Опидоль Амазоли

Соглашайся! Рапортуй об успехах! Пусть идет время, а затем, обязательно появятся препятствия и о твоем докладе забудут в круговороте событий и поступающей информации.

 (Из личных советов Бормана для Отто Скорцени)
               
                1
    Помпео Джеральдино Бартони Лука чувствовал себя постаревшим. Он стал ощущать себя таким совсем недавно, когда очень долго его молодое сердце заставляло не обращать внимания на собственное отражение в зеркалах с сигналами морщин и грустных глаз. И он признавался сам себе, что уже болели ноги, где-то внутри живота больно покалывало после скудных обедов, плохо спалось и тяжело дышалось во время работы. Совсем недавно несколько раз кружилась голова, ноги стояли на полу, а тело оказалось на карусельном крупе лошади со страшной улыбкой, от которой шарахнулись бы все воображаемые дети. «Это от недоедания!» - подумал он. Помпео стал размышлять о конце его жизни и конце его кукольного театра, заключенного в большой чемодан на двух самодельных колесах. Сам чемодан жил своей жизнью, сопровождая хозяина из одного разрушенного города Германии в другой. Он имел неподражаемый скрип небольших колес, потертости боков и множество названий населенных пунктов, записанных Помпео после выступлений в разных местах. Шел третий месяц весны 1946 года, и кукольник выживал как мог. Его стали посещать мрачные мысли о конце его путешествий, полной расплате за ужасные грехи, завершении представлений для крикливых послевоенных детей и медленном переходе в другие миры. Но то, о чем думал совсем не старый кукольник, не интересовало ровным счетом никого на этом свете. Таких стареющих мыслителей без позитивного тонуса- половина Земли, когда новое поколение громко скачет и заполняет собой еще неизведанное пространство, а бывшая молодежь мечтает о солнечных теплых днях, приводя машину воспоминаний в действие, меняя кадры прошлого и зная наверняка свое одинаковое будущее на линии уже близкого горизонта. Чем старше люди, тем незаметнее становиться их жизнь, тем меньше они видны на фоне придуманных парков и выдуманных каруселей, где лошади двигаются без перестановки ног и без звона копыт с каменными нарисованными оскалами в никуда.
 Война, как и положено по всем логикам бытия закончилась миром, который однажды подготовиться к новой войне по той же самой логике, которая, в свою очередь, снова закончиться новым миром. Та самая замкнутая карусель…, не учится народ ничему… Сумасшедший итальянский позер Бенито, прыгавший по сцене жизни от очередного эксперимента Бога оставил Италию в покое, переломав множество чужих жизней и давно распался мертвым телом на вечно живые атомы в какой-то засыпанной яме без конкретных очертаний, прихватив с собой ни в чем не повинную женщину Клару Петаччи. Многословие очередной паршивой идеи, вихрем пронеслось по миллионам ушей и душ, оставив эхо проклятий и разоренные жизни. Многословия чужих ощущений новой эры растворились, как чайный пар в воздухе кухонь, подтвердив безумие меньшинства и уже тихую кладбищенскую жизнь большинства, разделив остатки живых, на калек, а мертвых, на удобрения дальних полей. Информация новой идеи, личная глупость и выбор снова сделали свое темное дело, отправив на тот свет огромную массу обманутых мужчин и женщин, желающих жить лучше.
  Как бы там ни было, а война рассосалась по руинам городов и техническим кучам военного металлолома, а сама жизнь продолжалась, потому что ее хоть и хотели отменить, но без воли свыше любая война всего лишь оставалась попыткой обыкновенных людей убивать других обыкновенных людей, из-за тесноты мнений, призрачных маний величия и фанатичного отстаивания футуристических глупостей. Сам Помпео, вытирая пот со лба после очередного кукольного спектакля и ощущая боль в руках надеялся и верил, что секретный отдел Ватикана давно уже забыл о его существовании, что им не до агента- скитальца, пропавшего в большой суматохе наступлений еще два года назад, но все же успевшего улизнуть от русских танков, бывалых, злых пехотинцев и трассирующих пуль в спину. Последний раз по-особенному его тревожили семь лет назад осенью 1939 года, когда нужно было изображать странствующего католического монаха на территории уже оккупированной немцами Польши. Работать приходилось тихо, вкрадчиво, актерски профессионально, собирая ответы от костела к костелу, беседуя с хитрыми ксёндзами и обсуждая единственную тему - молитву протестантских и католических священников всех епархий на пятидесятилетие нервно- стареющего Гитлера в 1939 году – «Помяни, Господи, нашего Фюрера, чьи тайные устремления лишь тебе известны». В тот год и раньше, и позже, его «тайные» устремления только для дураков являлись секретом. Фарисейство и приспособление к новым адским правилам было налицо. Помпео был осведомлен, что вся католическая оппозиция Гитлеру закончилась после подписания в 1933 году Конкордата между Германией и Ватиканом. Останавливаясь в домах при костелах, обмывая лицо и руки с дороги и разделяя трапезу за беседами у очередного церковного камина, Помпео делал свое дело, никак не относившееся ни к юбилею несчастного ефрейтора Гитлера, ни к новым молитвам, ни к фарисейскому Конкордату 1933 года. Он занимался совсем другими вопросами, порученными ему Антонио Карризи – тайным советником и хранителем подземной канцелярии 14- го километра под Ватиканом, умеющего мыслить на месяц вперед и возглавлявшего работу с насущными секретами большого Братства с учетом человеческого фактора.
