Музыка

Пришла пора выбирать Наде занятие – и за Надю выбрали игру на скрипке.
«У нее длинные пальцы и чистый голос, отдайте ее в музыкальную школу», - посоветовала педагог.

Решено – и Наде торжественно вручили этот подходящий музыкальный инструмент, как самый легкий, что немаловажно при долгой дороге через линию в Дом Культуры, и наименее затратный, по сравнению с обучением игры на фортепиано.

Наде нравилось учиться играть на скрипке. В музыкальном классе она вынимала из футляра свою скрипку, долго канифолила смычок и старательно выводила ноты, внимательно вслушиваясь в издающийся звук.

«Надя, крещендо, делай сейчас крещендо», - покачивая в такт ногой, говорила Надина молоденькая учительница Ирина Кимовна.

Надя была влюблена в свою учительницу: стройная, белокурая, в вязаном сиреневом платье - Ирина Кимовна казалась ей верхом женской красоты, и Надя с испугом иногда вглядывалась в ее живот и проверяла: не округлился ли он, потому что когда они с мамой по воскресеньям ходили в общественную баню, то Надя замечала, что у молодых женщин часто бывали животики, в которых жили маленькие детки…

Правда, одно не нравилось Наде в ее Ирине Кимовне: она часто давала Наде задание потренироваться на каком-нибудь отрывке из этюда, а сама уходила в туалет. Через пять минут возвращалась – и от нее пахло табаком.

«Надя, руки ставь во вторую позицию здесь», - говорила она с сосулькой во рту, садясь обратно на стул.

И Надя ставила руки во вторую позицию и играла, а глаза ее скользили по солнечным зайчикам на стене, по старому паркету на полу, поднимались выше к распахнутому окну, откуда ветер приносил запах опадающих листьев с деревьев в парке…

Больше всего Надя любила перерывы между занятиями. Ожидая урок сольфеджио, которого она панически боялась, она любила прислушиваться к доносящимся звукам из полуоткрытых дверей классов, бродить по пустой неосвещенной сцене и разглядывать через замочную скважину таинственную гримерку.

Особенно ей нравилось наблюдать за девочками, которые занимались художественной гимнастикой в огромном классе с зеркалами до пола и с балетными опорами.

 Худенькие, с туго завязанными в кички волосами, в белых чешках и в коротеньких юбочках – они казались Наде непростительными счастливицами, и она молча завидовала им, гордо проходя мимо них со своей скрипкой.

Надя иногда тревожно разглядывала себя в зеркало, пытаясь определить, так ли она хороша, как они. «Нет, ты не хороша, потому что у тебя нет такого красивого костюма с короткой юбочкой», - говорило в ответ зеркало с маминого трюмо.

И Надя решила накопить на этот чудесный гимнастический наряд. Она будет находить монетки (нашла же она пятачок недавно в бане!) и сама купит свою мечту, и тогда мама, наконец, согласится водить ее еще и на художественную гимнастику…

«Что ты любишь больше всего на свете делать?» - спросили бы вы Надю. И она, не раздумывая, ответила бы: «Танцевать!».

Танцевала Надя под музыку, которую привозил папа. Поэтому папа для Нади был инопланетным существом в голубом бадлоне и в синих джинсах, который видел мир под названием «заграница», в котором жили только исключительно красивые и счастливые люди, как та тетенька с пакета Marlboro, и, конечно, они сочиняли такую волшебную и чарующую музыку.

Поэтому Надя всегда с трепетом мчалась в любую погоду с похорошевшей вмиг мамой на почту, чтобы в телефонной кабине услышать такой знакомый голос: «Здравствуйте, родные мои. Как вы там?..» и, закрыв глаза, представляла, как она стоит с ним рядом в городе Бордо или Копенгагене…

Поэтому стоило Наде остаться одной, как она включала магнитофон «Астра» и бобины начинали крутить волнующую музыку, в которую с головой погружалась Надя. Время останавливалось, улетучивались неприятности, и Надя уже парила где-то высоко в небе, целиком и полностью отдаваясь ритму манящей музыки. А КАК при этом она танцевала, Надя затруднилась бы ответить – она танцевала бессознательно, не разучивая при этом сложных па.

Однажды Надя пришла из библиотеки с маленькой книжкой в руках, и мир перевернулся, когда она открыла первую страницу. Читая автобиографию Анны Павловой, в которой великая балерина рассказывала о своем детстве и первых шагах на сцене, Надя плакала и смеялась, находя в ней много общего со своей любовью к музыке и с непреодолимым желанием танцевать. И Надя вдруг поняла, чего же она хочет на самом деле и какая главная и единственная цель в ее жизни: она представила себя на огромной освещенной сцене, живущей одним дыханьем с музыкой, где она будет восхищать своим танцем сидящих в зале людей, среди которых будут и девочки-гимнастки из Дома Культуры…

- Мама, мамочка, послушай меня, - срывающимся от волнения голосом говорила Надя. – Отдай меня в балет, пожалуйста, я умоляю тебя!
- Надя, быть балериной – это очень изнуряющая профессия. Они уходят на пенсию инвалидами уже в тридцать лет и в день едят одну вареную морковку и половину шоколадки.
- Мамочка, я буду есть только одну морковку, только отдай меня в балет!, - заплакала от предчувствия непоправимого Надя.
- Нет, Надя, нет, - качала головой мама. Я не смогу возить тебя каждый день в Ленинград в балетную школу, и кроме того, ты не поступишь туда. Ты уже слишком взрослая для этого и у тебя нет никакой подготовки. Кроме того, при поступлении смотрят на комплекцию родителей – а я, и папа, и бабуля, и дед – все полные. И ты вырастишь, и будешь полной! Тебя не возьмут!

Надя еще долго лежала на кровати, глотая слезы с широко открытыми глазами и бессмысленно смотрела в потолок. Это было первое в жизни Надино горе – горькое, непоправимое, тоскливое…

Занялось утро, и все пошло своим обычным чередом – подъем, завтрак, школа, скрипка…

«Ну и пусть, - думала Надя, когда день успокоился и она с облегчением легла в кровать.- Я все равно буду всегда мысленно танцевать, когда буду ехать в электричке, или делать уроки, или… И Надя мечтательно закрыла глаза…