Возмездье стратега или в когтях у ведьмы. 19 глава

19

     Утром следующего дня корабль с нашим героем и его попутчиками   вошел в гавань Лехея и вскоре пристал к одному из причалов, где уже ожидали десятка три грузчиков, которые поспешили сюда, едва заметили приближение новоприбывшего судна. Они первые узнали о нападении на него пиратов.
     Когда стали сносить с корабля и складывать на набережной тела убитых, около этого места быстро образовалась толпа сбежавшихся людей. Их внимание так было занято трупами и расспросами о том, что произошло, что никто не подметил как подозрительно тяжелы корзины Пифодора, которые с трудом проносили мимо них грузчики и грузили на подводы.
     Как ни хотелось нашему герою поскорее встретиться с возлюбленной, он решил в первую очередь позаботиться о сохранности своего богатства. Хранение денег во все времена было не простой задачей, а в древности, пожалуй, особенно. Правители государств имели тщательно охраняемые крепости с сокровищницами. В храмах тоже были сокровищницы, правда, не так тщательно охраняемые, поскольку считалось, что божье имущество оберегает судьба. Разбойники обзаводились кладами. Большинству же греков приходилось тогда хранить деньги у себя дома, даже если они составляли крупный капитал. Для этого использовались кладовые с крепкими дверями и замками. Тем не менее проникнуть в них часто было не так уж трудно, поскольку многие постройки возводились тогда из сырцовых кирпичей. Порой грабители проламывали стену дома, на который совершали нападение. Впрочем, взаимовыручка соседей и жестокие наказания, предусмотренные законом за грабеж, в значительной степени служили гарантией безопасности сбережений. К тому же большие накопления часто закапывали под полом: только члены семьи могли знать – где именно. Многие обращали деньги в векселя, отдавая их людям, очень напоминающим своей деятельностью нынешних банкиров. Те кредитовали купцов, владельцев судов, рудников, разного рода промыслов, мастерских, всевозможных подрядчиков, завоевателей и др. Как и сейчас деньги вкладчиков могли принести доход, а могли и пропасть. Также и в военное время никто не был уверен в безопасности своего имущества.
     Пифодор понимал, что поскорее нужно приобрести дом, где можно сложить золото. Он велел извозчикам ехать на агору Коринфа. Там наш герой без труда нашел человека, занимающегося продажей недвижимости.
     – Здравствуй, я Даимах, сын Евмолпида. Скажи, чего хочешь? – спросил тот.
     – И ты тоже будь здоров. Мне нужен самый хороший дом из тех, что ты можешь продать, в богатых кварталах, – ответил наш герой, который уже забыл, что собирался жить скромно.
     – О, у меня есть один очень хороший дом. Очень хороший. Но очень дорого будет.
     – Давай, веди туда.
     Дом сразу понравился Пифодору. Он был большой, двухэтажный, с внутренним двориком, превосходно обустроенный внутри, и ни чем не уступал тому, в котором наш герой провел свое детство в Коринфе, а также дому Агесилая в Аргосе.
     Когда Пифодор расплатился и Даимах закончил составлять купчую, последний воскликнул:
     – Надо же, этот дом как будто ждал тебя! Ведь я долго не мог продать его. Почти полгода. Всем казалось слишком дорого. Клянусь Гермесом, он ждал именно тебя!
     – А кто жил в нем?
     – Мне поручила продать его вдова. Ее дочери повыходили замуж. У них теперь свои дома. Она переехала жить к какой-то из них. Такой хороший дом пустовал так долго.
     Еще находясь на агоре, Пифодор купил большие прочные бронзовые замки. Раб продавца замков быстро, умело прикрепил их: один – ко входной двери взамен бывшего, другой –  к двери кладовой, куда Пифодор велел сложить золото.
     Оставив Трофия сторожить дом, наш герой, не смотря на полдневную жару, отправился к Гирпеллиде.
     Встреча с ней оказалась совсем не такой, какой он себе представлял, и очень разочаровала его поначалу. Гетера не бросилась ему на шею с криком: «Наконец-то!» Правда, она расдостно и удивленно произнесла: «Как уже? Ты уже вернулся, Пентакион, мой милый александриец?» Но почему Пентакион, почему александриец?! Как быстро она забыла его имя и то, что он из Аргоса! Неужели она все-таки любит его не так сильно, как ему казалось?!
