Дегустатор ядов. Глава XII. Гордыня

XII. Гордыня.

Когда Этот-Один-Некто сказал - "Я буду твоими глазами",- он забыл упомянуть, что мы будем смотреть внутрь меня...


Ноги обе мои теперь напряженно подпирают матово-шершавую гладь ледника, я притянут, прилеплен, подвешен к нему гравитации силой бесцеремонно-внезапно... Пусть поверхность под ступнями левой и правой (в любом порядке) станет океаном статично-безбрежным, или хотя бы покажется мне таковым с высоты головы, раскачивающейся мерно на вершине неподвижной фигуры меня.
(-Замри! - шепчет мне четырьмя интонациями Несомненный-Единый-Один) но я... я ослушаюсь, осмотрюсь наверняка, и настолько же наверняка - не увижу вокруг ничего. У меня нет в этом ложном откровении зрительных глаз, ведь они будут Им...( Он так сказал... или Он ими?) От перестановки глаз и Его-Эпичной- Бессмысленности в предложении данном - суть не меняется.
(-Замри! - вновь змеится шепот, с четырех сторон расщепляясь по высоте, обращаясь доминант-септ-аккордом. - Ты можешь просто ****ь не шевелиться и не раскачивать этот ****ый ледник? Или как твои детские мысли его там нарисовали-придумали? Я сам тебе покажу...)
На этот раз я, наверняка ,повинуюсь. Не тут-то было - голова, что подобно плоду растет из шеи меня, опять начинает раскачиваться. Почему я подвешен вверх тормашками, а? Как нелепая перевернутая колонна-атлант, подпирающая бескрайний монолит, который теперь пусть мне кажется сводом морозных небес . С высоты незрячей головы без лица.
(-Вверх тормашками? Кто тебе это сказал? - вздыхает устало Все-Что-Угодно, - Разве НИЗ условно расположен не там же, где и источник притяжения тебя? Ты настолько склонен быть несчастным по своей природе, что предпочитаешь быть бьющимся в панике насекомым, приклеившимся к липкой ленте, нежели твердо стоящим на ногах разумным субъектом?)
- Это естественная особенность моего мозга! - возражаю я, - Стремление идти вопреки распорядку вещей... Физиологическая особенность мозга! Это мой больной протест!
(-Тогда болтайся вверх тормашками, - смеется Просто-Он, с четырех сторон вокруг упрямой перевернутой колонны-атланта, болтайся и смотри квартетом глаз, которыми я буду, как обещал.) Четыре оскаленных огненных пасти тут же вспыхивают вокруг моего атланта, распахиваются широко становясь глазами. Красный. Зеленый. Синий. Желтый. Выхватив из тьмы насекомое меня, они заставляют мой неподвижный стан расползтись по поверхности небесного ледника четырьмя цветными тенями крест-накрест. Теперь я вижу упрямого себя, как неподвижный центр яркого цветка четырехлистника. Такой смешной Я - упрямый цветок, выросший вверх тормашками. Почему несчастный? Я счастливый!
(- Пойдем - говорит Любой-Кем-Я-Его-Воображу - Посмотрим, как внутри тебя пусто -)


Цветок, являющийся мною, скользит плавно по морозному небу северным сиянием, квадроскопически наблюдаемым мною через Того-Который-Теперь-Мои-Глаза.
- Пусто? Да во мне бескрайние просторы! - возражаю я, но слышу звук, который четырежды смех, столько же раз саркастичный. - Я ведь могу обойтись без тебя! - обижается мой цветок. Насекомое Я в его центре смешно барахтается. - Вот смотри!- цветные лепестки-тени расползаются под растущими от любопытства огненными очами, сливаются в единое целое. Теперь это не цветок, но радужка громадного глаза, а в центре черным пятном я расширяюсь зрачком, стремительно разбегаясь в стороны, толкая-раздвигая выше упомянутую оную. В морозном небе растет и ширится черная прореха. Нет краев. Я могу расширяться бесконечно.
(- Я придаю тебе края, очерчивая своим светом, идиот, - смеется Разочаровавшийся-Во-Мне - Твоя гордыня - смертный грех. Прощай. И я тебя прощаю.)
Когда Этот-Четырежды-Никто сказал -"Я тебя прощаю"-, он забыл упомянуть, что мы больше никогда не встретимся.