Грот Приют Пилигрима

1. ПУТЬ В ПРИЮТ ПИЛИГРИМА

                Я вырос в сибирском городе Красноярске.
                Это удивительно живописный город, окрестности
                его напоминают Жигули или Швейцарию.
                Е.Абалаков [1]

Ежели идти Черёмуховым логом, то до карьера дойдёшь. Небольшого, брошенного… нет – почти брошенного. В августе 2014 года в нём снова начали камень брать, но потом бросили. С карьера на Торгашинский хребет две дороги идут – правая и левая (вдоль ручья). А в старину – несколько десятилетий назад – между ними ещё одна дорога была. Сейчас она небольшими осинками поросла, не заметна стала, но если задаться целью её найти, то ещё можно это сделать. Выводит эта дорога к могучей полузасохшей лиственнице на основной дороге, идущей по хребту от дачного массива Загорье-2. На лиственнице большая табличка, гласящая, что место сие – охранная зона заповедника Столбы. И прямо за лиственницей – окоп. Около метра глубиной, метров 15 длиной. Впереди, перпендикулярно основной дороге, спуск к Большой Войле. Кто этот окоп копал? С какой войны он тут существует? Старожилы сказывают, что это дело рук солдат Ёколоменского рыболовного полка.

Сворачиваю на основную дорогу, спиной к Загорью-2, лицом на восток. Иду по наезженной квадроциклами и мотоциклами дороге. Временами они, грозно рыча моторами, проносятся мимо меня и бросают на дороге мусор: стеклянные и пластиковые бутылки, канистры из-под тосола, полиэтиленовые пакеты, консервные банки. Лес постепенно превращается в помойку и умирает…

От остановки автобуса двигаюсь уже часа три. Чтобы не заблудиться, иду по нужной дороге и не сворачиваю на ненужные. Как отличить нужную дорогу от ненужных?

Влево ехать – рану мыть.
Вправо ехать – яму рыть.
Прямо ехать – пьяну быть.
Значит, едем вспять [2].

Лес вокруг меня смешанный: преимущественно сосны с берёзами, иногда попадаются осины, лиственницы, ёлки и пихты. Вон, корявая сухостоина облокотилась на здоровую сосну и напевает мне свою унылую скрипучую песнь. По могучему стволу бегает поползень, с опаской косится на меня. На грязной дороге отпечатались лапы бродячих собак, покоится куча медвежьего говна. Я всё шествую вперёд, припоминая стихотворение нашего красноярского поэта Антона Николаевича Нечаева “Тропы”.

На горные вершины, словно плавающие в дали
натекают облака, как будто горы хотят умыться,
блестят маленькие озёра, похожие на удивлённые глаза земли
не могущие зажмуриться или закрыться.
А выше – громадины-глыбы похожи на любящих жертвы жриц,
или на пальцы богатыря, которого закопали,
ветви деревьев, как крылья привязанных птиц:
здесь в силки попались целые стаи –
столько здесь сосновых лесов
в почву прочно пробралось корнями,
тропа бежит впереди, как пёс из тех пород псов
что спасают в горах или служат поводырями.
Ветер на бегу превосходно пьётся,
пьяня, разгоняя сплин,
целебные травы заваривает солнце
в утреннем тумане низин,
над которыми нависли гряды,
бархатный настой из низин хлебая, как из котелка,
словно река, образуя причудливые меандры,
плутает в лесу тропа.
Бежит тропа, осторожно спуская меня с пригорка,
перебрасывая на склон, который не так покат,
так меняющая логово самка волка
бережно переносит в зубах волчат,
так и медведица своих детей
нежным рёвом зовёт к берлоге,
из горных недр выныривает ручей
и скользкой змеёй падает мне под ноги,
и ползёт, извиваясь, вниз
словно к добыче, подбираясь к болоту, вогнутому, как блюдце
с ручья, как с прогнившей нити срываются бриллианты брызг
и, словно стеклянные, тут же бьются.
А тропа бежит дальше и вдруг, попрыгав по камням, смахнув мои следы,
словно с верстака стружки,
тропа выводит меня на огромный луг,
где травы склонились, как шепчущиеся подружки.
Они как будто сплелись в венок. В этом венке
столько ласки и нежности девственной и ранимой,
как будто на косы земле
райские цветы положил любимый.
За лугом, как лики древних богов,
разлаписто чащи приготовились к обороне,
похожие на спутанные вереницы веков
на поленницы дров, составленные на склоне.
И я чувствую себя как дерево и вода,
как небо, рассыпанное в лепестках синим,
тропа утеряна. Но там где я, там и тропа,
и ничто из сущего меня не отринет.

