Особенные люди

Сегодня Надя - дежурная в классе. Прогремел последний звонок, постепенно затихли детские голоса, школьная столовая с запахами выпечки и супа закрылась на замок, а в раздевалке остались ожидать завтрашнего дня одинокие крючки на обнаженных серых стенах.

Надя, размахивая пустым ведром, идет по широкому коридору. Половицы под ней натружено скрипят, ведь они ежедневно выдерживают так много торопливо бегущих детских ног!

Надя проходит мимо актового зала и заглядывает туда. Когда идет урок пения, дети садятся вон на те кресла, а Валерий Павлович берет свой аккордеон и начинает играть. Никто не любит этот урок пения, потому что на нем нужно было петь неинтересные песни: про войну или про Родину. А Надя видела по глазам Валерия Павловича, что он сильно обижался на ребят за их невнимание и стеклянную, ничем не прикрытую скуку на лицах. И какого же было удивление Валерия Павловича, когда однажды, на его дежурный вопрос: «Кто хочет встать и спеть песню «Подмосковные вечера?» какая-то неведомая сила заставила Надю робко поднять руку. Он радостно заторопился и пригласил Надю выйти вперед.

«Не слышны в саду даже шо-ро-хи», - затянула Надя дрожащим от волнения голосом. «Ну и пусть они смеются. Мне все равно», - сердито думала она, глядя на насмешливые лица одноклассников…

Надя закрывает дверь в актовый зал и вдруг встречается глазами с учителем рисования, с маленьким, толстеньким, лысеющим Борисом Петровичем, который торопливо спускался вниз, натягивая на себя коричневый плащ. По мнению Нади, у него были самые добрые и лучистые на свете глаза. Она и не припомнит, когда он на кого-нибудь повышал голос, или делал замечание, или спорил с кем-то. Он со всеми соглашался, даже когда его выселяли из класса другие учителя и он потом пол-урока бродил с детьми по коридору, чтобы найти свободный кабинет, умел внимательно выслушать, терпеливо объяснял, никогда не сердился, поэтому дети, даже самые тихие и послушные, на его уроках буквально стояли на голове, громко галдели, стараясь перекричать друг друга и могли запросто устроить шумные игры в догонялки прямо в классе. Правильно ли он поступал? Кто знает, но одно Надя знала точно – исключительно все дети из поколения в поколение любили его всем сердцем, и он отвечал им тем же, и когда однажды ошалевшая от веселья Юлька вслух назвала его давней кличкой «Борпет», он не сказал ни слова, и даже сделал вид, что ничего не слышал…

Да, конечно, были и такие учителя, с которыми дети спорили, и даже конфликтовали, а иногда неосторожные слова учителя могли очень больно ранить неокрепшую детскую душу. Надя никогда не забудет один случай, когда одна учительница, в оживленном разговоре с детьми на уроке, вдруг спросила Надину одноклассницу, что она, наверное, совсем забыла свою маму, которая умерла? Девочка молча встала и вышла из класса. В воздухе повисло тяжелое молчание, и учительница, дабы оправдаться перед детьми, поучительно сказала: «Нет, она видимо, ее не забыла»...

Были и такие учителя, над которыми дети подтрунивали: из-за пряди волос, выбившийся из парика, из-за огромных в пол-лица круглых очков, из-за смешной мешковатой юбки, а были и такие, которыми искренне восхищались.

Ничто, ничто, не могло утаиться от внимательных детских глаз. Даже на контрольной по математике, склоняясь над школьными тетрадками, девочки косились на новую кофточку учительницы и улавливали нежный шлейф ее духов, когда она проходила мимо рядов парт. Они отчаянно стремились быть похожими на нее, соперничали между собой за ее внимание, возводили в идеал, который не имел права на малейшую ошибку, неосторожный взгляд или несправедливое слово. И многие учителя с честью выдерживали это серьезное испытание, хотя, наверное, и не догадывались, НАСКОЛЬКО они были объектом пристального внимания учеников.

А один раз учительница русского языка, затронув самую животрепещущую тему, вдруг с улыбкой сказала: «Вот вы думаете, что только вы знаете, что такое любовь? А я тоже ее знала, когда стояла в подъезде со своим любимым человеком, и голова кружилась от счастья, и земля уходила из-под ног…».

Ну и дела! И это говорит наша учительница? Не может быть! Она ведь, наверное, как родилась – так и стала сразу учительницей русского языка и литературы в нашей школе, а подъезде – это кто-то другой стоял, совсем не она!

…Учителя были одними из первых, кто был с детьми и в радости, и в беде, и Надя это ощутила на самой себе.

Однажды на уроке, размышляя над трудным упражнением, Надя вдруг услышала, что ее зовет учительница. Подняв голову, и встретившись с ней глазами, Надя вдруг поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое. Маргарита Михайловна тихим голосом сказала Наде, чтобы она встала, собрала свои вещи и вышла в коридор, там ее ждет мама. За доли секунды Надя собрала портфель, уже понимая, что произошло. Выйдя за дверь, она посмотрела на маму и спросила: «Бабуля умерла, да?» Мама молча кивнула. Пока она шла за Надей, она так и не смогла найти нужных слов, чтобы объяснить ей, что ее бабули больше нет, а Надя вдруг сама все поняла…
Надя остро чувствовала эту мощную, энергетическую, почти осязаемую связь детей с этими особенными людьми – учителями, которые вроде бы и не родственники, и не давние соседи, но абсолютно точно – родные люди, и со временем она поняла всю ценность этой духовной близости, быть может, самую значимую на свете.

 Поддавшись благодарному порыву, Надя даже сочинила какой-то несуразный стишок, который начинался словами: «Зачем иду на нулевой? Я – не отличник, не герой…» и потом ее любимая учительница читала его вслух перед всем классом и красной от смущения Надей. Но, честное слово, этот порыв был совершенно искренним.