадовался Константин при встрече.

И хотя время было голодное, и у него самого на иждивении находилось трое детей, он накормил изможденных долгим переходом мальчишек. И до чего же вкусными показались ему тогда кислое молоко с гречневой мукой! Михаил Ноткович поныне с теплом и благодарностью вспоминает об этом смелом человеке, о том, как испуганно приговаривали тогда его дети:

- Батько, нас ведь немцы вместе с ними расстреляют!

И как тот, прикрикнув на них, рассудил:

- Цыц! Они тоже жить хотят!

Беглецам же велел залечь в ботву и слушать, когда прибудут партизаны.

А ведь был момент, когда те же партизаны собирались Михаила расстрелять, поскольку из-за тифа парень помешался умом.
Но об этом рассказ впереди...

ПЯТНАДЦАТИЛЕТНИЙ ПАРТИЗАН

...Когда же неимоверно худющего беглеца увидели командир партизанского отряда Виктор Ильич Панченков и находившийся при нем лейтенант Анатолий Бельский, они по-отцовски распорядились, чтобы парнишку сначала откормили и оставили на месяц при кухне.

- Первоначально в мои обязанности входило помогать дежурным по кухне: в любую погоду разводить и поддерживать костер, приносить ключевую воду, заготавливать дрова – в общем, выполнять разную, вполне привычную для меня работу,  – продолжал свои воспоминания Михаил Ноткович. – Но, как и все мальчишки,  я горячо рвался в бой.«Сперва, раздобудь оружие!» – говорили мне. А я и не обижался, потому как уже знал: партизаны и оружие, и боеприпасы должны были добывать для себя самостоятельно. Повезло, наконец, и мне: однажды в маленькой речке, что протекала неподалеку, мы наткнулись на винтовки и ящики с патронами. Их, наверное, при отступлении утопили наши. После этого меня поставили в строй и стали доверять военные поручения и дежурство на посту.

Любой пост, а тем паче в лесу, да на партизанской территории - не только очень ответственное, но и весьма опасное дело. Особенно непросто, когда ты еще по возрасту юнец. Но Михаил старательно справлялся.
Впрочем, однажды...
Но тогда его спасла мама.

- Было это около деревни Николаево, что стояла недалеко от реки Неман. – Немного помолчав, продолжал мой собеседник, поглаживая старую фотографию, с которой на нас смотрела статная темноволосая женщина. - Немцы знали о нашем отряде, поскольку мы давно донимали их диверсиями. И вот однажды связной предупредил командира: уходите, немцы подступают крупными силами. А я в тот момент находился в трех километрах от базы – стоял на посту – и, соответственно, ничего не знал о готовящейся передислокации. Стоял-стоял, а на зорьке «на минутку» прилег у костра, да и уснул ненароком. И вдруг вижу: подходит ко мне мама, протягивает два кусочка сахара и говорит: «Мишенька, съешь, будешь жив и здоров». «Так ведь её же расстреляли», - думаю во сне. Но всё-таки за сахаром потянулся, (мы ведь в отряде постоянно не доедали), да только дотронулся до сахара – меня как током ударило! Я резко открыл глаза и слышу: кругом оглушительная стрельба. Да вдобавок ещё немцы наступают шеренгой, а мне, чтобы от них убежать, непременно надо пересечь поляну, заваленную деревьями  с вывернутыми корнями. Вспоминая тот случай, до сих пор не могу понять: как мне удалось проскочить ту опасную зону?! Было то чудом или снова выпал мне счастливый случай? Не ведаю...

В партизанском отряде Михаил провел шестнадцать месяцев. Вместе со  старшими товарищами он стойко переносил все тяготы и утраты. А было их немало, поскольку фашисты рьяно охотились за партизанами, постоянно блокируя дороги и лесные тропы, по которым те могли перемещаться. Однажды о такой напасти в очередной раз донесла партизанская  разведка. И тогда командир решил отвести отряд в безопасное место - расположенное поблизости непроходимое болото.
Взять их там  враг так и не смог, но продержал в жестокой блокаде три недели, надеясь, что партизаны без провианта и боеприпасов не выдержат и сдадутся в плен. Но они сдюжили, хотя и с тяжёлыми для себя последствиями: бойцы вышли из болота больные, изнурённые, завшивленные, покрытые многочисленными язвами, следы от которых до сих пор сохранились на теле ветерана.
И на сей раз, судьба сохранила ему жизнь.