И вот, наконец, моя дорога выводит меня на край крутого спуска. Внизу – Хариусный лог. По нему проходит дорога к речке Базаихе. Если же идти прямо по краю крутого спуска, то прямо по краю крутого спуска и пойдёшь, и будешь любоваться гигантскими скалами, обрывающимися к Базаихе. В одной скале будет пещера Светлая, в другой – грот Приют Динозавра (большой-пребольшой, виден издалека), в третьей – грот Приют Пилигрима. И, вполне вероятно, ещё неизвестные человеку пещеры. А потом дорога перейдёт в тропинку и начнёт сбегать с горы. Всё вниз, вниз, вниз… И приведёт к Базаихе.

Я сворачиваю налево – вниз, чтобы попасть в Приют Динозавра. Спуск крутой – градусов 45. Высота горы – метров 200. Внизу – огромная поляна. И река Базаиха, делающая грациозный изгиб.

Потерял метров 50 высоты – предстал перед огромным входом. Длина грота невелика – всего 12 метров. Сбоку – костровище со ржавыми консервными банками. В глубине – скамейка-жёрдочка, на которую можно присесть. Вот и все достопримечательности Приюта Динозавра. Никаких ржавых доспехов, оставшихся от храбрых рыцарей, не побоявшихся вступить в неравный бой с гигантской рептилией, обнаружить не удалось. Наверное, многочисленные туристы растащили их на сувениры.

А вот и Приют Пилигрима. Снимаю рюкзак и забираюсь внутрь. Влажно, тесно, сумеречно и уютно. На стенке сидит паучок. Наверное, его зовут Прузя. По воздуху пронеслась реактивная муха цвета ультрамарин – из анналов родной природы подалась в дальние страны. На полу – несколько ржавых консервных банок, обрывков газет и новогодняя мишура. Никак, кто-то новый год здесь встречал! Да только мусор за собой убрать забыл. Придётся мне сделать это за них.

Пора перекусить. Что там у меня в суме заплечинской?

Насладиться – мёду нет.
Исцелиться – йоду нет.
Отравиться – яду нет.
Всё другое – есть [3].

Торгашинский хребет – охранная зона заповедника Столбы. А за Базаихой начинается сам заповедник, нахождение на территории которого строго запрещено. Однако рыболовы-любители бродят по обеим сторонам реки.

Рыболовов на Базаихе столько, что вспоминается история Ёколоменского рыболовного полка. Слышали о таком? Нет? Неужели??? Тогда напомню.

Рыболовным он сделался не сразу. Сформирован как фузилерный, впоследствии переименован в мушкетёрский, потом – в стрелковый, и лишь во второй половине 20-го столетия стал рыболовным.

Вот одна страничка истории этого славного полка, относящаяся к началу 19-го столетия.

Примечание: все имена, встречающиеся в тексте, кроме имени Артур, имеются в православном месяцеслове.




2. ИЗ ИСТОРИИ ЁКОЛОМЕНСКОГО РЫБОЛОВНОГО ПОЛКА

                Немеет сердце в сладкой боли,
                Струится локон на плечо.
                Я к вам пишу, чего же боле?..
                –Ржунимагу! Пешы исчо!
                Автор неизвестен

В некотором царстве в некотором государстве жил да был полковник Лин Ёж – владелец села Изнакурнож, огромный, толстый и характером несносный. И поступил в его Ёколоменский полк рекрут Нил Уж – низкорослый и худой муж.