Помпео считал себя уже старым для тонкого пилотажа умственной работы, для долгих путешествий и постоянного анализа всех своих поступков, хотя его память работала, как руки молодого часовщика, она помнила почти все за последние тридцать лет тайной работы на Братство. Сколько кадров личного фильма, какой груз для пережившего многое пожилого человека, нет…, для едва ли пожилого. Этот внутренний фильм не видел даже его бывший командир Отто Скорцени, с которым он летал на планере спасать задаваку-закартучча Бенито Муссолини, переоценившего свою личность в тайных играх пяти стран. Это ведь он, тогда еще с немецким именем и позывным, посоветовал командиру прихватить на операцию монашеские сутаны с адресами католических приютов. Как командир мог не отметить такое предложение спасения солдат - спецов Отто, привязанное к чужой местности и к святой Вере во спасение от произвола разных судеб? Он отметил, еще как отметил дельную шахматную мысль, не мысль, а настоящий шедевр. Помпео уже в то время был информирован, что Отто Скорценни на восточном фронте переболел дизентерией и страдал от болей в мочевом пузыре, ему было молчаливо тяжело сидеть в планере и терпеть боль, пряча от солдат ее признаки. Высокий человек с синими глазами, мощным подбородком и светлым шрамом от левого виска до краешка рта, находился где-то в горах Центральной Европы, валил деревья и восстанавливал былую форму, обитая тихо после скорого суда и специально продуманного и подготовленного англо-американского оправдания. Но об этом невольный –кукольник Помпео знать не мог, он жил другой жизнью, заставляя себя забывать многое, что вовсе не получалось, и все, якобы забытое, всплывало в переполненной памяти, как подводная лодка с высоким заклинившим перископом. Да и как можно было забыть тренировки управления пароходами, самолетами и поездами, уметь чинить все, что могло двигаться, лекции и практику промышленных диверсий, изготовление ядов из подручных средств, парашютные прыжки на воду, на движущийся поезд и на ночной город, рукопашные бои под водой и актерское мастерство пока пригодившееся Помпео больше всего. Нет, командира со шрамом не выбросить из памяти, это было бесполезно. Перед глазами стоял, как просоленный маяк хладнокровный великан и любимчик самого Адольфа, четко понимающий, кто для Рейха сорняк, а кто целая татуированная дубовая роща на пути следования приказам. Человек носивший золотые часы после спасения Дуче с гравировкой буквы «М» и датой спасения итальянского Вируса (12.9.1943). Как такое забыть? Это уже заклинивший перископ собственной памяти. Помпео сидел на стульчике на маленькой сцене и вглядывался в опустевший зал, усыпанный обертками от американских конфет и громкими остатками тишины детского эхо- восторга. Он ощущал пустоту и тоску по старой работе, собственной значимости и осознания своей исключительной полезности для страны, полезности, которая была на бумаге и в торжественных докладах, в двух железных крестах за храбрость, спрятанных в тайной чемоданной щели. Его кресты жили в одном доме с тряпичными и деревянными марионетками, куклами без мозгов, которые всегда спали в чемоданном анабиозе и ничего не знали о прошлом фальшивого кукловода. Он всматривался в пустоту зала, который громко кричал детскими голосами, направляя кукольных героев совершать добро и справедливость. Это потом, сегодняшние дети, а завтрашние взрослые, в другом кукольном театре будут создавать боль и зло, удары и возмездия, месть и ненависть, предательства и выгоду, а сейчас в их возрасте формирования красоты и справедливости, они еще не советовали куклам убивать друг друга, бить палкой злодея, зарезать того, кто много говорил по тексту спектакля, которого, по чужой драматургии, кто-то невидимый и умный определил и одел в витиеватую ложь, в оттенки бескультурья и отклонения от тех самых канонов красоты. Куклы всегда воспринимают мир из вторых рук, не своих. Куклы сделаны на подобие людей с чужой речью и логикой, их можно понять и сделать выводы, как можно понять и сделать выводы общаясь не с куклами, а с людьми. Вот круг и замкнулся, подобное не только лечит подобное, но и заставляет задумываться о себе в тот маленький промежуток времени между рождением и кладбищем, который некоторые заблудшие души считают вечностью, уходя и не успев расчистить эту свою «вечность» от грязи.
                2
   Томаззо был счастлив. Сейчас же через несколько минут он будет стоять в соборе Святого Франциска вместе со своей любимой Ангелиной. Их брак будет венчать сам Аббат Бартоломео. Томаззо знал, кто приказал Аббату венчать его и Ангелину- это был сам Антонио Карризи. Родственники были только со стороны невесты, а со стороны Томаззо была святая церковь в лице тайного советника Ватикана, а в миру обыкновенного улыбчивого человека в чистой сутане Апостольского коммендатора Карризи со странным золотым перстнем на безымянном пальце с двумя раскрытыми голубиными крыльями, над нижними крыльями черного мотылька. Никто и никогда бы не догадался, что этот быстрый и даже суетливый человек ведает самыми большими секретами мирового уровня. Карризи был всегда улыбчив и никогда не раздражался, ощущая непонимание со стороны собеседников, у него было железобетонное терпение по отношению ко всем людям. Его никто и никогда не видел молящимся, на торжественных мероприятиях Ватикана он тоже отсутствовал, никогда не одевался в гражданское, не имел жены, детей и даже прошлого. О Карризи мало знали информации, зато он знал все о тех, кто работал и служил в многочисленных подразделениях Ватикана. Тихий Томаззо уже пять лет работал на него, путешествуя по дальним странам и передавая зашифрованные пустые письма из рук в руки, так как тайная канцелярия не доверяла обычным способам передачи информации, а паспорт Ватикана, не нуждался в визах ни одной страны мира. Томаззо был марш агентом, специальным порученцем с очень хорошим вознаграждением, надежным почтальоном, умеющим быстро выполнять свою работу и молчать. Таких паспортов, как у него было всего 902 на весь Земной шар. Томаззо умел молчать и считал это умение самым большим своим достоинством, дав клятву один раз и будучи посвященным в разные секретные связи на начальном этапе, он радовался, что мог быть полезным и сама жизнь складывалась очень приятно и надежно. Ангелина стояла в белом платье, слегка сжимая пальцы его руки, волнуясь и дрожа плечами. Она сияла белоснежными кружевами, которые оставила для нее бабушка- рукодельница, вложившая в каждый стежок свою любовь, в каждую бусинку свои наилучшие пожелания и мечты для единственной внучки. В ее глазах блестел разум достигнутой цели и видимость прекрасного будущего для себя и для избранника. Томаззо тоже волновался, стоя перед подслеповатым старым Аббатом Бартоломео. Обряд начался…, кто-то кашлянул сзади, скрипнул чей-то каблук… эхо взлетело под купол Святого Франциска и спугнуло парочку голубей, ответивших шелестом крыльев. Солнечные лучи заметно побледнели и растворились в пыльном воздухе собора. Эхо слов Аббата гулко расходилось по широкой величине храма, и медленно растворялось, ударившись о фрески и огромные серебряные канделябры. Тишина принимала слова и уничтожала их, разбрызгивая по пустоте и пряча в углах.
- Пришли ли вы сюда добровольно и свободно и хотите заключить супружеский союз? – вопрошал Аббат, слегка чмокая старыми пересохшими губами.
- Да! – прозвучало два ответа сразу в унисон.
- Готовы вы любить и уважать друг друга всю жизнь? – спросил Аббат и поправил очки на горбатом носу.
- Да!
- Готовы ли вы с любовью принять от Бога детей и воспитать их согласно учению Христа и церкви?
- Да!