- Во время продолжительного сидения на болотах, многие бойцы нашего партизанского отряда от невыносимых условий быта заболели тифом. Среди таковых оказался и я: три недели пролежал с 40-градусной температурой в сырой и холодной землянке. Почти без лекарств. При плохом питании. И, конечно, получил осложнение. На улице весна, солнце, а я, как полоумный: слышал, что мне говорили, но смысла уже не понимал. Никто не знал, что со мной делать. И вот на заседании штаба отряда вынесли вынужденное  решение: расстрелять... Да вы не удивляйтесь, сами посудите: что ещё со мной было делать в условиях той военной обстановки и, главное, постоянных боевых действий?

И снова.И в который уж раз...
На его - действительно, большое! - счастье именно в эти дни, именно в их отряд с особым заданием прибыла из-под Минска большая диверсионная группа. Поместили ее именно в той землянке, где лежал в бреду молодой боец. И среди этих «спецов» оказался врач.

- Он внимательно осмотрел меня, а потом взял котелок и повел в лес к ключу. Была середина апреля 1944-го. Доктор вдруг раздел меня по пояс, велел наклониться и начал лить воду между лопаток так, чтобы она стекала на голову. Было ощущение, что ледяная вода жгла кожу, а в голову кололо  множество иголок. «Ну, как?» - спросил врач. И вдруг – о, чудо! - я начал  членораздельно отвечать на все его вопросы.Эту целительную процедуру он проделывал со мною дважды в день – утром и вечером - всё то время, пока спецгруппа находилась в отряде.

Так, благодаря счастливому стечению обстоятельств(!?) подросток снова избежал гибели и вернулся в строй.

Это уже потом он узнал, что их блокировала группировавшаяся в тех местах мощная - 50-тысячная!  - немецкая армия, в задачи  которой  входило обнаружение и уничтожение партизанских отрядов, действовавших на территории Белоруссии и наносивших ощутимый урон немецким войскам.

Немало тогда полегло белорусских партизан, но отряд, в котором находился Михаил, уцелел.

- Ну не чудо ли - дожить не только до Победы, но и до третьего тысячелетия?! Об этом тогда я и помыслить не мог. Правда, тут есть и заслуга моих старших боевых товарищей, которые на самые опасные задания всегда ходили сами, нас же, молодых, «сберегали для будущей жизни». Знаете, уцелел ведь и мой отец. Оказывается, после моего побега он и ещё несколько товарищей сделали подкоп, и ушли по нему из гетто. Но пошли другими тропами и потому попали в другой партизанский отряд. А когда подошли регулярные части Красной Армии, мы с отцом (к тому времени раненным в одном из последних боев) встретились в родном городе. Произошло это в июле 1944 года...

От их дома ничего не осталось. Отца положили в больницу, а Михаил отправился к знакомому поляку.
 
- Везло мне на добрых людей. И этот человек встретил меня как родного. Предложил пожить у себя и пообещал:
- Дочки мои будут кормить тебя. А отцу в больницу носи молоко и хлеб, чтобы поправился. Я всё дам тебе.

Скажете: и на сей раз просто повезло? Как знать...

После освобождения Новогрудка подросток продолжил обучение в местной школе, закончил 7 классов. А потом его судьба сделала крутой вираж. Узнав, что через комсомольскую организацию набирают парней для поступления в военное училище, Михаил подал заявление и был принят в Череповецкое военно-пехотное, по окончанию которого получил распределение в Ленинградский военный округ.

P.S.

...В Тихвин они с женой, Екатериной Максимовной Мульковой,посвятившей всю свою жизнь нелёгкой педагогической деятельности, переехали в 1978 году - уже после выхода обоих на пенсию.А в 2010 году родные и друзья поздравили их с золотым юбилеем семейной жизни.
Михаил Ноткович любящий и заботливый муж, отец и дедушка, а еще – замечательный собеседник, слушая которого совершенно забываешь о времени – так много он знает и помнит интересных и поучительных  случаев,историй и фактов из своего и нашего общего недавнего прошлого. Вот и я, созвонившись и попросив его уделить мне для встречи «хотя бы часик», задержалась на целых три и записала  почти две аудиокассеты воспоминаний, которые и легли в основу этого очерка.
 
Галина Смелова,г.Тихвин, 2010-2012 гг.

PPS:

В августе 2015 года сердце М.Н.Гобермана остановилось. Он не смог - или не захотел? - жить дальше без "своей Катеньки", которой не стало не задолго до этого.
Будем о них помнить...
Г.С.