А тут несчастье стряслось – от обжорства застряла в горле кость, и преставился офицер, возглавлявший полковой штаб – подполковник Луарсаб Баобаб. Ну, брюхастого офицера положили в гроб, здоровенный, как бочка. Порыдала над ним его Баобабочка. Отпели Луарсаба и похоронили. Всё дело как надо сотворили.

И принялся Лин Ёж кумекать гадать, в мозгу извилины напрягать, кого бы поставить штаб возглавлять, кто из его офицеров лучше всех умеет соображать. Вызвал к себе в кабинет двух кандидатов на должность – майоров – от выпивки красных, как мухоморов. Открыл Лин Ёж свой огромный рот, как это делает кашалот, и, напрягая язык до муки, издал такие вот звуки:

– Я решил так: на кого сейчас усядется моя кошка Мошка, тому и вручу штаб.

Майоры, знающие в войне толк, – Дада Гром и Додо Морг – как давай во всю глотку орать – милому животному приказы отдавать:

– Кошка Мошка, ко мне шаго-о-ом… арш!

Так громогласили, что вспотели аж.

А не заметил никто, что в это время в кабинете полковника новобранец Нил Уж, стоя у подоконника, зелёной краской сухие листочки у комнатного цветка подкрашивал. По приказу Ежа, естественно, растение прихорашивал, а не самовольно. И получалось прикольно. На него-то кошка Мошка и запрыгнула, в испуге от майоров хвостом дрыгнула, ведь Нил Уж ей сразу приглянулся.

Полковник Ёж встрепенулся.

Новобранец, ничего не подозревая, тихонько рот разевая, скомандовал ползающему по цветку пауку: “Брысь, скотинка!”

Майорам попала в рот смешинка:

– Уж не этому ли остолопу мундир эполетами украсить? Ха-ха! А ну орясиной молокососа отдубасить!

– Рядовой Нил, ты моей Мошке мил! – полковник проговорил, – посему штаб Ёколоменского полка тебе доверяю и в звании повышаю – будешь ты отныне ефрейтором. Вот тебе карета с форейтором, квартира с денщиком, и кофе с коньяком – за стол тебя приглашаю, и за твой успех тост возглашаю. Майоры Дада Гром и Додо Морг пожали Нилу руки. И сели в карты играть со скуки. Спорить с Ежом – этот чересчур, потому как известный он был самодур.

Итак, неграмотный бывший крепостной раб возглавил штаб, где потекла жизнь новая. Но его подчинённые были люди толковые: заместитель капитан Тит Порты-Бобровые, помощник капитан Философ Голос-Ветра, и писарь рядовой Филолог Чудо-в-Гетрах.

Солдат в полку Ежа было мало, поелику много народа на войне пало. А ружья имелись всякие разные, как хорошие, так и безобразные: одна пищаль басурманского племени; фузеи петровского времени; драгунские фузеи; фузеи, модернизированные при Анне; пехотные ружья, принятые при Александре; и даже несколько егерских штуцеров разных сортов. А у Филолога было не ружьё, а обуза – старинная немецкая аркебуза, годная лишь на металлолом. Естественно, стволы никто не чистил толчёным кирпичом, как в известном произведении Лескова. Но ружья всё равно были не новы. Так что капитан Тит Порты-Бобровы в полку насчитал до тридцати различных систем и калибров оружия. Плюс две полевые пушки, и к ним артиллеристы дюжие.

* * *
Однажды рано утром, так рано, что черти ещё в кулачки не бились, все офицеры всполошились – приказано с полком выступать, чтоб государю императору себя показать, и потом идти родину защищать.

