Как мы съели Гришковца

Как мы съели Гришковца.
(Трагикомедия в стиле долби сюраудн)

Действующие лица:

Семён – редактор информационно-литературной газеты «Не спи в метро!». Молодой человек лет тридцати-сорока, одет в домашние тапочки, тельняшку и треники «abibas».
Он сидит за столом, на котором еды ещё много, а выпивка закончилась.

Юрик - капитан воздушно-десантных войск. Молодой человек лет тридцати-сорока, одет в домашние тапочки, тельняшку и штаны парадной формы ВДВ. Он тоже сидит за столом, на котором еды ещё много, а выпивка закончилась.

Тоха (Антон) - музыкант, лидер регги - группы «Три ноля ноль». Молодой человек лет тридцати-сорока, одет в армейские ботинки украинских воздушно-десантных войск, тельняшку, джинсы, в старый плащ жены Семёна, на голове у него разноцветный вязаный берет. Он не сидит за столом, на котором еды ещё много, а выпивка закончилась. Он сейчас в ночном маркете покупает две бутылки водки.

Семён, Юрик, Тоха – когда-то, когда ещё был Советский Союз, служили в ВДВ. Они нашли друг друга в интернете. Нашли и встретились. Хотя, впрочем, последние 17 лет они прожили в одном городе.

На сцене… да ну, какая там сцена – обычная кухня стандартной квартиры двенадцатиэтажной «польки».

На кухне – всё, чему положено быть на кухне, тут было. Стол, четыре табурета, микроволновка, холодильник, газовая плита, посуда. Но, кроме того, тут ещё были колонки домашнего кинотеатра и прикрученный к стене плазменный экран.

На экране домашнего кинотеатра – так ведь это и так понятно: коль трое мужиков собрались в отсутствии жён вспомнить армейскую юность, то на экране может быть только то, чего в этой армейской юности не хватало. Конечно же, там были женщины - женщины спутникового порноканала. Их вздохи и охи система "долби сюрраунд" разносила по всей квартире, но друзьям, которые не видели друг друга больше двадцати лет, на этих развратных баб было наплевать.

Туалет - туалет как туалет, ничего особенного. Унитаз, рулон туалетной бумаги.

 
      
- Вот ты мне, пожалуйста, объясни - как писатель читателю - объясни, где у нас в современной литературе Толстые с Гоголями, а? - горячился капитан украинских  воздушн-десантных войск. – Где Драйзнеры с Бальзаками? Нету! Там, всё больше какие-то Гришковцы с Бергбедерами, а литература где?

Тут необходимо заметить, что такая высокоинтеллектуальная беседа между старыми друзьями возникла лишь по одной причине: выпито уж было достаточно и хотелось ещё, а гонец, посланный за добавкой ещё не вернулся.

- Да ну, какой я писатель! Так, редактор..., – оправдывался Сёма перед бывшим сослуживцем. – Но Гришковца ты напрасно обижаешь. Он ведь о нашем поколении пишет. Талантище! Я когда его читаю - душой отдыхаю!
- Говно это, а не литература! – рубанул Юрик. – Неужели ты веришь в то, что этот писающий морячок мог съесть собаку? Ну, может, пару кусочков он и проглотил, не разжевывая, но вряд ли больше. Если ты думаешь, что этот слабак мог съесть целую собаку, значит ты не раскусил главного: Гришковец - чтиво для не по любви трахающейся интеллигенции.
- Чего это вдруг? – возмутился редактор газеты «Не спи в метро!» - Я вот и по любви трахаюсь, и Гришковец мне нравится.
- Да и потом, всякий, кто служил при «совке» с узбеками или корейцами, пробовал плов с собакой. Еда как еда, ничего особенного, – Юра никак не хотел признавать калининградского драматурга гением.
- Собаку-то все ели, и мы с тобой тоже, только он первый, кто в этом признался - вот ведь в чём штука. Ты бы взял и написал книгу про то, как мы ели ночью в столовке плов Махмуда! Но ведь ты же этого не написал, а он написал и стал знаменитым. И всё потому, что первый из нас признался: «Да, мол, съел собаку. Стыдно, но съел», – парировал Семён.
- А мне не стыдно! Десантник вообще должен, ради выполнения поставленной задачи, не только собаку, если что, но и кошку с мышкой, а то и вовсе - такого писателя, как твой Гришковец, съесть и глазом не моргнуть. Короче, не раскусил ты его. Он просто - сопливый декадент, скрывающий за многоточиями отсутствие хотя бы элементарной сюжетной линии.– «Вот это я дал!» сам себе удивился мысленно офицер, но виду не показал и вслух добавил: - Короче, ещё раз повторяю, - это самое настоящее говно и к литературе не имеет никакого отношения!