     Хотя Пифодор был чрезвычайно огорчен, он, тем не менее, мгновенно сообразил какую выгоду получает благодаря забывчивости возлюбленной. Теперь не придется объяснять ей почему, вернувшись из Дельф, он решил вдруг жить не под своим именем, скрывать что аргивянин, не придется опасаться, что она не сможет хранить его тайну. Заметим, кстати, что не пришлось нашему герою беспокоиться и по поводу того, что и Трофий где-нибудь проговорится о том, что купивший его человек во время плавания на корабле имел одно имя, а на суше у него оказалось другое: вскоре Пифодору представился случай убедиться, что тот совершенно забыл имя своего нового хозяина. Впрочем, неудивительно, ведь слышал он его только раз, причем непосредственно перед началом такогого происшествия, после какого немудрено что-либо забыть. В дальнейшем же звал Пифодора исключительно владыкой вплоть до той поры, события которой нам еще предстоит описать.
     Гирпеллида сказала нашему герою, что она не сможет принять его потому, что во-первых, – у нее теперь новый постоянный возлюбленный, который хорошо платит ей, во-вторых, он очень ревнивый, в-третьих, – приходит не в одно определенное время, а когда ему вздумается, может прийти в любой момент, даже сейчас.
     Все перед глазами Пифодора словно качнулось и поплыло. Он отказывался верить услышанному. Да можно ли такому поверить – тому, что Гирпеллида уже разлюбила его, та, которая еще недавно клялась ему в своей любви, говорила, что никогда ни с кем не бывала так счастлива, как с ним?! Разве она не обещала, что когда он вернется из Дельф, то будет принадлежать только ему одному, так долго, сколько он пожелает?! А он хочет жить с ней всю жизнь! Но теперь это невозможно, теперь все пропало, все потеряно, рушатся все его мечты! Как он сможет жить без Гирпеллиды, этой красивейшей женщины, ее нежных губ, без тех ее дивных ласк, от которых получал немыслимые наслаждения?! Она лишает его самого упоительного, самого прекрасного, самого ценного из того, что он познал в своей жизни! Словно вознеся на восхитительную, лучезарную высоту Олимпа, она низвергает его в бездну! Ему предстоит вернуться к прежней жизни – к жизни без Гирпеллиды! Но это теперь будет другая жизнь, не та, что он вел раньше. Теперь бытие его будет безрадостным, мрачным, невыносимым! Он и в самом деле опустится в бездну, бездну серого омерзительного прозябания. Жизнь без Гирпеллиды – это уже не жизнь, а тягостное, никчемное существование. О, как он понимает теперь тех мужчин, которые разоренные и отвергнутые гетерами отправляются на войну искать смерть в бою или закалывают себя на пороге жестокой возлюбленной!
     Пифодор принялся умолять Гирпеллиду вернуть прежние отношения, старался растрогать ее слезами, зная, что мужчины так поступают, потеряв расположение гетеры (как правило, по причине своих финансовых затруднений). Тут надо заметить, что эллины не видели в мужских слезах ничего постыдного: они считались лишь проявлением сильных чувств. Поэтому наш герой позволил себе такую слабость, хотя недавно ни страх смерти, ни отчаяние не выдавили из его глаз ни слезинки.
     Гирпеллида усмехнулась и сказала:       
     – Сколько у тебя денег, мальчик?
     – Много, – ответил Пифодор, не понимая, почему любимая  это  справшивает. Ведь она же говорила ему, что любит его не ради денег, что будь он даже гол как сокол, то все равно его любила бы.
     – Много?! Так я и поверила! Все, кто из Дельф возвращаются прижимисты в расплате: неудивительно – поистратились там. Был бы ты местный – домой бы сбегал за деньгами. А ты из Александрии. Ой, как далеко! Давай-давай, уходи поскорей. А то, боюсь, Филоскаф сейчас придет. Да он побьет меня, если тебя здесь увидит!
     «Так неужели дело только в этом, в деньгах?! – хотя с досадой и обидой, но в то же время обрадовнно подумал Пифодор. Он сейчас же спросил сколько ей платит Филоскаф, а, узнав, предложил вдвое больше.
     У гетеры от изумления и радости округлились глаза.
     – Ой, врешь, клянусь Афродитой, врешь, Пентакион! Откуда у тебя?! Ведь ты только из Дельф вернулся. Знаю я таких. Чего только не обещают, когда очень хочется. А когда дело до расплаты дойдет, так только вас и видели.
     – Клянусь всеми двенадцатью богами, я не вру, Гирпеллида!