Получив по очереди три утвердительных «Да» Аббат Бартоломео продолжил церемонию попросив святой дух снизойти на супругов, взявшихся за руки, связав их руки специальной лентой он дал возможность произнести слова супружеской клятвы Томаззо и Ангелине. Затем, Аббат благословил их произнеся Заступническую молитву. Стоявшие позади друзья Ангелины слышали все и стали свидетелями венчания. Рука невесты дрожала и Томаззо держал ее ладонь крепко, понимая, что он добился своего и еще одна страница в его жизни перевернулась, показывая совершенно белоснежные теплые поля, на которых он сам будет писать свои Nota Bene, зачеркивать и беречься от непредвиденных жизненных клякс. Ему казалось, что его личная жизнь прекрасна, а будущее с Ангелиной и пока не родившимися детьми таит в себе тысячи неповторимых дней и ночей. Жизнь стояла на пороге его судьбы, а не наоборот, освещаемая не солнцем с верхних витражей собора Святого Франциска, а чистыми словами самого Аббата Бартоломео. Так бывает и было и будет в жизни многих надежных мужчин, чистый старт в новую неизвестность. Верхние витражи и бреши для окон предназначенные для попадания света внутрь храма, оттуда сверху, всегда задуманы архитекторами не спроста. Кто из обыкновенных граждан любой страны задумывается над вопросом, сколько изюма кладет пекарь в четыре утра в каждую булку? Сколько воды тратит целый город на приготовление завтрака каждый день? Кто может измерять чужие мысли в километрах? Во время венчания некому следить за солнечными лучами, пробивающими верхние витражи окон, за шорохом голубиных крыльев под куполом собора, за звуками издалека, дающими ценнейшую информацию от самого Бога для думающих людей. Все заняты торжественным таинством придуманным самими людьми. Солнечные лучи побледнели и исчезли, но на это никто не обратил внимания, все были захвачены редким моментом в жизни избранной пары. Скромный Томаззо был счастлив, так ему казалось, такие сигналы он получал от своего сердца уверенный в исключительном праве на улучшение собственной жизни. Ангелина тоже была счастлива, Аббат был уставший и старался все закончить побыстрее, чтобы сесть в кресло у себя в кабинете и поставить ноги с подагрой с большую миску с горячей и соленой водой. Как и миллионы венчаний на земле оно имело свое начало и свой конец. Аббат перекрестил новобрачных, благословил их союз и тихо шурша мантией удалился в сопровождении пяти помощников. Томаззо стоял с Ангелиной и крепко обнял ее за талию. Она водрузила свои руки в белых перчатках, расшитых белыми бусинками на его плечи и нежно поцеловала его в губы. У Ангелины были необычные ресницы, не как у всех девушек и женщин, они были густыми и росли почему-то в два ряда, именно в два ряда. Антонио Карризи заметил это сразу и высказался, что она поцелована Богом, это его особая метка. Но что означает этот знак, знал только он, знал и загадочно улыбался. Ибо сказано, что «… там, где чему-то начало, там и конец, а там, где конец, там и будет новое начало…». Вопрос только в том – а будет ли?
                3
 Жюль был хранителем специального склада, где на полках при особой температуре лежали различные куклы. На каждой полке лежал открытый ящик со слегка пожелтевшим сахаром. Он давно свыкся с мыслью, что если наверху решили, что нужно именно так хранить тряпичные, деревянные и фарфоровые куклы, то значит так и надо. Он не задавал вопросов, он помнил, что предыдущего хранителя ключей уволили быстро и больше никто и никогда его не видел. Дверь была всегда запечатана и закрыта на четыре замысловатых замка, и, хотя мир уже давно привык открывать любые замки, здесь все происходило иначе, по старинке, железный замок, хранитель ключей и ответственность, за которую обязательно спросят ценой жизни. Печать была бардового цвета и наносилась горячей на эбонитовую планку, крест на крест обтянутую кожаной петлей. Время для открытия тяжелых и совершенно разноплановых замков было не меньше пяти минут. Спиральные замедлители позволяли провернуть ключи, но не спешили открываться, они медленно отползали в своем темном замочном боксе, всегда смазанном специальным секретным маслом. Все замки делал давно умерший, редкий мастер- умелец Гуго Пагазотто, которого давно не было в живых. Он приложил к их исполнению живую мысль, находчивые неожиданные ходы для будущих открывателей его наследия. Замки были мудреными, как хороший шифр для передачи редкой информации. В центре большого и просторного помещения стояла швейная машинка в идеальном состоянии, запатентованная еще «Зингером» - человеком, подарившим простую и надежную швейную машину всему миру. Рядом с ней на педальном ходу стоял удобный стул, облегчающий жизнь любой спине. Вокруг были без пыльные чистые полки, на которых стояли куклы, принадлежавшие коллекции Ватикана. Их были тысячи. Нужно сказать, что там стояли куклы, имеющие отношение к детствам длинного списка исторических личностей, всех эпох и континентов таких, как Нерон, Карл Великий, Марии Медичи, Леонардо да Винчи, Поля Гетти, Аристотеля Онасиса, Вольтера, двенадцати королей Англии, Китайских Императоров и даже полной династии Тутанхамона. В коллекции также были куклы и игрушки непонятного происхождения, необъяснимого вида и с загадочными надписями, которые взялись из каких-то секретных сделок прошлых лет и минувших неизвестных цивилизаций. Все экспонаты были оригинальными, доказанными старыми атрибуциями с печатями нотариальных контор, экспертными заключениями музеев, известных аукционов, мнениями ведущих искусствоведов мира и еще несметной кучей государственных архивных бумаг, подтверждающих, что эти раскрашенные старые тряпки, медь, железо, нефрит, деревянные бруски, плюш, фарфор, толстое стекло и еще неизвестно что, практически не имеют цены. Жюль медленно открыл все четыре замка, осторожно переломил сургучную печать по центру и сложил все в корзинку. Повернув ручку и открыв толстую дверь, он не услышал скрипа двери, все три петли были смазаны идеально, как и требовал пятый параграф Устава Хранителя. В полную тьму он вошел первым, нащупал сбоку на стене выключатель, быстро нажал скрытую кнопку сигнализации известную только ему и охране и зажег приятный свет сто пятнадцати ламп. Вслед за ним внутрь вошел исполнительный порученец от Антонио Карризи с подписанным приказом, под которым Жюль поставил свою подпись, время входа в помещение и печать Хранителя одной из драгоценных коллекций Ватикана.
- Теперь давайте ваш список, заверенный наверху. – произнес Жюль и заглянул внутрь розового листа с тремя печатями и знакомой размашистой подписью.
- Да-да, конечно. – задумчиво ответил порученец, разглядывая множество полок. – У меня здесь целый список с подробным описанием. Я без вас не нашел бы ничего в этом музее. Вы мне нужны как гид и, пожалуйста, подготовьте тележку или специальный чемодан для транспортировки наверх.
- Я вас понял. Тележка уже приготовлена я обо всем забочусь заранее. – быстро ответил Жюль.
- Кто будет пришивать бирки, вы или вызывать специального человека? – продолжал порученец.
- Могу я. Обычно это делаю я. А что был приказ на каждый экспонат писать информацию? Покажите, где это указано…
- Я просто так спросил, судя по инструкции, которую я имею, это сделает кто-то другой и вам не надо беспокоиться. Итак, - порученец открыл папку с белоснежным листом, теми же тремя красными печатями и списком кукол, писанным невероятным каллиграфическим почерком старого образца,- кукла первая – фельдмаршал Фон Клюге.
- Ага, понял. Это семьдесят пятая полка – «Верховное командование Вермахта» идем дальше, так- так –так - «Куклы юбилейные», нашел! Сейчас принесу.
- Так… Глаза водянистые, прозрачные, светлые с темной точкой, генерал – фельдмаршал, петлицы соответствуют званию, Железный крест 1-го класса, Железный крест 2-го класса, Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами, Орден Дома Гогенцоллернов, нос тонкий большой с заметной горбинкой, китель новенький ушитый, приталенный. Сделана в Цинтвалле в мастерской старого мастера кукол Херста Блумберга ко дню рождения самого фельдмаршала. В корзину старика Фон Клюге, в корзину его…
- Слушаюсь! - ответил Жюль.
- Далее, нужна кукла Плюше. - прочитал в списке порученец Карризи.