Спор двух изрядно поддавших друзей начинал выходить за рамки цивилизованной дискуссии. Последние слова офицера заставили редактора нахмуриться.
Сёма встал и со словами: «Это ты не раскусил! Я… я…» ушёл с кухни, но тут же вернулся с книгой в руках. - Я… Я-то как раз, в отличие от некоторых, всё как надо раскусил. Вот смотри! Как я раскусил! – бывший советский десантник открыл перед носом нынешнего парашютиста книгу, на обложке которой красовалась надпись «Как я съел собаку», после чего он аккуратно извлёк из переплёта титульный лист с дарственной надписью «Любимому от Иришки! Алушта, 2006.», отложил его в сторону, а затем вырвал следующую страницу, запихнул её себе в рот.
На секунду такой аргумент противостоящей стороны привёл офицера воздушно-десантных войск в замешательство, но уже в следующее мгновение он вырвал из Гришковца сразу две страницы, скомкал их в шар, демонстративно широко открыл рот и, положив туда бумажный ком, стал его медленно жевать.
Бумага подарочного экземпляра Гришковца жеванию поддавалась с трудом. Она скрипела на зубах, и звук этот неприятными мурашками пробегал по спинам пожирателей мелованных страниц. Впрочем, того, кто служил в советской армии, остановить мурашками не возможно. Выпучив друг на друга глаза, они практически одновременно проглотили каждый свою порцию литературного произведения.
Один к двум явный перевес в поедании пьесы был на стороне воздушно-десантных войск. Редактора «Не спи в метро!» такой результат удовлетворить не мог. Семён хлебнул пивка, высмыкнул из книги несколько страниц и стал зубами отрывать от них куски. Таким образом он достаточно быстро расправился с шестью или семью листами. В свою очередь, и его оппонент прибегнул к новой тактике. Юрик взял в руки то, что осталось от книги, и стал планомерно выедать из неё оставшиеся страницы.
На экране плазменной панели кудрявая блондинка насиловала двух здоровенных негров. Негры стонали и время от времени выкрикивали немецкие слова: «Гут, гут... Зер гут… Дас ист…» Однако любителям современной литературы было не до спутниковых извращений. Сёма и Юра в считанные минуты расправились с содержанием книги и теперь смотрели на лежащую перед ними на столе обложку.
Если бы книга была кораблём, то тогда, чтобы не достаться врагу капитан открыл бы кингстоны и под «Прощанье славянки» героически затопил бы славный крейсер «Как я съел собаку». Но книга - не корабль, и её капитан – драматург Гришковец - был далеко от места бесславной гибели своего произведения.
Наступала решающая минута. Ни один из книгоедов не решался первым отведать распластавшийся глянец. Опрокинув по стаканчику пива, Юра и Сёма, молча, одновременно кивнули в сторону обложки: «Мол, давай, побеждай!». При этом каждый демонстрировал готовность уступить. Однако это была только видимость. Не проронив ни слова, они ухватились каждый за ближайший к нему край обложки. Каждый рванул в свою сторону. Лицевая часть досталась офицеру, тыльная - редактору. Крепко вцепившись зубами в добытое, соперники надеялись на быструю победу, но не тут-то было. Обложка не поддавалась. Знатоки современной литературы предприняли ещё пару попыток. Но даже малейшего кусочка отгрызть никому не удалось.