     – Тогда дай задаток, чтобы я поверила.
     Пифодор дал гетере все содержимое своего пояса, в котором находилось не мало золотых.
     Явно довольная Гирпеллида велела служанке:
     – Не принимай больше Филоскафа. Скажи ему, что если хочет вернуть меня, то пусть будет пощедрее.
     Гетера бросилась нашему герою на шею и стала страстно целовать. Потом она увлекла его за собой в спальню и сполна вознаградила за все дни разлуки и заставила забыть нанесенную обиду.
     Когда Гирпеллида узнала, что Пифодор поселился в Коринфе, причем ради нее, да еще приглашает жить с ним в его доме, к тому же находящемся в богатой части города, то необычайно обрадовалась, чрезвычайно была польщена и горда. Немногие гетеры жили в доме любовника. Для них это считалось большой честью. Делая такое предложение, Пифодор рассчитывал более расположить к себе возлюбленную и уберечь ее от встречи с другими поклонниками.
     Но Гирпеллида, поняв как сильно влюблен в нее молодой человек, не преминула воспользоваться его предложением для того, чтобы требовать еще большего увеличения вознаграждения за свои услуги, хотя обычно польщенные гетеры в подобных случаях так не поступали. Пифодор принял все ее условия. Эту ночь оба провели на новом месте.
     Утром следующего дня наш герой проснулся, чувствуя себя истинно счастливым. Съев завтрак, приготовленный служанкой Гирпеллиды, он и гетера снова предались любовным наслаждениям. Пифодор не удержался от того, чтобы похвастать перед возлюбленной своими сокровищами. Гирпеллида была поражена и очень обрадована. Она приласкалась к Пифодору и стала сетовать на то, что при таком богатстве он слишком скуп, снова принялась просить значительно увеличить размеры своего содержания. На какое-то мгновение Пифодор опешил, обескураженный огромными суммами, которые придется выплатить, но потом со словами: «Милая, неужели ты думаешь, что золото мне дороже, чем ты?! Клянусь Афродитой, я все для тебя сделаю!» – согласился, и в самом деле, готовый отдать ей чуть ли не все свои богатства.
     При первом же удобном случае, оставшись с ним наедине, Трофий сказал ему:
     – Владыка, что ты делаешь?! Зачем ты балуешь ее?! Она же тебя по миру пустит! Эти гетеры такие жадные и наглые. Скольких мужчин они разорили, особенно молодых, как ты! Мне совсем не хочется попасть к новому хозяину из-за этой девки.
     – Отстань! Не хватало еще, чтобы меня безмозглый раб учил! – отмахнулся с неудовольствием Пифодор. – Сходи-ка лучше на площадь: к обеду и ужину что-нибудь купи.
     – Чего изволишь, владыка?
     – Хлеба, вина, плодов каких-нибудь. Приправу из рыбы не забудь. На вот тебе деньги.
     Вернувшись с рынка, Трофий сообщил:
     – Владыка, тебя по всему городу ищут.
     – Кто ищет?! – насторожился Пифодор.
     – Глашатаи. Еще какие-то мужи, кажется, стражники.
     Сердце Пифодора вздрогнуло и учащенно забилось. Напуганный сообщением Трофия, он вначале не мог даже говорить. «Как узнали обо мне?! Неужто кто-то рассказал, кто попозже из Дельф прибыл?! Как же быть?! Как быть?! Все пропало! Опять какое-то божество преследует меня! Ну кто, кто из богов так упорно пытается погубить меня?! Надо бежать, бежать скорее?! Но как?! А если Гирпеллида не захочет следовать за мной?! Не так уж она любит меня, оказывается. Но она любит золото. Она поедет со мной, поедет. Ради моего золота. Надо спешить! Надо действовать! Лишь бы успеть. Сейчас пошлю Трофия за извозчиком», – стремительно проносились в голове мысли.
     – А я им говорю, этим, что ищут тебя, – я их троих по пути встретил, – хватит орать: я как раз слуга того, кого вы ищите. Сейчас пойду и скажу ему,– дошли до сознания слова, которые продолжал говорить Трофий.
     – Ты,.. ты так сказал?! Прямо так и сказал?! – в отчаянии, с возмущением и ужасом воскликнул Пифодор.
     – Да. Владыка, что с тобою?! На тебе лица нет. И весь ты такой,.. такой,.. ну, совсем как на корабле тогда, когда драчка та началась. На тебя находит это что ли временами? Но тогда-то понятно почему. А сейчас-то почему нашло?