- Так. Это французская кукла толстяка Плюше, пекаря, сумевшего за одну ночь испечь огромное количество булок и хлеба, накормить весь Авиньон и выиграть спор у самого Людовика XXIV. Этой французской кукле Плюше вообще цены нет. Его сделал неизвестный мастер настолько реалистично, что невозможно глаза отвести. Так много подробных деталей, которые оживляют образ этого хитреца… Момент, это полка номер 98, Франция периода всех Людовиков. Подождите минутку…
- Апппчхиииии! – чихнул порученец.
- Будьте здоровы! Здесь так бывает, когда на вас смотрят куклы последних трех тысяч лет и даже больше.
- Что вы имеете ввиду, Жюль, что это не пыль виновата в моем чихании?
- Совершенно не пыль, нет здесь пыли, нет мышей, нет крыс, об этом позаботились умные головы. Это чужие глаза, глаза тысяч кукол! – ответил Жюль.
- Да ну вас, дьявольщина какая-то. Я вам не верю.
- Можете мне не верить, от этого вы не перестанете чихать. Можете верить и все равно чихать будете. Верить или нет в этих подвалах не имеет никакого значения, подвалы имеют свою жизнь, совсем не земную, совсем не дневную и светлую они во тьме до моего прихода, это жизнь другая и правила тут другие, уж можете мне не верить, но прислушайтесь. Я тут такое видел, что и говорить страшно. Итак, вот Плюше! – сказал Жюль и передал в руки симпатичную куклу толстяка.
- Плюше, толстый человек, хитрое лицо, панталоны старинного французского покроя, родинка на мочке левого уха, короткие пальцы рук, колпак пекаря с кружевами, пожелтевший за триста лет, нос толстый, глаза карие, фартук с одним карманом с вышитой буквой «Р». Между ног заметно оттопырено, указывая на то, что у него был большой детородный орган. У реального толстяка Плюше было восемнадцать детей от одиннадцати женщин. Он самый, все точно, оттопырено между ног до безобразия, как будто у него паховая грыжа между ногами, в корзину этого любвеобильного француза.
- Кто будет следующий?
- Колдун Анадабубу, Заир, конец 15 века, - ответил порученец.
-  Ого! Есть такая полка с колдунами, ворлоками, волхвами, дарейцами, шаманами, магами, ведьмами, ведунами и неординарным народом в плане мышления и взглядов на нашу жизнь. Это в пятом зале.
- Тащи, Жюль, именно этого Заирского чудака Анадабубу мне другого не заказывали.
- Момент, несу. Полка тысяча триста семь, Африка, раздел – Вуду, колдуны, ажаназузы и прочая братия. Вот это несчастное лицо с нечёсаными волосами,- громко сопровождал свои действия Жюль, исчезнув за двумя поворотами.
- Так. Сверяем по списку – волосы длинные, нечесаные, руки костлявые, колдун худой, нос широкий африканский, на шее множество бус, а в руках странный предмет похожий на рогатку или раздвоенный нож, глаз один из светлой зеленой бусинки, босой, на ногах татуировки зверей. Какой отвратительный взгляд у этого парня. Все сходиться, в корзину эту мерзкую куклу. Теперь нам нужен…, момент…, здесь написано какое-то незнакомое мне слово – NASA! Что это такое я не знаю и не понимаю.
- Я понимаю! – быстро ответил Жюль, - это кукла из списка особых распоряжений! Это странная кукла, попала к нам по распоряжению Мас..., извините не могу сказать, в коробке с синей печатью «совершенно секретно». Откуда ее принесли, и кто - это не мое дело, знаю только, что она лежит в специальном стеклянной ящике, отдельно от всех. Закрытая в зеленом сейфе. Сейчас я ее достану. – Через пять минут, выйдя из другого помещения с полками, Жюль вынес стеклянный ящик, закрытый на две никелированные скобы. В середине ящика лежала кукла в большом и толстом комбинезоне с улыбающимся лицом. Она была сделана не из тряпок, а из фигурной толстой пластмассы.
- Ага! Вот этот таинственный NASA! - воскликнул порученец. –Одет в толстый комбинезон, на голове какая-то колба из стекла, перчатки с толстыми пальцами, мощные сапоги, на спине ранец с трубками, на груди написано стилизованными буквами «NASA». Что бы это значило, Жюль?
- Да я понятия не имею! Говорят, что эту куклу нашли где-то в пустыне Африки в 1703 году в сундуке у убитого старого колдуна- бербера, который никогда не вылезал из Сахары и консультировал все проходящие мимо караваны по поводу смертоносных песчаных бурь. Что это такое, откуда, что бы это означало? Никто так и не знает. Мир наполнен загадками и вот одна из них. На его спине есть маленькая надпись странного слова «астронавт» и чье-то затертое имя на букву «О». Комиссия Ватикана высоко оценила неизвестную никому куклу на тайном аукционе в Каире в 1912 году, и наш уполномоченный купил ее сразу за весьма небольшие деньги. А еще сказал, что эта кукла была…, ой, извините, я увлекся болтовней. Извините, Брат!
- Да…! Чего тут только нет в этой коллекции? Чтобы это значило – NASA, как ты думаешь, Жюль? Какая –то мистическая загадка, прошу прощения.   
- Он похож на профессионального водолаза. Ни больше ни меньше… все сходиться, это водолаз.
- Да, но там надпись есть…, на спине. Может быть это название спасательного корабля, на котором служил этот водолаз? – сопротивлялся Жюль.
- Ладно. Бог с ним с этим водолазом с надписью, грузи его аккуратно в тележку к остальным. У меня приказ строго все по списку доставить.
- Есть еще кто-то в списке?
- Есть. Теперь очередь какой-то Линды с фарфоровой головой и большими глазами!
- А! Кто же не знает Линду? Она не Линда вовсе, а маркиза де Помпадур. Есть такая кукла, это снова отдел Людовиков французских, полка- любовницы… вот она, красавица! – продолжал громко комментировать свои действия Жюль.
- О! Какая шикарная кукла, - воскликнул уполномоченный, - надо же такую красотищу держать в подвале. О! Какие глаза, а бюст, руки, губы…, ну в общем, все что полагается…
- Все что полагается, вы еще не видели, вы ей платье задерите, прости меня Господи, там восемь юбок и корсет, и все как от Бога по расписанию женских творений…, но что-то не укладывается в мой мозг, - увлекся Жюль.
- А что там под платьем может быть такого, чего я не видал? – с нескрываемой иронией спросил уполномоченный по отбору кукол и сладко улыбнулся своим редким воспоминаниям.
- А вы взгляните без вопросов.
- О Боже! Святая Мария! Как же так? Это же мадам Помпадур…! Что –то не сходиться, как же это? - воскликнул поверенный и уполномоченный. – У любовницы короля Франции член между ног? Что за богохульный бред глупого кукольника? – перешел на восторженный шепот порученец.
- Что имеем то и есть. Мужчина она или женщина, берете Линду или нет? – подсек издевательски Жюль.
- Стоп! Конечно беру она есть в списке если вы не ошиблись, но если вы ошиблись вам и отвечать перед кабинетом номер 8!
Услышав название кабинета с номером перевернутой бесконечности, Жюль побелел. Он понимал, что это карательный орган за измену и ошибки, где не слышат слов, а слышат крики и загнутую форму пинцета смерти.
