Лерка

Наконец, солнце стало пригревать все сильнее: оно повоевало с огромными глыбами снега, превратив их в жалкие грязные лужи, в которых тут же огалдело принялись купаться воробьи, заставило распушиться вербу маленькими меховыми комочками, наполнило воздух щемящим ароматом пробуждающейся земли от долгой зимней спячки.

Лерка, машинально перепрыгивая ручейки на сверкающем от солнца мокром асфальте, вдруг с удивлением почувствовала, что повсеместное и дружное пробуждение со всех фронтов природы каким-то чудесным образом взаимодействует и с ней.

Ее молодое тело, помимо ее воли, ласкалось к солнечному теплу, стремясь вырваться из теплого пальто, заставляло вдыхать широкой грудью пьянящий весенний воздух, будоражило кровь смутными желаниями.

На мгновение поддавшись всеобщему ликованию, Лерка вдруг осадила себя, тяжело вздохнув. Сорвав по дороге веточку с проклевывающимися почками, она стала яростно рассекать ею воздух, а потом, чувствуя, как к горлу подступают непрошенные слезы, выкинула ее прочь и поспешила домой.

Дверь открыла мама, и внимательно посмотрев на дочь, спросила, будет ли она обедать. Лерка, торопливо сняв сапоги и скинув с себя пальто, стремительно прошла в свою комнату, буркнув мимоходом, что не голодна.

Мама, покачав головой, посмотрела ей вслед. Сколько еще времени она будет ломать эту комедию с несчастной любовью? «Бедовая моя девочка, - с грустью думала мама, убирая тарелки обратно со стола. – Каких дров она еще наломает со своим характером?»

А у Лерки и вправду был бедовый, отчаянный характер. Вспыльчивая, своевольная, неуступчивая. Дружить - так до гробовой доски, смеяться - так до упаду, спорить - так до хрипоты, плакать - так навзрыд. И вот, нежданно-негаданно пришло время первой взрослой любви…

«Не заладилось, не удалось, не срослось… Ну, что ж! Перемелется – мука будет», - такие слова-утешения на нее решительно не действовали.

Обескураженная, задыхающаяся от отчаяния, Лерка не знала теперь, как остановить в себе, а главное – скрыть, запустившийся механизм пробуждения женской любви: руки искали горячих объятий, губы настойчиво хотели целовать, а все тело ее, такое порывистое и трепетное, до физической боли изнывало от желания несбывшейся близости.

И ей казалось, что все кругом, даже прохожие, знают об этой ее тайне, и что они тычут за ее спиной пальцами и усмехаются над ней.

«Ну и пусть. Мне все равно, - устало думала Лерка, стоя у окна и наблюдая, как легкий ветерок раскачивал ветви деревьев, готовые вот-вот поднатужиться и выпустить на белый свет нежные младенческие листочки. Она тоже была похожа на большую, разбухшую почку, только которой не удалось счастливо разрешиться от тяжелого бремени.

Не желая оставлять свою дочь одну в большом, уже пыльном городе на летние каникулы, мама объявила ей, что сразу после окончания ее институтских экзаменов они вместе уедут в деревню на все лето. Лерка не высказала особого сопротивления на этот счет, так как ей было все равно, где предаваться своим горестным раздумьям, и вот она уже едет в поезде, прислонив разгоряченный лоб к холодному стеклу, и веселая проводница спрашивает у Лерки, хочет ли она чаю?

Предположения мамы относительно смены настроения дочери в деревне действительно стали сбываться: она с любопытством стала разбирать свои старые детские вещи, обустраивать девичью комнатку в доме, бродить по саду вокруг фруктовых деревьев; глаза ее, наконец, заблестели, на щеках появился легкий румянец, а взгляд уже не казался таким пугающе-отсутствующим, как в городе.

А однажды, покупая продукты в сельском магазине, Лерка вдруг услышала за своей  спиной знакомый сиплый голос. Обернувшись, она тут же узнала своего давнего друга детства – Костю Трофимова, с которым они, вместе с другими деревенскими ребятами, и в походы ходили, и песни пели, и на мотоцикле гоняли, и яблоки соседские воровали… Эх, да разве вспомнишь все и сразу?

- Лерка, - Костя широко улыбается, и глаза у него от этого становятся маленькими, как щелочки. Видно было, что он тоже рад неожиданной встрече.- Куда ж ты пропала, прошлым летом совсем не приезжала в нашу С***?

- Костик, - неожиданно звонко затараторила та. – Мне столько надо рассказать тебе. Столько… - протянула она и, широко раздвинув руки, убедительно показала Косте эту невысказанную горькую глыбу, которая вдруг перестала казаться для нее тайной.