Возле села Нижние Нужники на пригорке восседал государь. На его шатре – дорогая вуаль. Вокруг – лейб-гвардейский полк особый, командиром которого являлся он сам – его величество Авраам. Батальонами в этом полку командовали генерал-лейтенанты Лев Лев, Пуд Пуд и Гад Гад – исполины-богатыри, которые любого могли загнать в ад. Ротами – генерал-майоры Васой Смерть-с-Косой, Елезвой Волчий-Вой, Иской Дурной, Матой Удалой, Нисферой Герой, Ной Боже-ж-Мой, Псой Очень-Злой, Сисой Смело-в-Бой и другие. Все они – вояки лихие.

Подошёл Лин Ёж с Ёколоменским полком, дислоцировался за бугорком, и ждёт, поелику государь со Львом, Пудом и Гадом беседу ведёт.

А тут – враг ползёт. Но не смеет никто без Авраама, Льва, Пуда и Гада приказы отдавать, и их приятной беседе мешать.

А деревенщине Нилу Ужу откуда ж этикеты знать?

Вот он и взревел во всю глотку:

– В атаку!!! Раздолбать противника в ошмётки! Сапоги чтоб летели по закоулочкам, а дерьмо по переулочкам!

Тут генерал-лейтенант Пуд Пуд выглянул из шатра, в котором сидел с утра, мгновенно ситуацию оценил, громогласно завопил, напряг все силы, как только мог, сорвал с лафета единорог, и давай его над головою крутить, целыми рядами врагов ложить.

Генерал-лейтенант Лев Лев разинул свой страшный зев и такими инфернальными звуками зарычал, что противник в ужасе задрожал.

А генерал-лейтенант Гад Гад отрыгнул из уст своих такой страшный мат, что у неприятельских солдат уши в трубочку скрутились, а потом и вовсе отвалились.

Бежит полковой плотник Артур, у него – бур Эскалибур. Вставил его в свой коловорот и врагов по головам бьёт.

Мчится повариха Зоя Щи и кидает в басурманинов свиные хрящи.

Дрогнули напавшие и побежали. Солдаты наши много пленных взяли. И целую гору трофеев.

А подпоручик Фусик Берендеев вражеского главнокомандующего поймал.

Государь Авраам всех с победой поздравлял, и ордена корзинками раздавал. И постановление зачитал: “Поелику нашему генерал-фельдмаршалу уже сто лет, и скоро он отправится на тот свет, то пора его молодым командиром заменить, способным войско на битвы водить. Главнокомандующим я Нила Ужа назначаю, большим орденом его награждаю, и в звании повышаю – отныне он унтер-офицер. Дарю ему особняк с обилием портьер и горничную Люсю Фер”.

И вот Нил Уж перемещения по службе начал. Своим бессменным замом он Лина Ежа назначил. И дал ему звание генерал-майора. И многих в чинах повышать начал скоро. Начальником ген. штаба стал майор Тит Порты-Бобровые (который повелел карты отпечатать новые), а заместителем начальника ген. штаба стал майор Философ Голос-Ветра. Адъютантом Нила Ужа – ефрейтор Филолог Чудо-в-Гетрах. Ординарцем сделался ефрейтор Артур за свой славный бур Эскалибур. Нисфероя Героя сделал Уж генерал-лейтенантом, командиром корпуса кавалерии. Пуда Пуда – генералом-от-артиллерии. Елезвоя Волчьего-Воя произвёл в генерал-лейтенанты – на место Пуда, чтоб жилось ему там не худо. Поручика Фусика Берендеева – командиром Ёколоменского полка. Своего земляка Ивана Дурака поставил командиром инженерного полка – он хоть и рядовой, зато парень свой. А на Зое Щи Нил женился.

Ох, братцы, рассказывать я утомился. Так что дайте мне передышку. Да и горло промочить мне не лишку. А чем промочить?.. А кто это на балалайке бренчит? –

На море – галера,
На галере – Валера,
У Валеры – мадера,
Пред Валерой – химера,
У химеры – холера,
Холера – от мадеры.
Ведь мадера – страшный яд! –
Так в народе говорят.

Так прошёл год безо всяких забот.

