Ранимое творчество

Художник сидел над чистым листом бумаги.  Ему требовалась небольшая разрядка. Картина, возле которой он простаивал каждый день по несколько часов, подвигалась так медленно, что порой казалось — ее и вовсе не закончить. Сейчас ему хотелось начать и тут же завершить какую-нибудь миниатюрную работу. Перед его глазами реяло множество интересных образов — нужно было подцепить один на кончик карандаша и рисовать,  пока волна вдохновения не пронесет на своем гребне через все водное пространство, выкинув затем на сушу — обессиленного и счастливого. С новым произведением. 
Но что-то мешало. Вот из глубин его сознания показался образ прекрасной девушки  — нежный овал лица вполоборота, тонкие черты лица, немного печальные глаза, глядящие вверх…. Вдруг образ померк, а на его месте появилось самодовольное лицо одногруппника из художественного училища. Он говорил, деловито поправляя очки: «Рисовать трогательных дев — это такая пошлость. Мне кажется, нет ничего проще, чем зафиксировать на бумаге образ идеальной девушки, который так угодливо подкинет сознание…. Гораздо сложнее найти красоту и очарование, когда рисуешь с натуры. И, возможно, даже не нравящегося тебе внешне человека. Нужно проникнуть в его душу… Полюбить ее и отразить физически». 
Художник мотнул головой, надеясь, что самодовольный одногруппник вылетит из нее. Так и получилось, но вместе с ним исчез и закритикованный образ девушки.  Вдруг на просторах сознания отразился всплывший в памяти мрачный лес… Такой зловещий, черный лес, простершийся вдоль ночной трассы, по которой они мчались ночью с друзьями на отцовской машине. Помнится, тогда ему было важно разобраться, что же волнует его больше — то, что он впервые в жизни совершает авантюрный поступок, без разрешения выкатив из гаража машину отца, когда как его водительский стаж составляет без году неделю, или же дело в природе… В этом бездонном небе, разлитой в воздухе свежести и влажности, движении черных деревьев, которые, кажется, кинулись бы на них, обратившись в чудовища, замедли машина скорость. 
Художник обрадовался, и бросился за палитрой красок…. Здесь уже не обойтись одним карандашом. Тут же на ум пришло высказывание его знакомой: «Знаешь, карандашом у тебя получается рисовать гораздо лучше. Не знаю, как это объяснить. Но рисунки выходят более цельными. А различные цвета словно сбивают тебя, ты комбинируешь их несколько хаотично, и упускаешь общее настроение»…
Художник вернулся за стол, к чистому листу бумаги, без красок.
Сердце было переполнено любовью, и требовало художественного выражения — но рука, зажимающая карандаш, никак не могла опустить грифель на поверхность листа. Каждая идея подвергалась критике — множество лиц смотрело на художника со смесью снисходительности и презрения, молча вопрошая: «И это все, на что ты способен?». Множество голосов высказывало свое безапелляционное мнение, уверяя, что видение художника ошибочно. Поучающие и оценивающие интонации. 
Волна вдохновения, которая обычно доставляла художнику столько удовольствия, сейчас пыталась накрыть его с головой и унести навечно на дно. В его сознании начался шторм из злых слов.
Теперь поставить грифель на бумагу было ещё сложнее.  Но художник стиснул зубы и провел первую линию. Затем ещё одну, и ещё…. Вода наполняла легкие, было трудно дышать, промокшая одежда казалась путами, мешающими спасительным движениям. Темное, грозовое небо было неотличимо от воды — все волновалось, бурлило, бесилось, грозилось убить. Художник стремительно двигал рукой над бумагой, боролся за жизнь и за творчество. 
До берега было ещё далеко: вода, которая может быть такой ласковой, обжигала тело холодом, сковывала, пыталась поглотить несчастного утопающего.
Художник закусил губу до крови и рисовал, рисовал, рисовал….
Прошло не меньше сорока минут. Художник словно очнулся.  Тучи разошлись. Светило яркое, доброе солнце, на небе не было ни единого облака. Вода успокоилась, теперь, будто подлизываясь, она тихонько подбиралась к босым ступням художника, лежащего не песке….Все дышало покоем и умиротворением. Он одержал победу над стихией. 
На столе лежал законченный рисунок.