- Дайте взглянуть на список! – моментально отреагировал Жюль. Он посмотрел на лист бумаги и прочитал черным каллиграфическим почерком три слова- «Линда- любовница Короля». – Другой куклы под именем Линды нет, и я знаю это очень хорошо, потому что еще восемьдесят лет назад куклу, по каким-то мне неизвестным причинам, Мадам Помпадур зарегистрировали под именем Линда у меня даже формуляр Верхней Комиссии об этом есть. Между прочим, чтобы принять меня на эту работу хранителем коллекции я сдал экзамен на запоминание искусственных нарисованных лиц воинов пяти когорт Александра Македонского, а их было ровно 5000 лиц и имен. За двадцать один день я выучил имена всех и сдал экзамен по карточкам и рисункам. Я не ошибся ни разу, как и Великий Александр Македонский, который знал всех своих солдат по лицам и именам. Сегодня таких людей, как я, просто нет. Стоило кому –то слишком говорливому предложить такое доказательство его ума, как все наделали в штаны и мысленно взвесили свою несостоятельность в этой жизни. А я сдал и был принят, потому что я имею хорошую тренированную память даже по географии.
- Жюль! Как называется озеро Верхнее в Канаде, среди пяти великих озер! – быстро и ехидно спросил посланец.
- Какой детский вопросик. Нет никакого озера Верхнего- это географическая чушь тайного общества, есть озеро Гичигами, названное так коренным населением задолго до прибытия туда завоевателей французов. Картографы прошлого глупы, как весенние утки. Как коренные индейцы назвали озеро, так оно и называется во всем мире по логике первого названия коренных обитателей. Однако французы приперлись на чужую территорию и назвали озеро Супериор, а хитрые англичане адоптировали название на английский под себя и свои карты. Остальное выдумка толстозадого глупого дурака в обязательных очках. Прости меня, Господи, за такие слова в подвалах Ватикана!
- Удивлен вашим знаниям. Искренне удивлен! Найдется половина человечества, кто этого никогда не знал!
- При чем ваше слово «Никогда» в данном случае является ключевым. Прости меня, святая Мадонна! Да прибудет в этом мире мир и покой! Хотя, по большому счету, никогда он не прибудет, ибо мир наполнен бесами и негодяями, Амэн! Не будем обессмысливать нашу работу, что там по списку дальше?
- А дальше Веселый Роджер! – быстро ответил уполномоченный посланник.
- Есть такой парень! - сказал Жюль и, продолжая разговаривать громко, ушел в дальний угол второго поворота полок. – Это только он так называется, что он Веселый Роджер, на самом деле, он совсем не веселый. – Хранитель принес черное полотно, скрученное в трубочку и обвязанное красной лентой на которой была красивая надпись на латинском языке - ,, BIS PECCAS, QUUM PECCANTI OBSEQUIUM ACCOMODAS (дважды грешен, когда грешащему содействуешь). Быстро развязав ленту, он открыл полотнище, которое развернувшись, превратилось в обыкновенный старый флаг с большим уродливым черепом в центре и двумя пожелтевшими и тоже грязными костями крест на крест. Флаг был старым настолько, что его края уже стали тускнеть выцветшими нитками и проплешинами больших потертостей. В комнате послышался неуловимый запах очень старого йода, слегка напоминавшего высохшее море.
- Йодом запахло! – отметил посланец.
- Еще бы! Флаг храниться в закрытой капсуле, то есть в собственном соусе. Это самый настоящий «Веселый Роджер» таких подлинников в мире сохранилось всего два экземпляра, один в музее в Финляндии и этот. Идентичность подтверждена многочисленными экспертизами разных стран. Ему больше четырехсот лет, он такое видел, развиваясь над морями, что нам с вами в страшном сне не присниться. Мы это вынимаем один раз в два месяца, чтобы оно не теряло внешний вид, возраст все-таки не шуточный.
- Да уж, я вам верю. Итак, черное полотно, размер два метра и девяносто три сантиметра на один метр пятьдесят четыре сантиметра. Странный размерчик, видать у пиратов мозги все прокурены были, пропиты ромовыми настойками и отравлены ядовитыми рыбами. Череп и кости, пожелтевшие, как в инструкции написано, двадцать три дырки от пуль, один порыв слева, пять подгоревших пятен, три раза штопанное черными и коричневыми нитками. Так, вот и дырки, вот и порыв, и коричневые нитки и черные. Все по признакам сходиться. Заверни его Жюль и в корзину. И последний в списке первобытный человек в шкуре из меха.
- Есть такая кукла. Момент, сейчас принесу…, так, она в отделе древности…, динозавры, зауроподы, пещерные медведи, археоптериксы…, ага, вот и первобытный. А там не сказано, нужен кроманьонец или неандерталец, а может синантроп? – крикнул Жюль.
- Ой! Этого я как раз и не знаю. Читаю описание вслух, - громко сказал посыльный,- первобытный человек с копьем в руке, в шкуре из меха в пятнах, похожего на мех леопарда, в кожаных тапочках с ожерельем из медвежьих когтей на груди, шрам через левое плечо розового цвета.
- Все понял! Неандерталец без одежды и мохнатый с дубиной с лицом недоразвитого и опасного человека, никакого мехового манто нет, а кроманьонец в меховом халате с копьем и тапочках из кожи и страшным лицом с бородой, длинноволосый и шрам на плече от чьих-то когтей. Несу! – выкрикнул Жюль.
- Вот и хорошо. Все по плану по списку и вовремя.
- А если не секрет, зачем эти куклы там понадобились? – спросил Жюль, укладывая сверху всех игрушек кроманьонца со свирепым лицом.
- Секрет! Конечно секрет! Ты должен найти и погрузить в тележку, а я должен доставить, остальное не наше дело там знают, что делают! – ответил посланник и поднял глаза к потолку, намекая на самые верхние рубежи Ватикана. 
- Секрет так секрет. Я все сделал и сдал. Прошу расписаться вот здесь в книге выдачи, число, месяц, год. Подпись разборчиво…, замечательно. Все, дело сделано!
- Итак, я поехал наверх. Спасибо Брат Жюль за быструю работу! – сказал посыльный и вышел из помещения. Дверь за ним закрылась, и хранитель остался один среди полок и большого множества кукол, сидящих, стоящих, лежащих и разглядывающих Жюля своими стеклянными или нарисованными глазами. Как и было приказано еще вчера, Хранитель отдал все фальшивые куклы- двойники, а настоящие, тихо лежали в большом шкафу, закрытые на замок, потому что цена на них была фантастическая. В подвале остались только четверо –Жюль, тишина, скрип какой-то полки и чей-то негромкий чих у дальней стены...