 - Ну, что - ничья? – предложил капитан воздушно-десантных войск.
 - Чего это вдруг? Раз уж начали, идём до конца, – не сдавался редактор газеты «Не спи в метро!».
- Так ведь это сжевать под силу, разве что, хомяку, да и то бешеному? – заметил Юрик.
- А давай сварим его! – предложил Сёма.
- Кого? – Не понял военный.
- Гришковца. Возьмём и сварим, – уточнил редактор. – Сварим и потом съедим его.
- Кто первый его после варки съест, тот и прав! Договорились?
- По рукам! – принял Сёма предложение товарища.
         
Когда остатки Гришковца погрузили в кипящую воду, по квартире распространилась жуткая вонь. Хозяин квартиры открыл форточку. Морозный февральский воздух, ворвавшись в дом, заставил экстремальных кулинаров поежиться и вспомнить о гонце.

- Ни Тохи, ни добавки! – офицер начинал скучать.
- Может, его милиция приняла? У него вид и так неважный, а он ещё Иркин плащ нацепил. Кстати, он ведь в твоих ботинках ушёл, – заметил редактор.
- Гений! Что с него возьмёшь? - констатировал Юрик.
- Ты, кстати, Антохины песни слышал?- поинтересовался Сёма. - Ничего так - нормально.
- Да, слышал. Он их мне по дороге к тебе в машине крутил. Как по мне, так ерунда, я такое не слушаю. Мне больше его армейские вещи нравятся. А это его нынешнее творчество - для обкуренной молодёжи, как, впрочем, и твой Гришковец…
Звонок в дверь не дал литературной теме вновь развернуться.
- Фу, что за штын? – первым делом поинтересовался вернувшийся гонец, выгружая из-за пазухи бутылки с водкой,.
- Остатки Гришковца варим! – сообщил с довольным видом Юрик.
- Не понял? – поморщился Тоха. – Чего вы тут варите?
Сёма снял со стоящей на плите, кипящей кастрюли крышку и показал серо-бурое с фиолетовым оттенком варево.
- Вот остатки Гришковца. Думаю, готово! Солить будем?- обратился он уже к другому своему товарищу.
- И посолить, и поперчить. В обязательном порядке. – Поддержал Сёмину инициативу Юрик.
- Ну, вы, ребята, тут без меня нормально развлекаетесь. – В голосе музыканта звучало недоумение. - А чего это вы только обложку от Гришковца решили съесть.
- Да мы внутренности в сыром виде употребили, а обложка жестковата оказалась, вот и варим, – ответил Сёма так, словно он сейчас не остатки литературного произведения варил, а кусок говядины.
Редактор газеты «Не спи в метро!» сыпанул в кастрюлю соли, черного душистого перца, кинул пару лавровых листьев, накрыл кастрюлю крышкой и предложил выпить.
- За нас - мужиков! – Дружно рявкнули сослуживцы и опрокинули по полстакана.
Выпив ещё по одной, стали по новой вспоминать падлюку замполита, добряка старшину, первый прыжок с парашютом, зимние учения на Равва-Русской и как ели плов с собачатиной. Тут-то и пришло время остатков Гришковца.
- Слушайте, мужики, вы чё - на самом деле книгу съели? - думая, что друзья его разыграли, вернулся к литературной теме Антон.
- Съели! – почти синхронно подтвердили книгоеды.
- Блин! А на фига? – не унимался Тоха.
Первым начал объяснять Сёма:
- Понимаешь, Антоша, Юрик считает, что современная литература - говно, а я с ним не согласен.
- Так... а зачем книгу на говно было переводить? – никак не мог сообразить музыкант.
- Да оно как-то так само собой получилось, – присоединился к разговору Юрик. – Слово за слово - и съели Гришковца. Правда, не совсем.
Офицер покосился на кастрюлю и закончил мысль:
- В общем, согласно определившимся правилам дискуссии, мы решили, кто быстрее съест «Как я съел собаку», тот и прав.
- А, тогда понятно. Прикольно...
С этими словами Тоха решительно встал, снял со стены мясную вилку, поставил перед спорщиками тарелки, подошёл к плите ловко подцепил из кастрюли первый кусок остатков Гришковца - плюхнул его на тарелку, стоящую перед поклонником драматурга. Затем выудил вторую часть обложки и отправил ее в тарелку хулителя современной литературы, посмотрел на часы и заявил:
- Господа, я готов быть вашим секундантом.