Потом у Нила народились близняшки: четыре девочки – кудрявенькие, как барашки – Ия, Лия, Юлия и Снандулия. Окрестили их в храме святого Дия. А крёстной стала вдова Луарсаба – толстенная Феозва Баобаба.

После сего генерал-от-инфантерии Ор Мор стал искать с Ужом ссор.

Наговорил Ор Мор императору Аврааму, что Нил Уж специально, для сраму, взял в жёны себе повариху – и теперь не избежать международного крику, что главнокомандующий не соответствует занимаемой должности, коли он вытворяет подобные вольности. Посему следует вручить унтер-офицеру Ужу плутонг (самое большее – взвод), вот его пусть в атаку и ведёт.

Тогда государь Авраам почесал свою кошку Мурзавку там и сям, да вызвал к себе Ужа, и молвил: “Хватит жить не тужа. Если не докажешь, что Зоя Щи – госпожа, причём из знатного рода, поставлю тебя во главе взвода. Итак, отпущенный мною трёхдневный срок используй для себя впрок”.

Огорошенный Уж кинулся к Ежу:

– Помоги мне! Как могу, услужу. Подскажи про мою госпожу, как благородных предков ей отыскать?

Ёж как рявкнул:

– Япона мать!.. Надо Ора Мора на дуэль вызывать!

– Готов пойти хоть на целую рать! А поможет ли это делу?

– Нет, зато положит конец беспределу.

А тут дворовый мужик Саша Лык жарил шашлык. Проблему оценил в один миг, и посоветовал нашим воякам не уподобляться забиякам, а обратиться в академию наук.

Ёж с Ужом описали телами полукруг, рты разинули, Сашу Лыка взглядом окинули, сунули ему полушку на чай, и помчались туда, где знаний через край.

А вот и она – творение талантливых рук – великолепная Академия Наук! Но надобно сказать, что в здании этом культурном тусовались Трубадурий с Трубадурнем – они вместе курили басурманскую дурь и творили всяческую трубадурь. Крутились среди богемы, потому написали поэмы: “Эвдемонический демон”, “Экзистенциальный анал” и “Примордиальная морда”. И сыграли их на три аккорда:

Жил-был игуанодон
Весом в восемьдесят тонн.
И дружил он с птицей
Птеродактилицей…

А эти Таврион Трубадурий и Турвон Трубадурень ещё недавно освободились из тюрем, и мошенники были ещё те. И если видели деньги в кошельке у посетителей знатных, то вели с ними много речей занятных…

И поведали Таврион и Турвон, как веке в 17-м чукчей изгнали вон из области то ли Иркутской, то ли Бурятской, где чукчи занимались жизнью залихватской – все соседние царства громили, и кожу пленных врагов на бубны свои кроили, и дани Русскому Царю не платили. Так вот, был у чукчей князь по фамилии Щи, который, поняв, что весь народ его взяли в клещи, и в скором времени поубивают, исхитрился сбежать туда, где про дикость чукчей ничего не знают. И в ряды стрельцов записался. И в простолюдинах род его так и остался. Не предок ли он Зои Щи? И хотя у неё на лице прыщи, но даже у герцогинь они подчас обретаются, и знатные особы корявости лиц своих не стесняются.

– Так что, Ваше превосходительство, мы Вам дадим документ для Его величества, где всю генеалогию Щи распишем, и даже песню народную туда впишем – не простую песню, а чукотскую, про жизнь их сегодняшнюю скотскую:

Чукчя рат встри чать висну!
Стелал ис рубля блисну,
Взял он уточка, крючок,
Стрелы, лук, жяна, валчок.

В нарту свой валчок запряк,
Сел с жяной нараскаряк –
Надо в речке и славить
Чуду-юду рыбу кить!

Фзял блястящую блисну
Чтоб ванзить ките в десну.
И пашёл плясать с блисной
Пат расвесистой сасной.

А жяна давай плявать
Прямо в прорупь и арать:
“Хочишь, чуда-юда кить,
Воту ох ненную пить?”