                4   
   Антонио Карризи стоял у большого окна, зарешеченного толстыми металлическими прутьями еще с XVII-го века. Он всегда смотрел во внутренний дворик сквозь небольшой промежуток цветного витража, именно в том месте, где заканчиваются пальцы ноги Святой Марии. Мастер создал ее удлиненные пальцы в совершенной гармонии, намекая на то, что в миру, именно такого рисунка нет и быть не может ни у одной женщины, потому что Мария была выбрана самим Богом по его же эскизам совершенства. Антонио тихо перебирал янтарные четки подаренные ему кардиналом Лурье еще пятьдесят лет назад. Он трогал древний янтарь своими пальцами и перемещал умело отшлифованные кусочки застывшей смолы. Кое- где в янтаре застыли цветные травинки, лапки и крылышки мух, фрагменты стрекоз и даже лепесток неизвестного цветка, цвета утренней сирени, который видел восходы и закаты древнейшего Солнца. Уже пять десятилетий Карризи перебирал эти четки ни разу не заменив крепкую нить, сплетенную из неизвестного материала. На его столе лежал отрывок отчета, всего в девяносто страниц, написанных рукой Отто Скорцени для американского следователя, а в голове все еще подвергался анализу конфиденциальный отчет самого Адмирала Канариса за декабрь 1944 года – «Внешний вид Гитлера вызывает большие опасения, его левая рука трясется так сильно, что он вынужден придерживать ее правой, производя впечатление марионетки, чьи нити кто-то дергает в разные стороны, левая рука вверх, правая вниз. Его походка стала дерганной, его глаза потеряли всякие признаки жизни и перестали быть властными и гипнотическими. Это большая ходячая кукла. Эта марионетка в человеческий рост уже износилась, готовая бежать прочь!». Антонио смотрел в окно и глубоко размышлял, сверяя свои мысли, направленные в будущее с анализом многоступенчатой информации из ближайшего прошлого, готовясь диктовать письмо для секретаря, сидевшего в углу за небольшим резным столиком из черного дерева. Секретарь был весь во внимании, глаза были на старте, рука держала ручку, как острый перуанский стилет и белые листки бумаги были готовы принимать на свое поле замысловатые крючки и вязь очень мудреного шифра.
На столе скучала красная бархатная папка, в которой Карризи держал особые документы. Среди пятнадцати листов бумаги был один, который он знал наизусть. Это было еще одно звено в его тонкой работе, которую он начал несколько недель назад. В папке лежала копия распоряжения руководителя СД за 1940 год, касательно международных связей католической церкви:
-  установление признаков использования немецкими епископами секретных курьеров и каналов связи для внедрения в них своей агентуры;
- перехват пятилетних отчетов епископата в Ватикан;
- установление признаков использования немецкими епископами дипломатической почты для неизвестной связи с Ватиканом;
- установление перспективных кандидатов в немецкую епископальную систему;
- вербовка надежных агентов в каждом епархиальном управлении с особым акцентом по проникновению в архивы этих управлений;
-  установление и использование всех личных слабостей отдельных епископов;
- установление и разумное использование трений между немецкими епископами и папским нунцием, а также всех нижестоящих должностей внутри их системных управлений.
Антонио Карризи на основе множества полученных документов весьма тщательно обдумывал те ходы, которые ему было необходимо совершить чужими руками, чужими жизнями, чужими судьбами, наконец. Он очень хорошо понимал, какие отчеты носить наверх каждый вечер и что делать на самом деле, пересекая собственные шаги с чужими предосторожностями. Ему нужен был главный результат всего задуманного, и он сверял в уме документы и подтвержденные факты, никогда не советуясь ни с кем. Достаточно было того, что он хорошо знал, что делать, используя человеческий фактор, человеческую предсказуемость и глубокое понимание той выгоды и мимолетного страха, которыми пользуются все люди принимая решения перед дальнейшим действием. Карризи знал, что человеческих отношений без последствий не бывает. Ему нужны были правильные последствия, предсказуемые и управляемые. 
- Дорогой Ги! - обратился он к секретарю тихим голосом, прервав свое раздумье. – Я вижу божественную сущность в том, что когда человек идет без зонта под дождем, само явление воды с небес будет имитировать на лице человека слезы и соответственно иллюзию плача! Но те, кто имеют заранее приготовленный зонт плакать не будут и это божественное явление на них не влияет. Получается, что зонт придуман людьми по воле Божьей не только для того, чтобы не промокнуть, а и для того, чтобы закрыться от божьего небесного проявления. Как странно и мудро, ты не находишь? Как будто Он вовлекает всех в непонятную игру, в которой никто ничего не соображает и сразу же забывает божественный смысл самого зонта, как подарок для незащищенных… Я поражаюсь мудрости Всевышнего по отношению к своему творению -человеку. Сценарий, каждый день новый сценарий, который пишут не люди, а Он.
- Вы, как всегда, смотрите в глубь вещей и явлений! Не мне рассуждать о поступках людей, но я попробую все же, они не ведают, что творят, а если ведают, то все равно творят себе же во зло, всегда оправдывая то, что натворили, выдавая свои поступки за тройские унции добра, заблуждаясь и окончательно запутываясь в содеянном.
- Паутины снова наплел, как сигнальный паук! Ты часто не отвечаешь прямо, а плетешь кружева, как старая сиделка Луиза Патонни у изголовья старого Борджиа, отравленного серой. За такие витиеватые рассуждения я и держу тебя секретарем. Секретарь от слова секрет, не так ли? Тот, кого ты заменил три года назад, всегда соглашался со мной и был безголовым тупицей с быстрым пером и отличным знанием шифра, а также, жаждой наживы и глазами лгуна, что не поощряется ни одним божьим словом или советом и тем более мною- слугой Господа. Великий Зодчий своим Божьим проявлением дал человеку ум в той или иной степени больший или меньший, дал заповеди для глупцов, где четко разграничил, что есть плохо, а что есть хорошо, так почему же человек, до сих пор не выбрал для себя путь? Отвечай, как настоящий ткацкий станок витиевато и понятно для меня.
- Слушаюсь, Падре! Потому что человек очень слаб, Ваше Преосвященство. И даже если он едет на мощном танке по разрушенным городам и сожженным деревням, он все равно слаб и глуп. Он не задает себе вопрос – что он делает, и второй вопрос- ради чего он это все делает? Он смотрит на внешний мир сквозь перископ, торчащий из его темечка, а на самом деле, человек самоуверен и не догадывается, кто ему дал этот перископ, очки, глаза, мозг в черепе и даже возможность дышать, потому что он снова очень глуп и реалистично слаб в выкапывании собственной могилы! Вы же понимаете, какое нужно иметь воспитание, чтобы каждый день хоть немного анализировать себя, задавать себе вопросы по собственному состоянию в окружающей среде. Если почти каждый анализирует и сразу же осуждает поступки других, то редкие люди анализируют себя и свои поступки, таким образом все шагающие по планете и разделены на самоанализ и полное его отсутствие…
- Умница! Вот именно- глуп и слаб! И это для человеческой массы совершенная аксиома. Он слаб, потому что вокруг него сплошной соблазн, он желает всего лучшего себе, он идет на преступления, чтобы это добыть любыми путями и наслаждаться, как можно дольше наслаждаться и потом умереть, оставив плохой запах от своего короткого присутствия на земле и целый список неумирающих вещей, за которые будут драться все, кто прошел мимо завещания. Но, где в Святом писании сказано, что человек рожден для постоянных наслаждений? Ты можешь себе представить, чтобы все, кто сейчас ходит по земле, удовлетворили бы все свои самые сокровенные желания в самых потаенных уголках сознания? Все были бы как-то счастливы, может быть псевдосчастливы и наслаждались бы ежесекундно разнообразными подачками этой жизни. Это был бы Божественный абсурд, которого всевышний не задумывал и не допустил изначально, следовательно, человек живущий, ищущий, ошибающийся, метущийся- это и есть его эксперимент. Проба силы духа подается на божьем конвейере для каждого отдельно для проявлений сатанизма или следованию по пути Господа Нашего. Однозначно, что во все века не могут быть люди счастливы, удовлетворены и согласны друг с другом, в чем лично я усматриваю гениальный замысел и сценарий невероятно интересной, длинной, божественной пьесы с музыкой не покаяния, а злости от свершенных неудач. Теперешняя почти пятилетняя война- закончилась, чтобы мир наконец-то вздохнул. Затем будут новые войны, ибо человек не ведает, что творит, а если и ведает, то делает это осознанно во зло ближнему своему, которое ему же и вернется. Никогда не будет этот мир наполнен согласием и терпением, никогда! Никто не выстроил ни одного государства, где сами люди создали бы для себя микромир счастья, покоя и наслаждения. Никто и никогда! Это ли не показатель великого эксперимента и экзамена уже старых и еще новых душ? Спасибо, Ги, что поучаствовал в моих утренних рассуждениях вслух. А теперь займемся большим делом, которое даст большие результаты во имя большей справедливости, чем нарисовано Иеронимом Босхом на его триптихе.