     И тут Пифодор понял, в какую нелепую, смешную ситуацию попал, слишком легко поддавшись паническому страху.
     «Если б меня хотели схватить, то, конечно, сразу бы пришли сюда вместе с Трофием. Да и не может быть, чтобы здесь уже было известно, как меня зовут и что я сын Аристея», – рассудил он и спросил:
     – А что они кричали. Глашатаи?
     – Они кричали, что ищут того героя, который спас корабль от пиратов.
     Пифодор ощутил необычайное облегчение.
     – Они ищут тебя, чтобы пригласить в Пританей (примечание: здание, где заседали пританы). Кажется, тебя наградить хотят, – говорил Трофий. 
     – О, награды мне понравилось получать! Сейчас же пойду!
     От радости Пифодор забыл даже об обеде и сразу отправился в Пританей.
     Пританей находился в группе общественных зданий рядом с агорой. Наш герой шел через нее.
     Как ни спешил, он все же не мог не задержаться, привлеченный необычайным оживлением, происходившим перед восточным портиком площади. Там столпилось человек сто, звучали ритмичные наигрыши флейты, то и дело раздавались аплодисменты, восхищенные возгласы. Протиснувшись сквозь толпу, Пифодор увидел мускулистого мужчину в одной набедренной повязке, держащего в руках копье. Вдруг он воткнул его себе в живот да так, что оно далеко вышло по другую сторону тела. Все, кто это видели, разом ахнули. А за торчащее из спины древко ухватился руками ловкий, гибкий мальчик и стал неистово вращаться вокруг него и выполнять другие поразительные трюки. Потом из-за колонн стои вышел невысокий сухощавый мужчина в пестрых одеждах, мешковато сидевших на нем. Он проглотил куриное яйцо и сразу затем вынул его из своего уха, а потом стал подходить к стоявшим поблизости зрителям и вынимать из их ушей или ноздрей у кого перстень, у кого – брошь, у кого – браслет. Реакция толпы на его действия оказалась неодинаковой: одни восхищались, аплодировали, другие в испуге пятились. Кто-то рядом с Пифодором проговорил: «Вот бестия, всех обворует и только его и видели». Многие стали уходить, опасаясь за содержимое своих поясов. По этой же причине вышел из толпы и Пифодор. Правда, уходя, он кинул несколько монет под ноги флейтистки, где их уже было не мало…
     Вход в Пританей украшал изящный портик. Между колоннами стояли на страже воины. Пифодор сказал им, что он тот человек, который спас корабль от пиратов, и кого разыскивают пританы. Один из караульных проводил его внутрь здания.
     Наш герой очутился в квадратной зале с закругляющейся задней стеной. Первое, что он увидел, это яркое пламя посередине небольшой площадки. То был государственный очаг, огонь в котором поддерживался постоянно. Рядом с ним находился жертвенник. Вокруг площадки амфитеатром длинными ступенями располагались каменные скамьи. На них сидели пританы – степенные мужи, в дорогих с красивыми узорами туниках и гиматиях. Их совет посменно заседал круглосуточно, верша внутреннюю и внешнюю политику города-государства. Фигуры пританов, облаченные в цветные одежды и окрашенные рыжеватыми оттенками от света костра, нечетко выделялись в легком, стоявшем здесь мареве. Ощущался запах угара, но помещение было задымлено слабо благодаря специальной системе окон и дверей, которые создавали проветривающий сквозняк.
     Стражник сообщил пританам кого привел.
     В середине передней скамьи у задней стены находилось каменное сиденье наподобие кресла. Приветственно подняв руку, с него встал высокий сухощавый горбоносый старик, с хорошо сохранившимися длинными седыми волосами, одетый в красную тунику и синий гиматий, затканные золотом.
     – Ну, входи, входи, герой, любимец Ареса! Мы ждали тебя! – воскликнул он и, обходя пылающий очаг, вышел навстречу Пифодору. Старик обнял вошедшего и покрыл его голову поцелуями, сказав:
     – Так вот ты какой, сын мой! Ну, с виду не богатырь вроде. Но доблестью своей, воинским умением ты, конечно же, достоен высокой похвалы.
     Затем, приосанившись, он с пафосом произнес:
     –  Я – Ликофрон, сын Никерата, – председатель Совета. Я и присутствующие здесь, а в нашем лице и весь Коринф, приветствуем тебя!   