Захатело ся ките
Искупать ся в той воте,
И ана ис речьки прык
Пряма в нарту в отин мик.

Чукчя рад ру пить сасну
И кастром встричать вясну,
Воту кипятить в котле,
Пригафаривать ките:

“Полизай-ка сюта, кить,
Воту ох ненную пить!”
Ну а мы съетим уху
На скалистом перегу!

Обрадовался Нил Уж, и Тавриона с Турвоном озолотил. И с документом из Академии Наук к государю императору поспешил.

Шествует по дворцу Авраам, ласкает взором прекрасных дам. Вдруг навстречу идёт мальчик маленький, поглаживая свой китель.

– Ты кто такой? – интересуется повелитель.

– Я – сын сенатора Гена Накосикасукасена.

– А я – император Авраам Накосикасукасам.

И тут Нил Уж пред Его величеством предстал, документ ему показал. Обрадовался государь:

– Закатим пир, как встарь! Распорядителем будет тайный советник Пирр На-Весь-Мир. Главным виночерпием – Вальпургиев-Крематорийский Авенир. А ответственным за салют станет генерал-майор Мартирий Гаубицын-Бабах.

На пир был приглашён даже персидский шах.

И, конечно, любимец императора Гад Гад и его двадцать сыновей: Азат, Варадат, Вирилад, Далмат, Донат, Иоад, Каллистрат, Кодрат, Кондрат, Коронат, Кротат, Лампад, Никострат, Панкрат, Пасикрат, Ревокат, Сармат,Сократ, Фортунат и Хусдазад.

А всю историю эту записали титулярные советники Калуф и Маруф – братья по фамилии Клюв.




3. НОЧЬ В ПРИЮТЕ ПИЛИГРИМА

                Чем больше в армии дубов,
                Тем крепче наша оборона!
                Рок-группа 9-й РАЙОН
                (песня “Полковник Дубовик”)

На газовой горелке я сварил себе уху. Из консервов. Поел. Помолился перед сном и стал готовиться к ночёвке. Вдруг вдалеке, постепенно нарастая, раздался рёв мотоциклетных моторов, и в скором времени на верху горы остановилась целая кавалькада на железных конях. Свет моего налобного фонаря был замечен и раздался удивлённый возглас: “Там, внизу – фара!” Конечно, никто из лихих наездников спускаться ко мне не стал – это же потеря ста метров высоты! Да ещё в темноте. Через несколько минут моторы железных коней взревели снова и их обладатели помчались назад, нарушая мирный сон лесных жителей. А мне из-за них вспомнилось моё стихотворение про войну.

Рембрандт и Мао Дзедун на каком-то пруду
Мчатся в каноэ, за ними плывёт бегемот.
Тридцать каких-то фельдмаршалов на берегу
В танке БТ чистят овощи и пулемёт.

Дикое племя пигмеев штурмует Берлин.
Рембрандт и Мао решили германцев спасать –
Наняли тридцать фельдмаршалов, влили бензин
В три бензобака БТ с пушкой на 45.

Но фининспекторы конные прямо с луны
Кучей свалились, фельдмаршалам сунули акт:
“Танк изымается, так как вы денег должны –
Это гласит внеземной политический пакт”.

Тридцать могучих фельдмаршалов крикнули: “Мать!”
Мигом схватили свои наградные ТТ,
Злым фининспекторам стали глаза вытыкать,
Ведь никогда не сдаются танкисты БТ!

Лязгая сталью, машина рванулась в Берлин
Страх наводя на возниц боевых колесниц –
В ужасе выли десятки пигмейских дружин, 
Копья, дубинки ломали и падали ниц.

Луки из чёрного дерева взяв, как трофей,
Тридцать фельдмаршалов, Рембрандт и Мао Дзедун
На колесницах отправились в главный музей –
Чтоб подивиться, как сладко поёт Гамаюн.

Да, у танка БТ-7 действительно было три бензобака.