Душистый перец и лавровый лист сделали запах разварившегося глянца совершенно невыносимым. Дуэлянты с отвращением посмотрели на то, что им предстояло съесть. Это была слизь серо-фиолетового цвета. По бурым разводам на поверхности остатков, которые достались Сёме, можно было еще прочесть название произведения и даже название издательства, которое эту книгу напечатало. Юрику повезло ещё больше: портрет автора выдержал термическую обработку и практически не пострадал. Таким образом, капитан воздушно-десантных войск получил возможность проглотить не просто нечто отвратительное, а конкретного представителя ненавистной ему современной литературы.

Антон налил книжным обжорам по полстакана водки, вручил им ножи с вилками и скомандовал:
- Внимание, господа! Кушать подано! Время пошло!
Пока Семён с Юрой наперегонки запихивались тем, что осталось от Гришковца, лидер группы «Три ноля ноль» напевал что-то из Боба Марли. В качестве аккомпанемента выступали "долби сюрраунд"-стоны спутниковых порноактеров.
Тактики дуэлянтов существенно отличались. Редактор газеты орудовал ножом и вилкой: первым делом нарезал разварившуюся картонку на лапшу, после чего стал одну за другой поедать скользкие полоски. Капитан воздушно-десантных войск использовал только вилку: словно спагетти намотал свою часть модного издания вокруг столового прибора и сразу отправил в рот весь кусок. Дальше ему оставалось пережевать и проглотить свой кусок обложки, но сделать это было ох как не просто. С накатывающим время от времени рвотным рефлексом бывшие воины советских ВДВ справлялись крайне просто - они его игнорировали. Когда же Гришковец начинал было лезть обратно, оба спорщика помогали себе руками и запихивали вываливающиеся фрагменты скользкой картонки подальше в горло.
«Бум, бум, бам!» трижды ударил секундант освободившейся от варева кастрюлей себя по лбу и таким способом зафиксировал победу в культурологическом споре.
- 3 минуты 14 секунд - новый мировой рекорд пожирания модного писателя! Победу одержал офицер воздушно-десантных войск, поклонник классической литературы, наш друг Юрик! – огласил Тоха и, обращаясь к поверженному редактору газеты "Не спи в метро!", улыбаясь сообщил:
- Сёма, говно этот ваш Гришковец! Теперь-то уж точно говно.
Больше в этот вечер к литературной теме троица не возвращалась. Дальше, вплоть до самого утра, они только пили и в который раз вспоминали: падлюку замполита, добряка старшину, первый прыжок с парашютом, зимние учения на Равва-Русской и как ели ночью плов с собачатиной.

На следующий день Сёму с Тохой разбудил громкий смех товарища. Друзья обнаружили Юрика в туалете. Он стоял со спущенными штанами возле унитаза и смеялся. Картина эта друзей, честно говоря, несколько озадачила. Но когда редактор и музыкант увидели то, что так развеселило офицера, они разразились гомерическим хохотом. В унитазе из горки кала выглядывал фрагмент съеденного накануне произведения. На уцелевшем листочке отчетливо читалась фраза из Гришковца:
…если много раз произнести слово «много» - «много», «много», «много»… - то оно распадётся на звуки и потеряет смысл...
Все трое смеялись до слез. Впрочем правильнее было сказать и так: друзья оборжались до коликов в животе ...