     Зал наполнился гулким шумом – пританы выкрикивали возгласы приветствия.
     – И вы тоже будьте здоровы! – воскликнул Пифодор, польщенный, гордый, радостный. – Меня зовут Пентакион. Я из Александрии Египетской.
     – А мы уж думали, что ты покинул наш город: посыльных по всем гостиницам, по всем рынкам разослали – нигде нет тебя. Уж хотели по притонам и домам гетер поискать – там многие приезжие пропадают.
     – Ну, если опять меня будете искать, – ответил Пифодор – то знайте, что я живу в доме, который немного поодаль от храма Артемиды. Буду жить там постоянно. В Александрию возвращаться не собираюсь.
     – Так ты, так ты, сын мой, у нас здесь остаешься?! Будешь жить здесь, в Коринфе?! – удивленно и обрадовано воскликнул Ликофрон. – Это хорошо, очень хорошо! Такие люди нужны Коринфу. Одним хорошим бойцом у нас теперь будет больше.
     Пританы вокруг одобрительно зашумели.
     – Мы очень довольны твоим намерением, но скажи, Пентакион, почему ты не хочешь возвращаться на Родину, а решил поселиться здесь, у нас? – спросил Ликофрон.
     – Я,.. я восхищен вашим городом. Я считаю, что в Элладе, да и во всем мире нет другого города столь же прекрасного.
     Эти слова необычайно польстили патриотически настроенным членам Совета. Они разразились еще более громкими одобряющими восклицаниями.
     – Ну что ж давай, давай, рассказывай, – сказал Ликофрон и возвратился на свое место.
     – Что рассказывать? – почему-то спросил Пифодор, хотя, конечно, хорошо понимал, что от него хотят услышать.
     Пока шел сюда из дома, наш герой успел сочинить хорошо продуманную историю своего прошлого и теперь врал, как ему казалось, весьма правдоподобно. Он вглядывался с опаской в лица слушателей и к радости своей ни у кого не находил выражения сомнения. Все глядели на него приветливо, с полным доверием и участливо. Это успокоило и воодушевило его. Он побыстрее перешел к рассказу о происшествии на корабле, что позволило избежать опасных для него расспросов об Александрии Египетской (еще раньше он дал себе слово побольше узнать о ней, чтобы не попасть впросак при встрече с человеком хорошо осведомленном об этом городе). Описывая победу над пиратами, он, конечно, умолчал о своем малодушном поведении в начале боя и не удержался от того чтобы украсить повествование щедрым вымыслом. Однако скоро был вынужден обуздать фантазию, заметив изумленно-недоумевающие взгляды, а на некоторых лицах даже недоверчивую ухмылку, словно говорившую: «Ладно, ври-ври да не завирайся. Мы тоже видали виды и хорошо знаем, что может быть, а чего не может быть в боевом столкновении».
     Когда Пифодор закончил рассказ, Ликофрон произнес:
     – Прекрасно, сын мой! Теперь узнай, что весь Коринф только и говорит о твоем подвиге. Корабельщики сказали о тебе, и Молва, как свойственно этой богине, быстро облетела весь город. Народ хочет видеть тебя, познакомиться с тобой. Мы хотим просить тебя рассказать на Народном Собрании то, что ты рассказал нам здесь.
     – Конечно, расскажу! С удовольствием! Почту это приглашение за большую честь для меня, клянусь Аресом!
     – Вот и прекрасно. Собрание будет уже завтра. Мы так и так собирались его проводить, поскольку кой-какие судебные дела накопились. 
     – Аминид, посылай глашатаев народ известить, пусть завтра ждут сигнал трубача, – обратился Ликофрон к какому-то мужчине, сидевшему у входа. Тот сразу встал и вышел. Послышалось как он подзывает кого-то.
     – А ты, сын мой, – сказал председатель Совета Пифодору, –  приходи завтра утром к театру. Можешь к самому началу собрания не приходить – мы сперва
судебные дела будем разбирать. Но постарайся, чтобы тебя ждать не пришлось. А теперь, – Ликофрон опять обратился к сидевшим на скамьях, – совершим возлияние богам, чтобы собрание прошло при благих предзнаменованиях! Леарх, где ты?!
     К жертвеннику подошел красивый юноша в венке, должно быть, Леарх, с золотым кубком, в котором было вино.
     Поприсутствовав при церемонии возлияния и, помолившись вместе со всеми, наш герой вышел из Пританея и направился домой.