- Зайдешь за мной вечером? – добавила она горячим шепотом.

Лерка в скором времени окончательно пришла в себя. Точнее, к ней вернулось ее обычное, взбалмашное настроение, будто бы и не было ее недавнего горя. Мама не без тревоги следила за ее поведением, но все же считала, что лучше уж пусть будет так.

С Костей Лерка виделась часто, несколько раз в неделю, он заезжал за ней на своей старой бордовой Ниве и они уезжали гулять либо к озеру, либо разжигали костер в лесу, на их старом детском месте. При ярком свете огня здесь было необычно видеть друг друга спустя много времени: Лерка с любопытством разглядывала возмужавшего Костика, который сильными руками ломал ветки, осторожно подкладывая их в костер, а Костя мельком останавливал взгляд на подвижном лице Лерки: она непрерывно то что-то рассказывала, то горячо убеждала в чем-то, то неудержимо хохотала, то предавалась меланхолии и замолкала. Он слушал ее с интересом, поддакивал, а иногда также задумывался о чем-то своем.

Однажды внезапно начавшийся летний дождь согнал их со своего места, заставив побежать к машине. Промокшие, запыхавшиеся, они бухнулись на сиденья, и от нечего делать стали крутить радио. Руки их встретились, и Костя не успел опомниться, как Лерка одним прыжком очутилась у него на коленях, крепко обняла его за шею и поцеловала долгим, горячим и влажным поцелуем.

Костя, судорожно вздохнув, рассеянно захлопал своими белесыми глазами на Лерку и сначала попытался освободиться от ее объятий, но вдруг заразившись от нее шальной, безудержной, яростной энергией, крепко прижал к себе.

Лерка торжествовала. Она не ходила по улице, а летала. Ей казалось, что она нашла, наконец, того самого, единственного и любимого, на всю - на всю жизнь! И при этом счастливо улыбалась, размышляя о том, что отчего же раньше она не обращала на него никакого внимания? Купаясь в этих радужных мыслях, она не заметила сразу, что вскоре их встречи с Костиком по разным причинам, убедительным и не очень, стали все реже и реже. Ей и в голову не могло придти, что бушующее пламя, наконец, нашедшее лазейку и вырвавшееся на свободу, может вскоре потухнуть, совершенно без видимой на то причины.

Однажды вечером она сидела на открытой веранде и с замиранием сердца прислушивалась к звукам редко проезжавших по проселочной дороге машин. Но нет! Ни одна из них не останавливалась рядом с Леркиным домом.

От охватившего ее тревожного предчувствия, Лерка больше не могла усидеть на одном месте: она встала, открыла калитку и вышла на улицу. Темнело, воздух благоухал ароматами садовых цветов, кузнечики громко стрекотали в высокой сочной траве. Чутко прислушиваясь к вечерним деревенским звукам, она неслышными шагами тихо пошла в сторону озера.

Но Костика нигде не было видно: ни у озера, ни у их места, где они жгли костер, ни даже на деревенских танцах. Отчаявшись его найти, Лерка тоскливо уже брела обратно домой, как вдруг увидела его сидящим на скамейке у своего дома.

- Костик!- она кинулась к нему. - Где ты был, я всюду тебя искала!

- Лерка! – Костя взял ее руки в свои, не дав им себя обнять. – Лера,- повторил он, запинаясь, и больше ничего не смог произнести, и только хлопал своими виноватыми белесыми глазами.

Лерка смотрела на него, задыхаясь от волнения, и все надеялась на чудо: вдруг сейчас он улыбнется и крепко ее обнимет?

- Костя, - заглядывая ему в глаза, тихо сказала, наконец, Лерка. Ей стало жалко своего Костика. – Я все знаю, что ты хочешь мне сказать. Ты не любишь меня, да? Я – бедовая, моя мама так говорит про меня. Я хотела… Я думала… А ты… А ты мне просто под руку попался, - вдруг выпалила она.

Не в силах больше смотреть на него и гонимая мучительным стыдом, Лерка отвернулась и быстрым шагом пошла назад. От выступивших слез она не видела перед собой дороги, они все катились и катились по ее щекам: горячие, соленые, скапливаясь у подбородка и капая вниз крупными каплями.

Но вместе с тем, она вдруг почувствовала долгожданное облегчение, и впервые за всю эту череду любовных лихорадок, свободно и спокойно вздохнула полной грудью. Должно быть, также вздыхает выздоравливающий, медленно приходя в себя после тяжелой и продолжительной болезни.