Пожилой Антонио задержал свой взгляд на полетах ласточек за окном. Они подлетали к гнездам, откуда высовывались открытые пищащие рты, что-то вкладывали и быстро возвращались в небеса. Продолжая обдумывать еще не написанное письмо, Антонио Карризи медленно подошел к большому дубовому креслу дантеска времен проторенессанса, покрытому готическими остроконечными орнаментами и удобно сел на бархатную подушку на сидении. Свою правую ладонь он положил на подлокотник в виде головы льва и продолжая перебирать янтарные четки, стал диктовать письмо, уставившись в одну точку на стене.
«Хвала Господу нашему, который никогда не даст нам предать забвению самых наших преданных друзей и проверенных слуг его! Здравствуй Дорогой Помпео Джеральдино Бартони Лука! Ремесло, которое ты выбрал тоже есть промысел Божий, ибо смотрящие на твой кукольный театр детские головы всегда делают выводы, как и взрослые, так и конечно же дети, ориентируясь в дне своем завтрашнем, никому не известном кроме Святой Церкви. С учетом наших архивных данных твоих исключительных подвигов во время прошедшей жесточайшей войны в Польше, Украине, России, Италии и Германии, наша святая паства решила не просто вспомнить о тебе, а и настоятельно рекомендует Тебе, дорогой По, снова послужить в легионах Всевышнего для осуществления целей и задач нашего Братства. Твое время, указанное свыше снова возродилось. Мы совершенно не видим твоего будущего в тяжелых скитаниях по испепеленной войной Европе с большим чемоданом набитом старыми куклами в разбитых сапогах и пустым кошельком. Жизнь, которую ты влачишь сейчас не достойна такого обученного и редкого человека, легко исполнявшего весьма особые поручения в ближайшем прошлом. Святая церковь в моем лице, снова пришла к тебе на помощь, ибо ты хранитель великой Веры в Господа нашего и крепкий солдат его Легионов, доказавший не раз собственную первосортность и особую подготовку! Я уполномочен тебе сказать от имени нашего Братства и Самого Его Святейшества –Наместника Бога, что снова пришел твой час, не меняя свой стиль выполнить наше поручение, строго следуя инструкциям, которые находятся в указанном месте, после восемнадцатой строки и этой точки(.) Напоминаю тебе, что наши глаза будут неустанно и в любое время суток, где- бы ты ни был, следить за твоими действиями и исполнением поставленной задачи. В этот ясный Божий день, когда мы снова вместе, несмотря на то, что между нами много километров, Святая Церковь приветствует тебя, Уважаемый По и готова повсюду сопровождать твою Веру во исполнение главной задачи – свершения справедливости на земле. Человек, передавший тебе это послание, передаст тебе и все остальное, необходимое для успешной работы во благо Святой нашей Веры! Последние твои гастроли по дальним деревням холодной послевоенной страны только подорвали твое здоровье, а тебе необходим совершенно другой более качественный образ жизни для дальнейшего служения Святой Церкви во благо Господа. Нам кажется, что тебе пора возвратиться на святую службу. Как ты заметил мы знаем где ты находишься, как живешь и чем зарабатываешь на жизнь. Дорогой По! Мы надеемся на твое исключительное благоразумие, острый ум, театральный талант и весьма редкие нужные навыки, приобретенные в специальном учебном заведении ZOND-R -9. Всегда помни, что Tempus Non Occurrit Regi (срок давности не влияет на наказание) будет сопровождать тебя и работать до того самого дня, когда Всевышний призовет тебе к себе! Дорогой По, ты всегда должен сознательно помнить, что ты находишься не один, а под защитой великого Братства и нашей Святой Церкви! Да прославится имя Господа нашего во веки веков! Помни, что Святая Церковь никогда не отдаст тебя на растерзание всем жаждущим немедленно твоей крови. Помпео! У нас осталось множество неоконченных дел во благо Братства. Внимательно изучи материалы и продолжи служить своей священной пастве, зарабатывая свое бессмертие. Где взять дальнейшие инструкции ты знаешь, там поют Великую мессу Небесной Тишины и ждут тебя каждый день! Я и все наши братья, мы молимся за тебя!»
Ги прекратил писать непонятные каракули и поднял голову, ожидая продолжения.
- Подпись поставь – Опидоль Амазоли!
- Извините, я боюсь сделать ошибку в подписи! – отметил Ги. - Вы впервые так подписываетесь!
- А тебе не нужно анализировать, когда и как я подписываюсь, твое дело зашифровывать услышанное! – громко и сурово констатировал Апостольский коммендатор. - Даю по слогам – Опи-доль Ама-золи! – спокойно отчеканил Карризи и встав с кресла подошел к столику секретаря. – Ну- ка, дай взглянуть! – Антонио медленно прошел глазами по непонятным строчкам похожим на старый восточный орнамент, вытащил из кармана черной сутаны небольшую бархатную коробочку в которой была специальная личная печать. Ги подложил под конец листа квадрат из каучука и Антонио аккуратно взяв печать за петлю, приложил ее к листу бумаги. Они оба посмотрели на лист, где появилась красная черепаха с большими передними ластами и третьим глазом во лбу. Это была личная печать Антонио Карризи, которая подтверждала исключительность данного текста и реальный приказ к исполнению от специальной службы особых миссий и поручений Ватикана. Взяв ручку, он согнулся и аккуратно вывел замысловатую фигурную роспись, тремя хвостиками букв дотронувшись до передних ласт черепахи. Печать с подписью были оформлены правильно. Большие часы, стоящие возле массивного секретера с сейфом, тихо пробили два часа дня. Антонио Корризи продолжал смотреть на исписанный лист бумаги и буквы стали исчезать на глазах одна за одной пока полностью весь текст не растворился. Перед коммендатором лежал обыкновенный лист бумаги, без печати и без подписи, без текста, но с тонкими золоченными краями. Тайнопись с азотнокислым никелем сделала свое дело. Тот, кто продиктовал это письмо улыбнулся и был полностью доволен результатом.