Я улёгся в спальнике “гарип” на пенке (“гарип” в переводе со старославянского означает “чужестранец”) и вспомнил колыбельную ролевиков:

В Мухоморьи дуб срубили,
Горлум дремлет на могиле,
В небе назгулы парят,
Малым деткам спать велят.

Проваливаюсь в сон…

Около первого подъезда шестиподъездной пятиэтажки киногруппа подготовилась к съёмкам – надула двигающегося тираннозавра, голова которого оказалась на уровне четвёртого этажа. И куда-то отлучилась. Тираннозавр остался один без присмотра. Я не мог упустить такой возможности – залез на него верхом и нажал на “пуск”. Хищный ящер “ожил”, зашипел, хлестнул хвостом по кустам цветущей сирени и пошёл, зловеще вращая зрачками и скрежеща кинжалообразными зубами. Я понятия не имел, как управлять этим диким хищником, которого я угнал, поэтому он подо мной делал всё, что хотел. Около четвёртого подъезда грозная рептилия юрского периода остановилась и засунула морду в окно. Стекло со звоном разлетелось во все стороны. Взору агрессора предстала кухня. Передней лапой тираннозавр открыл дверцу холодильника и в один миг слизнул языком все съестные припасы, в нём хранившиеся. Затем высунул голову наружу. (Всё это время я восседал на ящере верхом.) И вдруг надувной хищник начал сдуваться. Не прошло и минуты, как грозный тираннозавр превратился в бесформенную гору прорезиненной материи. Через несколько секунд на место происшествия прибыл наряд милиции и съёмочная группа. Начался допрос.

– Почему динозавр сдулся? – поинтересовался следователь.

– Его запас хода – 45 секунд. Он выработал свой ресурс и сдулся. – Ответил инженер из съёмочной группы.

– Почему запас хода вы решили измерять не километрами автопробега, как у машин, а временем? – продолжал спрашивать следователь.

– Но запас хода у советских танков тоже измеряется часами активной жизни, а не километрами автопробега. У зарубежных танков – километрами, милями, а у наших – часами. – Произнес инженер.

– Но 45 секунд – не слишком ли маленькое время для активной жизни динозавра?

– Отнюдь нет! – 45 секунд – это более чем достаточно для того, чтобы отснять нудный нам эпизод. А если сделать тираннозавра с большим временем активной жизни, то его себестоимость увеличится в несколько раз.

В этот момент я проснулся.

“Тираннозавр равняется танку?” – первая мысль, пришедшая в мою сонную голову. Напрягая мозги, и всё ещё находясь во власти сновидения, я принялся вспоминать: «Во времена “холодной войны” наиболее продвинутыми из зарубежных танков считались британские “Чифчены” со 120 миллиметровой пушкой. Их ресурс – 3000 миль, то есть почти пять тысяч километров. Средняя скорость “Чифчена” – 25 миль в час (максимальная – 30). Разделим ресурс 3000 миль на среднюю скорость и получим ресурс в часах – 120 часов активной жизни. А потом – “ребилт”, то есть капитальный ремонт – на корпус танка монтируют новый двигатель, новую силовую передачу и… танк получает ещё 120 часов активной жизни. А советские танки 60-х годов, сходя с конвейера, имеют запас хода аж 500 часов. Сколько от Москвы до Парижа? 2000 километров или больше? При скорости 25 км/час это расстояние можно пройти за 100 ходовых часов. А советские танки БТ вполне могут идти со скоростью 50 км/час, а сбросив гусеницы – и 80».

Наконец, я понял, где нахожусь.

Небо мглисто как всегда.
Вёрст на триста - гарь, стада.
С днём танкиста, господа!
С новым счастьем вас.[4]


2009, 2013, окт. 2015


[1] Абалаков Евгений. На высочайших вершинах Советского Союза. Красноярск, 1989, с. 30.

[2] Щербаков Михаил. Полёт валькирий.

[3] Щербаков Михаил. Полёт валькирий.

[4] Щербаков Михаил. Полёт валькирий.