- Оставь меня, Ги! – отрешенно сказал Карризи и продолжая перебирать чётки снова подошел к окну с решетками. Секретарь быстро удалился в противоположной от входа двери. Небо менялось калейдоскопом облаков, разрывая облачные формы и их белоснежные судьбы. В другую дверь постучали и, не ожидая ответа Карризи, она бесшумно отворились.
- Я здесь ваше Преосвященство! – негромко сказал вошедший Томаззо, рассматривающий спину в черной длинной сутане.
- Ты снова пришел вовремя! Похвально…! Как твоя молодая жена? Доволен ли ты венчанием? Я надеюсь ты понимаешь, кто упросил почтенного Аббата провести священный обряд? – тихим голосом задавал вопросы коммендатор, сверкнув янтарным шариком с клочком крыла стрекозы внутри,- отныне ваш брак освящен до конца ваших дней, будет покоен и честно служи мне дальше!
- Ваше Преосвященство! Я и Ангелина очень вам благодарны, и я и она готовы в любое время служить Святой Церкви там, куда она пошлет меня или мою жену!
- Похвально. Церкви нужен ты, а не твоя красавица жена, она лишь залог твоего здоровья, продолжения рода и твоей комфортности. Однако слова твои ты выразил правильно от честного сердца. Мне понравилось. И не забывай никогда, что мы одно целое, мы всегда должны помогать друг другу. Итак, несмотря на то, что твое венчание свершилось только два дня назад и ты очень любишь свою жену и никто не хочет расставаться так быстро, есть очень важное поручение и ты должен выехать уже через три часа. Твой брак и Ватикан- это одно и то же, чтобы ты не выбрал, все едино. Маршрут, деньги, фотографии человека, описание задания, особую информацию и рядовые инструкции ты получишь в восьмой канцелярии. Более того, возьмешь там груз, целый чемодан, наполненный дорогими куклами из разных коллекций, передашь этот чемодан человеку по имени Помпео Лука лично в руки, передашь по списку в целости и сохранности. Оживишь химическое письмо у него на глазах, прочтешь шифр вслух и покажешь мою подпись и печать, затем все исчезнет, как обычно. Сразу после этого возвращайся назад в лоно Святой Церкви и к жене. Есть ли у тебя вопросы ко мне, дорогой Томаззо?
- Вопросов нет, я все понял! Разрешите исполнять? – дисциплинированно ответил сосредоточенный Томаззо.
- Если в твоем сердце затаились разочарование и недовольство, мне не хотелось бы чтобы ты приступал к выполнению моей просьбы. Это плохое начало сулящее множество потенциальных ошибок с твоей стороны.
- Ваше Преосвященство, я осознаю всю ответственность моей работы здесь. Ничего нет выше Святой Церкви, и, если она меня зовет на службу и ей нужна моя помощь, я, не задумываясь готов приступить к исполнению вашего поручения. Я не мыслю другого решения для себя! – на одном дыхании вымолвил Томаззо.
- Снова похвально. Ты не разочаровал меня ни разу, Томаззо. Ступай и я жду тебя через пару дней с докладом о выполнении! – не поворачиваясь к посланнику лицом закончил Карризи. Дверь закрылась и коммендатор сощурился от яркого солнца, выскочившего из-за большого облака. Он поднял свою правую руку с янтарными четками и посмотрел на солнечный свет сквозь большую янтарную каплю, в которой застыла перламутровая ракушка. Свет далекого солнца изогнулся в янтаре, зажег реликтовые отблески перламутра в раковине и исчез в глазах Антонио, соединив свет древнейший и свет нынешний. У него в голове закончилась логическая цепочка задуманного, он отвернулся от солнечных лучей, улыбнулся и опустил руку с янтарем. Наступило время обеда, за которым он обдумает все с самого начала и только потом поставит точку в собственных рассуждениях. Это была его привычка находить ответы на сложные вопросы и пускать анализ обдуманного по кругу уже не спотыкаясь о любые препятствия человеческого фактора. Антонио Карризи анализировал сложную циклическую цепочку индексированных документов, которые очень быстро снабжали его исчерпывающей информацией по той или иной проблеме или едким вопросам, где проколоться или поступить необдуманно означало бы не только конец карьере, но и конец жизни. Карризи осознавал, что Берлин представляет собой почти восемь миллионов квадратных метров руин, там идут восстановительные работы силами оставшегося населения и большими группами вернувшихся из разных стран немцев, поднявших вовремя руки вверх и выживших без вмешательства проведения или выдуманного людьми чуда. Не воспользоваться повсеместным немецким хаосом он не мог, это было повеление и большая подсказка от самого Господа. Люди называли руины Берлина – «собранием произведений Гитлера», но самому человеку с этой фамилией было уже совершенно безразлично, как его называли любимые немцы или кто-то еще. Берлин, по последним донесениям в Ватикан от преданных священников, издавал многокилометровое зловонье, перемешанное с запахами вареной капусты, мочи и концентрированных испарений. Карризи, как опытный кукольный дирижёр, хотел разыграть первый акт своей пьесы именно среди развалин Берлина, и именно в том месте, где посланник Ватикана Томаззо при любой проверке документов американцами или русскими, будет всегда на высоте. Посланник Карризи знал, как вести себя и разговаривать с любым патрулем и на любом пропускном пункте, он делал это в Мадриде, Париже, Варшаве, Кракове, Праге, Веймаре, Львове, Житомире и других городах, набитых патрулями еще во время войны. Задача была архисложная и многоходовая, чтобы допустить хотя бы одну ошибку даже в антураже происходящих событий. Руины Берлина – это был идеальный выбор для начала работы и готовая сцена для первого акта его пьесы. Не просто выбор, а декорации выдуманного футуристического театра, где никогда ничего не может быть расследовано, обследовано и анализировано. Время не то, совсем не то время. Карризи нужно было из самой дальней тени подобраться в святая святых к человеку интеллектуального высокомерия, презрения к простым смертным и полного социального снобизма. Именно для этого Антонио Карризи назначили для разработки, управления и осуществления важнейшим послевоенным направлением целого Святого Братства.
                5   
  На дверях восьмой канцелярии висела табличка «Держащий Библию – не умрет!». Постучав в дверь и не услышав ответа, Томаззо вошел во внутрь. За столом сидел толстый человек в черной сутане и с гладко- лысой головой. Его лоб был сморщен, напоминая кузнечные меха на окраине баварской деревни. На его крупном мясистом носу на самом его кончике, висели очки и как они не падали на стол, оставалось магической загадкой. Лысый человек быстро что-то писал на большом листе бумаги прикусив нижнюю губу от усердия и каллиграфически выводя старую латынь. Томаззо помнил правила поведения в канцелярии, где тишина оставалась эталоном для стен и посетителей. Он тихо прошел к креслу и так же тихо в него присел, не мешая толстяку выписывать тайные смыслы и скорректированные помыслы каких-то секретных подсчетов и рекомендаций.
- Ап-ччч-ххххи! – чихнул в сторону от листа начальник канцелярии и, быстро достав батистовый платок белоснежного цвета, утер им уже мокрые ноздри и рот.


Уважаемый читатель! Продолжение на авторском сайте.